Страница:
Это случилось, естественно, во время обеда. Во дворе раздается грохот. Все бросаются к окнам, чтобы узнать, в чем там дело.
Мы видим старую прогнившую колымагу Толстяка, наехавшую на ни в чем неповинный платан. Или, точнее, платан наехал на машину и сейчас растет на том месте, которое некогда занимал радиатор. Мы гурьбой высыпаем во двор. Директор школы, седовласый мужчина с учтивыми манерами, уже находится на месте происшествия и наводит справки. Слегка раздосадованный Берю представляется и дает объяснения.
— Главный инспектор Берюрье, новый преподаватель хороших манер, о чем вы должны быть в курсе!
Он показывает на свой драндулет. Вместо переднего стекла вставлены листы картона, состарившиеся за несколько лет верной службы.
— Вы думаете, что через эту траурную витрину мне открывается вид на море? Я хотел выполнить поворот — дугу по кругу, чтобы так и таким образом поставить машину, чтобы она стала строго боком к входу и не дула ему в ус, но этот чертов платан не услышал, как я подъехал.
Он наклоняется над разбитым автомобилем.
— Ладно, хватит об этом! — произносит он. — Моя старушка и не такое видывала. Я отведу ее к кузовному мастеру, он и займется всеми ее болячками.
Берю расфуфырен, как милорд: штаны из серого габардина, пиджак в полосатую шашечку и серая футболка. А сверх всего этого — зеленоватого оттенка плащ с почти военными погонами и медными пуговицами из натуральной пластмассы.
Он всхрапывает, прочищает слизистую и заявляет:
— К тому же я должен вам сказать, что на дороге прихватывает, монсиньор!
Он во все горло смеется над своим каламбуром и затем выдает целую тираду:
— Все точно, настоящая зима! Пора на Головастого надевать теплый капюшон, а то он может подцепить насморк!
Приехал преподаватель правил хорошего тона!
Глава 6
Мы видим старую прогнившую колымагу Толстяка, наехавшую на ни в чем неповинный платан. Или, точнее, платан наехал на машину и сейчас растет на том месте, которое некогда занимал радиатор. Мы гурьбой высыпаем во двор. Директор школы, седовласый мужчина с учтивыми манерами, уже находится на месте происшествия и наводит справки. Слегка раздосадованный Берю представляется и дает объяснения.
— Главный инспектор Берюрье, новый преподаватель хороших манер, о чем вы должны быть в курсе!
Он показывает на свой драндулет. Вместо переднего стекла вставлены листы картона, состарившиеся за несколько лет верной службы.
— Вы думаете, что через эту траурную витрину мне открывается вид на море? Я хотел выполнить поворот — дугу по кругу, чтобы так и таким образом поставить машину, чтобы она стала строго боком к входу и не дула ему в ус, но этот чертов платан не услышал, как я подъехал.
Он наклоняется над разбитым автомобилем.
— Ладно, хватит об этом! — произносит он. — Моя старушка и не такое видывала. Я отведу ее к кузовному мастеру, он и займется всеми ее болячками.
Берю расфуфырен, как милорд: штаны из серого габардина, пиджак в полосатую шашечку и серая футболка. А сверх всего этого — зеленоватого оттенка плащ с почти военными погонами и медными пуговицами из натуральной пластмассы.
Он всхрапывает, прочищает слизистую и заявляет:
— К тому же я должен вам сказать, что на дороге прихватывает, монсиньор!
Он во все горло смеется над своим каламбуром и затем выдает целую тираду:
— Все точно, настоящая зима! Пора на Головастого надевать теплый капюшон, а то он может подцепить насморк!
Приехал преподаватель правил хорошего тона!
Глава 6
Первый урок Берюрье: объявление о рождении ребенка, выбор имени, уведомительные письма, выбор крестного отца и. крестной матери, крестины
Новому преподавателю выделили квартиру в школе, но молва доносит до меня, что он остановился в кафе «Петух в вине». Это очаровательная деревенская харчевня, одновременно выполняющая функций палаццо, постоялого двора, бистро, бакалейной лавки и табачного киоска. Само собой разумеется, что Толстяк не знает о моем присутствии в школе. Это сделано с той целью, чтобы он всерьез поверил, что его назначили на эту высокую должность преподавателя.
Его приезд произвел сенсацию. Каждый хочет посмотреть на этого придурка с таким витиеватым слогом, поэтому ровно в 20 час. 15 мин., когда Его Величество торжественно переступает порог конференц-зала, именуемою «залой королевских указов», в этой зале некуда упасть яблоку. Но до этого я хочу описать это помещение.
Стены зала обиты панелями готического стиля, а ряды скамеек, установленные посредине, придают ему подобие храма. Но церемония поклонения культу, которая вскоре торжественно начнется здесь, ничего общего с религией иметь не будет, поверьте мне! На просторном возвышении установлена кафедра преподавателя. По обеим сторонам от нее стоят черные доски (сейчас они зеленые), а в глубине, на стене, висит экран для показа фильмов.
Представили обстановку? Хорошо. Итак, ровно в назначенное время, так как точность — скрипичный ключ правил хорошего тона, главный инспектор полиции Александр-Бенуа Берюрье (из Парижа) входят в большой конференц-зал. На нем все свежее: его голубой костюм, его белая рубашка, черная бабочка, папка из крокодиловой кожи, сшитая из полиэстера. Его сопровождает директор. Он слегка сбледнул с лица, Александр-Бенуа. Может быть, холод? Мы все встаем при их появлении. Директор хитровато поглядывает из-под своих очков в золотой оправе.
Я не знаю, что ему наплел Старик, во всяком случае, он мог ему просто сказать, что эти лекции по правилам хорошего тона на самом деле проводятся для того, чтобы внести какое-то разнообразие в жизнь слушателей. Короче, с умыслом или без хозяин конторы играет в эту игру.
— Господа! — энергично начинает он. — Принимая во внимание все возрастающую роль полицейского в обществе, администрация приняла решение довести ваше образование до совершенства и предлагает, вам пройти курс хороших манер, который будет читать высоко компетентный преподаватель. Я с большим удовольствием представляю вам главного инспектора Берюрье.
Я хлопаю в ладони, и, как по сигналу, мои товарищи устраивают бурную овацию, от чего лицо бравого Берю приобретает свой нормальный красный цвет. Он отвешивает куцый поклон, вытаскивает из кармана носовой платок и вытирает вспотевший нос, забыв при этом, что в дороге он пользовался им для протирания свечей. На кончике носа появляется симпатичное черное пятно отработанной смазки. Затем Толстый запихивает. платок в нагрудный карман пиджака, как он видел это в фильмах с покойным Жюлем Бери.
— Спасибо, спасибо, — смущенно бормочет он, — хватит, это уж слишком. ;
— Я надеюсь, что эти лекции принесут вам неоценимую пользу, добавляет директор, — и что, благодаря главному инспектору Берюрье, вы все станете законченными джентльменами и еще больше поднимите престиж французской полиции.
После этого он скромно удаляется. Итак, Берю остается в одиночестве у подножия стены. Из своего угла я стараюсь не пропустить ни одной детали. Это — лакомая минута, мои милые. Такие минуты надо дегустировать не спеша.
Толстый бросает на нас тяжелый подозрительный взгляд.
Затем он поднимается на возвышение и бросает свою папку на стол.
Прежде чем сесть, он ковыряет в ухе спичкой, кладет в коробок оставшуюся часть и произносит речь.
— Ребята, — обращается он к аудитории, — я предпочитаю сразу предупредить, что я хоть и не очень умный, но очень требовательный по поводу того, что касается дисциплины. Дисциплина, которую мне доверили преподавать, очень сложная, и я не могу позволить себе терпеть. Ясно? Ладно, можете приземлиться.
Мы садимся. Мои коллеги обмениваются удивленными взглядами. Берю замечает это и язвительно заявляет:
— Я знаю, некоторые из вас по званию выше меня, но тут ничего не поделаешь. То, что есть, то есть, и я в качестве преподающего требую к себе безоговорочного уважения.
Один из наших, красномордый детина с бородой, не выдерживает и начинает смеяться. Резким жестом своего не знающего жалости указательного пальца Берю обрывает его смех.
— Вы, там, с бородой, — обращается он к нему, — как ваша фамилия?
— Жан Кикин, — господин преподаватель, — я по происхождению русский, — лыбится хохмач.
— А сколько вам лет?
— Тридцать один год!
— Поздравляю! В угол! Немедленно! — приказывает он.
От негодования Толстяка трясет как при землетрясении. Он рывком поднимает бородатого со своего места и выталкивает его к черной доске.
— Руки за спину! — уточняет он. — А если это еще повторится, я буду вынужден применить санкции, ясно?
Восстановив порядок, Его Высочество пытается открыть папку. Увы! Не соразмерив усилие со своей силищей, бедняга заклинивает молнию папки. И как он ни бьется, язычок не подвигается ни на миллиметр.
Чувствуя, что весь зал вот-вот разразится хохотом, он, спасая свое лицо, вытаскивает из кармана нож и вспарывает папку как заячий живот.
— Кожгалантерея сейчас совсем не то, что в наше время, прокомментировал он, — вот совсем новенькая папка, которую я купил в лавке «Все за один франк» в своем квартале, и она уже никуда не годится.
Он извлекает из вспоротой папки потрепанный учебник графини.
— Здесь все написано! — заверяет Триумфатор своих слушателей, показывая им томик. — Когда вы выучите двести страниц, которые в нем есть, вы сможете выходить в люди без вашей горничной!
Он слюнявит палец, быстро перелистывает предисловие книги и разламывает ее на нужной странице.
— Кикин, сядьте на свое место и записывайте, — обращается он к наказанному, — иначе я буду переживать, что лишил вас хороших манер, тем более, что при их раздаче вы, по-видимому, занимались подводным плаванием!
И пока обалдевший бородач возвращается на свое место, потрясенный великодушием нового препода, Толстяк поправляет сползшую на бок бабочку, вытирает в глазу и продолжает:
— В жизни, ребята, надо уметь вести себя, чтобы о вас не могли сказать, что вы дерьмо, вахлаки, грубияны или зануды. Короче, нужно, чтобы вы приобрели стандинг. Конечно, стандинг желательно приобретать с детства, тогда легче жить. Но мы все в той или иной степени являемся детьми уличных девок или сыновьями путанок, и мы обязаны наверстать потерянные поколения. Поверьте человеку, который находится на короткой ноге с джентри, это не так просто, как кажется на первый взгляд. Приходится все начинать с самого основания, чтобы вашу штанину не намотало на цепь велосипеда!
Сопя носом, он быстро пробегает какой-то параграф в своей книге. Потом кладет ее на стол.
— Итак, начнем с самого начала, то есть, с объявления о рождении ребенка. Как только у жены появились сомнения полишинеля, она должна поделиться ими с мужем, даже если у нее нет полной уверенности, что он настоящий папаша ее ребенка. Она должна сообщать новость радостно, не с удрученным видом, в стиле «Эрнест, ты знаешь, что со мной случилось!», а наоборот, жизнерадостным голосом…
Берю складывает губы в трубочку, наподобие выходного отверстия для яйца у курицы, и воркующим голоском дрожащего от холода евнуха произносит:
— «Душечка, у меня для тебя приятный сюрприз, угадай, что…» Парень сразу же теряется в догадках. Это его подготавливает, вы понимаете? Он начинает перебирать, высказывать. предположения: «Ты купила мне новую трубку?» Или: «Заболела твоя старуха?» В общем, короче говоря, у него на языке то, что у него на уме. Если он угадывает, дама должна подсуетиться и ошарашить его сногсшибательно-нежной фразой. «Браво, лапочка, ты попал прямо в яблочко! Я тебе обещаю, что он будет похож на тебя. А как же иначе? Ведь ты же обращался со мной как с настоящей принцессой!»
Если он не может угадать, надо, чтобы баба немножко по могла ему шевелить мозгами, чтобы как-то навела его на след: «Ты помнишь. Лапочка, тот вечер, когда мы ходили на „Софью“ в „Фамилия-Палас“ и когда в тебе взыграло ретивое после возвращения?.. Так вот, представь себе, мой дорогой, все произошло как в многосерийном фильме…» Но в конце концов, внешне вы не похожи на дам, поэтому мы не будем больше распространяться по этому поводу. Давайте лучше рассмотрим, как должен реагировать на это ее муж.
Берю роется в своей папке и извлекает из нее бутылку божоле.
— Я сейчас смочу губы и мы продолжим! — предупреждает достопочтимый педагог.
Он отпивает из горла большой глоток, причмокивает языком и, не скрывая своего удовлетворения, изрекает:
— Как хорошо преподавать в гостеприимном районе, в котором природные богатства облегчают жизнь человека.
Итак, я сказал, что следует рассмотреть, как должен реагировать на это молодой папаша. Прежде всего — не скандалить. Следует воздерживаться от употребления даже такого слова как «Б…», потому что это может огорчить бедняжку-жену и испортить мордочку отпрыска. Часто задают вопрос, почему дети рождаются такими уродинами. В большинстве случаев это происходит потому, что мадам, их мать, испортила себе всю кровь, ожидая их появления на белый свет. Поэтому, мой совет: ласка и нежность. «Дорогая, а ты уверена, что радуешь меня не преждевременно!» Вот таким тоном надо разговаривать. Не принимайте удрученный вид, даже если вы живете в маленькой (самой большой) комнате коммунальной квартиры, даже если горит ваш отпуск! И я особенно рекомендую вам не делать намеков на Швейцарию. Бабы знают, что именно в Гельвеции находятся самые искусные мастера накалывающего оружия, и от оскорбительного намека они могут освободиться от груза с пикирования, а это может ухудшить ваше потомство. Генеалогическое дерево подобно ореховому: его нельзя трясти, пока с ореха не слетит скорлупа.
Он промакивает платком физиономию, украшая ее новыми полосами отработанной смазки.
— Все это, господа, касается, так сказать, начальной стадии. Но между радостной новостью и радостным событием (я подозреваю, что он откопал эту цитату в своей Библии) лежит период, во время течения которого муж должен вести себя предупредительно по отношению к своей благоверной. Как переложил на стихи поэт: «Жена — это скрипка, на которой мужики играют своими смычками». Попутно скажу, что моя жена и я больше похожи на контрабас, чем на скрипку.
Его Высочество невозмутимо воспринимает раскаты смеха, сотрясающие аудиторию. Он не против смеха, когда смеются не над ним, а над его остротами.
— Итак, на будущую мамашу надо неровно дышать, — продолжает он. — Не скупиться на деликатные знаки внимания, такие, как букет опьяняющих роз на ее праздник, эскимо в антракте или даже уступить ей сидячее место в автобусе, даже если оно одно единственное! Во время семейных ссор — что случается, как правило, в наиболее зажиточных семьях — воздерживаться от ударов в ухо и, самое главное, от ударов ногой в живот. И еще одно: когда она начнет приобретать форму башни «Тур-де-Нель», не следует задавать ей саркастических вопросов типа: «Мэдам случайно не проглотила вишневую косточку?» Либо: «Похоже, что мэдам стала питаться светильным газом?» Или еще: «Положи в карманы гири от ходиков, а то взлетишь на воздух, мамуля». Я прекрасно понимаю, что все это говорится в шутку, но среда мамаш есть обидчивые, на которых это действует деморализующе, поэтому, будьте благоразумны!
Толстый покачивает указательным пальцем, больше напоминающим тулузскую сардельку, чем нормальный палец.
— Счастье рожать, ребята, хотите вы того или нет, это в большей степени счастье для мужчины, чем для женщины. Постоянно повторяйте для себя эти слова, когда ваша баба умывается горючими словами по своим, не налезающим на нее, юбкам. Муж, вместо того, чтобы выходить из себя, должен найти подходящие слова утешения, например: «Лапочка, да стоит ли убиваться из-за того, что ты похожа на человека, приютившего дирижабль. Да будет у тебя снова твоя талия манекенщицы!» Еще пример: «Неужели ты дуешься из-за того, что у тебя талия стала как писсуар на шесть персон? Глупышка, и тебе не стыдно?» Все, скажу я вам, парни, зависит от темперамента. Есть лимфатические натуры, которые требуют очень осторожного обращения. Джентльмен должен всегда проявлять жалость. Поэтому, когда бедняжку тошнит, не надо ее разыгрывать и оскорблять, я взываю к вашему благородству. И не ворчать. Я вспоминаю одного своего приятеля, которого просто бесило, когда его женушка отбивала поклоны перед туалетным толчком, и который — грубая личность — выдавал ей кучу всяких гадостей наподобие: «Скорее бы ты уже внесла нам задаток». Малый, которого я вам привожу в качестве примера, был отъявленный хам и негодяй. И наоборот, я могу вам привести в качестве примера другого господина, хорошего во всех отношениях, с которым я познакомился в деревне. Надо было видеть, какой климат он создал вокруг мадам! Он мыл посуду, заводил пластинки с Тино Росси и подавал кофий в постельку.
А для него это было вдвойне нелегко, потому что ребенок мог быть и не от него, если учесть, что его кенгуренок не выскакивал из своей сумки с тех пор, как он получил в это место удар заводной рукояткой.
Ладно, я думаю, что я доходчиво объясняю, а? Чем больше вы лелеете мать, тем прекраснее будет ребенок, и тем больше это делает вам честь. Потому что, в конце концов, ребята, нет ничего более деморализующего, чем быть папашей сморщенного заморыша, который, еще не выпив первую рюмку портвейна, уже похож на циррозника!
Он замолкает и смотрит на нас высокомерным взглядом.
— Вопросы? — спрашивает он властным тоном председателя суда присяжных, обращающегося к судьям.
Я щелкаю пальцами, как школьник, спрашивающий разрешения выйти, чтобы написать теплой струйкой на стене туалета имя своей подружки.
— Вы что-то хотите сказать, сынок? — благосклонно спрашивает воспитатель.
— Господин преподаватель, — начинаю я, изменив голос, — вы сейчас говорили о поведении мужчины со своей беременной супругой, но если предположить, что будущая мамаша является матерью-одиночкой, то как в таком случае следует вести себя?
Он внимательно рассматривает меня и качает головой.
— Мне кажется, что я вас где-то видел, — хитрит он. — Вы, случайно, не служили в парижской префектуре полиции?
— Никак нет, господин преподаватель, я прибыл из Пуэнта-Пятр!
— Ну, если вы работали в цирке, то это другое дело, я, наверное, видел вас в цирке братьев Буглионе. Ладно, что касается вашего мерзкого вопроса, следует сказать, что он заслуживает внимания, и, откровенно говоря, — нагло врет он, — я ожидал этого.
Новый глоток. Уровено в бутылке уменьшается. Берю вытирает губы.
Понимаете, мои дорогие, я думаю, что я сейчас только понял, что облагораживает этого толстяка Берю. Так как, несмотря на его колоритный язык и его своеобразные манеры, в этом человеке есть что-то такое, что помимо вашей воли вызывает уважение и внушает симпатию. Так вот! Его обаяние объясняется тем, что он живой, настоящий, реальный живой человек. От самой зари жизни до ее заката мы вращаемся среди учеников живых трупов. Они почти холодные! Во всяком случае, не горячие. Покорные и застывшие, они инстинктивно принимают еще при жизни то положение, которое они примут в гробу. Они смогли бы завербовать столько служащих похоронного бюро, сколько захотели, если бы тем случайно стало не хватать клиентов. Для их отлова не нужны сети. Достаточно поставить гробы в вертикальное положение и открыть двери. Они бы вошли туда не силком, как крысы в крысоловку, — крыс влечет туда кусочек сыра, — а по доброй воле, как пьянчужки, которых никто не принуждает прикладываться к бутылке. Наступило время отправиться баиньки. Нос нацелен на голубую полоску неба, ноги протянуты: все готово к старту в иной мир! Пять, четыре, три, два, один — старт! Да, наконец, старт! Спасибо гробовщику господину Сегало: вот это мебель! Из прекрасного дуба, который долго служит, из почтенной сосны, да к тому же отделанная сверху, снизу и по бокам побрякушками из скобяной лавки Борниоля. Что касается меня, то я скажу вам одну вещь: когда меня запакуют в доски, то не нужно превращать мой ящик в крестоносца. Лучше наклейте сверху фото Джони Холлидея или Албаладехо, портрет Брижит Бардо, вид Неаполя, проспект фирмы Мозерати, короче, все, что угодно, лишь бы оно было цветным, живым, наполненным, динамичным и согревающим. Хотя больше всего я хотел бы все-таки иметь портрет моего Берю, в полный рост и на цветной бумаге «Кодаколор». С оторванным карманом и с пятнами отработанной смазки на его фиолетовом лице, протягивающим руки миру (но мир проходит мимо, не замечая его!).
— Итак, — говорит Берю, — сейчас мы рассмотрим вопрос относительно матери-одиночки.
Он дует на ногти, с которых еще не совсем сошел лак.
— В моей книге об этом не говорится, — продолжает Храбрец, — дело в том, что лицемер, который ее родил, посчитал, что матери-одиночке не место в энциклопедии хороших манер. В глубине души я считаю такую умышленную забывчивость отвратительной. Забеременела замужняя дама, ну и что, в чем ее заслуга? Это в природе вещей, которые маешь, когда берешь. Но девчонка, которая прижила себе постояльца, потому что перетанцевала на бале или перепила виски на групповой вечеринке, — это совсем другое дело: она достойна похвалы. Я так и не уловил до сих пор, почему в современном Обществе понятия мать и незамужняя женщина противоречат друг другу. Нас это шокирует, видите ли! Я протестую!
Толстый поднялся. Он подходит к краю сцены и потрясает кулаком.
— Что же получается? Выходит, можно перепихиваться с подружкой совершенно не думая о женитьбе, даже если это чревато последствиями, о которых я говорю. Но тогда нужно не препятствовать тому, чтобы девчонка сбросила свой груз в открытом море. Граждане! Вместо этого ее заставляют вынашивать мальца до победного конца! Да еще и по всякому поносят. Я знаю больницы, в которых богобоязненные акушерки подвергают самым последним унижениям матерей-одиночек. Они испытывают радость, когда видят, как те мучаются при родовых схватках. Очи упиваются этим зрелищем. У этих каракатиц даже щеки розовеют от удовольствия. Если бы боженька не присматривал за ними, они вводили бы им внутривенно молотый перец, чтобы наказать их, этих бесстыдниц, чтобы научить их не жить, этих паршивых овечек, неспособных откопать себе какого-нибудь мужа!
Толстяк сморкается в рукав, вытирает рукав о брюки, чтобы потом, когда будет садиться, вытереть брюки об сиденье стула. Он прекрасен в социальном гневе.
— Если бы мы все не были такими равнодушными, может быть, все было бы по-другому, а? — с пафосом вопрошает он. — Если бы мы постановили, что быть матерью-одиночкой это особая привилегия? Если бы это давало право на льготы, на хорошие места, на талоны на бензин, на бесплатный проезд, на награды, на воинские почести, а? Если бы от этого вернулось беспрекословное уважение к девственницам и бабушкам, черт возьми! Если бы о матери-одиночке говорили в порядке вещей, как говорят об обыкновенной матери, которая сорвала крупный куш на бегах! Если бы старые сплетницы шепотом говорили друг другу: "Вы знаете, что дочка таких-то — мать-одиночка! Как же им повезло. Им всегда везет. У них просто полоса везения. Это началось, когда они выиграли дом на конкурсе газеты «Паризьен Либере»… Да, если бы все мы подходили к этому инциденту с таких позиций, то, наверняка, девицы смело пользовались бы своей молодостью. Они бы ничем не рисковали. Они были бы ко всему готовы. Потому что, в общем, половой акт — то же самое, что жратва: когда подходит время, тело начинает требовать! Ведь никому в голову не придет обозвать девчонку шлюхой из-за того, что она лопает бутерброд! Почему же тогда она не имеет права переспать с мужиком, когда ее распирает желание? Я категорически против утверждения, что удовольствие ищут ради своего удовольствия! Это — нужда. Какой же болван считает постыдным ходить по нужде? Я хотел бы с ним встретиться и поставить ему запор на молнию кальсон, чтобы показать ему, что задний проход ни на что не годится, если им нельзя пользоваться.
И он высмаркивает эмоции, скопившиеся во второй ноздре.
— Немедленно, сейчас же, мы должны поддержать матерей-одиночек нашим уважительным отношением к ним. И для начала надо называть их мамашами-одиночками: это гораздо нежнее. Что, в конце концов, важнее, что они одинокие девы или одинокие матери? Надо дать им почувствовать, что мы их уважаем, парни! Вы улавливаете мою мысль? И даже сделать вид, что мы им завидуем. «Как вам везет, что у вас нет мужа!» «Какое счастье быть матерью и быть свободной!» Вот каким языком следует вести с ними разговор. Нет других вопросов?
Мои товарищи с серьезным видом качают головой.
Берюрье садится.
— Прекрасно.
Он что-то читает в своей книге.
— А теперь я хотел бы поболтать с вами о выборе имени. Кажется, все просто. Но по моему мнению, в этом деле, как и других делах, следует проявлять такт. Слишком многие родители пользуются своей фамилией, чтобы покаламбурить. Им наплевать на то, что потом их чадо будет выглядеть идиотом и иметь полный короб неприятностей.
Так вот, если ваша фамилия Фильмазер, ни в коем случае не называйте своего мальца именем Жан, а тем более, если у вас фамилия Петард, Кюласек, Барасс или Нэвюдотр. Я знавал некоего г-на Терьера, у которого родились двойняшки. Он назвал их Алекс и Ален. Но это же несерьезно. Это то же самое, если бы господин по прозвищу Корзинкин назвал своего сына Гансом. Или возьмите моего приятеля Дондекурса, которого его папаша окрестил именем Ги. И еще один вам совет, ребята: если у вас короткая фамилия, выбирайте подлиннее имена. Это компенсирует краткость, вы понимаете? И то же самое, но наоборот: подбирайте к фамилии длинной имя короткое. Для парня по фамилии Трудюдекуаплентю вполне подойдут имена Поль, Луи, Люк. Он ничего не выиграет, если возьмет составное имя типа Люсьен-Морис или Максимилиан-Шелл. И еще одно: если вы носите фамилию ближе к заурядной, например, Дюран, Дюпон, Мартэн, надо вдохнуть в нее мужество посредством звучного имени —Гаетан, Гораций, Гонтран, Гислен, Магдалена, Леоне, Альдебер, Ригобер, Ромуальд, Лезндр, Арнольд, Пульхерия, Сабина или Годфруа. И наоборот, если у вас слишком претенциозная вывеска, положим, если вас зовут Ля Брутий-ан-Бранш или Пальсамбль-Аляюн, выберите имя попроще, например: скромное Рене, славное Жорж или незамысловатое Эмиль. Это мой вам совет. Ну, а те, кому достались от родителей неприличные фамилии, как этому разгильдяю Жану Кикину, должны смириться и носить их с хорошим настроением. Салями с орехами, как говорят арабы!
Г-н преподаватель хороших манер расстегивает жилетку, затем рубашку и начинает с ожесточением скрести свою каракулевую грудь. Закончив чесаться, он разглядывает кончики ногтей и, видимо что-то обнаружив под ними, чистит их в своих волосах на голове.
— Раньше, — развивает он свою мысль, — на новорожденного навешивали кучу имен. Господин, который хотел тряхнуть всем своим генеалогическим деревом, должен был таскать за собой вагон и маленькую тележку имен. Теперь — баста, дают самый голодный минимум: два или три имени, не больше. Но хохма в том, что аристократы продолжают нанизывать их как бусы! Между прочим, их, этих аристократов, осталось не так уж много, правда? И перепутать их невозможно. Но я не хочу соваться в их дела. За этими людьми бдительным оком присматривает Армия Спасения. И если бы мы отняли у них последнюю радость поиграть в имена, то стали бы самыми настоящими крохоборами! Ребята, потомство благородных деградирует. И хохмить над ними не надо. С тех пор, как Людовику XVI снесли черепок, голубая кровь все больше приобретает красный оттенок. Принцессы ложатся в постель с работниками физического труда, а короли женятся на парикмахершах. Да я и сам могу подтвердить: сейчас я упражняюсь в кровати с одной дамочкой с дворянским вензелем, и представьте только себе — у ее папаши в поместье нет даже водопровода!
Его приезд произвел сенсацию. Каждый хочет посмотреть на этого придурка с таким витиеватым слогом, поэтому ровно в 20 час. 15 мин., когда Его Величество торжественно переступает порог конференц-зала, именуемою «залой королевских указов», в этой зале некуда упасть яблоку. Но до этого я хочу описать это помещение.
Стены зала обиты панелями готического стиля, а ряды скамеек, установленные посредине, придают ему подобие храма. Но церемония поклонения культу, которая вскоре торжественно начнется здесь, ничего общего с религией иметь не будет, поверьте мне! На просторном возвышении установлена кафедра преподавателя. По обеим сторонам от нее стоят черные доски (сейчас они зеленые), а в глубине, на стене, висит экран для показа фильмов.
Представили обстановку? Хорошо. Итак, ровно в назначенное время, так как точность — скрипичный ключ правил хорошего тона, главный инспектор полиции Александр-Бенуа Берюрье (из Парижа) входят в большой конференц-зал. На нем все свежее: его голубой костюм, его белая рубашка, черная бабочка, папка из крокодиловой кожи, сшитая из полиэстера. Его сопровождает директор. Он слегка сбледнул с лица, Александр-Бенуа. Может быть, холод? Мы все встаем при их появлении. Директор хитровато поглядывает из-под своих очков в золотой оправе.
Я не знаю, что ему наплел Старик, во всяком случае, он мог ему просто сказать, что эти лекции по правилам хорошего тона на самом деле проводятся для того, чтобы внести какое-то разнообразие в жизнь слушателей. Короче, с умыслом или без хозяин конторы играет в эту игру.
— Господа! — энергично начинает он. — Принимая во внимание все возрастающую роль полицейского в обществе, администрация приняла решение довести ваше образование до совершенства и предлагает, вам пройти курс хороших манер, который будет читать высоко компетентный преподаватель. Я с большим удовольствием представляю вам главного инспектора Берюрье.
Я хлопаю в ладони, и, как по сигналу, мои товарищи устраивают бурную овацию, от чего лицо бравого Берю приобретает свой нормальный красный цвет. Он отвешивает куцый поклон, вытаскивает из кармана носовой платок и вытирает вспотевший нос, забыв при этом, что в дороге он пользовался им для протирания свечей. На кончике носа появляется симпатичное черное пятно отработанной смазки. Затем Толстый запихивает. платок в нагрудный карман пиджака, как он видел это в фильмах с покойным Жюлем Бери.
— Спасибо, спасибо, — смущенно бормочет он, — хватит, это уж слишком. ;
— Я надеюсь, что эти лекции принесут вам неоценимую пользу, добавляет директор, — и что, благодаря главному инспектору Берюрье, вы все станете законченными джентльменами и еще больше поднимите престиж французской полиции.
После этого он скромно удаляется. Итак, Берю остается в одиночестве у подножия стены. Из своего угла я стараюсь не пропустить ни одной детали. Это — лакомая минута, мои милые. Такие минуты надо дегустировать не спеша.
Толстый бросает на нас тяжелый подозрительный взгляд.
Затем он поднимается на возвышение и бросает свою папку на стол.
Прежде чем сесть, он ковыряет в ухе спичкой, кладет в коробок оставшуюся часть и произносит речь.
— Ребята, — обращается он к аудитории, — я предпочитаю сразу предупредить, что я хоть и не очень умный, но очень требовательный по поводу того, что касается дисциплины. Дисциплина, которую мне доверили преподавать, очень сложная, и я не могу позволить себе терпеть. Ясно? Ладно, можете приземлиться.
Мы садимся. Мои коллеги обмениваются удивленными взглядами. Берю замечает это и язвительно заявляет:
— Я знаю, некоторые из вас по званию выше меня, но тут ничего не поделаешь. То, что есть, то есть, и я в качестве преподающего требую к себе безоговорочного уважения.
Один из наших, красномордый детина с бородой, не выдерживает и начинает смеяться. Резким жестом своего не знающего жалости указательного пальца Берю обрывает его смех.
— Вы, там, с бородой, — обращается он к нему, — как ваша фамилия?
— Жан Кикин, — господин преподаватель, — я по происхождению русский, — лыбится хохмач.
— А сколько вам лет?
— Тридцать один год!
— Поздравляю! В угол! Немедленно! — приказывает он.
От негодования Толстяка трясет как при землетрясении. Он рывком поднимает бородатого со своего места и выталкивает его к черной доске.
— Руки за спину! — уточняет он. — А если это еще повторится, я буду вынужден применить санкции, ясно?
Восстановив порядок, Его Высочество пытается открыть папку. Увы! Не соразмерив усилие со своей силищей, бедняга заклинивает молнию папки. И как он ни бьется, язычок не подвигается ни на миллиметр.
Чувствуя, что весь зал вот-вот разразится хохотом, он, спасая свое лицо, вытаскивает из кармана нож и вспарывает папку как заячий живот.
— Кожгалантерея сейчас совсем не то, что в наше время, прокомментировал он, — вот совсем новенькая папка, которую я купил в лавке «Все за один франк» в своем квартале, и она уже никуда не годится.
Он извлекает из вспоротой папки потрепанный учебник графини.
— Здесь все написано! — заверяет Триумфатор своих слушателей, показывая им томик. — Когда вы выучите двести страниц, которые в нем есть, вы сможете выходить в люди без вашей горничной!
Он слюнявит палец, быстро перелистывает предисловие книги и разламывает ее на нужной странице.
— Кикин, сядьте на свое место и записывайте, — обращается он к наказанному, — иначе я буду переживать, что лишил вас хороших манер, тем более, что при их раздаче вы, по-видимому, занимались подводным плаванием!
И пока обалдевший бородач возвращается на свое место, потрясенный великодушием нового препода, Толстяк поправляет сползшую на бок бабочку, вытирает в глазу и продолжает:
— В жизни, ребята, надо уметь вести себя, чтобы о вас не могли сказать, что вы дерьмо, вахлаки, грубияны или зануды. Короче, нужно, чтобы вы приобрели стандинг. Конечно, стандинг желательно приобретать с детства, тогда легче жить. Но мы все в той или иной степени являемся детьми уличных девок или сыновьями путанок, и мы обязаны наверстать потерянные поколения. Поверьте человеку, который находится на короткой ноге с джентри, это не так просто, как кажется на первый взгляд. Приходится все начинать с самого основания, чтобы вашу штанину не намотало на цепь велосипеда!
Сопя носом, он быстро пробегает какой-то параграф в своей книге. Потом кладет ее на стол.
— Итак, начнем с самого начала, то есть, с объявления о рождении ребенка. Как только у жены появились сомнения полишинеля, она должна поделиться ими с мужем, даже если у нее нет полной уверенности, что он настоящий папаша ее ребенка. Она должна сообщать новость радостно, не с удрученным видом, в стиле «Эрнест, ты знаешь, что со мной случилось!», а наоборот, жизнерадостным голосом…
Берю складывает губы в трубочку, наподобие выходного отверстия для яйца у курицы, и воркующим голоском дрожащего от холода евнуха произносит:
— «Душечка, у меня для тебя приятный сюрприз, угадай, что…» Парень сразу же теряется в догадках. Это его подготавливает, вы понимаете? Он начинает перебирать, высказывать. предположения: «Ты купила мне новую трубку?» Или: «Заболела твоя старуха?» В общем, короче говоря, у него на языке то, что у него на уме. Если он угадывает, дама должна подсуетиться и ошарашить его сногсшибательно-нежной фразой. «Браво, лапочка, ты попал прямо в яблочко! Я тебе обещаю, что он будет похож на тебя. А как же иначе? Ведь ты же обращался со мной как с настоящей принцессой!»
Если он не может угадать, надо, чтобы баба немножко по могла ему шевелить мозгами, чтобы как-то навела его на след: «Ты помнишь. Лапочка, тот вечер, когда мы ходили на „Софью“ в „Фамилия-Палас“ и когда в тебе взыграло ретивое после возвращения?.. Так вот, представь себе, мой дорогой, все произошло как в многосерийном фильме…» Но в конце концов, внешне вы не похожи на дам, поэтому мы не будем больше распространяться по этому поводу. Давайте лучше рассмотрим, как должен реагировать на это ее муж.
Берю роется в своей папке и извлекает из нее бутылку божоле.
— Я сейчас смочу губы и мы продолжим! — предупреждает достопочтимый педагог.
Он отпивает из горла большой глоток, причмокивает языком и, не скрывая своего удовлетворения, изрекает:
— Как хорошо преподавать в гостеприимном районе, в котором природные богатства облегчают жизнь человека.
Итак, я сказал, что следует рассмотреть, как должен реагировать на это молодой папаша. Прежде всего — не скандалить. Следует воздерживаться от употребления даже такого слова как «Б…», потому что это может огорчить бедняжку-жену и испортить мордочку отпрыска. Часто задают вопрос, почему дети рождаются такими уродинами. В большинстве случаев это происходит потому, что мадам, их мать, испортила себе всю кровь, ожидая их появления на белый свет. Поэтому, мой совет: ласка и нежность. «Дорогая, а ты уверена, что радуешь меня не преждевременно!» Вот таким тоном надо разговаривать. Не принимайте удрученный вид, даже если вы живете в маленькой (самой большой) комнате коммунальной квартиры, даже если горит ваш отпуск! И я особенно рекомендую вам не делать намеков на Швейцарию. Бабы знают, что именно в Гельвеции находятся самые искусные мастера накалывающего оружия, и от оскорбительного намека они могут освободиться от груза с пикирования, а это может ухудшить ваше потомство. Генеалогическое дерево подобно ореховому: его нельзя трясти, пока с ореха не слетит скорлупа.
Он промакивает платком физиономию, украшая ее новыми полосами отработанной смазки.
— Все это, господа, касается, так сказать, начальной стадии. Но между радостной новостью и радостным событием (я подозреваю, что он откопал эту цитату в своей Библии) лежит период, во время течения которого муж должен вести себя предупредительно по отношению к своей благоверной. Как переложил на стихи поэт: «Жена — это скрипка, на которой мужики играют своими смычками». Попутно скажу, что моя жена и я больше похожи на контрабас, чем на скрипку.
Его Высочество невозмутимо воспринимает раскаты смеха, сотрясающие аудиторию. Он не против смеха, когда смеются не над ним, а над его остротами.
— Итак, на будущую мамашу надо неровно дышать, — продолжает он. — Не скупиться на деликатные знаки внимания, такие, как букет опьяняющих роз на ее праздник, эскимо в антракте или даже уступить ей сидячее место в автобусе, даже если оно одно единственное! Во время семейных ссор — что случается, как правило, в наиболее зажиточных семьях — воздерживаться от ударов в ухо и, самое главное, от ударов ногой в живот. И еще одно: когда она начнет приобретать форму башни «Тур-де-Нель», не следует задавать ей саркастических вопросов типа: «Мэдам случайно не проглотила вишневую косточку?» Либо: «Похоже, что мэдам стала питаться светильным газом?» Или еще: «Положи в карманы гири от ходиков, а то взлетишь на воздух, мамуля». Я прекрасно понимаю, что все это говорится в шутку, но среда мамаш есть обидчивые, на которых это действует деморализующе, поэтому, будьте благоразумны!
Толстый покачивает указательным пальцем, больше напоминающим тулузскую сардельку, чем нормальный палец.
— Счастье рожать, ребята, хотите вы того или нет, это в большей степени счастье для мужчины, чем для женщины. Постоянно повторяйте для себя эти слова, когда ваша баба умывается горючими словами по своим, не налезающим на нее, юбкам. Муж, вместо того, чтобы выходить из себя, должен найти подходящие слова утешения, например: «Лапочка, да стоит ли убиваться из-за того, что ты похожа на человека, приютившего дирижабль. Да будет у тебя снова твоя талия манекенщицы!» Еще пример: «Неужели ты дуешься из-за того, что у тебя талия стала как писсуар на шесть персон? Глупышка, и тебе не стыдно?» Все, скажу я вам, парни, зависит от темперамента. Есть лимфатические натуры, которые требуют очень осторожного обращения. Джентльмен должен всегда проявлять жалость. Поэтому, когда бедняжку тошнит, не надо ее разыгрывать и оскорблять, я взываю к вашему благородству. И не ворчать. Я вспоминаю одного своего приятеля, которого просто бесило, когда его женушка отбивала поклоны перед туалетным толчком, и который — грубая личность — выдавал ей кучу всяких гадостей наподобие: «Скорее бы ты уже внесла нам задаток». Малый, которого я вам привожу в качестве примера, был отъявленный хам и негодяй. И наоборот, я могу вам привести в качестве примера другого господина, хорошего во всех отношениях, с которым я познакомился в деревне. Надо было видеть, какой климат он создал вокруг мадам! Он мыл посуду, заводил пластинки с Тино Росси и подавал кофий в постельку.
А для него это было вдвойне нелегко, потому что ребенок мог быть и не от него, если учесть, что его кенгуренок не выскакивал из своей сумки с тех пор, как он получил в это место удар заводной рукояткой.
Ладно, я думаю, что я доходчиво объясняю, а? Чем больше вы лелеете мать, тем прекраснее будет ребенок, и тем больше это делает вам честь. Потому что, в конце концов, ребята, нет ничего более деморализующего, чем быть папашей сморщенного заморыша, который, еще не выпив первую рюмку портвейна, уже похож на циррозника!
Он замолкает и смотрит на нас высокомерным взглядом.
— Вопросы? — спрашивает он властным тоном председателя суда присяжных, обращающегося к судьям.
Я щелкаю пальцами, как школьник, спрашивающий разрешения выйти, чтобы написать теплой струйкой на стене туалета имя своей подружки.
— Вы что-то хотите сказать, сынок? — благосклонно спрашивает воспитатель.
— Господин преподаватель, — начинаю я, изменив голос, — вы сейчас говорили о поведении мужчины со своей беременной супругой, но если предположить, что будущая мамаша является матерью-одиночкой, то как в таком случае следует вести себя?
Он внимательно рассматривает меня и качает головой.
— Мне кажется, что я вас где-то видел, — хитрит он. — Вы, случайно, не служили в парижской префектуре полиции?
— Никак нет, господин преподаватель, я прибыл из Пуэнта-Пятр!
— Ну, если вы работали в цирке, то это другое дело, я, наверное, видел вас в цирке братьев Буглионе. Ладно, что касается вашего мерзкого вопроса, следует сказать, что он заслуживает внимания, и, откровенно говоря, — нагло врет он, — я ожидал этого.
Новый глоток. Уровено в бутылке уменьшается. Берю вытирает губы.
Понимаете, мои дорогие, я думаю, что я сейчас только понял, что облагораживает этого толстяка Берю. Так как, несмотря на его колоритный язык и его своеобразные манеры, в этом человеке есть что-то такое, что помимо вашей воли вызывает уважение и внушает симпатию. Так вот! Его обаяние объясняется тем, что он живой, настоящий, реальный живой человек. От самой зари жизни до ее заката мы вращаемся среди учеников живых трупов. Они почти холодные! Во всяком случае, не горячие. Покорные и застывшие, они инстинктивно принимают еще при жизни то положение, которое они примут в гробу. Они смогли бы завербовать столько служащих похоронного бюро, сколько захотели, если бы тем случайно стало не хватать клиентов. Для их отлова не нужны сети. Достаточно поставить гробы в вертикальное положение и открыть двери. Они бы вошли туда не силком, как крысы в крысоловку, — крыс влечет туда кусочек сыра, — а по доброй воле, как пьянчужки, которых никто не принуждает прикладываться к бутылке. Наступило время отправиться баиньки. Нос нацелен на голубую полоску неба, ноги протянуты: все готово к старту в иной мир! Пять, четыре, три, два, один — старт! Да, наконец, старт! Спасибо гробовщику господину Сегало: вот это мебель! Из прекрасного дуба, который долго служит, из почтенной сосны, да к тому же отделанная сверху, снизу и по бокам побрякушками из скобяной лавки Борниоля. Что касается меня, то я скажу вам одну вещь: когда меня запакуют в доски, то не нужно превращать мой ящик в крестоносца. Лучше наклейте сверху фото Джони Холлидея или Албаладехо, портрет Брижит Бардо, вид Неаполя, проспект фирмы Мозерати, короче, все, что угодно, лишь бы оно было цветным, живым, наполненным, динамичным и согревающим. Хотя больше всего я хотел бы все-таки иметь портрет моего Берю, в полный рост и на цветной бумаге «Кодаколор». С оторванным карманом и с пятнами отработанной смазки на его фиолетовом лице, протягивающим руки миру (но мир проходит мимо, не замечая его!).
— Итак, — говорит Берю, — сейчас мы рассмотрим вопрос относительно матери-одиночки.
Он дует на ногти, с которых еще не совсем сошел лак.
— В моей книге об этом не говорится, — продолжает Храбрец, — дело в том, что лицемер, который ее родил, посчитал, что матери-одиночке не место в энциклопедии хороших манер. В глубине души я считаю такую умышленную забывчивость отвратительной. Забеременела замужняя дама, ну и что, в чем ее заслуга? Это в природе вещей, которые маешь, когда берешь. Но девчонка, которая прижила себе постояльца, потому что перетанцевала на бале или перепила виски на групповой вечеринке, — это совсем другое дело: она достойна похвалы. Я так и не уловил до сих пор, почему в современном Обществе понятия мать и незамужняя женщина противоречат друг другу. Нас это шокирует, видите ли! Я протестую!
Толстый поднялся. Он подходит к краю сцены и потрясает кулаком.
— Что же получается? Выходит, можно перепихиваться с подружкой совершенно не думая о женитьбе, даже если это чревато последствиями, о которых я говорю. Но тогда нужно не препятствовать тому, чтобы девчонка сбросила свой груз в открытом море. Граждане! Вместо этого ее заставляют вынашивать мальца до победного конца! Да еще и по всякому поносят. Я знаю больницы, в которых богобоязненные акушерки подвергают самым последним унижениям матерей-одиночек. Они испытывают радость, когда видят, как те мучаются при родовых схватках. Очи упиваются этим зрелищем. У этих каракатиц даже щеки розовеют от удовольствия. Если бы боженька не присматривал за ними, они вводили бы им внутривенно молотый перец, чтобы наказать их, этих бесстыдниц, чтобы научить их не жить, этих паршивых овечек, неспособных откопать себе какого-нибудь мужа!
Толстяк сморкается в рукав, вытирает рукав о брюки, чтобы потом, когда будет садиться, вытереть брюки об сиденье стула. Он прекрасен в социальном гневе.
— Если бы мы все не были такими равнодушными, может быть, все было бы по-другому, а? — с пафосом вопрошает он. — Если бы мы постановили, что быть матерью-одиночкой это особая привилегия? Если бы это давало право на льготы, на хорошие места, на талоны на бензин, на бесплатный проезд, на награды, на воинские почести, а? Если бы от этого вернулось беспрекословное уважение к девственницам и бабушкам, черт возьми! Если бы о матери-одиночке говорили в порядке вещей, как говорят об обыкновенной матери, которая сорвала крупный куш на бегах! Если бы старые сплетницы шепотом говорили друг другу: "Вы знаете, что дочка таких-то — мать-одиночка! Как же им повезло. Им всегда везет. У них просто полоса везения. Это началось, когда они выиграли дом на конкурсе газеты «Паризьен Либере»… Да, если бы все мы подходили к этому инциденту с таких позиций, то, наверняка, девицы смело пользовались бы своей молодостью. Они бы ничем не рисковали. Они были бы ко всему готовы. Потому что, в общем, половой акт — то же самое, что жратва: когда подходит время, тело начинает требовать! Ведь никому в голову не придет обозвать девчонку шлюхой из-за того, что она лопает бутерброд! Почему же тогда она не имеет права переспать с мужиком, когда ее распирает желание? Я категорически против утверждения, что удовольствие ищут ради своего удовольствия! Это — нужда. Какой же болван считает постыдным ходить по нужде? Я хотел бы с ним встретиться и поставить ему запор на молнию кальсон, чтобы показать ему, что задний проход ни на что не годится, если им нельзя пользоваться.
И он высмаркивает эмоции, скопившиеся во второй ноздре.
— Немедленно, сейчас же, мы должны поддержать матерей-одиночек нашим уважительным отношением к ним. И для начала надо называть их мамашами-одиночками: это гораздо нежнее. Что, в конце концов, важнее, что они одинокие девы или одинокие матери? Надо дать им почувствовать, что мы их уважаем, парни! Вы улавливаете мою мысль? И даже сделать вид, что мы им завидуем. «Как вам везет, что у вас нет мужа!» «Какое счастье быть матерью и быть свободной!» Вот каким языком следует вести с ними разговор. Нет других вопросов?
Мои товарищи с серьезным видом качают головой.
Берюрье садится.
— Прекрасно.
Он что-то читает в своей книге.
— А теперь я хотел бы поболтать с вами о выборе имени. Кажется, все просто. Но по моему мнению, в этом деле, как и других делах, следует проявлять такт. Слишком многие родители пользуются своей фамилией, чтобы покаламбурить. Им наплевать на то, что потом их чадо будет выглядеть идиотом и иметь полный короб неприятностей.
Так вот, если ваша фамилия Фильмазер, ни в коем случае не называйте своего мальца именем Жан, а тем более, если у вас фамилия Петард, Кюласек, Барасс или Нэвюдотр. Я знавал некоего г-на Терьера, у которого родились двойняшки. Он назвал их Алекс и Ален. Но это же несерьезно. Это то же самое, если бы господин по прозвищу Корзинкин назвал своего сына Гансом. Или возьмите моего приятеля Дондекурса, которого его папаша окрестил именем Ги. И еще один вам совет, ребята: если у вас короткая фамилия, выбирайте подлиннее имена. Это компенсирует краткость, вы понимаете? И то же самое, но наоборот: подбирайте к фамилии длинной имя короткое. Для парня по фамилии Трудюдекуаплентю вполне подойдут имена Поль, Луи, Люк. Он ничего не выиграет, если возьмет составное имя типа Люсьен-Морис или Максимилиан-Шелл. И еще одно: если вы носите фамилию ближе к заурядной, например, Дюран, Дюпон, Мартэн, надо вдохнуть в нее мужество посредством звучного имени —Гаетан, Гораций, Гонтран, Гислен, Магдалена, Леоне, Альдебер, Ригобер, Ромуальд, Лезндр, Арнольд, Пульхерия, Сабина или Годфруа. И наоборот, если у вас слишком претенциозная вывеска, положим, если вас зовут Ля Брутий-ан-Бранш или Пальсамбль-Аляюн, выберите имя попроще, например: скромное Рене, славное Жорж или незамысловатое Эмиль. Это мой вам совет. Ну, а те, кому достались от родителей неприличные фамилии, как этому разгильдяю Жану Кикину, должны смириться и носить их с хорошим настроением. Салями с орехами, как говорят арабы!
Г-н преподаватель хороших манер расстегивает жилетку, затем рубашку и начинает с ожесточением скрести свою каракулевую грудь. Закончив чесаться, он разглядывает кончики ногтей и, видимо что-то обнаружив под ними, чистит их в своих волосах на голове.
— Раньше, — развивает он свою мысль, — на новорожденного навешивали кучу имен. Господин, который хотел тряхнуть всем своим генеалогическим деревом, должен был таскать за собой вагон и маленькую тележку имен. Теперь — баста, дают самый голодный минимум: два или три имени, не больше. Но хохма в том, что аристократы продолжают нанизывать их как бусы! Между прочим, их, этих аристократов, осталось не так уж много, правда? И перепутать их невозможно. Но я не хочу соваться в их дела. За этими людьми бдительным оком присматривает Армия Спасения. И если бы мы отняли у них последнюю радость поиграть в имена, то стали бы самыми настоящими крохоборами! Ребята, потомство благородных деградирует. И хохмить над ними не надо. С тех пор, как Людовику XVI снесли черепок, голубая кровь все больше приобретает красный оттенок. Принцессы ложатся в постель с работниками физического труда, а короли женятся на парикмахершах. Да я и сам могу подтвердить: сейчас я упражняюсь в кровати с одной дамочкой с дворянским вензелем, и представьте только себе — у ее папаши в поместье нет даже водопровода!