Страница:
- Ребята, за дровами, быстрее!
А Лидия Егоровна объявила:
- Пока будет готовиться обед, несколько человек с Семеном сходят в поселок за продуктами.
- И я пойду, и я! - обрадованно закричал Гера.
- Хорошо, и ты. Зачем же кричать? - удивилась учительница.
Кричать, конечно, было ни к чему. Но ведь она не знала, как Гере надо попасть в поселок! Чтобы осуществить намеченный план, он должен получить новые сведения. А без разведки их разве добудешь?
Только Семен возразил:
- Нет, Гусельников должен подготовить место для костра - он же костровой.
- Да я потом, - сказал Гера. - Успею.
- Когда же успеешь? - вмешалась и Альбина. - Обед уже варить надо.
И пришлось Гере расчищать место для костра. А это тоже не просто. Земля сухая, твердая, железный штырь не входит, звенит и пружинит. У Геры даже руки заболели, а штырь не укреплялся, вешать на него железное коромысло с ведрами было опасно. Кое-как сделал. И все время волновался: уйдет Семен с ребятами за продуктами! А они бы уже давно ушли, да спасло Герку непредвиденное: пропал главный хозяйственник - Толстый Макс. Ребята, которые собирали дрова, сказали, что он был с ними. Стали аукать. Швидько нигде не было. Лидия Егоровна забеспокоилась. Вдруг Дроздик закричал: «Да вот он!» Все сбежались и увидели: Толстый: Макс сидит на дереве, смотрит, как суетятся ребята, и ухмыляется.
- Сойди сейчас же, - сказала Лидия Егоровна. Он слез, что-то жуя. Карманы у него были набиты дикими яблочками - кислицей.
- Ты слышал, как тебя искали? - спросила Лидия Егоровна.
Швидько хихикнул:
- Так я же здесь был, никуда не делся.
- Он еще издевается! - возмутилась Альбина. - Хозяйственник называется.
- Иди к костру, Максим, - сказала учительница.
- А у костра костровой, - сказал Швидько.
Он еще спорил! Да хотел опять схитрить: Герку оставить, а сам - в поселок. Только ничего из этого не вышло - пришлось отойти к костру.
А Гера все-таки пошел с Семеном и ребятами в поселок. И тут ему сразу повезло. Пока покупали в магазинчике продукты, Гера вышел на крыльцо и увидел Гутю - она тоже с ними пошла за молоком, в руках у нее было пустое ведро. А рядом с Гутей стояла какая-то девчушка, лет десяти, белобрысая, в светлом платье, босая. Девчушка тыкала пальцем в невзрачное растение с острыми листьями и что-то объясняла Гуте. Гера прислушался.
- Это называется колючка, - говорила белобрысая. - После дождя сюда, в ямочки, наливается вода. Как постоит три дня, можно голову мыть. Волосы лучше растут. Я всегда мою.
Гера фыркнул: моет, а у самой не растут - короткие, как перья. Девчонка услышала фырканье, замолчала, насупилась. Гутя сказала:
- Что ты фыркаешь? Она про разные растения иного знает, вот я у нее и спрашиваю.
«Может, она и про то знает, что мне нужно?» - подумал Гера. И спросил у девчонки:
- А партизаны у вас есть?
- Конечно, - ответила белобрысая. - Тебе каких?
- Как «каких»? - не понял Гера.
- Ну, с Отечественной или с гражданской?
- Мне с гражданской, - ответил Гера и посмотрел на Гутю. А Гутя посмотрела на него. И кивнула - вроде поняла, зачем ему это нужно.
- С гражданской у нас один дедушка Кондрат остался, - ответила девчонка. - С Отечественной много, а дедушка еще с гражданской. Он у нас в школе выступал, рядом живет. Хочешь отведу?
Гера опять посмотрел на Гутю. Она опять вроде одобрила - кивнула.
Дедушку Кондрата - сухонького, лысого старика - застали во дворе. Он сидел на табурете, подложив на колени, тряпицу, и перебирал семена, круглые, как горошины.
- Здравствуйте, дедушка, - сказала белобрысая. - Вот городские пионеры-туристы. Хотят поговорить с вами.
Дед смахнул семена в руку. Гера заметил: жилистая рука у деда - черная, а со стороны ладошки совсем белая. Будто с одной стороны загорела. Глядя подслеповатыми глазами, дед пожевал впалым ртом и проворчал:
- Говорить, говорить… Не наговорились еще.
- Вы партизан? - спросил Гера.
- Было, - кивнул дед.
- Расскажите, как вы беляка связали, - напомнила белобрысая.
Дед опять кивнул:
- И это было. Связали, в штаб приволокли.
- А как вокзал брали? Глаза старика оживились.
- Удачный налет был. Врасплох захватили. На вокзале народ, а мы в караульное. Понька Рудой: «Не шевелись!» Беляки и опешили. Стали мы оружие выносить. Их начальник бросился, а Понька выстрелил. Караульный свалился, публика в панику. Мы трофей на себя и восвояси. Казаки с криком трусят: «Зеленые, зеленые». А мы в горы.
- А расскажите, дедушка… - не унималась белобрысая. Она, должно быть, наизусть знала все дедовы воспоминания и рассказы. Но Геру интересовало совсем другое.
И он спросил:
- А Степана Бондаря вы знали?
- Кого? - напряг слух дед Кондрат.
- Степана Бондаря.
- Бондарев? Знаю, знаю.
- Да не Бондарев, а Бондарь! Степан Бондарь. Дед подумал, опять пожевал губами.
- Был такой, был, - закивал он.
- Видели вы его?
- Да нет, видать не видал. Его все знали, да мало кто видел.
- Почему это?
- Хоронился, должно. Бондарь-то… Засекреченный был. Но он все знал.
- Знал, где спрятано, да?
- Что спрятано?
- Ну, знал, где спрятано, - повторил Гера.
- Не пойму, про что толкуешь. Бондарь, он про то знал, когда нашим отрядам в бой. Как новый приказ по отряду, так знай - Бондарь привез.
- Откуда привез?
- Из центра, должно. У нас центр-то в Левой щели был.
- А где эта Левая щель?
- Туда - за горами.
- В Новоматвеевке?
- Да нет, подале будет. А Бондарь в Новоматвеевке бывал, это уж точно.
- Пошли, - шепнула белобрысая. - Устал дедушка. Потом договорите.
Гера вышел на улицу, все время оглядываясь на старика. То, что он услышал, было поразительно: Степан Бондарь бывал везде, в Алюке, Новоматвеевке и Левой щели. Привозил приказы, все о нем слышали, но мало кто видел. Значит, не простой он партизан?
Так кто же он?…
НОВЫЕ ОСЛОЖНЕНИЯ
НЕОЖИДАННАЯ СОЮЗНИЦА
ТУРИСТАМ И ДОЖДЬ НИПОЧЕМ!
ЗНАКОМСТВО ПРОДОЛЖАЕТСЯ
А Лидия Егоровна объявила:
- Пока будет готовиться обед, несколько человек с Семеном сходят в поселок за продуктами.
- И я пойду, и я! - обрадованно закричал Гера.
- Хорошо, и ты. Зачем же кричать? - удивилась учительница.
Кричать, конечно, было ни к чему. Но ведь она не знала, как Гере надо попасть в поселок! Чтобы осуществить намеченный план, он должен получить новые сведения. А без разведки их разве добудешь?
Только Семен возразил:
- Нет, Гусельников должен подготовить место для костра - он же костровой.
- Да я потом, - сказал Гера. - Успею.
- Когда же успеешь? - вмешалась и Альбина. - Обед уже варить надо.
И пришлось Гере расчищать место для костра. А это тоже не просто. Земля сухая, твердая, железный штырь не входит, звенит и пружинит. У Геры даже руки заболели, а штырь не укреплялся, вешать на него железное коромысло с ведрами было опасно. Кое-как сделал. И все время волновался: уйдет Семен с ребятами за продуктами! А они бы уже давно ушли, да спасло Герку непредвиденное: пропал главный хозяйственник - Толстый Макс. Ребята, которые собирали дрова, сказали, что он был с ними. Стали аукать. Швидько нигде не было. Лидия Егоровна забеспокоилась. Вдруг Дроздик закричал: «Да вот он!» Все сбежались и увидели: Толстый: Макс сидит на дереве, смотрит, как суетятся ребята, и ухмыляется.
- Сойди сейчас же, - сказала Лидия Егоровна. Он слез, что-то жуя. Карманы у него были набиты дикими яблочками - кислицей.
- Ты слышал, как тебя искали? - спросила Лидия Егоровна.
Швидько хихикнул:
- Так я же здесь был, никуда не делся.
- Он еще издевается! - возмутилась Альбина. - Хозяйственник называется.
- Иди к костру, Максим, - сказала учительница.
- А у костра костровой, - сказал Швидько.
Он еще спорил! Да хотел опять схитрить: Герку оставить, а сам - в поселок. Только ничего из этого не вышло - пришлось отойти к костру.
А Гера все-таки пошел с Семеном и ребятами в поселок. И тут ему сразу повезло. Пока покупали в магазинчике продукты, Гера вышел на крыльцо и увидел Гутю - она тоже с ними пошла за молоком, в руках у нее было пустое ведро. А рядом с Гутей стояла какая-то девчушка, лет десяти, белобрысая, в светлом платье, босая. Девчушка тыкала пальцем в невзрачное растение с острыми листьями и что-то объясняла Гуте. Гера прислушался.
- Это называется колючка, - говорила белобрысая. - После дождя сюда, в ямочки, наливается вода. Как постоит три дня, можно голову мыть. Волосы лучше растут. Я всегда мою.
Гера фыркнул: моет, а у самой не растут - короткие, как перья. Девчонка услышала фырканье, замолчала, насупилась. Гутя сказала:
- Что ты фыркаешь? Она про разные растения иного знает, вот я у нее и спрашиваю.
«Может, она и про то знает, что мне нужно?» - подумал Гера. И спросил у девчонки:
- А партизаны у вас есть?
- Конечно, - ответила белобрысая. - Тебе каких?
- Как «каких»? - не понял Гера.
- Ну, с Отечественной или с гражданской?
- Мне с гражданской, - ответил Гера и посмотрел на Гутю. А Гутя посмотрела на него. И кивнула - вроде поняла, зачем ему это нужно.
- С гражданской у нас один дедушка Кондрат остался, - ответила девчонка. - С Отечественной много, а дедушка еще с гражданской. Он у нас в школе выступал, рядом живет. Хочешь отведу?
Гера опять посмотрел на Гутю. Она опять вроде одобрила - кивнула.
Дедушку Кондрата - сухонького, лысого старика - застали во дворе. Он сидел на табурете, подложив на колени, тряпицу, и перебирал семена, круглые, как горошины.
- Здравствуйте, дедушка, - сказала белобрысая. - Вот городские пионеры-туристы. Хотят поговорить с вами.
Дед смахнул семена в руку. Гера заметил: жилистая рука у деда - черная, а со стороны ладошки совсем белая. Будто с одной стороны загорела. Глядя подслеповатыми глазами, дед пожевал впалым ртом и проворчал:
- Говорить, говорить… Не наговорились еще.
- Вы партизан? - спросил Гера.
- Было, - кивнул дед.
- Расскажите, как вы беляка связали, - напомнила белобрысая.
Дед опять кивнул:
- И это было. Связали, в штаб приволокли.
- А как вокзал брали? Глаза старика оживились.
- Удачный налет был. Врасплох захватили. На вокзале народ, а мы в караульное. Понька Рудой: «Не шевелись!» Беляки и опешили. Стали мы оружие выносить. Их начальник бросился, а Понька выстрелил. Караульный свалился, публика в панику. Мы трофей на себя и восвояси. Казаки с криком трусят: «Зеленые, зеленые». А мы в горы.
- А расскажите, дедушка… - не унималась белобрысая. Она, должно быть, наизусть знала все дедовы воспоминания и рассказы. Но Геру интересовало совсем другое.
И он спросил:
- А Степана Бондаря вы знали?
- Кого? - напряг слух дед Кондрат.
- Степана Бондаря.
- Бондарев? Знаю, знаю.
- Да не Бондарев, а Бондарь! Степан Бондарь. Дед подумал, опять пожевал губами.
- Был такой, был, - закивал он.
- Видели вы его?
- Да нет, видать не видал. Его все знали, да мало кто видел.
- Почему это?
- Хоронился, должно. Бондарь-то… Засекреченный был. Но он все знал.
- Знал, где спрятано, да?
- Что спрятано?
- Ну, знал, где спрятано, - повторил Гера.
- Не пойму, про что толкуешь. Бондарь, он про то знал, когда нашим отрядам в бой. Как новый приказ по отряду, так знай - Бондарь привез.
- Откуда привез?
- Из центра, должно. У нас центр-то в Левой щели был.
- А где эта Левая щель?
- Туда - за горами.
- В Новоматвеевке?
- Да нет, подале будет. А Бондарь в Новоматвеевке бывал, это уж точно.
- Пошли, - шепнула белобрысая. - Устал дедушка. Потом договорите.
Гера вышел на улицу, все время оглядываясь на старика. То, что он услышал, было поразительно: Степан Бондарь бывал везде, в Алюке, Новоматвеевке и Левой щели. Привозил приказы, все о нем слышали, но мало кто видел. Значит, не простой он партизан?
Так кто же он?…
НОВЫЕ ОСЛОЖНЕНИЯ
-Где вы пропали? - Семен стоял на крыльце магазина, у его ног лежали наполненные продуктами рюкзаки.
Вокруг толпились ребята. Не только свои, но и местные мальчишки и девчонки в выцветших рубашках и платьицах. Тоже, как на подбор, белобрысые. Все оживленно разговаривали. Видно, уже перезнакомились друг с другом.
Говорливостью отличался бойкий худощавый паренек, до того черный от загара, что Гера подумал: «Ну и негр!» Когда Гера с Гутей подошли, он выступил вперед и важно представился, протянув руку:
- Василий Топчиев.
Муврикова улыбалась. Наверное, так важно-солидно Василий Топчиев знакомился со всеми.
- А мы уже все сделали, - похвалился Дроздик. Оказывается, они не только купили продукты, но и узнали, где школа и где живет директор Олег Захарович, сходили к нему и договорились, что после обеда всем отрядом придут в гости, в школьный музей.
- А ты, - начал стыдить Гутю Кулек-Малек, - даже молока еще не нашла! Разведчица.
- Что напал, найдем еще. Не таскаться же с полным ведром по всему поселку, - заступился Гера.
- Верно, - согласился Семен. - Сейчас купим.
Молока купили и все двинулись по направлению к лагерю. Белобрысая девчонка тоже пошла, и Гера, таща тяжелый рюкзак с консервами, обеспокоенно поглядывал на Гутину знакомую: как бы она не выболтала случайно о его разговоре с дедом Кондратом. Но девчонка молчала, потому что говорил, не переставая, один Вася Топчиев. Он рассказывал, как нынче весной поймал в здешней речке огромную щуку. А Максим Дроздик, шагая, конечно, рядом с ним, интересовался подробностями - рыбак рыбака видит издалека!
Когда пришли в лагерь, Лидия Егоровна разрешила искупаться. Гера подумал: придется барахтаться в луже, речушка-то маленькая - вброд переходили, едва ноги замочили. Но красногорийцы знали глубокое место. Вася Топчиев прыгнул в омуток, и все ныряли - головой, столбиком и растопырив руки. Только Гера не прыгал: не умеет плавать. И тут опять не повезло Сереге. Надо же! Напоролся на камень. Вожатая даже заметила:
- Ну что у тебя, Кульков, вечно какая-нибудь история!
Грустный Кулек-Малек добрался до палатки, прихрамывая. Позвали санитара - Фаю Абрикосову. Она явилась, но при виде крови на Серегиной ноге стала ахать и отказалась лечить. Вот тебе и санитар!
Гера подошел к костру. В задымленных ведрах клокотал красный суп, дышала паром желтая каша. Хозяйничал здесь Толстый Макс. Он раскраснелся, колени и руки его были в золе. Лидия Егоровна не пустила его купаться, и он был злой на весь мир.
- Вот что, Гусь, - сказал он, подкладывая в огонь хворостину. - Будешь теперь все за меня делать.
- Как это? - не понял Гера.
- А так. Дежурить, когда мне не захочется. И вообще. Что не понравится мне, за меня сделаешь. А не то - скажу. И про записку, и про калитку, понял?
Гера растерялся. Вот так-так! Вот тебе и «могила». А Толстый Макс и вправду такой! - не сморгнет, выдаст!
- Ладно, только молчи! - Гера был согласен на любые условия, лишь бы не открылась его тайна. А то разве не обидно? Столько преодолел препятствий, оставлены за спиной трудные километры, недалеко уже и до Принавислы! И вдруг все пойдет насмарку? Неужели зря рисовал пунктирную тропку на хутор Алюк и к сталактитовым пещерам?
Гера забрался в палатку и тихонько улегся рядом с Серегой. Серега сидел, скрючившись, рассматривая ногу, и причитал:
- Бедный я, бедный, надо же было этому несчастному камню попасть под мою ноженьку, ай-ай-ай!
- Да хватит ныть! - не выдержал Гера. - Думаешь, один ты бедный на свете? - Ему нестерпимо хотелось открыться Сереге. У обоих неприятности. К тому же Серега видел на Гериной схеме хутор Алюк и дорожку к нему. Пусть уж знает все до конца. Но едва Гера раскрыл рот, чтобы поделиться с Серегой тайной, как в палатку просунулась голова Коноплевой:
- Мальчики, обедать.
Гера взглянул на Коноплеву и осекся: нет! И так уж слишком много людей знают про записку да про Бондаря. И он ничего не сказал Сереге, а пока обедали, все время настороженно поглядывал то на Толстого Макса то на Гутьку.
Вокруг толпились ребята. Не только свои, но и местные мальчишки и девчонки в выцветших рубашках и платьицах. Тоже, как на подбор, белобрысые. Все оживленно разговаривали. Видно, уже перезнакомились друг с другом.
Говорливостью отличался бойкий худощавый паренек, до того черный от загара, что Гера подумал: «Ну и негр!» Когда Гера с Гутей подошли, он выступил вперед и важно представился, протянув руку:
- Василий Топчиев.
Муврикова улыбалась. Наверное, так важно-солидно Василий Топчиев знакомился со всеми.
- А мы уже все сделали, - похвалился Дроздик. Оказывается, они не только купили продукты, но и узнали, где школа и где живет директор Олег Захарович, сходили к нему и договорились, что после обеда всем отрядом придут в гости, в школьный музей.
- А ты, - начал стыдить Гутю Кулек-Малек, - даже молока еще не нашла! Разведчица.
- Что напал, найдем еще. Не таскаться же с полным ведром по всему поселку, - заступился Гера.
- Верно, - согласился Семен. - Сейчас купим.
Молока купили и все двинулись по направлению к лагерю. Белобрысая девчонка тоже пошла, и Гера, таща тяжелый рюкзак с консервами, обеспокоенно поглядывал на Гутину знакомую: как бы она не выболтала случайно о его разговоре с дедом Кондратом. Но девчонка молчала, потому что говорил, не переставая, один Вася Топчиев. Он рассказывал, как нынче весной поймал в здешней речке огромную щуку. А Максим Дроздик, шагая, конечно, рядом с ним, интересовался подробностями - рыбак рыбака видит издалека!
Когда пришли в лагерь, Лидия Егоровна разрешила искупаться. Гера подумал: придется барахтаться в луже, речушка-то маленькая - вброд переходили, едва ноги замочили. Но красногорийцы знали глубокое место. Вася Топчиев прыгнул в омуток, и все ныряли - головой, столбиком и растопырив руки. Только Гера не прыгал: не умеет плавать. И тут опять не повезло Сереге. Надо же! Напоролся на камень. Вожатая даже заметила:
- Ну что у тебя, Кульков, вечно какая-нибудь история!
Грустный Кулек-Малек добрался до палатки, прихрамывая. Позвали санитара - Фаю Абрикосову. Она явилась, но при виде крови на Серегиной ноге стала ахать и отказалась лечить. Вот тебе и санитар!
Гера подошел к костру. В задымленных ведрах клокотал красный суп, дышала паром желтая каша. Хозяйничал здесь Толстый Макс. Он раскраснелся, колени и руки его были в золе. Лидия Егоровна не пустила его купаться, и он был злой на весь мир.
- Вот что, Гусь, - сказал он, подкладывая в огонь хворостину. - Будешь теперь все за меня делать.
- Как это? - не понял Гера.
- А так. Дежурить, когда мне не захочется. И вообще. Что не понравится мне, за меня сделаешь. А не то - скажу. И про записку, и про калитку, понял?
Гера растерялся. Вот так-так! Вот тебе и «могила». А Толстый Макс и вправду такой! - не сморгнет, выдаст!
- Ладно, только молчи! - Гера был согласен на любые условия, лишь бы не открылась его тайна. А то разве не обидно? Столько преодолел препятствий, оставлены за спиной трудные километры, недалеко уже и до Принавислы! И вдруг все пойдет насмарку? Неужели зря рисовал пунктирную тропку на хутор Алюк и к сталактитовым пещерам?
Гера забрался в палатку и тихонько улегся рядом с Серегой. Серега сидел, скрючившись, рассматривая ногу, и причитал:
- Бедный я, бедный, надо же было этому несчастному камню попасть под мою ноженьку, ай-ай-ай!
- Да хватит ныть! - не выдержал Гера. - Думаешь, один ты бедный на свете? - Ему нестерпимо хотелось открыться Сереге. У обоих неприятности. К тому же Серега видел на Гериной схеме хутор Алюк и дорожку к нему. Пусть уж знает все до конца. Но едва Гера раскрыл рот, чтобы поделиться с Серегой тайной, как в палатку просунулась голова Коноплевой:
- Мальчики, обедать.
Гера взглянул на Коноплеву и осекся: нет! И так уж слишком много людей знают про записку да про Бондаря. И он ничего не сказал Сереге, а пока обедали, все время настороженно поглядывал то на Толстого Макса то на Гутьку.
НЕОЖИДАННАЯ СОЮЗНИЦА
Только зря он так думал о Коноплевой. Она его выдавать не собиралась. И даже совсем наоборот. Она его выручила.
Как это произошло? А вот так.
После обеда всем отрядом пошли в Красногорийское - посмотреть школьный музей. Директор школы Олегу Захарович - невысокого роста, с бородкой клинышком, в очках и в серой шляпе с дырочками («Для вентиляции», - хихикнул Толстый Макс) - встретил гостей у входа. Директора окружали красногорийские ребята, среди них был, конечно, и Топчиев.
В этой школе до войны учился Андрей Гузан. Сейчас в классе, где он сидел, висит его портрет. И класс называется «класс Гузана». А в музее много документов - школьный дневник, тетрадки, сочинения, письма с фронта и самое главное - комсомольский билет сержанта Гузана, простреленный вражеской пулей, залитый кровью… Гера смотрел, не отрывая глаз. Много уже знал он о Гузане, часто говорили о его подвиге ребята, но, глядя сейчас на этот комсомольский билет, будто услышал, как из дали военных лет, сквозь грохот артиллерийской канонады и треск пулемета донесся звонкий голос: «За Родину!» И метнулась на фашистский дзот фигура бесстрашного сержанта с автоматом в руках, захлебнулся вражеский пулемет.
Нет, не погиб Гузан тридцать лет назад. Он стоял сейчас перед Герой Гусельниковым - молодой, плечистый, веселый, бесстрашный, - такой, каким был тогда. И правильно решили ребята: побывать здесь, где он жил, прошагать по земле, по которой он шагал, посмотреть на горы, на которые он смотрел.
Но ведь так же храбро еще шесть десятков лет тому назад, в девятнадцатом году, воевал Степан Бондарь! Он так же звал на бой с врагами: «За революцию! За Советскую власть!».
- Олег Захарович, - Гера оттеснил Абрикосову, - скажите, а в гражданскую войну здесь были партизаны?
- Были, - ответил Олег Захарович. - В этом самом доме размещался их партизанский штаб.
- В этом? - обрадовался Гера. Вот здорово! Значит, вполне возможно, что в комнате, где учился Гузан, за тридцать лет до него заседал со своим штабом Степан Бондарь! И у Геры невольно вырвалось: - И Бондарь здесь бывал?
- Какой Бондарь?
Гера хотел уже ответить, но не успел. Муврикова, хмыкнув, сказала:
- Опять Гусельников с гражданской войной вылез! И учительница спросила:
- Тебя по-прежнему интересуют красно-зеленые? Геркин взгляд упал на Гутю. Она смотрела на него широко раскрытыми глазами, приложив палец к губам, как бы предостерегая: «Молчи, молчи, а то дознаются!» И он забормотал еле слышно:
- Да я просто так, я ничего…
Олег Захарович пожал плечами:
- Если про здешнего партизана речь, то я не слышал.
И вдруг запищала белобрысая девчонка:
- Олег Захарович, а вот наш дедушка Кондрат…
Но Гутя не дала ей закончить:
- Пошли, Лена, пошли!
- Погоди, куда ты меня тянешь?
- Пошли, пошли, - не отставала Коноплева и, можно сказать, силой выволокла девчушку из комнаты.
Олег Захарович продолжал рассказывать о Гузане. Красногорийский ученик совершил подвиг далеко отсюда, под Ленинградом, но и здесь, в горах, шли упорные бои с фашистами. Через Красногорийское проходила линия франта - на одной окраине были немцы, на другой укрепились наши.
- А вы сами воевали, Олег Захарович? - спросил Дроздик.
- Да, я был в десантных войсках. Меня вместе с товарищами забрасывали в тыл к немцам.
- Расскажите, - запросили ребята. Муврикова даже тетрадку раскрыла - приготовилась записывать. И Гера с уважением взглянул на Олега Захаровича - вот ведь не подумаешь: невысокий, в очках, ничего героического по виду, а десантник! Только рассказывать сейчас о себе он не стал, пообещал это сделать при следующей встрече.
Когда Гера вышел на улицу, то только тут вздохнул с облегчением. Пока теснились в комнате, он боялся, что взрослые снова начнут выспрашивать у него о Степане Бондаре. А на улице можно держаться подальше. И он шел в сторонке, рядом с Серегой, мысленно ругая себя за то, что чуть все не погубил, и спасибо говорил Гутьке - она же удержала его от глупой болтовни, выручила! И теперь уж все - все! - ни одна живая душа теперь не услышит от Гер К и о Степане Бондаре. Надо только завтра поговорить еще с Кондратом. Без этого не обойтись. Ясно, что Бондарь мог бывать в Красногорийском, мог, хотя никто здесь об этом не догадывается. А Гера все, выяснит у деда, потом побывает где надо, а уже после этого напишет сюда письмо: «Дорогие красногорийские ребята и директор Олег Захарович! Вы, конечно, не помните, что среди городских туристов находился я, а я узнал новость, очень важную для истории вообще и для вашего поселка в частности…» Короче, так или примерно так напишет он, чтобы не пропало важное открытие.
Только опять перед Герой возникло препятствие… Когда пришли в лагерь, Лидия Егоровна, выстроив отряд, сказала вожатой:
- Альбина, зачитай приказ номер два.
Семен опять освещал листок карманным фонариком, как в Чистом Ключе, потому что опять было уже темно. Небо хмурилось, покрылось тучами, от реки повеяло сыростью. Ветер шевелил у ребят галстуки, а у Альбины в руках листок с приказом. Приказ гласил, что турист Максим Швидько с должности отрядного хозяйственника снимается. А вместо него назначен Максим Дроздик. И вдруг Гера услышал свою фамилию:
- Завтра по кухне дежурят Абрикосова и Гусельников.
Вот тебе раз! Значит, весь день будешь привязан к костру. А как же свидание с дедом?
- Назначаю ночных дежурных, - продолжала читать Альбина. - Смена у костра через каждые два часа.
И Гера крикнул:
- Я тоже ночью хочу!
- Придет время, подежуришь и ночью, - ответила Альбина.
- А я сегодня хочу!
- Да хватит тебе, Гусельников, - захныкали девочки в строю. - Дождь уже, холодно. - Действительно начал накрапывать дождь.
- Да что ты споришь, - сказал и Кулек-Малек. - Мы по алфавиту назначаем. - Он крикнул: - Разойдись! - И все разбежались.
У ведер с киселем выстроилась очередь. Летучими светлячками замелькали внутри палаток карманные фонарики. Снова пролетел над поляной ветер, глухо зашелестели почерневшие в темноте кусты. Гера юркнул в палатку за миской и наткнулся на Серегу.
- А я завтра на Красную гору полезу, - похвастался он. - Договорился со здешними ребятами.
Гере стало досадно - ему не удалось освободиться от завтрашнего дежурства, и Серега же помешал - выдумал поваров по алфавиту назначать! А сам пойдет, куда хочет.
- Как же ты полезешь, хромой-то?
- А я уже могу. - Кулек, выбравшись из палатки, попрыгал на больной ноге.
- А зачем? - спросил Гера, тоже выбираясь из палатки.
- Геологический образец брать.
- Да у них каменюк в музее полно. Попроси - и дадут.
- К твоему сведению, уже предлагали, да я не взял. Геолог должен сам отколоть. Для него самое главное - из какого пласта и при каком обнажении.
- Да бери, бери, - сказал Гера. - Все это чепуха!
- А что не чепуха, что? - вдруг прищурился Серега. - Не днем дежурить, а ночью, да? Делать тебе нечего!
- Нет, есть что делать, есть! - заспорил Гера и сразу замолчал. Спорить и то нельзя, а то догадаются. Пусть уж лучше и Кулек-Малек считает, что у Герки Гусельникова нет ничего серьезного, а так, одни капризы.
Получив кисель и горячий чай, Гера нехотя поплелся в палатку. И тут услышал шепот:
- Гусь! - Из-за куста высунулась Коноплева, тоже с миской в руках. - Послушай, - зашептала она, озираясь.
- Ленки больше не бойся, я с нее клятву взяла, молчать будет. И у дедушки все выспросит. Завтра ты дежурный по кухне, так я сама в поселок схожу, у нее узнаю, может, он еще про Бондаря помнит, верно? Т-с-с, идут! - Она оглянулась и исчезла в темноте.
От неожиданности Гера не двигался целую минуту. Потом обрадовался - вот так тихоня! Сообразила, что надо делать. Союзница!
- Ура! - завопил он, вваливаясь в палатку. Кулек-Малек надувал матрац.
- Зачем же, в темноте? - спросил Гера и зажег фонарик. Он уже не сердился на Серегу.
По брезенту снаружи все сильнее плясал дождь. Сидеть в тесной палатке, поджав ноги кренделем, было уютно. Только опять не повезло Сереге. Максы завозились, и Толстый вышиб у Дроздика кружку с киселем. Кисель разлился по Серегиному матрацу. Стали смахивать, но еще хуже размазали. Кулек-Малек выпачкался и вылез обмываться под дождь в одних трусиках. Когда он влез обратно, мокрый и дрожащий, то сразу уткнулся в стенку. С другого бока от Геры уже сопел Швидько.
А Гера никак не мог заснуть. Приглушенно доносились от костра голоса ночных дежурных. Лагерь затихал. Поскребывал по палатке дождик, шелестел понизу, словно шептался с травой. И на сердце у Геры становилось почему-то тревожно. Союзница-то у него теперь есть, это - да. А вот что их ждет дальше?
Как это произошло? А вот так.
После обеда всем отрядом пошли в Красногорийское - посмотреть школьный музей. Директор школы Олегу Захарович - невысокого роста, с бородкой клинышком, в очках и в серой шляпе с дырочками («Для вентиляции», - хихикнул Толстый Макс) - встретил гостей у входа. Директора окружали красногорийские ребята, среди них был, конечно, и Топчиев.
В этой школе до войны учился Андрей Гузан. Сейчас в классе, где он сидел, висит его портрет. И класс называется «класс Гузана». А в музее много документов - школьный дневник, тетрадки, сочинения, письма с фронта и самое главное - комсомольский билет сержанта Гузана, простреленный вражеской пулей, залитый кровью… Гера смотрел, не отрывая глаз. Много уже знал он о Гузане, часто говорили о его подвиге ребята, но, глядя сейчас на этот комсомольский билет, будто услышал, как из дали военных лет, сквозь грохот артиллерийской канонады и треск пулемета донесся звонкий голос: «За Родину!» И метнулась на фашистский дзот фигура бесстрашного сержанта с автоматом в руках, захлебнулся вражеский пулемет.
Нет, не погиб Гузан тридцать лет назад. Он стоял сейчас перед Герой Гусельниковым - молодой, плечистый, веселый, бесстрашный, - такой, каким был тогда. И правильно решили ребята: побывать здесь, где он жил, прошагать по земле, по которой он шагал, посмотреть на горы, на которые он смотрел.
Но ведь так же храбро еще шесть десятков лет тому назад, в девятнадцатом году, воевал Степан Бондарь! Он так же звал на бой с врагами: «За революцию! За Советскую власть!».
- Олег Захарович, - Гера оттеснил Абрикосову, - скажите, а в гражданскую войну здесь были партизаны?
- Были, - ответил Олег Захарович. - В этом самом доме размещался их партизанский штаб.
- В этом? - обрадовался Гера. Вот здорово! Значит, вполне возможно, что в комнате, где учился Гузан, за тридцать лет до него заседал со своим штабом Степан Бондарь! И у Геры невольно вырвалось: - И Бондарь здесь бывал?
- Какой Бондарь?
Гера хотел уже ответить, но не успел. Муврикова, хмыкнув, сказала:
- Опять Гусельников с гражданской войной вылез! И учительница спросила:
- Тебя по-прежнему интересуют красно-зеленые? Геркин взгляд упал на Гутю. Она смотрела на него широко раскрытыми глазами, приложив палец к губам, как бы предостерегая: «Молчи, молчи, а то дознаются!» И он забормотал еле слышно:
- Да я просто так, я ничего…
Олег Захарович пожал плечами:
- Если про здешнего партизана речь, то я не слышал.
И вдруг запищала белобрысая девчонка:
- Олег Захарович, а вот наш дедушка Кондрат…
Но Гутя не дала ей закончить:
- Пошли, Лена, пошли!
- Погоди, куда ты меня тянешь?
- Пошли, пошли, - не отставала Коноплева и, можно сказать, силой выволокла девчушку из комнаты.
Олег Захарович продолжал рассказывать о Гузане. Красногорийский ученик совершил подвиг далеко отсюда, под Ленинградом, но и здесь, в горах, шли упорные бои с фашистами. Через Красногорийское проходила линия франта - на одной окраине были немцы, на другой укрепились наши.
- А вы сами воевали, Олег Захарович? - спросил Дроздик.
- Да, я был в десантных войсках. Меня вместе с товарищами забрасывали в тыл к немцам.
- Расскажите, - запросили ребята. Муврикова даже тетрадку раскрыла - приготовилась записывать. И Гера с уважением взглянул на Олега Захаровича - вот ведь не подумаешь: невысокий, в очках, ничего героического по виду, а десантник! Только рассказывать сейчас о себе он не стал, пообещал это сделать при следующей встрече.
Когда Гера вышел на улицу, то только тут вздохнул с облегчением. Пока теснились в комнате, он боялся, что взрослые снова начнут выспрашивать у него о Степане Бондаре. А на улице можно держаться подальше. И он шел в сторонке, рядом с Серегой, мысленно ругая себя за то, что чуть все не погубил, и спасибо говорил Гутьке - она же удержала его от глупой болтовни, выручила! И теперь уж все - все! - ни одна живая душа теперь не услышит от Гер К и о Степане Бондаре. Надо только завтра поговорить еще с Кондратом. Без этого не обойтись. Ясно, что Бондарь мог бывать в Красногорийском, мог, хотя никто здесь об этом не догадывается. А Гера все, выяснит у деда, потом побывает где надо, а уже после этого напишет сюда письмо: «Дорогие красногорийские ребята и директор Олег Захарович! Вы, конечно, не помните, что среди городских туристов находился я, а я узнал новость, очень важную для истории вообще и для вашего поселка в частности…» Короче, так или примерно так напишет он, чтобы не пропало важное открытие.
Только опять перед Герой возникло препятствие… Когда пришли в лагерь, Лидия Егоровна, выстроив отряд, сказала вожатой:
- Альбина, зачитай приказ номер два.
Семен опять освещал листок карманным фонариком, как в Чистом Ключе, потому что опять было уже темно. Небо хмурилось, покрылось тучами, от реки повеяло сыростью. Ветер шевелил у ребят галстуки, а у Альбины в руках листок с приказом. Приказ гласил, что турист Максим Швидько с должности отрядного хозяйственника снимается. А вместо него назначен Максим Дроздик. И вдруг Гера услышал свою фамилию:
- Завтра по кухне дежурят Абрикосова и Гусельников.
Вот тебе раз! Значит, весь день будешь привязан к костру. А как же свидание с дедом?
- Назначаю ночных дежурных, - продолжала читать Альбина. - Смена у костра через каждые два часа.
И Гера крикнул:
- Я тоже ночью хочу!
- Придет время, подежуришь и ночью, - ответила Альбина.
- А я сегодня хочу!
- Да хватит тебе, Гусельников, - захныкали девочки в строю. - Дождь уже, холодно. - Действительно начал накрапывать дождь.
- Да что ты споришь, - сказал и Кулек-Малек. - Мы по алфавиту назначаем. - Он крикнул: - Разойдись! - И все разбежались.
У ведер с киселем выстроилась очередь. Летучими светлячками замелькали внутри палаток карманные фонарики. Снова пролетел над поляной ветер, глухо зашелестели почерневшие в темноте кусты. Гера юркнул в палатку за миской и наткнулся на Серегу.
- А я завтра на Красную гору полезу, - похвастался он. - Договорился со здешними ребятами.
Гере стало досадно - ему не удалось освободиться от завтрашнего дежурства, и Серега же помешал - выдумал поваров по алфавиту назначать! А сам пойдет, куда хочет.
- Как же ты полезешь, хромой-то?
- А я уже могу. - Кулек, выбравшись из палатки, попрыгал на больной ноге.
- А зачем? - спросил Гера, тоже выбираясь из палатки.
- Геологический образец брать.
- Да у них каменюк в музее полно. Попроси - и дадут.
- К твоему сведению, уже предлагали, да я не взял. Геолог должен сам отколоть. Для него самое главное - из какого пласта и при каком обнажении.
- Да бери, бери, - сказал Гера. - Все это чепуха!
- А что не чепуха, что? - вдруг прищурился Серега. - Не днем дежурить, а ночью, да? Делать тебе нечего!
- Нет, есть что делать, есть! - заспорил Гера и сразу замолчал. Спорить и то нельзя, а то догадаются. Пусть уж лучше и Кулек-Малек считает, что у Герки Гусельникова нет ничего серьезного, а так, одни капризы.
Получив кисель и горячий чай, Гера нехотя поплелся в палатку. И тут услышал шепот:
- Гусь! - Из-за куста высунулась Коноплева, тоже с миской в руках. - Послушай, - зашептала она, озираясь.
- Ленки больше не бойся, я с нее клятву взяла, молчать будет. И у дедушки все выспросит. Завтра ты дежурный по кухне, так я сама в поселок схожу, у нее узнаю, может, он еще про Бондаря помнит, верно? Т-с-с, идут! - Она оглянулась и исчезла в темноте.
От неожиданности Гера не двигался целую минуту. Потом обрадовался - вот так тихоня! Сообразила, что надо делать. Союзница!
- Ура! - завопил он, вваливаясь в палатку. Кулек-Малек надувал матрац.
- Зачем же, в темноте? - спросил Гера и зажег фонарик. Он уже не сердился на Серегу.
По брезенту снаружи все сильнее плясал дождь. Сидеть в тесной палатке, поджав ноги кренделем, было уютно. Только опять не повезло Сереге. Максы завозились, и Толстый вышиб у Дроздика кружку с киселем. Кисель разлился по Серегиному матрацу. Стали смахивать, но еще хуже размазали. Кулек-Малек выпачкался и вылез обмываться под дождь в одних трусиках. Когда он влез обратно, мокрый и дрожащий, то сразу уткнулся в стенку. С другого бока от Геры уже сопел Швидько.
А Гера никак не мог заснуть. Приглушенно доносились от костра голоса ночных дежурных. Лагерь затихал. Поскребывал по палатке дождик, шелестел понизу, словно шептался с травой. И на сердце у Геры становилось почему-то тревожно. Союзница-то у него теперь есть, это - да. А вот что их ждет дальше?
ТУРИСТАМ И ДОЖДЬ НИПОЧЕМ!
- Вставай, Герка! - Кто-то теребил за ногу. Дождь по брезенту стучал дробно. Гера выглянул.
Начинало светать. Перед палаткой стоял съежившийся Кулек-Малек - в чужом черном плаще, в швидьковской шляпе-корзине, надвинутой на самые уши. В руках он держал незажженный фонарик.
Сплошной пеленой были затянуты деревья, поляна, небо. Костер едва дымился. Около него, завернувшись в одеяло, сидела Рая Муврикова. Она подбрасывала ветки, но они плохо горели. И все, вокруг было мокрое, скользкое - край палатки, трава, Герины кеды, которые он забыл на ночь спрятать.
- Пять часов, - объяснил Кулек-Малек. - Начинайте готовить завтрак.
Да, пора было браться за дежурство. Абрикосову тоже разбудили, она вышла заспанная, в теплой фуфайке, сразу захныкала.
- Что за погода, весь бок мокрый, палатка протекает…
- Ладно, разбирайтесь сами тут, - солидно сказал Серега и пошел в палатку.
Сейчас он удобно разлегся на своем резиновом матраце. Гера вспомнил, что всю ночь вертелся из-за этого Серегиного удобства и только к утру заснул крепко, когда Кулек-Малек ушел дежурить.
- А ты что не уходишь? - спросила Абрикосова у Мувриковой.
- Все равно уже не заснуть, - ответила Райка. - Подъем скоро.
Она так и ходила с красным одеялом на голове - как под балдахином.
Под моросящим дождем костер не хотел разгораться, дрова дымили. Гера рубил ветки, с тоской поглядывая на палатки. Хорошо ребятам, спят себе, последние сны досматривают. Кто-нибудь, может, и проснулся уже, но разве догадается помочь Герке с Абрикосовой. Только ведь и он сам - не вылез бы в такую рань под дождик… Нет, не вылез бы… И вдруг!
- А ну, дай! - Перед Герой вырос Семен Кипреев, в синем спортивном костюме. Потянулся за топором. Тюк-тюк! Задористо, четко заговорил топорик в руках девятиклассника. Полетели желтые щепки.
Вышла Лидия Егоровна - в шерстяной кофточке. Взглянула на небо. Абрикосова сразу заныла:
- Как тут завтрак сготовишь, все мокрое…
- Туристам дождик не помеха, - сказала Лидия Егоровна. - Будет вам и каша, будет вам и чай.
- Да не спала я, весь бок мокрый, - продолжала ныть Файка.
- Отставить скулеж! - приказал Семен. - За дело принимайся. Или еще помощников звать? Не справляетесь?
- Справимся, - ответил за себя и за Файку Гера.
И действительно - в этот миг вспыхнул костер, пламя поднялось длинным красным языком. Неизвестно уж, каким из шести способов удалось его оживить Семену.
- За водой, Гусельников, - позвал Семен.
Они взяли мокрые ведра и по скользкой глинистой дороге направились к речке. Вокруг все хлюпало, с деревьев капало. Вода в реке была бурная, потемневшая, но теплая. Семен разулся и, зайдя поглубже, черпал воду, подавая Гере ведра. Гера промочил ноги. А мама предупреждала: «Только ноги не промочи». Но тут Гера вспомнил задорное восклицание Лидии Егоровны, когда переходили брод в Чистом Ключе: «А-а-а, все равно!» И тоже сказал: «А-а-а, все равно!» И зашагал по воде прямо в кедах. Семен засмеялся. И еще засмеялся Дроздик. Не испугавшись дождя, он вышел к речке - рыбачить. За ним тянулись другие, заядлые рыбаки.
По лагерю уже бродили нахохлившиеся девчонки. Да и вся поляна казалась нахохлившейся, неуютной, совсем не такой, какой была вчера, в сухую погоду, при солнце. Но Лидия Егоровна бодро сказала:
- На зарядку становись!
Прыгая, ребята разогрелись и помчались умываться к речке. А тут подоспел и завтрак. Швидько острил, что подгорела не только каша, но и чай, но это была неправда - все просили добавку и на все лады хвалили поваров.
И Гера вдруг заметил, что дождя нет! Вот-вот появится солнце. Настроение поднялось. Да, настоящим туристам и непогода не помеха. И вообще ничто не помеха. Надо только не хныкать, а делать все, что требуется, и тогда походная жизнь будет идти на славу.
Начинало светать. Перед палаткой стоял съежившийся Кулек-Малек - в чужом черном плаще, в швидьковской шляпе-корзине, надвинутой на самые уши. В руках он держал незажженный фонарик.
Сплошной пеленой были затянуты деревья, поляна, небо. Костер едва дымился. Около него, завернувшись в одеяло, сидела Рая Муврикова. Она подбрасывала ветки, но они плохо горели. И все, вокруг было мокрое, скользкое - край палатки, трава, Герины кеды, которые он забыл на ночь спрятать.
- Пять часов, - объяснил Кулек-Малек. - Начинайте готовить завтрак.
Да, пора было браться за дежурство. Абрикосову тоже разбудили, она вышла заспанная, в теплой фуфайке, сразу захныкала.
- Что за погода, весь бок мокрый, палатка протекает…
- Ладно, разбирайтесь сами тут, - солидно сказал Серега и пошел в палатку.
Сейчас он удобно разлегся на своем резиновом матраце. Гера вспомнил, что всю ночь вертелся из-за этого Серегиного удобства и только к утру заснул крепко, когда Кулек-Малек ушел дежурить.
- А ты что не уходишь? - спросила Абрикосова у Мувриковой.
- Все равно уже не заснуть, - ответила Райка. - Подъем скоро.
Она так и ходила с красным одеялом на голове - как под балдахином.
Под моросящим дождем костер не хотел разгораться, дрова дымили. Гера рубил ветки, с тоской поглядывая на палатки. Хорошо ребятам, спят себе, последние сны досматривают. Кто-нибудь, может, и проснулся уже, но разве догадается помочь Герке с Абрикосовой. Только ведь и он сам - не вылез бы в такую рань под дождик… Нет, не вылез бы… И вдруг!
- А ну, дай! - Перед Герой вырос Семен Кипреев, в синем спортивном костюме. Потянулся за топором. Тюк-тюк! Задористо, четко заговорил топорик в руках девятиклассника. Полетели желтые щепки.
Вышла Лидия Егоровна - в шерстяной кофточке. Взглянула на небо. Абрикосова сразу заныла:
- Как тут завтрак сготовишь, все мокрое…
- Туристам дождик не помеха, - сказала Лидия Егоровна. - Будет вам и каша, будет вам и чай.
- Да не спала я, весь бок мокрый, - продолжала ныть Файка.
- Отставить скулеж! - приказал Семен. - За дело принимайся. Или еще помощников звать? Не справляетесь?
- Справимся, - ответил за себя и за Файку Гера.
И действительно - в этот миг вспыхнул костер, пламя поднялось длинным красным языком. Неизвестно уж, каким из шести способов удалось его оживить Семену.
- За водой, Гусельников, - позвал Семен.
Они взяли мокрые ведра и по скользкой глинистой дороге направились к речке. Вокруг все хлюпало, с деревьев капало. Вода в реке была бурная, потемневшая, но теплая. Семен разулся и, зайдя поглубже, черпал воду, подавая Гере ведра. Гера промочил ноги. А мама предупреждала: «Только ноги не промочи». Но тут Гера вспомнил задорное восклицание Лидии Егоровны, когда переходили брод в Чистом Ключе: «А-а-а, все равно!» И тоже сказал: «А-а-а, все равно!» И зашагал по воде прямо в кедах. Семен засмеялся. И еще засмеялся Дроздик. Не испугавшись дождя, он вышел к речке - рыбачить. За ним тянулись другие, заядлые рыбаки.
По лагерю уже бродили нахохлившиеся девчонки. Да и вся поляна казалась нахохлившейся, неуютной, совсем не такой, какой была вчера, в сухую погоду, при солнце. Но Лидия Егоровна бодро сказала:
- На зарядку становись!
Прыгая, ребята разогрелись и помчались умываться к речке. А тут подоспел и завтрак. Швидько острил, что подгорела не только каша, но и чай, но это была неправда - все просили добавку и на все лады хвалили поваров.
И Гера вдруг заметил, что дождя нет! Вот-вот появится солнце. Настроение поднялось. Да, настоящим туристам и непогода не помеха. И вообще ничто не помеха. Надо только не хныкать, а делать все, что требуется, и тогда походная жизнь будет идти на славу.
ЗНАКОМСТВО ПРОДОЛЖАЕТСЯ
День промелькнул незаметно, в хлопотах по лагерю и в ожидании гостей-красногорийцев.
Гера был занят на кухне. Обед приготовить не шутка, да еще на двадцать шесть человек! Одной картошки нужно почистить чуть не воз. А сколько вымыть посуды! А потом следить, чтобы вода не выкипела и чтобы в ведра не налетел мусор. Конечно, дымком все равно припахивает - без этого не бывает на костре обеда, да и чаю дымок придает особый вкус. Но вот плохо! Распалишь костер сверх нормы - и подгорит каша. Тут уж жди нареканий и от девочек, и от вожатой, и от мальчишек - есть такие: вечно нос суют, куда не просят, подбегают к костру и спрашивают: «А что готовите? А что на второе? А дайте попробовать!» Особенно - Толстый Макс. Чем он занимается весь день, Гера так и не понял. У всех было дело. Семен с группой ребят опять ушел в поселок. С ними и Кулек-Малек. И Гутя. Малек даже не вернулся к обеду - отпросился у Лидии Егоровны на Красную гору. А Гутя сумела встретиться с белобрысой Леной - только ничего путного не узнала: дедушка Кондрат про Степана Бондаря нового не рассказал. Но Гутя сказала Лене, чтобы та записала дедушкин рассказ в тетрадку, для музея, как ценное воспоминание. Гера за это похвалил Коноплеву: «Правильно придумала». И она разулыбалась, обрадовалась! Она и рассказывала-то все Гусельникову так, будто отчитывалась перед командиром о выполнении боевого задания!
Рыбаки пришли с речки расстроенные - на семь человек поймали пять рыбешек, крошечных, невзрачных и без чешуи, потому что держал их в руках каждый кому не лень. Дроздик пытался объяснить, что утром не было клева, и что красногорийские ребята тоже ничего не поймали, и что самый клев начинается сейчас. Не Лидия Егоровна поняла, куда он клонит, и сказала:
- Нет, придется этот клев пропустить. - И послала всех рыбаков оборудовать спортивную площадку.
Вскоре поляна приняла обжитой вид. На каждой палатке висел порядковый номер, а на доске объявлений - стенная газета «Мы в походе!». Над палаткой, где жила с девочками Лидия Егоровна, как над штабом, развевался красный вымпел с отрядной эмблемой.
Перед приходом гостей надо было собрать дрова для вечернего праздничного костра. Вот тут-то Швидько, который неизвестно чем занимался весь день, подошел к Гере:
- Гусь, шагай вместо меня за дровами.
- Я же дежурный.
- Ничего, я за тебя посижу. - И он сел на бревно. У поваров как раз был перерыв - Толстый Макс точно рассчитал, когда ему «сменить» Геру. Ну а Герка, конечно, не стал спорить и пошел в лес собирать сучья. Что ему еще оставалось делать?…
Дорога вела через кустарник, поднималась в гору, ребята разбрелись по склону, выискивая хворост. На пригорке стояла Гутя. Гера подошел к ней.
- Гляди, как красиво, - сказала она. Впереди была долина, покрытая густым лесом. И в самом деле очень красивая. Гутя вдруг удивилась: - Ты же дежурный!
Гера был занят на кухне. Обед приготовить не шутка, да еще на двадцать шесть человек! Одной картошки нужно почистить чуть не воз. А сколько вымыть посуды! А потом следить, чтобы вода не выкипела и чтобы в ведра не налетел мусор. Конечно, дымком все равно припахивает - без этого не бывает на костре обеда, да и чаю дымок придает особый вкус. Но вот плохо! Распалишь костер сверх нормы - и подгорит каша. Тут уж жди нареканий и от девочек, и от вожатой, и от мальчишек - есть такие: вечно нос суют, куда не просят, подбегают к костру и спрашивают: «А что готовите? А что на второе? А дайте попробовать!» Особенно - Толстый Макс. Чем он занимается весь день, Гера так и не понял. У всех было дело. Семен с группой ребят опять ушел в поселок. С ними и Кулек-Малек. И Гутя. Малек даже не вернулся к обеду - отпросился у Лидии Егоровны на Красную гору. А Гутя сумела встретиться с белобрысой Леной - только ничего путного не узнала: дедушка Кондрат про Степана Бондаря нового не рассказал. Но Гутя сказала Лене, чтобы та записала дедушкин рассказ в тетрадку, для музея, как ценное воспоминание. Гера за это похвалил Коноплеву: «Правильно придумала». И она разулыбалась, обрадовалась! Она и рассказывала-то все Гусельникову так, будто отчитывалась перед командиром о выполнении боевого задания!
Рыбаки пришли с речки расстроенные - на семь человек поймали пять рыбешек, крошечных, невзрачных и без чешуи, потому что держал их в руках каждый кому не лень. Дроздик пытался объяснить, что утром не было клева, и что красногорийские ребята тоже ничего не поймали, и что самый клев начинается сейчас. Не Лидия Егоровна поняла, куда он клонит, и сказала:
- Нет, придется этот клев пропустить. - И послала всех рыбаков оборудовать спортивную площадку.
Вскоре поляна приняла обжитой вид. На каждой палатке висел порядковый номер, а на доске объявлений - стенная газета «Мы в походе!». Над палаткой, где жила с девочками Лидия Егоровна, как над штабом, развевался красный вымпел с отрядной эмблемой.
Перед приходом гостей надо было собрать дрова для вечернего праздничного костра. Вот тут-то Швидько, который неизвестно чем занимался весь день, подошел к Гере:
- Гусь, шагай вместо меня за дровами.
- Я же дежурный.
- Ничего, я за тебя посижу. - И он сел на бревно. У поваров как раз был перерыв - Толстый Макс точно рассчитал, когда ему «сменить» Геру. Ну а Герка, конечно, не стал спорить и пошел в лес собирать сучья. Что ему еще оставалось делать?…
Дорога вела через кустарник, поднималась в гору, ребята разбрелись по склону, выискивая хворост. На пригорке стояла Гутя. Гера подошел к ней.
- Гляди, как красиво, - сказала она. Впереди была долина, покрытая густым лесом. И в самом деле очень красивая. Гутя вдруг удивилась: - Ты же дежурный!