Рядом с ним стояли трое. Они были почти одного роста с наемным убийцей, чуть более изящно сложены, однако с отлично тренированными мышцами.
   Но главное, что отличало их от людей, была кожа цвета черного дерева. На одном из них была надета широченная шляпа с громадным плюмажем.
   — Во второй раз я спасаю тебя от верной гибели, — сказал тот, что был в шляпе.
   Энтрери вперил в него тяжелый взор: больше всего ему сейчас хотелось выхватить кинжал и всадить его в грудь темного эльфа. Однако он хорошо знал, что Джарлакс надежно защищен от столь грубых посягательств.
   — Нам о многом нужно поговорить, — сказал дроу и сделал знак одному из своих спутников. Тот словно бы одной силой мысли открыл еще один межуровневый проход, ведший в комнату, где уже собралось несколько темных эльфов.
   — Это Киммуриэль Облодра, — пояснил Джарлакс.
   Энтрери знал это имя — по крайней мере родовое. Дом Облодры когда-то занимал третье место в иерархии правящих Домов Мензоберранзана и был самым опасным, потому что его члены владели псионическими силами — непонятной и редкой магией разума. В Смутное время, когда способности членов Дома Облодры, в отличие от всех других обладателей волшебных сил, не претерпели изменения, они воспользовались возможностью упрочить свое положение и даже осмелились угрожать Матери Бэнр, главе правящего Первого Дома. Однако когда все странности Смутного времени закончились, магические силы вновь стали послушны, но зато псионические дали сбой, и Дом Облодры был уничтожен. Дворец Облодры вместе со всеми обитателями тварь, воплощавшая гнев Паучьей Королевы Ллос, утянула в гигантскую расщелину Клорифту.
   «Что ж, — подумал Энтрери, глядя на стоявшего перед ним дроу, — значит, кто-то все же уцелел».
   Вслед за Джарлаксом он прошел через псионическую дверь — а что еще ему оставалось? — причем не сразу смог унять головокружение, а затем по знаку наемника занял свое место в маленьком помещении. Все темные эльфы, кроме Джарлакса и Киммуриэля, организованно вышли, чтобы нести дозор у дверей комнаты.
   — Мы в безопасности, — уверил Джарлакс Энтрери.
   — Они следили за мной с помощью магии, — сказал убийца. — Поэтому Мерле Паризо и удалось устроить западню.
   — Мы следим за тобой таким же образом уже несколько недель, — с усмешкой сказал Джарлакс— Так что можешь мне поверить, больше они за тобой не наблюдают.
   — Значит, ты пришел за мной? — спросил убийца. — Не слишком ли большой труд, чтобы забрать одного жалкого риввил'а? — спросил он, употребив слово из языка темных эльфов, которым пренебрежительно обозначались представители других народов.
   Джарлакс рассмеялся.
   — Забрать тебя? — переспросил он. — А что, ты хочешь вернуться в Мензоберранзан?
   — Да я бы убил тебя или вынудил бы тебя убить меня задолго до того, как мы приблизились бы к этому городу, — без тени усмешки ответил Энтрери.
   — Не сомневаюсь, — спокойно ответствовал Джарлакс, ничуть не задетый. — Ты там чужой, как мы чужие в Калимпорте.
   — Тогда зачем пришли?
   — Потому что Калимпорт — это твой город, а Мензоберранзан — мой, — ответил дроу с широкой улыбкой, словно теперь все должно было стать ясно как день.
   Энтрери хотел расспросить его поподробнее, но потом откинулся на спинку стула и стал прикидывать. Джарлакс всегда был отщепенцем и всегда держал нос по ветру. Этот дроу, руководивший влиятельной бандой наемников Бреган Д'эрт, кажется, умел извлечь выгоду из любого положения. В Мензоберранзане правили женщины, жрицы Ллос, но при этом Джарлакс и члены его банды, почти все без исключения мужчины, имели очень высокое положение. Так зачем ему понадобилось разыскивать Энтрери и являться сюда, где, как он только что сам признал, темные эльфы чувствовали себя совершенно чужими?
   — Ты хочешь, чтобы я был твоим подставным лицом, — догадался убийца.
   — Боюсь, я не понимаю, что ты хочешь сказать, — ответил Джарлакс.
   Теперь Энтрери ухмыльнулся, услышав откровенную ложь.
   — Ты хочешь протянуть лапу Бреган Д'эрт до самой поверхности, в Калимпорт, но хорошо понимаешь, что с тобой и твоими соплеменниками не станут разговаривать даже обитатели сточных канав.
   — Мы можем с помощью магии изменить наше обличье, — возразил дроу.
   — А к чему лишняя морока, если у тебя есть Артемис Энтрери? — парировал убийца.
   — А разве он у меня есть? — быстро спросил эльф.
   Энтрери секунду подумал, потом пожал плечами.
   — Я предлагаю тебе защиту от врагов, — сказал Джарлакс. — Даже более того, я дам тебе власть над твоими врагами. Обладая некоторыми знаниями и своим мастерством, а также тайной поддержкой Бреган Д'эрт, ты вскоре станешь владыкой улиц Калимпорта
   — И марионеткой в руках Джарлакса, — добавил Энтрери.
   — Партнером Джарлакса, — поправил его наемник. — Марионетки мне не нужны. Вообще-то я считаю их только помехой. Преуспевают же партнеры, потому что каждый стремится работать лучше, чтобы достичь большего. Кроме того, разве мы не друзья, Артемис Энтрери?
   Энтрери нарочито громко рассмеялся. Сочетание слов «Джарлакс» и «друг» было настолько диким, что напоминало старую уличную поговорку, смысл которой был в следующем: самые неприятные и угрожающие слова, которые может произнести калимшанский уличный торговец, — это «верь мне». Именно это Джарлакс сейчас Энтрери и сказал.
   — Твои враги из гильдии Басадони скоро будут называть тебя пашой, — продолжал дроу.
   Энтрери и бровью не повел.
   — Даже правители города и всего Калимшана будут считаться с тобой, — сказал Джарлакс.
   Энтрери молчал.
   — Я хочу знать сейчас, прежде чем ты выйдешь из этой комнаты, принято ли мое предложение, — добавил Джарлакс ледяным тоном.
   Энтрери прекрасно понял, что это значило. Или он согласится играть по правилам наемника, или его убьют.
   — Партнеры, — вынужденно согласился Энтрери — Но направлять меч Бреган Д'эрт в Калимпорте буду я. Будешь наносить удар там и тогда, как решу я.
   Джарлакс кивком выразил свое согласие. Затем он щелкнул пальцами, и в комнату вошел еще один темный эльф. Он встал рядом с Энтрери — видимо, должен был его сопровождать.
   — Выспись как следует, — пожелал Джарлакс наемному убийце. — С завтрашнего дня начнется твое восхождение.
   Энтрери ничего не ответил и вышел. После его ухода из-за занавеси вышел еще один дроу.
   — Он не солгал, — заверил он Джарлакса на языке темных эльфов.
   Хитрый наемник довольно улыбнулся. Хорошо иметь на службе такого полезного сотрудника, как Рай'ги Бондалек из Чед Насада Раньше он был верховным магом в этом городе дроу, однако после переворота стал изгнанником и нашел приют в Бреган Д'эрт. Джарлакс давно уже имел виды на Рай'ги, потому что этот дроу не только владел данной богами магией, но также хорошо разбирался в искусстве чародеев. Как повезло Бреган Д'эрт, что Рай'ги стал изгнанником!
   Рай'ги, конечно, и понятия не имел, что Джарлакс сам приложил руку, чтобы переворот в Чед Насаде состоялся.
   — Этого твоего Энтрери, похоже, не слишком прельщают сокровища, которые ты ему сулишь, — заметил Рай'ги. — Он, конечно, сделает как обещал, но без особого рвения.
   Джарлакс ухмыльнулся, потому что ничего другого от Энтрери и не ожидал. За те месяцы, что наемный убийца жил в Мензоберранзане, глава банды хорошо изучил его. И знал его желания и мотивы, быть может, даже лучше, чем сам Артемис Энтрери.
   — Одно сокровище я от него утаил, — сказал он. — Но пока что Артемис Энтрери сам еще не понимает, как страстно желает его. — Джарлакс сунул руку под полу плаща и достал амулет на серебряной цепочке. — Я забрал его у Кэтти-бри, — пояснил он. — Он связан с Дзиртом До'Урденом. Когда-то ее приемный отец, дворф Бренор Боевой Топор, получил его от леди Аластриэль, правительницы Серебристой Луны, чтобы разыскать этого дроу-скитальца.
   — Тебе многое известно, — заметил Рай'ги.
   — Благодаря этому я жив, — ответил Джарлакс.
   — Но Кэтти-бри должна знать, что он пропал, — вмешался Киммуриэль Облодра. — Поэтому она и ее друзья наверняка уже что-нибудь предприняли, чтобы разорвать связь предмета и эльфа.
   Джарлакс покачал головой.
   — Тот медальон, что принадлежит Кэтти-бри, мы подложили ей в карман до того, как она покинула город. Этот — его копия, повторяющая и внешность, и магические возможности, его изготовил один колдун. Скорее всего женщина вернула оригинал Бренору Боевому Топору, а тот отдал его леди Аластриэль Думаю, она хотела бы получить его обратно или хотя бы забрать у Кэтти-бри, поскольку обе они, похоже, не устояли перед чарами бродяги Дзирта До'Урдена.
   Оба его собеседника скривились, представив себе, что дроу может иметь какие-то чувства к не-дроу, одному из тех существ, которые в языке темных эльфов определялись словом «иблис» — «ничтожество».
   Но Джарлакс, на которого красота Кэтти-бри тоже произвела впечатление, не стал их разубеждать.
   — А если это копия, магия, заключенная в нем, так же сильна? — спросил Киммуриэль, делая ударение на слове «магия», словно ожидая объяснений, чем эта вещь может быть им полезна.
   — Магические чары создают как бы связующие каналы, — объяснил Рай'ги Бондалек. — И я знаю, как можно расширить и усилить эти каналы.
   — В молодости Рай'ги потратил много лет, совершенствуясь в своем деле, — добавил Джарлакс. — И его умение высвобождать древние силы старинных реликвий Чед Насада сыграло большое значение в его восхождении к должности верховного жреца. То же самое он может сделать и сейчас, даже усилить магию, сделав ее мощнее, чем в оригинале.
   — Чтобы мы могли найти Дзирта До'Урдена, — сказал Киммуриэль.
   Джарлакс кивнул:
   — Разве можно придумать лучший подарок для Артемиса Энтрери?
 

Часть III. Восхождение к самому дну

   Мы путешествовали сушей и морем, от Глубоководья на юг, оставляя за спиной милю,за милей и все больше увеличивая расстояние между нами и другом, покинутым там.
   Другом…
   Много раз в эти долгие трудные дни каждый из нас про себя раздумывал над значением этого слова и ответственностью, связанной с этим понятием. Мы оставили Вульфгара одного в дикой, необжитой местности у Хребта Мира и теперь не знали, все ли с ним в порядке да и жив ли он еще. Разве настоящий друг может так вот бросить другого? Разве настоящий друг отпустит другого идти в одиночестве по дороге, полной неожиданностей и опасностей?
   Я часто размышляю над значением слова «друг»-. Кажется, что дружба — понятие предельно ясное, но при этом оно сопряжено со столькими сложностями. Надо ли мне было останавливать Вульфгара, даже если я был согласен с тем, что ему надо самому пройти свой путь? Или я должен был пойти с ним? Или же нам всем вчетвером следовало идти за ним, тайком оберегая его?
   Думаю, нет, хоть и должен признать, что не знаю наверняка. Грань между дружбой и навязчивой опекой чрезвычайно тонка, и если ее преступить, исход может быть плачевным. Иногда родитель, желающий стать своему ребенку истинным другом, отказывается от своей родительской власти, и если сам он, возможно, будет и неплохо себя чувствовать, отказавшись от руководящей роли, ребенок может страдать оттого, что его больше не направляют. И, что еще хуже, он может лишиться чувства защищенности, которую должен обеспечивать старший. А друг, принимающий на себя обязанности родителя или покровителя, забывает о самой важной составляющей дружбы — уважении.
   Уважение — краеугольный камень дружеских отношений, а оно, в свою очередь, невозможно без доверия.
   Поэтому мы вчетвером молимся за Вульфгара и надеемся, что наши пути снова пересекутся. Но мы не отступаем от своего понимания дружбы, доверия и уважения, хотя часто оглядываемся через плечо и думаем о его судьбе. И соглашаемся идти разными дорогами, хотя без большого желания.
   Конечно, испытания, выпавшие Вульфгару, в каком-то смысле разделил и я, но сейчас больше всего изменениям может подвергнуться не моя дружба с варваром — по крайней мере с моей стороны, потому что я предоставляю ему самому решать, насколько глубок и прочен наш союз, — а мои отношения с Кэтти-бри. Наша любовь для нас обоих — не тайна, равно как и для всех, кто видит нас (и я опасаюсь, что возникшее между нами чувство могло сыграть не последнюю роль в том, что Вульфгар принял свое решение), но природа этой любви остается загадкой и для меня, и для Кэтти-бри. Во многом мы стали почти как брат и сестра, мы близки больше, чем я мог бы надеяться сблизиться с кем-либо родным мне по крови. В течение нескольких лет мы могли рассчитывать только на помощь друг друга и теперь совершенно уверены: что бы ни случилось, другой всегда подставит свое плечо. Я бы отдал за нее жизнь, как и она — за меня, без всяких сомнений и колебаний. Воистину, ни с кем другим — ни с Бренором, ни с Вульфгаром, ни с Реджисом, ни даже с Закнафейном — я не хотел бы провести свою жизнь. Никто лучше, чем она, не может, глядя вместе со мной на восходящее солнце, понять те чувства, что будит во мне это зрелище. Нет никого, кто, сражаясь бок о бок со мной, мог бы лучше дополнять меня в бою. Никто лучше ее не поймет, что у меня в мыслях и на сердце, и мне не нужно будет даже говорить об этом вслух.
   Но что это означает?
   Бесспорно, я чувствую к ней физическое влечение. В ней непостижимо сочетаются невинность и женское коварство. Несмотря на то что эта женщина преисполнена доброты, сочувствия и сострадания, в ней есть нечто, что заставляет врагов трепетать от страха, а возможного возлюбленного — от предвкушения близости. Думаю, она испытывает по отношению ко мне схожие чувства, но при этом мы осознаем, какая опасность таится в этой неизведанной области, опасность более грозная, чем любой из врагов, с которыми нам приходилось сталкиваться. Я дроу, я молод, и передо мной еще взойдут и угаснут несколько веков. Она — человек, и, хотя она тоже еще молода, ей осталось жить лишь несколько десятков лет. Жизнь Кэтти-бри и так непроста оттого, что спутник ее странствий — темный эльф. А насколько сложнее она будет, если мы станем чем-то большим? И как отнесется мир к нашим детям, если когда-нибудь они у нас будут? Примет ли их хоть один народ?
   Однако я знаю, что чувствую, когда гляжу на нее, и надеюсь, что понимаю и ее чувства. Все это кажется таким ясным, в то же время, увы, таким сложным.
   Дзирт До'Урден

Глава 13. Тайное оружие

   — Вы нашли бродягу? — спросил Джарлакс у Рай'ги Бондалека.
   Киммуриэль Облодра стоял рядом с главарем наемников, и тому, кто не знал, на что способен его разум, этот безоружный дроу без доспехов мог бы показаться беззащитным.
   — Он сейчас вместе с дворфом, женщиной и хафлингом, — ответил Рай'ги. — Иногда к ним присоединяется огромная черная кошка.
   — Гвенвивар, — понимающе кивнул Джарлакс. — Когда-то она принадлежала Мазою Ган'етту. Отличная вещь.
   — Но самый сильный магический предмет у них — не она, — сообщил Рай'ги. — Есть еще кое-что, в мешке на поясе у отступника. Оно излучает такую силу, что не сравнится с мощью всех их волшебных безделушек, вместе взятых. Даже на таком расстоянии, через волшебный экран, оно манило меня, словно принуждая забрать его от нынешнего ничего не стоящего владельца.
   — Что же это может быть? — оживился наемник. Рай'ги покачал головой, взметнув гривой белых волос.
   — Ничего подобного я прежде не видел, — признал он.
   — Такова магия, — вмешался Киммуриэль. — Неведомая и неуправляемая.
   Рай'ги метнул в него гневный взгляд. Но Джарлакс, которому хотелось пользоваться и волшебством, и псионическими силами, лишь примирительно улыбнулся.
   — Разузнай побольше и о них, и об этом предмете, — велел он жрецу. — Если он нас зовет, то, быть может, разумно будет ответить на его зов. Далеко ли они, и как скоро можно до них добраться?
   — Очень далеко, — ответил Рай'ги. — И очень скоро. Они отправились в длительное путешествие, но на каждом шагу сталкиваются то с великанами, то с гоблинами.
   — Похоже, этот магический предмет не слишком разборчив и всем подряд предлагает стать его новым хозяином, — саркастически заметил Киммуриэль.
   — Они сели на корабль, — продолжал Рай'ги, пропуская замечание мимо ушей. — Похоже, они вышли из большого города Глубоководье, это далеко, на Побережье Мечей.
   — Но плывут на юг? — с надеждой спросил Джарлакс
   — По-видимому, — ответил Рай'ги. — Но это не имеет значения. Ведь есть магия и псионические силы, разумеется, — добавил он с почтительным полупоклоном в сторону Киммуриэля. — Воспользовавшись ими, можно оказаться рядом с отступником так же легко, как если бы он был в соседней комнате.
   — Тогда продолжай следить за ним, — сказал Джарлакс.
   — Но разве мы не должны отправиться сегодня вечером в гильдию? — уточнил Рай'ги.
   — Твое присутствие будет необязательно, — ответил наемник. — Этой ночью состоится встреча только мелких гильдий.
   — Но даже мелкие гильдии достаточно дальновидны, чтобы нанять чародея, — заметил жрец.
   — Чародей в этой гильдии — приятель Энтрери, — со смехом сказал Джарлакс, так что можно было подумать, что и беспокоиться тут не о чем. — А в другой гильдии — всего лишь хафлинга, не слишком искушенные в волшебстве. Наверное, ты понадобишься завтра. А сегодня ночью продолжай наблюдать за Дзиртом До'Урденом. В конце концов, это может оказаться самым важным козырем.
   — Имеешь в виду неизвестный волшебный предмет? — спросил Киммуриэль.
   — Имею в виду, что Энтрери не хватает воодушевления, — ответил Джарлакс.
   Жрец недоуменно развел руками:
   — Мы предлагаем ему власть и богатство, о каких он и мечтать не мог. А он идет к своему собственному счастью так, как если бы ему предстояло встретиться один на один с самой Паучьей Королевой.
   — Он не сможет наслаждаться ни властью, ни богатством, пока не разрешит внутренних противоречий, — объяснил Джарлакс, самым большим даром которого было умение проникать в тайные мысли как друзей, так и врагов, причем не прибегая к каким-то сверхъестественным способностям, лишь благодаря опыту и проницательности. — Но не надо опасаться его нынешнего равнодушия. Я достаточно хорошо знаю Артемиса Энтрери и могу утверждать, что он будет на высоте вне зависимости от того, заинтересован он лично или нет. Среди людей нет никого опаснее и изворотливей его.
   — Жаль, что у него такая светлая кожа, — вставил Киммуриэль.
   Джарлакс лишь усмехнулся. Он-то отлично понимал, что, если бы Артемис Энтрери был рожден дроу в Мензоберранзане, он стал бы одним из величайших боевых наставников, а может, вознесся бы и еще выше. Вероятно, он мог бы стать соперником Джарлакса.
   — Поговорим в благословенной тьме туннелей, когда огонь Нарбондель вознесется на самую вершину, — обратился он к Рай'ги. — Мне нужно знать больше.
   — Успеха тебе с делами гильдий, — ответил Рай'ги и, откланявшись, вышел.
   Джарлакс повернулся к Киммуриэлю и кивнул. Пришло время отправляться на охоту.
   Все другие народы считали хафлингов с ангельскими личиками большеглазыми. Но глаза четырех коротышек, сидевших вместе с Двавел в комнате, расширились совсем уж невероятно, когда прямо перед ними отворились магические врата (а ведь все меры предосторожности против всяческих сверхъестественных вторжений были предприняты) и оттуда вышел Артемис Энтрери. Зрелище он собой являл впечатляющее: на нем был черный плащ на подкладке и черная шляпа болеро с черной лентой по тулье.
   Энтрери сразу встал скрестив руки на груди, как научил его Киммуриэль, стараясь справиться с волнами дурноты, одолевавшей его всякий раз при таких вот псионических переносах.
   За ним, в темном пространстве за вратами, освещаемом только слабым светом из комнаты Двавел, различимы были несколько темных фигур. Когда какой-то из солдат Двавел сделал шаг, чтобы помешать нежданному гостю, один из темных силуэтов сделал едва уловимое движение, и хафлинг, даже не пискнув, упал на пол.
   — Он только спит, не беспокойтесь, — сразу объяснил Энтрери, не желая устраивать побоища с остальными, как один потянувшимися за оружием. — Верьте, я пришел сюда не затем, чтобы драться с вами, но если вы на меня нападете, то умрете в мгновение ока.
   — У нас есть входная дверь, — сухо заметила Двавел, которая, кажется, была единственной, кто не испугался.
   — Я не хотел, чтобы кто-то видел, как я вхожу в твое заведение, — ответил убийца, уже справившийся с головокружением. — Ради твоей же безопасности.
   — А как ты сюда попал? — спросила она. — Ты проник сверхъестественным путем и неожиданно, и при этом не сработала ни одна из охранных мер — а я заплатила за них немало, можешь поверить.
   — Тебя это не должно беспокоить, — ответил Энтрери. — Пусть об этом беспокоятся мои враги. Знай же, что я вернулся в Калимпорт не затем, чтобы шнырять переулками и подчиняться приказам других. Я много путешествовал по Королевствам и то, что узнал, привез с собой.
   — Так, значит, Артемис Энтрери вернулся как завоеватель, — произнесла Двавел. Ее солдаты готовы были броситься на него, но она их сдерживала. Сразиться с Энтрери сейчас стоило бы им слишком дорого, и Двавел это хорошо понимала.
   — Возможно, — не стал отпираться убийца. — Посмотрим, как пойдут дела.
   — Если ты надеешься убедить меня предоставить тебе силы моей гильдии, понадобится нечто более весомое, чем показательная телепортация, — невозмутимо заявила женщина. — В такой войне сделать неправильный выбор — значит подписать себе смертный приговор.
   — А я и не хочу склонять тебя к выбору, — возразил Энтрери.
   Двавел недоверчиво посмотрела на него, потом взглянула на своих приближенных. На их лицах ясно читалось недоумение.
   — Тогда к чему было трудиться приходить сюда? — спросила она.
   — Чтобы сообщить, что война вот-вот начнется, — ответил Энтрери. — Я ведь перед тобой в долгу.
   — И вероятно, ты хочешь, чтобы я получше открыла уши и докладывала тебе, как идет битва, — лукаво улыбаясь, предположила женщина-хафлинг.
   — Это как тебе угодно, — ответил он. — Когда все будет кончено и город окажется в моих руках, я не забуду того, что ты для меня уже сделала.
   — А если проиграешь? Энтрери рассмеялся.
   — Тогда берегись. И ради твоего же благоденствия, Двавел Тиггервиллис, сохраняй нейтралитет. Я тебе обязан и считаю, что наша дружба выгодна обоим, но, если я узнаю, что ты предала меня словом или делом, твой дом будет лежать в руинах. — Сказав это, он вежливо поклонился, прикоснувшись пальцами к краю болеро, и снова скрылся в межуровневых вратах.
   Комнату Двавел заполнили черные сферы. Хафлинги беспомощно тыкались в разные стороны, пока один из них не обнаружил выход и не позвал туда остальных.
   Тьма в конце концов рассеялась, и маленькие человечки обнаружили, что их спящий товарищ преспокойно храпит, а осмотрев его, нашли в плече крошечный дротик.
   — У Энтрери сильные друзья, — заметил один из хафлингов.
   Двавел задумчиво кивнула. Сейчас она от души порадовалась, что с самого начала помогала отверженному наемному убийце. Мудрая Двавел Тиггервиллис очень не хотела бы иметь в числе врагов такого человека.
   — Ох, ты все время подвергаешь мою жизнь опасности, — преувеличенно жалобно вздохнул Ла Валль, когда в его комнате словно бы ниоткуда неожиданно появился Энтрери. — Ты молодец — я имею в виду, как ты улизнул от Кадрана Гордеона, — продолжал чародей, не дождавшись ответа от наемного убийцы и пытаясь изо всех сил изобразить непринужденность. Разве Энтрери уже дважды не проникал в его покои? Но на этот раз — и убийца безошибочно прочел это на лице мага — Ла Валль действительно был поражен. Бодо необычайно усилил охрану дворца гильдии — как против обычных, так и против магических вторжений. Хоть Ла Валль и уважал мастерство Энтрери, он все же не ожидал, что тот проникнет внутрь с такой легкостью.
   — Это было не так уж сложно, уверяю тебя, — очень спокойно произнес убийца, стараясь, чтобы его слова не прозвучали как похвальба. — Я много путешествовал по миру и под ним и познакомился с силами, совершенно неведомыми в Калимпорте Они позволяют мне добиваться того, что я хочу.
   Ла Валль расположился в старом уютном кресле, облокотившись одной рукой на истертый подлокотник и подперев ладонью подбородок. Что же такого было в этом человеке, спрашивал он себя, что над всеми западнями он только смеялся. Чародей обвел взглядом свою комнату, все резные статуэтки, фигурки чудищ, экзотических птиц, целую коллекцию превосходных посохов, одни из которых были волшебными, другие — нет, три черепа, скалившиеся с его стола, и хрустальный шар, стоявший на маленьком столике поодаль. В них заключалось его могущество, с помощью этих вещей, скопленных за целую жизнь, он мог убить или по крайней мере защититься от любого человека, вставшего на его пути.
   За исключением одного. Что же было в нем такого особенного? То, как он держался? То, как он двигался? Или просто ощущение власти, окутывавшее его настолько плотно, что казалось почти осязаемым, как его плащ и черная шляпа болеро?
   — Ступай приведи Квентина Бодо, — приказал Энтрери.
   — Он не захочет, чтобы его в это втягивали.
   — Никуда не денется, — возразил Энтрери. — Он должен сделать выбор.