Он шарил по дну руками, медленно продвигаясь вперед. Тщательно ощупывал каждый найденный предмет, будто толком не знал, что ищет, а ощупав, бросал на дно. Вынырнув, он увидел идущих по дороге мальчишек, услышал смех и крики:
- Смотри, смотри, поймал кого-то. Тащит.
- Во дурак. Он пьяный в жопу.
Антон хотел было встать и наорать на детей, прогнать их, но решил, что только потеряет с ними время да привлечет к себе внимание взрослых, которые неизвестно как отнесутся к его купанию в этой сточной канаве. Нырнув ещё раз, он проплыл над дном метра полтора и наконец нащупал рукой что-то, очень знакомое по форме. Прижав к груди стерилизатор с кирпичом, Антон вынырнул из воды и снова услышал смех, но мальчишки больше не интересовали его.
Антон долго сидел в тростнике, высасывая кровь из раны, и думал, как ему такое могло прийти в голову - бросить стерилизатор в болото. А главное, чего ради? ЄНачать жизнь сначала можно только отыскав это начало, - думал он. - Я чуть было не остался один на один со всеми этими людьми, с их писаными и неписаными законами, с их играми в семью, в карьеру, в мораль. Это все равно что прийти в зоопарк и навсегда остаться там жить, изредка меняя одну клетку на другуює.
Антон открыл стерилизатор и осмотрел его содержимое. Шприц был полон грязной болотной воды; все остальное не пострадало, хотя он волновался, что от удара могут разбиться ампулы.
Закрыв стерилизатор, Антон встал и, пригибаясь, чтобы не было видно с пляжа, пошел вдоль берега. Он добрался до тех мест, где уже не было загорающих. Здесь Антон оставил свои вещи, взял с собой только шприц, иглу и, разбежавшись, головой вперед нырнул в мелкую подошедшую волну. Отплыв подальше от берега, он опустился метра на два под воду и несколько раз промыл шприц водой. На этом стерилизация закончилась. Антона не пугала перспектива подхватить какую-нибудь заразу, хотя это было более чем реально. Он был из тех людей, которые следят за своим внешним видом до первого пятна на одежде, и, как только это пятно появлялось, он вообще переставал обращать внимание на грязь. Мог спокойно вытереть черную от мазута руку о собственный пиджак, если до тряпки нельзя было дотянуться не сходя с места.
Более-менее отмывшись от черной грязи и ряски, Антон выбрался из воды и вернулся в заросли тростника. Там он, торопясь, перетянул себе руку резиновым жгутом и сделал укол. И сразу мир как будто перевернулся, изменилось освещение, в голове у него пронесся черный смерч, который вобрал в себя все его мучения, заботы и боль, - все, что имело отношение к развенчанной им жизни. Антон понял, что больше не хочет возвращаться в нее. Там его больше никто не ждал, тогда как здесь он ни в ком не нуждался. Он вспомнил слова Николая Ивановича, что, если в лесу есть волки, больной заяц обречен, и рассмеялся.
- Больной заяц и так обречен уже потому, что он больной, - сказал он вслух. - И здоровый обречен, даже если это саблезубый заяц о восьми лапах.
Из забытья Антона вывел громкий смех. Он осторожно приподнялся над тростником и увидел своих старых знакомых, которые, вероятно, возвращались от Ниночки. Зураб, энергично жестикулируя, рассказывал коротконогому спутнику историю своей любви.
- Я, бля, уже трусы с неё стянул. Ее мать помешала. - Передразнивая мать, он перешел на фальцет: - Ниночка, Ниночка, что вы там делаете? Я, бля, завтра с ней в лес пойду. - Зураб громко рассмеялся. - Сиськи мягкие-мягкие.
- Я с тобой пойду, - сказал его спутник.
- Э, ты все испортишь, - ответил Зураб. - С тобой она не даст.
Антон проводил молодых людей взглядом, сел, протер глаза кулаками и, вздохнув, сказал:
- С возвращением тебя. Этот мир легко узнать по первому слову первого встречного. И слово это - Єбляє. Магическое слово со скользящим смыслом.
Убрав в кейс стерилизатор, Антон осмотрел свои когда-то белые брюки, сбил щелчком пару листочков ряски, поднялся. На душе у него было пасмурно. Одновременно хотелось есть, пить и плакать. Прежде чем уехать отсюда, Антон решил попрощаться с Еленой Александровной и Наташей. Ему не хотелось встречаться с Александром, но он знал, что в присутствии матери тот не станет затевать склоку.
Антону повезло: как и в первый раз во дворе он увидел Наташу. Он снимала с веревки белье и складывала его в большую картонную коробку.
- Здравствуй, дочка, - громко сказал Антон, подходя к дому. Наташа обернулась, удивленно посмотрела на Антона и заулыбалась.
- Заходи, пропащий, - разглядывая Антона, сказала Наташа. - А мы уже переволновались за тебя. Куда ты пропал с катера?
- Сошел в Пицунде, - ответил Антон. - Хочу попрощаться. Я уезжаю в Москву.
- Что это у тебя за вид? - удивленно спросила Наташа.
- В канаву свалился, - ответил Антон. - Знаешь, какая грязная канава вдоль дороги. Ночью возвращался к себе, впереди шла парочка. К ним пристали какие-то два подонка - пришлось вступиться. Одного я столкнул в канаву, второй меня вслед за ним туда отправил. Ноги в ил засосало, пришлось оставить там туфли. А носки я выбросил. Без обуви они как-то не так смотрятся - это тебе не дома на ковре. Тот, которому я помог, тоже москвичом оказался. Хороший мужик, на Таганке живет. В честь такого случая мы с ним решили выпить, за знакомство. Нашли чачу в каком-то доме - поздно уже было - и не рассчитали. Помню, где-то повесил свой пиджак на ветку, а где - черт его знает. Хорошо хоть москвича встретил, а не москвичку, а то бы и брюки потерял.
- Ты знаешь, - сказала она, - мне почему-то кажется, что мы с тобой знакомы очень и очень давно. За один вечер ты умудрился показать себя со всех сторон. Поэтому я и думаю, что врешь сейчас, как...
- Ну хочешь, я тебе другую историю расскажу, более правдоподобную?
- Не надо, - ответила Наташа, - и эта сойдет. Пойдем в дом, мы как раз собираемся ужинать. Уже все готово.
- А твой брат не закатит истерику? Я как-то не при параде сегодня.
- Пойдем. Ты же попрощаться пришел. Мама будет очень рада. Все эти дни она только о тебе и говорила.
Они прошли в дом; как и в первый раз, Наташа раскрыла дверь в гостиную и весело сказала:
- А вот и он.
Сидевший за столом Александр свистнул и медленно положил вилку в тарелку.
Ниночка воскликнула:
- Ого! - И добавила: - Вы все-таки вырыли подземный ход в Турцию?
Елена Александровна встала, пошла ему навстречу и спросила:
- Что произошло, Антон? Почему у тебя такой вид?
За Антона ответила Наташа:
- Мама, Антон пришел попрощаться с нами. Его надо накормить, а потом он расскажет тебе, что с ним произошло. Посмотри, какой он зеленый. Наверное, не ел с того самого вечера.
- Да, да, да, - закивала головой Елена Александровна. - Проходи, Антон. У нас сегодня по-простому, обычный семейный ужин.
- Здравствуйте, Елена Александровна, - запоздало поздоровался Антон. Ради Бога, извините меня за такой вид. Я мог бы, конечно, взять у знакомых хотя бы резиновые сапоги, но позабыл это сделать. Я не надолго, только попрощаться, - сказал он, адресуя последние слова через голову Елены Александровны её сыну.
А Александр вдруг повеселел, по-хозяйски кивнул на стул и сказал:
- Давай, давай, садись, папуля. Мы уж не знали, что и подумать. Пропали, понимаешь ли. - Похоже было, что внешний вид Антона вполне удовлетворил Александра. Сейчас Антон полностью соответствовал тому образу, который Александр создал, описывая его домочадцам. Хозяин дома победил и, как всякий уверенный в себе победитель, желал добить противника собственным великодушием. Он даже налил Антону вина и подвинул к нему хлебницу. - Да. видик у вас, папуля, прямо скажем, отвратительный, - не удержался Александр.
- Александр! - слабо вскрикнула Елена Александровна.
- Ничего, ничего, - попытался успокоить её Антон. - Он прав. Если бы вы, Александр, знали обо мне побольше, вы бы на порог меня не пустили.
- Не беспокойтесь, - вальяжно развалившись на стуле, ответил Александр. - Знаю я вашу главную тайну.
Антон вопросительно посмотрел на Наташу, та, занервничав, на Елену Александровну.
- Вы подслушивала под дверью наш разговор с Еленой Александровной? спросил Антон.
- Упаси Боже, - всплеснул руками Александр. - Мама с Наташей сегодня говорили о вас. Не затыкать же мне уши в собственном доме. А насчет порога, - кто вы мне такой, чтобы вас не пускать на порог? Вы ешьте, ешьте, путь до Москвы неблизкий, а в вагонах-ресторанах так накормят, что потом неделю с толчка не слезешь.
Елена Александровна тревожно всматривалась в лицо Антона. Глаза у неё были красными и влажными, она по-старушечьи жевала губами и иногда прикладывала к ним носовой платок.
Усмехнувшись, Антон принялся за еду, а на Александра, видимо, напало вдохновение: он болтал, не умолкая. Начал Александр издалека, с того, что он атеист, но вполне понимает верующих любого вероисповедания, а закончил странным, хотя и в духе этой семьи, пассажем.
- Человек любит свое прошлое, но только в пределах одной жизни, гоняя горошину по тарелке, мечтательно сказал он. - Память о предыдущих жизнях может свести человека с ума или толкнуть на самоубийство. Потому что бесконечный переход из одной жизни в другую начисто обессмысливает ту одну, ценную для него жизнь, которую он в данный момент имеет. Человек как бы сливается с бесчисленным множеством чужих ему людей, коими он был раньше, теряет собственную индивидуальность, а это единственное, чего у него никто не может отнять. Только Бог может позволить себе быть всем, везде и во все времена и знать об этом.
- Вы же атеист. О каком Боге, о каких других жизнях вы говорите? жуя, спросил Антон.
- Атеисты тоже бывают разные, - ответил Александр. - Одни просто не верят, другие не договорились с Богом, третьи не докричались до него.
- И к каким же вы себя причисляете? - спросил Антон.
- Будем считать, что я не договорился с ним. Ну Бог с ним, с Богом. Извините за каламбур. Я хочу выпить за то, чтоб мы не драматизировали нашу жизнь. - Александр поднял фужер с вином. - Не забегали вперед и не копили негативный опыт, чем, как мне кажется, занимается Антон. Все мы собираем или копим то, что соответствует нашему душевному складу. Одни коллекционируют острые ощущения, другие - женщин, третьи - свои несчастья. Острые ощущения лучше, чем несчастья, женщины, - Александр усмехнулся, лучше, чем острые ощущения, ничего не коллекционировать лучше, чем всю жизнь таскаться по бабам. Если хочешь увидеть все, не сосредоточивай внимания на частностях.
- Выпить я согласен, - сказал Антон, подняв фужер. - А насчет меня вы ошибаетесь, Александр. Я ничего не коллекционирую и не накапливаю. Это вас ввел в заблуждение мой внешний вид. И невзлюбили вы меня потому, что вам когда-то внушили, что человек в грязном смокинге - не в робе, а именно в смокинге, - может быть только подонком. Смокинг говорит о том, что я бездельник, грязь на смокинге - опустившийся бездельник. Так?
- Не совсем, но почти так, - ответил Александр. - Заметьте, вы сами вынуждаете меня быть откровенным. Далась вам эта откровенность. Да, вы мне сразу не понравились, и не последнюю роль в том сыграл смокинг, хотя к любой одежде я отношусь терпимо.
- Один мой знакомый ненавидел людей не велосипедах, потому что в детстве мать не могла купить ему велосипед.
- Не надо заниматься психоанализом, Антон, - спокойно ответил Александр. - У вас это плохо получается. Нас в детстве одевали, как и всех детей. Не хуже, не лучше. Просто я не люблю слишком раскованных людей с плавающим взглядом. Я понятно изъясняюсь?
- Да, конечно, - ответил Антон. - В конце концов мне все равно, любите вы меня или нет. Я даже на вас не обижаюсь, вы такой, какой есть.
- Ну и отлично, - оживился Александр. - Тогда давайте наконец выпьем за то, что мы есть. Я считаю, что быть или не быть - не проблема для мужчины. Конечно же, быть. - Александр отпил два глотка и поставил фужер на место.
Антон и Наташа выпили вино до дна.
- Каждый вкладывает в это свой смысл, - поставив фужер, сказал Антон. - Я хотел бы перефразировать Платона. Бог создал архетип понятия Єбытьє, философ - подобие архетипа, художник - подобие подобия.
- Ну и к чему все это? - спросил Александр.
- А к тому, что лично я не знаю, что такое Єбытьє. Сейчас можно только догадываться, какой смысл вкладывал Бог в это понятие. Я, конечно, тоже за Єбытьє, но даже не встречал людей, которые бы знали, что это такое. Хотите, я расскажу историю об одном своем знакомом?
- Знаем, знаем, - почти в один голос сказали Наташа и Ниночка. Затем Ниночка добавила: - Вы расскажете нам о своем друге Иване?
Наташа рассмеялась, а Антон серьезно сказал:
- Нет, на этот раз я расскажу о другом своем знакомом. Его звали Василий.
- Его Єзвалиє, значит, страшная история, - сказала Наташа.
- Ну, это как посмотреть, - ответил Антон. - Во всяком случае, это типичная история.
- Как много у тебя неблагополучных знакомых, - с улыбкой заметила Наташа.
Антон пожал плечами и спросил:
- Так рассказывать или нет?
- Давайте, - опять подала голос Ниночка. - Только про мертвецов не надо.
- Хорошо, - с улыбкой сказал Антон. Чувствуя какую-то болезненную слабость и озноб, он обернулся и посмотрел на дверь. Ему казалось, что оттуда тянет холодом. Убедившись, что дверь закрыта, он начал: - Василий был человеком вполне заурядным. Считал, что модная одежда выделяет человека, хотя все происходит с точностью наоборот. Любил сплетни погрязней об известных людях - рассказы из лакейской. Он даже институт окончил только потому, что в нашей среде считалось модным что-нибудь закончить. Он был неплохим специалистом-электронщиком, но во всем остальном полный профан. Я знаю, что он никогда не читал стихов, а из прозы предпочитал самую низкопробную фантастику и детективы. В общем, рядовой гражданин с рядовыми запросами. Его представления о жизни тоже не отличались оригинальностью. Он считал, что мужчина обязан иметь друга, работу, семью и любовницу традиционный набор. Все это у него имелось. И он - не знаю, врал или нет, считал себя счастливым человеком, а потому никогда не задавался вопросом: быть или не быть. Не знаю, зачем судьбе понадобилось ломать его жизнь. Жил себе человек в своем придуманном мирке, никого не трогал, раз в три года давал потомство и не подозревал, что он всего лишь до поры до времени забытая на краю доски пешка. И вот однажды судьба включила его в игру. На собрании он не поддержал своего начальника, чего прежде, как человек осторожный, никогда не позволял себе. Он был дисциплинированным работником, медленно, но уверенно продвигался по службе и даже в точности до месяца знал, когда получит следующее повышение. Но черт его попутал, и он поссорился со своим благодетелем. Начальник, пьяница и вор, в похмельной депрессии долго кричал на него в своем кабинете, говорил о долге чести - не совсем понятное мне словосочетание - и в конце сказал, чтобы Василий увольнялся, потому что дальше работать вместе они не смогут. Василию бы покаяться, но он полез в бутылку, отказался увольняться, и тогда начальник принялся выживать его. Он с такой изобретательностью это делал, что уже через две недели Василий вынужден был написать заявление об уходе, иначе его уволили бы по статье. Это было очень большим ударом для Василия. Другой бы плюнул и спокойно занялся поисками работы, а он пошел искать правду, но не успел найти её. Ему, человеку, привыкшему к механическому ритму, это казалось верхом несправедливости, трагедией, по сравнению с которой предательство дочерей Лира выглядело мелкой семейной ссорой.
Жена его, романтическая особа, начитавшись глупых любовных романов, постоянно требовала от него красивой любви. Ей хотелось, чтобы он все время чем-то жертвовал ради нее, все равно чем, важен был сам факт жертвы. Он в меру своих сил и способностей соблюдал правила игры; даже если звонил ей с работы, обязательно говорил, что пожертвовал ради звонка обеденным временем. Эта ленивая сладострастница представляла себе любовь некой бочкой с медом, из которой можно было черпать всю жизнь, была бы ложка. Она искренне считала, будто всю себя без остатка отдает мужу, требовала того же и очень удивлялась, если он так же искренне не понимал, что она отдает ему и где лежит то, что она отдала. Единственное, что он действительно получал в избытке, - это постоянные упреки в бесчувственности и нежелании жить лучше. В день, когда Василий уволился, он узнал: у жены тоже есть любовник и она уходит к нему, так как тот пожертвовал ради неё собственной семьей. Василий как-то упустил из виду, что у жены могут быть похожие взгляды на жизнь.
Не менее страшным ударом было для Василия то, что любовником жены оказался его лучший друг. Представления о дружбе у него были самые традиционные, почерпнутые из литературы. Василий требовал от дружбы того же, чего требовала от него жена, то есть жертв и доказательств верности. Его не смущало даже то, что сам он не очень-то соблюдал эти правила.
Гораздо больше, чем предательство, его поразило лицемерие друга, который совсем недавно сочувствовал ему и хвастался своей женой, крикливой, работящей бабенкой с милицейскими замашками. Подумав, Василий решил, что друга толкнуло на это, во-первых, ложное чувство новизны, а во-вторых, обычная лень, нежелание поискать себе подругу где-нибудь на стороне.
Три удара такой силы за один вечер вывели Василия из унылого, пассивного состояния. Желая отомстить, он сообщил жене, что едет к любовнице, но та даже обрадовалась, сказала, что давно знает о её существовании от того же друга.
Не предупредив о приезде, Василий нагрянул к своей возлюбленной в самый неподходящий момент - у неё кто-то был. Его молодая любовница тоже имела самые чудовищные представления о жизни, почерпнутые из тех же глупых книжек, фильмов и рассказов подруг. Она считала, что дарит ему самое драгоценное, чем обладает человек - свое молодое тело, и относительно себя была, конечно, права. Она действительно представляла собою тело без каких-либо признаков чего бы то ни было еще. Девушка требовала за свою любовь довольно большую плату в денежном эквиваленте. Василий давно уже залез в долги, часто перезанимал, чтобы отдать, но долги росли, их накопилось так много, что, перезанимая, уже нельзя было отдавать.
Василий потребовал, чтобы девушка впустила его, но возлюбленная устроила ему скандал прямо на лестничной площадке. Она обозвала его старым, облезлым козлом, и Василий догадался, что в данный момент у неё в постели лежит молодой волосатый Єкозелє, скорее всего тот самый друг детства, которого он уже однажды видел в этой квартире.
Весь вечер и всю ночь Василий ходил по городу и думал. Думал он не о работе, не о жене, не о друге и не о любовнице. Он думал о себе, о том, к чему пришел в свои сорок лет и чем он был для этих людей, которые, будто сговорившись, бросили его в один и тот же день. Эти события помогли ему увидеть себя совершенно в ином свете. Василий понял: жизнь потрачена впустую, все эти годы он обманывал себя, и судьба правильно поступила, вывернув наизнанку все, что он считал незыблемым и ценным. Это было пятым и, пожалуй, самым сильным ударом для Василия. Как ни странно, переоценка ценностей укрепила его дух, и он решил, что каждое из этих пяти событий стоит того, чтобы покончить с собой. - Антон увидел, как Елена Александровна подалась вперед, развел руками в стороны и продолжил свой рассказ: - Впервые в жизни он, может быть, что-то по-настоящему почувствовал. Василия как будто посетил гений, который до сих пор либо совершенно не интересовался своим подопечным, либо не имел возможности себя проявить. В общем, Василий придумал нечто очень оригинальное. Он решил выйти ночью на мост через реку, съесть две упаковки быстродействующего снотворного, привязать к перилам моста слабую веревку, надеть на шею петлю, выстрелить в голову и, упав с большой высоты, утонуть.
Елена Александровна вскрикнула, сильно побледнела и откинулась на спинку стула. Она закатила глаза и начала медленно сползать вниз. Все, кто был в комнате, повскакали со своих мест и кинулись к ней. Антон хотел было помочь, но Александр вклинился между ним и матерью и прошипел:
- Я же говорил тебе, чтобы ты не приходил сюда.
Елену Александровну унесли в спальню, и Антон остался один. Некоторое время он сидел, не зная, что делать: уйти или дождаться каких-нибудь сведений о Елене Александровне. Наконец из спальни вышла Наташа. Она молча села на стул и протянула Антону исписанный лист бумаги.
- Ради Бога, простите меня, я не думал, что этим все кончится, сказал Антон. - Я совершенно не понимаю, что произошло. Эта дурацкая история...
- Прочти вот это, поймешь, - ответила Наташа. - Это прощальное письмо папы. Все читать не нужно, оно очень длинное и личное. Начти вот отсюда. Наташа ткнула пальцем в строчку, и Антон начал читать.
Є...Мне не хотелось уходить из этого мира, пошло удавившись, и с синим высунутым языком висеть посреди комнаты, как разделанная коровья туша. Не хотелось заливать комнату кровью, так же пошло вышибив себе мозги пулей. Мне противно было думать о том, как я, будто забеременевшая брошенка, наглотаюсь таблеток и сдохну от слабости в собственной блевотине. Скучным мне казалось и сигануть вниз с десятого этажа, словно сорвавшийся с балкона алкаш. Ну а топиться моряку вообще как-то не пристало. Но собрать все это вместе, убить себя всеми пятью способами одновременно казалось мне верхом смелости. Это был бы не малодушный порыв, не минутная слабость, а сознательный холодный расчет. Но в тот вечер, когда я собирался все это проделать, когда уже были написаны прощальные письма, дети спали, а тебе я сказал, что пойду прогуляюсь, меня посетила сама смерть. Она пришла ко мне в нашу маленькую кухню, и я сразу узнал её. Бледная, с ввалившимися глазами, она села напротив и сказала мне следующее: ЄТы так упорно искал меня, что я пришла сама. Нравлюсь ли я тебе? Нет? Тогда слушай. Ты сюда не просился, но и уйти отсюда по собственному желанию не можешь. Как это ни глупо звучит, здесь, в этом мире, живут только те, кому на роду написано жить. Кому суждено было умереть - умерли, кто должен умереть сегодня умрет сегодня. Давай договоримся: я приду к тебе, когда у тебя не останется ничего, что удерживает человека не этом свете. Когда ты избавишься от всех своих желаний и привязанностейє. Сказав это, она исчезла. Не ушла, а именно исчезла. И вот сейчас это время настало...є
Антон перевернул страницу, но Наташа взяла у него из рук письмо и сказала:
- Все, дальше читать необязательно. Теперь ты понял, почему мама потеряла сознание?
- О Господи! - закрыв лицо руками, прошептал Антон. - Кто же знал, что такое может произойти. Это - обычное совпадение. Я выдумал эту историю. Не было у меня никогда никакого знакомого Василия.
Наташа пожала плечами и равнодушно ответила:
- Я знаю. Какая разница, Антон?
- А почему вы не вызовете врача? - спросил Антон.
- Потому что сюда никто не поедет, - ответила Наташа. - Это же не Москва. К нам даже дороги нет. Ничего, маме уже лучше. Она пришла в себя.
Антона трясло, словно в лихорадке. Причем недомогание и дрожь появились у него давно, но он приписывал это усталости, а сейчас он вдруг понял, что у него самый настоящий жар.
Узнав, что Елене Александровне лучше, Антон встал, немного помялся и сказал:
- Тогда я пойду. Может, все-таки вызвать врача? Я сбегаю. - Сказав это, он тут же понял, что как раз сбегать у него не получится. Ему было трудно даже стоять, и он оперся о спинку стула.
- Не надо, - ответила Наташа. - Это не в первый раз с ней. Саша делает уколы лучше любого Ємясникає из ЄСкоройє, а больше они ничего и не могут.
Из спальни вышла Ниночка. Видно было, что она плакала, и Антон с новой силой ощутил свою вину перед этим семейством. Он ещё раз извинился, пожелал всем спокойной ночи и отправился было к двери, но остановился и сказал:
- Ниночка, можно тебя на минуту?
Ниночка удивленно посмотрела на него и подошла.
- Не ходи завтра с Зурабом в лес, - на ухо прошептал Антон. Нина испуганно посмотрела на него, а он добавил: - И вообще Зураб - сволочь. Будь с ним осторожнее, а лучше пошли его подальше. - Не дожидаясь вопросов, Антон тихо закрыл за собой дверь и вышел из дома.
На улице Антон почувствовал себя ещё хуже. Жар сменился ознобом, теплый ветер обжигал тело холодом, и оно моментально покрылось гусиной кожей. Антон, как пьяный, наклонился вперед и, едва успевая переставлять ноги, почти побежал в сторону Гагры. Он торопился на вокзал, надеясь успеть сесть на любой из проходящих поездов хотя бы и без билета. Он даже представил себе полутемное, душное купе с постелью на второй полке, мягкое покачивание вагона и перестук колес. Картина была такой яркой и приятной, что Антон совсем позабыл о темном пляже, по которому шел. Неожиданно он споткнулся о камень и упал. Песок, не успев остыть был теплее воздуха, и Антон прижался к нему всем телом, начал подгребать его под себя, чтобы согреться. Он расслабился, и это немного помогло ему - дрожь уменьшилась. Антон впервые задумался, что с ним произошло. Перебрав в уме вынужденное долгое купание ночью, завтрак, сидение на солнце, Антон вспомнил грязную болотную воду, попавшую в шприц. Он прижался щекой к теплому песку, закрыл глаза и подумал, что из этой переделки он вряд ли выплывет, потому что больше бревна не будет. Но это нисколько не напугало его. Наоборот, он подтянул к себе кейс, с трудом сел и после долгих неловких приготовлений сделал себе укол. Через некоторое время он сделал себе второй укол, а затем и третий.
Как он и хотел, в купе был полумрак. Антон лежал на мягкой постели на верхней полке и покачивался вместе с вагоном: вверх-вниз, вправо-влево. Правда, не было слышно перестука колес, поезд шел в абсолютной тишине, словно на резиновых шинах по ковру. В окно светили невероятно крупные звезды, каждая величиной с яблоко.
- Какие огромные, - сказал Антон.
- Да, - ответил ему голос снизу из темноты.
- А что это за поезд? Куда идет? - спросил Антон, воспользовавшись тем, что сосед по купе не спит.
- В Бардо, - ответили снизу.
- Бардо, Бардо, - забормотал Антон, вспоминая, где слышал это слово. Название вроде бы украинское, - не вспомнив, сказал он.
- Тибетское, - ответил голос.
- Да, кажется, тибетское, - сказал Антон и перевернулся на спину. Глаза его сами собой закрылись. Он вспомнил Елену Александровну, свою последнюю историю и подумал, что, наверно, воспоминание о смерти - это единственное что остается у человека в памяти о прошлой жизни.
- Смотри, смотри, поймал кого-то. Тащит.
- Во дурак. Он пьяный в жопу.
Антон хотел было встать и наорать на детей, прогнать их, но решил, что только потеряет с ними время да привлечет к себе внимание взрослых, которые неизвестно как отнесутся к его купанию в этой сточной канаве. Нырнув ещё раз, он проплыл над дном метра полтора и наконец нащупал рукой что-то, очень знакомое по форме. Прижав к груди стерилизатор с кирпичом, Антон вынырнул из воды и снова услышал смех, но мальчишки больше не интересовали его.
Антон долго сидел в тростнике, высасывая кровь из раны, и думал, как ему такое могло прийти в голову - бросить стерилизатор в болото. А главное, чего ради? ЄНачать жизнь сначала можно только отыскав это начало, - думал он. - Я чуть было не остался один на один со всеми этими людьми, с их писаными и неписаными законами, с их играми в семью, в карьеру, в мораль. Это все равно что прийти в зоопарк и навсегда остаться там жить, изредка меняя одну клетку на другуює.
Антон открыл стерилизатор и осмотрел его содержимое. Шприц был полон грязной болотной воды; все остальное не пострадало, хотя он волновался, что от удара могут разбиться ампулы.
Закрыв стерилизатор, Антон встал и, пригибаясь, чтобы не было видно с пляжа, пошел вдоль берега. Он добрался до тех мест, где уже не было загорающих. Здесь Антон оставил свои вещи, взял с собой только шприц, иглу и, разбежавшись, головой вперед нырнул в мелкую подошедшую волну. Отплыв подальше от берега, он опустился метра на два под воду и несколько раз промыл шприц водой. На этом стерилизация закончилась. Антона не пугала перспектива подхватить какую-нибудь заразу, хотя это было более чем реально. Он был из тех людей, которые следят за своим внешним видом до первого пятна на одежде, и, как только это пятно появлялось, он вообще переставал обращать внимание на грязь. Мог спокойно вытереть черную от мазута руку о собственный пиджак, если до тряпки нельзя было дотянуться не сходя с места.
Более-менее отмывшись от черной грязи и ряски, Антон выбрался из воды и вернулся в заросли тростника. Там он, торопясь, перетянул себе руку резиновым жгутом и сделал укол. И сразу мир как будто перевернулся, изменилось освещение, в голове у него пронесся черный смерч, который вобрал в себя все его мучения, заботы и боль, - все, что имело отношение к развенчанной им жизни. Антон понял, что больше не хочет возвращаться в нее. Там его больше никто не ждал, тогда как здесь он ни в ком не нуждался. Он вспомнил слова Николая Ивановича, что, если в лесу есть волки, больной заяц обречен, и рассмеялся.
- Больной заяц и так обречен уже потому, что он больной, - сказал он вслух. - И здоровый обречен, даже если это саблезубый заяц о восьми лапах.
Из забытья Антона вывел громкий смех. Он осторожно приподнялся над тростником и увидел своих старых знакомых, которые, вероятно, возвращались от Ниночки. Зураб, энергично жестикулируя, рассказывал коротконогому спутнику историю своей любви.
- Я, бля, уже трусы с неё стянул. Ее мать помешала. - Передразнивая мать, он перешел на фальцет: - Ниночка, Ниночка, что вы там делаете? Я, бля, завтра с ней в лес пойду. - Зураб громко рассмеялся. - Сиськи мягкие-мягкие.
- Я с тобой пойду, - сказал его спутник.
- Э, ты все испортишь, - ответил Зураб. - С тобой она не даст.
Антон проводил молодых людей взглядом, сел, протер глаза кулаками и, вздохнув, сказал:
- С возвращением тебя. Этот мир легко узнать по первому слову первого встречного. И слово это - Єбляє. Магическое слово со скользящим смыслом.
Убрав в кейс стерилизатор, Антон осмотрел свои когда-то белые брюки, сбил щелчком пару листочков ряски, поднялся. На душе у него было пасмурно. Одновременно хотелось есть, пить и плакать. Прежде чем уехать отсюда, Антон решил попрощаться с Еленой Александровной и Наташей. Ему не хотелось встречаться с Александром, но он знал, что в присутствии матери тот не станет затевать склоку.
Антону повезло: как и в первый раз во дворе он увидел Наташу. Он снимала с веревки белье и складывала его в большую картонную коробку.
- Здравствуй, дочка, - громко сказал Антон, подходя к дому. Наташа обернулась, удивленно посмотрела на Антона и заулыбалась.
- Заходи, пропащий, - разглядывая Антона, сказала Наташа. - А мы уже переволновались за тебя. Куда ты пропал с катера?
- Сошел в Пицунде, - ответил Антон. - Хочу попрощаться. Я уезжаю в Москву.
- Что это у тебя за вид? - удивленно спросила Наташа.
- В канаву свалился, - ответил Антон. - Знаешь, какая грязная канава вдоль дороги. Ночью возвращался к себе, впереди шла парочка. К ним пристали какие-то два подонка - пришлось вступиться. Одного я столкнул в канаву, второй меня вслед за ним туда отправил. Ноги в ил засосало, пришлось оставить там туфли. А носки я выбросил. Без обуви они как-то не так смотрятся - это тебе не дома на ковре. Тот, которому я помог, тоже москвичом оказался. Хороший мужик, на Таганке живет. В честь такого случая мы с ним решили выпить, за знакомство. Нашли чачу в каком-то доме - поздно уже было - и не рассчитали. Помню, где-то повесил свой пиджак на ветку, а где - черт его знает. Хорошо хоть москвича встретил, а не москвичку, а то бы и брюки потерял.
- Ты знаешь, - сказала она, - мне почему-то кажется, что мы с тобой знакомы очень и очень давно. За один вечер ты умудрился показать себя со всех сторон. Поэтому я и думаю, что врешь сейчас, как...
- Ну хочешь, я тебе другую историю расскажу, более правдоподобную?
- Не надо, - ответила Наташа, - и эта сойдет. Пойдем в дом, мы как раз собираемся ужинать. Уже все готово.
- А твой брат не закатит истерику? Я как-то не при параде сегодня.
- Пойдем. Ты же попрощаться пришел. Мама будет очень рада. Все эти дни она только о тебе и говорила.
Они прошли в дом; как и в первый раз, Наташа раскрыла дверь в гостиную и весело сказала:
- А вот и он.
Сидевший за столом Александр свистнул и медленно положил вилку в тарелку.
Ниночка воскликнула:
- Ого! - И добавила: - Вы все-таки вырыли подземный ход в Турцию?
Елена Александровна встала, пошла ему навстречу и спросила:
- Что произошло, Антон? Почему у тебя такой вид?
За Антона ответила Наташа:
- Мама, Антон пришел попрощаться с нами. Его надо накормить, а потом он расскажет тебе, что с ним произошло. Посмотри, какой он зеленый. Наверное, не ел с того самого вечера.
- Да, да, да, - закивала головой Елена Александровна. - Проходи, Антон. У нас сегодня по-простому, обычный семейный ужин.
- Здравствуйте, Елена Александровна, - запоздало поздоровался Антон. Ради Бога, извините меня за такой вид. Я мог бы, конечно, взять у знакомых хотя бы резиновые сапоги, но позабыл это сделать. Я не надолго, только попрощаться, - сказал он, адресуя последние слова через голову Елены Александровны её сыну.
А Александр вдруг повеселел, по-хозяйски кивнул на стул и сказал:
- Давай, давай, садись, папуля. Мы уж не знали, что и подумать. Пропали, понимаешь ли. - Похоже было, что внешний вид Антона вполне удовлетворил Александра. Сейчас Антон полностью соответствовал тому образу, который Александр создал, описывая его домочадцам. Хозяин дома победил и, как всякий уверенный в себе победитель, желал добить противника собственным великодушием. Он даже налил Антону вина и подвинул к нему хлебницу. - Да. видик у вас, папуля, прямо скажем, отвратительный, - не удержался Александр.
- Александр! - слабо вскрикнула Елена Александровна.
- Ничего, ничего, - попытался успокоить её Антон. - Он прав. Если бы вы, Александр, знали обо мне побольше, вы бы на порог меня не пустили.
- Не беспокойтесь, - вальяжно развалившись на стуле, ответил Александр. - Знаю я вашу главную тайну.
Антон вопросительно посмотрел на Наташу, та, занервничав, на Елену Александровну.
- Вы подслушивала под дверью наш разговор с Еленой Александровной? спросил Антон.
- Упаси Боже, - всплеснул руками Александр. - Мама с Наташей сегодня говорили о вас. Не затыкать же мне уши в собственном доме. А насчет порога, - кто вы мне такой, чтобы вас не пускать на порог? Вы ешьте, ешьте, путь до Москвы неблизкий, а в вагонах-ресторанах так накормят, что потом неделю с толчка не слезешь.
Елена Александровна тревожно всматривалась в лицо Антона. Глаза у неё были красными и влажными, она по-старушечьи жевала губами и иногда прикладывала к ним носовой платок.
Усмехнувшись, Антон принялся за еду, а на Александра, видимо, напало вдохновение: он болтал, не умолкая. Начал Александр издалека, с того, что он атеист, но вполне понимает верующих любого вероисповедания, а закончил странным, хотя и в духе этой семьи, пассажем.
- Человек любит свое прошлое, но только в пределах одной жизни, гоняя горошину по тарелке, мечтательно сказал он. - Память о предыдущих жизнях может свести человека с ума или толкнуть на самоубийство. Потому что бесконечный переход из одной жизни в другую начисто обессмысливает ту одну, ценную для него жизнь, которую он в данный момент имеет. Человек как бы сливается с бесчисленным множеством чужих ему людей, коими он был раньше, теряет собственную индивидуальность, а это единственное, чего у него никто не может отнять. Только Бог может позволить себе быть всем, везде и во все времена и знать об этом.
- Вы же атеист. О каком Боге, о каких других жизнях вы говорите? жуя, спросил Антон.
- Атеисты тоже бывают разные, - ответил Александр. - Одни просто не верят, другие не договорились с Богом, третьи не докричались до него.
- И к каким же вы себя причисляете? - спросил Антон.
- Будем считать, что я не договорился с ним. Ну Бог с ним, с Богом. Извините за каламбур. Я хочу выпить за то, чтоб мы не драматизировали нашу жизнь. - Александр поднял фужер с вином. - Не забегали вперед и не копили негативный опыт, чем, как мне кажется, занимается Антон. Все мы собираем или копим то, что соответствует нашему душевному складу. Одни коллекционируют острые ощущения, другие - женщин, третьи - свои несчастья. Острые ощущения лучше, чем несчастья, женщины, - Александр усмехнулся, лучше, чем острые ощущения, ничего не коллекционировать лучше, чем всю жизнь таскаться по бабам. Если хочешь увидеть все, не сосредоточивай внимания на частностях.
- Выпить я согласен, - сказал Антон, подняв фужер. - А насчет меня вы ошибаетесь, Александр. Я ничего не коллекционирую и не накапливаю. Это вас ввел в заблуждение мой внешний вид. И невзлюбили вы меня потому, что вам когда-то внушили, что человек в грязном смокинге - не в робе, а именно в смокинге, - может быть только подонком. Смокинг говорит о том, что я бездельник, грязь на смокинге - опустившийся бездельник. Так?
- Не совсем, но почти так, - ответил Александр. - Заметьте, вы сами вынуждаете меня быть откровенным. Далась вам эта откровенность. Да, вы мне сразу не понравились, и не последнюю роль в том сыграл смокинг, хотя к любой одежде я отношусь терпимо.
- Один мой знакомый ненавидел людей не велосипедах, потому что в детстве мать не могла купить ему велосипед.
- Не надо заниматься психоанализом, Антон, - спокойно ответил Александр. - У вас это плохо получается. Нас в детстве одевали, как и всех детей. Не хуже, не лучше. Просто я не люблю слишком раскованных людей с плавающим взглядом. Я понятно изъясняюсь?
- Да, конечно, - ответил Антон. - В конце концов мне все равно, любите вы меня или нет. Я даже на вас не обижаюсь, вы такой, какой есть.
- Ну и отлично, - оживился Александр. - Тогда давайте наконец выпьем за то, что мы есть. Я считаю, что быть или не быть - не проблема для мужчины. Конечно же, быть. - Александр отпил два глотка и поставил фужер на место.
Антон и Наташа выпили вино до дна.
- Каждый вкладывает в это свой смысл, - поставив фужер, сказал Антон. - Я хотел бы перефразировать Платона. Бог создал архетип понятия Єбытьє, философ - подобие архетипа, художник - подобие подобия.
- Ну и к чему все это? - спросил Александр.
- А к тому, что лично я не знаю, что такое Єбытьє. Сейчас можно только догадываться, какой смысл вкладывал Бог в это понятие. Я, конечно, тоже за Єбытьє, но даже не встречал людей, которые бы знали, что это такое. Хотите, я расскажу историю об одном своем знакомом?
- Знаем, знаем, - почти в один голос сказали Наташа и Ниночка. Затем Ниночка добавила: - Вы расскажете нам о своем друге Иване?
Наташа рассмеялась, а Антон серьезно сказал:
- Нет, на этот раз я расскажу о другом своем знакомом. Его звали Василий.
- Его Єзвалиє, значит, страшная история, - сказала Наташа.
- Ну, это как посмотреть, - ответил Антон. - Во всяком случае, это типичная история.
- Как много у тебя неблагополучных знакомых, - с улыбкой заметила Наташа.
Антон пожал плечами и спросил:
- Так рассказывать или нет?
- Давайте, - опять подала голос Ниночка. - Только про мертвецов не надо.
- Хорошо, - с улыбкой сказал Антон. Чувствуя какую-то болезненную слабость и озноб, он обернулся и посмотрел на дверь. Ему казалось, что оттуда тянет холодом. Убедившись, что дверь закрыта, он начал: - Василий был человеком вполне заурядным. Считал, что модная одежда выделяет человека, хотя все происходит с точностью наоборот. Любил сплетни погрязней об известных людях - рассказы из лакейской. Он даже институт окончил только потому, что в нашей среде считалось модным что-нибудь закончить. Он был неплохим специалистом-электронщиком, но во всем остальном полный профан. Я знаю, что он никогда не читал стихов, а из прозы предпочитал самую низкопробную фантастику и детективы. В общем, рядовой гражданин с рядовыми запросами. Его представления о жизни тоже не отличались оригинальностью. Он считал, что мужчина обязан иметь друга, работу, семью и любовницу традиционный набор. Все это у него имелось. И он - не знаю, врал или нет, считал себя счастливым человеком, а потому никогда не задавался вопросом: быть или не быть. Не знаю, зачем судьбе понадобилось ломать его жизнь. Жил себе человек в своем придуманном мирке, никого не трогал, раз в три года давал потомство и не подозревал, что он всего лишь до поры до времени забытая на краю доски пешка. И вот однажды судьба включила его в игру. На собрании он не поддержал своего начальника, чего прежде, как человек осторожный, никогда не позволял себе. Он был дисциплинированным работником, медленно, но уверенно продвигался по службе и даже в точности до месяца знал, когда получит следующее повышение. Но черт его попутал, и он поссорился со своим благодетелем. Начальник, пьяница и вор, в похмельной депрессии долго кричал на него в своем кабинете, говорил о долге чести - не совсем понятное мне словосочетание - и в конце сказал, чтобы Василий увольнялся, потому что дальше работать вместе они не смогут. Василию бы покаяться, но он полез в бутылку, отказался увольняться, и тогда начальник принялся выживать его. Он с такой изобретательностью это делал, что уже через две недели Василий вынужден был написать заявление об уходе, иначе его уволили бы по статье. Это было очень большим ударом для Василия. Другой бы плюнул и спокойно занялся поисками работы, а он пошел искать правду, но не успел найти её. Ему, человеку, привыкшему к механическому ритму, это казалось верхом несправедливости, трагедией, по сравнению с которой предательство дочерей Лира выглядело мелкой семейной ссорой.
Жена его, романтическая особа, начитавшись глупых любовных романов, постоянно требовала от него красивой любви. Ей хотелось, чтобы он все время чем-то жертвовал ради нее, все равно чем, важен был сам факт жертвы. Он в меру своих сил и способностей соблюдал правила игры; даже если звонил ей с работы, обязательно говорил, что пожертвовал ради звонка обеденным временем. Эта ленивая сладострастница представляла себе любовь некой бочкой с медом, из которой можно было черпать всю жизнь, была бы ложка. Она искренне считала, будто всю себя без остатка отдает мужу, требовала того же и очень удивлялась, если он так же искренне не понимал, что она отдает ему и где лежит то, что она отдала. Единственное, что он действительно получал в избытке, - это постоянные упреки в бесчувственности и нежелании жить лучше. В день, когда Василий уволился, он узнал: у жены тоже есть любовник и она уходит к нему, так как тот пожертвовал ради неё собственной семьей. Василий как-то упустил из виду, что у жены могут быть похожие взгляды на жизнь.
Не менее страшным ударом было для Василия то, что любовником жены оказался его лучший друг. Представления о дружбе у него были самые традиционные, почерпнутые из литературы. Василий требовал от дружбы того же, чего требовала от него жена, то есть жертв и доказательств верности. Его не смущало даже то, что сам он не очень-то соблюдал эти правила.
Гораздо больше, чем предательство, его поразило лицемерие друга, который совсем недавно сочувствовал ему и хвастался своей женой, крикливой, работящей бабенкой с милицейскими замашками. Подумав, Василий решил, что друга толкнуло на это, во-первых, ложное чувство новизны, а во-вторых, обычная лень, нежелание поискать себе подругу где-нибудь на стороне.
Три удара такой силы за один вечер вывели Василия из унылого, пассивного состояния. Желая отомстить, он сообщил жене, что едет к любовнице, но та даже обрадовалась, сказала, что давно знает о её существовании от того же друга.
Не предупредив о приезде, Василий нагрянул к своей возлюбленной в самый неподходящий момент - у неё кто-то был. Его молодая любовница тоже имела самые чудовищные представления о жизни, почерпнутые из тех же глупых книжек, фильмов и рассказов подруг. Она считала, что дарит ему самое драгоценное, чем обладает человек - свое молодое тело, и относительно себя была, конечно, права. Она действительно представляла собою тело без каких-либо признаков чего бы то ни было еще. Девушка требовала за свою любовь довольно большую плату в денежном эквиваленте. Василий давно уже залез в долги, часто перезанимал, чтобы отдать, но долги росли, их накопилось так много, что, перезанимая, уже нельзя было отдавать.
Василий потребовал, чтобы девушка впустила его, но возлюбленная устроила ему скандал прямо на лестничной площадке. Она обозвала его старым, облезлым козлом, и Василий догадался, что в данный момент у неё в постели лежит молодой волосатый Єкозелє, скорее всего тот самый друг детства, которого он уже однажды видел в этой квартире.
Весь вечер и всю ночь Василий ходил по городу и думал. Думал он не о работе, не о жене, не о друге и не о любовнице. Он думал о себе, о том, к чему пришел в свои сорок лет и чем он был для этих людей, которые, будто сговорившись, бросили его в один и тот же день. Эти события помогли ему увидеть себя совершенно в ином свете. Василий понял: жизнь потрачена впустую, все эти годы он обманывал себя, и судьба правильно поступила, вывернув наизнанку все, что он считал незыблемым и ценным. Это было пятым и, пожалуй, самым сильным ударом для Василия. Как ни странно, переоценка ценностей укрепила его дух, и он решил, что каждое из этих пяти событий стоит того, чтобы покончить с собой. - Антон увидел, как Елена Александровна подалась вперед, развел руками в стороны и продолжил свой рассказ: - Впервые в жизни он, может быть, что-то по-настоящему почувствовал. Василия как будто посетил гений, который до сих пор либо совершенно не интересовался своим подопечным, либо не имел возможности себя проявить. В общем, Василий придумал нечто очень оригинальное. Он решил выйти ночью на мост через реку, съесть две упаковки быстродействующего снотворного, привязать к перилам моста слабую веревку, надеть на шею петлю, выстрелить в голову и, упав с большой высоты, утонуть.
Елена Александровна вскрикнула, сильно побледнела и откинулась на спинку стула. Она закатила глаза и начала медленно сползать вниз. Все, кто был в комнате, повскакали со своих мест и кинулись к ней. Антон хотел было помочь, но Александр вклинился между ним и матерью и прошипел:
- Я же говорил тебе, чтобы ты не приходил сюда.
Елену Александровну унесли в спальню, и Антон остался один. Некоторое время он сидел, не зная, что делать: уйти или дождаться каких-нибудь сведений о Елене Александровне. Наконец из спальни вышла Наташа. Она молча села на стул и протянула Антону исписанный лист бумаги.
- Ради Бога, простите меня, я не думал, что этим все кончится, сказал Антон. - Я совершенно не понимаю, что произошло. Эта дурацкая история...
- Прочти вот это, поймешь, - ответила Наташа. - Это прощальное письмо папы. Все читать не нужно, оно очень длинное и личное. Начти вот отсюда. Наташа ткнула пальцем в строчку, и Антон начал читать.
Є...Мне не хотелось уходить из этого мира, пошло удавившись, и с синим высунутым языком висеть посреди комнаты, как разделанная коровья туша. Не хотелось заливать комнату кровью, так же пошло вышибив себе мозги пулей. Мне противно было думать о том, как я, будто забеременевшая брошенка, наглотаюсь таблеток и сдохну от слабости в собственной блевотине. Скучным мне казалось и сигануть вниз с десятого этажа, словно сорвавшийся с балкона алкаш. Ну а топиться моряку вообще как-то не пристало. Но собрать все это вместе, убить себя всеми пятью способами одновременно казалось мне верхом смелости. Это был бы не малодушный порыв, не минутная слабость, а сознательный холодный расчет. Но в тот вечер, когда я собирался все это проделать, когда уже были написаны прощальные письма, дети спали, а тебе я сказал, что пойду прогуляюсь, меня посетила сама смерть. Она пришла ко мне в нашу маленькую кухню, и я сразу узнал её. Бледная, с ввалившимися глазами, она села напротив и сказала мне следующее: ЄТы так упорно искал меня, что я пришла сама. Нравлюсь ли я тебе? Нет? Тогда слушай. Ты сюда не просился, но и уйти отсюда по собственному желанию не можешь. Как это ни глупо звучит, здесь, в этом мире, живут только те, кому на роду написано жить. Кому суждено было умереть - умерли, кто должен умереть сегодня умрет сегодня. Давай договоримся: я приду к тебе, когда у тебя не останется ничего, что удерживает человека не этом свете. Когда ты избавишься от всех своих желаний и привязанностейє. Сказав это, она исчезла. Не ушла, а именно исчезла. И вот сейчас это время настало...є
Антон перевернул страницу, но Наташа взяла у него из рук письмо и сказала:
- Все, дальше читать необязательно. Теперь ты понял, почему мама потеряла сознание?
- О Господи! - закрыв лицо руками, прошептал Антон. - Кто же знал, что такое может произойти. Это - обычное совпадение. Я выдумал эту историю. Не было у меня никогда никакого знакомого Василия.
Наташа пожала плечами и равнодушно ответила:
- Я знаю. Какая разница, Антон?
- А почему вы не вызовете врача? - спросил Антон.
- Потому что сюда никто не поедет, - ответила Наташа. - Это же не Москва. К нам даже дороги нет. Ничего, маме уже лучше. Она пришла в себя.
Антона трясло, словно в лихорадке. Причем недомогание и дрожь появились у него давно, но он приписывал это усталости, а сейчас он вдруг понял, что у него самый настоящий жар.
Узнав, что Елене Александровне лучше, Антон встал, немного помялся и сказал:
- Тогда я пойду. Может, все-таки вызвать врача? Я сбегаю. - Сказав это, он тут же понял, что как раз сбегать у него не получится. Ему было трудно даже стоять, и он оперся о спинку стула.
- Не надо, - ответила Наташа. - Это не в первый раз с ней. Саша делает уколы лучше любого Ємясникає из ЄСкоройє, а больше они ничего и не могут.
Из спальни вышла Ниночка. Видно было, что она плакала, и Антон с новой силой ощутил свою вину перед этим семейством. Он ещё раз извинился, пожелал всем спокойной ночи и отправился было к двери, но остановился и сказал:
- Ниночка, можно тебя на минуту?
Ниночка удивленно посмотрела на него и подошла.
- Не ходи завтра с Зурабом в лес, - на ухо прошептал Антон. Нина испуганно посмотрела на него, а он добавил: - И вообще Зураб - сволочь. Будь с ним осторожнее, а лучше пошли его подальше. - Не дожидаясь вопросов, Антон тихо закрыл за собой дверь и вышел из дома.
На улице Антон почувствовал себя ещё хуже. Жар сменился ознобом, теплый ветер обжигал тело холодом, и оно моментально покрылось гусиной кожей. Антон, как пьяный, наклонился вперед и, едва успевая переставлять ноги, почти побежал в сторону Гагры. Он торопился на вокзал, надеясь успеть сесть на любой из проходящих поездов хотя бы и без билета. Он даже представил себе полутемное, душное купе с постелью на второй полке, мягкое покачивание вагона и перестук колес. Картина была такой яркой и приятной, что Антон совсем позабыл о темном пляже, по которому шел. Неожиданно он споткнулся о камень и упал. Песок, не успев остыть был теплее воздуха, и Антон прижался к нему всем телом, начал подгребать его под себя, чтобы согреться. Он расслабился, и это немного помогло ему - дрожь уменьшилась. Антон впервые задумался, что с ним произошло. Перебрав в уме вынужденное долгое купание ночью, завтрак, сидение на солнце, Антон вспомнил грязную болотную воду, попавшую в шприц. Он прижался щекой к теплому песку, закрыл глаза и подумал, что из этой переделки он вряд ли выплывет, потому что больше бревна не будет. Но это нисколько не напугало его. Наоборот, он подтянул к себе кейс, с трудом сел и после долгих неловких приготовлений сделал себе укол. Через некоторое время он сделал себе второй укол, а затем и третий.
Как он и хотел, в купе был полумрак. Антон лежал на мягкой постели на верхней полке и покачивался вместе с вагоном: вверх-вниз, вправо-влево. Правда, не было слышно перестука колес, поезд шел в абсолютной тишине, словно на резиновых шинах по ковру. В окно светили невероятно крупные звезды, каждая величиной с яблоко.
- Какие огромные, - сказал Антон.
- Да, - ответил ему голос снизу из темноты.
- А что это за поезд? Куда идет? - спросил Антон, воспользовавшись тем, что сосед по купе не спит.
- В Бардо, - ответили снизу.
- Бардо, Бардо, - забормотал Антон, вспоминая, где слышал это слово. Название вроде бы украинское, - не вспомнив, сказал он.
- Тибетское, - ответил голос.
- Да, кажется, тибетское, - сказал Антон и перевернулся на спину. Глаза его сами собой закрылись. Он вспомнил Елену Александровну, свою последнюю историю и подумал, что, наверно, воспоминание о смерти - это единственное что остается у человека в памяти о прошлой жизни.