Санин Владимир Маркович. Остров Весёлых Робинзонов (с иллюстрациями)

   Борис рассказал про Зайчика, первым же ударом топора едва не раскроившим себе лоб, и выразил сожаление, что этого не произошло, ибо вторым ударом Зайчик чуть не отрубил Борису голову, а треть­им вогнал единственный топор в суковатую чурку так глубоко, что высвободить его оттуда удалось лишь благодаря мастерству Потапыча. Ну, а что касается Антона, заключил председатель, то он вполне за­служил от Глюкозы удар копытом. Более того, он, Борис, считает, что корова поступила крайне гуманно, наказав только одного Антона, потому что второй «субчик» (кивок в мою сторону) заслуживал удара не меньшей силы. Вбить ноги беззащитного живот­ного в колодки, чтобы удобнее было доить, могли люди с постыдно низким культурным и интеллекту­альным уровнем.
   – А не объяснит ли уважаемый председатель, по­ чему он хромает? – мстительно спросил Лев Ивано­вич.
   Борис растерянно втянул голову в плечи.
   – Что ж, – с предвкушаемым наслаждением сказал Лев Иванович, – тогда скажу я. Наш руководитель, столь гневно и объективно бичевавший наши пороки, в силу особенностей своей памяти упустил один факт. – Профессор от удовольствия почмокал губами. – В са­мый разгар рабочего дня, когда мы – я не имею в виду коллегу Ладью – потели на кухне, наш глубоко и мно­гоуважаемый шеф… Знаете что делал? Играл – причем вопреки желанию партнера – в чехарду с Мармеладом! И во время одного лихого прыжка… – Борис со вздо­хом кивнул.

   –Я бы хотел спросить коллегу Черемушкина, – невозмутимо посасывая трубочку, проговорил Игорь Тарасович, – что он имел в виду, роняя свою реплику насчет моей работы на кухне. Уж не считает ли коллега, что картошка сгорела из-за меня, а не потому, что профессор Черемушкин непрерывно бегал к окну смотреть на одного молодого и симпатичного члена коллектива?
   –Я имел в виду тот неоспоримый факт, – ответил Лев Иванович, трусливо взглянув на жену, – что, пока коллега Ладья разрывал во дворе кучу мусора в поисках своих неандертальцев, в котле выкипел суп и неизвест­но куда убежали со сковороды три жареные курицы! Может быть, кандидат бронтозавровых наук И. Г. Ладья объяснит высокому собранию это сверхъестественное явление?
   Коллега Ладья охотно согласился прокоммен­тировать чудо. Он лично твердо уверен, что куры даже в жареном виде не могли вынести убийственных мело­дий, которые насвистывал коллега Черемушкин.
   Пока ученые мужи поливали друг друга ядом остро­умия, Ксения Авдеевна отвечала на вопросы ошелом­ленных слушателей:
   – Они заспорили, что важнее, музыка или археоло­гия. Игорь Тарасович в шутку сказал, что сломанный зуб птеродактиля в тысячу раз интереснее, чем бес­смысленный набор звуков, именуемый классической музыкой. Левушка раскипятился и, к моему ужасу, обозвал Игоря Тарасовича динозавром. И началось такое, что я сбежала с кухни!
   И Ксения Авдеевна грустно покачала головой.
   Слово взял Потапыч. Начал он издалека. Рассказал о своей службе на миноносце «Бурный», о том, как вытащенная на палубу четырехметровая акула едва не оттяпала ему ногу и вдруг, прервав свой рассказ, обрушился на нас десятибалльным штормом. Для начала Потапыч обозвал всех мужчин «пресновод­ными швабрами». Затем, распаляясь все больше, сравнил Юрика и Шурика с дохлой салакой, Бориса – с беззубой щукой, Зайчика – с бесхвостым китом, а Антона и меня – с выброшенными на берег ме­дузами, «каким у нас на флоте не доверили бы и гальюн чистить». В заключение Потапыч заявил, что на таких мужчин ему противно смотреть, и посове­товал Ксении Авдеевне и Машеньке подарить нам их юбки.
   Антон признал, что в своей яркой и образной речи Потапыч в целом правильно охарактеризовал со­стояние нашего рыбного хозяйства. Его сравнения точны и справедливы, за исключением, пожалуй, недостаточно мотивированных медуз. Но он, Антон, берет на себя смелость заявить, что мужской контин­гент коммуны не словами, а делом отстоит свое веко­вое право на брюки.
   Машенька засмеялась. Ей кажется, что многие вы­ступавшие ораторы сгустили краски. Мы все хорошие, милые и умные, и лично ее, Машеньку, мелочи быта не волнуют. Настоящую тревогу ей внушает лишь не­объяснимая ссора двух очень уважаемых ею людей. Археология открывает людям прошлое, музыка застав­ляет любить настоящее, и обе эти отрасли человече­ской культуры имеют право на будущее. А посему Игорь Тарасович и Лев Иванович должны немедленно протянуть друг другу руки.
   Игорь Тарасович, не выпуская изо рта трубку, проворчал, что человек, обозвавший его динозавром, не может рассчитывать на признательность и доверие. Лев Иванович погладил брюшко и, глядя в пространст­во, с вызовом сказал, что он тоже не забудет сравнения с барабаном, обтянутым ослиной кожей. «С пустым ба­рабаном», – уточнил Игорь Тарасович, спокойно по­глаживая бородку.
   Лев Иванович запетушился и раскрыл рот, чтобы достойно ответить своему оппоненту, но мы хором пристыдили противников и разошлись по домам.

УТРЕННИЕ УЛЫБКИ

   Я проснулся в восемь, сбросил с постели Шницеля и начал соображать, что делать. Антон храпел, с головой укрывшись одеялом. Я не пожалел времени, со всех сторон хорошенько пришил одеяло к простыне и вы­шел во двор. На скамейке, сладко зевая, сидел Лев Иванович. Мы обменялись приветствиями и в сов­местном коммюнике выразили удовлетворение по по­воду вполне нормального сна.
   – Я спал девять часов! – похвастался Лев Иванович. – И спал бы еще больше, если бы не возму­тительное происшествие. Полчаса назад в окно нашей комнаты влетела насмерть перепуганная курица и так закудахтала, словно ее живьем сажали на вертел. Как по-вашему, кто это сделал?
   Я дипломатично заметил, что курица могла дей­ствовать и по своей инициативе, но профессору эта версия не понравилась. По его мнению, на такой под­лый поступок способен только коллега Ладья, «чело­век, как вы заметили, несерьезный, не правда ли?». Лев Иванович отмахнулся от моих возражений и при­встал: к берегу легкой и грациозной походкой шла Машенька.
   Профессор почмокал губами и мечтательно про­декламировал:

 
Я вижу берег очарованный
И очарованную даль…
 

   – Что ты видишь, Левушка? – сухо спросила Ксения Авдеевна, высовываясь из окна. – Чем ты очарован?
   – Я тобой очарован, супруга моя! – на ходу пе­рестроился Левушка. – Да, тобою, виденьем пре­красным!
   – Подхалим! – сердито сказала Ксения Авдеевна. – Чем пялить на берег свои завидущие очи, спросил бы лучше у Миши, как доить Глюкозу. Забыл, что сегодня наша очередь?
   – Да, да, – спохватился профессор. – Чем мож­но… э-э… завоевать симпатии этого животного?
   Я охотно поделился своими знаниями и в порядке обмена опытом получил у супругов несколько ценных советов по работе на кухне, где нам с Антоном пред­стояло в этот день кухарничать под руководством Машеньки.
   Мы оглянулись на гулкий топот: по тропинке из рощи бежали Зайчик и Игорь Тарасович. Метрах в пятидесяти от нас во дворе своего домика они остано­вились и начали избивать кулаками подвешенный к турнику мешок с опилками. Я подошел поближе.
   – Основа бокса, – разъяснял Зайчик, – резкий направленный удар, усиленный тяжестью тела.
   Игорь Тарасович внимательно слушал, почесывая волосатой рукой тощую грудь.
   – Но сначала, – продолжал Зайчик, – нужно ов­ладеть техникой, без которой бокс превращается в драку. Начнем с изучения основной стойки боксера. Смотрите и делайте так, как я.
   Зайчик медленно стал в стойку и застыл. Это было внушительное зрелище, симфония мощи, целый Эль­брус мускулов. Глаза на загорелом лице Зайчика гроз­но сверкали, а в каждом кулаке таилась динамитная шашка. Ко мне подошел Борис, и мы залюбовались скульптурной фигурой боксера.
   – А это ничего, что я левша? – робко спросил Игорь Тарасович.
   – Наоборот! – воскликнул Зайчик. – Левша – опасный противник, от которого всегда можно ждать всяких неожиданностей.
   Мы с Борисом прыснули, столь мало тощий и длин­ный археолог походил вообще на какого-либо противни­ка. Игорь Тарасович нахмурился, но Зайчик его успокоил:
   – Обещаю вам, что через три недели вы сделаете из этих двух молодых петушков отбивные котлеты. Тренироваться будем два раза в день. А теперь – на озеро, бегом!
   Зайчик рванулся вперед, а за ним нелепыми скач­ками устремился Игорь Тарасович. Я стоял на малень­ком обрывчике, повисшем над водой, и смотрел, как резвятся в воде Машенька, Зайчик, Игорь Тарасович и Шницель. Зайчик осыпал Шницеля фонтаном брызг, и пес счастливо скулил.
   – Миша, раздевайтесь и идите к нам! – пригласила Машенька.
   – Иду! – рявкнул за моей спиной голос, и я с кри­ком полетел в воду.

   – Прошу прощения, – с изысканной вежливостью сказал сверху Антон. – Я вас случайно не побеспокоил?
   – Нет, нисколько, – галантно ответил я, высовываясь из воды и дергая его за ногу. – Всегда рад вашей компании.
   Антон вынырнул, похожий на водяного, и начал успокаи­вать Шницеля, который выско­чил на берег и страстно меня облаивал.
   – Не надо, Шницель, – ласково говорил он. – Я когда-нибудь потом разрешу тебе куснуть этого человека.
   – Квиты? – миролюбиво спросил я.
   – Почти, – ответил Антон, выбираясь на берег. – Мне еще нужно взыскать с тебя должок за мое кош­марное пробуждение.
   Мы разделись, оставили одежду сохнуть на сол­нышке и помчались домой вытираться.
   Во время завтрака произошло несколько интерес­ных событий. Не успели мы сесть за стол, как пришел с повинной Прыг-скок. Он заявил, что будет послушно доить корову, чистить картошку и мыть посуду. Он да­же готов кормить с ложечки козла, лишь бы избавиться от Ракова, который целые дни валяется на постели и встает только для того, чтобы съесть обе порции зав­трака, обеда и ужина.
   Раскаявшийся, небритый и голодный Прыг-скок вызвал всеобщее умиление. Было немедленно решено взять его на поруки. Прыг-скок сдержанно поблаго­дарил за доверие, сел за стол и набросился на еду с такой яростью, что Ксения Авдеевна даже всплак­нула.
   – Ну, а что будем делать с гражданином Рако­вым? – задумчиво спросил Борис. – Я думаю, что его надо…
   – Сжечь на медленном огне! – прошамкал стару­шечий голос.
   – Это они! – изумился Прыг-скок. – Я видел своими глазами!
   Потапыч взял братьев за загривки и встряхнул.
   – Разбойники! – загремел он. – Вот из-за кого я страху на­терпелся! Салака короткохвостая!
   Мы насели на Потапыча с требованием рассказать подроб­ности.
   – Значит, нашел я на курят­ нике того петуха с поленом, – возбужденно начал старик, – всыпал поганцам по заднее число и освобождаю птицу. Вдруг слышу старушечий голос: «Оставь петуха, старый хрыч, в него вселился бес!» Я обо­млел. Гляжу – никого, только эти двое мячом швыряются. «Слышали?» – спрашиваю. «Что ты, дедушка, – отвечает вот эта килька, с серыми глазами, – у тебя, наверно, иллюминация начинается!» Я пощупал голову – на месте, сухая. Отвязал петуха – и вдруг тот же старухин голос: «Беги, дед, отсюда, не то придет твой последний час!» Тут я со страху чуть медвежьей болезнью не заболел. В каких переделках бывал – так не пугался. Не знаю, откуда такая прыть появилась: перескочил через плетень – и бежать! Оглядываюсь – эти двое смотрят и тря­сутся!

   – Мы больше не будем! – пообещал Юрик.
   – Честное факультетское! – подтвердил Шурик.
   – И как они научились такому чуду? – восхитился Потапыч. – И рта не раскроют! А ну, скажите по-ста­рухиному!
   – Спеши, дед, Шницель Глюкозу на части рвет! – прозвучало из Юркиного живота.
   Потапыч испуганно рванулся, но спохватился и крякнул:
   – Вот это да!
   – Теперь я тоже кое-что понимаю, – гневно сдви­нув брови, сказал Лев Иванович. – Разоблачили голуб­чиков! Мы сидели в комнате, разговаривали, а эти жу­лики прыгали по двору. Я пожаловался Ксении Авдеевне на недомогание, и вдруг со двора послышался вот такой же противный голос: «Сыночек, поставь себе на ночь клистир!»
   Игорь Тарасович вскользь, как бы про себя заме­тил, что это лечебное средство иногда хорошо прочи­щает мозги и посему коллеге Черемушкину следовало прислушаться к мудрому совету старухи.
   Коллега Черемушкин тут же возразил, что такое средство помогает не всем. Так, коллеге Ладье не удаст­ся прочистить мозги, если даже он изведет на клистир целое озеро.
   Коллега Ладья яростно запыхтел трубкой, но Ма­шенька властно приказала враждующим сторонам прекратить перебранку и обратила наше внимание на подозрительное поведение козла Мармелада.
   – По-моему, он жует какую-то ткань, – с тревогой сказала она.
   Мы с Антоном вспомнили про свою оставленную на берегу одежду и со всех ног бросились к козлу.
   Мы застали Мармелада в тот момент, когда он при­канчивал мою тенниску. Не успел я как следует осмыс­лить свои убытки, как Антон издал горестный вздох: одна штанина его новых полотняных брюк была намертво выведена из строя. После инвентаризации мы недосчитались еще двух носков и шнурков из моих туфель.
   Преступного козла привязали веревкой к березе и на три дня посадили на хлеб и воду. А брюки Ксения Авдеевна укоротила на полметра, и Антон мужест­венно носил их до самого отъезда.

АНТОН НЕ XОЧЕТ ПОПАДАТЬ В СЕТЬ

   – А теперь давайте уточнять, что мы умеем делать, – сказала Машенька. – Утвержденное меню – щи со сме­таной, котлеты с картофельным пюре, компот. Какие будут соображения?
   Я однажды видел, как соседка варила компот, и вы­сказал уверенность, что сумею справиться с этим де­лом. Антон прикинул свои возможности и сказал, что готов возложить на себя бремя дегустации пищи. Это, по его мнению, единственное, что он может делать с полной отдачей сил. Когда обед будет готов, добавил Антон, он просит нас не стесняться и смело звать его из беседки, где он планирует лежать в кресле-качалке и сладко дремать.
   Машенька охотно согласилась с этим вариантом, но в порядке личного одолжения попросила Антона вымыть раньше горячей водой кастрюли, очистить вед­ро картошки, порезать лук и нашинковать капусту.
   – А что будет делать этот тип? – завопил Антон.
   – Миша? – хладнокровно спросила Машенька. – У него тоже пустяковая работа. Он принесет из ледни­ка говядину, провернет ее через мясорубку, вымоет су­хофрукты и под моим руководством приготовит творог на ужин. Ну, за работу.
   – За работу, за работу, – проворчал Антон, начиная драить мочалкой кастрюлю. – А может, моя индивиду­альность протестует? Может, у нее другие духовные за­просы?
   Когда я вернулся из ледника, Машенька внушала:
   – Ничего не поделаешь, вашей индивидуальности придется перечистить эту кастрюлю. Видите грязное пятно?
   – Здесь нет никакого пятна! – упрямился Антон.
   – И все-таки оно есть.

   – Вы бюрократка! – за­рычал Антон. – Я буду жа­ловаться! Я напишу на вас анонимку!
   – После того как вычис­тите эту кастрюлю, – поста­вила точку Машенька. – Миша, вы умеете обращать­ся с мясорубкой?
   – Конечно, – поспешил ответить за меня Антон. – У них в редакции при по­мощи мясорубки рецензи­руют произведения молодых авторов.
   Маша оказалась незаурядной стряпухой. Она ловко сбила фарш, и котлеты одна за другой летели на сковородку. Антон сосредоточенно чистил кар­тошку, и эта работа настраивала его на философский лад. Он долго молчал, но чувствовалось, что в недрах его мозга рождается глубокая мысль. Так оно и произошло.
   – Я сейчас думал о том, – проникновенно сооб­щил Антон, – что истинное призвание человека мож­но обнаружить чисто случайно. Люди часто проявляют удивительную близорукость, принимая профессию за призвание. Вот вы, Маша, уверены, что смысл вашей жизни в том, чтобы лечить больных, то есть из здо­ровых людей делать беспомощных инвалидов? Миша тоже видит цель своего существования в том, чтобы случайно не пропустить на газетную полосу рассказ начинающего пенсионера. Между тем подлинное ваше призвание – делать котлеты.
   – А ваше, Антон? – спокойно спросила Маша, орудуя у плиты.
   – О, мое призвание в другом! – высокопарно от­ветил Антон. – Я призван мыслить и дерзать, созидать и изменять мир. Мне предопределено свыше творить, изобретать, рождать идеи и воплощать их в жизнь. Когда лет через тридцать в серии «Жизнь замечатель­ных людей» выйдет моя биография, она будет начи­наться словами: «Великий инженер-строитель Антон Полухин, автор легендарного проекта…»
   – …типового курятника, – подсказал я.
   – …плотины Чукотка – Аляска, недавно скончав­шийся от…
   – …удара коровьего копыта, – вставил я.
   – Вы себя обманываете, Антон, – сказала Ма­шенька, – а это худшее из заблуждений. Вы рождены, чтобы чистить картошку. Именно здесь вас ждет при­знание благодарного человечества.
   – Нет, тут меня не поймут, – проговорил Антон. – Что ж, и теща Архимеда заставляла зятя чистить ово­щи. Она говорила, что из Архимедова закона при всей его гениальности нельзя варить суп. Но великий уче­ный отвечал ей так: «Удались, о женщина, и оставь ме­ня в покое. Сегодня не Восьмое марта!»
   – У вас, Антон, никогда не будет тещи, – сказала Машенька. – Я просто не представляю, что найдется девушка, которая согласится выйти за вас замуж.
   Антон проницательно посмотрел на Машеньку. Поединок взглядов продолжался несколько секунд, после чего Антон торжествующе изрек:
   – Маша, вы хитрый человек! Сейчас вы солгали. Про себя вы думали совсем другое!
   – Что же? – с любопытством спросила Машенька.
   – Могу процитировать дословно: «Интересный и умный парень этот Антон. Нужно постараться завлечь его в свои сети!»
   – Какая чушь! – возмутилась Машенька.
   Я осторожно снял с плиты котлеты, на которые Машенька перестала обращать внимание, и тихо вы­шел во двор. Из кухни доносился голос Антона:
   – Можете на это не рассчитывать, дорогой эскулап, я уже трижды срывался с крючка и выработал иммуни­тет. Я вас разоблачил, мадонна. Думаете, я не вижу, какое счастье вам доставляют затуманенные взгляды уважае­мого маэстро Льва Ивановича и томные вздохи Зайчика, который при вашем появлении мгновенно глупеет и не может связать двух слов?
   – Разве? – невозмутимо сказала Машенька.
   Антон засмеялся.
   – Не надо поправлять волосы, они у вас и так в по­рядке. И чепчик на месте. И не смотрите на меня столь ясными удивленными глазами – приберегите свои стрелы для Миши, что, впрочем, тоже бесполезно.
   Я не выдержал и заглянул в окно. Машенька молча улыбалась и вызывающе смотрела на Антона.
   – Какого черта вы сверлите меня своими бура­вами? – фыркнул Антон. – Я же сказал, что это бес­полезно!
   Машенька вздохнула, сделала шаг вперед и застен­чиво сказала:
   – Антон, скажите, пожалуйста, я… Правда, я кра­сивая? Ну, посмотрите на меня внимательно!
   Антон отпрянул назад.
   – Тигрица выпустила когти! – в панике восклик­нул он. – Бегите, олени, прячьтесь, антилопы!
   Машенька рассмеялась и отошла назад к плите.
   – Можете не прятаться, – с иронической гри­маской сказала она. – Вы меня нисколько не инте­ресуете.
   – Опять лжете, – весело констатировал Антон. – Впрочем, ничего удивительного: профессиональная привычка. Как говорил один великий сердцевед – только женщины и врачи знают, что ложь необходима и благотворна.
   – Между прочим, – заметила Машенька, – кар­тошку чистят только один раз. С очищенного клубня кожуру можно не снимать.
   – Ч-черт! – выругался Антон. – Это лишний аргумент в пользу моего тезиса о вредном влиянии женщины на мыслящего человека. Да, кстати, – торжествующе добавил он, – если вы котлеты будете жарить в кастрюле с супом, они вряд ли станут вкуснее!
   Машенька всплеснула руками и начала полов­ником вылавливать котлеты из кастрюли. Антон усмехнулся, поднял таз с шелухой и, мелко перебирая ногами, засеменил во двор. Как только он вышел, Машенька быстро выхватила из карманчика юбки маленькое зеркальце, внимательно изучила свое отра­жение и показала ему язык. Потом оглянулась, взялась пальцами за полы халата и провальсировала вокруг плиты.
   За обедом нас все хвалили и по предложению Бори­са наградили памятными медалями Робинзона Крузо первой степени, которые Зайчик не поленился выре­зать из картошки.
   Вечером, когда мы уже лежали в постелях, Антон неожиданно сказал:
   – Какой я все-таки благородный, чуткий и отзыв­чивый! Ты всю жизнь должен стирать мои носки за то, что я поехал с тобой. Эта тигрица наверняка бы вонзи­ла в тебя свои когти… Ты слышишь?
   Было уже темно, и Антон не мог видеть, как я улы­бался.
   – Я сразу понял, что она ведьма, – продолжал Антон. – Такие чем красивее, тем опаснее, а эта из самых красивых. Но не бойся, я зорко стою настраже твоей холостяцкой добродетели… Ты чего молчишь?
   Я не шевелился.
   – Неужели заснул? – огорчился Антон. – Тьфу, черт, поговорить хочется… Да, кстати, ведь за тобой должок! Шницель, вылезай, слышишь? Ну, Шницель! Он спит, прыгай к нему на кровать, живо!

ШИФРОВАННАЯ К0Р0ВА

   Через неделю все заболели раскопками. Один Лев Иванович стойко сопротивлялся археологическому вирусу, не уставая кричать, что коллега Ладья – низкопробный шарлатан и рыночный плясун на кана­те. Но все-таки Лев Иванович чувствовал себя неваж­но. Когда Игорь Тарасович вместе с новообращенным Зайчиком уходил в экспедицию, профессор с тревогой ждал их возвращения, поглядывая в занавешенное оконце, как стыдливая невеста. И только убедившись, что ничего, кроме свежих мозолей, члены экспедиции не принесли, он заносчивым петухом выходил на улицу.
   – Вы слышали? – приставал он к нам по очереди. – Коллега Ладья сегодня перевернул науку! Он выкопал комара, который укусил Ярослава Мудрого!
   Игорь Тарасович прятался и терпеливо ждал своего часа. И этот час наступил. Лев Иванович был вынуж­ден даже задернуть занавеску: ему было больно смот­реть, как под громкое «ура» Машенька увенчала триум­фатора венком из ромашек.
   Победа была полной: в руках археолога лежала от­шлифованная плитка с выцарапанной коровой. Рису­нок был наивный, но главная ценность находки заклю­чалась в надписи, сделанной славянской вязью:

   Это слово приводило археолога в восторг. Он поливал плитку счастливыми слезами и кричал, что расшифровка надписи потрясет археологический мир. Да, он убежден, что это слово шифрованное и что драгоценная плитка, когда ее история будет прочи­тана, вдохновит писателей на создание романтических книг.
   Мы не расходились до поздней ночи, слушая вдохновенную импровизацию археолога. Не ко­леблясь, он отнес рисунок примерно к середине четырнадцатого века, к периоду решающей борьбы с татарским игом. Враги осадили крепость, находив­шуюся на этом острове; ночью какой-то смельчак из соседней деревни переплыл озеро и принес осажден­ным этот условный знак…
   К чести Игоря Тарасовича, он не умалял роль Юрика и Шурика в этой находке. Именно они вскрыли тот пласт земли, где оказался археологический са­мородок.
   С этого вечера Игорь Тарасович стал всеобщим кумиром. Юрик и Шурик ходили за ним, как собаки; влюбленными глазами смотрел на него Зайчик; по­колебавшись для солидности, не выдержал и лихо взмахнул лопатой Прыг-скок; азартно копалась в земле Машенька, и даже Ксения Авдеевна, не обращая внимания на Левушкино недовольство, в свободное время пропадала на курганах, цепь которых протя­нулась неподалеку от нашего лагеря. Мы с Антоном тоже отдали дань всеобщему увлечению. Антон го­ворил:
   – Возможно, мы не найдем ничего; быть может, нам удастся откопать парочку обглоданных первобыт­ной собакой куриных костей. Но черт возьми! Этот Ладья молодчина! На него стоит поработать, на этого одержимого.
   Игорь Тарасович преобразился. Он неутомимо бегал от кургана к кургану, объяснял, торопил, кричал, нюхал землю и бережно перетирал ее руками. То там, то здесь раздавался вопль: «Нашел!» – и археолог, задыхаясь, мчался туда на своих длинных страусиных ногах. Ему показывали битые черепки, полусгнившие палки, камни, но Игорь Тарасович, рассмотрев через лупу находки, разочарованно качал головой. Чуть не стал героем дня Прыг-скок. Радостно по­двывая, он прибежал с какой-то проржавевшей посу­диной, но при ближайшем рассмотрении посудина оказалась ночным горшком первой половины двадцатого века. После этого случая Игорь Тарасович строго приказал ограничиваться только курганами. Он предупреждал: