— Кто же?
Смит покосился в ту сторону, куда указывал Чиун. Мимо полицейских машин к ним бежали двое. Один из них был Римо.
Римо медленно обошел место происшествия и все оглядел.
— Вас нельзя оставлять одних ни на минуту — тут же все перевернете вверх дном.
— Может, если бы вы, Римо, больше занимались делами... — начал Смит.
— Я не бездельничаю. Только что меня пытались взорвать в воздухе, — прервал его Римо. — Во всяком случае, все это заставит нас извлечь уроки.
— Какие уроки? — спросил Смит.
— Пожалуй, стоит подписать петицию Чиуна. Эти убийцы-любители только и умеют, что устраивать настоящие мясорубки.
— У меня как раз при себе есть одна, — заторопился Чиун, засовывая пальцы с длинными ногтями под кимоно.
— Нет, нет, — взмолился Смит. — Мастер Синанджу, пожалуйста, не надо. Вопрос о петиции мы обсудим позже.
— Думаю, люди, что стоят здесь, захотят ее подписать, — с надеждой произнес Чиун. — Шум и суета должны вызывать у них инстинктивное отвращение.
Он уже начал заинтересованно оглядываться, но тут Смит, пошатнувшись, стал оседать на тротуар. Римо удержал его.
— Что случилось, Чиун? — спросил он.
— На императора сегодня напали эти негодяи. Он скоро поправится.
— Со мной уже все хорошо, — произнес Смит, отстраняясь от Римо. Проявив человеческую слабость, он испытывал явное смущение. — Вот покончим с О.Х. Бейнсом, и мне станет совсем отлично.
— Я его вычислил, — сказал Римо. — Это он подсунул билет, когда я спал, а потом подложил и бомбу на самолет, чтобы разделаться со мной.
Тут подоспела запыхавшаяся Айвори, которой было трудно бежать на высоких каблуках. Оглядевшись и увидев, что есть жертвы, она положив руку на плечо Римо, спросила:
— Мы можем чем-нибудь помочь?
Смит холодно смерил ее взглядом, а потом отозвал Римо в сторону.
— Кто она такая? — потребовал он ответа.
— Моя знакомая.
— Как ты можешь приводить совершенно чужого человека сюда, когда здесь такое творится?
— Она ничего не знает.
— Надеюсь, — сказал Смит. — Но она видела нас втроем и...
— Римо, — позвала Айвори.
Она стояла у живой изгороди, лицо ее было мертвенно бледным. Он подошел, и девушка указала ему на тело Холли Роден. Тут подоспели и Смит с Чиуном.
— Она мертва, — определил Римо, послушав пульс.
— Под ногтями грязь, — сказал Чиун. — Она пыталась что-то написать на земле. — Он посмотрел на Айвори. — Как раз на том месте, где стоите вы, мадам.
Айвори прерывисто задышала и сделала шаг назад. Рядом с испачканным пальцем Холли стали видны нечеткие следы туфель на высоких каблуках.
— Про... простите, — прошептала Айвори.
— Ничего страшного, — успокоил ее Римо, обнимая девушку за плечи. Встретившись взглядом со Смитом, он прочитал в его глазах вызов.
Чиун опустился рядом с телом Холли, внимательно рассматривая землю.
— Можно разобрать только букву “К”, — сказал кореец. — Больше ничего.
— Не знаю, значит ли это что-нибудь, — сказала Айвори, — но я позвала вас по другой причине.
И девушка показала на левую руку Холли. Рука сжимала что-то, вроде камушка.
Чиун разжал руку и вытащил осколок в форме маленькой ручки.
— Неужели от статуи? — не выдержал Римо.
— Не может быть, — тяжело вздохнула Айвори. — Только не это. Пойду посмотрю, нет ли других обломков поблизости. — И она пулей метнулась в толпу.
— Нет никаких сомнений, что это рука статуи, — сказал Чиун.
Смит внимательно оглядел обломок.
— О чем это вы?
— Обломок руки статуи, император, — объяснил Чиун. — О котором мы все время говорим. Рука Кали.
— Слава Богу, если с ней покончено, и больше не будет никаких разговоров о ее магическом воздействии, — сказал Смит. — Теперь остается только поймать Бейнса.
Смит передал обломок Римо, который небрежно произнес:
— Но есть еще одна проблема.
— Какая?
Римо поднес кусок обожженной глины к носу.
— Это другая статуя.
— Что? — вскричал Смит.
— Я ничего не ощущаю. Бейнс подменил статую. Это не Кали.
Воцарилось долгое молчание. Наконец Чиун мягко произнес:
— Но есть и еще другая проблема, Римо.
— Да? Какая же?
— Твоя женщина.
— Айвори?
Римо огляделся, но Айвори нигде не было. Он прочесал всю толпу вдоль и поперек, проник даже за полицейское оцепление, оглядев и груду лома, что осталось от автомобиля, но женщины нигде не было.
Стоя посредине мостовой, он громко позвал ее:
— Айвори!
Но никто не ответил ему.
Трое вернулись в ашрам. Римо надеялся, что Айвори отправилась туда в поисках статуи. Но там не было никаких следов статуи, Айвори или О.Х. Бейнса. Все они исчезли.
Смит покосился в ту сторону, куда указывал Чиун. Мимо полицейских машин к ним бежали двое. Один из них был Римо.
Римо медленно обошел место происшествия и все оглядел.
— Вас нельзя оставлять одних ни на минуту — тут же все перевернете вверх дном.
— Может, если бы вы, Римо, больше занимались делами... — начал Смит.
— Я не бездельничаю. Только что меня пытались взорвать в воздухе, — прервал его Римо. — Во всяком случае, все это заставит нас извлечь уроки.
— Какие уроки? — спросил Смит.
— Пожалуй, стоит подписать петицию Чиуна. Эти убийцы-любители только и умеют, что устраивать настоящие мясорубки.
— У меня как раз при себе есть одна, — заторопился Чиун, засовывая пальцы с длинными ногтями под кимоно.
— Нет, нет, — взмолился Смит. — Мастер Синанджу, пожалуйста, не надо. Вопрос о петиции мы обсудим позже.
— Думаю, люди, что стоят здесь, захотят ее подписать, — с надеждой произнес Чиун. — Шум и суета должны вызывать у них инстинктивное отвращение.
Он уже начал заинтересованно оглядываться, но тут Смит, пошатнувшись, стал оседать на тротуар. Римо удержал его.
— Что случилось, Чиун? — спросил он.
— На императора сегодня напали эти негодяи. Он скоро поправится.
— Со мной уже все хорошо, — произнес Смит, отстраняясь от Римо. Проявив человеческую слабость, он испытывал явное смущение. — Вот покончим с О.Х. Бейнсом, и мне станет совсем отлично.
— Я его вычислил, — сказал Римо. — Это он подсунул билет, когда я спал, а потом подложил и бомбу на самолет, чтобы разделаться со мной.
Тут подоспела запыхавшаяся Айвори, которой было трудно бежать на высоких каблуках. Оглядевшись и увидев, что есть жертвы, она положив руку на плечо Римо, спросила:
— Мы можем чем-нибудь помочь?
Смит холодно смерил ее взглядом, а потом отозвал Римо в сторону.
— Кто она такая? — потребовал он ответа.
— Моя знакомая.
— Как ты можешь приводить совершенно чужого человека сюда, когда здесь такое творится?
— Она ничего не знает.
— Надеюсь, — сказал Смит. — Но она видела нас втроем и...
— Римо, — позвала Айвори.
Она стояла у живой изгороди, лицо ее было мертвенно бледным. Он подошел, и девушка указала ему на тело Холли Роден. Тут подоспели и Смит с Чиуном.
— Она мертва, — определил Римо, послушав пульс.
— Под ногтями грязь, — сказал Чиун. — Она пыталась что-то написать на земле. — Он посмотрел на Айвори. — Как раз на том месте, где стоите вы, мадам.
Айвори прерывисто задышала и сделала шаг назад. Рядом с испачканным пальцем Холли стали видны нечеткие следы туфель на высоких каблуках.
— Про... простите, — прошептала Айвори.
— Ничего страшного, — успокоил ее Римо, обнимая девушку за плечи. Встретившись взглядом со Смитом, он прочитал в его глазах вызов.
Чиун опустился рядом с телом Холли, внимательно рассматривая землю.
— Можно разобрать только букву “К”, — сказал кореец. — Больше ничего.
— Не знаю, значит ли это что-нибудь, — сказала Айвори, — но я позвала вас по другой причине.
И девушка показала на левую руку Холли. Рука сжимала что-то, вроде камушка.
Чиун разжал руку и вытащил осколок в форме маленькой ручки.
— Неужели от статуи? — не выдержал Римо.
— Не может быть, — тяжело вздохнула Айвори. — Только не это. Пойду посмотрю, нет ли других обломков поблизости. — И она пулей метнулась в толпу.
— Нет никаких сомнений, что это рука статуи, — сказал Чиун.
Смит внимательно оглядел обломок.
— О чем это вы?
— Обломок руки статуи, император, — объяснил Чиун. — О котором мы все время говорим. Рука Кали.
— Слава Богу, если с ней покончено, и больше не будет никаких разговоров о ее магическом воздействии, — сказал Смит. — Теперь остается только поймать Бейнса.
Смит передал обломок Римо, который небрежно произнес:
— Но есть еще одна проблема.
— Какая?
Римо поднес кусок обожженной глины к носу.
— Это другая статуя.
— Что? — вскричал Смит.
— Я ничего не ощущаю. Бейнс подменил статую. Это не Кали.
Воцарилось долгое молчание. Наконец Чиун мягко произнес:
— Но есть и еще другая проблема, Римо.
— Да? Какая же?
— Твоя женщина.
— Айвори?
Римо огляделся, но Айвори нигде не было. Он прочесал всю толпу вдоль и поперек, проник даже за полицейское оцепление, оглядев и груду лома, что осталось от автомобиля, но женщины нигде не было.
Стоя посредине мостовой, он громко позвал ее:
— Айвори!
Но никто не ответил ему.
Трое вернулись в ашрам. Римо надеялся, что Айвори отправилась туда в поисках статуи. Но там не было никаких следов статуи, Айвори или О.Х. Бейнса. Все они исчезли.
Глава двадцать пятая
— Айвори, — шепнул О.Х. Бейнс красивой женщине, лежавшей рядом в постели.
Сквозь стеклянную стену шале было видно, как в горах восходит солнце. Капли росы сверкали на вершинах высоких сосен, росших на склоне у горной долины, там, где в утреннем тумане вырисовывался домик Бейнса.
Великолепный рассвет, но он кажется еще великолепнее, когда лежишь рядом со смуглым телом, льнущей к нему Айвори. Бейнс был рад, что Айвори разбудила его.
— Как ты узнала, что я здесь? — спросил он, поглаживая тыльную сторону ее бедер.
— От девушки. Той глупышки с белокурыми волосами.
— Холли? Она сказала тебе?
— Конечно, нет. Она умерла. Но перед смертью нацарапала на земле К-О-Л... Я предположила, что у тебя есть укромное местечко в Колорадо.
— Умерла? Что ты такое говоришь?
— Не притворяйся, дорогой. Это ведь я ношу маски, помнишь? Во всяком случае, я стерла эти буквы туфелькой. Никто не знает, где мы.
— Хорошо, — сказал Бейнс. — Эта девушка начинала меня раздражать. Да и все остальное тоже — с их безумным пением и прочим. Но я остался в выигрыше. Помимо “Джаст Фолкс” у меня теперь две новые авиакомпании. Только бы федеральные агенты до меня не добрались.
Айвори грациозно поднялась и, подойдя к чемоданчику кремового цвета, открыла его.
— Пусть доберутся, с этим ты сможешь все начать заново в другом месте.
И она наклонила чемоданчик так, чтобы Бейнсу были видны стопки стодолларовых купюр.
— У меня для тебя тоже есть кое-что.
— Ждала, что ты это скажешь.
Бейнс выволок большой ящик из-за тахты в гостиной. Открыв его, он водрузил статую Кали на низкий столик перед стеклянной стеной, открывающей вид на обрыв на фоне затянутого облаками горного хребта. Статуя показалась ему настоящей Богиней, величественно и таинственно парившей в небесах.
— Она потрясающа, — тихо и проникновенно произнесла Айвори.
— Сколько хлопот из-за куска глины, — сказал Бейнс. — Я рад, что сбываю ее с рук.
Айвори удалилась в спальню, чтобы привести себя в порядок. Вернулась она уже в слаксах и теплом свитере.
— Собираешься выйти погулять? — спросил Бейнс.
— Да нет. Просто немного прохладно, — ответила она.
— Сядь и выпей чего-нибудь. — Бейнс налил ей и себе бурбону. — Все-таки ты удивительно красивая женщина, — сказал он, передавая бокал. Никогда не забуду, какой сюрприз ждал меня в том заброшенном доме, где мы встретились. Я-то думал, что имею дело с мужчиной.
— Я была закутана в плащ.
— А под плащом — ничего. Никогда еще меня не соблазняли подобным образом.
— Но раньше ты не был владельцем Кали, — сказала Айвори.
Самолюбие Бейнса было слегка уязвлено, и он в сердцах произнес:
— Что говорить об этом глиняном чучеле! Кстати, кто это выкладывает за нее такие денежки?
— Никто. Она нужна мне. И моему народу.
Бейнс загоготал.
— Твоему народу? Где же это находится твой народ?
Она подняла на него спокойный взгляд.
— Моя родина в горах — в центральной части Цейлона. Статую сотворили руки моих предков, и теперь она по праву принадлежит их потомкам.
— Эта рухлядь?
— Советую тебе никогда не называть Кали так непочтительно.
— Ну вот, и ты туда же. Я дурачил недоумков, и они верили, что Кали волшебным образом доставляет им авиационные билеты. А ведь это делал я, каждую ночь собственноручно всовывая их статуе в пальцы.
— Но руки-то у нее вырастали?
— Это был конек Сардины. Так и не понял, как он это делал, но получалось у него хорошо. И психов удерживало в рамках.
— Дело вовсе не в индусе.
— Ты что, действительно веришь в эту чепуху? — Бейнс не старался скрыть удивление.
— В отрастающие руки, в ожидание возлюбленного, в необходимость постоянных жертвоприношений? Да, вижу, веришь.
— На самом деле ты ничего не знаешь, — сказала Айвори. — Я шесть лет охотилась за ней.
— Не думай, что приобрела нечто стоящее — тебя ждет разочарование. Только взгляни. Старый хлам, которому место на помойке.
Девушка подошла к нему сзади, обнимая за плечи.
— Думаю, ты просто недостоин лицезреть ее красоту, — сказала она, потихоньку вытаскивая из кармана брюк шелковый желтый румал. — Видишь ли, Кали раскрывается только перед теми людьми, которых любит. Ты просто маленькое звено в нужной ей цепи, мистер Бейнс. Сомневаюсь, чтобы твоя судьба беспокоила ее.
И она затянула румал на его шее.
Номер 221.
Сквозь стеклянную стену шале было видно, как в горах восходит солнце. Капли росы сверкали на вершинах высоких сосен, росших на склоне у горной долины, там, где в утреннем тумане вырисовывался домик Бейнса.
Великолепный рассвет, но он кажется еще великолепнее, когда лежишь рядом со смуглым телом, льнущей к нему Айвори. Бейнс был рад, что Айвори разбудила его.
— Как ты узнала, что я здесь? — спросил он, поглаживая тыльную сторону ее бедер.
— От девушки. Той глупышки с белокурыми волосами.
— Холли? Она сказала тебе?
— Конечно, нет. Она умерла. Но перед смертью нацарапала на земле К-О-Л... Я предположила, что у тебя есть укромное местечко в Колорадо.
— Умерла? Что ты такое говоришь?
— Не притворяйся, дорогой. Это ведь я ношу маски, помнишь? Во всяком случае, я стерла эти буквы туфелькой. Никто не знает, где мы.
— Хорошо, — сказал Бейнс. — Эта девушка начинала меня раздражать. Да и все остальное тоже — с их безумным пением и прочим. Но я остался в выигрыше. Помимо “Джаст Фолкс” у меня теперь две новые авиакомпании. Только бы федеральные агенты до меня не добрались.
Айвори грациозно поднялась и, подойдя к чемоданчику кремового цвета, открыла его.
— Пусть доберутся, с этим ты сможешь все начать заново в другом месте.
И она наклонила чемоданчик так, чтобы Бейнсу были видны стопки стодолларовых купюр.
— У меня для тебя тоже есть кое-что.
— Ждала, что ты это скажешь.
Бейнс выволок большой ящик из-за тахты в гостиной. Открыв его, он водрузил статую Кали на низкий столик перед стеклянной стеной, открывающей вид на обрыв на фоне затянутого облаками горного хребта. Статуя показалась ему настоящей Богиней, величественно и таинственно парившей в небесах.
— Она потрясающа, — тихо и проникновенно произнесла Айвори.
— Сколько хлопот из-за куска глины, — сказал Бейнс. — Я рад, что сбываю ее с рук.
Айвори удалилась в спальню, чтобы привести себя в порядок. Вернулась она уже в слаксах и теплом свитере.
— Собираешься выйти погулять? — спросил Бейнс.
— Да нет. Просто немного прохладно, — ответила она.
— Сядь и выпей чего-нибудь. — Бейнс налил ей и себе бурбону. — Все-таки ты удивительно красивая женщина, — сказал он, передавая бокал. Никогда не забуду, какой сюрприз ждал меня в том заброшенном доме, где мы встретились. Я-то думал, что имею дело с мужчиной.
— Я была закутана в плащ.
— А под плащом — ничего. Никогда еще меня не соблазняли подобным образом.
— Но раньше ты не был владельцем Кали, — сказала Айвори.
Самолюбие Бейнса было слегка уязвлено, и он в сердцах произнес:
— Что говорить об этом глиняном чучеле! Кстати, кто это выкладывает за нее такие денежки?
— Никто. Она нужна мне. И моему народу.
Бейнс загоготал.
— Твоему народу? Где же это находится твой народ?
Она подняла на него спокойный взгляд.
— Моя родина в горах — в центральной части Цейлона. Статую сотворили руки моих предков, и теперь она по праву принадлежит их потомкам.
— Эта рухлядь?
— Советую тебе никогда не называть Кали так непочтительно.
— Ну вот, и ты туда же. Я дурачил недоумков, и они верили, что Кали волшебным образом доставляет им авиационные билеты. А ведь это делал я, каждую ночь собственноручно всовывая их статуе в пальцы.
— Но руки-то у нее вырастали?
— Это был конек Сардины. Так и не понял, как он это делал, но получалось у него хорошо. И психов удерживало в рамках.
— Дело вовсе не в индусе.
— Ты что, действительно веришь в эту чепуху? — Бейнс не старался скрыть удивление.
— В отрастающие руки, в ожидание возлюбленного, в необходимость постоянных жертвоприношений? Да, вижу, веришь.
— На самом деле ты ничего не знаешь, — сказала Айвори. — Я шесть лет охотилась за ней.
— Не думай, что приобрела нечто стоящее — тебя ждет разочарование. Только взгляни. Старый хлам, которому место на помойке.
Девушка подошла к нему сзади, обнимая за плечи.
— Думаю, ты просто недостоин лицезреть ее красоту, — сказала она, потихоньку вытаскивая из кармана брюк шелковый желтый румал. — Видишь ли, Кали раскрывается только перед теми людьми, которых любит. Ты просто маленькое звено в нужной ей цепи, мистер Бейнс. Сомневаюсь, чтобы твоя судьба беспокоила ее.
И она затянула румал на его шее.
Номер 221.
Глава двадцать шестая
Разряженный горный воздух наполнил прохладой грудь Римо. Изменив принцип дыхания, мужчина сделал так, что его тело стало получать больше кислорода.
— Богом забытое местечко, — сказал он.
— А я-то думал, белые всегда восхищаются горами и снегом, — заметил Чиун. — И вечно кричат: назад, к природе, хотя никто так, как они, не склонен к обморожению и смерти от холода.
— Но уж Бейнс-то этого не закричит, — уточнил Римо. — Надеюсь, ты правильно определил расположение его дома.
— Четыре кучи металлолома в его офисе...
— Четыре компьютера, — поправил корейца Римо.
— Вот-вот. Именно эти четыре кучи металлолома определили, что тайный владелец этого дома — О.Х. Бейнс, — закончил фразу Чиун.
— Да. Владелец, — согласился Римо, — но этот владелец может уже валяться где-нибудь на пляже в Пуэрто-Рико.
Они карабкались вверх по каменному склону, туда, где на выступающей скале стоял небольшой, выстроенный в современном стиле охотничий домик. Стена, обращенная в сторону пропасти, была из цельного стекла.
Никто из них не заговорил о том, о чем думали оба: если Бейнс здесь, то с ним и статуя Кали.
Когда они вышли на дорогу, ведущую к дому, Чиун сказал:
— Я привез кое-что, Римо, это может пригодится. — Кореец запустил руку под кимоно. — Ты не спрашиваешь, как я съездил в Синанджу.
Римо весь напрягся.
— Не хочу сейчас думать об этом, папочка. Мне нужен Бейнс, а покончив с ним, я хочу сразу же убраться отсюда.
— А статуя?
— Ее может не быть в доме. Он мог ее куда-нибудь отправить, — сказал Римо.
— Ты действительно так думаешь? — мягко спросил Чиун.
— Нет. — Римо прислонился к дереву. — Ты прав, у этой статуи большая сила. Я не могу с ней совладать, и каждый раз, приближаясь к статуе, испытываю странные чувства.
Он прикрыл глаза.
— Что причиняет тебе такую сильную боль?
— Птица, — ответил Римо. — Обыкновенная птица, которую я убил. Но на ее месте мог быть человек. Я убил невинную птицу и принес ее в дар Кали. Я убил для нее.
— Это все уже было. И вот случилось опять, — сказал Чиун.
— А разве может быть иначе? Я бежал оттуда, Чиун. Хотел улететь в Корею, спрятаться под твоим крылышком. — Он весело рассмеялся. — Лу предан позору в истории Дома Синанджу из-за того, что сражался в цирке с тиграми. А я не способен даже бороться со статуей. Вот каков я на самом деле.
— Каков ты — покажут время и история, — сказал Чиун. — А вот что за подарок я тебе привез. — Из рукава кимоно старик вытащил серебряное кольцо и протянул его Римо. — Оно было на руке Лу, когда он швырнул статую Кали в море. Возьми его.
— Так ты за этим ездил в Синанджу? — спросил Римо. — Чтобы помочь мне? — Он вдруг почувствовал себя снова ребенком.
— Это мой долг учителя, — сказал Чиун, вновь протягивая кольцо.
Римо взял из рук старика кольцо, но оно не налезало ему ни на один палец.
— Буду держать в кармане, — решил Римо, благодарно улыбнувшись Чиуну. Тот верил, что серебряное кольцо может сотворить из труса мужчину, и Римо еще больше его за это любил.
— Ты не слабее Лу, — сказал Чиун. — Помни, вы оба Мастера Синанджу.
Римо хотел ответить, что никакой он не Мастер и никогда им не будет и что Чиун прав, называя его тупой бледнолицей бездарью. Кто такой Римо Уильямс? Неудачник из Ньюарка, города в штате Нью-Джерси, и никто больше. Но вслух он сказал:
— Ладно. Пошли дальше.
В шале они проникли бесшумно — через гараж. В доме стояла тишина. Казалось, дом пуст. О.Х. Бейнса они нашли в гостиной; тот лежал, раскинувшись, на диване в какой-то ненатуральной позе — глаза выкатились из орбит, изо рта свисал черный распухший язык, на шее — багровая полоса. Тело еще не остыло.
— Он мертв, — констатировал Римо и тут же внезапный приступ удушья охватил его.
Он почувствовал слабость в коленях, голова отчаянно кружилась. Заполнявший комнату запах рвался внутрь его тела, парализовывал мысли.
— Она здесь, прошептал Римо. — Статуя здесь.
— Где? — спросил Чиун.
Не глядя, Римо указал в тот угол комнаты, где стояла большая картонная коробка, тщательно упакованная и перевязанная, — готовая к дальнему морскому путешествию.
Но тут, по воле заключенного внутри коробки злого духа, узнавшего Римо, стенки коробки пали, уголки их задымились, и повалил густой дым. В считанные секунды плотный картон обратился в горсть золы, над которой гордо возвышалась статуя Кали. Римо взглянул на нее, и губы статуи раздвинулись в улыбке.
Римо рухнул на колени. Послышались шаги — кто-то шел из спальни. На звук шагов обернулся только Чиун.
— К нам гостья, Римо, — сказал он.
Резко повернул голову, а потом с неимоверным трудом, дрожа всем телом, поднялся на ноги. Перед ним стояла Айвори. С ружьем в руках, но лицо ее не выражало решимости убивать, а в глазах застыли боль и печаль.
— Почему этим человеком оказалась именно ты? — спросил Римо.
Сердце его бешено колотилось.
— Тот же вопрос задаю себе и я, — тихо ответила девушка.
— Тебе не нужно больше лгать, Айвори. Может, я и не очень умен, но кое-что понимаю. Ведь это ты стерла то, что написала перед смертью девушка.
— Я не хотела, чтобы ты приходил сюда. И убивать тебя тоже не хочу.
— Однако именно это ты и попыталась сделать, подложив в багаж бомбу. Ведь ты знала, что сразу же после взлета она взорвется, — сказал Римо.
— Мне нужна статуя, — умоляюще произнесла Айвори. — Тогда я еще не знала тебя, Римо. А если бы знала, то не смогла бы убить.
— Но вот теперь собираешься, — Римо кивком указал на ружье.
— Нет. Только в крайнем случае. Послушай, Римо, статуя принадлежит жителям Батасгаты. В любом другом месте она принесет много зла. Кали — не добренькая богиня.
— Она будет сеять зло всюду, — вмешался Чиун. — Ее следует уничтожить.
— Но ведь саму Богиню не уничтожить, — возразила девушка.
— Конечно, нет, — сказал Чиун. — И все же она многие тысячелетия существовала вне человечества, пока не обрела дом в этой статуе. Пусть еще побродит бездомная, никого не убивая и не подбивая других на убийство. Статую нужно уничтожить.
— Вы ничего ей не сделаете, — решительно заявила Айвори, глаза ее метнули молнию. — Уходите, и я не причиню вам зла. Я хочу только одного — увезти с собой статую. Дайте мне спокойно сделать свое дело, и обещаю, — ни я, ни статуя никогда не покинем Батасгату.
— А жители деревни? Понимают ли они, что питает Кали? Чем она жива?
— Те, что мудрее других, понимают, — ответила Айвори. — Остальные просто хотят возвращения Богини на родину и все примут, как должное.
— Деревня потонет в крови, а потом опустеет — с последним жителем. А статуя найдет способ объявиться в другом месте, и зло пойдет гулять по свету, губя все, что встретится на пути, как погубило оно этих глупых ребятишек в Новом Орлеане.
— Все это не ваше дело, — сказала Айвори, но в глазах ее стояли слезы.
Теперь Римо знал наверняка: Айвори — Плачущая Женщина, это ее лицо наплывало на грубую маску Кали, этот призрачный лик никогда не покидал его.
— Айвори, — прошептал Римо, и взгляды их слились. — Я знаю, кто такие ты и я. Теперь знаю. Мне нет дела до статуи. Я люблю тебя. Уже два тысячелетия люблю.
Не отводя от него взгляда, девушка молча уронила ружье на толстый ковер и шагнула к нему.
— Я чувствую то же самое, хотя ничего не знаю.
— Две тысячи лет тому назад, — начал Римо, — мы были любовниками. Я был Мастером Синанджу, а ты жрицей Кали, и мы любили друг друга. Пока Кали не разлучила нас.
Произнесенное имя Богини заставило Айвори бросить взгляд на статую.
— Но я служу Кали, — произнесла она в смятении.
— Не служи ей больше, — попросил Римо. — Не оставляй меня и на этот раз одного. — Он подошел к ней и поцеловал, и снова мир и покой воцарились в его сердце, и он опять очутился в прошлом, где жил спокойно в тихой долине. И его милая вновь была с ним, как тогда в былые годы, когда возлежала с ним на ложе из цветов.
— Уничтожь ее, — прошептала Айвори. — И как можно скорее, пока еще есть время. Сделай это для нас. Я люблю...
И она замолкла, словно оцепенев.
— Айвори, — позвал Римо, тряся девушку, но та, вскинув руки, пыталась сорвать с себя одежду.
Ее расширившиеся от ужаса глаза молили его о помощи. Айвори хрипела, задыхаясь и хватая Римо за руки, но тут конвульсии сотрясли ее тело, и она, обмякнув, упала в его объятия.
— Айвори! — вскричал Римо и, подняв девушку, непроизвольно оглянулся на статую. У той, словно лист из почки, пробивалась новая рука.
— Кали — ревнивая богиня, сын мой, — сказал Чиун. Взяв из рук Римо безжизненную Айвори, он плавно опустился на ковер, приняв позу лотоса, а тело Айвори осторожно положил рядом. О волнении старика говорили только руки, которые он сложил, как молящийся ребенок.
С губ корейца сорвался тихий стон. Римо тут же склонился к нему.
— Чиун? Что с тобой?
— Мне ... нечем дышать, — тихо промолвил Чиун. Голова его упала на грудь, седые волосы трепетали, словно на ветру. Вдруг страшной силы судорога скрутила тело старика, и он откинулся навзничь, будто сраженный невидимой рукой.
Римо в страхе коснулся тела учителя, но тут же, выпрямившись, шагнул к статуе.
— Это твоих рук дело, — угрожающе крикнул он, приготовясь нанести ей сокрушительный удар ногой. Но нога почему-то не смогла дотянуться до головы статуи. Ноги подкосились, и Римо растянулся. Поднявшись, он решил сокрушить статую руками, но те безжизненно повисли, отказываясь служить.
Он снова повернулся к Чиуну, и тут у него от ужаса отвисла челюсть. На лбу Чиуна появилось небольшое синеватое пятнышко, и оно явно росло.
Кольцо! — вспомнил Римо и полез в карман. Но что с ним делать? На палец оно не налезает. Хватит ли одного его присутствия? Нащупав кольцо, Римо вытащил его из кармана. И держа перед собой, словно крест перед вампиром, снова двинулся к статуе.
Ноги с трудом передвигались. На душе была смертная тоска, будто на грудь положили могильный камень. Римо чувствовал себя совершенно опустошенным, и ему потребовалось собрать все свои душевные и физические силы, чтоб поднести ладонь с лежащим на ней кольцом к равнодушному и порочному лику идола.
На мгновение кольцо ярко вспыхнуло, и Римо подумал, что, возможно, кольцо Лу, подаренное тому любимой женщиной, может спасти и его. Но блеск быстро померк, крошечные трещинки побежали по кольцу, и оно стало плавиться, обжигая кожу и доставляя Римо мучительную боль.
Римо с воплем упал на пол. Он корчился от боли — невыносимой, пронизывающей все его тело, кожа ладони с шипением обуглилась. На его глазах у Кали отрастала новая рука; тошнотворно-сладкий запах отвоевывал у комнаты метр за метром. Римо понимал, что сила кольца уступает черной энергии чудовищного изваяния.
С того места, где лежал Римо, был хорошо виден Чиун. В глазах старика отсутствовала та отчаянная мольба о спасении, какая была в глазах Айвори. Ни страха, ни обиды, ни ненависти... И Римо, позабыв о собственных мучениях, преисполнился жалости к учителю. Сердце его разрывалось от боли за него. Ввалившиеся, бесконечно старые глаза. На лбу росла и темнела голубоватая метка. Чиун умирал медленнее, чем делал бы это на его месте другой человек — ведь он контролировал каждое изменение в своем организме, — но все же умирал. И в глазах умирающего старика разливались свет и покой.
— Чиун, — шепнул Римо, силясь подползти к старому корейцу. — Если уж суждено умереть, пусть он умрет подле человека, который однажды вернул его к жизни. Но Римо не мог пошевелить ни рукой, ни ногой. Не мог даже оторвать головы от пола.
Он закрыл глаза, не в силах вынести вида гордого лица Чиуна, понемногу уступающего смерти.
А потом услышал голос.
Тот не шел извне, а рождался где-то в глубине его сознания. И был не столько голосом, сколько импульсом, несущим с собой резкий запах Богини — резкий и надоедливый. Римо подумал было, не пахнет ли то его обожженная плоть, но невыносимая боль и убежденность в том, что Чиун умирает, заставили его признать очевидное: Кали находилась внутри него, следила за ним и насмехалась. А потом заговорила с ним — как говорила за две тысячи лет до того с Мастером Лу.
— Твое наказание только начинается, — произнес голос, сопровождаемый смехом — высоким и звонким, словно позвякивало множество крошечных колокольчиков. — Я вернула ее тебе, потомок Лу, — сказал этот голос. — Та же самая женщина, но в другом теле. Так же, как и женщина Лу, она рождена, чтобы подарить любимому мгновение счастья. И обеих я быстро забрала к себе.
В голосе больше не звенели колокольчики — теперь в нем был металл.
— Ты мог бы любить меня, как любил в свое время Лу. Мог бы служить мне. Но ты предпочел умереть. И ты умрешь — как твоя женщина и как старик. Но ты будешь умирать дольше — здесь я превзойду сама себя.
Римо с усилием открыл глаза. Голос умолк. Чиун неподвижно лежал на боку. Он сдался. Ждал, что Римо спасет его, но Римо в очередной раз предпочел закрыть глаза.
— Нет, ты не убьешь его, — сказал Римо, делая отчаянную попытку подняться на колени.
Но тут поток невидимой энергии мощным ударом сотряс его грудь. Римо почувствовал во рту вкус желчи, но, пошатнувшись, все же удержался на ногах.
— Может, я и заслуживаю наказания, — прошептал он. — Может, заслуживал и Лу. Может, даже Айвори. Но Чиуна ты не получишь.
Римо выпрямился во весь рост. Боль в руке не унималась, голова кружилась, он был весь в поту. Ноги не двигались, но он все же стоял, зная, что никогда больше не опустится он на колени перед Кали.
— Фальшивый герой, — снова послышался голос. — Ты слаб, и учитель твой слаб. Все вы ничто передо мной!
— Но больше я не склоню головы, — возразил другой голос. Он был еще очень тих, зарождаясь где-то в стороне от сознания Римо, но все же звучал, и Кали слышала его.
— Нет, склонишь.
Резкая боль пронзила его живот. Изо рта и носа брызнула кровь.
Но Римо устоял.
Кусочек расплавленного серебра вновь, зашипев, обратился в кипящую жидкость, обжигающую пальцы.
Римо продолжал стоять.
Теперь боль добралась до ушей — их, казалось, проткнули двумя раскаленными проволоками. Голову разрывал нечеловеческий визг, словно тысячи сирен включились одновременно.
Но Римо все же стоял, умиряя невыносимый шум своей волей. Сила возвращалась к нему. Подняв высоко голову, он твердо посмотрел в злобные глаза Богини.
— Ты не Лу, — произнес голос.
— Конечно, нет, — холодно ответил Римо, голос его отчетливо прозвучал в тишине комнаты.
— Но у тебя его дух.
— Не только его, — возразил Римо.
— Кто ты? — пронзительный голос, не нарушающий тишины комнаты, терзал его уши, как вопли профессиональной плакальщицы.
И он ответил голосом, идущим из дотоле неведомого уголка его существа. Голос произносил слова, которые были новостью для самого Римо, изрекая древнее пророчество Синанджу.
— Я — земное воплощение Шивы, Бога Разрушения — Дестроер, несущий смерть и ниспровергающий миры! Мертвый тигр снова на ногах, благодаря Мастеру Синанджу.
Римо двинулся к статуе, слыша внутренним слухом ее пронзительный испуганный крик.
Нанося невидимые удары, статуя молча сопротивлялась. Кожа на лице Римо кровоточила, но страха он уже не испытывал. Ему удалось ухватить статую за голову. Прикосновение обожгло его огнем. Скрытая внутри статуи сила оторвала его от пола и швырнула через всю комнату. Не удержавшись, он пробил стекло и с грохотом вылетел наружу, на солнечный свет.
Статую из рук он не выпустил.
Та билась в его руках как живая, принимая всевозможные формы, словно глина, из которой ее слепили, была еще мягкой. Руки ее кружили вокруг, пока ей не удалось наконец обвить шею Римо; она сжимала объятия все туже и, казалось, отравляла его своим ядом.
— Больше ты не испугаешь меня, — громко произнес Римо. — Я — Шива!
Он не мешал статуе обвивать себя многочисленными руками. Но сам в то же время изо всех сил сдавливал обожженными руками ее торс. Наконец из ее ноздрей повалил желтый дым. На некоторое время он затянул зловонной пеленой чистое небо Колорадо, а потом быстро растаял, как утренний туман.
— Богом забытое местечко, — сказал он.
— А я-то думал, белые всегда восхищаются горами и снегом, — заметил Чиун. — И вечно кричат: назад, к природе, хотя никто так, как они, не склонен к обморожению и смерти от холода.
— Но уж Бейнс-то этого не закричит, — уточнил Римо. — Надеюсь, ты правильно определил расположение его дома.
— Четыре кучи металлолома в его офисе...
— Четыре компьютера, — поправил корейца Римо.
— Вот-вот. Именно эти четыре кучи металлолома определили, что тайный владелец этого дома — О.Х. Бейнс, — закончил фразу Чиун.
— Да. Владелец, — согласился Римо, — но этот владелец может уже валяться где-нибудь на пляже в Пуэрто-Рико.
Они карабкались вверх по каменному склону, туда, где на выступающей скале стоял небольшой, выстроенный в современном стиле охотничий домик. Стена, обращенная в сторону пропасти, была из цельного стекла.
Никто из них не заговорил о том, о чем думали оба: если Бейнс здесь, то с ним и статуя Кали.
Когда они вышли на дорогу, ведущую к дому, Чиун сказал:
— Я привез кое-что, Римо, это может пригодится. — Кореец запустил руку под кимоно. — Ты не спрашиваешь, как я съездил в Синанджу.
Римо весь напрягся.
— Не хочу сейчас думать об этом, папочка. Мне нужен Бейнс, а покончив с ним, я хочу сразу же убраться отсюда.
— А статуя?
— Ее может не быть в доме. Он мог ее куда-нибудь отправить, — сказал Римо.
— Ты действительно так думаешь? — мягко спросил Чиун.
— Нет. — Римо прислонился к дереву. — Ты прав, у этой статуи большая сила. Я не могу с ней совладать, и каждый раз, приближаясь к статуе, испытываю странные чувства.
Он прикрыл глаза.
— Что причиняет тебе такую сильную боль?
— Птица, — ответил Римо. — Обыкновенная птица, которую я убил. Но на ее месте мог быть человек. Я убил невинную птицу и принес ее в дар Кали. Я убил для нее.
— Это все уже было. И вот случилось опять, — сказал Чиун.
— А разве может быть иначе? Я бежал оттуда, Чиун. Хотел улететь в Корею, спрятаться под твоим крылышком. — Он весело рассмеялся. — Лу предан позору в истории Дома Синанджу из-за того, что сражался в цирке с тиграми. А я не способен даже бороться со статуей. Вот каков я на самом деле.
— Каков ты — покажут время и история, — сказал Чиун. — А вот что за подарок я тебе привез. — Из рукава кимоно старик вытащил серебряное кольцо и протянул его Римо. — Оно было на руке Лу, когда он швырнул статую Кали в море. Возьми его.
— Так ты за этим ездил в Синанджу? — спросил Римо. — Чтобы помочь мне? — Он вдруг почувствовал себя снова ребенком.
— Это мой долг учителя, — сказал Чиун, вновь протягивая кольцо.
Римо взял из рук старика кольцо, но оно не налезало ему ни на один палец.
— Буду держать в кармане, — решил Римо, благодарно улыбнувшись Чиуну. Тот верил, что серебряное кольцо может сотворить из труса мужчину, и Римо еще больше его за это любил.
— Ты не слабее Лу, — сказал Чиун. — Помни, вы оба Мастера Синанджу.
Римо хотел ответить, что никакой он не Мастер и никогда им не будет и что Чиун прав, называя его тупой бледнолицей бездарью. Кто такой Римо Уильямс? Неудачник из Ньюарка, города в штате Нью-Джерси, и никто больше. Но вслух он сказал:
— Ладно. Пошли дальше.
В шале они проникли бесшумно — через гараж. В доме стояла тишина. Казалось, дом пуст. О.Х. Бейнса они нашли в гостиной; тот лежал, раскинувшись, на диване в какой-то ненатуральной позе — глаза выкатились из орбит, изо рта свисал черный распухший язык, на шее — багровая полоса. Тело еще не остыло.
— Он мертв, — констатировал Римо и тут же внезапный приступ удушья охватил его.
Он почувствовал слабость в коленях, голова отчаянно кружилась. Заполнявший комнату запах рвался внутрь его тела, парализовывал мысли.
— Она здесь, прошептал Римо. — Статуя здесь.
— Где? — спросил Чиун.
Не глядя, Римо указал в тот угол комнаты, где стояла большая картонная коробка, тщательно упакованная и перевязанная, — готовая к дальнему морскому путешествию.
Но тут, по воле заключенного внутри коробки злого духа, узнавшего Римо, стенки коробки пали, уголки их задымились, и повалил густой дым. В считанные секунды плотный картон обратился в горсть золы, над которой гордо возвышалась статуя Кали. Римо взглянул на нее, и губы статуи раздвинулись в улыбке.
Римо рухнул на колени. Послышались шаги — кто-то шел из спальни. На звук шагов обернулся только Чиун.
— К нам гостья, Римо, — сказал он.
Резко повернул голову, а потом с неимоверным трудом, дрожа всем телом, поднялся на ноги. Перед ним стояла Айвори. С ружьем в руках, но лицо ее не выражало решимости убивать, а в глазах застыли боль и печаль.
— Почему этим человеком оказалась именно ты? — спросил Римо.
Сердце его бешено колотилось.
— Тот же вопрос задаю себе и я, — тихо ответила девушка.
— Тебе не нужно больше лгать, Айвори. Может, я и не очень умен, но кое-что понимаю. Ведь это ты стерла то, что написала перед смертью девушка.
— Я не хотела, чтобы ты приходил сюда. И убивать тебя тоже не хочу.
— Однако именно это ты и попыталась сделать, подложив в багаж бомбу. Ведь ты знала, что сразу же после взлета она взорвется, — сказал Римо.
— Мне нужна статуя, — умоляюще произнесла Айвори. — Тогда я еще не знала тебя, Римо. А если бы знала, то не смогла бы убить.
— Но вот теперь собираешься, — Римо кивком указал на ружье.
— Нет. Только в крайнем случае. Послушай, Римо, статуя принадлежит жителям Батасгаты. В любом другом месте она принесет много зла. Кали — не добренькая богиня.
— Она будет сеять зло всюду, — вмешался Чиун. — Ее следует уничтожить.
— Но ведь саму Богиню не уничтожить, — возразила девушка.
— Конечно, нет, — сказал Чиун. — И все же она многие тысячелетия существовала вне человечества, пока не обрела дом в этой статуе. Пусть еще побродит бездомная, никого не убивая и не подбивая других на убийство. Статую нужно уничтожить.
— Вы ничего ей не сделаете, — решительно заявила Айвори, глаза ее метнули молнию. — Уходите, и я не причиню вам зла. Я хочу только одного — увезти с собой статую. Дайте мне спокойно сделать свое дело, и обещаю, — ни я, ни статуя никогда не покинем Батасгату.
— А жители деревни? Понимают ли они, что питает Кали? Чем она жива?
— Те, что мудрее других, понимают, — ответила Айвори. — Остальные просто хотят возвращения Богини на родину и все примут, как должное.
— Деревня потонет в крови, а потом опустеет — с последним жителем. А статуя найдет способ объявиться в другом месте, и зло пойдет гулять по свету, губя все, что встретится на пути, как погубило оно этих глупых ребятишек в Новом Орлеане.
— Все это не ваше дело, — сказала Айвори, но в глазах ее стояли слезы.
Теперь Римо знал наверняка: Айвори — Плачущая Женщина, это ее лицо наплывало на грубую маску Кали, этот призрачный лик никогда не покидал его.
— Айвори, — прошептал Римо, и взгляды их слились. — Я знаю, кто такие ты и я. Теперь знаю. Мне нет дела до статуи. Я люблю тебя. Уже два тысячелетия люблю.
Не отводя от него взгляда, девушка молча уронила ружье на толстый ковер и шагнула к нему.
— Я чувствую то же самое, хотя ничего не знаю.
— Две тысячи лет тому назад, — начал Римо, — мы были любовниками. Я был Мастером Синанджу, а ты жрицей Кали, и мы любили друг друга. Пока Кали не разлучила нас.
Произнесенное имя Богини заставило Айвори бросить взгляд на статую.
— Но я служу Кали, — произнесла она в смятении.
— Не служи ей больше, — попросил Римо. — Не оставляй меня и на этот раз одного. — Он подошел к ней и поцеловал, и снова мир и покой воцарились в его сердце, и он опять очутился в прошлом, где жил спокойно в тихой долине. И его милая вновь была с ним, как тогда в былые годы, когда возлежала с ним на ложе из цветов.
— Уничтожь ее, — прошептала Айвори. — И как можно скорее, пока еще есть время. Сделай это для нас. Я люблю...
И она замолкла, словно оцепенев.
— Айвори, — позвал Римо, тряся девушку, но та, вскинув руки, пыталась сорвать с себя одежду.
Ее расширившиеся от ужаса глаза молили его о помощи. Айвори хрипела, задыхаясь и хватая Римо за руки, но тут конвульсии сотрясли ее тело, и она, обмякнув, упала в его объятия.
— Айвори! — вскричал Римо и, подняв девушку, непроизвольно оглянулся на статую. У той, словно лист из почки, пробивалась новая рука.
— Кали — ревнивая богиня, сын мой, — сказал Чиун. Взяв из рук Римо безжизненную Айвори, он плавно опустился на ковер, приняв позу лотоса, а тело Айвори осторожно положил рядом. О волнении старика говорили только руки, которые он сложил, как молящийся ребенок.
С губ корейца сорвался тихий стон. Римо тут же склонился к нему.
— Чиун? Что с тобой?
— Мне ... нечем дышать, — тихо промолвил Чиун. Голова его упала на грудь, седые волосы трепетали, словно на ветру. Вдруг страшной силы судорога скрутила тело старика, и он откинулся навзничь, будто сраженный невидимой рукой.
Римо в страхе коснулся тела учителя, но тут же, выпрямившись, шагнул к статуе.
— Это твоих рук дело, — угрожающе крикнул он, приготовясь нанести ей сокрушительный удар ногой. Но нога почему-то не смогла дотянуться до головы статуи. Ноги подкосились, и Римо растянулся. Поднявшись, он решил сокрушить статую руками, но те безжизненно повисли, отказываясь служить.
Он снова повернулся к Чиуну, и тут у него от ужаса отвисла челюсть. На лбу Чиуна появилось небольшое синеватое пятнышко, и оно явно росло.
Кольцо! — вспомнил Римо и полез в карман. Но что с ним делать? На палец оно не налезает. Хватит ли одного его присутствия? Нащупав кольцо, Римо вытащил его из кармана. И держа перед собой, словно крест перед вампиром, снова двинулся к статуе.
Ноги с трудом передвигались. На душе была смертная тоска, будто на грудь положили могильный камень. Римо чувствовал себя совершенно опустошенным, и ему потребовалось собрать все свои душевные и физические силы, чтоб поднести ладонь с лежащим на ней кольцом к равнодушному и порочному лику идола.
На мгновение кольцо ярко вспыхнуло, и Римо подумал, что, возможно, кольцо Лу, подаренное тому любимой женщиной, может спасти и его. Но блеск быстро померк, крошечные трещинки побежали по кольцу, и оно стало плавиться, обжигая кожу и доставляя Римо мучительную боль.
Римо с воплем упал на пол. Он корчился от боли — невыносимой, пронизывающей все его тело, кожа ладони с шипением обуглилась. На его глазах у Кали отрастала новая рука; тошнотворно-сладкий запах отвоевывал у комнаты метр за метром. Римо понимал, что сила кольца уступает черной энергии чудовищного изваяния.
С того места, где лежал Римо, был хорошо виден Чиун. В глазах старика отсутствовала та отчаянная мольба о спасении, какая была в глазах Айвори. Ни страха, ни обиды, ни ненависти... И Римо, позабыв о собственных мучениях, преисполнился жалости к учителю. Сердце его разрывалось от боли за него. Ввалившиеся, бесконечно старые глаза. На лбу росла и темнела голубоватая метка. Чиун умирал медленнее, чем делал бы это на его месте другой человек — ведь он контролировал каждое изменение в своем организме, — но все же умирал. И в глазах умирающего старика разливались свет и покой.
— Чиун, — шепнул Римо, силясь подползти к старому корейцу. — Если уж суждено умереть, пусть он умрет подле человека, который однажды вернул его к жизни. Но Римо не мог пошевелить ни рукой, ни ногой. Не мог даже оторвать головы от пола.
Он закрыл глаза, не в силах вынести вида гордого лица Чиуна, понемногу уступающего смерти.
А потом услышал голос.
Тот не шел извне, а рождался где-то в глубине его сознания. И был не столько голосом, сколько импульсом, несущим с собой резкий запах Богини — резкий и надоедливый. Римо подумал было, не пахнет ли то его обожженная плоть, но невыносимая боль и убежденность в том, что Чиун умирает, заставили его признать очевидное: Кали находилась внутри него, следила за ним и насмехалась. А потом заговорила с ним — как говорила за две тысячи лет до того с Мастером Лу.
— Твое наказание только начинается, — произнес голос, сопровождаемый смехом — высоким и звонким, словно позвякивало множество крошечных колокольчиков. — Я вернула ее тебе, потомок Лу, — сказал этот голос. — Та же самая женщина, но в другом теле. Так же, как и женщина Лу, она рождена, чтобы подарить любимому мгновение счастья. И обеих я быстро забрала к себе.
В голосе больше не звенели колокольчики — теперь в нем был металл.
— Ты мог бы любить меня, как любил в свое время Лу. Мог бы служить мне. Но ты предпочел умереть. И ты умрешь — как твоя женщина и как старик. Но ты будешь умирать дольше — здесь я превзойду сама себя.
Римо с усилием открыл глаза. Голос умолк. Чиун неподвижно лежал на боку. Он сдался. Ждал, что Римо спасет его, но Римо в очередной раз предпочел закрыть глаза.
— Нет, ты не убьешь его, — сказал Римо, делая отчаянную попытку подняться на колени.
Но тут поток невидимой энергии мощным ударом сотряс его грудь. Римо почувствовал во рту вкус желчи, но, пошатнувшись, все же удержался на ногах.
— Может, я и заслуживаю наказания, — прошептал он. — Может, заслуживал и Лу. Может, даже Айвори. Но Чиуна ты не получишь.
Римо выпрямился во весь рост. Боль в руке не унималась, голова кружилась, он был весь в поту. Ноги не двигались, но он все же стоял, зная, что никогда больше не опустится он на колени перед Кали.
— Фальшивый герой, — снова послышался голос. — Ты слаб, и учитель твой слаб. Все вы ничто передо мной!
— Но больше я не склоню головы, — возразил другой голос. Он был еще очень тих, зарождаясь где-то в стороне от сознания Римо, но все же звучал, и Кали слышала его.
— Нет, склонишь.
Резкая боль пронзила его живот. Изо рта и носа брызнула кровь.
Но Римо устоял.
Кусочек расплавленного серебра вновь, зашипев, обратился в кипящую жидкость, обжигающую пальцы.
Римо продолжал стоять.
Теперь боль добралась до ушей — их, казалось, проткнули двумя раскаленными проволоками. Голову разрывал нечеловеческий визг, словно тысячи сирен включились одновременно.
Но Римо все же стоял, умиряя невыносимый шум своей волей. Сила возвращалась к нему. Подняв высоко голову, он твердо посмотрел в злобные глаза Богини.
— Ты не Лу, — произнес голос.
— Конечно, нет, — холодно ответил Римо, голос его отчетливо прозвучал в тишине комнаты.
— Но у тебя его дух.
— Не только его, — возразил Римо.
— Кто ты? — пронзительный голос, не нарушающий тишины комнаты, терзал его уши, как вопли профессиональной плакальщицы.
И он ответил голосом, идущим из дотоле неведомого уголка его существа. Голос произносил слова, которые были новостью для самого Римо, изрекая древнее пророчество Синанджу.
— Я — земное воплощение Шивы, Бога Разрушения — Дестроер, несущий смерть и ниспровергающий миры! Мертвый тигр снова на ногах, благодаря Мастеру Синанджу.
Римо двинулся к статуе, слыша внутренним слухом ее пронзительный испуганный крик.
Нанося невидимые удары, статуя молча сопротивлялась. Кожа на лице Римо кровоточила, но страха он уже не испытывал. Ему удалось ухватить статую за голову. Прикосновение обожгло его огнем. Скрытая внутри статуи сила оторвала его от пола и швырнула через всю комнату. Не удержавшись, он пробил стекло и с грохотом вылетел наружу, на солнечный свет.
Статую из рук он не выпустил.
Та билась в его руках как живая, принимая всевозможные формы, словно глина, из которой ее слепили, была еще мягкой. Руки ее кружили вокруг, пока ей не удалось наконец обвить шею Римо; она сжимала объятия все туже и, казалось, отравляла его своим ядом.
— Больше ты не испугаешь меня, — громко произнес Римо. — Я — Шива!
Он не мешал статуе обвивать себя многочисленными руками. Но сам в то же время изо всех сил сдавливал обожженными руками ее торс. Наконец из ее ноздрей повалил желтый дым. На некоторое время он затянул зловонной пеленой чистое небо Колорадо, а потом быстро растаял, как утренний туман.