Сандерс Эми Элизабет. Сладкая летняя гроза

   — Я тебя знаю, — заявил он, — и я тебе этого не забуду.
   — Очень хорошо, — ответил Гэрет любезным тоном, — постараемся и мы, чтобы ты этого не забыл.
   — Я получила отставку, как выразилась Полли, — сообщила Кристиана Гэрету, который ждал ее верхом на лошади в глубине двора таверны.
   — Кажется, ты расстроена, — удивленно заметил Гэрет.
   — Так и есть. Было весело. Все так хорошо ко мне относились, и мне казалось, что я такая, как все, что у меня теперь есть свое место.
   Гэрет молчал некоторое время, потом наклонился и взял ее руку в свою.
   — У тебя есть свое место, Кристиана. Поехали домой.
   Она подняла голову и посмотрела, как лунный свет играет в его волосах, освещая четкие линии его смелого лица.
   Он поднял ее и удобно посадил на лошадь впереди себя. Его сильные руки обвились вокруг нее, его длинные ноги касались ее ног.
   Он уверенно направил лошадь по темной дороге, и через несколько мгновений Кристиана, преодолев смущение, прислонилась спиной к его теплому сильному телу. Она вдыхала запах его кожи и прислушивалась к стуку его сердца.
   — Спасибо тебе за то, что остановил Джайлза. Я действительно испугалась.
   — Правда? По твоему виду этого не скажешь.
   — Может быть я действительно не подхожу для работы в таверне, — призналась она.
   — Да, это так, — согласился Гэрет.
   Некоторое время они молча ехали верхом. Кристиана старалась не думать о близости Гэрета, о том, что руки его обнимают ее, что его сильные бедра прижимаются к ее ногам.
   Но это было невозможно.
   Она чувствовала, что для него это тоже было пыткой, потому что через несколько минут он тяжело вздохнул и коснулся губами нежного изгиба ее шеи, и она с готовностью повернулась к нему.
   Тогда Гэрет остановил лошадь и повел ее в темноту деревьев. Кристиана пошла с желанием. Она отвечала на его жаркие поцелуи и ласки со страстью, которая потрясла ее.
   — Я хочу тебя, — прошептала она, когда почувствовала, как его длинное твердое тело входит в нее. Когда же он содрогнулся, достигнув предела, и тяжело опустился на нее, она почувствовала радость и торжество, каких никогда не испытывала раньше.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
Середина лета

   Приди ко мне и будь со мной,
   И стань моей любовью,
   И все наслаждения, к которым
   Стремятся холмы и равнины,
   Поля и долины, леса и крутые горы
   Станут доступны нам.

Кристофер Марлоу

   Листья лотоса, которые исцеляют все раны
   Лежат на твоих ладонях.
   О, будь добра ко мне, потому что
   Эти летние дни — лучшие дни моей жизни.

Оскар Уальд

   Как яблоневое дерево среди деревьев сада.
   Так и моя любимая среди моих сыновей…

Песнь Соломона

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

   Гэрет убирал грязное сено из лошадиного стойла, когда Даниэль вошел в сарай и швырнул учебники латинского языка на землю. За ним последовал и его выходной сюртук. Он взял грабли и начал работать вместе с братом.
   — Разве тебе не нужно сегодня ехать к сквайру? — спросил Гэрет.
   Даниэль грустно улыбнулся ему.
   — Я там был и уже вернулся. Я потерял работу. Мне больше не нужно туда ездить.
   Гэрет вздохнул.
   — Это надо было предвидеть. Извини, что из-за меня ты потерял работу.
   Даниэль улыбнулся.
   — Не такая большая потеря. Джайлз — высокомерный молодой ублюдок. Я не буду скучать без него. Ты в самом деле грозился убить этого парня, Гэрет?
   — Да нет. Но я сказал ему, что снесу голову с плеч.
   — Да, ты мог бы это сделать, — задумчиво сказал Даниэль. — А за что?
   — Он схватил за руку Кристиану, — ответил Гэрет, беря охапку чистой соломы и застилая ею пол лошадиного стойла. — Он оскорбил ее и угрожал ей.
   Даниэль был поражен.
   — Это мой долг защищать ее, — добавил Гэрет.
   — Quis custo diet ispos custodes? — тихо спросил Даниэль, поворачиваясь, чтобы разбросать солому.
   — Что это значит?
   — А кто будет стеречь охрану?
   Гэрет недовольно взглянул на брата.
   — Что ты хочешь этим сказать?
   — А как ты сам думаешь? Если ты защитник Кристианы, то кто защитит ее от тебя? Неужели ты думаешь, что я не вижу, что ты делаешь? Это совершенно очевидно.
   — Правда? Ну и что, если это действительно так?
   — Ты женишься на ней? Гэрет засмеялся,
   — Не будь таким простаком, Даниэль. Она никогда не выйдет за меня замуж. Как только ее брат пришлет деньги на билет, она умчится отсюда со скоростью ветра. Кристиана просто развлекается, и это ее дело. Я не удивлюсь, если она выйдет замуж за какого-нибудь богатого француза и будет счастливо жить с ним и со своими пятьюдесятью платьями и двадцатью горничными.
   — Ты настоящий осел, — Даниэль перешел в следующее стойло и начал вычищать оттуда грязную солому, — ты просто не знаешь ее.
   — А ты знаешь?
   — Да, думаю, что знаю.
   — Не вмешивайся не в свое дело, Даниэль. Какое-то время братья стояли и смотрели друг на друга, пока их внимание не привлекли раскаты грома.
   — Дождь, — воскликнул Гэрет, лицо его осветилось радостью. Он подошел к открытой двери сарая и начал рассматривать потемневшее небо. — Давно пора.
   Даниэль стоял позади него, наблюдая за надвигающимися тучами.
   — Ты должен на ней жениться, Гэрет.
   — Черт возьми, ты начинаешь раздражать меня. Кто назначил тебя моим душеприказчиком?
   — Я забочусь совсем не о тебе, я волнуюсь о Кристиане. Мне не хотелось бы, чтобы она страдала, чтобы ты причинял ей боль.
   — Я не причиняю ей боль. Ты просто осел, — выпалил Гэрет, чувствуя себя виноватым, но не желая это признать.
   — Если тебе хочется развлечься, — гневно сказал Даниэль, — почему бы тебе не заняться этим с кем-нибудь из местных девушек?
   — Потому что меня это не устраивает, — ответил Гэрет. — Знаешь что, уходи отсюда. Тебе что, нечем больше заняться? Или ты собираешься ходить за мной по пятам и читать мне мораль?
   — Ты должен жениться на ней, — повторил Даниэль. — Любовь побеждает все, и мы должны стремиться к этому.
   — Когда-нибудь, — устало сказал Гэрет, — я возьму книги Цицерона и поколочу тебя ими.
   — Это Вергилий, а не Цицерон, — спокойно ответил Даниэль. — И это правда.
   Гэрет приподнял бровь и посмотрел на брата, а потом весело расхохотался.
   — Даниэль, ты мне надоел. А теперь послушай меня. Кристиана будет в ужасе и упадет в обморок, если я попрошу ее выйти за меня замуж. Она совершенно определенно дала мне это понять. Это не входит в ее планы, — ему было больно это говорить, и он не хотел в этом признаваться. — Помнишь, как она рассказывала нам о маленькой крестьянской деревне Марии Антуанетты, как они одевались в крестьянские одежды и бродили, как деревенские девушки, среди овец? Овец каждое утро мыли и повязывали им вокруг шеи атласные ленточки. Вот такой представляет себе Кристиана деревенскую жизнь: симпатичная маленькая глупая ферма. Ей, наверное, весело одеваться в старые платья нашей Вик и представлять себя такой же, как мы. Но она не такая, Даниэль, и никогда такой не станет.
   Кристиана стояла у стены сарая, где она наполняла ведро перегнившим навозом, чтобы удобрить кусты роз. Она собиралась уже войти в сарай, но услышав голос Гэрета, остановилась.
   — Она может представлять себя такой же, как мы, но она не такая, и никогда такой не станет.
   О, как больно ей было это слышать. Если бы он знал, как она мечтала быть такой же как они, и как она любила его.
   Нет, она никогда ему об этом не скажет, решила Кристиана. Это было неблагоразумно вступать в такие отношения с Гэретом. Если сегодня ночью он придет к ее дому, она скажет, чтобы он убирался домой вместе со своими зелеными глазами и горячими руками.
   Кристиана резко повернулась и понесла тяжелое ведро в сад. Она взяла лопату и начала ожесточенно копать землю вместе с удобрением, пока не забылась среди пышных розовых пионов, пурпурной наперстянки и освежающего резкого запаха лаванды. Спустя некоторое время она начала успокаиваться, и боль в сердце постепенно ушла.
   Когда первые капли дождя упали на землю, она удивилась.
   Кристиана осталась в саду и долго стояла, наблюдая, как измученная жаждой земля впитывает в себя капли влаги. От земли поднималась приятная прохлада. Сладкий запах исходил от омытых дождем роз. Кристиана смотрела, как капли дождя сверкали на бархатных лепестках роз и на темно-зеленых листьях плюща. Она не заметила, что уже промокла, продолжая стоять под дождем, пока окно дома с шумом не отворилось.
   — Я слышал раньше, — заметил через окно Ричард, — что знатные люди любят стоять под дождем, но никогда не думал, что увижу это на собственном дворе.
   Кристиана посмеялась над его шуткой.
   — Посмотри, — сказала она, указывая на розы, которые вились по каменной ограде пышными букетами розового и красного цвета на фоне темно-зеленого плюща. — Правда, розы очень красивые во время дождя?
   — Наверное, — ответил Ричард с сомнением в голосе. — Лучше входи в дом и выпей чашку горячего чая.
   Тяжелое окно снова со стуком закрылось. Кристиана подумала и решила, что будет очень приятно посидеть на теплой кухне за чашкой чая, шутливо споря с Ричардом.
   В этот вечер за ужином она подумала, что если бы она не подслушала слова Гэрета в сарае, она действительно чувствовала бы себя частью большой семьи.
   Она смеялась над шутками Стюарта и Джеффри и терпеливо слушала рассуждения Мэтью о влиянии греческих философов на современное общество (хотя, честно говоря, это было ей не совсем интересно). Она предложила Ричарду надеть чистую рубашку, на что он ответил, что не собирается слушать тех, кто таскает тяжелые ведра навоза во время грозы. При этом все рассмеялись.
   — Некоторые люди, — ответила миссис Хэттон Ричарду, — совсем не разбираются в розах, и ты один из них.
   Кристиана была очень довольна тем, что миссис Хэттон перешла на ее сторону.
   Она чувствовала, что сильно краснеет, когда Гэрет смотрит на нее теплым одобрительным взглядом, и старалась не вспоминать о тех часах, которые они провели прошлой ночью под деревьями при луне. Она волновалась, как бы не заметили присутствующие, что она краснеет и не может смотреть в глаза Гэрету. Это немного смущало ее.
   Но, к счастью, все были заняты разговорами о завтрашнем дне, который был днем летней ярмарки в графстве Эшби. В этот день на ярмарку вывозился первый урожай молодого гороха, бобов и клубники, вывозились сыры и другие молочные продукты, чтобы там продать их лондонским торговцам.
   — Там продается не только это, — сообщил ей Джеффри. — На эту ярмарку приезжают и торговцы шерстью, торговцы лошадьми, продают свои товары ткачи и гончары. И там не только занимаются делом, на ярмарке бывает очень весело.
   — Хоть бы дождь перестал, — добавила миссис Хэттон мрачным тоном.
   — Обязательно перестанет, — заверил ее Гэрет, он радостно посмотрел на Кристиану, — ты же поедешь с нами, правда?
   В этот момент она не могла сказать ему нет, хотя собиралась сделать это раньше. Она была просто счастлива оттого, что он пригласил ее поехать с ним на ярмарку.
   — Конечно поеду, — ответила она, и когда увидела, как все обрадовались ее ответу, то снова почувствовала себя частью их семьи.
   В этот же вечер, когда Кристиана уже ложилась спать в своем домике, когда она сняла платье и надела ночную рубашку, столкнув Дога с чистых простыней, она услышала приближающиеся шаги. Кристиана знала, что это Гэрет. Она открыла дверь еще до того, как Гэрет ступил на крыльцо.
   Он улыбнулся ей и протянул навстречу руки. И она, не сказав ни слова прильнула к нему и забыла обо всем в его горячих объятиях, вдыхая запах его кожи. За окном гремел гром, дождь потоками стекал по окну, в то время как внутри дома огонь их любви сверкал и разгорался при золотом сиянии свечи.
   — Проснись, — прошептал Гэрет.
   Кристиана открыла глаза. Было совершенно темно. Она подумала, что сейчас, должно быть полночь Кристиана теснее прижалась к горячему телу Гэрета, обвивая его ногами, вспоминая их страсть и прекрасные сны, которые ей снились после этого.
   — Нет, нет, совсем не это, — в голосе Гэрета звучал смех. — Разве ты не помнишь, какой сегодня день?
   Кристиана спрятала лицо у него на груди и поцеловала ямочку у основания его шеи.
   — Помоги мне бог, — пробормотал Гэрет, и она почувствовала, как тело его твердеет. — Отпусти меня, любимая, или я никогда не уйду из твоей постели.
   — Очень хорошо, — прошептала она и, осмелев, протянула руку и направила его в свое тело, уже горячее и влажное, ждущее его. Он опрокинул ее вниз, под себя, и крепко прижался к ней.
   — Как хорошо, — прошептал он. Голос его был хриплым и теплым от сна. Его губы нашли ее губы, и он начал медленно входить в нее с гипнотическим ритмом.
   Она чуть не плакала от сладкого наслаждения и счастья и хотела только одного, чтобы они всегда были вместе, вот так, каждую ночь, каждое утро.
   Губы его были жаркими, как огонь. Он целовал ее шею, уши. Его руки были мягкими, как шелк, они скользили по ее телу, ласкали его, пока она не стала извиваться под ним, обхватив ногами его ноги, выгибая свое тело навстречу ему.
   — Подожди, — раздался в темноте его хриплый голос. Руки его схватили ее бедра и остановили их, — если ты будешь продолжать двигаться, я больше не выдержу.
   Он на мгновение отстранился от нее, его высокая тень была едва видна в темноте комнаты. Руки его, теплые и сильные, скользнули по ее бедрам, и она задрожала, как натянутая струна скрипки от его прикосновения.
   Пальцы его коснулись ее промежности, лаская нежные волосы, пока у нее не перехватило дыхание.
   — Любимая…. — дыхание его прерывалось, он задыхался от страсти. — Позволь мне показать тебе что-то.
   Он легко скользнул вдоль ее тела, и его губы опустились туда, где только что были пальцы. Дыхание его было горячим и опьяняющим, его язык скользил по ее нежной щели.
   Инстинктивно она пыталась уклониться от него. Жар обдавал ее лицо, но руки его крепко держали ее за талию, притягивая к себе.
   — Не надо стесняться, — прошептал он, при этом руки его ласкали ее бедра. — Никогда не стесняйся меня. Ты сладкая, как мед.
   И снова жар его губ, нежных и горячих, прикосновение его волос, мягких, словно шелк.
   Все чувства, охватывающие ее тело, в этот миг сконцентрировались на ее нежных лепестках, которые он целовал своими жаркими губами. Ее охватила мучительная острая горячая дрожь.
   Он целовал ее ласково и нежно. Губы его касались самой ее сердцевины, самого чувствительного места, которое было спрятано внутри нее. Горячими и быстрыми Движениями языка он ласкал ее до тех пор, пока она не схватила его за волосы и не притянула к себе еще ближе.
   Руки его скользнули под ее ягодицы, приподнимая от постели ее бедра. Он еще ближе прижал ее тело к своим губам, упиваясь ее сладостью. Он ласкал своим языком самую ее сердцевину, пока огонь страсти не ослепил ее. Она вся содрогнулась от пронзительного крика.
   Свет и темнота сменялись, как в водовороте. Тело ее выгибалось, дрожало и металось из стороны в сторону.
   Потом он притянул ее к себе, вошел в ее дрожащее тело и начал ожесточенно двигаться над ней, а она дрожала от боли и наслаждения. Ее бедра поднимались навстречу ему, ее пульс бился в такт его сильным толчкам.
   Кристиана произнесла в темноте его имя и почувствовала, как он задрожал и выпустил свое семя в ее тело, задыхаясь от наслаждения.
   — Любимая, — шептал он, достигнув предела страсти. Он снова целовал ее, и она чувствовала на своих губах мускусный вкус своей собственной страсти.
   Они крепко держали друг друга в объятьях, биение их сердец успокаивалось, дыхание восстанавливалось.
   — Какое славное пробуждение, — прошептал он ей в волосы, и она тихо засмеялась в темноту.
   — А почему мы проснулись? Еще полночь.
   — Нет. Скоро рассветет. И сегодня будет ярмарка в Эшби. Нам нужно начинать грузиться, и сделать все надо быстро, чтобы в шесть уже выехать.
   Он говорил это, уже вставая и спотыкаясь в темноте. Когда он попытался зажечь свечу, то снова на что-то споткнулся. При этом в темноте взвизгнула собака.
   — Дог, это ты идиот? Что ты здесь делаешь? Кристиана улыбнулась.
   — Он здесь живет.
   Кристиана засмеялась, услышав, как стучит об пол хвост собаки.
   — На моих брюках спала собака. Я уверен, что теперь в моих карманах есть блохи. Ну-ка, убирайся с моих брюк, толстая свинья!
   Он чиркнул спичкой, и комната осветилась. Кристиана смотрела на Гэрета, когда он зажигал свечу.
   На полу лежал Дог и смотрел на них своими умными, понимающими глазами. Потом он с трудом поднялся на свои короткие ноги и заковылял через комнату к постели, пытаясь туда взобраться.
   Кристиана засмеялась и столкнула его. При этом Кристиана наклонилась, и ее темные волосы упали на плечи и на глаза.
   — Убирайся с постели, Дог.
   Она взглянула на Гэрета и покраснела под его теплым восхищенным взглядом.
   — Кристиана Сен Себастьян, — прошептал он, — ты самое прекрасное создание, которое я когда-либо имел удовольствие видеть.
   Она опустила голову и гладила рукой шелковистые уши Дога, улыбаясь счастливой улыбкой.
   Гэрет быстро одевался. Его кожа казалась золотистой при свете свечи.
   — Мне нужно быстрее вернуться, пока никто не заметил, что я спал не дома, — объяснил он. — Когда ты оденешься, приходи тоже, поможешь нам собираться, если ты не против, конечно?
   Кристиана испытала чувство гордости оттого, что ее просят помочь. Это было куда приятнее, чем быть совершенно бесполезной.
   — Надень что-нибудь нарядное, — добавил он, улыбаясь белозубой улыбкой и надевая ботинки. — Все девушки наряжаются во время ярмарки.
   Он наклонился над ней, проведя рукой по ее обнаженному плечу и по мягкой нежной груди. Она задрожала от наслаждения.
   — После этого мне совсем не хочется одеваться. Он тихо засмеялся.
   — Ах, какая у тебя горячая кровь, девушка. Но все равно, одевайся.
   Кристиана в постели начала изучать платья, которые висели на стене. Что же лучше всего подойдет для деревенской ярмарки?
   — Ну уж точно не это нежно-голубое платье с белой отделкой, — весело сказала она. — Когда я одела его в церковь, все смотрели на меня.
   — Они смотрели на тебя не из-за платья, — объяснил Гэрет, — а потому что ты перекрестилась и поклонилась, когда вошла в церковь. Никто ни разу не видел настоящего живого католика в этой церкви, я уверен.
   Кристиана вспыхнула и рассмеялась вместе с ним.
   — Надеюсь, ты скоро придешь, — добавил он, наклонился и быстро поцеловал ее, потом он подошел к двери и поднял засов.
   — Пошли, Дог, — тихо позвал он, но Дог закрыл глаза и улегся у постели, притворяясь, что спит.
   Гэрет улыбнулся, пожал плечами и остановился в дверях. Его взгляд встретился со взглядом Кристианы. Он помедлил. Казалось, он хочет что-то сказать, но он просто улыбнулся ей и вышел в темноту, закрыв за собой дверь.
   «Я люблю тебя», — он чуть не произнес эти слова вслух.
   «Дурак, — сказал он про себя, — ты дурак уже потому, что спишь с ней, но ты будешь еще большим дураком, если предложишь ей свое сердце. И что будет, если ты сделаешь это? Она забудет тебя сразу же, как только у нее появится возможность уехать отсюда».
   Гэрет вспомнил, как она выглядела, когда он уходил от нее. Она сидела на смятых простынях, щеки ее пылали как розы, а черные волосы спускались до талии.
   Он понимал, что самое разумное для него было бы держаться от нее на расстоянии, чтобы потом не страдали его сердце и его гордость. Но он понимал и то, что это для него уже невозможно.
   Гэрет быстро шел по тропинке к кухне, заметив с некоторым облегчением, что окна еще темные. Он тихо зашел на кухню, чувствуя себя в собственном доме, как вор.
   Даниэль был уже там. Он был одет и разжигал печь. Даниэль взглянул на Гэрета и ничего не сказал. Гэрет повесил чайник на крюк над огнем и стал ждать пока закипит вода. Он взял деревянный стул, придвинул его к огню и тяжело опустился на стул, наблюдая, как брат разжигал огонь в печи. На кухне было тихо, только огонек потрескивал: сухие дрова разгорались быстро.
   — Дождь уже прекратился, — произнес наконец Гэрет.
   Даниэль неодобрительно посмотрел на него.
   — Ты очень наблюдательный парень, — голос его звучал холодно и недоброжелательно.
   Гэрет вздохнул и потянулся.
   — Послушай, она уже не ребенок, Даниэль. Она… ну, в общем, она не ребенок.
   — Ей двадцать лет, — сообщил Даниэль.
   — Прекрасно. Ей двадцать лет. Я знал это. Даниэль посмотрел на него с сомнением.
   — Я действительно знал это. Но дело не в этом. Она знает, что делает. И я знаю, что я делаю. И мне хотелось бы, чтобы ты не заставлял меня чувствовать себя негодяем.
   — Ну если ты сам себя так чувствуешь, — предположил Даниэль, пододвигая стул к печи и вытягивая ноги по направлению к огню.
   — Не будь педерастом. Что бы ты сделал на моем месте?
   — Женился бы на ней, — не колеблясь ни минуты ответил Даниэль.
   — Я бы тоже, — воскликнул Гэрет. Даниэль удивленно посмотрел на него.
   — Если бы она согласилась, но она не захочет. Поэтому не надо мне все время напоминать об этом. Пусть все будет так, как есть.
   Даниэль провел руками по волосам, убирая их со лба и глубоко задумался.
   — Очень хорошо, — согласился он. — У меня нет причин сомневаться в том, что ты говоришь правду, потому что ты всегда говорил только правду. А ты уверен, что правда абсолютна или ты просто веришь, что она должна такой быть?
   — Твоя чертова философия совсем не подходит к этому времени суток, — заметил Гэрет, толкнув ногой стул, на котором сидел Даниэль.
   — Я думаю, — продолжал Даниэль, — ты нравишься Кристиане больше, чем ты предполагаешь.
   — Что? Она что-нибудь говорила об этом?
   — Нельзя сказать, чтобы она много об этом говорила, — признался Даниэль, задумчиво глядя на огонь. — Она говорила, что ты такой хороший, что она бы не перенесла, если бы ты стал плохо думать о ней.
   — Что, черт возьми, она имеет под этим ввиду? — спросил Гэрет, нахмурив брови.
   Даниэль пожал плечами.
   — Ты мне не кажешься таким хорошим, — с минуту он молча смотрел, как горят дрова.
   — Уголь более эффективен, — добавил он вдруг, резко меняя тему разговора.
   — А сколько от него грязи, — возразил Гэрет. — Я предпочитаю все время пользоваться чистым деревом. А кроме того, за дрова не надо платить.
   Они молча сидели еще несколько минут, наблюдая за тем, как огонь бросает отблески на стены кухни.
   — Послушай, — вдруг резко сказал Гэрет. — А что если бы я посватался к ней? Предположим, я приложил бы все силы, чтобы завоевать ее руку и сердце, прежде чем брат придет за ней? Перестал бы ты тогда смотреть на меня как будто я викинг-мародер?
   Даниэль искренне заулыбался.
   — Да, я был бы доволен. Другого я и не ожидал от тебя.
   — Окончательное решение, конечно, за Кристианой, — подчеркнул Гэрет. — Я с трудом верю, что она захочет провести всю свою жизнь, выращивая цыплят и сбивая масло.
   — Ты любишь ее, — заметил Даниэль, как будто это было главным в этом деле.
   — Да поможет мне бог, — пробормотал Гэрет. — С самого первого раза, как только я ее увидел, я понял, что с ней будет много хлопот.
   Даниэль засмеялся, а Гэрет пошел приготавливать чай.
   — Иди, разбуди остальных. Давайте начнем загружать повозку. Нам нужно к восьми утра быть в Эшби.
   — Я хочу взять свою долю прибыли и купить себе новую лошадь, — заявил Джеффри, — конечно, если попадется такая, которая понравится мне.
   — Там всегда бывает хороший выбор лошадей, — сообщил Гэрет, — а ты, Ричард, как собираешься потратить свои деньги?
   Они грузили последние тюки с овечьей шерстью на длинную крестьянскую повозку. Она уже была наргужена плетеными корзинками с клубникой, с молодым зеленым горошком, с ранней морковью и круглыми, покрытыми воском, головками сыра, приготовленного на их сыроварне.
   Ричард молча изучал небо, он помедлил, прежде, чем ответить. Облака развеялись, деревья и поля сверкали под утренним солнцем свежие и чистые после ночного дождя.
   — Мне хотелось бы когда-нибудь поехать к морю, — наконец сказал он, — я буду собирать деньги на эту поездку.
   — Боже мой, — отозвался Стюарт, — я впервые слышу об этом!
   — Потому что это не понятно таким мужланам, как вы, — возразил Ричард, — некоторые вещи я предпочитаю хранить в тайне.
   — Ну мы все погрузили? — спросил Гэрет, проверяя упряжь крепких уэльских вьючных лошадей, которых запрягли в повозку. — А где Кристиана? Что с ней случилось?
   — Она пошла в сад, — ответил Джеффри, — сказала, что сейчас вернется.
   — Я зайду за ней, — сказал Гэрет, — и мы отправляемся.
   Она стояла у куста вьющейся розы и тщательно прикрепляла лентой срезанный розовый бутон к своей кружевной шапочке, которую она сегодня надела.
   Гэрет молча наблюдал за ней, думая о том, как сильно она изменилась. Когда Кристиана впервые появилась здесь, она была худой, бледной и колючей. Она удивлялась абсолютно всему, а каждая шутка оскорбляла ее. Он помнил, как по утрам она сооружала себе высокую прическу, следуя французской моде и как напряженно двигалась в своих платьях с тугими корсетами.
   А сейчас она выглядела совсем иначе. На ней была белая блузка с длинными рукавами и простой черный лиф. Ее юбки были в розово-голубую полоску. Волосы были просто заплетены в толстую блестящую косу, которая спускалась вдоль спины. На щеках играл яркий румянец от утреннего воздуха. Лицо ее округлилось и стало более привлекательным.