Страница:
"Но не для меня. - подумал странник. - Не для меня!"
Биллендон (продолжает): Только вот, прошу извинить, булочник-то у нас имеется, а из чего он булки будет печь? Аусель (принимает игру): Что ж, нужны будут фермы и фермеры. Господин Когль обещал ведь увеличить население. Нотариус: Эге, нет! Я не отвечаю за окрестности! А у сель: Вы, кажется, вздумали с нами торговаться? Нотариус (поднимая руки): Сдаюсь! Придется обдумать!.. Эстеффан: Можно сделать большие запасы медикаментов, продовольствия, обуви и одежды. Кулинар (возмущенно): На консервах сидеть?! Аусель: Вот она, деловая почва. Она сразу же уходит из-под ног. Создавать собственное хозяйство, администрацию... Эстеффан: Может быть, господин Когль возьмет на себя заботу?.. Руководство, хотел я сказать! Нотариус: Не забывайте: я стар. И приучен к тому же исполнять чужую волю, а здесь нужна собственная, ч незаурядная. Кулинар: Пустяки, нанять можно человека! За хорошие деньги любой согласится. Пускай о нас думает и себя не забывает, от бессеребренников я толку еще не видал, притворы! Самого толкового бы найти!.. Аусель: Что ж, это мысль! Эстеффан: Ну, а проблема совместимости? Вечно видеть одни и те же лица - это, знаете ли... Доремю: Господа, о чем вы толкуете? (Облапив Биллендона, с горячностью.) Да я.., в такой-то прекрасной компании хотел бы прожить сто.., нет, триста лет и умереть в один день, ей богу!.. Или вообще не умирать! Эстеффан: Но вы не будете против, если мы привлечем - ха-ха, заманим в нашу компанию лучших, умнейших, талантливейших, создадим здесь новые Афины?.. Доремю: Золотые слова! Биллендон, (иронически): Мир - приют, мир - убежище!.. Кулинар: Это слишком все, господа, это слишком! Меры никакой не знают! Меру надо знать!
- Так ли просят о чуде? - сказал странник.
А у сель (слегка охмелевший, ударяет кулаком по столу): Господин Когль, в конце концов, это ваша печаль! Нотариус (чирикая): Разве я отказываюсь? Эстеффан (настаивает): Все же как мы практически разрешим... А у сель (с величественным жестом): Не знаю. Пусть это совершится само собой, как и полагается. Нотариус: И немедленно? Или вы дадите нам время? Недостаточно продуманное чудо, оно, знаете ли... Кулинap (подсказывает): Боком выйдет! А у сель (услыхав): Ну, если собутыльники настаивают, даю вам сколько угодно времени!
- Но для , чуда хватит и мгновенья! - воскликнул странник.
- Нотариус: Слушаю и повинуюсь! Аусель: У меня имеется еще одно желание, господин Когль. Его я выскажу вам с глазу на глаз. Нотариус: Так и запишем... А теперь, - если с десертом покончено, я введу вас во владение наследственным имуществом. Прошу всех в мой кабинет. Заскрипели плетеные кресла. Но добраться до сейфа и бронзовой чернильницы г-на Когля так сразу не удалось: распахнулась калитка, в ней появился Дамло. Он за это время успел сделаться ослепительным. Сияли пуговицы и пряжка, сияли ножны шпаги, сияла каска, пуленепробиваемая, с навечно впаянным гербом, с вентиляционными дырками под гребнем, сияли лакированные сапоги в его руке, ибо Дамло стоял на траве босиком, и в другой его руке барахтался, извиваясь, какой-то человечек. Не один странник видел его прежде: кулинарша, взвизгнув: "Ой! Это он!", попыталась лишиться чувств. - Разрешите доложить: задержан при патрулировании! - хрипло произнес Дамло. Он поставил задержанного наземь, выскочил, вернулся с легоньким складным велосипедом, пояснил: - Изъято при задержании. Востроносенький, довольно унылого вида человечек поправил черную шляпу, съехавшую на глаза, отряхнул от пыли черный свой душный костюмчик. - Мое почтение, - произнес он меланхолично. - Я частный детектив, такова уж моя работа! - Что натворил этот человек? - спросил г-н Когль. - Прошу прощения, подслушивал! - рявкнул Дамло. - Не подслушивал, а прислушивался, - поправил задержанный, последнего закон не возбраняет, хотя разницу вам не понять! Мы живем в свободной стране - так это или не так, будьте добры ответить! - Дамло и не подумал отвечать. - Так кто же воспретит мне свободу передвижения? Покажите мне правило, запрещающее прислонить к почтенной ограде муниципального сооружения свой собственный, приобретенный за наличные велосипед? А встать на него вы, что ли, мне не позволите? Если же я, того не желая, не намереваясь, совершенно случайно стал свидетелем... - Шпион дерьмовый! - пропыхтел Дамло. - Я тебе... - Оскорбления! Угрозы! - с грустной усмешкой воскликнул задержанный частный сыщик. - Прошу господ запомнить слова этого полицейского. Шатка ваша юридическая позиция, сержант! Нет, вообразите только: я иду, с интересом осматриваю эти запущенные достопримечательности, слышу вдруг голоса... - Господин Когль, виноват, судите: не углядел, - проговорил Дамло, овладевая собой, но стараясь не глядеть на сыщика. - Больше такого не повторится! Как с ним быть? - Отпустите его, - сказал нотариус. Дамло неохотно освободил выход. Но сыщик и не подумал этим воспользоваться. - Зачем спешить? - сказал он, приближаясь к веранде с приподнятой над головою шляпой. - Я представляю здесь моего клиента, господин Когль, точно так же, как вы своего. Я уполномочен сообщить вам радостную новость: мой клиент тоже не прочь здесь поселиться! Условия ему известны, - сыщик продемонстрировал портативный радиопередатчик. - Ну так?.. Г-н Когль нацепил проволочные очки. - Как его имя? Его предки происходят отсюда? Чьим наследником он является?! - Он желает приобрести любое из выморочных владений, - отвечал сыщик, - или же все их вместе, как вам будет угодно! - Вот деловой человек! - воскликнул в восхищении кулинар. - Совершенно справедливо! - подтвердил сыщик. - Сугубо между нами: именно его вам здесь и не хватает. Лучшего руководителя вам не найти! Он обеспечил бы порядок и процветание, даже если бы город находился на той стороне Луны! - Мое имя вы знаете, - сказал нотариус, - моя контора находится в Ноодорте, вашему клиенту будет легко найти меня там в приемные часы. - Зачем же откладывать? - сказал сыщик. - Он явится с минуты на минуту! - Дамло, затворите калитку за этим господином, - распорядился нотариус, - а потом поднимитесь сюда, старина! Г-н Кегль наполнил свой бокал. - Хоть этот парнишка и глядит увальнем, - сказал он, приобняв Дамло за плечи, - надейтесь на него, как на каменную стену, даже больше! Дамло кивнул. - На участке будет порядок, - сказал он, выпил и крякнул. Из-за ограды послышался приближающийся медленный рокот мощного бензинового мотора... Калитка распахнулась. - Труд, господа, только труд - вот основа всякого благоденствия! - не затрудняя себя приветствиями, стремительно заговорил входящий во дворик плотный, добродушного, но властного вида мужчина с белехоньким платочком в нагрудном кармане пиджака. - Труд, ну и отчасти реклама, - ключ к решению поставленных вами проблем в их деловом, то есть разумном, аспекте! С вашего соизволения, могу это взять на себя! В калитке за его спиной маячил частный сыщик.
***
Таковы были эти двенадцатилетней давности события, к которым г-н Когль вынудил собравшихся обратиться мысленно вновь, подсунув им свои акты и протоколы.
***
Первым управился с бумагами прежний кулинар, ныне булочник - по настоянию заинтересованных лиц, мы не называем некоторых имен. Покосившись на своего соседа по столу - г-на Эстеффана, - г-н булочник прикрыл текст ладонью, поспешно приписал несколько ноликов к различным упоминаемым суммам и передал папку нотариусу, намереваясь обосновать уточнения. Но тот не дал ему и рта раскрыть. - Хотите все золото мира? - произнес он с ледяным безразличием. Отчего бы и нет? - И захлопнул папку, не взглянув на драгоценные для булочника цифры. Булочник с трудом перевел дух. Он-то был готов к обычному деловому отпору, намеревался, поторговавшись, уступить... Не выжил ли этот нотариус из ума? Но если он считается правоспособным, следовало спросить суммы повнушительнее! Г-н булочник почувствовал себя обманутым, он сидел мрачнее тучи, однако потребовать папку обратно все же не рискнул, лишь напрасно мучился этим намерением. Г-н Когль задержался за спиной Доремю, у которого от чтения запылали уши. - Что, господин капельмейстер, мнение ваше изменилось? Бедняга Доремю не знал, что протокол велся с такою скрупулезностью. Наткнувшись на собственные слова о том, что ему хочется прожить совместно со славными собутыльниками триста лет и умереть в один день, он пропадал со стыда... Чуть слышным шепотом, не поднимая глаз, он пробормотал в ответ, что-де нет, мол, он держится прежнего мнения, все они милые люди, за исключением Биллендона, а впрочем, Биллендон - полезный зато человек, только ему без опаски можно доверить самые капризные инструменты; Доремю благодарен г-ну Коглю за внимание, и даже весьма, он ни в коем случае не хочет доставлять ему лишних хлопот, тем более в вопросах, не имеющих юридического значения (недолго же г-н Доремю гордился потом этой глубокомысленной фразой), так что пусть в бумагах все останется, как было, только - он просит прощения - не следует допускать, чтобы посторонний кто-нибудь увидел... - Само собой, - равнодушно отозвался г-н Когль, забирая папку. - Не гневайтесь, - сказал он Биллендону, в недоумении изучавшему какой-то листок. - Не имея ваших пожеланий, я вписал свои собственные - считайте это чем-то вроде поздравительной открытки. - Спасибо, - сказал Биллендон, - недурно вы осведомлены! - Догадлив, - поправил г-н Когль, и на его лице едва не проступила, наконец, прежняя улыбка. - Не вижу что-то при вас сундучка. И, слышал, наняли помощника? Биллендон кивнул. - Толковый школяр. - Объявление в газете, с именем, с адресом - риск для вас немалый. Каплю доверия мы, стало быть, заслужили. Не скрою, приятно. Что ж, за нами сюрприз! Не такой, как хотелось бы, но все же... Давайте папку, она вам больше не нужна. Обойдя таким манером всех сидящих, г-н Когль вынул из жилетного кармана старинные золотые часы луковкой, взглянул на циферблат и позвонил в колокольчик. Г-жа булочница, вероятно, дожидалась за дверью: звон еще не затих, как она появилась с подносом, уставленным все теми же кувшинчиками - услуга была, несомненно, заранее оговорена и поставлена в счет. Нотариус взялся за пробку; послышались торопливые шаги, из темного коридора на террасу, щурясь, выскочил г-н Аусель, разглядел свой кувшинчик, радостно дрогнул, схватил его, выдернул пробку зубами и пренебрег бокалом... Кто с жалостью, кто брезгливо следили, как по его шее гулял запрокинутый, поросший щетиною кадык. Затем г-н Аусель отдал общий поклон, а нотариус предложил ему папку. - Зачем? - надтреснуто прокричал г-н Аусель. - Таково указание клиента, - ответил г-н Когль. - Не пожелаете ли что-либо переменить? - Да, пожелаю! Г-н Аусель с неожиданной силой разодрал папку надвое и принялся обращать в клочья все ее содержимое, крича: - Вот каково мое желание! Г-н Когль опять взглянул на циферблат золотой луковки. - Сожалею, господин Аусель: вы опоздала - сказал он. - Время истекло, пути судьбе открыты. Помогай вам бог! Г-н Аусель, обессилев, рухнул в кресло.
***
...Покончив со сборами, молодой человек обвел на прощанье взглядом свою квартирку, больше, впрочем, похожую на шкаф или купе вагона. Было ли у него предчувствие, что он не вернется? Этого нам не узнать... Но можем ли мы сказать уверенно, что он сюда не возвращался?.. Истинные его приключения навсегда останутся тайной, одно лишь способно пролить на них свет - наши жизненные обстоятельства. Надо пристальнее вглядеться в Историю, коли захотим сыскать его следы! Читатель убедится: неясные наши намеки имеют свою отдаленную цель, и не из педантства мы так скрупулезны во всем, что до нашего героя касается, это не прихоть - пытаться вообразить, что его окружало - радовало или тревожило - и какими мотивами он мог руководиться позднее, получивши доступ к таинственным рычагам... Дверь нараспашку, гремит по ступенькам острие альпенштока! В дорогу, в дорогу! Почитая городок своим фантомом, молодой человек не удосуживался искать его в справочниках. Теперь он поспешил купить у хорошенькой продавщицы в газетном киоске возле своего подъезда туристскую карту и, развернув, легко нашел знакомое название в левом верхнем углу. Оно было напечатано микроскопическими буковками - но ведь и городишко был малюсенький! Типографская краска еще не просохла, пачкала пальцы. И все же нелегко было поверить глазам, он читал и перечитывал надпись возле крохотного кружочка, попробовал выговорить вслух - и язык тоже не без труда повиновался. Выла все же неуловимая разница между этим начертанием и тем, как оно звучало в памяти Конечно, он и сам употребил бы те же знаки - но соединенье их казалось чуждым, словно бы иноязычным... Увлекшись, он не сразу расслышал, что его окликают: продавщица из окошечка протягивала газету, где содержалась какая-то сенсация. Эта девушка каждое утро строила ему глазки - премило - и пыталась завязывать разговоры, в которых он участвовал из одной вежливости. - Даугенталь? - повторил он произнесенное ею имя. - Гм, Даугенталь!.. - Это тот, кто изобрел трондруллий, - поспешила объяснить продавщица, неверно истолковав его недоумение. - Важная, должно быть, штука, если его так охраняли! - Да, довольно важная... Конечно, невозможно было вовсе не знать о докторе Даугентале, хотя еще невозможнее - знать о нем более определенно и подробно. Академический мир на него сильно гневался из-за сумасбродных идей, высказанных Даугенталем несколько лет назад - этот странный человек никогда себя не обременял обоснованиями или доказательствами. Иные из этих мыслей почему-то привлекли особое внимание нашего студента и даже цитируются в толстой тетради - тоже безо всяких комментариев. Рискуя нагнать на читателя скуку, приведем эту запись: "В этом старом споре все неправы. Нет атомов - комочков вещества со сложной структурой, нет и атомов - центров сил. Истинная твердь есть то, что мы принимаем за пустоту и называем вакуумом. Эта твердь пронизана каналами и полостями, структура каковых на самом деле достаточна сложна, чем я готов объяснить мнимую сложность структуры и поведения так называемых материальных частиц. Каналы - это, разумеется, пути, по которым к нам беспрепятственно, будто по световоду, доходит сияние дальних звезд. Полости - это ловушки. Наглядный пример. - разрешенные орбиты электрона, факт, который может объясняться только существованием насквозь геометризованного в каждой своей точке, идеально твердотельного, хотя невидимого и неощущаемого пространства. Но что же движется по путям и что содержится в ловушках? Чтобы не возвращаться к исходной точке, скажу, что из всего нам известного. Вселенная наиболее напоминает компьютер, да и определенно является чем-то подобным, пусть на уровне, который делает мое сравнение сомнительным. Во всяком случае, прежние вопросы сразу лишатся значения, как только мы вообразим, что любое движение, видимое или невидимое - фотона, атома, листа, человека, звезды, - есть только лишь движение сигнала! Мы не спрашиваем, каким образом был передан сигнал в современном компьютере - при помощи сжатого воздуха или электрического тока, не имеет также значения, прошел ли он по медному кабелю, пустотелой трубке, по стекловолокну или печатной схеме, что ж это так занимает нас, когда мы говорим о Вселенной? Она умеет делать это - вот и все, а каким образом мы рано или поздно поймем, потому что отчасти для этого и существуем. ...Предопределение? Отчего не допустить, что предопределено все, в том числе и случай, когда ваша воля полностью изменяет вашу судьбу предопределена такая возможность, предопределены результаты. Предопределение - подвижная система программ, в которых ни один вариант не упущен. ...Нелепо думать, что мы безразличны Вселенной и что она не хочет с нами объясниться. Мы ее дети, мы ее надежда. Существует язык, на котором мы пока умеем только лопотать. Октава в музыке, октава в химии - азбука этого языка, на котором мы заговорим, когда повзрослеем... Широкой публике д-р Даугенталь был известен только тем, что он изобрел трондруллий - материал, чудодейственной прочности: тонкий его лист успешно заменял танковую и корабельную броню, вовсе не поддавался температурным воздействиям. Позднее для строительства тех городов, которые покуда еще целы, применялись составы, родственные трондруллию, от него произведенные, но пока что он был чудовищно дорог. Вдобавок, одна из разновидностей этого удивительного вещества могла служить в качестве необычайно эффективного горючего и даже - поговаривали - взрывчатки с особыми свойствами. Вот газетные заголовки тех дней: "Похищение д-ра Д.", "Секретный объект № 1: похищение или побег?", "Коммунисты берут реванш", "Большевики или Тургот?", "Д-р Д. - очередная жертва террористов", "Слухи об убийстве д-ра Д.", "Ищите его в Москве", - заявляет сенатор". - Я живу от него по соседству - тут, неподалеку... - девушка сделала коротенькую паузу и улыбнулась. - Вокруг его особняка бетонная стена... Представляете, сплошная, без ворот, но, говорят, что есть подземный выезд, никто не знает где! Что за стеной, от нас даже с верхнего этажа не видать - вот какая высокая! Военные патрули на всех четырех углах, и все время ходят эти - в штатском!.. Зато у нас самый спокойный район: на любой шум сразу кидаются, безопасно даже вечером и ночью!.. - Она снова сделала паузу, но молодой человек не дал ей продолжать. - Потрясающа - сказал он, - Просто потрясающе! Благодарю вас. Он пытался припомнить: ему что-то снилось насчет этого доктора Д. Особняк его, вернее, бетонную стену он знал - проходил вдоль нее дважды в день, под окна Дамы и обратно. Внезапно молодой человек расхохотался, вспомнив свой сон. Ну, черт возьми, и денек - а что еще предстоит!.. - Извините, - сказал он недоумевающей девушке. - И не беспокойтесь так о нем... Прощайте! Расстояние до города, судя по карте, было не столь велико: прогулка эдак на полсуток. Молодой человек намеревался проделать весь путь пешком наяву, как прежде во сне, чтобы сопоставить содержимое толстой тетради с бодрственными впечатлениями. Эксперимент продолжается, - говорил он себе, хотя наверняка об эксперименте думал все же меньше, чем об ожидаемом приключении в гулком каменном сарае!.. Но не дать ли себе маленькую поблажку - доехать автобусом или метро хотя бы до окраины? Этого намерения исполнить ему, как он и предполагал, не дали - улица оказалась перекрыта тесно составленными полицейскими машинами. - В чем дело? - спросил он у старшего по наряду, подосадовав на себя, так как загодя знал о препятствии, знал какой получит ответ. - Ищем, - сказал полицейский офицер, не вдаваясь в подробности, и указал на стену, где была наклеена афиша: "Разыскивается член Национальной Академии, Нобелевский лауреат д-р Т. О. Даугенталь. Лица, располагающие сведениями о его местопребывании, приглашаются сообщить их непосредственно г-ну префекту в его канцелярии. За таковые назначено чрезвычайное вознаграждение". Странник не воспользовался даже лифтом - пошел вверх по железным, еще ослизлым от ночного холода, гремящим ступенькам лестницы, ведущей на эстакаду. Солнце не успевало прогреть недра столицы. Багровое от смога, оно восходило над крышами, указывая путь. Сердце отбивало маршевый ритм, как барабан военного оркестра.
***
Мы нынче иногда слышим романтические воздыхания: ах, двадцатый век такой далекий, дивный, необыкновенный, грозный, блистательный, соблазнительно героический двадцатый век! Ах, жизнь посреди непрерывных опасностей и приключений - настоящая жизнь! В этом есть своя правда, верно и то, что подобные восклицания звучали в самом XX веке... Излечить нашею романтика от грез могла бы порция, обыкновенного тогдашнего городскою воздуха, жаль, ни один музей не догадался его законсервировать. Выполнить для наглядности полный синтез вряд ли возможно, да и частичный опасен: этот мерзостный ядовитый газовый конгломерат умертвил множество людей, животных и растений, даже привычных к нему, успевших приспособиться. Человечество само творило и переживало наяву кошмар превращения родной планеты в чужую. Самодовольные урбанисты говорили, что так и должно быть, что во имя светлых целей прогресса потомкам суждено проблаженствовать век свой в скафандрах. Слышались в ответ призывы разрушить города, вернуться к природе, загнать все человечество в деревню. Такие лозунги иногда находили чудовищное воплощение. Но ничто не могло помешать бетонным коростам городов разрастаться и дальше, губя воду, воздух и почву, необходимую для самого простого пропитания. Романтик сильно заблуждается, предполагая, что люди желанного века обитали в тех городах, которые целы еще и нынче, а не в тех бетонных пещерах, чьи останки не смогло облагородить время, они отвратительны и теперь - итог долгой драмы, в которой красота отступала перед полезностью, а полезность сдалась дешевизне, потому они оказались столь непрочны... Приближение катастрофы делалось все ощутимее. Продымленная атмосфера избыточно согревалась, возросла температура в приполярных областях, массы льда уменьшались. Пока академики спорили, на сколько именно метров поднимется в будущем уровень мирового океана, он поднимался в настоящем, неощутимо - на сантиметры, меняя климат и геотектонику. Земная кора содрогалась все чаще и сокрушительней, оживали вулканы, следственно, становилось еще жарче. Удивлялись климатическим загадкам, строили гипотезы, тем временем губительный цикл сокращался, землетрясения и наводнения невиданной силы напомнили и самому тупому из жителей Земли о том, что имеется существо, безусловно, заслуживающее пощады: Это он сам. Пропасть, раскрывшаяся под ногами, заставила его остановиться... Но не попятиться! Достойно и мужественно встречали целые народы свои прежние беды, с достоинством и мужеством встретило человечество всеобщую беду. Наступило подлинно Героическое время, но о нем, исполненном труда, аскетизма и подвшов разума, почему-то никто не тоскует, хотя оно, безусловно, должно восхищать нас, потомков, больше, чем век апофеоза человеческой глупости и жестокости. Мы, однако, увлеклись: ко дню, с которого начинается наше повествование, экологические вопросы далеко еще не вытеснили политических, они только все громче о себе заявляли, и людям становилось все труднее прикидываться глухими. Начинал изменяться облик городов: крыши зданий были соединены легкими мостиками, избавившими пешехода от бесчисленных опасностей улицы, от ее отравленного воздуха... Поднявшись наверх, странник увидал унылейшее зрелище - целое море крыш, плоских крыш, залитых, для водонепроницаемости, посеревшим битумом, утыканных вразнобой антеннами телеприемников, и подумал, - имеется запись в толстой тетради! - что покуда ученые архитекторы фантазируют о городах будущего, простой строитель мог бы сделать куда привлекательнее обыкновенный город настоящего. Отчего, спрашивается, должна пропадать понапрасну площадь крыши? Отчего не поместить на ней солярий, небольшой кустарниковый сквер, а то, глядишь, и настоящий парк, отчего не устроить площадку для детских игр, с каруселью, с фонтаном? Все это нагоняющее тоску пространство могло бы зашуметь зеленью, затем наступила бы очередь стен: вьющиеся растения скроют постыдные уродства бетонных чудовищ. Город станет не только потреблять и отравлять, но и производить кислород, возместит природе часть отвоеванного и украденного, а мог бы это вернуть даже с лихвою! Зачем упрятывать под землю водопроводные, отопительные, канализационные трубы? Вынести их на поверхность, защитить от морозов, возведя над ними теплицы и оранжереи, - до последней калории израсходуется пропадающее понапрасну тепло... Отходы незамедлительно перерабатывать в удобрения и пускать тут же в дело вместо того, чтобы ими грязнить убитые давно уже реки. Человек должен убедиться, что может возвращать природе больше, чем от нее получает! Не забудем, что герой наш был провинциал, в детстве деревенский житель: тема эта занимала его весьма. Город!.. Город, разумеется, необходим, но обязан ли он непременно быть мерзок? Деревенский простор, независимость, уединенность - это в тесноте города, конечно же, только пустые мечтания, однако... Мы знаем, что мечтания не остались без последствий. Как мало нам этих страниц, как неряшливы и отрывисты его записи! Он шел и улыбался...
***
- Удивляюсь? господин Эстеффан, чем не нравится вам наш мэр, - сказал Доремю но дороге из ратуши. - Он жулик, - отвечал аптекарь, - а... - спохватившись, он порешил сохранить мнение о секретарше в глубине язвы своего сердца, так как этот Доремю был вряд ли способен верно понять его. - Конечно, жулик, - согласился Доремю не задумываясь. - Но какой жулик! - это было сказано с уважением к чужому мастерству, - Я не особенно проницателен, а мигом это понял, как только он вошел тогда в калитку, помните? - Еще бы! И сразу начал прибирать к рукам что плохо лежит! - То, что никому не принадлежало, - попытался г-н Доремю внести поправку. - Ну, положим, кое-что принадлежало господину Ауселю. - Это совсем другой случай!.. Он только всех опередил, мы и сами могли, бы... - Нас с вами, господин Доремю, могли бы остановить соображения морального свойства! А гостиница? Казначей намекает, городу не миновать банкротства. - Эти двое приезжих... Конечно, это еще не называется наплывом туристов... - Сколько он им, по-вашему, заплатил? - Как?! - г-н Доремю даже остановился в изумлении. - Вы думаете, господин мэр их попросту нанял? - И расходы, как всегда, оплатит город.
Биллендон (продолжает): Только вот, прошу извинить, булочник-то у нас имеется, а из чего он булки будет печь? Аусель (принимает игру): Что ж, нужны будут фермы и фермеры. Господин Когль обещал ведь увеличить население. Нотариус: Эге, нет! Я не отвечаю за окрестности! А у сель: Вы, кажется, вздумали с нами торговаться? Нотариус (поднимая руки): Сдаюсь! Придется обдумать!.. Эстеффан: Можно сделать большие запасы медикаментов, продовольствия, обуви и одежды. Кулинар (возмущенно): На консервах сидеть?! Аусель: Вот она, деловая почва. Она сразу же уходит из-под ног. Создавать собственное хозяйство, администрацию... Эстеффан: Может быть, господин Когль возьмет на себя заботу?.. Руководство, хотел я сказать! Нотариус: Не забывайте: я стар. И приучен к тому же исполнять чужую волю, а здесь нужна собственная, ч незаурядная. Кулинар: Пустяки, нанять можно человека! За хорошие деньги любой согласится. Пускай о нас думает и себя не забывает, от бессеребренников я толку еще не видал, притворы! Самого толкового бы найти!.. Аусель: Что ж, это мысль! Эстеффан: Ну, а проблема совместимости? Вечно видеть одни и те же лица - это, знаете ли... Доремю: Господа, о чем вы толкуете? (Облапив Биллендона, с горячностью.) Да я.., в такой-то прекрасной компании хотел бы прожить сто.., нет, триста лет и умереть в один день, ей богу!.. Или вообще не умирать! Эстеффан: Но вы не будете против, если мы привлечем - ха-ха, заманим в нашу компанию лучших, умнейших, талантливейших, создадим здесь новые Афины?.. Доремю: Золотые слова! Биллендон, (иронически): Мир - приют, мир - убежище!.. Кулинар: Это слишком все, господа, это слишком! Меры никакой не знают! Меру надо знать!
- Так ли просят о чуде? - сказал странник.
А у сель (слегка охмелевший, ударяет кулаком по столу): Господин Когль, в конце концов, это ваша печаль! Нотариус (чирикая): Разве я отказываюсь? Эстеффан (настаивает): Все же как мы практически разрешим... А у сель (с величественным жестом): Не знаю. Пусть это совершится само собой, как и полагается. Нотариус: И немедленно? Или вы дадите нам время? Недостаточно продуманное чудо, оно, знаете ли... Кулинap (подсказывает): Боком выйдет! А у сель (услыхав): Ну, если собутыльники настаивают, даю вам сколько угодно времени!
- Но для , чуда хватит и мгновенья! - воскликнул странник.
- Нотариус: Слушаю и повинуюсь! Аусель: У меня имеется еще одно желание, господин Когль. Его я выскажу вам с глазу на глаз. Нотариус: Так и запишем... А теперь, - если с десертом покончено, я введу вас во владение наследственным имуществом. Прошу всех в мой кабинет. Заскрипели плетеные кресла. Но добраться до сейфа и бронзовой чернильницы г-на Когля так сразу не удалось: распахнулась калитка, в ней появился Дамло. Он за это время успел сделаться ослепительным. Сияли пуговицы и пряжка, сияли ножны шпаги, сияла каска, пуленепробиваемая, с навечно впаянным гербом, с вентиляционными дырками под гребнем, сияли лакированные сапоги в его руке, ибо Дамло стоял на траве босиком, и в другой его руке барахтался, извиваясь, какой-то человечек. Не один странник видел его прежде: кулинарша, взвизгнув: "Ой! Это он!", попыталась лишиться чувств. - Разрешите доложить: задержан при патрулировании! - хрипло произнес Дамло. Он поставил задержанного наземь, выскочил, вернулся с легоньким складным велосипедом, пояснил: - Изъято при задержании. Востроносенький, довольно унылого вида человечек поправил черную шляпу, съехавшую на глаза, отряхнул от пыли черный свой душный костюмчик. - Мое почтение, - произнес он меланхолично. - Я частный детектив, такова уж моя работа! - Что натворил этот человек? - спросил г-н Когль. - Прошу прощения, подслушивал! - рявкнул Дамло. - Не подслушивал, а прислушивался, - поправил задержанный, последнего закон не возбраняет, хотя разницу вам не понять! Мы живем в свободной стране - так это или не так, будьте добры ответить! - Дамло и не подумал отвечать. - Так кто же воспретит мне свободу передвижения? Покажите мне правило, запрещающее прислонить к почтенной ограде муниципального сооружения свой собственный, приобретенный за наличные велосипед? А встать на него вы, что ли, мне не позволите? Если же я, того не желая, не намереваясь, совершенно случайно стал свидетелем... - Шпион дерьмовый! - пропыхтел Дамло. - Я тебе... - Оскорбления! Угрозы! - с грустной усмешкой воскликнул задержанный частный сыщик. - Прошу господ запомнить слова этого полицейского. Шатка ваша юридическая позиция, сержант! Нет, вообразите только: я иду, с интересом осматриваю эти запущенные достопримечательности, слышу вдруг голоса... - Господин Когль, виноват, судите: не углядел, - проговорил Дамло, овладевая собой, но стараясь не глядеть на сыщика. - Больше такого не повторится! Как с ним быть? - Отпустите его, - сказал нотариус. Дамло неохотно освободил выход. Но сыщик и не подумал этим воспользоваться. - Зачем спешить? - сказал он, приближаясь к веранде с приподнятой над головою шляпой. - Я представляю здесь моего клиента, господин Когль, точно так же, как вы своего. Я уполномочен сообщить вам радостную новость: мой клиент тоже не прочь здесь поселиться! Условия ему известны, - сыщик продемонстрировал портативный радиопередатчик. - Ну так?.. Г-н Когль нацепил проволочные очки. - Как его имя? Его предки происходят отсюда? Чьим наследником он является?! - Он желает приобрести любое из выморочных владений, - отвечал сыщик, - или же все их вместе, как вам будет угодно! - Вот деловой человек! - воскликнул в восхищении кулинар. - Совершенно справедливо! - подтвердил сыщик. - Сугубо между нами: именно его вам здесь и не хватает. Лучшего руководителя вам не найти! Он обеспечил бы порядок и процветание, даже если бы город находился на той стороне Луны! - Мое имя вы знаете, - сказал нотариус, - моя контора находится в Ноодорте, вашему клиенту будет легко найти меня там в приемные часы. - Зачем же откладывать? - сказал сыщик. - Он явится с минуты на минуту! - Дамло, затворите калитку за этим господином, - распорядился нотариус, - а потом поднимитесь сюда, старина! Г-н Кегль наполнил свой бокал. - Хоть этот парнишка и глядит увальнем, - сказал он, приобняв Дамло за плечи, - надейтесь на него, как на каменную стену, даже больше! Дамло кивнул. - На участке будет порядок, - сказал он, выпил и крякнул. Из-за ограды послышался приближающийся медленный рокот мощного бензинового мотора... Калитка распахнулась. - Труд, господа, только труд - вот основа всякого благоденствия! - не затрудняя себя приветствиями, стремительно заговорил входящий во дворик плотный, добродушного, но властного вида мужчина с белехоньким платочком в нагрудном кармане пиджака. - Труд, ну и отчасти реклама, - ключ к решению поставленных вами проблем в их деловом, то есть разумном, аспекте! С вашего соизволения, могу это взять на себя! В калитке за его спиной маячил частный сыщик.
***
Таковы были эти двенадцатилетней давности события, к которым г-н Когль вынудил собравшихся обратиться мысленно вновь, подсунув им свои акты и протоколы.
***
Первым управился с бумагами прежний кулинар, ныне булочник - по настоянию заинтересованных лиц, мы не называем некоторых имен. Покосившись на своего соседа по столу - г-на Эстеффана, - г-н булочник прикрыл текст ладонью, поспешно приписал несколько ноликов к различным упоминаемым суммам и передал папку нотариусу, намереваясь обосновать уточнения. Но тот не дал ему и рта раскрыть. - Хотите все золото мира? - произнес он с ледяным безразличием. Отчего бы и нет? - И захлопнул папку, не взглянув на драгоценные для булочника цифры. Булочник с трудом перевел дух. Он-то был готов к обычному деловому отпору, намеревался, поторговавшись, уступить... Не выжил ли этот нотариус из ума? Но если он считается правоспособным, следовало спросить суммы повнушительнее! Г-н булочник почувствовал себя обманутым, он сидел мрачнее тучи, однако потребовать папку обратно все же не рискнул, лишь напрасно мучился этим намерением. Г-н Когль задержался за спиной Доремю, у которого от чтения запылали уши. - Что, господин капельмейстер, мнение ваше изменилось? Бедняга Доремю не знал, что протокол велся с такою скрупулезностью. Наткнувшись на собственные слова о том, что ему хочется прожить совместно со славными собутыльниками триста лет и умереть в один день, он пропадал со стыда... Чуть слышным шепотом, не поднимая глаз, он пробормотал в ответ, что-де нет, мол, он держится прежнего мнения, все они милые люди, за исключением Биллендона, а впрочем, Биллендон - полезный зато человек, только ему без опаски можно доверить самые капризные инструменты; Доремю благодарен г-ну Коглю за внимание, и даже весьма, он ни в коем случае не хочет доставлять ему лишних хлопот, тем более в вопросах, не имеющих юридического значения (недолго же г-н Доремю гордился потом этой глубокомысленной фразой), так что пусть в бумагах все останется, как было, только - он просит прощения - не следует допускать, чтобы посторонний кто-нибудь увидел... - Само собой, - равнодушно отозвался г-н Когль, забирая папку. - Не гневайтесь, - сказал он Биллендону, в недоумении изучавшему какой-то листок. - Не имея ваших пожеланий, я вписал свои собственные - считайте это чем-то вроде поздравительной открытки. - Спасибо, - сказал Биллендон, - недурно вы осведомлены! - Догадлив, - поправил г-н Когль, и на его лице едва не проступила, наконец, прежняя улыбка. - Не вижу что-то при вас сундучка. И, слышал, наняли помощника? Биллендон кивнул. - Толковый школяр. - Объявление в газете, с именем, с адресом - риск для вас немалый. Каплю доверия мы, стало быть, заслужили. Не скрою, приятно. Что ж, за нами сюрприз! Не такой, как хотелось бы, но все же... Давайте папку, она вам больше не нужна. Обойдя таким манером всех сидящих, г-н Когль вынул из жилетного кармана старинные золотые часы луковкой, взглянул на циферблат и позвонил в колокольчик. Г-жа булочница, вероятно, дожидалась за дверью: звон еще не затих, как она появилась с подносом, уставленным все теми же кувшинчиками - услуга была, несомненно, заранее оговорена и поставлена в счет. Нотариус взялся за пробку; послышались торопливые шаги, из темного коридора на террасу, щурясь, выскочил г-н Аусель, разглядел свой кувшинчик, радостно дрогнул, схватил его, выдернул пробку зубами и пренебрег бокалом... Кто с жалостью, кто брезгливо следили, как по его шее гулял запрокинутый, поросший щетиною кадык. Затем г-н Аусель отдал общий поклон, а нотариус предложил ему папку. - Зачем? - надтреснуто прокричал г-н Аусель. - Таково указание клиента, - ответил г-н Когль. - Не пожелаете ли что-либо переменить? - Да, пожелаю! Г-н Аусель с неожиданной силой разодрал папку надвое и принялся обращать в клочья все ее содержимое, крича: - Вот каково мое желание! Г-н Когль опять взглянул на циферблат золотой луковки. - Сожалею, господин Аусель: вы опоздала - сказал он. - Время истекло, пути судьбе открыты. Помогай вам бог! Г-н Аусель, обессилев, рухнул в кресло.
***
...Покончив со сборами, молодой человек обвел на прощанье взглядом свою квартирку, больше, впрочем, похожую на шкаф или купе вагона. Было ли у него предчувствие, что он не вернется? Этого нам не узнать... Но можем ли мы сказать уверенно, что он сюда не возвращался?.. Истинные его приключения навсегда останутся тайной, одно лишь способно пролить на них свет - наши жизненные обстоятельства. Надо пристальнее вглядеться в Историю, коли захотим сыскать его следы! Читатель убедится: неясные наши намеки имеют свою отдаленную цель, и не из педантства мы так скрупулезны во всем, что до нашего героя касается, это не прихоть - пытаться вообразить, что его окружало - радовало или тревожило - и какими мотивами он мог руководиться позднее, получивши доступ к таинственным рычагам... Дверь нараспашку, гремит по ступенькам острие альпенштока! В дорогу, в дорогу! Почитая городок своим фантомом, молодой человек не удосуживался искать его в справочниках. Теперь он поспешил купить у хорошенькой продавщицы в газетном киоске возле своего подъезда туристскую карту и, развернув, легко нашел знакомое название в левом верхнем углу. Оно было напечатано микроскопическими буковками - но ведь и городишко был малюсенький! Типографская краска еще не просохла, пачкала пальцы. И все же нелегко было поверить глазам, он читал и перечитывал надпись возле крохотного кружочка, попробовал выговорить вслух - и язык тоже не без труда повиновался. Выла все же неуловимая разница между этим начертанием и тем, как оно звучало в памяти Конечно, он и сам употребил бы те же знаки - но соединенье их казалось чуждым, словно бы иноязычным... Увлекшись, он не сразу расслышал, что его окликают: продавщица из окошечка протягивала газету, где содержалась какая-то сенсация. Эта девушка каждое утро строила ему глазки - премило - и пыталась завязывать разговоры, в которых он участвовал из одной вежливости. - Даугенталь? - повторил он произнесенное ею имя. - Гм, Даугенталь!.. - Это тот, кто изобрел трондруллий, - поспешила объяснить продавщица, неверно истолковав его недоумение. - Важная, должно быть, штука, если его так охраняли! - Да, довольно важная... Конечно, невозможно было вовсе не знать о докторе Даугентале, хотя еще невозможнее - знать о нем более определенно и подробно. Академический мир на него сильно гневался из-за сумасбродных идей, высказанных Даугенталем несколько лет назад - этот странный человек никогда себя не обременял обоснованиями или доказательствами. Иные из этих мыслей почему-то привлекли особое внимание нашего студента и даже цитируются в толстой тетради - тоже безо всяких комментариев. Рискуя нагнать на читателя скуку, приведем эту запись: "В этом старом споре все неправы. Нет атомов - комочков вещества со сложной структурой, нет и атомов - центров сил. Истинная твердь есть то, что мы принимаем за пустоту и называем вакуумом. Эта твердь пронизана каналами и полостями, структура каковых на самом деле достаточна сложна, чем я готов объяснить мнимую сложность структуры и поведения так называемых материальных частиц. Каналы - это, разумеется, пути, по которым к нам беспрепятственно, будто по световоду, доходит сияние дальних звезд. Полости - это ловушки. Наглядный пример. - разрешенные орбиты электрона, факт, который может объясняться только существованием насквозь геометризованного в каждой своей точке, идеально твердотельного, хотя невидимого и неощущаемого пространства. Но что же движется по путям и что содержится в ловушках? Чтобы не возвращаться к исходной точке, скажу, что из всего нам известного. Вселенная наиболее напоминает компьютер, да и определенно является чем-то подобным, пусть на уровне, который делает мое сравнение сомнительным. Во всяком случае, прежние вопросы сразу лишатся значения, как только мы вообразим, что любое движение, видимое или невидимое - фотона, атома, листа, человека, звезды, - есть только лишь движение сигнала! Мы не спрашиваем, каким образом был передан сигнал в современном компьютере - при помощи сжатого воздуха или электрического тока, не имеет также значения, прошел ли он по медному кабелю, пустотелой трубке, по стекловолокну или печатной схеме, что ж это так занимает нас, когда мы говорим о Вселенной? Она умеет делать это - вот и все, а каким образом мы рано или поздно поймем, потому что отчасти для этого и существуем. ...Предопределение? Отчего не допустить, что предопределено все, в том числе и случай, когда ваша воля полностью изменяет вашу судьбу предопределена такая возможность, предопределены результаты. Предопределение - подвижная система программ, в которых ни один вариант не упущен. ...Нелепо думать, что мы безразличны Вселенной и что она не хочет с нами объясниться. Мы ее дети, мы ее надежда. Существует язык, на котором мы пока умеем только лопотать. Октава в музыке, октава в химии - азбука этого языка, на котором мы заговорим, когда повзрослеем... Широкой публике д-р Даугенталь был известен только тем, что он изобрел трондруллий - материал, чудодейственной прочности: тонкий его лист успешно заменял танковую и корабельную броню, вовсе не поддавался температурным воздействиям. Позднее для строительства тех городов, которые покуда еще целы, применялись составы, родственные трондруллию, от него произведенные, но пока что он был чудовищно дорог. Вдобавок, одна из разновидностей этого удивительного вещества могла служить в качестве необычайно эффективного горючего и даже - поговаривали - взрывчатки с особыми свойствами. Вот газетные заголовки тех дней: "Похищение д-ра Д.", "Секретный объект № 1: похищение или побег?", "Коммунисты берут реванш", "Большевики или Тургот?", "Д-р Д. - очередная жертва террористов", "Слухи об убийстве д-ра Д.", "Ищите его в Москве", - заявляет сенатор". - Я живу от него по соседству - тут, неподалеку... - девушка сделала коротенькую паузу и улыбнулась. - Вокруг его особняка бетонная стена... Представляете, сплошная, без ворот, но, говорят, что есть подземный выезд, никто не знает где! Что за стеной, от нас даже с верхнего этажа не видать - вот какая высокая! Военные патрули на всех четырех углах, и все время ходят эти - в штатском!.. Зато у нас самый спокойный район: на любой шум сразу кидаются, безопасно даже вечером и ночью!.. - Она снова сделала паузу, но молодой человек не дал ей продолжать. - Потрясающа - сказал он, - Просто потрясающе! Благодарю вас. Он пытался припомнить: ему что-то снилось насчет этого доктора Д. Особняк его, вернее, бетонную стену он знал - проходил вдоль нее дважды в день, под окна Дамы и обратно. Внезапно молодой человек расхохотался, вспомнив свой сон. Ну, черт возьми, и денек - а что еще предстоит!.. - Извините, - сказал он недоумевающей девушке. - И не беспокойтесь так о нем... Прощайте! Расстояние до города, судя по карте, было не столь велико: прогулка эдак на полсуток. Молодой человек намеревался проделать весь путь пешком наяву, как прежде во сне, чтобы сопоставить содержимое толстой тетради с бодрственными впечатлениями. Эксперимент продолжается, - говорил он себе, хотя наверняка об эксперименте думал все же меньше, чем об ожидаемом приключении в гулком каменном сарае!.. Но не дать ли себе маленькую поблажку - доехать автобусом или метро хотя бы до окраины? Этого намерения исполнить ему, как он и предполагал, не дали - улица оказалась перекрыта тесно составленными полицейскими машинами. - В чем дело? - спросил он у старшего по наряду, подосадовав на себя, так как загодя знал о препятствии, знал какой получит ответ. - Ищем, - сказал полицейский офицер, не вдаваясь в подробности, и указал на стену, где была наклеена афиша: "Разыскивается член Национальной Академии, Нобелевский лауреат д-р Т. О. Даугенталь. Лица, располагающие сведениями о его местопребывании, приглашаются сообщить их непосредственно г-ну префекту в его канцелярии. За таковые назначено чрезвычайное вознаграждение". Странник не воспользовался даже лифтом - пошел вверх по железным, еще ослизлым от ночного холода, гремящим ступенькам лестницы, ведущей на эстакаду. Солнце не успевало прогреть недра столицы. Багровое от смога, оно восходило над крышами, указывая путь. Сердце отбивало маршевый ритм, как барабан военного оркестра.
***
Мы нынче иногда слышим романтические воздыхания: ах, двадцатый век такой далекий, дивный, необыкновенный, грозный, блистательный, соблазнительно героический двадцатый век! Ах, жизнь посреди непрерывных опасностей и приключений - настоящая жизнь! В этом есть своя правда, верно и то, что подобные восклицания звучали в самом XX веке... Излечить нашею романтика от грез могла бы порция, обыкновенного тогдашнего городскою воздуха, жаль, ни один музей не догадался его законсервировать. Выполнить для наглядности полный синтез вряд ли возможно, да и частичный опасен: этот мерзостный ядовитый газовый конгломерат умертвил множество людей, животных и растений, даже привычных к нему, успевших приспособиться. Человечество само творило и переживало наяву кошмар превращения родной планеты в чужую. Самодовольные урбанисты говорили, что так и должно быть, что во имя светлых целей прогресса потомкам суждено проблаженствовать век свой в скафандрах. Слышались в ответ призывы разрушить города, вернуться к природе, загнать все человечество в деревню. Такие лозунги иногда находили чудовищное воплощение. Но ничто не могло помешать бетонным коростам городов разрастаться и дальше, губя воду, воздух и почву, необходимую для самого простого пропитания. Романтик сильно заблуждается, предполагая, что люди желанного века обитали в тех городах, которые целы еще и нынче, а не в тех бетонных пещерах, чьи останки не смогло облагородить время, они отвратительны и теперь - итог долгой драмы, в которой красота отступала перед полезностью, а полезность сдалась дешевизне, потому они оказались столь непрочны... Приближение катастрофы делалось все ощутимее. Продымленная атмосфера избыточно согревалась, возросла температура в приполярных областях, массы льда уменьшались. Пока академики спорили, на сколько именно метров поднимется в будущем уровень мирового океана, он поднимался в настоящем, неощутимо - на сантиметры, меняя климат и геотектонику. Земная кора содрогалась все чаще и сокрушительней, оживали вулканы, следственно, становилось еще жарче. Удивлялись климатическим загадкам, строили гипотезы, тем временем губительный цикл сокращался, землетрясения и наводнения невиданной силы напомнили и самому тупому из жителей Земли о том, что имеется существо, безусловно, заслуживающее пощады: Это он сам. Пропасть, раскрывшаяся под ногами, заставила его остановиться... Но не попятиться! Достойно и мужественно встречали целые народы свои прежние беды, с достоинством и мужеством встретило человечество всеобщую беду. Наступило подлинно Героическое время, но о нем, исполненном труда, аскетизма и подвшов разума, почему-то никто не тоскует, хотя оно, безусловно, должно восхищать нас, потомков, больше, чем век апофеоза человеческой глупости и жестокости. Мы, однако, увлеклись: ко дню, с которого начинается наше повествование, экологические вопросы далеко еще не вытеснили политических, они только все громче о себе заявляли, и людям становилось все труднее прикидываться глухими. Начинал изменяться облик городов: крыши зданий были соединены легкими мостиками, избавившими пешехода от бесчисленных опасностей улицы, от ее отравленного воздуха... Поднявшись наверх, странник увидал унылейшее зрелище - целое море крыш, плоских крыш, залитых, для водонепроницаемости, посеревшим битумом, утыканных вразнобой антеннами телеприемников, и подумал, - имеется запись в толстой тетради! - что покуда ученые архитекторы фантазируют о городах будущего, простой строитель мог бы сделать куда привлекательнее обыкновенный город настоящего. Отчего, спрашивается, должна пропадать понапрасну площадь крыши? Отчего не поместить на ней солярий, небольшой кустарниковый сквер, а то, глядишь, и настоящий парк, отчего не устроить площадку для детских игр, с каруселью, с фонтаном? Все это нагоняющее тоску пространство могло бы зашуметь зеленью, затем наступила бы очередь стен: вьющиеся растения скроют постыдные уродства бетонных чудовищ. Город станет не только потреблять и отравлять, но и производить кислород, возместит природе часть отвоеванного и украденного, а мог бы это вернуть даже с лихвою! Зачем упрятывать под землю водопроводные, отопительные, канализационные трубы? Вынести их на поверхность, защитить от морозов, возведя над ними теплицы и оранжереи, - до последней калории израсходуется пропадающее понапрасну тепло... Отходы незамедлительно перерабатывать в удобрения и пускать тут же в дело вместо того, чтобы ими грязнить убитые давно уже реки. Человек должен убедиться, что может возвращать природе больше, чем от нее получает! Не забудем, что герой наш был провинциал, в детстве деревенский житель: тема эта занимала его весьма. Город!.. Город, разумеется, необходим, но обязан ли он непременно быть мерзок? Деревенский простор, независимость, уединенность - это в тесноте города, конечно же, только пустые мечтания, однако... Мы знаем, что мечтания не остались без последствий. Как мало нам этих страниц, как неряшливы и отрывисты его записи! Он шел и улыбался...
***
- Удивляюсь? господин Эстеффан, чем не нравится вам наш мэр, - сказал Доремю но дороге из ратуши. - Он жулик, - отвечал аптекарь, - а... - спохватившись, он порешил сохранить мнение о секретарше в глубине язвы своего сердца, так как этот Доремю был вряд ли способен верно понять его. - Конечно, жулик, - согласился Доремю не задумываясь. - Но какой жулик! - это было сказано с уважением к чужому мастерству, - Я не особенно проницателен, а мигом это понял, как только он вошел тогда в калитку, помните? - Еще бы! И сразу начал прибирать к рукам что плохо лежит! - То, что никому не принадлежало, - попытался г-н Доремю внести поправку. - Ну, положим, кое-что принадлежало господину Ауселю. - Это совсем другой случай!.. Он только всех опередил, мы и сами могли, бы... - Нас с вами, господин Доремю, могли бы остановить соображения морального свойства! А гостиница? Казначей намекает, городу не миновать банкротства. - Эти двое приезжих... Конечно, это еще не называется наплывом туристов... - Сколько он им, по-вашему, заплатил? - Как?! - г-н Доремю даже остановился в изумлении. - Вы думаете, господин мэр их попросту нанял? - И расходы, как всегда, оплатит город.