«любая интерпретация представляет собой миф в том смысле, что интерпретация предлагает организующий принцип понимания опыта, пережитого пациентом, принцип интегрирования его прошлого в контексте значения ранее недостижимого для него. Всякая интерпретация есть миф в том же смысле, как и то, что любая история есть миф. Интерпретации не являются либо истинными, либо ложными. Каждому набору „фактов“, относящихся к прошлому, соответствует множество мифов. Историческая истина не раскрываема, иметь место могут лишь попытки дать объяснение фактам, которые следует воспринимать только с учетом существующих ограничений».
 
   Шейфер (Schafer, 1983) выдвигает идею о том, что психоанализ следует рассматривать как повествовательную трансакцию(narrative transaction). Он пишет, что «в действительности аналитик рассматривает и то, о чем говорит пациент, и паузы, которые он делает во время своего рассказа, видя в них специфические особенности выступления пациента в роли рассказчика, то есть его изложения событий, произошедших с ним в прошлом или происходящих в настоящем». Далее он продолжает:
 
   «Когда пациент рассматривается как человек, выступающий с рассказом о каких-то событиях, то понятно, что он дает лишь одну версию из целого ряда возможных описаний этих событий. При таком взгляде становится понятным, что мы не имеем доступа к событиям прошлого, ибо эти события могут существовать лишь как часть повествовательных описаний, которые были созданы или могут быть созданы пациентом или психоаналитиком с различными целями и в различных контекстах... можно сказать, что психоаналитик вовлечен в действия по пересказу или повествовательной ревизии, пересмотру... он следит за развитием определенных линий сюжета, связанного с развитием личности пациента, конфликтными ситуациями, которые тот когда-то пережил, и субъективным переживанием, и специфика этого прослеживания показывает отличительные черты его аналитической теории и его подхода... мы, следовательно, можем говорить о том, что аналитическая интерпретация далека от раскапывания и восстановления старых, давно забытых событий как таковых, имевших место в прошлом, она создает и развивает новые живые, вербализуемые и вербализованные версии изложения этих событий. Только в таком случае эти новые версии могут занять прочное место в непрерывной, убедительной, связной и современной психоаналитической истории жизни пациента».
 
   Спенс (Spence, 1982) указывает на то, что истинность интерпретации или реконструкции никогда не может быть известна. Психоаналитик конструирует «историю», которая удовлетворяет определенным эстетическим и прагматическим критериям, и интерпретирует в рамках повествовательной традиции, в которой важными аспектами являются связность, последовательность и способность убеждать рассказчика. Вместо исторической истины выступает истина повествовательная, которая создает способ понимания и объяснения фактов прошлого и дает внешнюю уверенность, заменяющую истинные знания, для нас недоступные. Не вызывает сомнения то, что формулировки Спенса и Шефера выделяют важный аспект реконструкции. Их подход перекликается с подходом Балинта, а также со взглядами Уоллерстайна (Wallerstein, 1988), замечающего, что «все наши теоретические перспективы, как клейнианские, так и „само-психологические“, как и все прочие, есть лишь выбранные нами метафоры,полезные нам эвристически, полезные в условиях наших меняющихся интеллектуальных установок в процессе объяснения, то есть в придании смысла первичным клиническим данным, получаемым в консультационных кабинетах». Он добавляет: «Выражаясь более просто, эта концептуализация превращает всю нашу грандиозную теорию (и весь плюрализм общей теории) в не что иное, как выбранное нами построение метафор». Однако точка зрения Уоллерстайна может нести в себе и сомнительное предположение о том, что все интерпретативные системы при условии соответствия определенным критериям представляют равную ценность.
   Понятие интерпретации, очевидно, не ограничено рамками контекста психоаналитического лечения или различными формами психодинамической психотерапии. Вербализация несформулированных самим пациентом страхов по поводу своего здоровья, производимая лечащим врачом, может классифицироваться как интерпретация, поскольку она имеет своей целью дать пациенту новые возможности проникновения в свою психику, представив ему некоторые аспекты его чувств и поведения, о которых он ранее не был осведомлен. Отсюда не следует, разумеется, что тип интерпретации, подходящий в одном случае, всегда будет уместным в других.

ГЛАВА 11.

ИНСАЙТ.

   Понятие «инсайта» – одно из тех, что широко используются в психоанализе, в системах психотерапии, на нем основывающихся, и в динамической психиатрии в целом. Хотя это понятие используется так, как будто его значение вполне очевидно, более внимательное рассмотрение показывает, что смысл этого термина отнюдь не ясен. Как пишет Зильбург (Zilboorg, 1952): «Среди неясностей, связанных с весьма важными в клинической работе понятиями, и вызывающих большую путаницу, присутствует и понятие инсайта. Никто не знает, откуда оно появилось, кто использовал его впервые и в каком значении». Поланд (Poland, 1988) также замечает: «Инсайт так и не нашел себе удобного места в аналитических концептуализациях». С этим перекликается и высказывание Барнетта (Barnett, 1978), который жалуется на то, что «наши понятия об инсайте так расширились и стали столь размытыми, что все усилия включить наши знания в технологию эффективной инсайт-терапии часто кажутся бессмысленными и напрасными».
   По-видимому, налицо сложное взаимоотношение между психоаналитическим и психиатрическим значениями этого термина. В общей психиатрии термин «инсайт» был введен для обозначения «знания пациентом того, что симптомы его болезни указывают на патологические отклонения в психике» (Hinsie & Campbell, 1970). Именно, в этом значении термин используется в психиатрии с начала нашего столетия по настоящее время. Юнг, исследовавший больных психозом с сильными умственными и эмоциональными отклонениями, отмечает, что такие пациенты могут проявлять «признаки более или менее интенсивного осознания своей болезни» (Jung, 1907). Согласно Крепелину (Kraepelin, 1906), Блейлеру (Bleuler, 1911) и Ясперсу (Jaspers, 1913), «отсутствие возможности инсайта» отмечается авторами в случаях, принципиально связанных с психотическими ментальными состояниями. Однако, хотя само слово «инсайт» за последние двадцать лет распространилось из психиатрии в психоанализ, его психиатрическое значение здесь оказалось утраченным. Необходимо отметить, что раннее использование данного термина в психоанализе не содержало специализированной технической нагрузки. На это указывает и отсутствие слова в индексе стандартного издания Полного собрания психологических работ Фрейда, хотя в самом тексте оно неоднократно встречается. По всей видимости, это достаточно распространенное как в английском, так и в немецком языке (нем. Einsicht) слово в какой-то момент психоаналитической истории оказалось поднятым до статуса технического термина. Оксфордский словарь английского языка указывает, что «первоначально это понятие, по-видимому, существовало в форме „внутреннего взгляда“, т.е., умственного взора или понимания». Среди определений, даваемых «внутреннему взгляду», есть и «ментальное зрение или восприятие, различение..., и сам факт проникновения глазами понимания во внутренний характер или природу вещей; проблеск или взгляд под поверхность...». Интересно отметить, что на современное употребление этого понятия, более или менее разговорное, по-видимому, оказало влияние соответствующее психоаналитическое его использование, так что значение «инсайта» временами приближается, как это ни парадоксально, к тому смыслу, который Оксфордский словарь называет устаревшим, т.е., «понимание, ум, мудрость». В более техническом смысле, в котором это понятие теперь используется в психоанализе, оно, по-видимому, укоренилось в формулировках Фрейда, отображавших процессы изменений, приводивших к «излечению».
   В «Исследовании истерии» Фрейд и Брейер (Freud, 1895d) писали:
 
   «К своему большому удивлению, мы обнаружили, что все индивидуальные истерические симптомы немедленно и напрочь исчезали, когда нам удавалось вызвать в памяти больного четкое воспоминание о том событии, которое спровоцировало эти симптомы, и вызвать сопровождающие это событие переживания, когда пациент описывал это событие в мельчайших подробностях, облекая свои переживания в слова.Воспоминание же без соответствующего переживания никаких результатов не дает».
 
   Сходная точка зрения высказывалась Фрейдом (Freud, 1895d) когда он описывал состояния одного из своих пациентов:
 
   «Если нам удастся пробудить в нем живые воспоминания, если он будет видеть при этом пережитую когда-то ситуацию в се подлинном виде, мы сможем наблюдать, что он попадает под воздействие каких-то определенных переживаний. И если мы затем заставим его облечь эти переживания в слова, мы обнаружим, что в тот самый момент, когда он вновь воспроизводит этот острый аффект, возвращается и острое чувство боли, но после этого болезненный симптом в своем хроническом виде исчезает».
 
   Элемент «когнитивного знания» – «память о событии» – подчеркивался Фрейдом в первой фазе психоанализа в контексте эмоционального высвобождения.Идея выздоровления через разрядку переживания в форме абреакции связывалась с предположением о том, что в таких состояниях как истерия в роли патогенного агента выступает какое-то специфическое событие травматического характера. Необходимость эмоционального аккомпанемента при восстановлении подавленных воспоминаний очень близко приближается к тому, что многие психоаналитики называют сегодня «эмоциональным инсайтом».
   С изменением взглядов Фрейда на патогенез (Freud, 1897), связанным с переключением внимания от внешнего травматического события на перипетии инстинктивных влечений и усилением его интереса к интерпретации снов (Freud, 1900a), эмоциональный элемент, похоже, пошел на убыль. Инсайт психоаналитика стал теперь в большей или меньшей степени приравниваться к пониманию смысла материалов, получаемых от пациента и передаваемых ему; при таком разъяснении часто использовались и интеллектуальные аргументы. Постепенное осознание необходимости анализировать перенос и трансферентные сопротивления привело к пониманию важности эмоционального контекста, на фоне которого и происходит понимание своих проблем пациентом. Фрейд (Freud, 1913с) пишет: «В ранний период психоанализа мы действительно придерживались взгляда, что ситуацию следует рассматривать с интеллектуальной точки зрения. Мы придавали большое значение знанию пациента о том, что было им забыто, и при этом мы почти не проводили различения между нашим знанием ситуации и его... То, что в результате такого подхода не последовало успеха, явилось жестоким разочарованием».
   В названиях работ по психоанализу термин «инсайт» впервые появился в 1939 году в заголовке статьи Френча «Инсайт и искажение в сновидениях». Френч явным образом заимствовал этот термин у гештальт-психолога Кёлера (Koehler, 1925). Кёлер описал появление у экспериментальных животных внезапного понимания того, как решить ту или иную проблему, в виде «инсайта». Френч рассматривал инсайт в психоанализе как сходное явление, то есть как «практическое осознание – буквально „схватывание“ – конфликтной ситуации». Френч не видел в таком инсайте терапевтический фактор как таковой, но усматривал в самом явлении предварительное условие дальнейшего решения задачи, решения, ведущего к выздоровлению.
   Основная проблема в психоаналитической литературе после Фрейда заключается в необходимости определить качества, которые отличают «истинный» или «эмоциональный» инсайт, с одной стороны, и чисто интеллектуальный инсайт, с другой. Большинство психоаналитиков уверено, что такое различие существует, и что оно играет огромную роль с точки зрения психоаналитического метода. Чисто интеллектуальное знание психоаналитического взгляда на источники нарушения психики, очевидно, не является эффективным (в противном случае пациента можно было бы излечить, предоставив ему учебник по психоанализу). С точки зрения психоаналитической литературы необходимо известное эмоциональное переживание в качестве аккомпанемента тому, что считается эффективным инсайтом. Однако определение «истинного», «эмоционального» или «эффективного» инсайта поставило проблемы, которые пытались разрешить многие авторы (например, Barnet, 1978; Blacker, 1981; Bush, 1978; А. Freud, 1981; Hatcher, 1973; Horowitz, 1987; Kerz-Ruehling, 1986; Kris, 1956a; Kubie, 1950; Michels, 1986; Myerson, 1960, 1963, 1965; Martin, 1952; Poland, 1988; Pressman, 1969a, 1969; Rangell, 1981; Reid & Finesinger, 1952; Richfield, 1954; Segal, 1962; Silverberg, 1955; Valenstein, 1962; Zilboorg, 1952).
   Одной из трудностей, связанных с проблемой нахождения подходящего определения эффективного психоаналитического инсайта, является искушение впасть в тавтологию, то есть считать, что инсайт не является «истинным», если он не производит желаемого эффекта. Следовательно, инсайт, который производит желаемые перемены, является эффективным. Если мы хотим избежать этих трудностей, вероятно, необходимо разграничить понятие эмоционального инсайта и понятие «излечения», ибо положительный терапевтический эффект не является необходимым последствием первого. Рейд и Файнзингер (Reid & Finesinger, 1952) и Ричфилд (Richfield, 1954) пытались прояснить эту проблему применением философского анализа. Рейд и Файнзингер использовали термин «динамический инсайт» в качестве эффективной разновидности, цитируя высказывание Кьюби (Kubie, 1950) о том, что «инсайт начинает оказывать терапевтический эффект только когда он приводит к правильному пониманию соотношения между различными пережитыми событиями и бессознательными конфликтами, из которых возникают как невротические компоненты личности, так и сами невротические симптомы». Рейд и Файнзингер пытаются сами провести различие между «нейтральным» и «эмоциональным» инсайтом. Первый из них подразумевает, что «ни один из терминов, значение которых связано с актом инсайта, не имеет отношения к эмоциям, точно так же, как лицо, реализующее этот акт, ни в коей мере не осуществляет эмоциональную реакцию в момент инсайта». При «эмоциональном» инсайте «сама эмоция составляет часть субъектного материала, относительно которого пациент получает инсайт, или, выражаясь точнее, этот термин связан с отношениями, суть которых улавливается через инсайт». И, наоборот, инсайт может рассматриваться как «эмоциональный» или «динамически эффективный», если «заставляет пациента осознать некий факт, который сам по себе может представлять, а может и не представлять какую-то эмоцию, высвобождающуюили запускающуюэмоциональную реакцию (response)». Вышесказанное, по-видимому, и есть наиболее точное определение инсайта с психоаналитической точки зрения, определение, не обязательно связанное с «правильностью» или терапевтическим эффектом в качестве критерия.
   Несмотря на признание того, что «интеллектуальные» элементы в инсайте сами по себе не эффективны, роль когнитивных процессов в порождении инсайта все больше признается (Barnett, 1978; Bush, 1978). Барнетт замечает, что «знание действительно становится инсайтом только тогда, когда сопровождается значительными изменениями в психической деятельности пациента и способах организации опыта. Наш интерес к инсайту должен сдвинуться в направлении перестройки и переструктурирования познавательной деятельности пациента как моста между инсайтом и терапевтическими изменениями».
   Одновременно с возобновлением интереса к когнитивным аспектам инсайта происходил рост внимания, уделяемого специалистами по детскому психоанализу развитию способности к инсайту. Кеннеди (Kennedy, 1979) говорит о развитии способностей к инсайту, описывая изменения в этих способностях, происходящие на протяжении жизни, начиная от ребенка дошкольного возраста к отрочеству и взрослому возрасту. Эти способности развиваются «от случайных осознаний ребенком состояния удовольствия и боли к сознательному и объективному самонаблюдению взрослого с интрапсихическим фокусом, который, вместе с интегративными функциями эго, включает инсайт в полезные психические контексты». Кеннеди добавляет, что
 
   «мы не ставим целью в детском психоанализе реконструировать для ребенка правдивую и „объективную“ картину его прошлого, но сосредоточиваем свои усилия на анализе его адаптации к ощущаемым им давлениям, воздействующим на него сейчас... Вмешательства аналитика организуют и артикулируют то, что переживает ребенок. Всякий раз, когда аналитик интерпретирует и выражает инсайты в терминах, которые способен понять ребенок, происходит новая интеграция... Мы должны понимать, что их „аналитическое понимание“ поглощается общей „переживательной“ матрицей».
 
   Еще один специалист по детскому психоанализу Нейбауэр (Neubauer, 1979) подчеркивает, что
 
   «детский анализ должен обратиться к фазам когнитивной организации... Это выдвигает на первый план роль самонаблюдения как одного из главных компонентов инсайта. Еще одно требование инсайта – это способность различать объект и само-представления в контексте стабильной организации времени и пространства. Все эти различные компоненты инсайта важны для понимания его роли в психоанализе».
 
   Анна Фрейд (A. Freud, 1981) пишет о развитии способности к инсайту в детстве и обсуждает вопрос о наличии и отсутствии этой способности как факторов нормального развития. Она считает, что для ребенка, не развившего адекватного инсайта, «второй шанс» в этом отношении дает юность.
   Достижение инсайта – нормальное явление, связанное с развитием. Майкелз (Michels, 1986) отмечает признание психоаналитической теорией инсайта того, что
 
   «психологическое развитие есть не только история устремлений организма, страхов, связей, моделей умственной деятельности, восприятий самого себя и других, понимания мира, но также и сдвигов, изменений, развития, важных открытий и осознаний самости. Психологическое развитие проходит через весь жизненный цикл, и для организации нашего понимания различных стадий развития могут быть важны самые разные перспективы. С точки зрения инсайта критическое значение здесь может иметь период, являющийся относительно „латентным“ с точки зрения влечений».
 
   Грей (Gray, 1990) придерживается взгляда, что каждая новая ступень инсайта, достигаемая пациентом, «сопровождается важным, приобретаемым на опыте инсайтом,что эго взрослого действительно способно сознательно, силой воли справляться с ограничениями и разрядкой инстинктивных проявлений жизни... Этот аспект терапевтического действия есть форма познаниясвоей способности управлять силами эго с помощью опытапостепенного автономного контроля над импульсами, подлежащими коррекции». Грей замечает, что «в соответствующие моменты, используя необходимые слова, я приглашаю пациента принять участие в наблюдении за тем, что происходит».
   Роль повторного восстановления ранней аффективной связи с матерью и повторного обретения чувства инфантильного всемогущества при достижении инсайта подчеркивается в работе Мангхам (Mangham, 1981). При этом он развивает замечание Криса (Kris, 1956b), который в своей классической статье на данную тему заявляет, что в «инсайте „когнитивные элементы“ сливаются с особым видом точной уверенности». Статья Криса в свете более поздних открытий обсуждается в работе Абенда (Abend, 1988).
   Значение образования у анализуемого «идеала инсайта» подчеркивается Блюмом (1981). Он пишет: «Психоаналитический инсайт в бессознательные процессы и содержания включает в себя постепенную трансформацию внутренних запретов и идеалов путем терпимого отношения к ранее запрещенным любопытству и знанию. Аналитический процесс зависит от послабления цензуры и анализа мотивов и способов самокритики и самонаказания».
   В ряде работ освещается роль инсайта во взаимодействии пациента и психоаналитика в аналитической ситуации (например, Joseph, 1987; Mangham, 1981; Neubauer, 1979; Segal & Britton, 1981). Так, Шенголд (в сообщении Blacker, 1981) высказывает мысль о том, что процесс инсайта стимулируется аналитической ситуацией и тем, как взаимодействуют пациент и психоаналитик. Точно также Энтони (в сообщении Blacker, 1981) подчеркивает связь между инсайтом аналитика в свои собственные контрреакции на пациента и увеличением объема его знаний о внутренней жизни пациента. Вследствие этого можно считать, что анализ протекает в атмосфере взаимодействий между инсайтом психоаналитика и инсайтом пациента. Энтони (также, как и Blacker, 1981; Hatcher, 1973; Horowitz, 1987; Poland, 1988; Rangell, 1981) придерживается той точки зрения, что аналитический инсайт должен рассматриваться как процесс.
   Хоровиц (Horowitz, 1987) указывает на то, что этот процесс открытия и инсайта может продолжаться и развиваться и после того, как курс лечения закончен. Он пишет: «Из ряда успешно проведенных психоанализов по всей видимости можно сделать вывод о том, что ответные реакции на интерпретацию, ведущие к полезному инсайту, подвергаются постоянному пересмотру как в ходе психоанализа, так и после его завершения. Эта постоянная ревизия позволяет учитывать собственные открытия пациента и связана с его памятью, реконструкцией или его биографией».
   В дискуссии «О психическом изменении» (Naiman, 1976) Сандлер указывает на то, что «достижение инсайта с помощью вмешательства аналитика вызывает ре-интеграцию с созданием новых аспектов психической организации. Как следствие проработки, этот инсайт может стать „автоматическим“, то есть может привести к подсознательному запрещению предшествующих способов деятельности и утилизации способов более адекватных». В таком контексте достижение инсайта ведет к «структурам инсайта», то есть наборам внутренних соотношений, которые могут использоваться для того, чтобы модифицировать и контролировать ранее усвоенные способы деятельности. Это должно включать в себя изменение во внутренних объект-отношениях.
   И, наконец, Поланд (Poland, 1988) делает ценное замечание по поводу аналитического инсайта, говоря, что
 
   «инсайт связывает прошлое и настоящее, содержание и процесс в ментальное единство, недостаточно представленное логическим разумом и теорией. Клинический анализ вызывает к жизни внутренние силы в рамках уникального диадического контекста, в котором имплицитные смыслы приобретают непосредственное значение и, таким образом, позволяет историческим фактам вырасти и стать личными истинами... аналитик не может „дать“ инсайт. Его интерпретации могут предложить новые знания, его взаимодействия могут представить иной эмоциональный опыт, но пациент должен сам переварить эти знания или переживания с тем, чтобы превратить их в инсайты».
 
   Представляется, что понятие «правильного» инсайта приводит к многочисленным сложностям (см. обсуждение исторической и повествовательной истин в предшествующей главе). С другой стороны, понятие «эффективного» инсайта может легко привести к тавтологии. Возможно, наиболее разумный подход к этой проблеме состоит в том, чтобы отличать «интеллектуальный» инсайт от тех его форм, которые либо высвобождают эмоции, либо связаны с каким-то «эмоциональным состоянием», являющимся частью содержания самого инсайта. Такой подход согласовывался бы с точкой зрения, обсуждавшейся в данной главе, когда мы отмечали, что «по-видимому, можно утверждать, что терапевтические изменения, являющиеся следствием действия психоанализа, зависят в большой степени от создания стройной и организованной концептуальной и эмоциональной системы, в которых пациент может эффективно поместить себя и свое субъективное переживание себя и других». Такой взгляд позволил бы нам понять, как различные психоаналитические и психотерапевтические точки зрения, отраженные в интерпретациях, даваемых пациенту, могут иногда оказаться одинаково эффективными с точки зрения терапевтических результатов.

ГЛАВА 12.

ПРОРАБОТКА.

   Лечение психоанализом наряду с другими видами психотерапии преследует цель вызвать прочные изменения в состоянии пациента. Как и в других «инсайт-терапиях» здесь используются интерпретации и другие формы вербального участия (интервенции) (глава 10). Хотя все терапии такого рода отчасти направлены на то, чтобы сделать бессознательное содержание и сами психические процессы осознанными, с первых дней психоанализа существует точка зрения, что «превращение бессознательного в осознанное» и достижение инсайта пациентом в обычных обстоятельствах недостаточны, чтобы вызвать в его состоянии фундаментальные изменения. В отличие от методов, использующих гипноз и мощную абреакцию (катарсис), успех психоаналитического метода, как считают, зависит от ряда дополнительных элементов. Некоторые из этих элементов уже обсуждались в предшествующих главах, в частности, лечебный альянс (гл. 3), перенос (гл. 4 и 5) и анализ сопротивления (гл. 7). Цель настоящей главы – рассмотреть те факторы психоаналитического лечения, которые суммируются под общим названием