Единый стон пронесся по двухсоттысячному войску. Пока переодетые в надсмотрщиков рабы привязывали Зевксиса и Гермия к столбу, справа и слева от Прота послышались негодующие крики:
   — Проклятые господа! Так оно все и было!..
   — Не кормили, не одевали нас!..
   — Попробуй только заикнись, что ты голоден или замерз — сразу поведут к такому столбу!
   — Если не бросят в яму гнить заживо!..
   — Смерть им всем, как Дамофилу!
   — Смерь!
   — Смерть… — прошептал Прот, думая о Луцие и тоже невольно сжимая кулаки.
   Привязав рабов к столбу, «надсмотрщики» взялись за длинные сыромятные бичи.
   Прот ожидал, что удары будут легкие, только для виду. Но бичи засвистели по-настоящему. И крик Гермия, а затем и вопль Зевксиса были самыми неподдельными.
   — Так, так! — услышал вдруг Прот в наступившей мертвой тишине тихий голос Евна. — Сильнее! Еще сильнее! А вы терпите, терпите! Озолочу каждого!..
   — И-и… Эх-х! — тяжелый бич опустился на спину дернувшегося от боли Зевксиса.
   — А-аа-ах! — тут же отозвался другой «надсмотрщик», с силой ударяя Гермия.
   Войско Евна напряженно молчало.
   Прот покосился по сторонам и увидел, как изменились совсем еще недавно веселые, смеющиеся лица бывших рабов. Все они были искривлены гримасами боли, ужаса, каждый словно заново переживал страшные годы своего рабства, когда такие свистящие удары сыпались на них ежечасно…
   — И-и… Эх-х!
   — А-аа-ах!!
   Голова Зевксиса вскинулась и безвольно упала на грудь. Гермий, продолжая вздрагивать от ударов, истошно завопил, чтобы ему поскорее дали разделаться с «Дамофилом».
   Ломая строй, самые горячие воины рванулись вперед, еще мгновение — и вся масса людей хлынула бы на крепость, но Евн властным голосом остановил их:
   — Эписодий второй! Ваш царь Антиох Эвергет, бывший домашний раб Антигена, дает благословение своим сирийцам на начало восстания!
   Из задних рядов тут же выбежали и обступили царя одетые в лохмотья люди. Их было не меньше трех сотен.
   Прот сразу же узнал Фемистокла, который старался держаться в стороне, и льнувшего к Евну Серапиона. Упав на колени, эти люди, переодетые в рабов, стали умолять высившегося над ними царя узнать волю богов.
   «Надсмотрщики» отвязали от столба рабов, привели в чувство Зевксиса. Шатаясь, избитые подошли к заговорщикам и, плача, стали рассказывать, как жестоко поступил с ними Дамофил.
   Евн-Антиох, внимательно выслушал их, горестно покачал головой и запрокинул лицо к небу.
   — О, великая Астарта! — пронзительно закричал он. — Ты всегда приходишь ко мне и советуешь, как поступить в трудную минуту! Ты и только ты явилась ко мне и предсказала, что я стану царем! О, Астарта, я вновь, как в тот день вижу, слышу тебя! О, великая!
   Евн закрыл лицо руками, и вдруг целый столб пламени вырвался у него изо рта.
   Вопль изумления и восторга пронесся над строем сирийцев.
   Войско, как по команде, сделало несколько шагов вперед. Замерло в горящем нетерпении. Прикажи им Евн в эту минуту броситься со скалы в море или шагнуть в огонь — и вся армия последовала бы его приказу.
   — Мы хотели поступить с Дамофилом по закону! — насладившись видом своих подданых, вновь закричал Евн. — Мы хотели привести его в театр Энны и предать суду! Но Зевксис и Гермий не смогли уже ждать этого! Они назвали Дамофила обманщиком и… убили его! — сделал знак Евн, и двум рабам незаметно передали оружие. — Один вонзил ему меч в бок, другой разрубил топором шею!
   Зевксис с Гермием бросились к Марку Минуцию, едва успевшему, по римскому обычаю, закрыть перед смертью лицо полой тоги.
   Сверкнули в воздухе топор и меч.
   Голова обливающегося кровью мессанийца покатилась по траве…
   Радостный рев пронесся над склоном, заглушая крики отчаяния начавших уже прощаться друг с другом защитников крепости.
   — И так будет со всеми, кто мучил и убивал нас, когда мы были рабами! — прокричал Евн. — Так было со всеми господами Энны и Тавромения, Акраганта и Катаны! Теперь настала ваша очередь, проклятые господа Мессаны! Молитесь скорее вашим латинским богам, все равно наша Астарта сильнее их, и ничто, ничто не спасет вас от ее справедливого гнева! Астарта! Слышишь ли ты меня?! — проревел Евн и, выждав минуту, воздел к небу руки. — Слышит!! И она призывает вас, мои доблестные сирийцы: жгите, насилуйте, рвите зубами теплое мясо своих бывших господ, насытьте свои истерзанные тела и сердца сладостной местью!!
   Новый столб пламени вырвался изо рта царя. Он шагнул к крепости, как бы призывая следовать за собой всю свою армию:
   — Залейте потоками крови улицы этого города! Вперед, вперед, мои непобедимые сирийцы!!
   Голос Евна сорвался, утонул в гуле воинственных криков рванувшейся вперед армии.
   Прот бежал вместе со всеми, потрясая мечом. Он боялся только одного — чтобы его не раздавили в этой толпе, страшился споткнуться и упасть.
   Несколько стрел пролетело над его головой. Где-то сбоку, сзади послышались крики и проклятья, и тут же, захлебнувшись, умолкли.
   Прот ни на секунду не упускал из виду бежавшего рядом Фрака. Бывший гладиатор, экономя силы, бежал молча, прижимая к груди длинный сарматский меч.
   «С таким не пропадешь!» — восторженно подумал Прот и пригнулся, услышав свист стрелы, от которого зашевелились волосы на макушке.
   — О, Астарта!.. — послышалось сзади.
   Прот повернул голову и краем глаза увидел, как, взмахнув руками, упал и исчез под ногами бегущих следовавший за ним воин.
   Самые быстрые воины уже достигли стен Мессаны.
   Прикрываясь щитами от летящих сверху камней и копий, они стали карабкаться наверх по приставленным длинным лестницам и просто по выступающим камням полуразрушенных стен.
   Прячась за могучей спиной Фрака, Прот тоже ступил на шаткую лестницу и, призывая на помощь всех известных ему богов, называя их то греческими, то латинскими именами, ступенька за ступенькой стал подниматься наверх.
   Дико прокричал, падая с высоты один воин, за ним, едва не увлекая за собой Прота, другой…
   — О, Минерва! Афина! О, великий Юпитер! Зевс!.. Не дайте мне умереть!.. Не дайте мне упасть с такой высоты!.. — воскликнул Прот, замешкался, но его тут же подтолкнули снизу взбиравшиеся за ним рабы.
   Когда уже казалось, что не будет конца этой проклятой лестнице, спина Фрака вдруг дернулась, переломилась в пояснице; бывший гладиатор торжествующе заревел и провалился куда-то вперед.
   Прот поднялся еще на несколько ступенек и с радостью увидел перед собой верхний край стены!
   Он проворно спрыгнул вниз, на площадку. Озираясь, выставил перед собой меч. Но сопротивление мессанийцев на этом участке было уже сломлено.
   Кругом лежали только трупы рабов и защитников крепости. Многие из господ были обезглавлены, у каждого не было кисти или всей руки.
   Прот увидел, как мелькнула в проулке широкая спина Фрака, рванулся следом. Здесь, к его разочарованию, бой тоже угас, и ему встретились лишь мессанийские рабы с белыми тряпками в зубах. Они умоляли Прота дать им меч, чтобы рассчитаться со своими господами.
   Прот отмахнулся от них и побежал дальше, чуть не плача от того, что нигде не видно господ.
   Наконец в конце следующей улицы он увидел прислонившегося к стене дома раненного богача. Подскочив к нему, замахнулся мечом, но мессаниец ловко отвел удар в сторону и в свою очередь попытался достать острием своего меча до груди Прота.
   Прот вскрикнул, сделал шаг назад, прикидывая, как бы половчее броситься на истекавшего кровью мессанийца, но в это мгновение из-за его спины вылетел разъяренный Фрак. Страшным ударом он напополам разрубил тяжело осевшее на пыльную землю тело.
   — Забирай себе его руку! — крикнул бывший гладиатор, показывая мечом на лежащего господина.
   — А ты? — обрадовался Прот и, не заставляя себя долго упрашивать, словно кусок говядины отсек руку до самого плеча.
   — У меня уже есть! Целых две! — похвастался Фрак. — Но это еще не все!
   И побежал дальше, высмотрев новую жертву.
   Прот привязал к поясу руку убитого.
   «Свободен! Теперь — свободен!» — с облегчением подумал он и заметил бредущего мимо Клеобула.
   — Эй! — окликнул он грека. — Иди сюда!
   Услышав знакомый голос, Клеобул обрадованно шагнул к Проту, но тут же остановился, увидев обезображенное тело.
   «Ох, уж эти мне эллины!» — подумал Прот и кивнул на то, что еще минуту назад было грозным врагом:
   — Отрезай побыстрей вторую руку или голову — и ты свободен!
   — Н-не могу! — отвернулся Клеобул.
   — Как! Ты не хочешь получить свободу?! — поразился Прот.
   — Хочу, но…
   — Так давай помогу!
   — Нет! — воскликнул грек. — Не надо!!
   — Как хочешь! — пожал плечами Прот, опуская меч.
   С трудом он дождался вечера, когда освещенный пламенем высокого костра Евн встречал, сидя на троне, победителей.
   Насытившись местью, женами господ, смертью их маленьких детей «сирийцы» торжественно проходили мимо своего царя и бросали в кучу золото, серебро, украшенные самоцветами перстни и серьги.
   Евн жадно взирал на богатство и впивался глазами в очередного подданного, словно проверяя, все ли тот выложил перед ним. Интересовала его, правда, значительно меньше и соседняя куча, в которую рабы складывали отрубленные руки и головы мессанийцев.
   Стараясь не подать виду, что ему давно надоела эта утомительная процедура, он приветливо кивал пролившему господскую кровь рабу и важно говорил:
   — Дарую тебе свободу на вечные времена!
   Закованный в цепи кузнец по знаку царя тут же сбивал оковы и рабские ошейники и Евн снова переводил свои глаза на сверкающие в ярком свете костра драгоценности. Оживился он лишь при виде Фрака, который деловито положил на верх окровавленной горы несколько кистей и две головы.
   — Вот это молодец! — воскликнул Евн и милостливо сказал склонившемуся перед ним Фраку: — Дарую тебе свободу и… должность начальника декурии!
   Бывший гладиатор склонился ниже и вынул из-за пазухи еще две кисти рук, пальцы которых были украшены дорогими перстнями.
   — А это, великий царь, идущие на смерть правитель Мессаны и его жена приветствуют тебя! — усмехнулся он, небрежно швыряя в кучу страшную добычу.
   — Как ты сказал — идущие на смерть? Приветствуют? — улыбнулся Евн.
   — Да, великий царь! Так велено было нам, гладиаторам, обращаться к господам на арене перед началом каждого боя! Ну, а теперь они обращаются к тебе.
   — А откуда тебе известно, что это сам правитель Мессаны? — подозрительно спросил Серапион.
   — У него была большая охрана! — охотно объяснил Фрак. — Когда я ее перебил, мне стало интересно, кого это они так охраняли? Спросил рабов, они сказали — правителя Мессаны. А тут и жена его прибежала… Начала голосить, кричать на меня, зачем я разлучил ее с мужем. Ну, я и решил не разлучать!.. — простодушно докончил он.
   — Сколько же воинов было в охране этого правителя? — удивился Евн.
   — Десять, наверное, а может, двенадцать — не считал! — пожал плечами Фрак. — Я и руки им не стал отрезать, сказано же было — только господ!
   — Дарую тебе милость служить в моей личной тысяче! — воскликнул царь.
   Услышав завистливые возгласы, гладиатор довольно усмехнулся и отошел в сторону. На его плечи тут же набросили дорогой халат и повели куда-то угрюмые воины, одетые в звериные шкуры.
   Евн вопросительно посмотрел на Прота. Тот, очнувшись, бросил в кучу руку мессанийца, пал ниц перед царем.
   Евн дал ему знак подняться.
   — Ты свободен на вечные времена! — прикрывая ладонью зевок, сообщил он. Кузнец несколькими осторожными ударами сбил с шеи Прота ненавистный ошейник с надписью: «Верни беглого раба его хозяину Луцию Пропорцию».
   Прот ошеломленно потер шею и замер.
   — Так я… свободен?! — вырвалось у него.
   — Да, на вечные времена! — кивнул Евн.
   — Проходи дальше, там о тебе позаботятся! — шепнул Серапион.
   Но Прот не мог так сразу двинуться с места.
   — И я могу отправляться к себе на родину? — нетерпеливо воскликнул он.
   Евн усмехнулся. Стоящие вокруг него телохранители и члены Совета угодливо засмеялись.
   — А где твоя родина? — поинтересовался царь.
   — В Пергаме!
   — Ах, в Пергаме! — протянул Евн, обращаясь к своему окружению. — А я думал где-нибудь в Скифии!
   Хохот раздался еще громче.
   — Я понимаю, это далеко… — смутившись, пробормотал Прот. — Чтобы добраться туда, нужен корабль. Но я… готов купить его!
   — А какой тебе нужен корабль? — подал голос сидевший у ног царя безобразный шут. — Военный римский? Египетский? Финикийский? А может быть, торговый греческий?
   — Пожалуй… военный римский! — подумав, выпалил Прот, и вздрогнул от нового взрыва хохота. Теперь уже смеялся сам Евн.
   — Но тебе также понадобятся и гребцы! Много гребцов! — поднял скрюченный палец шут. — Ты что — готов купить и их?
   — Конечно! — уверенно кивнул Прот, не понимая причины веселья.
   — Довольно! — раздался неожиданно голос Евна. — Дайте ему золотой статер из тех, что вы принесли сегодня. Он достаточно повеселил меня!
   Оттолкнув ногой шута, царь дал знак Серапиону приблизиться. Когда тот покорно наклонил перед ним голову, шепнул:
   — Не сводить с этого пергамца глаз ни днем, ни ночью, следовать за ним всюду! Узнать, на какие деньги он собирается купить корабль и гребцов!
   Евн отпустил новоиспеченного коменданта Тавромения, и его взгляд остановился на стоящем неподалеку от трона Клеобуле.
   — А-а, старый знакомый, земляк моего верного Фемистокла! — приветливо протянул он. — Ты, наверное, убил так много мессанийских господ, что даже не смог донести все руки? А? Или мешок с ними у тебя за спиной? Так развязывай его быстрее, и ты — свободен!
   Клеобул вздохнул и развел руками:
   — Я не смог…
   — Что не смог? — удивился царь.
   — Убить господина…
   — Не слышу! Громче! — приложил ладонь к уху Евн. — Чтобы все слышали!
   — Я не смог убить господина! — выкрикнул Клеобул, доведенный до отчаяния издевательством царя.
   — Тогда и я ничем не могу помочь тебе! — деланно вздохнул Евн и, поджав губы, сухо приказал охранникам: — Этого Афинея заковать и отправить в рабский эргастерий вместе с теми рабами, которые не оказали мне поддержки при взятии Мессаны!
3. Четыре таблички
   Старый Армен, едва волоча ноги от усталости, наконец, выбрался на шумную торговую улицу.
   «Где-то здесь должно быть жилище этого Писикрата! — подумал он, озираясь среди многочисленных лавок, торговавших мясом, рыбой, овощами и вином. — Но где?..»
   Он склонился в почтительном поклоне перед идущим мимо афинянином и протянул ему дощечку с адресом купца.
   Прохожий, не останавливаясь, брезгливо взял нагретую за пазухой раба навощенную дощечку, на ходу прочитал вслух:
   — «В середине Дромоса[79], между харчевней Аркесила и горшечной Андроника, по правой стороне». Там! — махнул он рукой в сторону самых больших лавок.
   К счастью, указанный афинянином дом Писикрата оказался совсем рядом. Проходя мимо харчевни, где бедняки торопливо уплетали куски лепешек с сыром и мясом, запивая вином, Армен сглотнул слюну, и уже через минуту постучал в дверь одной из самых крупных лавок Дромоса.
   — Кого еще там несет? — послышалось ворчание. Дверь приоткрылась, и Армен увидел молодого мужчину. Разглядев раба, он недовольно пробурчал:
   — Мы уже закрылись!
   — Но я от Писикрата! — воскликнул Армен. — Послан к вам вашим отцом!
   — Пропусти его, Эртей! — послышалось из глубины лавки, и Армен проскользнул в открывшуюся дверь.
   — Тут все написано! — пробормотал он, протягивая дощечку сидящему за столом чернобородому мужчине, похожему на Писикрата.
   Тот сделал знак брату. Эртей принял из рук Армена дощечку:
   — Почерк отца! «Делайте все так, как скажет этот раб!» И что же ты должен нам сказать? — удивленно взглянул он на Армена.
   Армен виновато пожал плечами и начал издалека:
   — Ваш отец вез товары на «Афродите»…
   — Ну! — заторопил его Эртей.
   — По дороге на корабль напали пираты! Они схватили вашего отца… затолкали в душный трюм…
   — Мирон, наконец-то мы с тобой богаты! — шепнул Эртей.
   — Тс-сс! — остановил его брат. — Мы же не знаем самого главного — где спрятаны деньги!..
   — Проклятье!
   — Так говоришь, отец в плену? — спросил Мирон.
   — Да, — кивнул Армен.
   — И что же он велел передать нам?
   — Ваш отец послал меня за выкупом. Я привезу ему полталанта, он отдаст их пиратам, и они сразу отпустят его!
   — А не обманут?
   — Нет! — вспоминая слова Диокла, заверил Армен.
   Братья переглянулись.
   — А что еще велел передать нам отец? — упавшим голосом спросил Мирон.
   — Больше ничего!
   — Как?! — вскричал Эртей. — Разве он не сказал тебе, где спрятаны его…
   — Скажи! — отталкивая брата, спросил Мирон. — Может, ты забыл об этом по дороге? Вспомни, не велел ли тебе еще что передать отец?
   — Клянусь! — прижал ладонь к груди Армен и ощутил твердость трех дощечек, напомнивших, что ему нужно спешить. — Я передал только то, что слышал. Больше я ничего не знаю. Умоляю, дайте мне поскорей полталанта!
   — Проклятье! — пробормотал Мирон. — Так отец будет держать нас в узде всю жизнь! Спрятать все свои сокровища и оставить нам одни долги!
   — Да он просто издевается над нами! — воскликнул Эртей.
   — Издевается? — усмехнулся Мирон. — Нет — он знает, что делает! Теперь мы обязаны выкупить его у пиратов! Да что пираты — умри он, и мы, не зная, где его сокровища, выкупим его даже из царства мертвых! Эй! — вспомнил он об Армене. — Значит, полталанта?
   — Да, господин!
   — А хватит? — испуганно спросил Эртей. — Может, дать больше?
   — Дадим на всякий случай талант! — решил старший брат, наполняя большой кожаный кошель золотыми статерами и протягивая его Армену. — Чтобы пираты наверняка отпустили отца! Смотри не заговаривай в дороге ни с кем из встречных! А как только увидишь отца, скажи ему, что Мирон немедленно отдал эти деньги и даже дал больше, чем он просил! Скажи также, что я буду молиться до его приезда богам!
   — А от меня передай, что я дал обет посетить дельфийское святилище, если только пираты отпустят его! — торопливо воскликнул Эртей, затворяя дверь за рабом.
   Оказавшись на улице, Армен услышал приглушенные голоса братьев:
   — Старая лиса! Даже на волоске от смерти не сказал нам, где все его деньги!
   — Беда! Беда! Если этот раб обманет нас или сдохнет по дороге — мы нищие!..
   Спустя четверть часа Армен уже входил в скромный дом родителей лекаря.
   — Я послан к вам Аристархом, сыном Артимаха! — сообщил он, оглядывая дешевую мебель и глиняную посуду по углам.
   — Да, это наш сын! — с гордостью подтвердила пожилая женщина, вводя раба на кухню.
   — Вот письмо, написанное его рукой! — достал из-за пазухи дощечку Армен.
   Мать Аристарха поднесла дощечку к глазам, погладила ее и со вздохом сожаления протянула рабу:
   — Мой сын — ученый, а я даже не умею читать. Прочти мне!
   — Я тоже не умею! — признался Армен, но, вспомнив, что было написано в письме Писикрата, добавил: — Правда, я знаю, что там написано!
   — Так говори же!
   — Дорогие мама и отец! — прибавил от себя Армен, желая хоть как-то смягчить черную весть. — Сделайте все так, как скажет этот раб.
   — Артимах! — крикнула женщина. — Ты слышал, наш сын просит о чем-то!
   — Да слышу, слышу! — послышалось кряхтение, и вслед за ним раздался странный звук, словно в комнате переставляли клине.
   Армен повернулся к двери и замер.
   На кухню, отталкиваясь от пола неестественно длинными руками, втискивался безногий старик.
   — Покажи! — хрипло потребовал он, и Армен протянул ему дощечку.
   — «Дорогие мама и отец…» — прищурился старик. — Все верно! «Шлю вам свою прощальную весточку не из желанного Пергама, а из трюма пиратского корабля…»
   — Пиратского? — охнула женщина.
   — «Не сегодня-завтра меня продадут в рабство. Но не спешите отчаиваться! Со своей профессией я не пропаду. Буду лечить своих господ… А там как знать — может, и выкуплюсь, и мы снова будем вместе! Раб, который принесет вам дощечку такой же пленник, как и я. Он будет говорить вам о выкупе — не слушайте его. Во-первых, у вас нет таких денег. А, во-вторых, даже если бы вы их собрали, я бы все равно не принял их, потому что не могу украсть у вас пусть не очень сытную, но все же безбедную и спокойную старость, которую вы заслужили всей своей жизнью. Дайте лучше этому рабу красный амфориск, что на верхней полке в подвале. Он очень болен, и отвар, что в нем, поможет ему в пути. Ты же, отец, мажь моим лекарством культи утром и вечером. Простите — меня уже торопят. Да хранят вас боги! Ваш Аристарх.»
   Старик уронил дощечку и опустил голову.
   — Даже в плену у пиратов он думает больше о нас, чем о себе! — выдавил он. — В детстве, бывало, часами следил за ящерицами. Выменивал на них у ребятишек все свои школьные завтраки! Потом отрывал у них хвосты, выкармливал разными травами и следил, как у них отрастают новые… Говорил, что придет день, когда и у меня отрастут ноги, которые я потерял в Риме, пока был там заложником. Ноги, правда, не выросли от его мази, но болят по ночам куда меньше, чем прежде…
   — Сколько же нужно денег, чтобы вызволить нашего Аристарха? — спросила женщина, возвращаясь из подвала и протягивая Армену красный амфориск.
   — Целых полталанта!.. — опустил глаза раб.
   — О боги!
   — У нас никогда не было таких денег! — утирая слезы, объяснил старик. — Даже если мы продадим дом и поселимся на улице, если продадим все, что имеем — мебель, кувшины, все равно нам не набрать и сотой части нужной суммы!
   — А вы не можете одолжить у кого-нибудь? — спросил Армен.
   — Кто рискнет дать такие деньги беспомощным старикам, которых ни к суду нельзя привлечь, ни даже продать в рабство! — вздохнул Артимах и замахал руками на раба: — Уходи!
   Армен попятился, вышел за порог. Отхлебнул глоток терпкой жидкости из амфориска. И заторопился прочь со двора, услышав в доме причитания матери Аристарха и глухой плач Артимаха.
   Отвар придал ему сил. Он быстро шел по улицам Афин, пока не остановился перед домом, который, как было сказано в дощечке триерарха, стоял «В квартале Милете, недалеко от булочной Суниада, по левой стороне». Он долго колотил железным молотком в дверь и уже собрался уходить, как ее открыла испуганная молодая женщина.
   — Слава богам! — с облегчением выдохнула она. — Это не Конон!
   — А кто? — послышался мужской голос.
   — Я — раб Эвбулида, от триерарха Конона! — объяснил Армен и протянул дощечку. — Он попал в плен к пиратам…
   Не выслушав до конца вестника, женщина ушла в комнату и вернулась с тяжелым кошелем.
   — Вот. Здесь ровно полталанта.
   — Но откуда ты знаешь?.. — поразился Армен, пряча кошель за пазуху.
   — Не первый раз! — усмехнулась жена триерарха.
   — И ты ни о чем не хочешь спросить меня?!
   — Не первый раз! — повторила женщина и умоляюще посмотрела на раба: — Я сразу тебе открыла дверь, понял? Так и скажешь триерарху: его жена была дома одна! — протянула она драхму. — А еще лучше, меня вообще не было дома! Я была…
   — В храме! — подсказал из комнаты мужской голос.
   — Верно! А деньги тебе дал…
   — Твой управляющий!
   — Иди! — подтолкнула Армена женщина. — Пираты — народ нетерпеливый, ждать не любят!
   «Сколько домов в Афинах, и до чего же они разные!» — подумал Армен, вновь оказавшись на улице.
   Он с грустью вспомнил родителей Аристарха, их жилище, такое же скромное, как и дом Эвбулида, отпил глоток из амфориска и заторопился к храму Аполлона, возле которого находился указанный в последней, четвертой дощечке, дом.
   Вышедший на стук привратник проводил его в комнату, посреди которой стояла красивая женщина.
   — Кто это? — брезгливо спросила она, показывая пальцем на Армена.
   — Я — раб Эвбулида… — привычно начал Армен.
   — А-а, понятно! — усмехнулась хозяйка. — Еще одного дружка моего мужа? Передай же своему Эвбулиду, пусть один теперь идет к бесстыдным гетерам и флейтисткам. Клеанф отплыл в Египет, и хвала богам, — это надолго!
   — У меня письмо от твоего Клеанфа! — возразил Армен, доставая дощечку.
   Женщина двумя пальцами взяла ее, лениво пробежала глазами.
   — «Спасай меня, моя ненаглядная!» — покачала она головой. — Он тратит все деньги на вино и гетер, а я потом должна спасать его от безденежья?
   — Твой муж в плену у пиратов! — сообщил Армен. — Чтобы выкупиться, ему нужны полталанта!
   — Прошлый раз, когда он уезжал в Этолию и проигрался там дочиста в кости, это называлось нападением беглых рабов! — язвительно усмехнулась хозяйка. — А теперь уже пираты!
   Она вышла из комнаты и, вернувшись, бросила под ноги Армену звякнувший о пол кошель. Раб торопливо нагнулся за ним, положил за пазуху, как можно туже перетянув поясом хитон.
   — Я могу идти? — робко спросил он.
   — Конечно! — кивнула хозяйка. — И передай Клеанфу — пусть в следующий раз придумает что-нибудь более интересное!
   — Но я говорю чистую правду! — остановился Армен. — Твой муж действительно сейчас в пиратском трюме!
   — Значит, Клеанф у пиратов?.. — удивленно переспросила хозяйка.