Страница:
Джозефина смерила сестру тяжелым, укоризненным взглядом.
– Камилла, тебе и впрямь пора к психоаналитику. Из истерички ты превращаешься в параноика. Тебе уже мерещатся вселенские заговоры.
– Но ты сказала... – сникла Камилла.
– Что я сказала?
– Что Грейс может повторить мои ошибки, – тихо повторила Камилла, опасаясь привлечь беду одними своими словами.
– А разве это не так? Никто не застрахован от ошибок. Ах, если бы люди могли учиться на чужих! Но, к сожалению, жизненного опыта прибавляют лишь собственные синяки и шишки.
– Нет. – Камилла наконец перестала плакать. – Я дала Грейс все. Все, о чем сама в ее возрасте могла только мечтать. У меня не было такого большого дома. Я не окончила университет, потому что у наших с тобой родителей не было средств, чтобы дать нам достойное образование. Я днями и ночами либо сидела за швейной машинкой, либо корпела над эскизами.
– Родители делали все, что было в их силах, – вступилась Джозефина. – Папа работал с утра до ночи.
– Да, – усмехнулась Камилла. – Однако тех жалких грошей, которые он зарабатывал на фабрике, едва хватало на то, чтобы мы не умерли с голоду. Особенно после того, как мама заболела...
Тяжелые воспоминания нахлынули с прежней силой. Нет, время лечит не все раны. Есть такие, которые не затягиваются и не забываются даже по прошествии многих и многих лет. Боль, с которой они отзываются, не становится меньше.
– Если бы...
Джозефина резко остановила сестру.
– Нет. Не строй предположений. Нам не дано что-либо изменить. Значит, так было предопределено свыше. Тебе грех жаловаться на свою жизнь. Оглядись вокруг. Сколько несчастных, страждущих и беспомощных людей! А ты – Камилла Бойл! – Джозефина эффектно потрясла над своей головой кулаками. – Тебя могут любить и ненавидеть, презирать и восхищаться тобой. Одно точно: ты не оставляешь никого равнодушным. Еще бы! Строгая, принципиальная, умная и... что самое важное – богатая! Я бы даже сказала, бесстыдно богатая женщина. Деньги, престиж, работа... При этом ты одна из самых красивых женщин в бизнес-элите Нью-Йорка.
Вообще-то Джозефина считала свою младшую сестру самой красивой представительницей Манхэттена, но сочла за лучшее обойтись без превосходной степени. Хотя опасность разбаловать младшую сестренку давно миновала, Джозефина до сих пор опасалась громких слов и хвалебных од. Сколько несчастных честолюбцев пострадали от звездной болезни и комплекса Наполеона! Даже самому прославленному герою ничего не стоит слететь с коня, залюбовавшись на свое отражение на щите противника.
– Я всего добилась сама, – отчеканив каждое слово, ответила Камилла.
– А благодаря чему?
– Благодаря чему? – растерянно повторила Камилла. – Наверное, благодаря своей силе воле, трудолюбию, несгибаемости...
– Вот-вот, а что закалило тебя? Уж не те ли страдания, которые выпали на твою долю? Живи ты в благополучной, обеспеченной семье этакой прилизанной, примерной девочкой, у которой нет ни проблем, ни забот... Стала бы ты той, кем являешься сегодня? Если бы нужда не вынудила тебя пойти работать в шестнадцать?.. Если бы ты не полюбила...
– Молчи! Я не желаю даже слышать его имени! Не оскверняй наш дом.
– Ах, Ками... – Джозефина притянула к себе сестру и обняла.
Камилла уткнулась в мягкое плечо старшей сестры и шмыгнула носом.
– Как он мог так поступить со мной... с нами...
– Он ведь не знал, что ты беременна, – напомнила Джозефина. – Возможно, если бы ты переступила через свою гордость...
– И поговорила с его отцом? Нет уж. Мне не нужен муж, которого заставили на мне жениться. Он не был нужен мне двадцать лет назад. Не нужен и сейчас. Насильно мил не будешь.
– Тогда почему, скажи на милость, вот уже двадцать лет ты встречаешь Рождество с траурной миной? Пора уже забыть обо всем.
– Забыть? Ты просишь меня обо всем забыть?! – Слезы вновь хлынули из глаз Камиллы. – Но как? Наша любовь была так прекрасна! Я верила ему. Верила каждому слову. Разве могли его глаза обманывать? Когда он смотрел на меня... я чувствовала себя самой прекрасной женщиной на свете.
Камилла горько усмехнулась.
– Как же я ошибалась! Он никогда, никогда меня не любил. А тот поцелуй под омелой... в нашу последнюю встречу... он ничего не значил. Всего лишь поцелуй в дверном проеме. Символично.
– Камилла, ты сама не захотела его удерживать.
– Удерживать? Что я в сравнении с честолюбивыми замыслами его отца? Ребенок для двадцатичетырехлетнего молодого юриста, подающего большие надежды, – лишь обуза. Что бы изменилось, расскажи я о своей беременности? Знаешь, милый, у нас будет бэби. Так что возвращайся из дурацкого Лондона – и побежали венчаться. Так, по-твоему, я должна была поступить?
– Камилла, перестань себе рвать нервы. Прошло слишком много лет. Грейс уже выросла.
– Ты сказала это таким тоном, Джозефина, словно осуждаешь меня за то, что она выросла без отца.
– Не передергивай, – с угрозой предупредила старшая сестра. – Не забывай, что я тоже Бойл. И при желании могу выпустить коготки. Не менее острые, чем твои. А если хочешь знать мое мнение, так знай. Я и в самом деле надеялась, что ты забудешь своего... – Тяжелый, исподлобья, взгляд Камиллы вынудил Джозефину обойтись без имен. – Я думала, что пройдет год-другой, ты встретишь достойного мужчину, который полюбит Грейс как собственную дочь... Ты ведь такая красавица. Могла выбрать себе в мужья любого.
– Мне ни к чему мужчины, – холодно бросила Камилла.
– Все? Или тебе все-таки нужен лишь один...
Камилла отстранилась и, опустив глаза, ответила:
– Все.
– А как же поцелуй под омелой? – язвительно напомнила Джозефина.
Она осознавала, что поступает жестоко, напоминая сестре о прошлом. Но Камилла сама затеяла этот разговор. Впрочем, этот разговор превратился в своеобразный ритуал, исполняемый ежегодно под звон рождественских колокольчиков. Кто-то празднует годовщину со дня знакомства с любимым человеком, а Камилла отмечала годовщину со дня расставания. Вместо торжественного ужина, цветов и подарков у Камиллы были слезы, тоска и воспоминания.
– Поцелуй, соединяющий влюбленных навеки? – Камилла скептично ухмыльнулась. – Забавно получилось. Нас он навсегда разъединил.
– Зато у тебя осталась Грейс. Разве она не живое напоминание о любимом мужчине? В каком-то смысле вы с ним действительно так никогда и не разлучались.
– Я сильно скучаю по ней, – призналась Камилла плаксивым голосом.
– Я тоже.
– Правда?
– Ну конечно правда. Я люблю ее не меньше, чем ты.
– Думаешь, с ней все хорошо?
– Плохие новости доходят быстро, следовательно, отсутствие новостей – уже хорошая новость.
– Грейс могла бы и позвонить.
– Она звонила тебе раз пять сегодня. Неужели этого мало?
– Но... я так хочу услышать ее голос! Узнать о ее первых впечатлениях...
– Кого ты пытаешься обмануть, Камилла?
– В каком смысле? – ощетинилась та.
– Скажи честно и откровенно: ты хочешь, чтобы Грейс сказала, что жутко соскучилась по тебе. Что уже пожалела о том, что уехала с Нэнси в Лондон, а не с тобой в Париж. Ведь так?
Камилла кивнула.
– Так вот, дорогая, настоятельно советую не надеяться на это. Грейс сейчас наверняка веселится в каком-нибудь клубе вместе с Нэнси. Не хочу тебя расстраивать, но... вряд ли она сейчас думает о тебе.
Джозефина наверняка очень сильно удивилась бы, услышав, о чем в это самое время говорит ее обожаемая племянница.
– Мама? О, моя мама – самый замечательный человек из всех, кого я знаю. – Глаза Грейс горели таким огнем, что ни у кого из сидевших за большим столом не возникло сомнений в искренности ее слов.
– А чем она занимается? – спросила Элизабет с той самой английской любезностью, которую иностранцы предпочитают называть холодностью, чопорностью и нескрываемым снобизмом.
Ответь Грейс, что ее мать обыкновенная продавщица или парикмахерша – то есть женщина благородного, но прозаического труда, от любезности миссис Стоун наверняка не осталось бы и следа. Однако сейчас Грейс торжествовала. Не без гордости она ответила:
– Моя мать владеет сетью магазинов стильной одежды для полных дам. Мама сама разработала несколько линий, хотя в основном она занимается организационно-административной работой. Для чего, по-моему, нужно обладать огромным талантом. Ведь в ее подчинении работают несколько тысяч человек! К каждому нужен особый подход...
– А вы, Грейс? – бесцеремонно перебила ее Элизабет. Видимо, перечисление достижений другой женщины пагубно сказывалось на процессе ее пищеварения.
– Я учусь в Калифорнийском университете на юридическом факультете. – Грейс расплылась в широкой улыбке.
– Вот как? – Ричард улыбнулся ей в ответ, на секунду отложив в сторону вилку. – И какая же отрасль права вас наиболее интересует?
– Международное.
– Вы не ищете легких путей, юная леди. – В голосе Ричарда прозвучала смесь похвалы, изумления и уважения. – А вы, Нэнси?
Девушка пожала плечами, не забыв, тем не менее, интенсивно работать челюстями. У нее во рту был кусочек восхитительно приготовленной жареной говядины.
– Нэнси собирается провести этот год в Лондонском университете, – ответила за подругу Грейс.
– Пока не определилась, – наконец справившись с мясом, ответила Нэнси. – Скорее всего займусь гражданским судопроизводством. Конечно, скукотища неимоверная... зато никогда не останусь без доходной работы.
– На удивление трезвый взгляд на мир, – усмехнулся Александр.
– А вы? Тоже учитесь? – спросила у него Грейс, надеясь, что Александр перестанет в конце концов так на нее смотреть.
– В консерватории.
– На дирижерском факультете? – спросила Нэнси.
– Как вы догадались? – Александр явно опешил от проницательности американской студентки. – У меня это что, на лбу написано?
Нэнси рассмеялась.
– Нет. Просто у вас такие руки... – Она смущенно улыбнулась, заметив на лице Элизабет гримасу недовольства. – Руки дирижера.
Смех Ричарда окончательно смутил Нэнси, и она зареклась произнести еще хоть слово. Впрочем, через минуту ей пришлось нарушить данное себе обещание, чтобы попросить Грейс подать ей солонку.
– А почему же вы не остаетесь в Лондоне? При Лондонском университете работает одна из лучших в мире школ международного права, – произнес Ричард.
Грейс заметно погрустнела.
– Мама со скрипом отпустила меня и на десять дней.
– Неужели вы маменькина дочка? – удивился Александр. – Или ваша мать так беспокоится о вашем нравственном облике?
– Кстати, вы ничего не рассказали о своем отце, – встряла в разговор Элизабет. – Чем занимается он? Тоже крупный бизнес?
– У меня нет отца.
– Простите, – ядовито-скорбным тоном извинилась Элизабет.
– Вам не за что извиняться, – ровным голосом ответила Грейс. Никто в целом мире никогда бы не догадался о ее истинных чувствах. – Я его не знала. Он оставил маму еще до моего рождения.
– Так, значит, вы живете вдвоем с матерью?
– Нет. – Грейс невольно улыбнулась, вспомнив о доброй и заботливой тетушке Джозефине.
– О, извините, как я могла быть такой глупой и бестактной. Наверняка ваша мать вышла замуж, и с вами живет ее нынешний муж.
Грейс редко к кому испытывала столь явную антипатию, но миссис Стоун ее уже порядком достала своими издевками. Поразительно, как у такой злой на язык особы могут быть столь приятные сын и муж.
– Нет. Моя мама никогда не была замужем, – холодно ответила Грейс. – С нами живет ее старшая сестра.
– Тоже незамужняя?
Грейс кивнула.
Не нужно долго гадать, чтобы представить, какое впечатление произвели ее слова на высокомерную англичанку. Студентка, путешествующая в компании подруги, якобы случайно попадает под автомобиль богатого и привлекательного юриста, вдвое старше нее... затем попадает в его дом. Вернее он приносит ее на руках. За ужином выясняется, что девушку воспитала мать-одиночка, умудрившаяся как-то сколотить состояние. Всем ведь известно, каков наиболее быстрый и доступный способ для привлекательной женщины озолотиться...
– Извините, мне нехорошо. Где у вас дамская комната? – спросила Грейс. В ее словах не было ни грамма лукавства. Ее и в самом деле мутило.
– Я покажу, – охотно вызвался в проводники Александр.
– Сынок, – строго сказала Элизабет, словно усмотрев в его предложении какую-то непристойность.
– Я покажу, – твердо повторил он. – Пойдемте, Грейс. Наверное, это последствие шока.
– Несомненно, – сквозь зубы процедила Элизабет.
Грейс и Александр покинули столовую, и до самого их возвращения ни хозяева, ни Нэнси не произнесли ни слова. Впрочем, и после разговор плохо клеился. Элизабет лишь изредка вставляла комментарии относительно образа мыслей современной молодежи. Разумеется, с негативной оценкой оного. Ричард и Грейс увлеченно обсуждали тонкости международного права. Нэнси столь же увлеченно ела. А Александр молча любовался Грейс.
Первой не выдержала Нэнси. Благополучно покончив с содержимым своей тарелки – а надо отдать должное кухарке Стоунов, стряпала она великолепно! – Нэнси демонстративно посмотрела на часы и произнесла тоном, не допускавшим возражений:
– Мне пора.
Элизабет удивленно подняла брови. Однако взгляд ее был устремлен вовсе не на гостью, которая столь неожиданно заявила о своем желании покинуть «гостеприимный» дом, а на супруга. Как будто именно Ричард должен был ей объяснить, что все это значит.
– Вам, мисс? – уточнила Элизабет.
– Да. – Нэнси поднялась из-за стола, оставив на спинке стула льняную салфетку, прежде покоившуюся на ее коленях. – Не прощу себе, если пропущу русскую вечеринку.
Брови Элизабет взметнулись выше.
– А как же ваша подруга?
– Грейс останется у нас на ночь, если ты не возражаешь, дорогая, – произнес Ричард с таким видом, словно мнение супруги его волнует куда меньше собственного.
Ну и обстановочка в этой семейке, подумала Грейс, переводя взгляд с одного супруга на другого. Лучше уж вообще обходиться без мужа и отца семейства, чем жить как на вулкане или – как в данном случае – в арктической пустыне.
К чему сохранять видимость нормальных семейных отношений? Ради ребенка? О, как часто Грейс слышала эту фразу! Однако нужно ли это ребенку? Не страдает ли он, ежедневно видя, что его любимые мама и папа на дух друг друга не переносят? А их брак напоминает каторгу, на которую они сами же себя и обрекли?
Интересно, если бы мать вышла замуж за ее отца, как бы сложились их отношения? Фантазии... Как часто они посещали маленькую Грейс! Как, будучи пятилетней девочкой, она мечтала иметь папу! Папу, который забирал бы ее из садика, а перед сном читал сказки. Папу, который держал бы ее на коленях и хмурился, узнав о провинностях...
Каким Грейс представляла себе отца? Или... о каком отце она мечтала? Пожалуй...
– Грейс, почему вы так на меня смотрите? – с мягкой, располагающей улыбкой спросил Ричард.
– К-как? – заикаясь, уточнила Грейс, с трудом покинув мир своих детских воспоминаний, надежд, фантазий и печалей.
Он пожал плечами.
– Не знаю. Трудно объяснить. У вас сейчас был такой взгляд, словно вы мысленно находились в другом месте и думали о чем-то очень и очень грустном.
– Грейс, ты в порядке? – с тревогой спросила Нэнси.
– Да-да, не волнуйся. Отправляйся на вечеринку. Завтра мне обо всем расскажешь. В подробностях. – Грейс подмигнула подруге.
– Когда ты вернешься в пансион?
– Не раньше обеда, – встрял в их диалог Александр. – Я сам привезу ее.
– В этом нет необходимости, – слабо воспротивились Грейс.
– Позавтракаешь с нами и...
– Я уеду очень рано. У меня на утро назначена важная встреча. Боюсь, я уеду прежде, чем вы проснетесь, – словно извиняясь, предупредил Ричард.
– Разбудите меня. Я с удовольствием выпью с вами чашечку кофе, – тут же отозвалась Грейс.
Элизабет сделала такое выражение лица, как будто прямо на ее глазах творились непотребства, о которых приличной леди даже слышать не пристало.
– Хочу поговорить с вами, как с... будущим коллегой, – добавила Грейс.
– Только обещайте не проклинать меня за головную боль от недосыпания, – улыбнулся Ричард.
– В таком случае я прямо сейчас отправлюсь спать.
– Ну я пошла? – неуверенно поинтересовалась Нэнси. Похоже, о ней уже успели забыть.
– Хорошо тебе провести время, – пожелал ей Александр.
– Может, составишь мне компанию? – неожиданно предложила Нэнси тоном заправской кокетки и искусительницы.
– Я не любитель подобных мероприятий, – предельно вежливо отклонил ее приглашение Александр. – Уверен, ты недолго будешь в одиночестве.
Нэнси огорченно вздохнула. Правда, подумав о том, что компания старшего Стоуна понравилась бы ей больше. Ровесники ей уже порядком наскучили. Однако бросив прощальный взгляд на Элизабет, Нэнси решила не искушать судьбу и не приглашать на вечеринку Ричарда. Какие у нее варианты?
Первый. Ричард отказывается. Его жена в бешенстве. Александр в недоумении. Грейс приходится ехать на такси в пансион.
Второй. Ричард соглашается. Его жена в еще большем бешенстве. Александр в еще большем недоумении. А Грейс все так же приходится возвращаться в пансион на такси.
– Думаю, наша гостья устала. – Элизабет поднялась из-за стола.
Теперь она походила на мраморную статую. Грейс пробрала холодная дрожь, и она вновь посочувствовала Ричарду. Наверное, нелегко жить под одной крышей – если не под каблуком – у такой женщины. А ведь ей, Грейс, раньше казалось, что женщин столь же властных, как ее мать, можно пересчитать по пальцам.
– Попрошу Клариссу приготовить постель в гостевой спальне.
Как только Элизабет удалилась, Ричард и Александр принялись наперебой рассказывать Грейс веселые истории и анекдоты. Дружный, беззаботный смех, доселе сдерживаемый, хлынул подобно водному потоку, прорвавшему плотину.
– Ой, перестаньте, я сейчас живот надорву! – наконец взмолилась Грейс.
– А вот еще одна история об американском туристе... – Александр запнулся на полуслове и виновато покосился на Грейс.
– Продолжай, я не обижусь, – успокоила его она.
– О, мои мужчины уже начали обижать вас, мисс? – без всякого сочувствия поинтересовалась вернувшаяся в столовую Элизабет Стоун.
– Нет-нет. – Грейс стерла со своего лица улыбку. Похоже, в этом доме не принято громко смеяться... Здесь вообще выражают свои эмоции?
– Ваша комната готова. Не знаю, как в Штатах, а у нас, – Элизабет выдержала театральную паузу, – ложатся спать до того, как забрезжит рассвет.
– Простите. – Грейс поднялась из-за стола. – Мне так неловко.
Забыв о больной лодыжке, Грейс сделала несколько шагов и громко вскрикнула от острой, обжигающей боли.
– Я помогу. – Ближе к гостье оказался Ричард.
Однако под прицелом сузившихся от злости глаз жены он отступил на пару шагов назад. Его место тут же занял Александр.
– Пап, тебе сегодня пришлось нелегко.
Грейс показалось или в тоне Александра и в самом деле прозвучала мальчишеская зависть?
– Грейс, вы не возражаете, если до комнаты вас донесу я?
– Сынок...
– Мама. – Александру удалось с поразительной точностью передать властно-строгую интонацию Элизабет.
– Осторожнее на лестнице. Кларисса натерла ступеньки каким-то новомодным американским средством.
Разумеется, американским! Грейс едва не расхохоталась. До чего же несносна эта миссис Стоун!
– Того и гляди поскользнешься и сломаешь себе шею, – закончила та.
– Вряд ли Грейс не повезет второй раз за день. Достаточно и того, что она едва не попала под мою машину.
– Не преувеличивайте, мистер Стоун. – Грейс сочла за лучшее не называть его при жене по имени. Вряд ли ее фамильярность вызовет ревность... а вот колкостей и унизительных замечаний в свой адрес она наслушалась за вечер предостаточно. – Я отделалась вывихнутой лодыжкой и парой синяков. В общем, со мной все в порядке. Не беспокойтесь. Завтра же рано утром я вернусь в пансион... Жаль, что мне не удастся побродить по улицам Лондона... У меня не так много времени. Я обещала маме вернуться в сочельник, чтобы встретить Рождество в семейном кругу. Тетя Джозефина готовит восхитительную индейку с яблоками и...
– Милочка, уже поздно. Давайте оставим ваши восторги по поводу кулинарных способностей тетушки на утро, – неучтиво перебила ее Элизабет. Видимо, ей наскучила роль благовоспитанной дамы, и она решила превратиться в рыночную торговку, слыхом не слыхивавшую о манерах и хорошем тоне.
– Спокойной ночи, мама. – Александр же, напротив, вспомнил о том, чему его учили в лучшей частной школе Лондона и престижном колледже. – Желаю тебе приятных снов.
– Спасибо, милый. Правда, боюсь, после сегодняшних волнений мне так и не удастся сомкнуть глаз.
Александр поцеловал мать в щеку и с чувством исполненного сыновнего долга вернулся к онемевшей от изумления Грейс. Похоже, эти Стоуны обожают театральные жесты. Вот только для кого они разыгрывают спектакль? Для нее... или для самих себя?
– Обнимите меня за шею, – попросил Александр, заглянув в изумрудные, уже немного сонные глаза Грейс.
– Где-то я это уже слышала, – улыбнулась она в ответ. – Вам когда-нибудь говорили, что вы очень похожи на своего отца?
– Говорили. – Александр помедлил и с налетом грусти добавил: – Хотя это и не так.
– Не так? – Грейс охнула от неожиданности, настолько легко и быстро Александр поднял ее на руки.
– Спокойной ночи, мистер Стоун, – попрощалась Грейс с Ричардом, которого уже с видом единоличной собственницы взяла под руку жена.
При этом у несчастного было такое выражение лица, словно его ведут на эшафот. Впрочем, мужья с многолетним супружеским стажем нередко жалуются на то, что брачное ложе превратилось для них в место отбывания наказания.
Грейс открыла глаза. В первое мгновение она не поняла, где находится. Просторная комната. Окно с тюлевой занавеской. Распахнутая настежь форточка. Фикус на широком подоконнике. Боже, мама терпеть не может цветы... Грейс приподнялась на локтях. Теперь она могла рассмотреть широкую двуспальную кровать с кованым изголовьем. Пушистое бежевое одеяло и несколько сбившихся к ногам подушек... Чуть позже пришло и осознание того, что она осталась на ночь в доме Ричарда Стоуна.
– Я не хотел вас разбудить, – раздался откуда-то из темноты шепот.
Похоже, невольный нарушитель спокойствия испугался больше потревоженной спящей красавицы.
Мужчина сделал шаг из темноты. Грейс ахнула от изумления.
– Александр?!
– Тсс. – Он прижал палец к губам и присел на краешек ее кровати. – Извините.
– Что... что вы здесь делаете? – Грейс натянула одеяло до самого подбородка. В чем, впрочем, не было особой нужды. Если Александр в ее комнате давно, то в подробностях рассмотрел ее прелести.
– Я не мог уснуть... – Александр замолчал. Он был явно сконфужен прокурорским тоном девушки. Тем более его явным несоответствием облику нимфы.
– Вы всегда вламываетесь в комнаты своих гостей по ночам, когда вас мучает бессонница?
– Нет.
– Значит, только мне так повезло. – Грейс улыбнулась. – Интересно, что сказала бы ваша мать, если бы застукала нас сейчас? Наверное, она мигом выставила бы меня за дверь прямо в ночной сорочке.
– Мамина спальня в другом крыле дома.
– Мамина? – переспросила Грейс. Однако тут же прикусила язык, поняв, что выказала непозволительную заинтересованность и любопытство.
– Да. Отец ночует на диване в своем рабочем кабинете. Родители давным-давно не живут вместе... то есть как муж и жена.
Искренность, с которой отвечал на ее вопросы Александр, поразила Грейс.
– Хотите спросить, почему же тогда они не разведутся? – предугадал он следующий вопрос.
Грейс оставалось лишь кивнуть.
– Семейный бизнес, совместный капитал... вернее мамино приданое, ставшее общим имуществом.
Грейс не сдержала вздох сожаления, в котором смешалось сочувствие Ричарду Стоуну, вынужденному играть комедию под названием «Счастливое семейство», и Александру, наблюдавшему этот спектакль не один год... Да и Элизабет вряд ли счастлива.
– Почему... почему вы мне все это рассказываете?
Александр едва заметно улыбнулся.
– Вы мне понравились. Вернее ты мне понравилась.
– Неужели? – с сарказмом спросила Грейс, надеясь тем самым остудить пыл юноши. Впрочем, ей тоже не мешало бы остыть. Под одеялом становилось нестерпимо жарко.
– Разве в этом есть что-то удивительное? Ты красива, умна, весела и общительна...
– Прекрати. Иначе я сейчас начну краснеть.
– Румянец тебя только украсит. – Александр склонился над девушкой, явно намереваясь поцеловать ее в губы.
Грейс уклонилась от поцелуя.
– Александр, послушай...
– Я тебе не нравлюсь! – сокрушенно воскликнул он, резко встав с кровати.
– Да... то есть нет... Ты мне очень... очень симпатичен, честное слово.
– Только симпатичен? Обычно так говорят женщины, не желая обидеть мужчину, к которому безразличны.
– Вовсе нет! – с жаром возразила Грейс. – Ты и в самом деле мне очень нравишься... Меня тянет к тебе.
– Тогда в чем же дело? – Александр снова оказался на ее кровати.
– Камилла, тебе и впрямь пора к психоаналитику. Из истерички ты превращаешься в параноика. Тебе уже мерещатся вселенские заговоры.
– Но ты сказала... – сникла Камилла.
– Что я сказала?
– Что Грейс может повторить мои ошибки, – тихо повторила Камилла, опасаясь привлечь беду одними своими словами.
– А разве это не так? Никто не застрахован от ошибок. Ах, если бы люди могли учиться на чужих! Но, к сожалению, жизненного опыта прибавляют лишь собственные синяки и шишки.
– Нет. – Камилла наконец перестала плакать. – Я дала Грейс все. Все, о чем сама в ее возрасте могла только мечтать. У меня не было такого большого дома. Я не окончила университет, потому что у наших с тобой родителей не было средств, чтобы дать нам достойное образование. Я днями и ночами либо сидела за швейной машинкой, либо корпела над эскизами.
– Родители делали все, что было в их силах, – вступилась Джозефина. – Папа работал с утра до ночи.
– Да, – усмехнулась Камилла. – Однако тех жалких грошей, которые он зарабатывал на фабрике, едва хватало на то, чтобы мы не умерли с голоду. Особенно после того, как мама заболела...
Тяжелые воспоминания нахлынули с прежней силой. Нет, время лечит не все раны. Есть такие, которые не затягиваются и не забываются даже по прошествии многих и многих лет. Боль, с которой они отзываются, не становится меньше.
– Если бы...
Джозефина резко остановила сестру.
– Нет. Не строй предположений. Нам не дано что-либо изменить. Значит, так было предопределено свыше. Тебе грех жаловаться на свою жизнь. Оглядись вокруг. Сколько несчастных, страждущих и беспомощных людей! А ты – Камилла Бойл! – Джозефина эффектно потрясла над своей головой кулаками. – Тебя могут любить и ненавидеть, презирать и восхищаться тобой. Одно точно: ты не оставляешь никого равнодушным. Еще бы! Строгая, принципиальная, умная и... что самое важное – богатая! Я бы даже сказала, бесстыдно богатая женщина. Деньги, престиж, работа... При этом ты одна из самых красивых женщин в бизнес-элите Нью-Йорка.
Вообще-то Джозефина считала свою младшую сестру самой красивой представительницей Манхэттена, но сочла за лучшее обойтись без превосходной степени. Хотя опасность разбаловать младшую сестренку давно миновала, Джозефина до сих пор опасалась громких слов и хвалебных од. Сколько несчастных честолюбцев пострадали от звездной болезни и комплекса Наполеона! Даже самому прославленному герою ничего не стоит слететь с коня, залюбовавшись на свое отражение на щите противника.
– Я всего добилась сама, – отчеканив каждое слово, ответила Камилла.
– А благодаря чему?
– Благодаря чему? – растерянно повторила Камилла. – Наверное, благодаря своей силе воле, трудолюбию, несгибаемости...
– Вот-вот, а что закалило тебя? Уж не те ли страдания, которые выпали на твою долю? Живи ты в благополучной, обеспеченной семье этакой прилизанной, примерной девочкой, у которой нет ни проблем, ни забот... Стала бы ты той, кем являешься сегодня? Если бы нужда не вынудила тебя пойти работать в шестнадцать?.. Если бы ты не полюбила...
– Молчи! Я не желаю даже слышать его имени! Не оскверняй наш дом.
– Ах, Ками... – Джозефина притянула к себе сестру и обняла.
Камилла уткнулась в мягкое плечо старшей сестры и шмыгнула носом.
– Как он мог так поступить со мной... с нами...
– Он ведь не знал, что ты беременна, – напомнила Джозефина. – Возможно, если бы ты переступила через свою гордость...
– И поговорила с его отцом? Нет уж. Мне не нужен муж, которого заставили на мне жениться. Он не был нужен мне двадцать лет назад. Не нужен и сейчас. Насильно мил не будешь.
– Тогда почему, скажи на милость, вот уже двадцать лет ты встречаешь Рождество с траурной миной? Пора уже забыть обо всем.
– Забыть? Ты просишь меня обо всем забыть?! – Слезы вновь хлынули из глаз Камиллы. – Но как? Наша любовь была так прекрасна! Я верила ему. Верила каждому слову. Разве могли его глаза обманывать? Когда он смотрел на меня... я чувствовала себя самой прекрасной женщиной на свете.
Камилла горько усмехнулась.
– Как же я ошибалась! Он никогда, никогда меня не любил. А тот поцелуй под омелой... в нашу последнюю встречу... он ничего не значил. Всего лишь поцелуй в дверном проеме. Символично.
– Камилла, ты сама не захотела его удерживать.
– Удерживать? Что я в сравнении с честолюбивыми замыслами его отца? Ребенок для двадцатичетырехлетнего молодого юриста, подающего большие надежды, – лишь обуза. Что бы изменилось, расскажи я о своей беременности? Знаешь, милый, у нас будет бэби. Так что возвращайся из дурацкого Лондона – и побежали венчаться. Так, по-твоему, я должна была поступить?
– Камилла, перестань себе рвать нервы. Прошло слишком много лет. Грейс уже выросла.
– Ты сказала это таким тоном, Джозефина, словно осуждаешь меня за то, что она выросла без отца.
– Не передергивай, – с угрозой предупредила старшая сестра. – Не забывай, что я тоже Бойл. И при желании могу выпустить коготки. Не менее острые, чем твои. А если хочешь знать мое мнение, так знай. Я и в самом деле надеялась, что ты забудешь своего... – Тяжелый, исподлобья, взгляд Камиллы вынудил Джозефину обойтись без имен. – Я думала, что пройдет год-другой, ты встретишь достойного мужчину, который полюбит Грейс как собственную дочь... Ты ведь такая красавица. Могла выбрать себе в мужья любого.
– Мне ни к чему мужчины, – холодно бросила Камилла.
– Все? Или тебе все-таки нужен лишь один...
Камилла отстранилась и, опустив глаза, ответила:
– Все.
– А как же поцелуй под омелой? – язвительно напомнила Джозефина.
Она осознавала, что поступает жестоко, напоминая сестре о прошлом. Но Камилла сама затеяла этот разговор. Впрочем, этот разговор превратился в своеобразный ритуал, исполняемый ежегодно под звон рождественских колокольчиков. Кто-то празднует годовщину со дня знакомства с любимым человеком, а Камилла отмечала годовщину со дня расставания. Вместо торжественного ужина, цветов и подарков у Камиллы были слезы, тоска и воспоминания.
– Поцелуй, соединяющий влюбленных навеки? – Камилла скептично ухмыльнулась. – Забавно получилось. Нас он навсегда разъединил.
– Зато у тебя осталась Грейс. Разве она не живое напоминание о любимом мужчине? В каком-то смысле вы с ним действительно так никогда и не разлучались.
– Я сильно скучаю по ней, – призналась Камилла плаксивым голосом.
– Я тоже.
– Правда?
– Ну конечно правда. Я люблю ее не меньше, чем ты.
– Думаешь, с ней все хорошо?
– Плохие новости доходят быстро, следовательно, отсутствие новостей – уже хорошая новость.
– Грейс могла бы и позвонить.
– Она звонила тебе раз пять сегодня. Неужели этого мало?
– Но... я так хочу услышать ее голос! Узнать о ее первых впечатлениях...
– Кого ты пытаешься обмануть, Камилла?
– В каком смысле? – ощетинилась та.
– Скажи честно и откровенно: ты хочешь, чтобы Грейс сказала, что жутко соскучилась по тебе. Что уже пожалела о том, что уехала с Нэнси в Лондон, а не с тобой в Париж. Ведь так?
Камилла кивнула.
– Так вот, дорогая, настоятельно советую не надеяться на это. Грейс сейчас наверняка веселится в каком-нибудь клубе вместе с Нэнси. Не хочу тебя расстраивать, но... вряд ли она сейчас думает о тебе.
Джозефина наверняка очень сильно удивилась бы, услышав, о чем в это самое время говорит ее обожаемая племянница.
– Мама? О, моя мама – самый замечательный человек из всех, кого я знаю. – Глаза Грейс горели таким огнем, что ни у кого из сидевших за большим столом не возникло сомнений в искренности ее слов.
– А чем она занимается? – спросила Элизабет с той самой английской любезностью, которую иностранцы предпочитают называть холодностью, чопорностью и нескрываемым снобизмом.
Ответь Грейс, что ее мать обыкновенная продавщица или парикмахерша – то есть женщина благородного, но прозаического труда, от любезности миссис Стоун наверняка не осталось бы и следа. Однако сейчас Грейс торжествовала. Не без гордости она ответила:
– Моя мать владеет сетью магазинов стильной одежды для полных дам. Мама сама разработала несколько линий, хотя в основном она занимается организационно-административной работой. Для чего, по-моему, нужно обладать огромным талантом. Ведь в ее подчинении работают несколько тысяч человек! К каждому нужен особый подход...
– А вы, Грейс? – бесцеремонно перебила ее Элизабет. Видимо, перечисление достижений другой женщины пагубно сказывалось на процессе ее пищеварения.
– Я учусь в Калифорнийском университете на юридическом факультете. – Грейс расплылась в широкой улыбке.
– Вот как? – Ричард улыбнулся ей в ответ, на секунду отложив в сторону вилку. – И какая же отрасль права вас наиболее интересует?
– Международное.
– Вы не ищете легких путей, юная леди. – В голосе Ричарда прозвучала смесь похвалы, изумления и уважения. – А вы, Нэнси?
Девушка пожала плечами, не забыв, тем не менее, интенсивно работать челюстями. У нее во рту был кусочек восхитительно приготовленной жареной говядины.
– Нэнси собирается провести этот год в Лондонском университете, – ответила за подругу Грейс.
– Пока не определилась, – наконец справившись с мясом, ответила Нэнси. – Скорее всего займусь гражданским судопроизводством. Конечно, скукотища неимоверная... зато никогда не останусь без доходной работы.
– На удивление трезвый взгляд на мир, – усмехнулся Александр.
– А вы? Тоже учитесь? – спросила у него Грейс, надеясь, что Александр перестанет в конце концов так на нее смотреть.
– В консерватории.
– На дирижерском факультете? – спросила Нэнси.
– Как вы догадались? – Александр явно опешил от проницательности американской студентки. – У меня это что, на лбу написано?
Нэнси рассмеялась.
– Нет. Просто у вас такие руки... – Она смущенно улыбнулась, заметив на лице Элизабет гримасу недовольства. – Руки дирижера.
Смех Ричарда окончательно смутил Нэнси, и она зареклась произнести еще хоть слово. Впрочем, через минуту ей пришлось нарушить данное себе обещание, чтобы попросить Грейс подать ей солонку.
– А почему же вы не остаетесь в Лондоне? При Лондонском университете работает одна из лучших в мире школ международного права, – произнес Ричард.
Грейс заметно погрустнела.
– Мама со скрипом отпустила меня и на десять дней.
– Неужели вы маменькина дочка? – удивился Александр. – Или ваша мать так беспокоится о вашем нравственном облике?
– Кстати, вы ничего не рассказали о своем отце, – встряла в разговор Элизабет. – Чем занимается он? Тоже крупный бизнес?
– У меня нет отца.
– Простите, – ядовито-скорбным тоном извинилась Элизабет.
– Вам не за что извиняться, – ровным голосом ответила Грейс. Никто в целом мире никогда бы не догадался о ее истинных чувствах. – Я его не знала. Он оставил маму еще до моего рождения.
– Так, значит, вы живете вдвоем с матерью?
– Нет. – Грейс невольно улыбнулась, вспомнив о доброй и заботливой тетушке Джозефине.
– О, извините, как я могла быть такой глупой и бестактной. Наверняка ваша мать вышла замуж, и с вами живет ее нынешний муж.
Грейс редко к кому испытывала столь явную антипатию, но миссис Стоун ее уже порядком достала своими издевками. Поразительно, как у такой злой на язык особы могут быть столь приятные сын и муж.
– Нет. Моя мама никогда не была замужем, – холодно ответила Грейс. – С нами живет ее старшая сестра.
– Тоже незамужняя?
Грейс кивнула.
Не нужно долго гадать, чтобы представить, какое впечатление произвели ее слова на высокомерную англичанку. Студентка, путешествующая в компании подруги, якобы случайно попадает под автомобиль богатого и привлекательного юриста, вдвое старше нее... затем попадает в его дом. Вернее он приносит ее на руках. За ужином выясняется, что девушку воспитала мать-одиночка, умудрившаяся как-то сколотить состояние. Всем ведь известно, каков наиболее быстрый и доступный способ для привлекательной женщины озолотиться...
– Извините, мне нехорошо. Где у вас дамская комната? – спросила Грейс. В ее словах не было ни грамма лукавства. Ее и в самом деле мутило.
– Я покажу, – охотно вызвался в проводники Александр.
– Сынок, – строго сказала Элизабет, словно усмотрев в его предложении какую-то непристойность.
– Я покажу, – твердо повторил он. – Пойдемте, Грейс. Наверное, это последствие шока.
– Несомненно, – сквозь зубы процедила Элизабет.
Грейс и Александр покинули столовую, и до самого их возвращения ни хозяева, ни Нэнси не произнесли ни слова. Впрочем, и после разговор плохо клеился. Элизабет лишь изредка вставляла комментарии относительно образа мыслей современной молодежи. Разумеется, с негативной оценкой оного. Ричард и Грейс увлеченно обсуждали тонкости международного права. Нэнси столь же увлеченно ела. А Александр молча любовался Грейс.
Первой не выдержала Нэнси. Благополучно покончив с содержимым своей тарелки – а надо отдать должное кухарке Стоунов, стряпала она великолепно! – Нэнси демонстративно посмотрела на часы и произнесла тоном, не допускавшим возражений:
– Мне пора.
Элизабет удивленно подняла брови. Однако взгляд ее был устремлен вовсе не на гостью, которая столь неожиданно заявила о своем желании покинуть «гостеприимный» дом, а на супруга. Как будто именно Ричард должен был ей объяснить, что все это значит.
– Вам, мисс? – уточнила Элизабет.
– Да. – Нэнси поднялась из-за стола, оставив на спинке стула льняную салфетку, прежде покоившуюся на ее коленях. – Не прощу себе, если пропущу русскую вечеринку.
Брови Элизабет взметнулись выше.
– А как же ваша подруга?
– Грейс останется у нас на ночь, если ты не возражаешь, дорогая, – произнес Ричард с таким видом, словно мнение супруги его волнует куда меньше собственного.
Ну и обстановочка в этой семейке, подумала Грейс, переводя взгляд с одного супруга на другого. Лучше уж вообще обходиться без мужа и отца семейства, чем жить как на вулкане или – как в данном случае – в арктической пустыне.
К чему сохранять видимость нормальных семейных отношений? Ради ребенка? О, как часто Грейс слышала эту фразу! Однако нужно ли это ребенку? Не страдает ли он, ежедневно видя, что его любимые мама и папа на дух друг друга не переносят? А их брак напоминает каторгу, на которую они сами же себя и обрекли?
Интересно, если бы мать вышла замуж за ее отца, как бы сложились их отношения? Фантазии... Как часто они посещали маленькую Грейс! Как, будучи пятилетней девочкой, она мечтала иметь папу! Папу, который забирал бы ее из садика, а перед сном читал сказки. Папу, который держал бы ее на коленях и хмурился, узнав о провинностях...
Каким Грейс представляла себе отца? Или... о каком отце она мечтала? Пожалуй...
– Грейс, почему вы так на меня смотрите? – с мягкой, располагающей улыбкой спросил Ричард.
– К-как? – заикаясь, уточнила Грейс, с трудом покинув мир своих детских воспоминаний, надежд, фантазий и печалей.
Он пожал плечами.
– Не знаю. Трудно объяснить. У вас сейчас был такой взгляд, словно вы мысленно находились в другом месте и думали о чем-то очень и очень грустном.
– Грейс, ты в порядке? – с тревогой спросила Нэнси.
– Да-да, не волнуйся. Отправляйся на вечеринку. Завтра мне обо всем расскажешь. В подробностях. – Грейс подмигнула подруге.
– Когда ты вернешься в пансион?
– Не раньше обеда, – встрял в их диалог Александр. – Я сам привезу ее.
– В этом нет необходимости, – слабо воспротивились Грейс.
– Позавтракаешь с нами и...
– Я уеду очень рано. У меня на утро назначена важная встреча. Боюсь, я уеду прежде, чем вы проснетесь, – словно извиняясь, предупредил Ричард.
– Разбудите меня. Я с удовольствием выпью с вами чашечку кофе, – тут же отозвалась Грейс.
Элизабет сделала такое выражение лица, как будто прямо на ее глазах творились непотребства, о которых приличной леди даже слышать не пристало.
– Хочу поговорить с вами, как с... будущим коллегой, – добавила Грейс.
– Только обещайте не проклинать меня за головную боль от недосыпания, – улыбнулся Ричард.
– В таком случае я прямо сейчас отправлюсь спать.
– Ну я пошла? – неуверенно поинтересовалась Нэнси. Похоже, о ней уже успели забыть.
– Хорошо тебе провести время, – пожелал ей Александр.
– Может, составишь мне компанию? – неожиданно предложила Нэнси тоном заправской кокетки и искусительницы.
– Я не любитель подобных мероприятий, – предельно вежливо отклонил ее приглашение Александр. – Уверен, ты недолго будешь в одиночестве.
Нэнси огорченно вздохнула. Правда, подумав о том, что компания старшего Стоуна понравилась бы ей больше. Ровесники ей уже порядком наскучили. Однако бросив прощальный взгляд на Элизабет, Нэнси решила не искушать судьбу и не приглашать на вечеринку Ричарда. Какие у нее варианты?
Первый. Ричард отказывается. Его жена в бешенстве. Александр в недоумении. Грейс приходится ехать на такси в пансион.
Второй. Ричард соглашается. Его жена в еще большем бешенстве. Александр в еще большем недоумении. А Грейс все так же приходится возвращаться в пансион на такси.
– Думаю, наша гостья устала. – Элизабет поднялась из-за стола.
Теперь она походила на мраморную статую. Грейс пробрала холодная дрожь, и она вновь посочувствовала Ричарду. Наверное, нелегко жить под одной крышей – если не под каблуком – у такой женщины. А ведь ей, Грейс, раньше казалось, что женщин столь же властных, как ее мать, можно пересчитать по пальцам.
– Попрошу Клариссу приготовить постель в гостевой спальне.
Как только Элизабет удалилась, Ричард и Александр принялись наперебой рассказывать Грейс веселые истории и анекдоты. Дружный, беззаботный смех, доселе сдерживаемый, хлынул подобно водному потоку, прорвавшему плотину.
– Ой, перестаньте, я сейчас живот надорву! – наконец взмолилась Грейс.
– А вот еще одна история об американском туристе... – Александр запнулся на полуслове и виновато покосился на Грейс.
– Продолжай, я не обижусь, – успокоила его она.
– О, мои мужчины уже начали обижать вас, мисс? – без всякого сочувствия поинтересовалась вернувшаяся в столовую Элизабет Стоун.
– Нет-нет. – Грейс стерла со своего лица улыбку. Похоже, в этом доме не принято громко смеяться... Здесь вообще выражают свои эмоции?
– Ваша комната готова. Не знаю, как в Штатах, а у нас, – Элизабет выдержала театральную паузу, – ложатся спать до того, как забрезжит рассвет.
– Простите. – Грейс поднялась из-за стола. – Мне так неловко.
Забыв о больной лодыжке, Грейс сделала несколько шагов и громко вскрикнула от острой, обжигающей боли.
– Я помогу. – Ближе к гостье оказался Ричард.
Однако под прицелом сузившихся от злости глаз жены он отступил на пару шагов назад. Его место тут же занял Александр.
– Пап, тебе сегодня пришлось нелегко.
Грейс показалось или в тоне Александра и в самом деле прозвучала мальчишеская зависть?
– Грейс, вы не возражаете, если до комнаты вас донесу я?
– Сынок...
– Мама. – Александру удалось с поразительной точностью передать властно-строгую интонацию Элизабет.
– Осторожнее на лестнице. Кларисса натерла ступеньки каким-то новомодным американским средством.
Разумеется, американским! Грейс едва не расхохоталась. До чего же несносна эта миссис Стоун!
– Того и гляди поскользнешься и сломаешь себе шею, – закончила та.
– Вряд ли Грейс не повезет второй раз за день. Достаточно и того, что она едва не попала под мою машину.
– Не преувеличивайте, мистер Стоун. – Грейс сочла за лучшее не называть его при жене по имени. Вряд ли ее фамильярность вызовет ревность... а вот колкостей и унизительных замечаний в свой адрес она наслушалась за вечер предостаточно. – Я отделалась вывихнутой лодыжкой и парой синяков. В общем, со мной все в порядке. Не беспокойтесь. Завтра же рано утром я вернусь в пансион... Жаль, что мне не удастся побродить по улицам Лондона... У меня не так много времени. Я обещала маме вернуться в сочельник, чтобы встретить Рождество в семейном кругу. Тетя Джозефина готовит восхитительную индейку с яблоками и...
– Милочка, уже поздно. Давайте оставим ваши восторги по поводу кулинарных способностей тетушки на утро, – неучтиво перебила ее Элизабет. Видимо, ей наскучила роль благовоспитанной дамы, и она решила превратиться в рыночную торговку, слыхом не слыхивавшую о манерах и хорошем тоне.
– Спокойной ночи, мама. – Александр же, напротив, вспомнил о том, чему его учили в лучшей частной школе Лондона и престижном колледже. – Желаю тебе приятных снов.
– Спасибо, милый. Правда, боюсь, после сегодняшних волнений мне так и не удастся сомкнуть глаз.
Александр поцеловал мать в щеку и с чувством исполненного сыновнего долга вернулся к онемевшей от изумления Грейс. Похоже, эти Стоуны обожают театральные жесты. Вот только для кого они разыгрывают спектакль? Для нее... или для самих себя?
– Обнимите меня за шею, – попросил Александр, заглянув в изумрудные, уже немного сонные глаза Грейс.
– Где-то я это уже слышала, – улыбнулась она в ответ. – Вам когда-нибудь говорили, что вы очень похожи на своего отца?
– Говорили. – Александр помедлил и с налетом грусти добавил: – Хотя это и не так.
– Не так? – Грейс охнула от неожиданности, настолько легко и быстро Александр поднял ее на руки.
– Спокойной ночи, мистер Стоун, – попрощалась Грейс с Ричардом, которого уже с видом единоличной собственницы взяла под руку жена.
При этом у несчастного было такое выражение лица, словно его ведут на эшафот. Впрочем, мужья с многолетним супружеским стажем нередко жалуются на то, что брачное ложе превратилось для них в место отбывания наказания.
Грейс открыла глаза. В первое мгновение она не поняла, где находится. Просторная комната. Окно с тюлевой занавеской. Распахнутая настежь форточка. Фикус на широком подоконнике. Боже, мама терпеть не может цветы... Грейс приподнялась на локтях. Теперь она могла рассмотреть широкую двуспальную кровать с кованым изголовьем. Пушистое бежевое одеяло и несколько сбившихся к ногам подушек... Чуть позже пришло и осознание того, что она осталась на ночь в доме Ричарда Стоуна.
– Я не хотел вас разбудить, – раздался откуда-то из темноты шепот.
Похоже, невольный нарушитель спокойствия испугался больше потревоженной спящей красавицы.
Мужчина сделал шаг из темноты. Грейс ахнула от изумления.
– Александр?!
– Тсс. – Он прижал палец к губам и присел на краешек ее кровати. – Извините.
– Что... что вы здесь делаете? – Грейс натянула одеяло до самого подбородка. В чем, впрочем, не было особой нужды. Если Александр в ее комнате давно, то в подробностях рассмотрел ее прелести.
– Я не мог уснуть... – Александр замолчал. Он был явно сконфужен прокурорским тоном девушки. Тем более его явным несоответствием облику нимфы.
– Вы всегда вламываетесь в комнаты своих гостей по ночам, когда вас мучает бессонница?
– Нет.
– Значит, только мне так повезло. – Грейс улыбнулась. – Интересно, что сказала бы ваша мать, если бы застукала нас сейчас? Наверное, она мигом выставила бы меня за дверь прямо в ночной сорочке.
– Мамина спальня в другом крыле дома.
– Мамина? – переспросила Грейс. Однако тут же прикусила язык, поняв, что выказала непозволительную заинтересованность и любопытство.
– Да. Отец ночует на диване в своем рабочем кабинете. Родители давным-давно не живут вместе... то есть как муж и жена.
Искренность, с которой отвечал на ее вопросы Александр, поразила Грейс.
– Хотите спросить, почему же тогда они не разведутся? – предугадал он следующий вопрос.
Грейс оставалось лишь кивнуть.
– Семейный бизнес, совместный капитал... вернее мамино приданое, ставшее общим имуществом.
Грейс не сдержала вздох сожаления, в котором смешалось сочувствие Ричарду Стоуну, вынужденному играть комедию под названием «Счастливое семейство», и Александру, наблюдавшему этот спектакль не один год... Да и Элизабет вряд ли счастлива.
– Почему... почему вы мне все это рассказываете?
Александр едва заметно улыбнулся.
– Вы мне понравились. Вернее ты мне понравилась.
– Неужели? – с сарказмом спросила Грейс, надеясь тем самым остудить пыл юноши. Впрочем, ей тоже не мешало бы остыть. Под одеялом становилось нестерпимо жарко.
– Разве в этом есть что-то удивительное? Ты красива, умна, весела и общительна...
– Прекрати. Иначе я сейчас начну краснеть.
– Румянец тебя только украсит. – Александр склонился над девушкой, явно намереваясь поцеловать ее в губы.
Грейс уклонилась от поцелуя.
– Александр, послушай...
– Я тебе не нравлюсь! – сокрушенно воскликнул он, резко встав с кровати.
– Да... то есть нет... Ты мне очень... очень симпатичен, честное слово.
– Только симпатичен? Обычно так говорят женщины, не желая обидеть мужчину, к которому безразличны.
– Вовсе нет! – с жаром возразила Грейс. – Ты и в самом деле мне очень нравишься... Меня тянет к тебе.
– Тогда в чем же дело? – Александр снова оказался на ее кровати.