Страница:
- Да? - услышал он, и через некоторое время губы сказали: - Ну да, ты же наркоман.
- Я просто устал, - повторил Антон.
Почувствовав, как его толкнули в бок, он подвинулся, и Вера легла рядом.
- Вот так всегда, - прошептала она. - Как красивый мужик, обязательно слабак. Перевелись красивые самцы. Одни импотенты да небритые дворняги остались. А не устал ты, голубчик, херней заниматься, - спокойно сказала Вера. - Колешься всякой дрянью.
- А чем надо колоться? - без тени иронии спросил Антон.
- Хочешь я тебя за неделю половым гигантом сделаю? - спросила Вера.
- Нет, не хочу.
- Ты что, не веришь? - спросила Вера.
- Верю. Ты можешь. Расскажи лучше что-нибудь, - попросил Антон. - Ты человек рисковый, наверняка с тобой случалось всякое.
- Всякое-то случалось, - согласилась Вера. - Со мной такое случалось, какое тебе и не снилось. С моей жизни можно роман писать. Сказка, а не жизнь. Вот я сюда и приехала, чтобы отдохнуть от этой сказки. Почему-то одни живут и ничего с ними не происходит. А на других, на меня, например, валится все, что ни попадя. Чего я только не делала: с квартиры съехала, на другую работу устроилась, даже фамилию два раза меняла...
- Бесполезно, - сказал Антон. - Это судьба. Единственное, ч чем не надо бороться в этой жизни, так это с судьбой. Ее надо принимать такой, какая она есть. Ладно, уговорила, я расскажу тебе историю одного моего знакомого. Будешь слушать?
- Давай, - вздохнула Вера. - С паршивой овцы хоть шерсти клок.
- Ну тогда слушай. Один мой знакомый, Иван, с самого детства мечтал о дальних странах, хотел стать путешественником или на худой конец звероловом. Впервые он убежал из дома, когда ему не было ещё и семи лет. Его сняли с поезда и вернули домой. Дома отец выдрал его, и он не мог сидеть целых две недели. Через месяц родители потеряли бдительность, и он снова попытался убежать, и снова его вернули и наказали. Когда он вырос и ему больше не надо было спрашивать родительского разрешения, чтобы куда-то уехать, он вспомнил о своей детской мечте, решив податься на Дальний Восток, поближе к океану, где, по его разумению, можно было наняться на большой корабль и, в первом же заграничном порту сойдя на берег, вовсе уже не вернуться. Уволившись с работы, он собрал вещи, купил билет на самолет и, попрощавшись с родными, отправился в аэропорт. Иван вышел из дома с большим запасом, но целый час проловил такси и в конце концов решил ехать обычным транспортом. С метро-то все и началось. Поезд почему-то полчаса простоял между станциями. Потом экспресс, который должен был доставить его в аэропорт, сломался на дороге, и он опоздал на самолет. Решив, что все это мелочи по сравнению с предстоящим путешествием, Иван обменял билет и сутки провел в аэропорту. Его следующий самолет задержался на несколько часов, а за это время он успел сломать себе ногу - бродил в окрестностях аэропорта и не заметил траншеи.
В больнице за ним ухаживала хорошенькая медсестра. Иван не собирался жениться, но так получилось, что, когда он выписался, все произошло само собой - он женился. А потом пошли дети. Жена уговорила его закончить бухгалтерские курсы, и на долгое время Ивану пришлось отказаться от любых путешествий. Несколько раз он все же пытался переломать судьбу, но как только Иван покупал билет в любой из уголков нашей необъятной страны, любой вид транспорта переставал действовать.
Во второй раз он сломал ногу, когда попытался уйти пешком. Вернувшись через неделю из больницы на костылях, он пообещал жене больше никогда не делать этого. Так и прожил он большую часть своей жизни, не выезжая за пределы области, пока не встретил в пивной такого же обиженного на свою жизнь, закоренелого неудачника. Тот пил пиво, ел креветки и бормотал себе под нос:
- Разве ж это пиво? Это же не креветки, а тараканы!
За кружкой они разговорились, и Иван пожаловался незнакомцу на свою судьбу, рассказал, что когда-то мечтал стать путешественником, но все годы проработал бухгалтером и теперь считает жизнь загубленной, прожитой неинтересно и совершенно зря. Незнакомец внимательно выслушал Ивана и, вздохнув, рассказал ему следующую историю. Он рос домашним ребенком. Его невозможно было уговорить пойти погулять. Он любил что-нибудь мастерить, хорошо рисовал и много читал. Но судьба посмеялась над ним. Вначале она хорошенько вываляла его в подушках да перинах, и продолжалось это ровно восемнадцать лет. А затем для пробы судьба бросила его в тюрьму. Это темная история. Все знали, что он не виноват, и все же посадили. А потом пошло-поехало. В лагере набирали экспедицию на Сахалин, то ли алмазы искать, то ли нефть. Пообещали скостить срок, и начальник партии взял его на работу простым рабочим.
Работал он хорошо, начал уже подсчитывать дни, оставшиеся до освобождения, но как-то они переплывали на фелюге из одного лагеря в другой и попали в жестокий шторм. Их долго мотало по морю, суденышко грозило развалиться в любую минуту, но им повезло - команду подобрало японское военное судно. Когда их доставили на берег, в Японию, вопреки расхожему мнению о патриотизме советских граждан, возвращаться на родину никто не захотел. Исключением был наш рассказчик, он рвался домой, но его не отпустили. Об этом потом писали все советские газеты.
Пройдя двухмесячный карантин, они получили полную... почти полную свободу, и каждый был предоставлен самому себе. А нашему рассказчику предложили на выбор: остаться в Японии, улететь в Америку или на Филиппины. И он рассудил примерно так: из Японии не отпускают, а ему очень хотелось вернуться; до Америки слишком далеко, а с Филиппин в конце концов можно будет либо сбежать, либо, когда о нем забудут, обычным путем переправиться на континент. Сказано - сделано. Путешественник был отправлен на эти райские острова. Там, под наблюдением местной службы безопасности, помотавшись месяц-другой, он нанялся на пароход, идущий в Новую Зеландию. С тех пор всякая его попытка вернуться в Россию заканчивалась тем, что судьба забрасывала его в такие края, откуда не то что вернуться - попасть куда можно было только случайно, при самых невероятных стечениях обстоятельств. Корабль, следующий в Европу, неожиданно бросало на рифы где-нибудь в южных морях. Самолет, который должен был доставить его из Мехико в Варшаву, почему-то упал в джунглях Бразилии. Он целый год прожил с индейцами Амазонки, кочевал по Большой пустыне с аборигенами Австралии, полгода провел среди пигмеев в Западной Африке. Всю жизнь он мечтал обзавестись семьей и жить где-нибудь на берегу моря в собственном домике. Однажды его мечта чуть было не сбылась. Он познакомился с молодой симпатичной вдовой, которая согласилась стать его женой. Дело шло к свадьбе, родственники невесты определили его на работу и - не зная, с кем имеют дело, - попросили его слетать в Нью-Йорк утрясти кое-какие дела. Назад путешественник не вернулся. Самолет, на котором он летел, захватили воздушные пираты, и он едва-едва спасся. В перестрелке были убиты оба пилота, и ему, как наиболее опытному, пришлось сажать самолет на воду, в километре от берега и в двух тысячах километров от дома своей невесты.
До России путешественник все же добрался, где он и встретил Ивана в одной из московских пивных. Этот старый бродяга ненавидел свою судьбу и уже не верил, что когда-нибудь заведет свой дом и заживет в нем нормальной человеческой жизнью.
Иван с восторгом выслушал рассказ путешественника, а едва тот закончил, с завистью сказал:
- Как бы мне хотелось поменяться с вами судьбой. Все считают меня домоседом и хорошим семьянином, а я не такой. Я не люблю свой дом, а значит, и семьянин из меня никудышный. Просто я не показываю это своей жене. Она очень добрый, милый человек и не виновата в том, что я такой неудачник.
- Увы, - ответил путешественник, - мне тоже хотелось бы поменяться с вами судьбой, но, к сожалению, это невозможно. Кстати, я собираюсь посмотреть те места, где когда-то сидел в лагере. Хотите, я возьму вас с собой? Какое-никакое, а путешествие. Прокатитесь со мной на машине. Я думаю, за пару недель мы обернемся. Ну что, согласны?
- Да, - ответил Иван, - но боюсь, у нас ничего не выйдет. У вашего автомобиля заклинит мотор. Если мы полетим на самолете, он упадет сразу за Москвой, корабль утонет, не успев отойти от пристани, а поезд сойдет с рельсов.
- Ну, этого я не боюсь, - ответил путешественник. - Мне не привыкать падать, тонуть и валяться под машиной. Соглашайтесь, посмотрим, чья судьба сильнее. К тому же мой Єлендроверє никогда не ломается.
- Тогда я готов, - ответил Иван.
Переночевав у Ивана, на следующий день они отправились в путь на машине путешественника. Они отъехали от Москвы километров на пятьдесят. Неожиданно мотор зачихал, а потом и заглох. Машина прокатилась ещё метров пятьдесят, а перед тем, как остановиться, правая передняя шина сделала громкий выдох. ЄЛендроверє накренился и вильнул в сторону. Придорожный кювет был неглубоким, но поддон распороло острым камнем пополам, будто автогеном, а в лобовое стекло заехала толстая ветка и выбила его.
- Ну вот, я вам говорил, - печально сказал Иван.
- Ничего, починим, - бодро ответил путешественник.
На ремонт у них ушло полдня, а когда машина была готова, выяснилось, что весь бензин почему-то вытек в канаву. Запасливый путешественник достал канистру и заправил машину, но что-то произошло с двигателем - он отказывался заводиться. Тогда путешественник вышел на дорогу и попытался остановить какую-нибудь машину, чтобы помогли выехать из кювета. Однако автомобили проезжали мимо на большой скорости, и до самой темноты ни одна из них не остановилась.
Ночь они провели в машине, а утром, невыспавшийся и злой, путешественник сказал:
- Да, вы были правы. А теперь давайте расстанемся, пока не поздно. Понимаете, я спешу. У меня всего две недели времени.
Иван поблагодарил путешественника за приятно проведенное время, забрал свою сумку с вещами и пошел в обратную сторону. Ловя попутку, он увидел, как путешественник сел в машину и помахал ему рукой. ЄЛендроверє завелся с полуоборота и вскоре скрылся из виду. Вот такая штука эта судьба, закончил Антон.
- Да, ничего история, - через некоторое время сказала Вера. По-моему, ты её придумал. У меня есть один знакомый, он рассказывает анекдоты, будто это с ним произошло. Очень смешно получается. Но он рассказывать умеет, а ты тянешь резину.
- Дело не в истории, - зевая, сказал Антон. - Я о судьбе. Что поделать, если тебе досталась такая? Если ты думаешь, что судьба бывает плохой и хорошей, то ты ошибаешься. Тяжело должно быть только физически, и то иногда. А душевные муки - это от нашей бестолковости. Сгорел дом - черт с ним, построишь новый. Все равно надо что-то делать в этой жизни. Так какая разница, будешь ты строить дом или обихаживать уже построенный. Работа, она и есть работа. Стоит ли из-за этого страдать?
- А я работы и не боюсь. Было бы что строить, - сказала Вера.
- На самом деле и строить ничего не надо. Все само построится, сказал Антон. - Только не мешай. И если что-то тебе обломилось, не кричи: ЄМое!є Не твое оно. И ничье. Всем, что тебя окружает, можно только пользоваться, и нельзя прирастать - больно, когда отрывают. То же самое и с людьми. Человек уходит от тебя в тот момент, когда ты начинаешь считать его своей вещью или неотъемлемой частью, как рука или нога. Ампутация, сама знаешь, штука малоприятная. Поэтому пользуйся, но не прирастай. Мы здесь не надолго, здесь все не наше. Можно взять посмотреть, а потом надо поставить на место, иначе все равно отберут. Один мой знакомый всю жизнь вил гнездо. Золотые руки. Из обычной московской квартиры он сделал шахский дворец. Заходить было страшно. А в один прекрасный момент жена сказала ему, что не хочет с ним жить. И ушла. Через суд она поменяла две комнаты из трех на квартиру, забрала детей и была такова.
А он остался в одной из комнат этого теперь уже коммунального дворца. Первое время он гонял жильцов даже из кухни, орал, что жизнь положил на эту квартиру. А потом они начали его посылать и он запил. Дворец быстро обветшал и превратился в обычную грязную общагу, а он из хозяина - в рядового барачного алкоголика: не вынес ампутации. Когда напивается, рассказывает о том, как его обманули. Он ненавидит женщин и считает, что справедливости на земле нет. Последнее, может, и правда, но не в том смысле, какой вкладывает он. Просто для людей справедливость и собственное благополучие - это одно и то же. И вообще самые крепкие отношения - это жизнь на грани развода. Спорить с этим бесполезно. Значит, самое устойчивое состояние - это неопределенность. Откажись от всего, и все будет принадлежать тебе. Много веков назад один легендарный властитель Индии отказался от трона и пошел по дорогая просить милостыню. Так вот, он сказал: ЄТеперь у меня нет царства, а царство мое беспредельно; теперь мое тело не принадлежит мне, а мне принадлежит вся земляє. - Последнюю фразу Антон проговорил засыпая.
Шепот Веры, как шум прибоя в жару, убаюкивал его. Говорила она бесстрастно и тоскливо, и то, что она рассказывала, доходило до его спящего сознания уже не в виде словесных символов, слова складывались в знакомые образы, а те, в свою очередь, в картины, напоминающие театральное действие.
- Было у меня двое детей, и обоих я потеряла, - рассказывала Вера. Первую застрелил какой-то подонок. Я отправила дочку к маме в деревню. Чего этот гад хотел, так и не узнали. Мама бедно жила - избушка на курьих ножках да коза. Даже икон у неё не было. А убийца и не взял ничего. Застрелил дочку, маму и соседку. Даже кошку убил. Черненькая такая, симпатичная кошечка была. Так убийцу и не нашли. Осенью это было, дожди шли... Вначале я хотела продать мамин домишко, потом передумала, дача все-таки. А когда пожалела, поздно было. Мой младший, сын, тоже в этом проклятом доме погиб. И все из-за мужа-дурака. Если бы мы не поехали тогда в деревню, ничего бы не случилось. А ему, видите ли, сон приснился... Не могу я об этом... Как вспомню... - Вера шмыгнула носом и замолчала.
На улице начинало светать. Наступило самое короткое время суток мышиные сумерки. По оконному стеклу, трепеща крыльями, устало елозила ночная бабочка, а где-то на соседнем дворе два раза прокричал петух. Во сне Вера положила голову Антону на плечо, а он, скользнув рукой по её груди, пробормотал:
- Жарко.
4
Вера разбудила Антона в самый подходящий момент. Антону снилось, будто стоит он на какой-то неизвестной железнодорожной станции и никак не может уехать. Поезда проходили, не останавливаясь, один за другим, и он совсем уж было потерял надежду когда-нибудь уехать, но тут сзади кто-то потряс его за плечо. Антон открыл глаза и увидел Веру.
- Вставай, наркоман, - угрюмо сказала Вера. - Я на пляж ухожу.
- А-а, - сказал Антон и потянулся. - В смысле, чтобы я выметался?
- В смысле, в смысле, - ответила Вера. - Иди с хозяйкой разбирайся.
- Да, - сказал Антон, - пора. Спасибо, что приютила. Отвернись, пожалуйста. Я эксгибиционист со знаком минус, стеснительный то есть...
- Ох, этого я вашего не видала, - фыркнула Вера.
- Да, видала, наверное, - ответил Антон, - но мне от того не легче, я стесняюсь.
Антон натянул на себя все ещё сырую одежду, провел ладонями по груди и животу, разглаживая на сорочке образовавшиеся складки, а затем подошел к Вере, привлек её к себе и сказал:
- Спасибо, извини, если что не так.
- Да ладно уж, иди, - сказала Вера, убирая его руку со своей шеи. Погоди, я посмотрю, где хозяйка. Не хочу, чтобы она видела, как ты выходишь отсюда. - Вера выглянула в окно и махнула рукой. - Давай уходи.
- Да, будь добра, - попросил Антон, - возьми мою коробку, я, может, ещё зайду за ней. А то куда мне её сейчас?
- Ладно, - согласилась Вера и подтолкнула Антона к двери.
На улице было жарко. Грязные облезлые цыплята одурело бродили по чисто выметенному двору и что-то склевывали с горячих бетонных плит. Антон подошел к своим вещам, достал из коробки две бутылки шампанского, положил их в кейс, а парчовый белый галстук снял и намотал себе на шею. В этот момент из дома появилась хозяйка. Лицо у неё было строгим и непроницаемым, как у следователя при исполнении служебных обязанностей. Она пересекла двор, подошла к Антону и протянула ему паспорт, из которого виднелся краешек розовой купюры. Антон молча забрал паспорт, сунул его в нагрудный карман и, не попрощавшись, пошел к калитке.
- Я наркоманов не держу, - беззлобно сказала ему в спину хозяйка.
- Я это уже понял, - не оборачиваясь, ответил Антон. - Только в чужих вещах копаться не надо.
- Я не копалась, - неожиданно остервенела хозяйка. - Я убирала комнату! Я здесь хозяйка! Скажи спасибо, что в милицию не заявила.
- Спасибо, - ответил Антон.
- Жить надо по-человечески, тогда выгонять не будут, - крикнула она вдогонку. - Иди-иди откуда пришел, а я наркоманам не сдаю. Вон, у нас случай был...
Антон хлопнул калиткой и, постояв у забора пару секунд, пошел по направлению к морю.
Идти было неприятно. Антон не привык и не любил ходить босиком. К тому же после вчерашнего купания у него болели мышцы, а в носоглотке ощущалось какое-то подозрительное свербение. Охая и приседая на каждом незамеченном камешке, он вполголоса ругал хозяйку, придумывая ей самые изощренные пытки. Впрочем, делал он это рассеянно и беззлобно, скорее для того, чтобы как-то занять себя, отвлечься от главного: ему надо было решать, что делать дальше. Он вспомнил об Амиде, который так легкомысленно дал обет не достигать состояния Будды до тех пор, пока все люди не смогут возродиться в Чистой земле, и подумал, что мир скверны скорее всего вечен, и все же он попытается приблизить спасение героического Амиды и бросит стерилизатор в болото. После этого Антон рассмеялся и, несмотря на то что ему было очень плохо, почувствовал некоторое облегчение.
Уступив дорогу двум загорелым молодым девушкам в шортах и маечках, Антон поймал на себе их насмешливые взгляды и вдруг почувствовал себя ущербным перед этими благополучными, уверенными в себе курортницами. Ему захотелось загорать, как и все, на пляже, ходить на гору в лес, который отсюда, снизу, казался густым голубоватым лишайником. А затем, вернувшись в город, сидеть над берегом в кафе, лениво есть мороженое и говорить о том, сколько в универмаге стоит постное масло или мороженые креветки. Он понимал, что все это для него безвозвратно ушло и тоскует он не по пустым разговорам и хлопотам, которые всегда и для всех легко достижимы, если соблюдать до отвращения простые правила игры. Понимал, что подобная ностальгия - штука коварная, и всякое возвращение к прошлому чревато лишь новыми разочарованиями. Но, за неимением другого опыта, жалеть ему больше было не о чем, к тому же он себя неважно чувствовал. Антона слегка трясло и подташнивало, а укол избавил бы его от всех этих болезненных ощущений. Дабы не испытывать судьбу, Антон решил немедленно утопить стерилизатор в болоте. Подобрав по дороге половинку кирпича, он дошел до загаженного канала, вода в котором по цвету и консистенции напоминала нефть, и сев на корточки, раскрыл кейс. Резиновым жгутом Антон крепко прикрутил стерилизатор к кирпичу, завязал жгут на два узла и, убедившись, что поблизости никого нет, бросил его в черную, покрытую ряской жижу.
На пляже Антон бесцельно побродил по горячему песку, посидел на сломанном стуле открытого кафе, которое днем почему-то всегда было закрыто и оживало только ближе к вечеру. Посидев в тени, Антон двинулся дальше, а когда ему надоело жариться на солнце, свернул под деревья и вскоре дошел до рынка.
Обилие продуктов на прилавках напомнило Антону, что он давно ничего не ел. Тогда он залез в задний карман брюк и убедился, что деньги на месте.
В уличном кафе, где вместо стульев и столов стояли тяжелые, отполированные задами колоды, жарили шашлык, и дым из жаровен гулял по всей округе, заставляя прохожих принюхиваться и вертеть головами.
- Побывать на Кавказе и не поесть шашлыка, - сказал себе Антон, - это все равно, что лечь с девой и... - Не закончив фразы, Антон рассмеялся и добавил: - Ну уж, шашлыку-то я точно поем.
Взяв два шампура с дымящимся ароматным мясом, Антон тут же решил, что погорячился - такого количества мяса он не осилил бы даже в былые времена, когда имел привычку есть по три раза в день.
Шашлычник предложил ему взять водки, но Антон отказался, сославшись на жару.
- Тогда возьми вина, - не отставал тот. - Шашлык без вина - обычное мясо.
- Я не пью, - поморщившись, ответил Антон. - И не курю.
- Молодец. Долго жить будешь, - равнодушно сказал шашлычник и, потеряв к клиенту всякий интерес, занялся своими делами.
Антон устроился в тени под стеной. Он вертикально воткнул один шампур в колоду, а за второй принялся с энтузиазмом, достойным великого обжоры Гаргантюа. Он громко и смачно чавкал, закатывал глаза от удовольствия, сопел и даже постанывал перед тем, как проглотить разжеванный кусок.
Взявшись за второй шампур, Антон решил немного передохнуть, тем более что первый голод он уже утолил, и теперь можно было не спеша наслаждаться всем сразу: относительной прохладой буквально в метре от дымящегося асфальта и беспощадного солнечного света, приятным чувством занятости, тем более что всего пятнадцать минут назад он не знал, куда себя деть, и даже некоторым отупением, наступившим благодаря съеденному шашлыку. Он перестал так остро ощущать драматическую неопределенность своего положения. Хорошо пережеванное мясо легко тяжелым балластом в его желудок, и у Антона появилось чувство устойчивости, а вернее, сытое равнодушие ко всему происходящему.
Он вцепился зубами в мясо и сорвал с шампура первый кусок, когда увидел посреди рыночной площади свою бывшую жену Лену. Она стояла с авоськой, из которой торчали перья лука, обмахивалась журналом и, по-видимому, кого-то ждала.
Антон выплюнул кусок мяса на землю, положил шампур на колоду и как загипнотизированный, не спуская с Лены глаз, пошел к ней, на ходу убыстряя шаг.
Появление Лены сильно взволновало его. Он даже почувствовал, что немного задыхается. В горле у него не то что пересохло - там непонятно из чего как бы возникла и встала поперек какая-то геометрическая фигура с острыми углами.
Вытерев жирные губы тыльной стороной ладони, а руку о брючину, Антон миновал табачный ларек и остановился перед Леной в тот момент, когда она повернула голову в его сторону.
- Ой! - испугалась Лена и прижала руку с журналом к груди. - Это ты.
- Да, я, - расстроенно сказал Антон, чувствуя, что своим внешним видом окончательно убедил бывшую жену в правильности того, что она сделала.
Лена оглядела его с ног до головы, ещё больше удивилась и спросила:
- Что это за вид? Ты что, живешь в мусорном контейнере?
- А как я должен выглядеть на курорте? - раздраженно ответил Антон. Он пошевелил пальцами ног и сказал: - Хожу босиком. Говорят, полезно. Сегодня постираюсь, и все будет в порядке.
- Честное слово, ты меня напугал, - сказала Лена. - Ты в зеркало давно смотрелся?
- Давно, - поморщившись, ответил Антон. - У меня нет зеркала. И в том поганом курятнике, который я снял, тоже нет зеркала. Люди в них просто смотрят друг на друга и причесываются. А мне не на кого смотреть, я один живу.
- Да? - с сомнением в голосе спросила Лена. - Ну и чего ты хочешь?
- Ты даже не поздоровалась со мной, - сказал Антон.
- Ты тоже, - ответила Лена.
- Да, здравствуй, - смутился Антон. - Я приехал повидать вас. Хотел поговорить с тобой. Может, даже погулять по городу.
Лена пожала плечами, взглянула в сторону рынка, и Антон догадался, что на рынок она пришла не одна.
- Откровенно говоря, я надеялся, что уговорю тебя, даже если стал тебе противен. Ну можно же договориться двум нормальным людям.
- Нет, нельзя, - ответила Лена. - Раньше надо было договариваться.
- Раньше, - тихо сказал Антон. - Раньше я ничего этого не знал. Человеку мало сказать, что он не прав, он должен это почувствовать.
- Ну вот я и помогла тебе почувствовать, - ответила Лена. Благодарить не надо.
- Ты знаешь, я бросил колоться, - не обращая внимания на сарказм, сказал Антон.
Лена усмехнулась и подчеркнуто равнодушно спросила:
- И давно?
- Давно, - ответил Антон. - Вернее, недавно. Три дня назад.
- Что-то не верится, - сказала Лена и опять посмотрела в сторону рынка.
- Верится, не верится, - раздражился Антон. - Перестань ты говорить со мной таким тоном.
- Ладно, я пойду, - сказала Лена. - Мне только твоей истории не хватало. Бросил и молодец. Ты прав, мне не до тебя. Попробуй начать все с самого начала. Ты ещё молодой. А я уже не хочу обратно в эту клетку.
- Да?! - тихо, с отчаянием в голосе вопросил Антон. - Ты когда-нибудь умирала?
- Нет, не приходилось, - начиная нервничать, ответила Лена.
- Но болела ведь? И вот представь себе, после тяжелой болезни ты выздоравливаешь и говоришь человеку, которого считаешь самым близким: ЄЯ выкарабкаласьє. А он отвечает тебе: ЄМне все равноє.
- А ты вспомни, - не выдержав, почти закричала Лена. - Со мной это было много раз. Хотя что ты можешь помнить, кроме своего кайфа?! Сколько я болела! И в маленькие промежутки, когда у тебя не было морфия, я надеялась, что вот, наконец ты бросил. И когда я говорила тебе об этом, ты смеялся, и начиналось все сначала. Так что насчет болезни помолчи. Я свое отболела, и не тебе упрекать меня в равнодушии.
- Мне очень трудно без вас, - неожиданно сказал Антон.
- Это твои проблемы. Женись на какой-нибудь вдове, они терпеливые. Я видела тебя позавчера с красивой женщиной. Вы очень хорошо смотрелись. А как она тебе - слушает, раскрыв рот?
- Дура, - с ненавистью сказал Антон.
- Я просто устал, - повторил Антон.
Почувствовав, как его толкнули в бок, он подвинулся, и Вера легла рядом.
- Вот так всегда, - прошептала она. - Как красивый мужик, обязательно слабак. Перевелись красивые самцы. Одни импотенты да небритые дворняги остались. А не устал ты, голубчик, херней заниматься, - спокойно сказала Вера. - Колешься всякой дрянью.
- А чем надо колоться? - без тени иронии спросил Антон.
- Хочешь я тебя за неделю половым гигантом сделаю? - спросила Вера.
- Нет, не хочу.
- Ты что, не веришь? - спросила Вера.
- Верю. Ты можешь. Расскажи лучше что-нибудь, - попросил Антон. - Ты человек рисковый, наверняка с тобой случалось всякое.
- Всякое-то случалось, - согласилась Вера. - Со мной такое случалось, какое тебе и не снилось. С моей жизни можно роман писать. Сказка, а не жизнь. Вот я сюда и приехала, чтобы отдохнуть от этой сказки. Почему-то одни живут и ничего с ними не происходит. А на других, на меня, например, валится все, что ни попадя. Чего я только не делала: с квартиры съехала, на другую работу устроилась, даже фамилию два раза меняла...
- Бесполезно, - сказал Антон. - Это судьба. Единственное, ч чем не надо бороться в этой жизни, так это с судьбой. Ее надо принимать такой, какая она есть. Ладно, уговорила, я расскажу тебе историю одного моего знакомого. Будешь слушать?
- Давай, - вздохнула Вера. - С паршивой овцы хоть шерсти клок.
- Ну тогда слушай. Один мой знакомый, Иван, с самого детства мечтал о дальних странах, хотел стать путешественником или на худой конец звероловом. Впервые он убежал из дома, когда ему не было ещё и семи лет. Его сняли с поезда и вернули домой. Дома отец выдрал его, и он не мог сидеть целых две недели. Через месяц родители потеряли бдительность, и он снова попытался убежать, и снова его вернули и наказали. Когда он вырос и ему больше не надо было спрашивать родительского разрешения, чтобы куда-то уехать, он вспомнил о своей детской мечте, решив податься на Дальний Восток, поближе к океану, где, по его разумению, можно было наняться на большой корабль и, в первом же заграничном порту сойдя на берег, вовсе уже не вернуться. Уволившись с работы, он собрал вещи, купил билет на самолет и, попрощавшись с родными, отправился в аэропорт. Иван вышел из дома с большим запасом, но целый час проловил такси и в конце концов решил ехать обычным транспортом. С метро-то все и началось. Поезд почему-то полчаса простоял между станциями. Потом экспресс, который должен был доставить его в аэропорт, сломался на дороге, и он опоздал на самолет. Решив, что все это мелочи по сравнению с предстоящим путешествием, Иван обменял билет и сутки провел в аэропорту. Его следующий самолет задержался на несколько часов, а за это время он успел сломать себе ногу - бродил в окрестностях аэропорта и не заметил траншеи.
В больнице за ним ухаживала хорошенькая медсестра. Иван не собирался жениться, но так получилось, что, когда он выписался, все произошло само собой - он женился. А потом пошли дети. Жена уговорила его закончить бухгалтерские курсы, и на долгое время Ивану пришлось отказаться от любых путешествий. Несколько раз он все же пытался переломать судьбу, но как только Иван покупал билет в любой из уголков нашей необъятной страны, любой вид транспорта переставал действовать.
Во второй раз он сломал ногу, когда попытался уйти пешком. Вернувшись через неделю из больницы на костылях, он пообещал жене больше никогда не делать этого. Так и прожил он большую часть своей жизни, не выезжая за пределы области, пока не встретил в пивной такого же обиженного на свою жизнь, закоренелого неудачника. Тот пил пиво, ел креветки и бормотал себе под нос:
- Разве ж это пиво? Это же не креветки, а тараканы!
За кружкой они разговорились, и Иван пожаловался незнакомцу на свою судьбу, рассказал, что когда-то мечтал стать путешественником, но все годы проработал бухгалтером и теперь считает жизнь загубленной, прожитой неинтересно и совершенно зря. Незнакомец внимательно выслушал Ивана и, вздохнув, рассказал ему следующую историю. Он рос домашним ребенком. Его невозможно было уговорить пойти погулять. Он любил что-нибудь мастерить, хорошо рисовал и много читал. Но судьба посмеялась над ним. Вначале она хорошенько вываляла его в подушках да перинах, и продолжалось это ровно восемнадцать лет. А затем для пробы судьба бросила его в тюрьму. Это темная история. Все знали, что он не виноват, и все же посадили. А потом пошло-поехало. В лагере набирали экспедицию на Сахалин, то ли алмазы искать, то ли нефть. Пообещали скостить срок, и начальник партии взял его на работу простым рабочим.
Работал он хорошо, начал уже подсчитывать дни, оставшиеся до освобождения, но как-то они переплывали на фелюге из одного лагеря в другой и попали в жестокий шторм. Их долго мотало по морю, суденышко грозило развалиться в любую минуту, но им повезло - команду подобрало японское военное судно. Когда их доставили на берег, в Японию, вопреки расхожему мнению о патриотизме советских граждан, возвращаться на родину никто не захотел. Исключением был наш рассказчик, он рвался домой, но его не отпустили. Об этом потом писали все советские газеты.
Пройдя двухмесячный карантин, они получили полную... почти полную свободу, и каждый был предоставлен самому себе. А нашему рассказчику предложили на выбор: остаться в Японии, улететь в Америку или на Филиппины. И он рассудил примерно так: из Японии не отпускают, а ему очень хотелось вернуться; до Америки слишком далеко, а с Филиппин в конце концов можно будет либо сбежать, либо, когда о нем забудут, обычным путем переправиться на континент. Сказано - сделано. Путешественник был отправлен на эти райские острова. Там, под наблюдением местной службы безопасности, помотавшись месяц-другой, он нанялся на пароход, идущий в Новую Зеландию. С тех пор всякая его попытка вернуться в Россию заканчивалась тем, что судьба забрасывала его в такие края, откуда не то что вернуться - попасть куда можно было только случайно, при самых невероятных стечениях обстоятельств. Корабль, следующий в Европу, неожиданно бросало на рифы где-нибудь в южных морях. Самолет, который должен был доставить его из Мехико в Варшаву, почему-то упал в джунглях Бразилии. Он целый год прожил с индейцами Амазонки, кочевал по Большой пустыне с аборигенами Австралии, полгода провел среди пигмеев в Западной Африке. Всю жизнь он мечтал обзавестись семьей и жить где-нибудь на берегу моря в собственном домике. Однажды его мечта чуть было не сбылась. Он познакомился с молодой симпатичной вдовой, которая согласилась стать его женой. Дело шло к свадьбе, родственники невесты определили его на работу и - не зная, с кем имеют дело, - попросили его слетать в Нью-Йорк утрясти кое-какие дела. Назад путешественник не вернулся. Самолет, на котором он летел, захватили воздушные пираты, и он едва-едва спасся. В перестрелке были убиты оба пилота, и ему, как наиболее опытному, пришлось сажать самолет на воду, в километре от берега и в двух тысячах километров от дома своей невесты.
До России путешественник все же добрался, где он и встретил Ивана в одной из московских пивных. Этот старый бродяга ненавидел свою судьбу и уже не верил, что когда-нибудь заведет свой дом и заживет в нем нормальной человеческой жизнью.
Иван с восторгом выслушал рассказ путешественника, а едва тот закончил, с завистью сказал:
- Как бы мне хотелось поменяться с вами судьбой. Все считают меня домоседом и хорошим семьянином, а я не такой. Я не люблю свой дом, а значит, и семьянин из меня никудышный. Просто я не показываю это своей жене. Она очень добрый, милый человек и не виновата в том, что я такой неудачник.
- Увы, - ответил путешественник, - мне тоже хотелось бы поменяться с вами судьбой, но, к сожалению, это невозможно. Кстати, я собираюсь посмотреть те места, где когда-то сидел в лагере. Хотите, я возьму вас с собой? Какое-никакое, а путешествие. Прокатитесь со мной на машине. Я думаю, за пару недель мы обернемся. Ну что, согласны?
- Да, - ответил Иван, - но боюсь, у нас ничего не выйдет. У вашего автомобиля заклинит мотор. Если мы полетим на самолете, он упадет сразу за Москвой, корабль утонет, не успев отойти от пристани, а поезд сойдет с рельсов.
- Ну, этого я не боюсь, - ответил путешественник. - Мне не привыкать падать, тонуть и валяться под машиной. Соглашайтесь, посмотрим, чья судьба сильнее. К тому же мой Єлендроверє никогда не ломается.
- Тогда я готов, - ответил Иван.
Переночевав у Ивана, на следующий день они отправились в путь на машине путешественника. Они отъехали от Москвы километров на пятьдесят. Неожиданно мотор зачихал, а потом и заглох. Машина прокатилась ещё метров пятьдесят, а перед тем, как остановиться, правая передняя шина сделала громкий выдох. ЄЛендроверє накренился и вильнул в сторону. Придорожный кювет был неглубоким, но поддон распороло острым камнем пополам, будто автогеном, а в лобовое стекло заехала толстая ветка и выбила его.
- Ну вот, я вам говорил, - печально сказал Иван.
- Ничего, починим, - бодро ответил путешественник.
На ремонт у них ушло полдня, а когда машина была готова, выяснилось, что весь бензин почему-то вытек в канаву. Запасливый путешественник достал канистру и заправил машину, но что-то произошло с двигателем - он отказывался заводиться. Тогда путешественник вышел на дорогу и попытался остановить какую-нибудь машину, чтобы помогли выехать из кювета. Однако автомобили проезжали мимо на большой скорости, и до самой темноты ни одна из них не остановилась.
Ночь они провели в машине, а утром, невыспавшийся и злой, путешественник сказал:
- Да, вы были правы. А теперь давайте расстанемся, пока не поздно. Понимаете, я спешу. У меня всего две недели времени.
Иван поблагодарил путешественника за приятно проведенное время, забрал свою сумку с вещами и пошел в обратную сторону. Ловя попутку, он увидел, как путешественник сел в машину и помахал ему рукой. ЄЛендроверє завелся с полуоборота и вскоре скрылся из виду. Вот такая штука эта судьба, закончил Антон.
- Да, ничего история, - через некоторое время сказала Вера. По-моему, ты её придумал. У меня есть один знакомый, он рассказывает анекдоты, будто это с ним произошло. Очень смешно получается. Но он рассказывать умеет, а ты тянешь резину.
- Дело не в истории, - зевая, сказал Антон. - Я о судьбе. Что поделать, если тебе досталась такая? Если ты думаешь, что судьба бывает плохой и хорошей, то ты ошибаешься. Тяжело должно быть только физически, и то иногда. А душевные муки - это от нашей бестолковости. Сгорел дом - черт с ним, построишь новый. Все равно надо что-то делать в этой жизни. Так какая разница, будешь ты строить дом или обихаживать уже построенный. Работа, она и есть работа. Стоит ли из-за этого страдать?
- А я работы и не боюсь. Было бы что строить, - сказала Вера.
- На самом деле и строить ничего не надо. Все само построится, сказал Антон. - Только не мешай. И если что-то тебе обломилось, не кричи: ЄМое!є Не твое оно. И ничье. Всем, что тебя окружает, можно только пользоваться, и нельзя прирастать - больно, когда отрывают. То же самое и с людьми. Человек уходит от тебя в тот момент, когда ты начинаешь считать его своей вещью или неотъемлемой частью, как рука или нога. Ампутация, сама знаешь, штука малоприятная. Поэтому пользуйся, но не прирастай. Мы здесь не надолго, здесь все не наше. Можно взять посмотреть, а потом надо поставить на место, иначе все равно отберут. Один мой знакомый всю жизнь вил гнездо. Золотые руки. Из обычной московской квартиры он сделал шахский дворец. Заходить было страшно. А в один прекрасный момент жена сказала ему, что не хочет с ним жить. И ушла. Через суд она поменяла две комнаты из трех на квартиру, забрала детей и была такова.
А он остался в одной из комнат этого теперь уже коммунального дворца. Первое время он гонял жильцов даже из кухни, орал, что жизнь положил на эту квартиру. А потом они начали его посылать и он запил. Дворец быстро обветшал и превратился в обычную грязную общагу, а он из хозяина - в рядового барачного алкоголика: не вынес ампутации. Когда напивается, рассказывает о том, как его обманули. Он ненавидит женщин и считает, что справедливости на земле нет. Последнее, может, и правда, но не в том смысле, какой вкладывает он. Просто для людей справедливость и собственное благополучие - это одно и то же. И вообще самые крепкие отношения - это жизнь на грани развода. Спорить с этим бесполезно. Значит, самое устойчивое состояние - это неопределенность. Откажись от всего, и все будет принадлежать тебе. Много веков назад один легендарный властитель Индии отказался от трона и пошел по дорогая просить милостыню. Так вот, он сказал: ЄТеперь у меня нет царства, а царство мое беспредельно; теперь мое тело не принадлежит мне, а мне принадлежит вся земляє. - Последнюю фразу Антон проговорил засыпая.
Шепот Веры, как шум прибоя в жару, убаюкивал его. Говорила она бесстрастно и тоскливо, и то, что она рассказывала, доходило до его спящего сознания уже не в виде словесных символов, слова складывались в знакомые образы, а те, в свою очередь, в картины, напоминающие театральное действие.
- Было у меня двое детей, и обоих я потеряла, - рассказывала Вера. Первую застрелил какой-то подонок. Я отправила дочку к маме в деревню. Чего этот гад хотел, так и не узнали. Мама бедно жила - избушка на курьих ножках да коза. Даже икон у неё не было. А убийца и не взял ничего. Застрелил дочку, маму и соседку. Даже кошку убил. Черненькая такая, симпатичная кошечка была. Так убийцу и не нашли. Осенью это было, дожди шли... Вначале я хотела продать мамин домишко, потом передумала, дача все-таки. А когда пожалела, поздно было. Мой младший, сын, тоже в этом проклятом доме погиб. И все из-за мужа-дурака. Если бы мы не поехали тогда в деревню, ничего бы не случилось. А ему, видите ли, сон приснился... Не могу я об этом... Как вспомню... - Вера шмыгнула носом и замолчала.
На улице начинало светать. Наступило самое короткое время суток мышиные сумерки. По оконному стеклу, трепеща крыльями, устало елозила ночная бабочка, а где-то на соседнем дворе два раза прокричал петух. Во сне Вера положила голову Антону на плечо, а он, скользнув рукой по её груди, пробормотал:
- Жарко.
4
Вера разбудила Антона в самый подходящий момент. Антону снилось, будто стоит он на какой-то неизвестной железнодорожной станции и никак не может уехать. Поезда проходили, не останавливаясь, один за другим, и он совсем уж было потерял надежду когда-нибудь уехать, но тут сзади кто-то потряс его за плечо. Антон открыл глаза и увидел Веру.
- Вставай, наркоман, - угрюмо сказала Вера. - Я на пляж ухожу.
- А-а, - сказал Антон и потянулся. - В смысле, чтобы я выметался?
- В смысле, в смысле, - ответила Вера. - Иди с хозяйкой разбирайся.
- Да, - сказал Антон, - пора. Спасибо, что приютила. Отвернись, пожалуйста. Я эксгибиционист со знаком минус, стеснительный то есть...
- Ох, этого я вашего не видала, - фыркнула Вера.
- Да, видала, наверное, - ответил Антон, - но мне от того не легче, я стесняюсь.
Антон натянул на себя все ещё сырую одежду, провел ладонями по груди и животу, разглаживая на сорочке образовавшиеся складки, а затем подошел к Вере, привлек её к себе и сказал:
- Спасибо, извини, если что не так.
- Да ладно уж, иди, - сказала Вера, убирая его руку со своей шеи. Погоди, я посмотрю, где хозяйка. Не хочу, чтобы она видела, как ты выходишь отсюда. - Вера выглянула в окно и махнула рукой. - Давай уходи.
- Да, будь добра, - попросил Антон, - возьми мою коробку, я, может, ещё зайду за ней. А то куда мне её сейчас?
- Ладно, - согласилась Вера и подтолкнула Антона к двери.
На улице было жарко. Грязные облезлые цыплята одурело бродили по чисто выметенному двору и что-то склевывали с горячих бетонных плит. Антон подошел к своим вещам, достал из коробки две бутылки шампанского, положил их в кейс, а парчовый белый галстук снял и намотал себе на шею. В этот момент из дома появилась хозяйка. Лицо у неё было строгим и непроницаемым, как у следователя при исполнении служебных обязанностей. Она пересекла двор, подошла к Антону и протянула ему паспорт, из которого виднелся краешек розовой купюры. Антон молча забрал паспорт, сунул его в нагрудный карман и, не попрощавшись, пошел к калитке.
- Я наркоманов не держу, - беззлобно сказала ему в спину хозяйка.
- Я это уже понял, - не оборачиваясь, ответил Антон. - Только в чужих вещах копаться не надо.
- Я не копалась, - неожиданно остервенела хозяйка. - Я убирала комнату! Я здесь хозяйка! Скажи спасибо, что в милицию не заявила.
- Спасибо, - ответил Антон.
- Жить надо по-человечески, тогда выгонять не будут, - крикнула она вдогонку. - Иди-иди откуда пришел, а я наркоманам не сдаю. Вон, у нас случай был...
Антон хлопнул калиткой и, постояв у забора пару секунд, пошел по направлению к морю.
Идти было неприятно. Антон не привык и не любил ходить босиком. К тому же после вчерашнего купания у него болели мышцы, а в носоглотке ощущалось какое-то подозрительное свербение. Охая и приседая на каждом незамеченном камешке, он вполголоса ругал хозяйку, придумывая ей самые изощренные пытки. Впрочем, делал он это рассеянно и беззлобно, скорее для того, чтобы как-то занять себя, отвлечься от главного: ему надо было решать, что делать дальше. Он вспомнил об Амиде, который так легкомысленно дал обет не достигать состояния Будды до тех пор, пока все люди не смогут возродиться в Чистой земле, и подумал, что мир скверны скорее всего вечен, и все же он попытается приблизить спасение героического Амиды и бросит стерилизатор в болото. После этого Антон рассмеялся и, несмотря на то что ему было очень плохо, почувствовал некоторое облегчение.
Уступив дорогу двум загорелым молодым девушкам в шортах и маечках, Антон поймал на себе их насмешливые взгляды и вдруг почувствовал себя ущербным перед этими благополучными, уверенными в себе курортницами. Ему захотелось загорать, как и все, на пляже, ходить на гору в лес, который отсюда, снизу, казался густым голубоватым лишайником. А затем, вернувшись в город, сидеть над берегом в кафе, лениво есть мороженое и говорить о том, сколько в универмаге стоит постное масло или мороженые креветки. Он понимал, что все это для него безвозвратно ушло и тоскует он не по пустым разговорам и хлопотам, которые всегда и для всех легко достижимы, если соблюдать до отвращения простые правила игры. Понимал, что подобная ностальгия - штука коварная, и всякое возвращение к прошлому чревато лишь новыми разочарованиями. Но, за неимением другого опыта, жалеть ему больше было не о чем, к тому же он себя неважно чувствовал. Антона слегка трясло и подташнивало, а укол избавил бы его от всех этих болезненных ощущений. Дабы не испытывать судьбу, Антон решил немедленно утопить стерилизатор в болоте. Подобрав по дороге половинку кирпича, он дошел до загаженного канала, вода в котором по цвету и консистенции напоминала нефть, и сев на корточки, раскрыл кейс. Резиновым жгутом Антон крепко прикрутил стерилизатор к кирпичу, завязал жгут на два узла и, убедившись, что поблизости никого нет, бросил его в черную, покрытую ряской жижу.
На пляже Антон бесцельно побродил по горячему песку, посидел на сломанном стуле открытого кафе, которое днем почему-то всегда было закрыто и оживало только ближе к вечеру. Посидев в тени, Антон двинулся дальше, а когда ему надоело жариться на солнце, свернул под деревья и вскоре дошел до рынка.
Обилие продуктов на прилавках напомнило Антону, что он давно ничего не ел. Тогда он залез в задний карман брюк и убедился, что деньги на месте.
В уличном кафе, где вместо стульев и столов стояли тяжелые, отполированные задами колоды, жарили шашлык, и дым из жаровен гулял по всей округе, заставляя прохожих принюхиваться и вертеть головами.
- Побывать на Кавказе и не поесть шашлыка, - сказал себе Антон, - это все равно, что лечь с девой и... - Не закончив фразы, Антон рассмеялся и добавил: - Ну уж, шашлыку-то я точно поем.
Взяв два шампура с дымящимся ароматным мясом, Антон тут же решил, что погорячился - такого количества мяса он не осилил бы даже в былые времена, когда имел привычку есть по три раза в день.
Шашлычник предложил ему взять водки, но Антон отказался, сославшись на жару.
- Тогда возьми вина, - не отставал тот. - Шашлык без вина - обычное мясо.
- Я не пью, - поморщившись, ответил Антон. - И не курю.
- Молодец. Долго жить будешь, - равнодушно сказал шашлычник и, потеряв к клиенту всякий интерес, занялся своими делами.
Антон устроился в тени под стеной. Он вертикально воткнул один шампур в колоду, а за второй принялся с энтузиазмом, достойным великого обжоры Гаргантюа. Он громко и смачно чавкал, закатывал глаза от удовольствия, сопел и даже постанывал перед тем, как проглотить разжеванный кусок.
Взявшись за второй шампур, Антон решил немного передохнуть, тем более что первый голод он уже утолил, и теперь можно было не спеша наслаждаться всем сразу: относительной прохладой буквально в метре от дымящегося асфальта и беспощадного солнечного света, приятным чувством занятости, тем более что всего пятнадцать минут назад он не знал, куда себя деть, и даже некоторым отупением, наступившим благодаря съеденному шашлыку. Он перестал так остро ощущать драматическую неопределенность своего положения. Хорошо пережеванное мясо легко тяжелым балластом в его желудок, и у Антона появилось чувство устойчивости, а вернее, сытое равнодушие ко всему происходящему.
Он вцепился зубами в мясо и сорвал с шампура первый кусок, когда увидел посреди рыночной площади свою бывшую жену Лену. Она стояла с авоськой, из которой торчали перья лука, обмахивалась журналом и, по-видимому, кого-то ждала.
Антон выплюнул кусок мяса на землю, положил шампур на колоду и как загипнотизированный, не спуская с Лены глаз, пошел к ней, на ходу убыстряя шаг.
Появление Лены сильно взволновало его. Он даже почувствовал, что немного задыхается. В горле у него не то что пересохло - там непонятно из чего как бы возникла и встала поперек какая-то геометрическая фигура с острыми углами.
Вытерев жирные губы тыльной стороной ладони, а руку о брючину, Антон миновал табачный ларек и остановился перед Леной в тот момент, когда она повернула голову в его сторону.
- Ой! - испугалась Лена и прижала руку с журналом к груди. - Это ты.
- Да, я, - расстроенно сказал Антон, чувствуя, что своим внешним видом окончательно убедил бывшую жену в правильности того, что она сделала.
Лена оглядела его с ног до головы, ещё больше удивилась и спросила:
- Что это за вид? Ты что, живешь в мусорном контейнере?
- А как я должен выглядеть на курорте? - раздраженно ответил Антон. Он пошевелил пальцами ног и сказал: - Хожу босиком. Говорят, полезно. Сегодня постираюсь, и все будет в порядке.
- Честное слово, ты меня напугал, - сказала Лена. - Ты в зеркало давно смотрелся?
- Давно, - поморщившись, ответил Антон. - У меня нет зеркала. И в том поганом курятнике, который я снял, тоже нет зеркала. Люди в них просто смотрят друг на друга и причесываются. А мне не на кого смотреть, я один живу.
- Да? - с сомнением в голосе спросила Лена. - Ну и чего ты хочешь?
- Ты даже не поздоровалась со мной, - сказал Антон.
- Ты тоже, - ответила Лена.
- Да, здравствуй, - смутился Антон. - Я приехал повидать вас. Хотел поговорить с тобой. Может, даже погулять по городу.
Лена пожала плечами, взглянула в сторону рынка, и Антон догадался, что на рынок она пришла не одна.
- Откровенно говоря, я надеялся, что уговорю тебя, даже если стал тебе противен. Ну можно же договориться двум нормальным людям.
- Нет, нельзя, - ответила Лена. - Раньше надо было договариваться.
- Раньше, - тихо сказал Антон. - Раньше я ничего этого не знал. Человеку мало сказать, что он не прав, он должен это почувствовать.
- Ну вот я и помогла тебе почувствовать, - ответила Лена. Благодарить не надо.
- Ты знаешь, я бросил колоться, - не обращая внимания на сарказм, сказал Антон.
Лена усмехнулась и подчеркнуто равнодушно спросила:
- И давно?
- Давно, - ответил Антон. - Вернее, недавно. Три дня назад.
- Что-то не верится, - сказала Лена и опять посмотрела в сторону рынка.
- Верится, не верится, - раздражился Антон. - Перестань ты говорить со мной таким тоном.
- Ладно, я пойду, - сказала Лена. - Мне только твоей истории не хватало. Бросил и молодец. Ты прав, мне не до тебя. Попробуй начать все с самого начала. Ты ещё молодой. А я уже не хочу обратно в эту клетку.
- Да?! - тихо, с отчаянием в голосе вопросил Антон. - Ты когда-нибудь умирала?
- Нет, не приходилось, - начиная нервничать, ответила Лена.
- Но болела ведь? И вот представь себе, после тяжелой болезни ты выздоравливаешь и говоришь человеку, которого считаешь самым близким: ЄЯ выкарабкаласьє. А он отвечает тебе: ЄМне все равноє.
- А ты вспомни, - не выдержав, почти закричала Лена. - Со мной это было много раз. Хотя что ты можешь помнить, кроме своего кайфа?! Сколько я болела! И в маленькие промежутки, когда у тебя не было морфия, я надеялась, что вот, наконец ты бросил. И когда я говорила тебе об этом, ты смеялся, и начиналось все сначала. Так что насчет болезни помолчи. Я свое отболела, и не тебе упрекать меня в равнодушии.
- Мне очень трудно без вас, - неожиданно сказал Антон.
- Это твои проблемы. Женись на какой-нибудь вдове, они терпеливые. Я видела тебя позавчера с красивой женщиной. Вы очень хорошо смотрелись. А как она тебе - слушает, раскрыв рот?
- Дура, - с ненавистью сказал Антон.