Страница:
На рассвете следующего дня триера причалила к просыпающейся гавани зеленого холмистого острова.
Привычно скрипнула решетка. Спустившиеся кузнецы заменили тяжелые оковы легкими, но не менее прочными кандалами и наручниками. Позванивая ими, зябко ежась от утренней прохлады, пленники потянулись по ступенькам наверх.
Радуясь новой прогулке, Эвбулид поднялся за ними на палубу и замер пораженный, увидев вместо бескрайнего морского горизонта гавань с полутора десятками стоявших в ней кораблей.
— Родос? Крит? Делос? — гадали невольники, разглядывая дома и мощеную дорогу, круто уходящую вверх, на густо застроенный холм.
— Хиос! — уверенно ответил Аристарх и показал рукой куда-то за макушки городских храмов. — Здесь прекрасная библиотека…
— И родина Гомера! — пробормотал кто-то из греков, уныло осматривая остров, где, по преданию, был похоронен великий поэт.
Из-под навеса появился озабоченный перекупщик. Увидев его, надсмотрщики защелкали бичами и погнали пленников к спущенному трапу.
Эвбулид на мгновение замешкался, и тут же плеть обожгла его спину. Удар был не сильным — за порчу спины предназначенного к продаже раба надсмотрщику самому бы досталось от господина. Но Эвбулиду показалось, что весь мир раскололся на части. Никто, никогда, кроме отца и матери в детстве и расплатившихся за это своими жизнями пунов, не поднимал на него руку.
Вскрикнув от гнева, он рванулся было к надсмотрщику, но Аристарх неожиданно сильной для его худощавого вида рукой удержал его и буквально столкнул на ступеньки трапа.
— С ума сошел? — набросился он на Эвбулида. — Что ты этим докажешь?
— Привыкай, эллин, к ласкам своей новой жены! — ухмыляясь, покрутил плетью надсмотрщик. — Иначе у нового господина тебе не прожить и дня!
Когда последний невольник сошел на выложенную гладкими плитами площадь гавани, надсмотрщики, щелкая бичами, привязали их попарно друг к другу и длинной вереницей повели по дороге, ведущей на холм.
Перекупщик шел сзади. То и дело он останавливался и охотно отвечал заговаривавшим с ним прохожим, что таких крепких и ценных рабов давно уже не привозили на священную землю Хиоса.
Вскоре показался и сам хиосский рынок, местная агора, с храмами, общественными зданиями и многоголосой толпой продавцов и покупателей.
Как и в Афинах, бредущий в паре с Ладом Эвбулид слышал призывные голоса:
— Колбасы! Горячие колбасы!
— Мегарский лук! Злой мегарский лук!!
— Баранки! Баранки!
— Масло! Кто забыл купить масло?!
Так же отчаянно спорили за каждые полобола торговцы мясом и дичью с бедно одетыми покупателями. Разница была лишь в том, что на этот раз между Эвбулидом и агорой была небольшая, с широкими щелями изгородь и веревка, которой он был привязан к Ладу и идущим впереди и позади невольникам.
Дорога вывела их к огромной площади, тоже битком забитой народом. Здесь никто не носил своих товаров, никто не торговался, но спорили не меньше, чем на соседнем рынке.
В центре площади возвышался высокий помост, на котором стояли глашатаи и агораномы. Здесь торговали рабами.
Торг еще, судя по всему, не начинался. Покупатели смолкли, вытягивая шею и разглядывая подведенную партию новых рабов.
Стоящие на «камне продажи» агораномы бегло взглянули на пленников «Горгоны» и «Талии». Глашатаи осмотрели их куда внимательнее, словно прикидывая, сколько им запрашивать за восхваление этой партии с давно знакомого им перекупщика.
Неожиданная мысль, что среди покупателей мог находиться знающий его какой-нибудь афинский купец или приехавший по делам на Хиос приятель, озарила Эвбулида.
С трудом сдерживая волнение, он стал озираться по сторонам. Внимательно разглядывая пестро одетых хиосцев, споткнулся и ударился о спину идущего впереди Сосия.
В толпе засмеялись. Раздались возмущенные окрики, что рабы этой партии так слабы, что их даже ноги не держат. Эти слова долетели до ушей как глашатаев, так и перекупщика.
Глашатаи красноречиво переглянулись, подмигивая друг другу. Перекупщик что-то сердито крикнул надсмотрщику, и на спину Эвбулида обрушился по-настоящему сильный удар. Вскрикнув от неожиданности, он выгнулся от боли, сделал шаг в сторону, порываясь отомстить обидчику, а там — будь что будет! — Но Лад без труда натянул веревку и удержал его.
— Не время! — коротко бросил он, обводя сузившимися глазами надсмотрщика, перекупщика и толпу покупателей. — Потерпи — мы еще отомстим всем этим. И убежим.
Слова сколота отрезвляюще подействовали на Эвбулида. Он окончательно успокоился, обмяк и равнодушно снес все насмешки надсмотрщика, выделившего его из остальных пленников.
Дорога привела их в небольшой загон, где уже ожидали начала торга несколько партий прибывших раньше рабов.
Эвбулид покорно принял из рук своего обидчика ведро с разведенным в воде мелом, поданное с язвительной ухмылкой, и глухо спросил:
— А что с ним делать?
— То же, что и все остальные! — усмехнулся надсмотрщик, показывая на Сосия и гребцов, которые привычно обмазывали себе ноги до самых колен белой краской.
— Зачем? — удивился Эвбулид.
— Для красоты! — буркнул надсмотрщик и взревел, пиная ведро так, что краска сама брызнула на ноги окаменевшего Эвбулида: — И затем, эллин, что это означает, что ты предназначен для продажи!
«Для продажи!» — вздрогнул, словно от удара плетью, Эвбулид. Пораженный этой мыслью, он машинально опустил руку в ведро и провел побелкой по одной ноге, затем — по другой.
— Живее, эллин! — заторопил Эвбулида надсмотрщик. Потеряв терпение, схватил ведро и вылил всю белую воду с мелом на ноги грека. — Вот так! Это тебе не афинская сомата, где однажды твои земляки заставили меня проделать тоже самое!
«Лучше бы Пакор зарубил меня! — не слушая надсмотрщика, бессильно опустился на землю Эвбулид. — Или „Горгона“ утонула во время шторма… Все было бы лучше, чем сносить такие унижения и позор. О, боги! Чем я прогневил вас, что вы заставляете меня так страдать?..»
Между тем торг уже начался.
Агораномы увели из загона партию смуглолицых малоазийцев. Вскоре из-за изгороди, отделявшей Эвбулида от «камня продажи», послышались громкие крики глашатаев:
— Гончар из Библа, двадцати четырех лет!
— Художник из Фригии, тридцать два года! Умеет воспроизводить на амфорах и вазах любые моменты из жизни героев и богов!
— Тридцатилетний чеканщик из Эфеса!
— Сирийская танцовщица, одиннадцать лет! Свет не видывал подобной искусницы и шалуньи!
Судя по шуму и одобрительным возгласам, доносившимся из-за изгороди, покупателям пришлись по вкусу рабы, привезенные из Малой Азии.
Бросавшие до этого ревнивые взгляды на своих соседей — конкурентов купцы оживились, зашептали благодарственные молитвы и стали обмениваться заверениями, что такое удачное начало — залог выгодного торга на весь день.
Как только агораномы увели из загона третью партию, перекупщик вернулся к своим рабам и, показывая надсмотрщикам то на одного, то на другого, приказывал:
— Гета раздеть до пояса, может, кто из новичков-покупателей позарится на его крепкие руки и не заметит его слабых ног. Фракийца поставить в середину, чтобы не было видно отрубленных пальцев — вдруг кто решит купить всю партию целиком! Лекаря и кузнеца вести отдельно — буду продавать их в лавке, как дорогой товар. Остальных — раздеть и обмазать маслом, чтобы была видна каждая мышца!
Взволнованные не меньше перекупщика приближающимся моментом продажи надсмотрщики бросились выполнять приказания господина.
Замелькали торопливо снимаемые хитоны, халаты, склянки с оливковым маслом…
Отведенный вместе с Сосием в сторону Аристарх бросил невеселый взгляд на медленно раздевающегося Эвбулида, подбадривающе крикнул:
— Не теряй надежды, Эвбулид! Будь здоров. Прощай!..
— Прощай! — через силу улыбнулся Эвбулид и, положив на землю гиматий, вопросительно взглянул на подскочившего надсмотрщика.
— И хитон тоже, все снимай! — прорычал тот, разрешая при этом, однако, знаком Ладу оставаться в набедренной повязке.
— Но… — замялся Эвбулид, холодея от мысли, что должен предстать перед толпой варваров в обнаженном виде. Он — гражданин великих Афин, куда еще допустят не каждого из этих покупателей для поклонения святым местам!
«Бывший гражданин!» — горько усмехнулся про себя он, дотрагиваясь задеревенелой рукой до своего хитона.
— Живее, эллин, живее! — заторопил его надсмотрщик и сам сорвал с плеча Эвбулида дешевую костяную пряжку, скреплявшую верхние концы хитона. — А это я возьму себе на память о нашей встрече!
Вспомнив о том, что у него под хитоном спрятан мешочек с привезенными Арменом монетами, Эвбулид с напускной покорностью кивнул и, как только надсмотрщик отошел, шепнул Ладу:
— Этот негодяй не успокоится, пока не разденет меня догола! Спрячь деньги.
Лад быстро сунул мешочек под набедренную повязку и заговорщицки подмигнул греку:
— Они нам еще понадобятся!
— Да услышат твои слова боги!..
Вздохнув, Эвбулид высвободил руки из отверстий в хитоне. Тут же к нему с Ладом подскочил один из корабельных рабов с амфориском. С уважением смазав крепкое тело Лада маслом, рельефно выделившим могучие мышцы сколота, он перешел к Эвбулиду и оскалил зубы:
— А этому что выделять — складки на животе?
«Замолчи, раб!» — чуть было не сорвалось с языка Эвбулида. Но он вспомнил, что сам теперь ничем не отличается от этого сирийца, и до боли сцепил зубы, чувствуя, как холодят его спину, живот, руки вымоченные в оливковом масле ладони.
Шум за изгородью стих. Появились агораномы. Один из них обвел взглядом загон, ища очередную партию, и перекупщик подтолкнул ближайшего к нему надсмотрщика:
— Выводи!
Захлопали бичи, заскрипели, отдаваясь где-то в самом сердце, массивные ворота.
Перекупщик, дав несколько монет агораномам, попросил их не продавать до его возвращения никого из своей партии и повел Аристарха с Сосием в лавку для самых дорогих рабов.
Остальные невольники, выстроившись в затылок друг другу, длинной вереницей потянулись из загона.
Глядя себе под ноги, Эвбулид поднялся по ступенькам на «камень продажи». Только здесь поднял голову и тоскливым взглядом обвел притихшую в ожидании сообщения глашатаев толпу покупателей. Где-то среди них был и его будущий хозяин. Господин!..
— Партия рабов на любой вкус! — в один голос закричали глашатаи. — Эллины, геты, фракийцы, даже один скиф — выносливый и могучий, как Геракл!
Восторженным гулом встретили покупатели слова глашатаев. Расталкивая локтями соседей, заторопились на «камень продажи». Самые нетерпеливые подскочили к Ладу и, дивясь, щупали мышцы его рук, хлопали по шее, плечам.
Сколот стоял ровно, не шевелясь, словно каменное изваяние. Казалось, это был самый покорный раб из всей партии. Но Эвбулид чутьем угадывал, что стоило такое спокойствие Ладу. В глазах сколота росла ярость, еще минута — и не сдержали бы его ни легкие наручники, ни рослые агораномы. Теперь уже Эвбулид пришел на помощь Ладу.
— Лад! — предостерегающе шепнул он сколоту. — Не время… Вспомни, чему ты учил меня… Потерпи!
Не только Эвбулид, но и бывалые глашатаи почувствовали опасность, исходившую от могучего раба, и, подбежав к нему, вывели на середину помоста.
— Двадцатипятилетний скиф с отменным здоровьем! — выкрикнул один. Второй, сгибая руку Лада в локте, искренне добавил:
— Клянусь Сераписом, такого крепкого раба я еще не видел за время всей моей службы на вашем рынке!
— Но где же его торговец? — бросая по сторонам беспокойные взгляды, воскликнул один из покупателей. — Я бы не пожалел за этого скифа и десяти мин!
— А я — пятнадцати! — оттеснил его плечом сосед.
— А я — семнадцати! — просунулся вперед еще один покупатель.
— Торговец скоро подойдет, с ним и договаривайтесь! — отвечал на все вопросы агораном и, когда ему надоели назойливые хиосцы, дал знак глашатаям выводить следующего раба.
— Образованный эллин тридцати семи лет! — услышал Эвбулид и не успел еще сообразить, что речь зашла о нем, как цепкие руки подхватили его под локти и повели к середине «камня продажи».
— Образованный эллин! — повторил глашатай, видя, что никто не торопится к греку.
— Откуда он? — выкрикнул кто-то снизу.
— Из Афин!
— О-о! — разочарованно протянул тот же голос. — В моей мастерской уже работал один афинянин — так даже года не выдержал!
— Убежал? — удивились в толпе.
— Подох!
И все же несколько человек подошли к Эвбулиду.
Долговязый сириец обошел его кругом, оглядывая с ног до головы. Недовольно покачал головой и спустился с помоста. Зато другие заставляли его сгибать руки, подпрыгивать и приседать.
Мысленно махнув на все рукой, Эвбулид покорно сносил все эти издевательства. Он даже не противился, когда тучный малоазиец приказал открыть ему рот и стал осматривать зубы, точно у лошади.
Почувствовав на себе чей-то пристальный взгляд, Эвбулид повернул голову и увидел, что на него смотрит седобородый мужчина в греческом хитоне.
Он никогда не видел этого человека, но что-то словно кольнуло его и подсказало, что это — путешественник из Афин.
Продолжая машинально выполнять приказания дотошных покупателей, Эвбулид сгибал и разгибал руки, подпрыгивал, приседал, даже станцевал какой-то танец, бросая на грека отчаянные взгляды.
Наконец, мужчина приблизился и, словно ненароком вставая между нагим пленником и толпой покупателей, тихо спросил:
— Это верно, что ты из Афин?
— Да! — торопливо кивнул Эвбулид. — А ты?
— Тоже.
— Купи меня! — голос Эвбулида сорвался, он облизнул пересохшие губы и сбивчиво забормотал: — Купи и увези в Афины! Я буду твоим рабом, стану выполнять любую, даже самую грязную и тяжелую работу, только верни меня на родину и спаси от этого кошмара!
— Изгнанник? — строго спросил афинянин.
— Нет, что ты! Это все пираты…
— Понятно. Ну и что же теперь с тобой прикажешь делать?
— Купи… — прошептал Эвбулид, с мольбой глядя на земляка.
— Купить-то я тебя, конечно, куплю, — задумчиво проговорил мужчина и вопросительно взглянул на просиявшего Эвбулида. — Но вот вопрос, на какие деньги мы тогда вернемся в Афины? Ведь хозяин затребует за тебя не меньше семи мин, а у меня после путешествия по здешним островам осталось всего восемь…
— Я отработаю! — прижал руки к груди Эвбулид. — Я буду выполнять самую грязную, самую…
— Пустое! — перебил его афинянин. — Как только вернемся домой, одолжишь у знакомых и вернешь мне. Или ты думаешь, совесть позволит мне обратить в рабство своего земляка? Только бы теперь твой торговец не запросил за тебя больше, чем у меня есть…
— Не запросит! — выдохнул Эвбулид. — Не должен! Кому я нужен здесь?
— И это верно. В его партии я вижу немало рабов, которых здесь, на Хиосе, прости, называют никчемными. Например, вон тот фракиец без пальцев или, еще раз прости — ты! Будем надеяться, что он согласится избавиться от тебя за доступную мне цену.
— Сами боги послали тебя сюда! — не стыдясь выступивших слез, пробормотал Эвбулид, мысленно давая обет сразу по возвращении домой принести жертвы всем главным богам Олимпа.
С нетерпением ожидал он возвращения перекупщика, но того все не было. И лишь когда недовольство покупателей достигло предела и стали раздаваться голоса, требующие снять всю партию с торга, появился торговец.
Довольно улыбаясь, он вбежал на ступеньки, виновато развел руками и крикнул:
— Прошу простить достопочтенных хиосцев, но мой торг окончен. Я продал всю партию оптом!
— Как это продал? — протиснулся сквозь толпу недовольных афинянин. — Я хочу купить у тебя вон того эллина! Это же бросовый товар, а я дам тебе за него — семь мин… восемь!
— Я сказал, оптом! — не переставая улыбаться, объяснил перекупщик и все с той же довольной улыбкой заверил: — Приходи через месяц, и я предложу тебе целых десять таких эллинов!
— Прости! — проходя мимо Эвбулида, буркнул афинянин. Затем остановился: — Назови хоть твой адрес, чтобы я мог передать твоим домашним о твоем несчастье…
— Как передать? — побледнел Эвбулид, с трудом отрываясь от мыслей о том, что все страхи и унижения позади и он вскоре снова будет с Гедитой и детьми. — Разве ты не выкупил меня у него? Что случилось?!
Пока покупатели на «камне подажи» препирались из-за Лада и осматривали остальных рабов, перекупщик, удобно расположившись в одной из комнат небольшой лавки, охотно показывал богатым хиосцам двух своих дорогих рабов.
На Сосия почти никто не смотрел. Люди причмокивали языками, разглядывая изготовленные старым кузнецом наручники, дивились злой иронии судьбы, что сам мастер оказался в оковах собственной работы, но никто даже не спросил перекупщика о цене. Всех отпугивали слезящиеся подслеповатые глаза старика и его слабые, негодные больше для тяжелой работы руки.
Зато около Аристарха столпилось немало любопытных. Особенно настойчивым был коренастый мужчина с высокомерным лицом, назвавшийся Эвдемом.
Объехав несколько крупных островов Эгейского моря, вельможа так и не нашел на их рабских рынках подходящего лекаря для Аттала.
Он уже собирался поехать в глубь материка и поискать такого в городах Сирии и Каппадокии, но по привычке до конца выполнять полученный приказ решил для очистки совести побывать на Хиосе и Родосе. И надо же такому: сразу же по прибытии на Хиос он, кажется, обнаружил именно то, что искал.
— Скажи, — не обращая внимания на остальных покупателей, дотошно пытал он Аристарха, — а лихорадку ты лечить умеешь?
— Конечно! — улыбнулся Аристарх.
— А вправлять вывихи, лечить переломы?
— Конечно! — повторил лекарь и, опережая Эвдема, принялся перечислять: — И вывихи, и переломы, а также боли в животе, изжогу, тошноту, прострелы в спине…
— Даю за такого лекаря двадцать мин! — воскликнул худощавый покупатель с болезненным лицом.
— …ломоту в ногах, резь в глазах, — продолжал Аристарх, — головную боль…
— Полталанта! — не давая раскрыть рта худощавому, вскричал полный хиосец.
— Талант!
— …шум в ушах, простуду, боль при глотании в горле! — закончил Аристарх и взглянул на Эвдема: — Продолжать?
— Нет! — покачал головой Эвдем и впился глазами в лекаря: — Ответь мне еще только на один вопрос — сердцебиение ты вылечить можешь?
— А как они протекают? — оживился Аристарх.
— Ну… — помялся Эвдем. — Возникают ни с того ни с сего, потом больному начинает не хватать воздуха и казаться, что вот-вот — и разорвется его грудь…
— Мне нужно осмотреть этого человека! — решительно сказал Аристарх, делая шаг к двери и только тут замечая на своих руках наручники…
— И ты излечишь его? — воскликнул Эвдем.
— Смотря от чего начинаются эти приступы!
— Что ж… Ответ не хвастуна и действительно ученого лекаря!
— Если у этого человека такие приступы наступают от перевозбуждения или сильнейшего потрясения, то я помогу ему.
— Да-да! У него недавно умерли мать и невеста!
— А если у него это идет от изменений в самом сердце, то — увы! — покачал головой Аристарх и виновато развел руками.
— Будем надеяться на первое… — чуть слышно пробормотал Эвдем и громко объявил перекупщику: — Я покупаю лекаря.
— Только сначала заплати больше, чем я! — вскричал полный хиосец.
— Нет, чем я! — оттеснил его худощавый покупатель. — Я даю полтора таланта!
— Десять талантов! — отрезал Эвдем, обращаясь к перекупщику. — И прекратим эту мышиную возню.
Пораженные покупатели недоверчиво переглянулись и, с сожалением оглядываясь на умелого лекаря, один за другим потянулись в соседнюю комнату.
— Так по рукам? — спросил Эвдем, оставшись наедине с не знающим как скрыть свою радость перекупщиком, и, не дожидаясь ответа, хлопнул в ладони: — Эй, Протасий, вноси!
В комнату торопливо вбежал управляющий Эвдема.
— Господин, неужели нашел? — пропищал он, радостно всплескивая руками.
— Где золото? — нахмурился Эвдем.
— Несут, несут! — закивал Протасий, и на пороге появились два раба, несущих за ручки тяжелый ларец.
— Отсчитай десять талантов! — приказал Эвдем евнуху, и тот, радостно хихикая, принялся открывать крышку ларца.
— Постой! — неожиданно остановил его перекупщик, смекнув, что ради этого лекаря странный покупатель, возможно, купит у него и старого кузнеца. — Я не продаю этого лекаря в одиночку, я привел его вместе с этим прекрасным кузнецом и хотел бы продать их обоих!
— Хорошо! — нетерпеливо кивнул Эвдем, даже не глядя в сторону Сосия. — Сколько я тебе еще должен за твоего мастера?
— Талант! — выпалил перекупщик, холодея от собственной наглости.
— Протасий, ты слышал? — обратился к управляющему Эвдем.
— Да, господин! Но…
— Отсчитай еще один талант!
Перекупщик поняв, что вельможа пойдет на все, чтобы только выкупить лекаря, даже привстал со своего места от волнения.
— Еще одно маленькое условие… господин…
— Что еще? — недовольно бросил Эвдем.
— Я привез на Хиос этого великого лекаря вместе с остальными рабами и не хотел бы…
— Сколько у тебя их еще? — теряя терпение, выкрикнул Эвдем.
— Пятьдесят четыре, господин, всего пятьдесят четыре!
— Куда мне столько? Ну да ладно, сколько ты хочешь за них?
— Всего по десять мин за каждого! — боясь дышать, выдавил из себя перекупщик. — Товар очень хороший, есть грамматики, пастухи, гребцы, один скиф только чего стоит, так что цена самая скромная…
— Ладно! — жестом остановил купца Эвдем и потер лоб. — Всех, так всех! Протасий, слышал?
— Да, господин! — засуетился евнух, бегая от ларца к столу и выкладывая мешочки с золотом. — Ровно двадцать талантов! — бросил он наконец последний мешочек, и Эвдем, а следом за ним и перекупщик направились к выходу.
После объявления перекупщика, жалеющего, что не запросил с вельможи по двенадцать мин за каждого раба, возмущенная толпа покупателей стала требовать скорее выводить новую партию.
Эвдем издалека осмотрел спускающихся со ступенек невольников и приказал евнуху:
— Весь этот «хороший товар» доставишь на какой-нибудь триере в Пергам и разбросаешь по моим мастерским и виллам. Кузнеца — на кузню. А я с лекарем поеду сейчас же, надеюсь, уже завтра к вечеру быть принятым Атталом!
— Базилевс возвращает тебе свою прежнюю милость?! — восторженно взвизгнул Протасий и задохнулся от радости. — Да за это… за это не жалко было отдать и всего твоего состояния! А я, глупый, горевал о двадцати талантах!
К вечеру следующего дня Эвдем, ведя перед собой Аристарха, подошел к царскому дворцу. На стук из ворот вышел незнакомый охранник.
Удивившись тому, что это не пергамец, которым Зимрид доверял охрану Аттала, а наемный грек, Эвдем строго приказал:
— Срочно позови начальника кинжала!
Несколько минут спустя следом за охранником появился еще один грек, одетый в нарядный халат придворного вельможи.
— Я просил вызвать начальника кинжала! — дрогнувшим голосом сказал ему Эвдем, начиная понимать, что за время его отсутствия во дворце что-то случилось.
— Я и есть начальник кинжала! — подтвердил грек, подозрительно оглядывая вельможу. — Что тебе нужно?
— Да мне, собственно… — замялся Эвдем. — Я договорился встретиться с Зимридом!
— Твой Зимрид оказался змеей, которую пригрел на своей груди царь! — отрезал грек. — Страшно подумать, что жизнь Аттала каждое мгновение подвергалась смертельной опасности! Царь так потрясен, что до сих пор не может прийти в себя, и теперь его беспрестанно мучают приступы сердцебиения!
— Так значит, мой пациент — царь? — удивился Аристарх, оборачиваясь к Эвдему.
Начальник кинжала бросил на него недоуменный взгляд и перевел глаза на вельможу.
— Объясни толком, что натворил Зимрид! — попросил его Эвдем.
— Это уже знает весь Пергам! — усмехнулся грек. — Этот мерзавец решил передать через вифинского посла тайную переписку нашего царя с Митридатом Риму!
— Зачем ему это было нужно? — невольно вырвалось у Эвдема.
— Изменник хотел получить десять талантов! — скривил губы грек. — Он сам сказал об этом во время пытки. Хвала богам, что у Александра, который вез это письмо, оказались быстрые кони. Смертельно раненного, они принесли его в дом отца, и перед смертью он успел сказать, что в него стреляли люди Зимрида и вифинский посол!
— И где же они теперь? — побледнел Эвдем.
— Посол сидит на колу в своей родной Вифинии, — охотно объяснил грек. — А остальные уже там, где скоро будешь и ты, если, конечно, не убедишь меня в том, что явился во дворец не со злым умыслом. Эй, стража! — хлопнул он в ладоши, и вокруг Эвдема и Аристарха встали вооруженные греки с угрожающими лицами. — Ну, пошли? — улыбнулся начальник кинжала вельможе. — Ты ведь так хотел во дворец!
— Я только привел лекаря, который излечит царя от сердцебиений! — воскликнул, отступая на шаг, Эвдем.
— Это правда, что ты вылечишь его? — обратился к Аристарху грек.
— Судя по всему, да! — кивнул лекарь.
— Прекрасно! — обрадовался начальник кинжала. — Царь давно ждет тебя! Он обещал дать тому, кто приведет такого лекаря, любую награду! Так ты по-прежнему настаиваешь лично отвести его? — покосился он на Эвдема.
Привычно скрипнула решетка. Спустившиеся кузнецы заменили тяжелые оковы легкими, но не менее прочными кандалами и наручниками. Позванивая ими, зябко ежась от утренней прохлады, пленники потянулись по ступенькам наверх.
Радуясь новой прогулке, Эвбулид поднялся за ними на палубу и замер пораженный, увидев вместо бескрайнего морского горизонта гавань с полутора десятками стоявших в ней кораблей.
— Родос? Крит? Делос? — гадали невольники, разглядывая дома и мощеную дорогу, круто уходящую вверх, на густо застроенный холм.
— Хиос! — уверенно ответил Аристарх и показал рукой куда-то за макушки городских храмов. — Здесь прекрасная библиотека…
— И родина Гомера! — пробормотал кто-то из греков, уныло осматривая остров, где, по преданию, был похоронен великий поэт.
Из-под навеса появился озабоченный перекупщик. Увидев его, надсмотрщики защелкали бичами и погнали пленников к спущенному трапу.
Эвбулид на мгновение замешкался, и тут же плеть обожгла его спину. Удар был не сильным — за порчу спины предназначенного к продаже раба надсмотрщику самому бы досталось от господина. Но Эвбулиду показалось, что весь мир раскололся на части. Никто, никогда, кроме отца и матери в детстве и расплатившихся за это своими жизнями пунов, не поднимал на него руку.
Вскрикнув от гнева, он рванулся было к надсмотрщику, но Аристарх неожиданно сильной для его худощавого вида рукой удержал его и буквально столкнул на ступеньки трапа.
— С ума сошел? — набросился он на Эвбулида. — Что ты этим докажешь?
— Привыкай, эллин, к ласкам своей новой жены! — ухмыляясь, покрутил плетью надсмотрщик. — Иначе у нового господина тебе не прожить и дня!
Когда последний невольник сошел на выложенную гладкими плитами площадь гавани, надсмотрщики, щелкая бичами, привязали их попарно друг к другу и длинной вереницей повели по дороге, ведущей на холм.
Перекупщик шел сзади. То и дело он останавливался и охотно отвечал заговаривавшим с ним прохожим, что таких крепких и ценных рабов давно уже не привозили на священную землю Хиоса.
Вскоре показался и сам хиосский рынок, местная агора, с храмами, общественными зданиями и многоголосой толпой продавцов и покупателей.
Как и в Афинах, бредущий в паре с Ладом Эвбулид слышал призывные голоса:
— Колбасы! Горячие колбасы!
— Мегарский лук! Злой мегарский лук!!
— Баранки! Баранки!
— Масло! Кто забыл купить масло?!
Так же отчаянно спорили за каждые полобола торговцы мясом и дичью с бедно одетыми покупателями. Разница была лишь в том, что на этот раз между Эвбулидом и агорой была небольшая, с широкими щелями изгородь и веревка, которой он был привязан к Ладу и идущим впереди и позади невольникам.
Дорога вывела их к огромной площади, тоже битком забитой народом. Здесь никто не носил своих товаров, никто не торговался, но спорили не меньше, чем на соседнем рынке.
В центре площади возвышался высокий помост, на котором стояли глашатаи и агораномы. Здесь торговали рабами.
Торг еще, судя по всему, не начинался. Покупатели смолкли, вытягивая шею и разглядывая подведенную партию новых рабов.
Стоящие на «камне продажи» агораномы бегло взглянули на пленников «Горгоны» и «Талии». Глашатаи осмотрели их куда внимательнее, словно прикидывая, сколько им запрашивать за восхваление этой партии с давно знакомого им перекупщика.
Неожиданная мысль, что среди покупателей мог находиться знающий его какой-нибудь афинский купец или приехавший по делам на Хиос приятель, озарила Эвбулида.
С трудом сдерживая волнение, он стал озираться по сторонам. Внимательно разглядывая пестро одетых хиосцев, споткнулся и ударился о спину идущего впереди Сосия.
В толпе засмеялись. Раздались возмущенные окрики, что рабы этой партии так слабы, что их даже ноги не держат. Эти слова долетели до ушей как глашатаев, так и перекупщика.
Глашатаи красноречиво переглянулись, подмигивая друг другу. Перекупщик что-то сердито крикнул надсмотрщику, и на спину Эвбулида обрушился по-настоящему сильный удар. Вскрикнув от неожиданности, он выгнулся от боли, сделал шаг в сторону, порываясь отомстить обидчику, а там — будь что будет! — Но Лад без труда натянул веревку и удержал его.
— Не время! — коротко бросил он, обводя сузившимися глазами надсмотрщика, перекупщика и толпу покупателей. — Потерпи — мы еще отомстим всем этим. И убежим.
Слова сколота отрезвляюще подействовали на Эвбулида. Он окончательно успокоился, обмяк и равнодушно снес все насмешки надсмотрщика, выделившего его из остальных пленников.
Дорога привела их в небольшой загон, где уже ожидали начала торга несколько партий прибывших раньше рабов.
Эвбулид покорно принял из рук своего обидчика ведро с разведенным в воде мелом, поданное с язвительной ухмылкой, и глухо спросил:
— А что с ним делать?
— То же, что и все остальные! — усмехнулся надсмотрщик, показывая на Сосия и гребцов, которые привычно обмазывали себе ноги до самых колен белой краской.
— Зачем? — удивился Эвбулид.
— Для красоты! — буркнул надсмотрщик и взревел, пиная ведро так, что краска сама брызнула на ноги окаменевшего Эвбулида: — И затем, эллин, что это означает, что ты предназначен для продажи!
«Для продажи!» — вздрогнул, словно от удара плетью, Эвбулид. Пораженный этой мыслью, он машинально опустил руку в ведро и провел побелкой по одной ноге, затем — по другой.
— Живее, эллин! — заторопил Эвбулида надсмотрщик. Потеряв терпение, схватил ведро и вылил всю белую воду с мелом на ноги грека. — Вот так! Это тебе не афинская сомата, где однажды твои земляки заставили меня проделать тоже самое!
«Лучше бы Пакор зарубил меня! — не слушая надсмотрщика, бессильно опустился на землю Эвбулид. — Или „Горгона“ утонула во время шторма… Все было бы лучше, чем сносить такие унижения и позор. О, боги! Чем я прогневил вас, что вы заставляете меня так страдать?..»
Между тем торг уже начался.
Агораномы увели из загона партию смуглолицых малоазийцев. Вскоре из-за изгороди, отделявшей Эвбулида от «камня продажи», послышались громкие крики глашатаев:
— Гончар из Библа, двадцати четырех лет!
— Художник из Фригии, тридцать два года! Умеет воспроизводить на амфорах и вазах любые моменты из жизни героев и богов!
— Тридцатилетний чеканщик из Эфеса!
— Сирийская танцовщица, одиннадцать лет! Свет не видывал подобной искусницы и шалуньи!
Судя по шуму и одобрительным возгласам, доносившимся из-за изгороди, покупателям пришлись по вкусу рабы, привезенные из Малой Азии.
Бросавшие до этого ревнивые взгляды на своих соседей — конкурентов купцы оживились, зашептали благодарственные молитвы и стали обмениваться заверениями, что такое удачное начало — залог выгодного торга на весь день.
Как только агораномы увели из загона третью партию, перекупщик вернулся к своим рабам и, показывая надсмотрщикам то на одного, то на другого, приказывал:
— Гета раздеть до пояса, может, кто из новичков-покупателей позарится на его крепкие руки и не заметит его слабых ног. Фракийца поставить в середину, чтобы не было видно отрубленных пальцев — вдруг кто решит купить всю партию целиком! Лекаря и кузнеца вести отдельно — буду продавать их в лавке, как дорогой товар. Остальных — раздеть и обмазать маслом, чтобы была видна каждая мышца!
Взволнованные не меньше перекупщика приближающимся моментом продажи надсмотрщики бросились выполнять приказания господина.
Замелькали торопливо снимаемые хитоны, халаты, склянки с оливковым маслом…
Отведенный вместе с Сосием в сторону Аристарх бросил невеселый взгляд на медленно раздевающегося Эвбулида, подбадривающе крикнул:
— Не теряй надежды, Эвбулид! Будь здоров. Прощай!..
— Прощай! — через силу улыбнулся Эвбулид и, положив на землю гиматий, вопросительно взглянул на подскочившего надсмотрщика.
— И хитон тоже, все снимай! — прорычал тот, разрешая при этом, однако, знаком Ладу оставаться в набедренной повязке.
— Но… — замялся Эвбулид, холодея от мысли, что должен предстать перед толпой варваров в обнаженном виде. Он — гражданин великих Афин, куда еще допустят не каждого из этих покупателей для поклонения святым местам!
«Бывший гражданин!» — горько усмехнулся про себя он, дотрагиваясь задеревенелой рукой до своего хитона.
— Живее, эллин, живее! — заторопил его надсмотрщик и сам сорвал с плеча Эвбулида дешевую костяную пряжку, скреплявшую верхние концы хитона. — А это я возьму себе на память о нашей встрече!
Вспомнив о том, что у него под хитоном спрятан мешочек с привезенными Арменом монетами, Эвбулид с напускной покорностью кивнул и, как только надсмотрщик отошел, шепнул Ладу:
— Этот негодяй не успокоится, пока не разденет меня догола! Спрячь деньги.
Лад быстро сунул мешочек под набедренную повязку и заговорщицки подмигнул греку:
— Они нам еще понадобятся!
— Да услышат твои слова боги!..
Вздохнув, Эвбулид высвободил руки из отверстий в хитоне. Тут же к нему с Ладом подскочил один из корабельных рабов с амфориском. С уважением смазав крепкое тело Лада маслом, рельефно выделившим могучие мышцы сколота, он перешел к Эвбулиду и оскалил зубы:
— А этому что выделять — складки на животе?
«Замолчи, раб!» — чуть было не сорвалось с языка Эвбулида. Но он вспомнил, что сам теперь ничем не отличается от этого сирийца, и до боли сцепил зубы, чувствуя, как холодят его спину, живот, руки вымоченные в оливковом масле ладони.
Шум за изгородью стих. Появились агораномы. Один из них обвел взглядом загон, ища очередную партию, и перекупщик подтолкнул ближайшего к нему надсмотрщика:
— Выводи!
Захлопали бичи, заскрипели, отдаваясь где-то в самом сердце, массивные ворота.
Перекупщик, дав несколько монет агораномам, попросил их не продавать до его возвращения никого из своей партии и повел Аристарха с Сосием в лавку для самых дорогих рабов.
Остальные невольники, выстроившись в затылок друг другу, длинной вереницей потянулись из загона.
Глядя себе под ноги, Эвбулид поднялся по ступенькам на «камень продажи». Только здесь поднял голову и тоскливым взглядом обвел притихшую в ожидании сообщения глашатаев толпу покупателей. Где-то среди них был и его будущий хозяин. Господин!..
— Партия рабов на любой вкус! — в один голос закричали глашатаи. — Эллины, геты, фракийцы, даже один скиф — выносливый и могучий, как Геракл!
Восторженным гулом встретили покупатели слова глашатаев. Расталкивая локтями соседей, заторопились на «камень продажи». Самые нетерпеливые подскочили к Ладу и, дивясь, щупали мышцы его рук, хлопали по шее, плечам.
Сколот стоял ровно, не шевелясь, словно каменное изваяние. Казалось, это был самый покорный раб из всей партии. Но Эвбулид чутьем угадывал, что стоило такое спокойствие Ладу. В глазах сколота росла ярость, еще минута — и не сдержали бы его ни легкие наручники, ни рослые агораномы. Теперь уже Эвбулид пришел на помощь Ладу.
— Лад! — предостерегающе шепнул он сколоту. — Не время… Вспомни, чему ты учил меня… Потерпи!
Не только Эвбулид, но и бывалые глашатаи почувствовали опасность, исходившую от могучего раба, и, подбежав к нему, вывели на середину помоста.
— Двадцатипятилетний скиф с отменным здоровьем! — выкрикнул один. Второй, сгибая руку Лада в локте, искренне добавил:
— Клянусь Сераписом, такого крепкого раба я еще не видел за время всей моей службы на вашем рынке!
— Но где же его торговец? — бросая по сторонам беспокойные взгляды, воскликнул один из покупателей. — Я бы не пожалел за этого скифа и десяти мин!
— А я — пятнадцати! — оттеснил его плечом сосед.
— А я — семнадцати! — просунулся вперед еще один покупатель.
— Торговец скоро подойдет, с ним и договаривайтесь! — отвечал на все вопросы агораном и, когда ему надоели назойливые хиосцы, дал знак глашатаям выводить следующего раба.
— Образованный эллин тридцати семи лет! — услышал Эвбулид и не успел еще сообразить, что речь зашла о нем, как цепкие руки подхватили его под локти и повели к середине «камня продажи».
— Образованный эллин! — повторил глашатай, видя, что никто не торопится к греку.
— Откуда он? — выкрикнул кто-то снизу.
— Из Афин!
— О-о! — разочарованно протянул тот же голос. — В моей мастерской уже работал один афинянин — так даже года не выдержал!
— Убежал? — удивились в толпе.
— Подох!
И все же несколько человек подошли к Эвбулиду.
Долговязый сириец обошел его кругом, оглядывая с ног до головы. Недовольно покачал головой и спустился с помоста. Зато другие заставляли его сгибать руки, подпрыгивать и приседать.
Мысленно махнув на все рукой, Эвбулид покорно сносил все эти издевательства. Он даже не противился, когда тучный малоазиец приказал открыть ему рот и стал осматривать зубы, точно у лошади.
Почувствовав на себе чей-то пристальный взгляд, Эвбулид повернул голову и увидел, что на него смотрит седобородый мужчина в греческом хитоне.
Он никогда не видел этого человека, но что-то словно кольнуло его и подсказало, что это — путешественник из Афин.
Продолжая машинально выполнять приказания дотошных покупателей, Эвбулид сгибал и разгибал руки, подпрыгивал, приседал, даже станцевал какой-то танец, бросая на грека отчаянные взгляды.
Наконец, мужчина приблизился и, словно ненароком вставая между нагим пленником и толпой покупателей, тихо спросил:
— Это верно, что ты из Афин?
— Да! — торопливо кивнул Эвбулид. — А ты?
— Тоже.
— Купи меня! — голос Эвбулида сорвался, он облизнул пересохшие губы и сбивчиво забормотал: — Купи и увези в Афины! Я буду твоим рабом, стану выполнять любую, даже самую грязную и тяжелую работу, только верни меня на родину и спаси от этого кошмара!
— Изгнанник? — строго спросил афинянин.
— Нет, что ты! Это все пираты…
— Понятно. Ну и что же теперь с тобой прикажешь делать?
— Купи… — прошептал Эвбулид, с мольбой глядя на земляка.
— Купить-то я тебя, конечно, куплю, — задумчиво проговорил мужчина и вопросительно взглянул на просиявшего Эвбулида. — Но вот вопрос, на какие деньги мы тогда вернемся в Афины? Ведь хозяин затребует за тебя не меньше семи мин, а у меня после путешествия по здешним островам осталось всего восемь…
— Я отработаю! — прижал руки к груди Эвбулид. — Я буду выполнять самую грязную, самую…
— Пустое! — перебил его афинянин. — Как только вернемся домой, одолжишь у знакомых и вернешь мне. Или ты думаешь, совесть позволит мне обратить в рабство своего земляка? Только бы теперь твой торговец не запросил за тебя больше, чем у меня есть…
— Не запросит! — выдохнул Эвбулид. — Не должен! Кому я нужен здесь?
— И это верно. В его партии я вижу немало рабов, которых здесь, на Хиосе, прости, называют никчемными. Например, вон тот фракиец без пальцев или, еще раз прости — ты! Будем надеяться, что он согласится избавиться от тебя за доступную мне цену.
— Сами боги послали тебя сюда! — не стыдясь выступивших слез, пробормотал Эвбулид, мысленно давая обет сразу по возвращении домой принести жертвы всем главным богам Олимпа.
С нетерпением ожидал он возвращения перекупщика, но того все не было. И лишь когда недовольство покупателей достигло предела и стали раздаваться голоса, требующие снять всю партию с торга, появился торговец.
Довольно улыбаясь, он вбежал на ступеньки, виновато развел руками и крикнул:
— Прошу простить достопочтенных хиосцев, но мой торг окончен. Я продал всю партию оптом!
— Как это продал? — протиснулся сквозь толпу недовольных афинянин. — Я хочу купить у тебя вон того эллина! Это же бросовый товар, а я дам тебе за него — семь мин… восемь!
— Я сказал, оптом! — не переставая улыбаться, объяснил перекупщик и все с той же довольной улыбкой заверил: — Приходи через месяц, и я предложу тебе целых десять таких эллинов!
— Прости! — проходя мимо Эвбулида, буркнул афинянин. Затем остановился: — Назови хоть твой адрес, чтобы я мог передать твоим домашним о твоем несчастье…
— Как передать? — побледнел Эвбулид, с трудом отрываясь от мыслей о том, что все страхи и унижения позади и он вскоре снова будет с Гедитой и детьми. — Разве ты не выкупил меня у него? Что случилось?!
2. Лекарь с нагрузкой
А случилось вот что.Пока покупатели на «камне подажи» препирались из-за Лада и осматривали остальных рабов, перекупщик, удобно расположившись в одной из комнат небольшой лавки, охотно показывал богатым хиосцам двух своих дорогих рабов.
На Сосия почти никто не смотрел. Люди причмокивали языками, разглядывая изготовленные старым кузнецом наручники, дивились злой иронии судьбы, что сам мастер оказался в оковах собственной работы, но никто даже не спросил перекупщика о цене. Всех отпугивали слезящиеся подслеповатые глаза старика и его слабые, негодные больше для тяжелой работы руки.
Зато около Аристарха столпилось немало любопытных. Особенно настойчивым был коренастый мужчина с высокомерным лицом, назвавшийся Эвдемом.
Объехав несколько крупных островов Эгейского моря, вельможа так и не нашел на их рабских рынках подходящего лекаря для Аттала.
Он уже собирался поехать в глубь материка и поискать такого в городах Сирии и Каппадокии, но по привычке до конца выполнять полученный приказ решил для очистки совести побывать на Хиосе и Родосе. И надо же такому: сразу же по прибытии на Хиос он, кажется, обнаружил именно то, что искал.
— Скажи, — не обращая внимания на остальных покупателей, дотошно пытал он Аристарха, — а лихорадку ты лечить умеешь?
— Конечно! — улыбнулся Аристарх.
— А вправлять вывихи, лечить переломы?
— Конечно! — повторил лекарь и, опережая Эвдема, принялся перечислять: — И вывихи, и переломы, а также боли в животе, изжогу, тошноту, прострелы в спине…
— Даю за такого лекаря двадцать мин! — воскликнул худощавый покупатель с болезненным лицом.
— …ломоту в ногах, резь в глазах, — продолжал Аристарх, — головную боль…
— Полталанта! — не давая раскрыть рта худощавому, вскричал полный хиосец.
— Талант!
— …шум в ушах, простуду, боль при глотании в горле! — закончил Аристарх и взглянул на Эвдема: — Продолжать?
— Нет! — покачал головой Эвдем и впился глазами в лекаря: — Ответь мне еще только на один вопрос — сердцебиение ты вылечить можешь?
— А как они протекают? — оживился Аристарх.
— Ну… — помялся Эвдем. — Возникают ни с того ни с сего, потом больному начинает не хватать воздуха и казаться, что вот-вот — и разорвется его грудь…
— Мне нужно осмотреть этого человека! — решительно сказал Аристарх, делая шаг к двери и только тут замечая на своих руках наручники…
— И ты излечишь его? — воскликнул Эвдем.
— Смотря от чего начинаются эти приступы!
— Что ж… Ответ не хвастуна и действительно ученого лекаря!
— Если у этого человека такие приступы наступают от перевозбуждения или сильнейшего потрясения, то я помогу ему.
— Да-да! У него недавно умерли мать и невеста!
— А если у него это идет от изменений в самом сердце, то — увы! — покачал головой Аристарх и виновато развел руками.
— Будем надеяться на первое… — чуть слышно пробормотал Эвдем и громко объявил перекупщику: — Я покупаю лекаря.
— Только сначала заплати больше, чем я! — вскричал полный хиосец.
— Нет, чем я! — оттеснил его худощавый покупатель. — Я даю полтора таланта!
— Десять талантов! — отрезал Эвдем, обращаясь к перекупщику. — И прекратим эту мышиную возню.
Пораженные покупатели недоверчиво переглянулись и, с сожалением оглядываясь на умелого лекаря, один за другим потянулись в соседнюю комнату.
— Так по рукам? — спросил Эвдем, оставшись наедине с не знающим как скрыть свою радость перекупщиком, и, не дожидаясь ответа, хлопнул в ладони: — Эй, Протасий, вноси!
В комнату торопливо вбежал управляющий Эвдема.
— Господин, неужели нашел? — пропищал он, радостно всплескивая руками.
— Где золото? — нахмурился Эвдем.
— Несут, несут! — закивал Протасий, и на пороге появились два раба, несущих за ручки тяжелый ларец.
— Отсчитай десять талантов! — приказал Эвдем евнуху, и тот, радостно хихикая, принялся открывать крышку ларца.
— Постой! — неожиданно остановил его перекупщик, смекнув, что ради этого лекаря странный покупатель, возможно, купит у него и старого кузнеца. — Я не продаю этого лекаря в одиночку, я привел его вместе с этим прекрасным кузнецом и хотел бы продать их обоих!
— Хорошо! — нетерпеливо кивнул Эвдем, даже не глядя в сторону Сосия. — Сколько я тебе еще должен за твоего мастера?
— Талант! — выпалил перекупщик, холодея от собственной наглости.
— Протасий, ты слышал? — обратился к управляющему Эвдем.
— Да, господин! Но…
— Отсчитай еще один талант!
Перекупщик поняв, что вельможа пойдет на все, чтобы только выкупить лекаря, даже привстал со своего места от волнения.
— Еще одно маленькое условие… господин…
— Что еще? — недовольно бросил Эвдем.
— Я привез на Хиос этого великого лекаря вместе с остальными рабами и не хотел бы…
— Сколько у тебя их еще? — теряя терпение, выкрикнул Эвдем.
— Пятьдесят четыре, господин, всего пятьдесят четыре!
— Куда мне столько? Ну да ладно, сколько ты хочешь за них?
— Всего по десять мин за каждого! — боясь дышать, выдавил из себя перекупщик. — Товар очень хороший, есть грамматики, пастухи, гребцы, один скиф только чего стоит, так что цена самая скромная…
— Ладно! — жестом остановил купца Эвдем и потер лоб. — Всех, так всех! Протасий, слышал?
— Да, господин! — засуетился евнух, бегая от ларца к столу и выкладывая мешочки с золотом. — Ровно двадцать талантов! — бросил он наконец последний мешочек, и Эвдем, а следом за ним и перекупщик направились к выходу.
После объявления перекупщика, жалеющего, что не запросил с вельможи по двенадцать мин за каждого раба, возмущенная толпа покупателей стала требовать скорее выводить новую партию.
Эвдем издалека осмотрел спускающихся со ступенек невольников и приказал евнуху:
— Весь этот «хороший товар» доставишь на какой-нибудь триере в Пергам и разбросаешь по моим мастерским и виллам. Кузнеца — на кузню. А я с лекарем поеду сейчас же, надеюсь, уже завтра к вечеру быть принятым Атталом!
— Базилевс возвращает тебе свою прежнюю милость?! — восторженно взвизгнул Протасий и задохнулся от радости. — Да за это… за это не жалко было отдать и всего твоего состояния! А я, глупый, горевал о двадцати талантах!
К вечеру следующего дня Эвдем, ведя перед собой Аристарха, подошел к царскому дворцу. На стук из ворот вышел незнакомый охранник.
Удивившись тому, что это не пергамец, которым Зимрид доверял охрану Аттала, а наемный грек, Эвдем строго приказал:
— Срочно позови начальника кинжала!
Несколько минут спустя следом за охранником появился еще один грек, одетый в нарядный халат придворного вельможи.
— Я просил вызвать начальника кинжала! — дрогнувшим голосом сказал ему Эвдем, начиная понимать, что за время его отсутствия во дворце что-то случилось.
— Я и есть начальник кинжала! — подтвердил грек, подозрительно оглядывая вельможу. — Что тебе нужно?
— Да мне, собственно… — замялся Эвдем. — Я договорился встретиться с Зимридом!
— Твой Зимрид оказался змеей, которую пригрел на своей груди царь! — отрезал грек. — Страшно подумать, что жизнь Аттала каждое мгновение подвергалась смертельной опасности! Царь так потрясен, что до сих пор не может прийти в себя, и теперь его беспрестанно мучают приступы сердцебиения!
— Так значит, мой пациент — царь? — удивился Аристарх, оборачиваясь к Эвдему.
Начальник кинжала бросил на него недоуменный взгляд и перевел глаза на вельможу.
— Объясни толком, что натворил Зимрид! — попросил его Эвдем.
— Это уже знает весь Пергам! — усмехнулся грек. — Этот мерзавец решил передать через вифинского посла тайную переписку нашего царя с Митридатом Риму!
— Зачем ему это было нужно? — невольно вырвалось у Эвдема.
— Изменник хотел получить десять талантов! — скривил губы грек. — Он сам сказал об этом во время пытки. Хвала богам, что у Александра, который вез это письмо, оказались быстрые кони. Смертельно раненного, они принесли его в дом отца, и перед смертью он успел сказать, что в него стреляли люди Зимрида и вифинский посол!
— И где же они теперь? — побледнел Эвдем.
— Посол сидит на колу в своей родной Вифинии, — охотно объяснил грек. — А остальные уже там, где скоро будешь и ты, если, конечно, не убедишь меня в том, что явился во дворец не со злым умыслом. Эй, стража! — хлопнул он в ладоши, и вокруг Эвдема и Аристарха встали вооруженные греки с угрожающими лицами. — Ну, пошли? — улыбнулся начальник кинжала вельможе. — Ты ведь так хотел во дворец!
— Я только привел лекаря, который излечит царя от сердцебиений! — воскликнул, отступая на шаг, Эвдем.
— Это правда, что ты вылечишь его? — обратился к Аристарху грек.
— Судя по всему, да! — кивнул лекарь.
— Прекрасно! — обрадовался начальник кинжала. — Царь давно ждет тебя! Он обещал дать тому, кто приведет такого лекаря, любую награду! Так ты по-прежнему настаиваешь лично отвести его? — покосился он на Эвдема.