Саломатов Андрей. Синдром Кандинского

   - Сам дурак, - спокойно ответила Лена.
   - Я не то хотел сказать, - спохватился Антон.
   - Все, я пошла. Передай своей мадам, что я одобряю её выбор и очень завидую ей.
   - Подожди. - Антон взял её за локоть, но Лена вырвала руку. - Я хочу тебе сказать на прощание: - Этот, - Антон показал в сторону рынка, - рано или поздно поступит с тобой так, как ты поступила со мной.
   - Это не твое дело. Не тебе читать мне мораль, - ответила Лена.
   - Я просто предостерег тебя.
   - Предостерегай свою шлюху в белом платье. Ты её здесь подцепил или с собой привез?
   - Этот тип тоже тебя подцепил, ты же не считаешь себя шлюхой, - сказал Антон.
   - Прощай, желаю тебе хорошо провести время, - сказала Лена. - Да, письма твои я прочитала. Очень трогательные. Ты меня разжалобил. И историю ты сочинил очень красивую, но ты забыл, что я знаю этого кавказца и его блондинку. Это Ашот со Светой. Наркотики отбили тебе память. Это они всегда брали с собой на природу ковер. А писать мне больше не надо. Тебе нужно беречь силы для этой старой шлюхи.
   - Ты знаешь, я совершенно позабыл, что у тебя такой злой язык, сказал Антон.
   - Ну да, мы же так давно не виделись, - ответила Лена и пошла было к рынку, и тут Антон увидел, как сверху по ступенькам спускается его давнишний приятель Стас, который в последнее время почему-то перестал к ним заходить. Увидев его, Антон моментально все понял и почувствовал, как у него опускаются мышцы лица. От удивления он пару раз открыл и закрыл рот, но затем совладал с собой, шагнул к нему навстречу и, раскинув руки, громко воскликнул:
   - Кого я вижу! Стас! Вот так встреча!
   Рыночные торговцы, все, кто имел возможность слышать разговор Антона с Леной, медленно повернули головы в сторону третьего действующего лица, так неожиданно появившегося на сцене.
   - Так это ты, голубчик, увел у меня жену, - сказал Антон. - Ну тихоня, ну молодец. А я смотрю, что это ты в гости зачастил, а потом неожиданно пропал.
   Не успев взять себя в руки, с нескрываемым отчаянием на лице, Стас быстро спустился и, испуганно поглядывая на любопытствующих торговцев, попросил:
   - Антон, давай отойдем...
   Лена подхватила Стаса под руку, сквозь зубы сказала:
   - Не о чем тебе говорить с ним. - И потащила его прочь.
   - Ну что ж, я могу и отойти, - согласился Антон, передвигаясь как-то боком, лицом к Стасу с Леной. - Значит, говоришь, стесняешься знакомиться? - со зловещей веселостью продолжил Антон. - Молодец, а здесь и не надо, вроде бы уже знакомы.
   - Антон, - совершенно расстроенный, сказал Стас.
   - Как же ты, такой стеснительный, не постеснялся ко мне в постель залезть? - слишком громко спросил Антон, хотя они уже миновали базарную площадь и вышли к крайним ларькам. - Ну да, ты же мне как-то говорил, что тебе жалко мою жену. Ну и как жалеется? Жалелка ещё не болит?
   - Хватит, Антон, - не выдержав, крикнул Стас.
   - Отстань от нас! - сорвалась на крик Лена. - Это я его соблазнила. Все. Разговор закончен.
   - А ты не боишься, что его точно так же любая другая соблазнит? усмехнувшись, спросил Антон. - Подружек у тебя много.
   - Не боюсь, - ответила Лена. Выйдя за пределы площади, она остановилась. - И вообще это не твое дело. Ты что, ненормальный? Мы с тобой расстались. Ты свободен. Хочешь, с Машей, хочешь, с Дашей живи. Меня это больше не интересует. Ради Бога, оставь нас в покое. Ты же взрослый человек, считаешь себя умным.
   Последний аргумент как будто возымел действие. Антон по очереди посмотрел на обоих, сунул руки в карманы и спокойно сказал:
   - Ладно. Прощайте, голуби. Только помните: недолго вам вместе гнездо вить. Леночка, насколько я знаю, в мужике твердое плечо ценит. а ты же не плечо, ты слизняк. Да и Леночка не твой идеал.
   - Пошел ты, наркоман проклятый, - сказала Лена. - Идем, Стас. Что ты стоишь как идиот?!
   Они пошли дальше, прижавшись друг к другу плечами так, будто оба боялись упасть, а Антон вслед им громко сказал:
   - Ты же знаешь, он жалостливый очень. На словах. Держи крепче. Попривыкнет, пойдет жалеть напропалую кого попало.
   Антон не пошел за ними. Он ещё долго стоял, провожая их взглядом, и бормотал:
   - Как жалостливый, так сволочь, пробу ставить некуда. Собственно, какая ей разница? Кто подвернулся, к тому и ушла. Ей главное сейчас, что не я.
   Антон пошел по улице к морю, насвистывая какую-то детскую песенку. Его охватило даже и не равнодушие, а скорее ледяное спокойствие, затишье, как перед бурей. Он испугался этого. Слишком уж тихо, мертво было у него на душе.
   ЄЧерт возьми, - думал он на ходу, - как все просто. Надо обязательно убедить себя, что так и должно быть. Надо уговорить себя: так и должно быть. Должно быть. Сволочь, Стас. Такие жалеючи залезают в душу и, увидев, что там то же самое, что и везде, бегут, вытоптав все живое. Хотя для жизни он, может, и удобней. А ей он и нужен для жизни. Не для смерти же. Для смерти удобней я. Ладно, только не надо напускать на себя инфернальность. Тоже мне, Абадонна паршивыйє.
   Антон шел по загаженному пляжу и старался думать о пустяках. Совсем не думать он не мог, мысли о Лене доставляли ему почти физическую боль, и он уцепился за первое, что пришло в голову. Тяжелый кейс с шампанским оттягивал руку, и Антон придумывал, как избавиться от шампанского, не выбрасывая его и с максимальной пользой. Можно было предложить выпить кому-нибудь из загорающих, пристроиться к молодой женщине или небольшой компании. Антон оценивающе приглядывался к одиночкам и парам, когда его окликнул знакомый голос.
   - Антошка, - пьяно позвала Вера. - Иди к нам.
   Под чахлым, ощипанным деревцем, на розовом одеяле он увидел Веру и двоих немолодых курортников, которые с пьяным любопытством смотрели на него. Один, разобравшись, кого дама зовет, махнул ему рукой, приглашая присоединиться к компании. Мысли о шампанском настолько завладели Антоном, что он на ходу расстегнул кейс, достал бутылку и, если бы не занятые руки, принялся бы открывать её.
   Завидев шампанское, Верины ухажеры загоготали, начали расчищать место на краю одеяла и, когда Антон подошел, приняли его как старого знакомого, усадили, и один из них, протянув руку, представился:
   - Николай Иванович. А это, - кивнул он на своего друга, - Алексей, Леша. Я бы даже сказал, Леша Незаменимый. Это как Константин Багрянородный или Василий Великий. - Николай Иванович рассмеялся собственной шутке и пощелкал пальцем. - Стакан, стакан давайте гостю.
   Леша был никак не моложе Николая Ивановича, такой же облезлый и пузатый, и Антон подумал, что скорее всего начальник какого-нибудь стройтреста Николай Иванович приехал в командировку со своим подчиненным Лешей, а заодно использует его как холуя.
   Судя по закускам, разложенным на одеяле, Николай Иванович любил вкусно поесть и пустить пыль в глаза. Закусок было не очень много, но экзотических блюд в таком ассортименте Антону ещё не приходилось видеть на одном столе. Причем, за исключением черной и красной икры, это были не простые консервы, а все свежие диковинные кушанья, которые не едят, а пробуют, а потом долго делятся впечатлениями.
   Курортники уже распили бутылку столь же экзотической водки, Леша выставил на середину одеяла вторую, но Николай Иванович взял из рук Антона бутылку шампанского и разлил его по стаканам.
   - Гость не должен сам разливать вино, это дело хозяина, - любовно глядя на Антона, сказал Николай Иванович.
   Своим появлением Антон оживил компанию, заскучавшую было от долгого общения друг с другом. Но сам он, однако, не только не чувствовал никакого интереса к этим людям, но содрогнулся при мысли, что с ними надо будет говорить и слушать их пьяные речи. Он судорожно выпил стакан шампанского, чем вызвал беспричинный, по его мнению, хохот у сотрапезников, затем вылил остатки вина себе в стакан и так же жадно выпил.
   - Наш человек, - загоготал Леша.
   - Нет, он не наш, - возразила Вера и подмигнула Антону, явно намекая на тайну, которую она узнала вчера вечером благодаря хозяйке дома. - А Антон сегодня полночи купался, - будто хвастаясь собственными подвигами, сказала Вера. - Тонул, наверное. А может, утопиться хотел, но кишка оказалась тонка. Да, Антон, топился?
   - Я? - удивился Антон. - С чего ты взяла? Стоило ли ехать так далеко, чтобы здесь утопиться?
   - Да? - лениво кокетничая, спросила Вера. - А для чего ты сюда приехал?
   - Во всяком случае, не для этого, - ответил Антон, потянувшись за долькой ананаса.
   - Зачем Антоша сюда приехал, мне известно, - самодовольно сказал Николай Иванович. - У меня глаз наметан. Хочешь скажу? - спросил он у Антона.
   Антон внимательно посмотрел на него, затем на Веру и попытался вспомнить, не говорил ли он ей что-нибудь о своих неприятностях.
   - Ну-ну, это интересно, - сказал он.
   - Женщина, - лежа в позе патриция, ответил Николай Иванович. - В мире есть только две силы, способные расшевелить даже самого ленивого мужика. Это женщины и деньги. Ты приехал сюда за женщиной, но она, похоже, не очень-то обрадовалась тебе.
   - Ну, это просто, - сказал Антон. - Обычное попадание. Если с экрана телевизора сказать: ЄГражданин с голым торсом, перестаньте ковырять в носує, - тысячи мужиков перед телевизором вынут палец из носа и покраснеют.
   - Да, это действительно просто, - согласился Николай Иванович. - Все наши беды от женщин. Правда, Вера? - Николай Иванович захохотал. - Все преступления совершаются или из-за них, или ради них. Когда человек целиком отдается какой-нибудь страсти, его ангелом-хранителем становится бес, а ангел-хранитель соответственно превращается в искусителя. Человек часто и не догадывается, кто в данный момент охраняет его, а кто искушает. - Он поднял стакан с шампанским, кивнул всем и отпил.
   - Совершенно верно, Николай Иванович, - сказал Леша. - Давайте выпьем за ангела-хранителя, с какой бы стороны он ни находился. Я теперь ни через левое, ни через правое плечо плевать не буду, коль уж они оба пекутся обо мне.
   - Где это ты видел, чтобы бес заботился о твоем благополучии? усмехнулся Николай Иванович. - Он никогда не делает этого, да и не может по природе своей. Дьявол не любит человека. А за что ему любить нас? Он восстал против самого Создателя, и ему непонятны и противны наши мелкие страстишки. Вот на это он нас и ловит. Страсть - его оружие.
   ЄА ты не так прост, пузатыйє, - подумал Антон.
   - У меня был один пациент - алкоголик, царствие ему небесное. Незадолго до смерти он рассказал мне свою историю...
   - Пациент? - перебил его Антон.
   - Да, я врач-нарколог, - многозначительно посмотрев на Антона, ответил Николай Иванович. - Хотя сам люблю выпить, беса, чтоб опекал, стараюсь к себе не допускать. Ну так слушайте. Человек этот работал на рынке товароведом. На водку не тратился - несли каждый день кто ни попадя. В один прекрасный день его уволили за пьянку. Не просыхал мужик, пил её, халявную, пока не заваливался под стол. Ну и погубила его жадность. Он устроился работать в магазин, затем в магазинчик, но и оттуда его вскоре выперли. Тут-то он впервые и задумался о своей жизни. Некоторое время крепился, привел себя в порядок, устроился работать в котельную оператором, но в первый же день так надрался с напарником, что неделю не мог остановиться. С работы его, разумеется, выгнали, а он, протрезвев, вдруг понял, что очень крепко сел на мель. Мужик он был неглупый, жизнь мог просчитать на десяток ходов вперед, а там на десяток и не надо было; и дураку понятно, что ещё шаг и он окажется за пределами доски, а обратно на доску не возвращаются. Он сам пообещал жене вшиться, две недели перед этим сидел дома - вешал полки, чинил стулья, - в общем, привыкал к трезвой жизни. Благо, жить было на что - скопил денег, пока работал на рынке.
   Через две недели ему зашили в задницу пилюлю, он вернулся домой и затосковал. Надо было начинать все сначала, восстанавливать связи, объяснять, что он завязал, при этом жизнь, которой теперь ему предстоит жить, казалась ему чудовищно скучной и бессмысленной. Он понял: единственное, что раньше привлекало его в этой работе, - это застолья, непрекращающийся праздник, хоровод собутыльников и собутыльниц и пьяная болтовня. Остальное было таким же скучным, как и работа оператора котельной или дворника. Кроме того, ему заново пришлось знакомиться со своей женой, которая с возрастом не стала ни симпатичней, ни покладистей. Наоборот, с годами она как-то усохла и озлобилась от его пьянок на весь человеческий род. Жена, как это водится, все время упрекала его, что он погубил её жизнь, в открытую говорила, что ненавидит его, но на развод и размен квартиры у него не было сил. К тому же, оставшись один, он обязательно сорвался бы и запил.
   В общем, он устроился на работу, около двух месяцев исправно ходил на свой рынок, бегал от выпивок, и даже дома у него стало немного поспокойнее. Жена подобрела, успокоилась. Правда, ближе она ему не стала. После стольких лет пьянки он видел в ней лишь чужую склочную бабу, с которой вынужден жить из-за невозможности немедленно разъехаться.
   Как-то утром, по дороге на работу, он долго не мог поймать такси. Машины проезжали мимо, даже не останавливаясь. Он вдруг поймал себя на мысли, что ненавидит весь этот мир, готов разорвать его собственными руками, точно воблу. Сердце от гнева билось часто, как после недельной попойки, внутри все нагряглось, да так сильно, будто его растянули на дыбе. Он несколько раз глубоко вздохнул, чтобы снять напряжение - слишком все это напугало его. Он почувствовал непреодолимое желание напиться и после этого умереть. Жизнь - на те десять ходов, которые он видел, - ужасала его своей убогостью и бессмысленностью. В ней не было ничего, кроме грязной комнатенки на рынке - его кабинета - и унылой квартиры, где его ждала некрасивая, глупая жена.
   - Господи, убей меня, - тихо сказал он вслух. - Неужели все так живут?
   В этот момент перед ним остановилась машина. Он открыл дверцу, сел на переднее сиденье и с ходу спросил у водителя, нет ли у того на продажу водки. Бес знал, какую машину ему подогнать. Водка нашлась. Он отдал водителю все деньги, что были у него с собой, велел подъехать к институту Склифосовского и сказал:
   - Если увидишь, что я кончаюсь, позови врача. - После этого он открыл бутылку и винтом влил в себя водку. Но допить не успел.
   Откачать-то его откачали. Торпеду ему вырезали и посоветовали обратиться к психологу. Есть такие общества бывших алкоголиков. Они там учатся получать удовольствие от обычной жизни. Самые старательные выкарабкиваются.
   Ни к какому психологу он не пошел. Вшился ещё раз, но через месяц понял, что жить так больше не может, и решил покончить с собой.
   Купив бутылку водки, он закрылся дома, написал прощальную записку, всплакнул над своей юношеской фотографией и залпом выпил стакан водки. Посидев немного, он налил еще, выпил и лег умирать на диван.
   Разбудила его жена. Он очень удивился, обнаружив, что загробный мир ничем не отличается от того, который он покинул. Жена кричала на него, плевалась и швыряла ему в лицо предметы своего туалета. Немного погодя он сообразил, что его надули, то есть ему надрезали задницу и зашили, ничего туда не положив. В общем, возвращение на этот свет нельзя было назвать приятным.
   Из дома он ушел, не выдержав скандала. И представляете, ещё не опомнившись от воскрешения, в автобусе он встретил свою одноклассницу в которую когда-то был влюблен. Слово за слово, оказалось, что она тоже недавно развелась. В общем, конец у этой банальной истории самый тривиальный - он переехал жить к ней. Бросил пить, хотя первое время запирался в ванной и рычал там в полотенце звериным рыком, обливался горячим потом и пел псалмы. Одноклассница его оказалась верующей, ну и его к этому приспособила. - Николай Иванович взял стакан с шампанским и допил вино.
   Уже было заскучав, Антон с облегчением вздохнул и сказал:
   - Значит, все закончилось благополучно?
   - В общем, да, - ответил Николай Иванович, - если это считать концом.
   - Какой же конец у этой истории? - спросил Антон.
   - Если помнишь, в самом начале он просил у Господа смерти. Так вот, Господь услышал его.
   - Он умер? - спросил Антон.
   - Нет, его зарезали, - лениво ответил Николай Иванович.
   - Что, просто так, на улице?
   - Нет, не просто так и не на улице, - ответил Николай Иванович. - Его зарезали в подъезде. Он же не дворником работал, а на рынке товароведом. Держал в своих руках важные нити, наделал долгов, по его вине сорвалось несколько крупных сделок... Да и многое знал, а во многом знании, как известно, немалая опасность. Если в лесу есть волки - а в нормальном лесу должны быть волки, - больной заяц обречен. Вот так-то.
   - И что, преступника нашли? - спросил Антон.
   - Какой там. Чисто сработали. А все она, проклятая. - Николай Иванович кивнул на бутылку водки. - Так что, если у тебя есть какие-то проблемы с этим делом, обращайся ко мне, Антоша. Я помогу. Ко мне на прием многие мечтают попасть. Запиши мой телефон, свой продиктуй. Встретимся в Москве, поговорим.
   Антон периферийным зрением заметил какое-то шевеление и посмотрел на Веру. Воспользовавшись тем, что Леша потянулся за мясом, она делала ему какие-то знаки и строила страшные рожи.
   - Да нет, спасибо, - ответил Антон, догадавшись, что Николай Иванович не тот, за кого себя выдает.
   Николай Иванович тоже посмотрел на Веру. Чтобы скрыть свой испуганный взгляд, она наклонила голову, будто рассматривая что-то у себя на груди. С лица Николая Ивановича как будто сползла маска. Что-то случилось с кожей вокруг его глаз, одни морщинки исчезли, другие появились, отчего взгляд его сделался холодным и жестким.
   - Бабы дуры, - сказал он немного погодя. - Добрые, но дуры. Разве я могу сделать плохо человеку, который угостил меня шампанским? Я же здесь на отдыхе.
   - То, что вы не врач, я и так понял, - сказал Антон.
   - Да? Это как же? - поинтересовался Николай Иванович.
   - Можно допустить, что врач-нарколог каким-то образом узнал о гибели своего пациента. Наверное, их снимают с учета. И то, что его зарезали, нетрудно было узнать. А вот за что его зарезали, судя по вашему рассказу, не может знать никто, кроме исполнителя. Никого же не нашли.
   - А ты наблюдательный, - усмехнулся Николай Иванович. - Я бы даже сказал: неосторожно наблюдательный. Зачем же ты свои карты раскрываешь? Ты прав, конечно, но, кроме исполнителя, есть ещё люди, которые этого исполнителя наняли.
   - И это я понял, - сказал Антон. - Не будет же человек вашего полета в подъезде пырять ножом бедолагу-алкаша.
   - Ты мне нравишься все больше и больше, Антоша, - удовлетворенно сказал Николай Иванович. - Умеешь вежливо разговаривать. За это я хочу сделать тебе королевский подарок.
   - Спасибо, конечно, - пожав плечами, сказал Антон. - Все, что мне нужно, у меня есть. - Антон хлопнул по кейсу и вспомнил, что совсем недавно утопил стерилизатор в болоте.
   - Не отказывайся, Антоша. Тем более что ты не знаешь, от чего отказываешься. Ради нашей дружбы я отпускаю тебя с миром, Но, если не хочешь, можешь не уходить. Выпьем, закусим, пульку распишем.
   - А если бы не отпустили? - усмехнувшись, спросил Антон. - Что, сами меня?..
   - Ты много задаешь вопросов, Антоша, - рассмеявшись, ответил Николай Иванович. Он кивнул кому-то поверх плеча, Антон посмотрел в ту сторону и увидел, как один из загорающих поднялся и пошел в их сторону. Это был красивый молодой человек с могучей грудью атлета. Его бицепсы в окружности были никак не меньше Антоновой ляжки; шел он медленно и даже лениво, равнодушно поглядывая по сторонам, и Антон подумал, что с такой же ленцой и равнодушием этот красавчик одним ударом кулака убил бы его где-нибудь на окраине и утопил в грязном болоте.
   - Да, Николай Иванович? - подойдя, спросил красавчик.
   - Пошли кого-нибудь за шампанским, - ласково сказал Николай Иванович. - Видишь, не взяли, а теперь что-то захотелось. Антоша нам перебил водку.
   - Хорошо, Николай Иванович. - Красавчик кивнул кому-то за деревьями и так же медленно ушел отдавать распоряжение.
   - Славный ответ, - серьезно сказал Антон. На иронию у него не хватило смелости, остаться здесь он тоже не мог. Антон понял, что вести себя так же естественно, как раньше, до рассказа Николая Ивановича он не сможет. Либо сломается и, потеряв над собой контроль, начнет лебезить, либо, наоборот, бравадой и фамильярностью заставит этого человека Єзабратьє свой подарок, а это было форменным самоубийством. - Ну так я пойду, Николай Иванович. Спасибо за подарок, действительно королевский оказался. - Антон встал и протянул руку.
   - Не хочешь, - лениво ответил Николай Иванович и, подумав, слабо пожал ему руку. - Мое предложение остается в силе. Будет желание, приходи к Вере, пульку распишем. И не надо меня бояться. Не суй нос не в свои дела, и все будет в полном порядке.
   - Может, зайду, - сказал Антон. - Последний вопрос, Николай Иванович. Почему вы, человек с такими возможностями, по ночам играете в карты в каком-то клоповнике? Там и сесть-то не на что.
   Взгляд Николая Ивановича потеплел, складка на переносице разгладилась, и он ответил:
   - Эх, Антоша. В этом клоповнике прошла вся моя студенческая молодость. Хозяйка дома, Маруся, совсем молодой была. Я как раз тогда в первый раз женился. Глупая такая была бабенка, капризная не в меру, хотела получить все сразу и натурально не понимала, как это я - здоровый молодой мужик трачу время на учебу, вместо того чтобы создавать ей шикарную, по её понятиям, жизнь. Вот я и создавал - каждый год месяц отдыхали здесь. Привычка, Антоша. А насчет моих возможностей - у тебя что, денег нет на новые портки и тапочки?
   - Есть, - ответил Антон.
   - А почему же не купишь?
   - Я как-то не думал об этом, - пожал плечами Антон.
   - Вот и я такой же артист, деньги вроде есть, а хожу в рваных сандалиях. Ладно, ступай, Антоша, коль собрался.
   - И последний вопрос, можно? - спросил Антон.
   - Ты у меня что, интервью берешь? - засмеялся Николай Иванович. Давай, все равно делать нечего.
   - Я же сейчас уйду... - начал Антон.
   - Не продолжай, - перебил его Николай Иванович. - Я тебя, Антоша, зауважал до того, как ты к нам подошел. Я зауважал тебя, когда узнал, что ты свою машинку с марцефалем собственноручно в канале утопил. Ладно, все. Передавай привет своей Леночке.
   - Иди, иди, Антон, - влез в разговор Леша. - Ты Николая Ивановича расстроишь, а нам ещё шампанское пить.
   Сбитый с толу осведомленностью Николая Ивановича, Антон улыбнулся одними губами, махнул рукой и, тяжело ступая, пошел по направлению к вокзалу. ЄЗначит, они за мной следили, - думал Антон. - Зачем? И кто такой этот Николай Иванович? Ах, ну да, живу рядом, проверяли, не засланный лиє.
   Разобравшись с Николаем Ивановичем, Антон снова мысленно вернулся к разговору с Леной и Стасом. Это воспоминание, словно порыв жгучего ветра, выдуло из него лихорадочный озноб. Антону сделалось душно, обида, казалось, находилась где-то в желудке и не помещалась там, давила на диафрагму, затрудняя дыхание. Он почувствовал сильную, тянущую боль. Природу этой боли Антон до конца не понимал, поскольку вызвана она была чем-то, не имеющим отношения к его живым болящим органам. Болело, как после сильного удара в солнечное сплетение, а в паху у него словно кто-то накручивал колки, на которые вместо струн наматывались нервы. Антон даже чувствовал внутри себя вибрацию натянутых струн, похожую на гудение высоковольтных проводов. Испугавшись, он попытался переключиться на другие мысли и, превозмогая слабость, пошел вперед.
   Очень скоро Антон вышел на дорожку, ведущую к дому, где он снимал халупу. Когда Антон сообразил, где находится, понял, зачем сюда шел. Не отрывая взгляда от черной, покрытой ряской воды, он замедлил шаг и мысленно попытался объяснить свое появление здесь: ЄТам всего четыре ампулы. Сейчас они мне нужны как никогда. Нельзя лишать себя всего сразу, надо по очереди заполнять образовавшиеся пустоты. Иначе я не выдержу. Это не поражение. Это тактический маневр. Я беру передышку, чтобы постепенно справиться со всеми неприятностямиє.
   Он остановился на том месте, откуда, как ему казалось, бросил стерилизатор в воду. Время давно перевалило за полдень. Жаркий воздух, словно закипающая в чайнике вода, уходил вертикально вверх. Мертвая утрамбованная земля будто до предела была насыщена кислородом, и, выходя из нее, он клубился, искажая очертания предметов до неузнаваемости.
   Антон бросил кейс в высокую траву, растущую вдоль канала, спустился вниз и потрогал ногой воду. Он не почувствовал её, но содрогнулся от отвращения, когда по ковру из ряски прошла едва заметная волна. Отступать он уже не собирался, поскольку считал, что некуда. Ему необходимо было передохнуть, сойти с дистанции и накопить сил даже для такого простого дела, как отъезд. Он просто не в состоянии был пойти на вокзал, купить билет, а затем неизвестно сколько ждать поезда. Ему казалось, что мир выталкивает его за собственные пределы, и Антон был бы рад покинуть его, но не мог это сделать, не прибегая к помощи морфия. Раздражение его росло. Ключик от спасительной дверцы лежал рядом, в металлической коробке, на дне грязного канала. Нужно было только решиться и прыгнуть. И Антон прыгнул.
   Вода тошнотворно пахла канализацией, тиной и имела сладковатый вкус. Антон барахтался посреди канала, остервенело отплевывался и шарил руками и ногами по мягкому илистому дну. Он боялся вставать на ноги, испытывая детский ужас перед засасывающей донной грязью.
   Гладкие предметы, на ощупь похожие на стерилизатор, попадались часто. Он выкинул на берег несколько банок и бутылок, причем сильно порезал ладонь о горлышко бутылки. Встав наконец на дно он прополоскал рану и принялся слизывать кровь с порезанной ладони. Вода вокруг него сделалась совсем черной, кровь капала в воду и моментально растворялась в густом маслянистом бульоне.