– Правда! – вырвалось у Машеньки. – Правда! А как вы угадали?
– Очень просто. Сначала вы долго смотрели на причал и вспоминали, как мы прибыли на остров. Потом, когда послышались голоса Ракова и Прыг-скока, думали о былых, связанных с ними неприятностях: в этот момент ваши глаза погрустнели. Затем появилась улыбка: вы начали перебирать в памяти последующие успехи и в заключение размечтались о триумфе, с которым будет встречен в институте ваш доклад. А сейчас вы возмущены тем, что какой-то нахал без разрешения раскладывает по полочкам ваши тайные мысли.
– Самое смешное, что все это абсолютная правда! – Машенька и не пыталась скрыть свое удивление. – Вы, Антон, совсем неплохой физиономист. А теперь я вам отомщу и скажу, что читаю в ваших глазах. Вы…
– Что-то припекло, давайте искупаемся! – Антон торопливо встал и пошел в воду. Мы с Машенькой посмотрели друг на друга. Машенькины глаза смеялись. Я укоризненно покачал головой.
– Миша, я все время говорю не то, – еле слышно сказала Машенька. – Я болтаю сплошные глупости, я сама виновата, что он меня боится…
Машенька опустила голову. Подошел Антон, бронзовый и бодрый. Он подхватил Шницеля и швырнул его в воду. Берег огласился радостным лаем. В восторге, что хозяин уделяет ему внимание, Шницель прыгал вокруг, становясь на задние лапы и всем своим видом требуя продолжения игры. Наконец Антон снова сел на свое место.
– Простите, что я вас недослушал, – вызывающе сказал он. – Вы, кажется, хотели продемонстрировать свое ясновидение?
– Друзья, – помолчав, сказала Машенька, чуть улыбаясь, – какого вы мнения о моем поведении в первый день, даже в первый час нашего пребывания на острове?
Я искренне оценил это поведение на пятерку и выразил свое восхищение железной выдержкой и мужеством, с каким Машенька вышла из невероятно трудного положения.
Антон высказался менее лирично. Он полагал, что десяток собравшихся вместе чертей не могли бы так взбаламутить компанию мирных и тихих людей, как это ухитрилась сделать Машенька. Однако он признал, что в этой достаточно острой ситуации главный врач санатория держала себя с редким самообладанием.
– Вы все ошибаетесь, – спокойно подытожила Машенька. – Я перетрусила, как мышь. Я была почти уверена, что меня выпорют ремнем, и надеялась только на счастливый случай и… на Зайчика. Я сразу заметила, что он…
– Ну! – нетерпеливо потребовал Антон.
– Меня уважает, – закончила Машенька. – А почему вы…
Я приложил палец к губам, Машенька запнулась и едва заметно кивнула. Антон, который уткнулся носом в песок и замер в ожидании расплаты за неосторожную реплику, облегченно вздохнул. Машенька продолжала:
– И теперь открою вам один секрет, друзья: если бы в тот момент вы проявили твердость и настояли на немедленном возвращении, я вынуждена была бы уступить. Так приказал Иван Максимович. Потапыч знал все. По первому же моему знаку он готов был отравиться на лодке за катером, и спустя несколько часов вы оказались бы в настоящем санатории. Да, не удивляйтесь! Это в пяти километрах, на острове Сосновка. Там были приготовлены для вас места, и там вас ждали. Я просто плакала от радости, что вы решили остаться!
– Недурно, – проговорил Антон. – Ослы мы первостатейные, ничего не скажешь. Хотя теперь, пожалуй, с этим не согласится даже Раков. Однако скажите, мадонна: зачем вам лично понадобилась вся эта робинзонада? Только для того, чтобы научить Прыг-скока доить корову?
– Хотите знать правду? – Машенька смущенно улыбнулась. – Вы – первая моя научная работа, моя тема, понимаете?
– «Олег, не будь ретроградом, в науке каждый идет своим путем!» – процитировал я.
Машенька засмеялась.
– Это я говорила в кабинете, я думала, что вы корреспондент. Ох, как страшно было! Если бы не Иван Максимович, мою тему на ученом совете подняли бы на смех. А он поверил и сказал «да». Я побывала в районных поликлиниках и сделала выписки из историй болезни. У многих действительно была сильно расшатана нервная система. Кроме Антона, конечно, у которого вместо нервов – капроновые нитки. Я знала, что Лев Иванович страдает сильными головными болями, что бессонница у Ладьи приняла хроническую форму, а Станислав Сергеевич очень раздражителен.
Но я была убеждена, что труд и сон на свежем воздухе лучше любых ванн излечивают нервную систему, и мне было радостно видеть, как крепко спят и наливаются силами мои любимые робинзончики…
– Это я могу подтвердить! – послышался сверху голос Шурика. – Мы с Игорем Тарасовичем сейчас боксировали, и он так двинул меня в подбородок, что до сих пор звенит в ушах! Поднимайтесь наверх, Раков приглашает всех к столу. Миша, Антон, целуйте Машеньку, Потапыч сказал, что ей сегодня двадцать пять лет!
Машенька укоризненно посмотрела на Шурика. Мы церемонно пожали ей руку.
– Не устроить ли нам по этому поводу небольшой сабантуй? – предложил я, одеваясь.
– Посмейте только, – сердито сказала Машенька. – Подумаешь, событие, каких-то жалких двадцать пять лет.
Антон согласился, что событие, безусловно, не из тех, которые влияют на ход истории, но мое предложение поддержал. Машенька взмолилась, пыталась спорить, но было уже поздно: к нам сомкнутой колонной приближался весь наличный состав коммуны. Слышались приветственные клики. Мы не позволили Машеньке убежать и заставили ее испить чашу до дна. Борис произнес речь, в которой высокопарно назвал Машеньку «королевой Острова Веселых Робинзонов» и перечислил ее заслуги. Затем он преподнес августейшей особе искусно вырезанную из дерева коровенку с надписью «АЗОКЮЛГ». Игорь Тарасович подарил королеве свою книгу «В поисках каменного века», Ксения Авдеевна – вязаную кофточку – продукт трехнедельного труда, а Зайчик – боксерские перчатки. Юрик и Шурик вручили Машеньке отличную авторучку, но Прыг-скок вовремя заметил пропажу и поднял скандал, после чего преподнес авторучку сам.
Едва ли не до слез всех растрогал Шницель. Пес, с которым Антон быстро провел соответствующую работу, жалобно скуля, положил к Машенькиным ногам свое величайшее сокровище – чуть начатую кость. Видя, что сердце у пса буквально обливается кровью, Машенька великодушно возвратила подарок, и Шницель, не тратя времени даром, тут же умчался подальше от этого опасного места.
Едва мы уселись за стол, как Борис провозгласил:
– Трепещите, любители сенсаций! Сейчас Зайчик всех нас пошлет в нокаут: у него в колодце охлаждается бутылка шампанского!
Мы зааплодировали, а Машенька благодарно кивнула чрезвычайно польщенному Зайчику. Спустя минуту он уже священнодействовал над заветной бутылкой.
– Стаканы, держите стаканы! – суетясь, кричали Юрик и Шурик. – А то сейчас как брызнет! Ух, как брызнет! Берегись!
– Что такое? – тупо спросил Раков.
– Ну и шутник же вы, Зайчик! – неодобрительно проговорил Прыг-скок.
Не в силах дать оценку этому сверхъестественному факту, Зайчик оторопело смотрел, как Машенькин стакан наполняется самым обыкновенным молоком.
– Му-у-у, – тихо протянул Шурик.
Зайчик поставил на стол бутылку и с глубоким подозрением посмотрел на братьев, которые тут же выпучили на него свои блестящие глаза.
– Где шампанское? – грозно спросил Зайчик.
Братья дружно замотали головами и неожиданно начали подмигивать Прыг-скоку.
– Что вы хотите сказать своими глупыми знаками? – возмутился Прыг-скок. – Уж не то ли, что я украл шампанское?
Братья охотно закивали, а Шурик восторженно шепнул:
– Ох, и ловкач же вы, Станислав Сергеевич!
– Даже смешно! – Прыг-скок засмеялся искусственным смехом. – Какая нелепость!
Юрик обиженно повел плечами, поднялся и извлек из-под полы пиджака Прыг-скока пропавшую бутылку шампанского. Над столом пронесся стон.
– Я… не я… – пролепетал Прыг-скок, растерянно глядя на Зайчика, стоявшего в самой угрожающей позе.
– Стыдно, Станислав Сергеевич, – сурово сказал Юрик. – А еще известный артист, заслуженный! Из-за вас могли пострадать ни в чем не повинные порядочные люди. Правда, Шурик?
– Угу, – промычал Шурик, набивая рот свежим теплым хлебом.
– Вот салаки! – восхитился Потапыч. – И смотрят еще, воблы сушеные! Да я сам видел, как они бутылку пустую молоком наливали, а потом настоящую товарищу Прыг-скоку подложили!
Юрик и Шурик, точно сдутые ветром, уже лезли на спасительную сосну. Прыг-скок облегченно вздохнул и вытер платочком вспотевший лоб.
Выстрелила пробка. Мы выпили за Машеньку и ее удачу, за наш Остров Веселых Робинзонов, за Потапыча, за дружбу. Зайчик так расчувствовался, что разрешил братьям-разбойникам сесть за стол, даже налил им по капельке шампанского. Это был самый долгий обед в истории коммуны. Мы сидели, вспоминали, смеялись и записывали адреса. Игорь Тарасович заявил, что на будущий год он этот остров перероет до основания, он заставит его отдать свои клады в смысле костей и разного рода предметов древней материальной культуры. Ладья выразил общее мнение, когда попросил Машеньку будущим летом снова взяться за восстановление наших нервных систем.
– Присоединяюсь к пожеланию коллеги Ладьи, – благосклонно изрек Лев Иванович. – Тем более что это первая толковая мысль, которую я от него услышал.
– Договорились! – с энтузиазмом согласилась Машенька. – Но с одним обязательным условием. Немедленно помиритесь!
Лев Иванович крякнул, и Игорь Тарасович начал набивать трубку.
– Я долго буду ждать? – настаивала Машенька.
– Левушка… – умоляюще произнесла Ксения Авдеевна.
Игорь Тарасович решительно отложил в сторону трубку.
– Я, пожалуй, готов, – проворчал он. – Я… я был не прав, Лев Иванович. Я, если хотите, очень люблю музыку и знаю многие ваши вещи. Я даже часто вспоминаю это прелестное место: ля-ля-ляля-там-там-там-там! Просто и очаровательно.
– Это я был неправ, дорогой коллега! – сияя, возразил Лев Иванович. – Простите меня, вы – благородный человек! Я высоко ценю вашу научную деятельность, и ваша книга лежит в моей библиотеке на видном месте. Руку, коллега!
– Вот она! – воскликнул археолог, вытирая платочком глаза.
И гордость нашей коммуны, два бывших врага крепко обнялись. Над островом разнеслось могучее «ура!».
– Слово для сообщения имеет Потапыч! – провозгласила Машенька.
– Какое там слово, – проворчал Потапыч. – Как на собрании… В общем деньги вам причитаются. Вы платили по сто рублей, а для туристов положено по шестьдесят. Одним словом, получайте по сорок рубликов на душу обратно!
Короткая, но яркая речь Потапыча была встречена бурными аплодисментами.
– Катер! Катер! – закричали Юрик и Шурик.
– Снова они первые заметили, – огорчилась Ксения Авдеевна. – А я-то все глаза проглядела.
– Ну, собирайтесь, друзья, – со вздохом сказала Машенька. – Я приду к причалу с вами проститься.
– А вы? – хором воскликнули все.
– Приезжает директор турбазы, мне нужно сдавать дела, – огорченно ответила Машенька. – В Москве увидимся обязательно!
– Так вы остаетесь? – вырвалось у Антона.
Машенька пристально посмотрела на него и ничего не ответила.
Антон пожал плечами, и мы пошли собираться. Мой друг был неразговорчив. Он запаковывал в чемодан вещи и не смотрел на меня. Несколько раз он равнодушно поглядывал в окно, делая вид, что ищет Шницеля, и мычал про себя что-то невнятное. Потом, чувствуя на себе мой пристальный взгляд, начал бодро насвистывать какую-то мелодию, в которой я с трудом узнал ускоренный раза в три похоронный марш Шопена.
– Приятно уезжать в таком безоблачном, жизнерадостном настроении, правда? – по возможности невинным голосом поделился я своим наблюдением.
– Оставь при себе свои идиотские реплики! – возмутился Антон. – Тоже еще психолог нашелся!
В дверь постучали. Антон вздрогнул. В комнату вошла Машенька.
– Почему вы за столом не записали мой адрес и телефон? – без предисловий набросилась она на Антона.
Мой друг уже взял себя в руки.
– А я и не собираюсь у вас лечиться! – вызывающе ответил он. – Вы сами сказали, что у меня вместо нервов капроновые нитки.
Машенька сердито посмотрела на Антона.
– Вы меня удивляете, – непривычно громким голосом сказала она. – Если вы немедленно не запишете мой адрес, то я…
– То вы? – глядя в сторону, спросил Антон.
– То я рассержусь и никогда не буду с вами разговаривать!
– Может, мне уйти? – спросил я, чувствуя себя явно третьим лишним.
Антон резко повернулся. Лицо его пылало.
– Чего ты хочешь? – яростно спросил он, хватая Машеньку за руку. – Ну, говори… девчонка!
Машенька молча покачала головой.
– Говори же, черт возьми! – взревел Антон.
– Говори сам, – тихо сказала Машенька.
– Ну, что мне с ней делать? – простонал Антон, жалобно глядя на меня. – Я же говорил тебе, что она тигрица!
Я деликатно вышел из комнаты и прикрыл за собой двери.
– Очень просто. Сначала вы долго смотрели на причал и вспоминали, как мы прибыли на остров. Потом, когда послышались голоса Ракова и Прыг-скока, думали о былых, связанных с ними неприятностях: в этот момент ваши глаза погрустнели. Затем появилась улыбка: вы начали перебирать в памяти последующие успехи и в заключение размечтались о триумфе, с которым будет встречен в институте ваш доклад. А сейчас вы возмущены тем, что какой-то нахал без разрешения раскладывает по полочкам ваши тайные мысли.
– Самое смешное, что все это абсолютная правда! – Машенька и не пыталась скрыть свое удивление. – Вы, Антон, совсем неплохой физиономист. А теперь я вам отомщу и скажу, что читаю в ваших глазах. Вы…
– Что-то припекло, давайте искупаемся! – Антон торопливо встал и пошел в воду. Мы с Машенькой посмотрели друг на друга. Машенькины глаза смеялись. Я укоризненно покачал головой.
– Миша, я все время говорю не то, – еле слышно сказала Машенька. – Я болтаю сплошные глупости, я сама виновата, что он меня боится…
Машенька опустила голову. Подошел Антон, бронзовый и бодрый. Он подхватил Шницеля и швырнул его в воду. Берег огласился радостным лаем. В восторге, что хозяин уделяет ему внимание, Шницель прыгал вокруг, становясь на задние лапы и всем своим видом требуя продолжения игры. Наконец Антон снова сел на свое место.
– Простите, что я вас недослушал, – вызывающе сказал он. – Вы, кажется, хотели продемонстрировать свое ясновидение?
– Друзья, – помолчав, сказала Машенька, чуть улыбаясь, – какого вы мнения о моем поведении в первый день, даже в первый час нашего пребывания на острове?
Я искренне оценил это поведение на пятерку и выразил свое восхищение железной выдержкой и мужеством, с каким Машенька вышла из невероятно трудного положения.
Антон высказался менее лирично. Он полагал, что десяток собравшихся вместе чертей не могли бы так взбаламутить компанию мирных и тихих людей, как это ухитрилась сделать Машенька. Однако он признал, что в этой достаточно острой ситуации главный врач санатория держала себя с редким самообладанием.
– Вы все ошибаетесь, – спокойно подытожила Машенька. – Я перетрусила, как мышь. Я была почти уверена, что меня выпорют ремнем, и надеялась только на счастливый случай и… на Зайчика. Я сразу заметила, что он…
– Ну! – нетерпеливо потребовал Антон.
– Меня уважает, – закончила Машенька. – А почему вы…
Я приложил палец к губам, Машенька запнулась и едва заметно кивнула. Антон, который уткнулся носом в песок и замер в ожидании расплаты за неосторожную реплику, облегченно вздохнул. Машенька продолжала:
– И теперь открою вам один секрет, друзья: если бы в тот момент вы проявили твердость и настояли на немедленном возвращении, я вынуждена была бы уступить. Так приказал Иван Максимович. Потапыч знал все. По первому же моему знаку он готов был отравиться на лодке за катером, и спустя несколько часов вы оказались бы в настоящем санатории. Да, не удивляйтесь! Это в пяти километрах, на острове Сосновка. Там были приготовлены для вас места, и там вас ждали. Я просто плакала от радости, что вы решили остаться!
– Недурно, – проговорил Антон. – Ослы мы первостатейные, ничего не скажешь. Хотя теперь, пожалуй, с этим не согласится даже Раков. Однако скажите, мадонна: зачем вам лично понадобилась вся эта робинзонада? Только для того, чтобы научить Прыг-скока доить корову?
– Хотите знать правду? – Машенька смущенно улыбнулась. – Вы – первая моя научная работа, моя тема, понимаете?
– «Олег, не будь ретроградом, в науке каждый идет своим путем!» – процитировал я.
Машенька засмеялась.
– Это я говорила в кабинете, я думала, что вы корреспондент. Ох, как страшно было! Если бы не Иван Максимович, мою тему на ученом совете подняли бы на смех. А он поверил и сказал «да». Я побывала в районных поликлиниках и сделала выписки из историй болезни. У многих действительно была сильно расшатана нервная система. Кроме Антона, конечно, у которого вместо нервов – капроновые нитки. Я знала, что Лев Иванович страдает сильными головными болями, что бессонница у Ладьи приняла хроническую форму, а Станислав Сергеевич очень раздражителен.
Но я была убеждена, что труд и сон на свежем воздухе лучше любых ванн излечивают нервную систему, и мне было радостно видеть, как крепко спят и наливаются силами мои любимые робинзончики…
– Это я могу подтвердить! – послышался сверху голос Шурика. – Мы с Игорем Тарасовичем сейчас боксировали, и он так двинул меня в подбородок, что до сих пор звенит в ушах! Поднимайтесь наверх, Раков приглашает всех к столу. Миша, Антон, целуйте Машеньку, Потапыч сказал, что ей сегодня двадцать пять лет!
Машенька укоризненно посмотрела на Шурика. Мы церемонно пожали ей руку.
– Не устроить ли нам по этому поводу небольшой сабантуй? – предложил я, одеваясь.
– Посмейте только, – сердито сказала Машенька. – Подумаешь, событие, каких-то жалких двадцать пять лет.
Антон согласился, что событие, безусловно, не из тех, которые влияют на ход истории, но мое предложение поддержал. Машенька взмолилась, пыталась спорить, но было уже поздно: к нам сомкнутой колонной приближался весь наличный состав коммуны. Слышались приветственные клики. Мы не позволили Машеньке убежать и заставили ее испить чашу до дна. Борис произнес речь, в которой высокопарно назвал Машеньку «королевой Острова Веселых Робинзонов» и перечислил ее заслуги. Затем он преподнес августейшей особе искусно вырезанную из дерева коровенку с надписью «АЗОКЮЛГ». Игорь Тарасович подарил королеве свою книгу «В поисках каменного века», Ксения Авдеевна – вязаную кофточку – продукт трехнедельного труда, а Зайчик – боксерские перчатки. Юрик и Шурик вручили Машеньке отличную авторучку, но Прыг-скок вовремя заметил пропажу и поднял скандал, после чего преподнес авторучку сам.
Едва ли не до слез всех растрогал Шницель. Пес, с которым Антон быстро провел соответствующую работу, жалобно скуля, положил к Машенькиным ногам свое величайшее сокровище – чуть начатую кость. Видя, что сердце у пса буквально обливается кровью, Машенька великодушно возвратила подарок, и Шницель, не тратя времени даром, тут же умчался подальше от этого опасного места.
Едва мы уселись за стол, как Борис провозгласил:
– Трепещите, любители сенсаций! Сейчас Зайчик всех нас пошлет в нокаут: у него в колодце охлаждается бутылка шампанского!
Мы зааплодировали, а Машенька благодарно кивнула чрезвычайно польщенному Зайчику. Спустя минуту он уже священнодействовал над заветной бутылкой.
– Стаканы, держите стаканы! – суетясь, кричали Юрик и Шурик. – А то сейчас как брызнет! Ух, как брызнет! Берегись!
– Что такое? – тупо спросил Раков.
– Ну и шутник же вы, Зайчик! – неодобрительно проговорил Прыг-скок.
Не в силах дать оценку этому сверхъестественному факту, Зайчик оторопело смотрел, как Машенькин стакан наполняется самым обыкновенным молоком.
– Му-у-у, – тихо протянул Шурик.
Зайчик поставил на стол бутылку и с глубоким подозрением посмотрел на братьев, которые тут же выпучили на него свои блестящие глаза.
– Где шампанское? – грозно спросил Зайчик.
Братья дружно замотали головами и неожиданно начали подмигивать Прыг-скоку.
– Что вы хотите сказать своими глупыми знаками? – возмутился Прыг-скок. – Уж не то ли, что я украл шампанское?
Братья охотно закивали, а Шурик восторженно шепнул:
– Ох, и ловкач же вы, Станислав Сергеевич!
– Даже смешно! – Прыг-скок засмеялся искусственным смехом. – Какая нелепость!
Юрик обиженно повел плечами, поднялся и извлек из-под полы пиджака Прыг-скока пропавшую бутылку шампанского. Над столом пронесся стон.
– Я… не я… – пролепетал Прыг-скок, растерянно глядя на Зайчика, стоявшего в самой угрожающей позе.
– Стыдно, Станислав Сергеевич, – сурово сказал Юрик. – А еще известный артист, заслуженный! Из-за вас могли пострадать ни в чем не повинные порядочные люди. Правда, Шурик?
– Угу, – промычал Шурик, набивая рот свежим теплым хлебом.
– Вот салаки! – восхитился Потапыч. – И смотрят еще, воблы сушеные! Да я сам видел, как они бутылку пустую молоком наливали, а потом настоящую товарищу Прыг-скоку подложили!
Юрик и Шурик, точно сдутые ветром, уже лезли на спасительную сосну. Прыг-скок облегченно вздохнул и вытер платочком вспотевший лоб.
– Присоединяюсь к пожеланию коллеги Ладьи, – благосклонно изрек Лев Иванович. – Тем более что это первая толковая мысль, которую я от него услышал.
– Договорились! – с энтузиазмом согласилась Машенька. – Но с одним обязательным условием. Немедленно помиритесь!
Лев Иванович крякнул, и Игорь Тарасович начал набивать трубку.
– Я долго буду ждать? – настаивала Машенька.
– Левушка… – умоляюще произнесла Ксения Авдеевна.
Игорь Тарасович решительно отложил в сторону трубку.
– Я, пожалуй, готов, – проворчал он. – Я… я был не прав, Лев Иванович. Я, если хотите, очень люблю музыку и знаю многие ваши вещи. Я даже часто вспоминаю это прелестное место: ля-ля-ляля-там-там-там-там! Просто и очаровательно.
– Это я был неправ, дорогой коллега! – сияя, возразил Лев Иванович. – Простите меня, вы – благородный человек! Я высоко ценю вашу научную деятельность, и ваша книга лежит в моей библиотеке на видном месте. Руку, коллега!
– Вот она! – воскликнул археолог, вытирая платочком глаза.
И гордость нашей коммуны, два бывших врага крепко обнялись. Над островом разнеслось могучее «ура!».
– Слово для сообщения имеет Потапыч! – провозгласила Машенька.
– Какое там слово, – проворчал Потапыч. – Как на собрании… В общем деньги вам причитаются. Вы платили по сто рублей, а для туристов положено по шестьдесят. Одним словом, получайте по сорок рубликов на душу обратно!
Короткая, но яркая речь Потапыча была встречена бурными аплодисментами.
– Катер! Катер! – закричали Юрик и Шурик.
– Снова они первые заметили, – огорчилась Ксения Авдеевна. – А я-то все глаза проглядела.
– Ну, собирайтесь, друзья, – со вздохом сказала Машенька. – Я приду к причалу с вами проститься.
– А вы? – хором воскликнули все.
– Приезжает директор турбазы, мне нужно сдавать дела, – огорченно ответила Машенька. – В Москве увидимся обязательно!
– Так вы остаетесь? – вырвалось у Антона.
Машенька пристально посмотрела на него и ничего не ответила.
Антон пожал плечами, и мы пошли собираться. Мой друг был неразговорчив. Он запаковывал в чемодан вещи и не смотрел на меня. Несколько раз он равнодушно поглядывал в окно, делая вид, что ищет Шницеля, и мычал про себя что-то невнятное. Потом, чувствуя на себе мой пристальный взгляд, начал бодро насвистывать какую-то мелодию, в которой я с трудом узнал ускоренный раза в три похоронный марш Шопена.
– Приятно уезжать в таком безоблачном, жизнерадостном настроении, правда? – по возможности невинным голосом поделился я своим наблюдением.
– Оставь при себе свои идиотские реплики! – возмутился Антон. – Тоже еще психолог нашелся!
В дверь постучали. Антон вздрогнул. В комнату вошла Машенька.
– Почему вы за столом не записали мой адрес и телефон? – без предисловий набросилась она на Антона.
Мой друг уже взял себя в руки.
– А я и не собираюсь у вас лечиться! – вызывающе ответил он. – Вы сами сказали, что у меня вместо нервов капроновые нитки.
Машенька сердито посмотрела на Антона.
– Вы меня удивляете, – непривычно громким голосом сказала она. – Если вы немедленно не запишете мой адрес, то я…
– То вы? – глядя в сторону, спросил Антон.
– То я рассержусь и никогда не буду с вами разговаривать!
– Может, мне уйти? – спросил я, чувствуя себя явно третьим лишним.
Антон резко повернулся. Лицо его пылало.
– Чего ты хочешь? – яростно спросил он, хватая Машеньку за руку. – Ну, говори… девчонка!
Машенька молча покачала головой.
– Говори же, черт возьми! – взревел Антон.
– Говори сам, – тихо сказала Машенька.
– Ну, что мне с ней делать? – простонал Антон, жалобно глядя на меня. – Я же говорил тебе, что она тигрица!
Я деликатно вышел из комнаты и прикрыл за собой двери.