Страница:
Егор с Аркадием обменялись быстрыми взглядами. Поняли они друг друга или нет – бог весть, но, во всяком случае, Кауфман, встрепенулся:
– Да, да, Клавдия Макаровна, спасибо. Пойдем мы, нам действительно власть нужно найти. Она-то, я полагаю, тоже осведомлена об этих делах?
Клавдия Макаровна усмехнулась непонятно.
– Вся власть у нас – участковый, да и он случайно тут. Сельсовет наш когда-то укрупняли, и начальство съехало. Участковый-то тоже там, в Сосновке, а здесь у него как временный пункт, что ли, на время приезда…
И опять почудилось Егору, что бабка недоговорила чего-то. Но копать эту ему тему что-то не захотелось.
– Так сейчас он здесь… участковый, я имею в виду? – догадался Пашка.
– Да уж явился, поди, – вздохнула бабушка – Тогда пойдем. – Пашка решительно встал из-за стола. – Пошли, народ. Спасибо еще раз, Клавдия Макаровна!
Встали, гурьбой прошли к дверям. Хозяйка вышла проводить их.
– Так где его искать-то, участкового вашего? – спросил Забелин, уже выйдя из ворот на улицу.
– Где искать? Где искать, говоришь… А не надо искать, он сам вас найдёт! Да вот никак он сам, начальничек. Об волке речь, и волк навстречь….
Этого она могла бы и не говорить, потому что появившийся на дальнем конце улицы человек на мотоцикле с коляской, в милицейской фуражке вряд ли мог быть кем-то иным, кроме участкового.
Видно было, как человек на мотоцикле привстал, точно всадник в стременах, глядя в их сторону, а затем повернул руль влево и крутанул рукоятку газа Мотоцикл бойко покатил навстречу им.
– Ну вот, – негромко молвил Аркадий. – Дождались встречи с властями.
После этих слов стояли молча, смотрели, как приближается местный блюститель порядка. Скоро стало заметно, что лицо у него круглое, улыбающееся, носик пимпочкой. За фуражку свою он то и дело хватался левой рукой – видать встречный ветер норовил сдуть головной убор.
– Мое почтение!.. – сквозь мотоциклетную трескотню прокричал седок и рассмеялся совсем уже беззвучно. А когда он подлетел к самым воротам и вырубил мотор, наступившая тишина отчего-то почудилась Егору каким-то вселенским безмолвием.
На миг, не более. А в миг следующий участковый (старший лейтенант, как выяснилось) соскочил с седла, энергично потопал обеими ногами, а ладонями столь же энергично отряхнул штаны сзади.
– Доброго здоровьичка! – тенорком провозгласил старлей так, словно только и ждал того момента, чтобы пожелать добра трем молодым гостям и одной пожилой местной жительнице.
Впрочем, ей мог и не желать. Клавдия Макаровна, как только участковый порулил к её дому, скрылась – только её и видели.
– Приезжие, – определил он, обходя мотоцикл. – По реке приплыли?
– Естественно. – Павел ступил на шаг вперед.
И этим как-то само собой обозначилось, что официальные переговоры с представителем власти будет вести он. Егор с Аркадием остались на втором плане.
Старлей приподнял фуражку, другой рукой небрежно пригладил распаренные негустые волосы и вернул фуражку на место.
– Что же, будем знакомы тогда. Старший лейтенант Пыжов Андрей Александрович, здешний, так сказать, столп правопорядка. Околоточный надзиратель!
И вновь тоненько рассмеялся, не подав при этом, однако, руки. Ну и Забелин, соответственно не стал в ответ тянуть свою. Он кашлянул и заговорил.
– Товарищ старший лейтенант – произнес он сухо. – Мы хотели сообщить вам о происшествии, имевшем место быть с нами…
Сообщил. Краткими точными фразами, четко и емко – настоящий военный рапорт. Пыжов сразу посерьезнел, приосанился, пухлые губки поджал важно.
Егор улыбался про себя, поглядывая на участкового: как тот тщетно старался выглядеть глубокомысленным: Пинкертон, да и только. Но что же делать, с такой физиономией, которая досталась Пыжову, не изобразишь из себя ни Пинкертона, ни Шерлока Холмса… Разве что Порфирия Петровича – да и то с поправкой на деревенский стиль.
Тем не менее выслушал он чеканную речь Забелина внимательно, шарообразной головой кивал в знак понимания, а когда Павел закончил, деловито приподнял реденькие брови.
– Что ж, – нисколько не удивляясь, молвил он. – Я вас понял. Разберемся. Разберемся… А скажите, документы у вас какие-нибудь есть?
Пашка полуобернулся к своим товарищам.
– Да, у нас. все в порядке, – спокойно ответил на этот немой вопрос Кауфман. – У тебя как?
– Паспорт с собой, естественно. – Егор полез в нагрудный карман.
– У меня тоже паспорт, – сказал Аркадий.
– У меня права, – кивнул Павел.
Права и у Аркадия были, но кроме них он еще и паспорт с собой захватил – немецкая педантичность.
Старший лейтенант приятно улыбнулся.
– Не покажете мне?
– Да, да, конечно… – Пашка заторопился, а Кауфман с Княженцевым свои документы вынули и передали их Пыжову. Тот взял оба паспорта в левую руку, аккуратно подровняв их по краям, как колоду карт. Павел несколько замешкался, зарыскал по карманам, ругнулся под нос – но все же нашел, нашел свои права, протянул участковому плотную пластмассовую карточку.
Тот взял ее, посмотрел.
– Забелин Павел… Васильевич. Верно?
– Да.
– Так. – Пыжов приложил карточку к обложке верхнего паспорта и открыл его. – Княженцев Георгий Сергеевич.
– Я самый, – сказал Егор, не дожидаясь вопросов.
Пыжов поднял светленькие глазки, посмотрел на Княженцева. Затем еще раз на фото, что-то листнул в паспорте, закрыл его. Открыл паспорт Аркадия.
– И… Кауфман Аркадий Викторович?
Аркадий и вовсе слов не тратил, кивнул.
И его паспорт бегло проглядел участковый, что-то буркнул неясное себе под нос. Закрыл.
Егор непроизвольно и безо всякой задней мысли потянул вперед руку – получить свой документ. Но Пыжов совсем не торопился возвращать; он прочно взял все три аусвайса в левую руку и похлопал ими по раскрытой ладони правой руки.
– Ну что же, – выговорил он с подытоживающей интонацией. – Будем разбираться. Раз есть сообщение – мы обязаны реагировать.
Он сделал паузу. Сощурился. И – как козырного туза об стол, врезал:
– На время разбирательства должен задержать вас здесь.
Если б он сказал, что в Кара-су водится брат-близнец лох-несского чудовища, и тогда бы его слова сразили приезжих меньше. А так – они просто остолбенели.
Первым опомнился Княженцев.
– Позвольте! – воскликнул он. – Как так – задержите? На каком основании?!
– Да на самом простом, – весьма разумно отвечал старлей.
Егор в гневе опять было раскрыл рот, но Пашка успел заглушить его.
– Стоп, стоп, князь! Погоди. Не лезь пока. Слушайте, – он повернулся к участковому. – Вы что, нас подозреваете в чем-то? Считаете, что мы юлим, неправду говорим вам?
– Да что вы, что вы! – Пыжов успокаивающе приподнял короткопалую ладошку. – Ничего не думаю. А надо разобраться.
– И потому вы нас задерживаете? – Павел сделал иронические глаза.
– И какое у вас на это право? – снова встрял Егор. – Я не юрист, конечно, но мне известно, что таким правом обладает только суд! А вы, при всем нашем к вам уважении, отнюдь не принадлежите к судебной системе, верно?
– Все правильно, все правильно, – охотно согласился Пыжов. – Только ведь я-то какой-никакой, а юрист. И могу разъяснить: суд обладает правом взять под стражу или оформить подписку о невыезде. А что касается задержания на срок до семидесяти двух часов для выяснения личности, то это могут сделать и органы милиции. До предъявления официального обвинения. А там или предъявить, или отпустить. Верно я рассуждаю?
Егор на это не нашелся, что ответить. «Черт его знает, – неуверенно подумал он. – Может, и правда так…»
– Подождите-ка, – Пашка воинственно выпятил грудь. – А что значит – задерживаете? Под замок нас посадите?
Ну тут представитель власти так замахал руками, в таком непритворном ужасе, что Егору аж смешно сделалось, несмотря на всю двусмысленность ситуации. Оказывается, у Пыжова и мысли подобной не возникало. К в голову ему это не могло прийти!
– …Да нет же, нет! Просто я вас прошу три дня побыть здесь, в Метеле, пока я разбираться буду!..
– А вы разберетесь за трое суток? – с подозрением спросил Павел.
– Да уж постараюсь как-нибудь. А не разберусь – так что же поделать! Больше все равно не имею права вас задерживать. Гуляйте себе на все четыре стороны.
– А документы наши? – также подозрительно осведомился Забелин.
– А документы пусть пока побудут у меня, – порадовал участковый к вновь постучал пачечкой по ладони.
– Н-ну, уж нет, позвольте. – Пашку это так возмутило, что он заикнулся. – Мы свои гражданские права знаем! И не позволим попирать их. Так что документы вы у нас изъять никак не можете.
– Хорошо, хорошо, – неожиданно легко уступил Пыжов. – Тогда под честное слово. Годится?
– Ладно, – сказал Забелин. – Честное слово офицера! Это я вам даю.
– А вы офицер?! – так и просияло лунообразное лицо под фуражкой.
– В прошлом.
Участковый мгновение думал, затем тряхнул головой: эх, была, мол, не была!
– Ну ладно! Держите, – и вернул Павлу все документы.
– Вот, благодарю, – смягчился Павел.
Пыжов уселся на свой мотоцикл.
– Значит, договорились! Трое суток я вас прошу не уезжать. Остановиться можете… Да вот хотя бы у Клавдии Макаровны.
Когда Пыжов сказал так, Егор обернулся…
И увидел, что Клавдии Макаровны нет.
От неожиданности он даже икнул.
– Ха! Ушла куда-то.
– Да ничего, ничего! – вновь замахал руками Пыжов. – Это не надо… Это я гак, сказал только…
И лягнул ногой стартер. Мотоцикл сердито трескотнул, но не завелся.
– Да! – вдруг вспомнил Пыжов. – Оружие какое-то у вас есть?
– Нет, – быстро ответил Пашка. – Не брали с собой.
– Ну и правильно. – Повторный толчок ногой – и на сей раз мотор послушно взревел, а глушитель фыркнул сизым дымком. – До завтра, значит! Бывайте!..
И утарахтел туда, откуда появился. Трос зачем-то смотрели ему вслед, видели, как массивный милицейский зад подпрыгивает на седле мотоцикла, а на боку подпрыгивает плоская офицерская планшетка.
Уменьшаясь и затихая, участковый докатил до дальнего перекрестка, вильнул вправо и исчез. Шум двигателя стих.
– Ну что, друзья, – Аркадий улыбнулся. – Будем устраиваться?
Здесь только Княженцев отметил про себя, что за время разговора Аркадий почти ничего не произнес.
Почему?..
Задал себе этот вопрос Егор устало, как-то через силу. Он вдруг почувствовал, что вообще он сильно устал. Он зевнул, длинно, прикрывая рот рукой…
И появилась Клавдия Макаровна.
– Милости прошу. – Она сделала обеими руками плавный приглашающий жест и рассмеялась.
– Вы уж извините… – начал было Аркадий, но хозяйка зачастила энергично – дескать, она только рада жильцам, и все такое…
Ну что ж, рада так рада. Тогда надо идти вниз за Виталием, сдувать лодки, да подыматься обратно… Клавдия Макаровна сказала, что она пока приготовит поесть.
Парни пошли к спуску, но на полпути Аркадий приостановил всех.
– Что такое? – недоумение выразилось на Пашкином лице.
Кауфман загадочно повел глазами.
– Есть одна тема. Мне кажется, хозяйка что-то недоговаривает. Я предлагаю так: вы ступайте за Виталькой, а уж один на один я ее постараюсь расколоть.
– Да? – ехидно вздернул бровь Пашка. – А почему ты? А почему бы кому-нибудь из нас этим не заняться – а ты бы пока барахлишко потаскал?
– Не переживай, – успокоил его Аркадий. – Понадобится – потащу и твое, и свое. А что я хочу… Здесь я точно сказать не могу. Интуиция. Мне кажется, что одному мне она расскажет побольше, чем всем вместе. Вот я и попробую.
– Кажется!.. А если показалось, да проехало?
– Тогда я твой рюкзак до самого финиша буду тащить.
– Да ладно, пойдем, – вмешался Егор, которому не терпелось закончить это побыстрей да отдохнуть нормально. – Пусть попробует, в самом деле.
– Ладно, – махнул рукой Пашка. – Давай, психоаналитик унд психопатологик… Ну, уж тогда разводи бабку на полный базар. Нет – будешь рюкзаки таскать, как верблюд!
– Яволь! – Аркадий подмигнул. – Натюрлих, герр Забелин!..
ГЛАВА 8
ГЛАВА 9
– Да, да, Клавдия Макаровна, спасибо. Пойдем мы, нам действительно власть нужно найти. Она-то, я полагаю, тоже осведомлена об этих делах?
Клавдия Макаровна усмехнулась непонятно.
– Вся власть у нас – участковый, да и он случайно тут. Сельсовет наш когда-то укрупняли, и начальство съехало. Участковый-то тоже там, в Сосновке, а здесь у него как временный пункт, что ли, на время приезда…
И опять почудилось Егору, что бабка недоговорила чего-то. Но копать эту ему тему что-то не захотелось.
– Так сейчас он здесь… участковый, я имею в виду? – догадался Пашка.
– Да уж явился, поди, – вздохнула бабушка – Тогда пойдем. – Пашка решительно встал из-за стола. – Пошли, народ. Спасибо еще раз, Клавдия Макаровна!
Встали, гурьбой прошли к дверям. Хозяйка вышла проводить их.
– Так где его искать-то, участкового вашего? – спросил Забелин, уже выйдя из ворот на улицу.
– Где искать? Где искать, говоришь… А не надо искать, он сам вас найдёт! Да вот никак он сам, начальничек. Об волке речь, и волк навстречь….
Этого она могла бы и не говорить, потому что появившийся на дальнем конце улицы человек на мотоцикле с коляской, в милицейской фуражке вряд ли мог быть кем-то иным, кроме участкового.
Видно было, как человек на мотоцикле привстал, точно всадник в стременах, глядя в их сторону, а затем повернул руль влево и крутанул рукоятку газа Мотоцикл бойко покатил навстречу им.
– Ну вот, – негромко молвил Аркадий. – Дождались встречи с властями.
* * *
После этих слов стояли молча, смотрели, как приближается местный блюститель порядка. Скоро стало заметно, что лицо у него круглое, улыбающееся, носик пимпочкой. За фуражку свою он то и дело хватался левой рукой – видать встречный ветер норовил сдуть головной убор.
– Мое почтение!.. – сквозь мотоциклетную трескотню прокричал седок и рассмеялся совсем уже беззвучно. А когда он подлетел к самым воротам и вырубил мотор, наступившая тишина отчего-то почудилась Егору каким-то вселенским безмолвием.
На миг, не более. А в миг следующий участковый (старший лейтенант, как выяснилось) соскочил с седла, энергично потопал обеими ногами, а ладонями столь же энергично отряхнул штаны сзади.
– Доброго здоровьичка! – тенорком провозгласил старлей так, словно только и ждал того момента, чтобы пожелать добра трем молодым гостям и одной пожилой местной жительнице.
Впрочем, ей мог и не желать. Клавдия Макаровна, как только участковый порулил к её дому, скрылась – только её и видели.
– Приезжие, – определил он, обходя мотоцикл. – По реке приплыли?
– Естественно. – Павел ступил на шаг вперед.
И этим как-то само собой обозначилось, что официальные переговоры с представителем власти будет вести он. Егор с Аркадием остались на втором плане.
Старлей приподнял фуражку, другой рукой небрежно пригладил распаренные негустые волосы и вернул фуражку на место.
– Что же, будем знакомы тогда. Старший лейтенант Пыжов Андрей Александрович, здешний, так сказать, столп правопорядка. Околоточный надзиратель!
И вновь тоненько рассмеялся, не подав при этом, однако, руки. Ну и Забелин, соответственно не стал в ответ тянуть свою. Он кашлянул и заговорил.
– Товарищ старший лейтенант – произнес он сухо. – Мы хотели сообщить вам о происшествии, имевшем место быть с нами…
Сообщил. Краткими точными фразами, четко и емко – настоящий военный рапорт. Пыжов сразу посерьезнел, приосанился, пухлые губки поджал важно.
Егор улыбался про себя, поглядывая на участкового: как тот тщетно старался выглядеть глубокомысленным: Пинкертон, да и только. Но что же делать, с такой физиономией, которая досталась Пыжову, не изобразишь из себя ни Пинкертона, ни Шерлока Холмса… Разве что Порфирия Петровича – да и то с поправкой на деревенский стиль.
Тем не менее выслушал он чеканную речь Забелина внимательно, шарообразной головой кивал в знак понимания, а когда Павел закончил, деловито приподнял реденькие брови.
– Что ж, – нисколько не удивляясь, молвил он. – Я вас понял. Разберемся. Разберемся… А скажите, документы у вас какие-нибудь есть?
Пашка полуобернулся к своим товарищам.
– Да, у нас. все в порядке, – спокойно ответил на этот немой вопрос Кауфман. – У тебя как?
– Паспорт с собой, естественно. – Егор полез в нагрудный карман.
– У меня тоже паспорт, – сказал Аркадий.
– У меня права, – кивнул Павел.
Права и у Аркадия были, но кроме них он еще и паспорт с собой захватил – немецкая педантичность.
Старший лейтенант приятно улыбнулся.
– Не покажете мне?
– Да, да, конечно… – Пашка заторопился, а Кауфман с Княженцевым свои документы вынули и передали их Пыжову. Тот взял оба паспорта в левую руку, аккуратно подровняв их по краям, как колоду карт. Павел несколько замешкался, зарыскал по карманам, ругнулся под нос – но все же нашел, нашел свои права, протянул участковому плотную пластмассовую карточку.
Тот взял ее, посмотрел.
– Забелин Павел… Васильевич. Верно?
– Да.
– Так. – Пыжов приложил карточку к обложке верхнего паспорта и открыл его. – Княженцев Георгий Сергеевич.
– Я самый, – сказал Егор, не дожидаясь вопросов.
Пыжов поднял светленькие глазки, посмотрел на Княженцева. Затем еще раз на фото, что-то листнул в паспорте, закрыл его. Открыл паспорт Аркадия.
– И… Кауфман Аркадий Викторович?
Аркадий и вовсе слов не тратил, кивнул.
И его паспорт бегло проглядел участковый, что-то буркнул неясное себе под нос. Закрыл.
Егор непроизвольно и безо всякой задней мысли потянул вперед руку – получить свой документ. Но Пыжов совсем не торопился возвращать; он прочно взял все три аусвайса в левую руку и похлопал ими по раскрытой ладони правой руки.
– Ну что же, – выговорил он с подытоживающей интонацией. – Будем разбираться. Раз есть сообщение – мы обязаны реагировать.
Он сделал паузу. Сощурился. И – как козырного туза об стол, врезал:
– На время разбирательства должен задержать вас здесь.
Если б он сказал, что в Кара-су водится брат-близнец лох-несского чудовища, и тогда бы его слова сразили приезжих меньше. А так – они просто остолбенели.
Первым опомнился Княженцев.
– Позвольте! – воскликнул он. – Как так – задержите? На каком основании?!
– Да на самом простом, – весьма разумно отвечал старлей.
Егор в гневе опять было раскрыл рот, но Пашка успел заглушить его.
– Стоп, стоп, князь! Погоди. Не лезь пока. Слушайте, – он повернулся к участковому. – Вы что, нас подозреваете в чем-то? Считаете, что мы юлим, неправду говорим вам?
– Да что вы, что вы! – Пыжов успокаивающе приподнял короткопалую ладошку. – Ничего не думаю. А надо разобраться.
– И потому вы нас задерживаете? – Павел сделал иронические глаза.
– И какое у вас на это право? – снова встрял Егор. – Я не юрист, конечно, но мне известно, что таким правом обладает только суд! А вы, при всем нашем к вам уважении, отнюдь не принадлежите к судебной системе, верно?
– Все правильно, все правильно, – охотно согласился Пыжов. – Только ведь я-то какой-никакой, а юрист. И могу разъяснить: суд обладает правом взять под стражу или оформить подписку о невыезде. А что касается задержания на срок до семидесяти двух часов для выяснения личности, то это могут сделать и органы милиции. До предъявления официального обвинения. А там или предъявить, или отпустить. Верно я рассуждаю?
Егор на это не нашелся, что ответить. «Черт его знает, – неуверенно подумал он. – Может, и правда так…»
– Подождите-ка, – Пашка воинственно выпятил грудь. – А что значит – задерживаете? Под замок нас посадите?
Ну тут представитель власти так замахал руками, в таком непритворном ужасе, что Егору аж смешно сделалось, несмотря на всю двусмысленность ситуации. Оказывается, у Пыжова и мысли подобной не возникало. К в голову ему это не могло прийти!
– …Да нет же, нет! Просто я вас прошу три дня побыть здесь, в Метеле, пока я разбираться буду!..
– А вы разберетесь за трое суток? – с подозрением спросил Павел.
– Да уж постараюсь как-нибудь. А не разберусь – так что же поделать! Больше все равно не имею права вас задерживать. Гуляйте себе на все четыре стороны.
– А документы наши? – также подозрительно осведомился Забелин.
– А документы пусть пока побудут у меня, – порадовал участковый к вновь постучал пачечкой по ладони.
– Н-ну, уж нет, позвольте. – Пашку это так возмутило, что он заикнулся. – Мы свои гражданские права знаем! И не позволим попирать их. Так что документы вы у нас изъять никак не можете.
– Хорошо, хорошо, – неожиданно легко уступил Пыжов. – Тогда под честное слово. Годится?
– Ладно, – сказал Забелин. – Честное слово офицера! Это я вам даю.
– А вы офицер?! – так и просияло лунообразное лицо под фуражкой.
– В прошлом.
Участковый мгновение думал, затем тряхнул головой: эх, была, мол, не была!
– Ну ладно! Держите, – и вернул Павлу все документы.
– Вот, благодарю, – смягчился Павел.
Пыжов уселся на свой мотоцикл.
– Значит, договорились! Трое суток я вас прошу не уезжать. Остановиться можете… Да вот хотя бы у Клавдии Макаровны.
Когда Пыжов сказал так, Егор обернулся…
И увидел, что Клавдии Макаровны нет.
От неожиданности он даже икнул.
– Ха! Ушла куда-то.
– Да ничего, ничего! – вновь замахал руками Пыжов. – Это не надо… Это я гак, сказал только…
И лягнул ногой стартер. Мотоцикл сердито трескотнул, но не завелся.
– Да! – вдруг вспомнил Пыжов. – Оружие какое-то у вас есть?
– Нет, – быстро ответил Пашка. – Не брали с собой.
– Ну и правильно. – Повторный толчок ногой – и на сей раз мотор послушно взревел, а глушитель фыркнул сизым дымком. – До завтра, значит! Бывайте!..
И утарахтел туда, откуда появился. Трос зачем-то смотрели ему вслед, видели, как массивный милицейский зад подпрыгивает на седле мотоцикла, а на боку подпрыгивает плоская офицерская планшетка.
Уменьшаясь и затихая, участковый докатил до дальнего перекрестка, вильнул вправо и исчез. Шум двигателя стих.
* * *
– Ну что, друзья, – Аркадий улыбнулся. – Будем устраиваться?
Здесь только Княженцев отметил про себя, что за время разговора Аркадий почти ничего не произнес.
Почему?..
Задал себе этот вопрос Егор устало, как-то через силу. Он вдруг почувствовал, что вообще он сильно устал. Он зевнул, длинно, прикрывая рот рукой…
И появилась Клавдия Макаровна.
– Милости прошу. – Она сделала обеими руками плавный приглашающий жест и рассмеялась.
– Вы уж извините… – начал было Аркадий, но хозяйка зачастила энергично – дескать, она только рада жильцам, и все такое…
Ну что ж, рада так рада. Тогда надо идти вниз за Виталием, сдувать лодки, да подыматься обратно… Клавдия Макаровна сказала, что она пока приготовит поесть.
Парни пошли к спуску, но на полпути Аркадий приостановил всех.
– Что такое? – недоумение выразилось на Пашкином лице.
Кауфман загадочно повел глазами.
– Есть одна тема. Мне кажется, хозяйка что-то недоговаривает. Я предлагаю так: вы ступайте за Виталькой, а уж один на один я ее постараюсь расколоть.
– Да? – ехидно вздернул бровь Пашка. – А почему ты? А почему бы кому-нибудь из нас этим не заняться – а ты бы пока барахлишко потаскал?
– Не переживай, – успокоил его Аркадий. – Понадобится – потащу и твое, и свое. А что я хочу… Здесь я точно сказать не могу. Интуиция. Мне кажется, что одному мне она расскажет побольше, чем всем вместе. Вот я и попробую.
– Кажется!.. А если показалось, да проехало?
– Тогда я твой рюкзак до самого финиша буду тащить.
– Да ладно, пойдем, – вмешался Егор, которому не терпелось закончить это побыстрей да отдохнуть нормально. – Пусть попробует, в самом деле.
– Ладно, – махнул рукой Пашка. – Давай, психоаналитик унд психопатологик… Ну, уж тогда разводи бабку на полный базар. Нет – будешь рюкзаки таскать, как верблюд!
– Яволь! – Аркадий подмигнул. – Натюрлих, герр Забелин!..
ГЛАВА 8
Ночь была ясной, звездной; этих негреющих далеких огоньков на небе высыпало столько, что в иных местах небосвод казался подсвеченным откуда-то сверху. Что там, выше неба?..
Егор улыбнулся этому, стоя во дворе. С удовольствием, глубоко вдохнул свежий и прохладный воздух, мимолетно подивившись тому, как велик здесь перепад температур: днем жара несусветная, а ночью холодок, впору бы и куртку надеть.
– Климат, яти его… – негромко сказал себе Княженцев, и сам же рассмеялся.
Он прошагал по кирпичной дорожке до калитки, отомкнул ее, вышел на улицу. Надо было немного постоять здесь в одиночестве, подумать, уложить в голове то, что увидел и узнал нынче.
Когда они с Павлом подошли к обрыву, то увидели внизу Виталия, сидящего едва ли не в той же позе, в какой они его покинули. Спина, затылок, брошенные на колени руки – все выглядело понурым, каким-то сонным… Пашка уже было растворил зевало, чтобы заорать, но Егор одернул его:
– Зачем…
Действительно, зачем?
Спустились молча. Когда ступили на доски, Обносков обернулся. Посмотрел равнодушно.
– Ну как?
– Сто двенадцать, – не полез в карман за словом Пашка.
– Чего – сто двенадцать?
– А чего – ну как?..
Но Виталий юмора не понял. Он продолжал тупо смотреть на Забелина. Тот усмехнулся:
– Всё, приплыли. Собирайся.
– Куда – собирайся? – вяло спросил Виталий.
– На цугундер, – прозвучал ответ.
Виталий опять не понял шутки. Княженцев поморщился и в скуповатых словах описал ситуацию.
Виталий буркнул что-то и встал. Движениями губ погонял во рту слюну. Плюнул в реку. Густой плевок быстро понесло вдаль, размывая его торопливыми качками грязно-зеленых волн.
Тем и кончилось разъяснение. Все прочее было недолгим. Сдувать лодки – не надувать их. Через четверть часа, гуськом: Павел, Егор, Виталий – путники подымались в гору.
«Что-то там Аркадий разузнает?..» – подумал Егор, но мысль озвучивать не стал. Скоро все станет известно.
Впрочем, когда они вернулись, Кауфман и вида не подал, что он там выяснил или не выяснил. Имущество они сгрузили в сенях; самим же им Клавдия Макаровна отвела небольшую спаленку с двумя кроватями – ну а двоим уж придется спать на полу.
Плацкартные места распределили по-честному, метнули жребий: кровати достались Виталию и Павлу. После этого отдохнули немного, перекидываясь незначащими фразами, Егор даже придремал малость.
Потом Клавдия Макаровна организовала поздний деревенский обед.
Потом курящие курили во дворе, а некурящие сидели рядом, любовались тихим вечером…
Потом хозяйка сказала, что пойдет, польет грядки; парни, конечно, предложили ей помочь, но она сказала, что преотлично справится сама.
Ну и ладно. Егор покосился на Аркадия – тот понял взгляд и мимолетно моргнул сразу двумя глазами: все, мол, помню, скажу. И правда, когда Клавдия Макаровна удалилась на задворки, Аркадий сделал таинственный жест…
И рассказал.
Честно признаться, Егор не понял, отчего Клавдия Макаровна пожелала рассказать это одному лишь Кауфману – но уж как есть, так есть. А узнал Аркадий следующее.
Оказывается, странности, начавшиеся лет через пятнадцать после войны, так и тянутся до сих пор, с переменной интенсивностью. Причем это касается не только поведения мира в округе, но и самих людей: у них стали проявляться необычные способности. Кто-то вдруг стал слышать передачи – просто так, как транзистор; другой видел во сне тексты неведомых никому литературных произведений, и чуть ли не сам он их написал – но, проснувшись, не мог вспомнить ни строчки, и так каждую ночь, прямо-таки наказание. А один начал изъясняться на латыни – отсюда-то и познания Клавдии Макаровны.
Но это, конечно, так, курьезы. А вот события, те, что преследовали окрестности Метели, – это да, это всерьез. Кружили знакомые с малых лет лесные тропки, сбивая путников, менялись направления и расстояния, одна и та же дорога могла довести до цели за полчаса, а могла водить до ночи (тут Павел только головой покачал, вспомнив свою карту и уклончивые речи старика на станции)… Таинственные звуки и видения поселились в чащобах…
– Стоп, стоп, – заинтересованно перебил Егор. – Здесь подробнее, пожалуйста. Какие видения?
Видения, оказывается, случались самые разные, одни похожие на то, что почудилось Трунову, только не конкретно кто-то чудился, а некие неуловимые, полуразмытые тени, мелькающие в самых глухих, непроходимых глубинах леса. А было дело, что показывались зловещие фигуры по ночам на околицах деревни: такие же неясные и призрачные, человеческие и вроде нечеловеческие, в каких-то темных балахонах и капюшонах. Они действительно мелькали: никто не успевал понять, мерещились ли они или вправду были. В общем, каждый видел что-то своё. Но видения нагоняли страх! И было замечено, что в эти ночи в самом деле бесновались, сходили с ума домашние животные, а самое жуткое – было замечено, что эти посещения знаменовали чью-то смерть или исчезновение.
– Исчезновение? – нахмурился Виталий. – Как так – исчезновение?
Ну вот так. Если кого такая ночь заставала вне дома, или если кто-то из дому выходил, бывает ведь такое… ну и недосчитывались наутро. И следов его не находили.
– И никто не возвращался? – Виталий насупился еще больше.
Аркадий пожал плечами.
– До сих пор – никто.
Все переглянулись. Н-да, невесело… – мелькнуло во встречных взорах.
– И что, никто больше этим не заинтересовался? С тех пор как этот… Колька видал Пацюка в последний раз? – с недоверием спросил Егор.
– Да нет, почему же, – особенная интонация прозвучала в голосе Аркадия. – Заинтересовались, и еще как.
Оказывается, неподалёку отсюда в начале шестидесятых годов – вскоре после случая с пропавшим студентом – расположилась ракетная часть. Секретная, до смерти! Но у них там, несмотря на всю секретность, тоже всякие аховые фокусы случались. Бывало, и там люди пропадали… Конечно, военные и КГБ постарались эту тему закрыть – но ведь от местных-то жителей не скроешь. И шепотом, из уст в уста пополз слушок: однажды к Зираткулю отправилась целая группа: ученая бригада и взвод солдат во главе с прапорщиком. Отправились и …
– И не вернулись, – понял Пашка.
– Именно так, – сказал Аркадий.
– А в каком году это было? – спросил Егор.
– Она точно не помнит, – ответил Аркадий. – Где-то перед самой перестройкой, год восемьдесят третий – восемьдесят четвёртый…
Да, вот так. Ушли в тайгу люди – и ни слуху ни духу о них больше не было. Все бесследно растворились в сумрачном лесном пространстве, так же, как и многие до них. Искали их, предпринимали новые экспедиции?.. Этого метелинцы не знали: остальное власти постарались завесить такой глухой завесой, что, конечно, лучше было туда не соваться. Обитатели и не совались, просто жили, как жилось, – не бросать же все и не бежать куда глаза глядят… Человек привыкает ко всему, привыкли и здешние к своим скверным чудесам, так с ними и жили.
Прошло еще время, грянула, как кирпич на голову, горбачевская перестройка, и уже, понятно, стало не до здешних загадок и феноменов. А они, эти феномены и загадки, продолжали быть, никуда они не делись. Местные жители… да собственно, их, жителей, с каждым годом оставалось все меньше: молодежь уезжала в города, оставались уж самые последние. А старики вымирали потихоньку. Вот и стояла деревня Метеля наполовину опустевшая, с неживыми, забытыми домами, где окна были либо заколочены, либо просто зияли мертвой тишиной. Подворья зарастали травой. Лес, когда-то вытесненный, выкорчеванный людьми, вновь начал подступать к околице.
Да, оставшиеся жители давным-давно приспособились. Они уже интуитивно, не сговариваясь, чувствовали дни, когда неведомое, поселившееся в их краях, проснется, – и в такие дни, и в ночи вслед за ними старались лишний раз не выходить из дому и вообще избегали даже упоминать об этих тревогах…
Егор усмехнулся, догадываясь:
– И сегодня именно такой день…
– Именно, – подтвердил Аркадий.
– И ночь будет такая же…
– Воробьиная, – вспомнил Пашка.
– Видимо, так. – Аркадий кивнул.
– Ладно, – сказал Княженцев. – Живы будем – не помрем. Как твой телефункен?
– Молчит. – Павел пожал плечами.
– А твой? – обратился Егор к Обноскову.
Тот только рукой отмахнулся.
– Ясно… Ну что, коллеги, утро вечера мудренее?.. Да. кстати, а наш новый друг, околоточный, очевидно, в курсе дела? И знает, что сегодня кризисный день, так ведь?
– Очень может быть, – охотно молвил Кауфман.
– Да. А раз так – зачем он дурака валяет? С задержанием, с наездами глупыми!..
Тут Егор осекся, потому что Пашка подтолкнул его локтем в бок.
– Тс-с! Глуши мотор, хозяйка идет.
Клавдия Макаровна приблизилась, приветливо улыбаясь:
– Ну, вот и все… Ужинать не хотите? Может, самоварчик поставим?
– Попозже, Клавдия Макаровна! – бодро отрапортовал Забелин. – Мы с вашего позволения, пока тут посидим, ландшафтом полюбуемся. Вид, – он повел рукой, – уж больно хорош! Красота! И комаров никаких. А мы боялись, думали, сожрут нас эти стервецы.
– Комаров нет, это верно. – Клавдия Макаровна прошла в дом. – Ну, попозже так попозже…
Случился попозже и самовар, уже в сумерках, под свет керосиновой лампы. И невеселое это было чаепитие, без разговоров – так, две-три фразы и опять молчание. Каждый будто бы погрузился в свои спрятанные от других думы.
И вот теперь – ночь; Княженцев стоял у ворот, дышал холодком и додумывал то, что тогда додумать не успел.
Правда, особенного толку от его дум не было. А если честно, то никакого не было толку… Егор поймал себя на том, что ему скучно и хочется спать. И он, правда, зевнул, звучно щелкнув зубами.
Огляделся. Ночное безмолвие повисло над миром. Но что-то вроде изменилось в нем?.. Что? Тревожное что-то. По окраинам неба, над самыми темными вершинами потащило облачные тени, лица вкрадчиво коснулся ветер. Вдалеке скрипуче прокричала какая-то ночная птица.
Глаза Егора уже привыкли к темноте. Он посмотрел на дом через дорогу, остановил на нем взор. Сощурился. Вспомнились странные слова из Гоголя: «Вот и чудится ему, что из-за соседнего воза что-то серое выказывает роги… как скоро прояснялись они, все пропадало… наконец, мало погодя, опять показывается из-под воза чудище…»
Княженцев рассмеялся и махнул рукой. Никакие привидения из-за углов не показывались, ни из-за соседнего дома, ни из-за этого. И Егор развернулся и пошел спать. Проскрипели под его шагами ступени крыльца, негромко стукнула дверь. Секундная пауза – брякнула щеколда.
Он ушел и не видел, что серое все-таки выказало рога. Не прошло и минуты, как у того самого дома, что наискосок через улицу, появился призрачный силуэт. Он помедлил, как бы прислушиваясь, а затем неслышно заскользил к дому Клавдии Макаровны.
Егор улыбнулся этому, стоя во дворе. С удовольствием, глубоко вдохнул свежий и прохладный воздух, мимолетно подивившись тому, как велик здесь перепад температур: днем жара несусветная, а ночью холодок, впору бы и куртку надеть.
– Климат, яти его… – негромко сказал себе Княженцев, и сам же рассмеялся.
Он прошагал по кирпичной дорожке до калитки, отомкнул ее, вышел на улицу. Надо было немного постоять здесь в одиночестве, подумать, уложить в голове то, что увидел и узнал нынче.
* * *
Когда они с Павлом подошли к обрыву, то увидели внизу Виталия, сидящего едва ли не в той же позе, в какой они его покинули. Спина, затылок, брошенные на колени руки – все выглядело понурым, каким-то сонным… Пашка уже было растворил зевало, чтобы заорать, но Егор одернул его:
– Зачем…
Действительно, зачем?
Спустились молча. Когда ступили на доски, Обносков обернулся. Посмотрел равнодушно.
– Ну как?
– Сто двенадцать, – не полез в карман за словом Пашка.
– Чего – сто двенадцать?
– А чего – ну как?..
Но Виталий юмора не понял. Он продолжал тупо смотреть на Забелина. Тот усмехнулся:
– Всё, приплыли. Собирайся.
– Куда – собирайся? – вяло спросил Виталий.
– На цугундер, – прозвучал ответ.
Виталий опять не понял шутки. Княженцев поморщился и в скуповатых словах описал ситуацию.
Виталий буркнул что-то и встал. Движениями губ погонял во рту слюну. Плюнул в реку. Густой плевок быстро понесло вдаль, размывая его торопливыми качками грязно-зеленых волн.
Тем и кончилось разъяснение. Все прочее было недолгим. Сдувать лодки – не надувать их. Через четверть часа, гуськом: Павел, Егор, Виталий – путники подымались в гору.
«Что-то там Аркадий разузнает?..» – подумал Егор, но мысль озвучивать не стал. Скоро все станет известно.
Впрочем, когда они вернулись, Кауфман и вида не подал, что он там выяснил или не выяснил. Имущество они сгрузили в сенях; самим же им Клавдия Макаровна отвела небольшую спаленку с двумя кроватями – ну а двоим уж придется спать на полу.
Плацкартные места распределили по-честному, метнули жребий: кровати достались Виталию и Павлу. После этого отдохнули немного, перекидываясь незначащими фразами, Егор даже придремал малость.
Потом Клавдия Макаровна организовала поздний деревенский обед.
Потом курящие курили во дворе, а некурящие сидели рядом, любовались тихим вечером…
Потом хозяйка сказала, что пойдет, польет грядки; парни, конечно, предложили ей помочь, но она сказала, что преотлично справится сама.
Ну и ладно. Егор покосился на Аркадия – тот понял взгляд и мимолетно моргнул сразу двумя глазами: все, мол, помню, скажу. И правда, когда Клавдия Макаровна удалилась на задворки, Аркадий сделал таинственный жест…
И рассказал.
* * *
Честно признаться, Егор не понял, отчего Клавдия Макаровна пожелала рассказать это одному лишь Кауфману – но уж как есть, так есть. А узнал Аркадий следующее.
Оказывается, странности, начавшиеся лет через пятнадцать после войны, так и тянутся до сих пор, с переменной интенсивностью. Причем это касается не только поведения мира в округе, но и самих людей: у них стали проявляться необычные способности. Кто-то вдруг стал слышать передачи – просто так, как транзистор; другой видел во сне тексты неведомых никому литературных произведений, и чуть ли не сам он их написал – но, проснувшись, не мог вспомнить ни строчки, и так каждую ночь, прямо-таки наказание. А один начал изъясняться на латыни – отсюда-то и познания Клавдии Макаровны.
Но это, конечно, так, курьезы. А вот события, те, что преследовали окрестности Метели, – это да, это всерьез. Кружили знакомые с малых лет лесные тропки, сбивая путников, менялись направления и расстояния, одна и та же дорога могла довести до цели за полчаса, а могла водить до ночи (тут Павел только головой покачал, вспомнив свою карту и уклончивые речи старика на станции)… Таинственные звуки и видения поселились в чащобах…
– Стоп, стоп, – заинтересованно перебил Егор. – Здесь подробнее, пожалуйста. Какие видения?
Видения, оказывается, случались самые разные, одни похожие на то, что почудилось Трунову, только не конкретно кто-то чудился, а некие неуловимые, полуразмытые тени, мелькающие в самых глухих, непроходимых глубинах леса. А было дело, что показывались зловещие фигуры по ночам на околицах деревни: такие же неясные и призрачные, человеческие и вроде нечеловеческие, в каких-то темных балахонах и капюшонах. Они действительно мелькали: никто не успевал понять, мерещились ли они или вправду были. В общем, каждый видел что-то своё. Но видения нагоняли страх! И было замечено, что в эти ночи в самом деле бесновались, сходили с ума домашние животные, а самое жуткое – было замечено, что эти посещения знаменовали чью-то смерть или исчезновение.
– Исчезновение? – нахмурился Виталий. – Как так – исчезновение?
Ну вот так. Если кого такая ночь заставала вне дома, или если кто-то из дому выходил, бывает ведь такое… ну и недосчитывались наутро. И следов его не находили.
– И никто не возвращался? – Виталий насупился еще больше.
Аркадий пожал плечами.
– До сих пор – никто.
Все переглянулись. Н-да, невесело… – мелькнуло во встречных взорах.
– И что, никто больше этим не заинтересовался? С тех пор как этот… Колька видал Пацюка в последний раз? – с недоверием спросил Егор.
– Да нет, почему же, – особенная интонация прозвучала в голосе Аркадия. – Заинтересовались, и еще как.
Оказывается, неподалёку отсюда в начале шестидесятых годов – вскоре после случая с пропавшим студентом – расположилась ракетная часть. Секретная, до смерти! Но у них там, несмотря на всю секретность, тоже всякие аховые фокусы случались. Бывало, и там люди пропадали… Конечно, военные и КГБ постарались эту тему закрыть – но ведь от местных-то жителей не скроешь. И шепотом, из уст в уста пополз слушок: однажды к Зираткулю отправилась целая группа: ученая бригада и взвод солдат во главе с прапорщиком. Отправились и …
– И не вернулись, – понял Пашка.
– Именно так, – сказал Аркадий.
– А в каком году это было? – спросил Егор.
– Она точно не помнит, – ответил Аркадий. – Где-то перед самой перестройкой, год восемьдесят третий – восемьдесят четвёртый…
Да, вот так. Ушли в тайгу люди – и ни слуху ни духу о них больше не было. Все бесследно растворились в сумрачном лесном пространстве, так же, как и многие до них. Искали их, предпринимали новые экспедиции?.. Этого метелинцы не знали: остальное власти постарались завесить такой глухой завесой, что, конечно, лучше было туда не соваться. Обитатели и не совались, просто жили, как жилось, – не бросать же все и не бежать куда глаза глядят… Человек привыкает ко всему, привыкли и здешние к своим скверным чудесам, так с ними и жили.
Прошло еще время, грянула, как кирпич на голову, горбачевская перестройка, и уже, понятно, стало не до здешних загадок и феноменов. А они, эти феномены и загадки, продолжали быть, никуда они не делись. Местные жители… да собственно, их, жителей, с каждым годом оставалось все меньше: молодежь уезжала в города, оставались уж самые последние. А старики вымирали потихоньку. Вот и стояла деревня Метеля наполовину опустевшая, с неживыми, забытыми домами, где окна были либо заколочены, либо просто зияли мертвой тишиной. Подворья зарастали травой. Лес, когда-то вытесненный, выкорчеванный людьми, вновь начал подступать к околице.
Да, оставшиеся жители давным-давно приспособились. Они уже интуитивно, не сговариваясь, чувствовали дни, когда неведомое, поселившееся в их краях, проснется, – и в такие дни, и в ночи вслед за ними старались лишний раз не выходить из дому и вообще избегали даже упоминать об этих тревогах…
Егор усмехнулся, догадываясь:
– И сегодня именно такой день…
– Именно, – подтвердил Аркадий.
– И ночь будет такая же…
– Воробьиная, – вспомнил Пашка.
– Видимо, так. – Аркадий кивнул.
– Ладно, – сказал Княженцев. – Живы будем – не помрем. Как твой телефункен?
– Молчит. – Павел пожал плечами.
– А твой? – обратился Егор к Обноскову.
Тот только рукой отмахнулся.
– Ясно… Ну что, коллеги, утро вечера мудренее?.. Да. кстати, а наш новый друг, околоточный, очевидно, в курсе дела? И знает, что сегодня кризисный день, так ведь?
– Очень может быть, – охотно молвил Кауфман.
– Да. А раз так – зачем он дурака валяет? С задержанием, с наездами глупыми!..
Тут Егор осекся, потому что Пашка подтолкнул его локтем в бок.
– Тс-с! Глуши мотор, хозяйка идет.
Клавдия Макаровна приблизилась, приветливо улыбаясь:
– Ну, вот и все… Ужинать не хотите? Может, самоварчик поставим?
– Попозже, Клавдия Макаровна! – бодро отрапортовал Забелин. – Мы с вашего позволения, пока тут посидим, ландшафтом полюбуемся. Вид, – он повел рукой, – уж больно хорош! Красота! И комаров никаких. А мы боялись, думали, сожрут нас эти стервецы.
– Комаров нет, это верно. – Клавдия Макаровна прошла в дом. – Ну, попозже так попозже…
Случился попозже и самовар, уже в сумерках, под свет керосиновой лампы. И невеселое это было чаепитие, без разговоров – так, две-три фразы и опять молчание. Каждый будто бы погрузился в свои спрятанные от других думы.
* * *
И вот теперь – ночь; Княженцев стоял у ворот, дышал холодком и додумывал то, что тогда додумать не успел.
Правда, особенного толку от его дум не было. А если честно, то никакого не было толку… Егор поймал себя на том, что ему скучно и хочется спать. И он, правда, зевнул, звучно щелкнув зубами.
Огляделся. Ночное безмолвие повисло над миром. Но что-то вроде изменилось в нем?.. Что? Тревожное что-то. По окраинам неба, над самыми темными вершинами потащило облачные тени, лица вкрадчиво коснулся ветер. Вдалеке скрипуче прокричала какая-то ночная птица.
Глаза Егора уже привыкли к темноте. Он посмотрел на дом через дорогу, остановил на нем взор. Сощурился. Вспомнились странные слова из Гоголя: «Вот и чудится ему, что из-за соседнего воза что-то серое выказывает роги… как скоро прояснялись они, все пропадало… наконец, мало погодя, опять показывается из-под воза чудище…»
Княженцев рассмеялся и махнул рукой. Никакие привидения из-за углов не показывались, ни из-за соседнего дома, ни из-за этого. И Егор развернулся и пошел спать. Проскрипели под его шагами ступени крыльца, негромко стукнула дверь. Секундная пауза – брякнула щеколда.
Он ушел и не видел, что серое все-таки выказало рога. Не прошло и минуты, как у того самого дома, что наискосок через улицу, появился призрачный силуэт. Он помедлил, как бы прислушиваясь, а затем неслышно заскользил к дому Клавдии Макаровны.
ГЛАВА 9
Вроде бы Егор – вот спроси его – не смог бы сказать, что снилось ему этой ночью. Но что-то снилось, черт его возьми, было нечто. Он и проснулся с этим чувством, тяжеловатым, каким-то сосущим: что-то снилось, гадость какая-то. А что?.. Нет, не вспомнить.
Он пошевелился на своем матрасе и скосил глаза влево. Увидел Пашку, спящего сном младенца, с руками поверх покрывала – наверно, в казарме приучили так. Перевел взор вправо, на кровать Виталия…
И никого там не увидел. Подушка, скомканная простыня.
«Смотри-ка, взбодрился уже», – подумал Княженцев и стал смотреть в окно.
Небосвод казался отсюда ясно-голубым, но все же ощущалось, что он еще чуть-чуть сонный, в утренней легчайшей дымке, которая через часа полтора-два исчезнет… Егор безотчетно улыбнулся, вспомнив, как он точно так же просыпался в детстве и счастливыми глазами глядел в небо, предвещавшее долгий летний день. И вся жизнь впереди, как этот день… а может быть, он возьмет да и останется навсегда, и никогда не закатится солнце за горизонт, и жизнь тоже станет бесконечной, под стать изменившемуся миру.
Правда ведь, было такое! Казалось бы, давным-давно забылось, а вот нет, взяло и вспомнилось, да и когда? В самое неподходящее время, когда влипли в такую уродскую историю…
Так думал Егор Княженцев, лениво закинув руки за голову. И странное дело, никакой грусти-печали не было в его душе – ни об ушедшем прошлом, ни о неказистом настоящем, ни о неведомом будущем. Да и мыслей, собственно, никаких таких особых не было: просто покой в сердце, ну и хорошо, что так. Утро и в самом деле мудренее вечера, и уже коли оно славное и светлое, значит, будем жить!
– Князь! – шепотом окликнули его.
Пашка проснулся, смотрел с кровати.
– С добрым утром, – просто сказал Егор.
– Надеюсь, – помолчав, ответил Забелин. – А что это ты такой оптимистичный?
Егор подмигнул ему:
– В каждом философе оптимист и пессимист живут вместе, как в избушке с одним окном. Кто из них первым подойдет к окну – этого я и сам не знаю…
– Ну, блик, – только и сказал на такой замысловатый оборот Пашка, заворочался на кровати, чем, наверное, и разбудил Аркадия, спавшего на полу чуть поодаль. Тот зевнул, потянулся и открыл глаза.
– Не спим?.. – спросил он формально, ибо не слепой.
Он пошевелился на своем матрасе и скосил глаза влево. Увидел Пашку, спящего сном младенца, с руками поверх покрывала – наверно, в казарме приучили так. Перевел взор вправо, на кровать Виталия…
И никого там не увидел. Подушка, скомканная простыня.
«Смотри-ка, взбодрился уже», – подумал Княженцев и стал смотреть в окно.
Небосвод казался отсюда ясно-голубым, но все же ощущалось, что он еще чуть-чуть сонный, в утренней легчайшей дымке, которая через часа полтора-два исчезнет… Егор безотчетно улыбнулся, вспомнив, как он точно так же просыпался в детстве и счастливыми глазами глядел в небо, предвещавшее долгий летний день. И вся жизнь впереди, как этот день… а может быть, он возьмет да и останется навсегда, и никогда не закатится солнце за горизонт, и жизнь тоже станет бесконечной, под стать изменившемуся миру.
Правда ведь, было такое! Казалось бы, давным-давно забылось, а вот нет, взяло и вспомнилось, да и когда? В самое неподходящее время, когда влипли в такую уродскую историю…
Так думал Егор Княженцев, лениво закинув руки за голову. И странное дело, никакой грусти-печали не было в его душе – ни об ушедшем прошлом, ни о неказистом настоящем, ни о неведомом будущем. Да и мыслей, собственно, никаких таких особых не было: просто покой в сердце, ну и хорошо, что так. Утро и в самом деле мудренее вечера, и уже коли оно славное и светлое, значит, будем жить!
– Князь! – шепотом окликнули его.
Пашка проснулся, смотрел с кровати.
– С добрым утром, – просто сказал Егор.
– Надеюсь, – помолчав, ответил Забелин. – А что это ты такой оптимистичный?
Егор подмигнул ему:
– В каждом философе оптимист и пессимист живут вместе, как в избушке с одним окном. Кто из них первым подойдет к окну – этого я и сам не знаю…
– Ну, блик, – только и сказал на такой замысловатый оборот Пашка, заворочался на кровати, чем, наверное, и разбудил Аркадия, спавшего на полу чуть поодаль. Тот зевнул, потянулся и открыл глаза.
– Не спим?.. – спросил он формально, ибо не слепой.