Вдруг все резко замолчали. Глаза присутствующих устремились на дверь в глубине ашрама, откуда быстро шел молодой человек, глаза его возбужденно блестели.
— Она позаботилась, — выкрикнул он. — Она позаботилась. — В руке он держал большую пачку авиабилетов. — Я нашел их на улице, у ашрама, — сказал он. — Она позаботилась.
Посвященные дружно закивали. Кто-то пробормотал:
“Она всегда заботится. Мы любим Кали”.
Спустя минуту Бен Cap Дин, покинув свою молельню-кабинет, вбежал в ашрам, бросил кипу желтых платков на руки ученикам и тут же снова исчез. Пол ашрама задрожал, когда за ним захлопнулась тяжелая, обитая железом дверь.
— Она позаботилась, — выкрикнул он. — Она позаботилась. — В руке он держал большую пачку авиабилетов. — Я нашел их на улице, у ашрама, — сказал он. — Она позаботилась.
Посвященные дружно закивали. Кто-то пробормотал:
“Она всегда заботится. Мы любим Кали”.
Спустя минуту Бен Cap Дин, покинув свою молельню-кабинет, вбежал в ашрам, бросил кипу желтых платков на руки ученикам и тут же снова исчез. Пол ашрама задрожал, когда за ним захлопнулась тяжелая, обитая железом дверь.
Глава десятая
Холли Роден закончила пятисотую гвоздику для бумажной гирлянды, которую она накинула на шею богини.
— О, Кали, — мурлыкала она. — Ты стала еще прекраснее. Когда он увидит тебя, то не устоит перед твоей красотой.
Напевая, она украшала статую, словно майское дерево. Должно быть, один цветок выпал из гирлянды прямо ей под ноги, потому что Холли поскользнулась и с грохотом повалилась на пол лицом вниз.
— Вот ведь неуклюжая, — рассмеялась она, потирая ушибленное колено.
Но только она приступила к изготовлению пятьсот первого цветка, как снова свалилась и на этот раз чуть не упала с подножья статуи. Пытаясь подняться, она рухнула опять и, покатившись, сорвалась-таки с платформы, с шумом ударившись об пол.
— Что за грохот! — завопил Бен Сар Дин, ковыляя из кабинета в ашрам.
По пути он наткнулся на компьютер, доставленный сегодня утром для О.Х. Бейнса.
— Сначала этот сумасшедший американец устраивает в моем кабинете два аппарата прямой телефонной связи, а теперь еще вот это, — рявкнул Бен Сар Дин, пиная компьютер ногой. — Чего ему от меня надо? Жизнь моя стала совсем собачья.
Холли опять не удержалась на ногах, на этот раз падение произошло около стульев, на которых обычно сидели посвященные.
— Что с тобой, неуклюжее дитя? В моей стране женщина, даже опускаясь на колени, чтобы поцеловать ступни мужа, делает это бесшумно. У меня и так хлопот хватает с этим разбойником Бейнсом, узурпировавшим мое святилище. А ты — бум, бум... И так все время. Даже в Калькутте не так шумно.
— Тысячи извинении, Святой, которому покровительствует Кали, — сказала Холли. — Не могу понять, что со мной происходит... — не договорив, она вновь поскользнулась, стукнувшись головой о столик с благовониями. — Вот оно что! — вдруг выкрикнула она, садясь на стул. — Теперь мне ясно, почему я все время падаю.
— Ага, наркотики. Проклятье нашего века. Что ты употребляешь? — спросил Бен Cap Дин.
— Это Кали, — проговорила Холли, лучезарно улыбаясь. — Разве ты не понимаешь. Святой? Ока выталкивает меня на улицу. Хочет послать с особой миссией. Одну. И я подсознательно это предчувствовала. Поэтому и не отправилась с другими в обычный рейс, а предпочла остаться и украшать статую.
— Разве что так, — Бен Сар Дину ничего не оставалось, как согласиться.
— Сама богиня обратилась ко мне, — восторженно ворковала Холли. — Ко мне, Холли Роден. Избрала меня для служения. — Она гордо выпрямилась, но вновь, пошатнувшись, упала и поползла к статуе. — О, Святой! — возопила она. — Я обоняю Ее запах!
— Прекрасно, прекрасно, — заулыбался Бен Cap Дин, согласно кивая.
Мысленно он дал себе слово никогда не посылать больше Холли на дело. Девушка явно со сдвигом. Тайные убийства пассажиров — и так рискованная акция, но, если в их рядах будет эта ненормальная болтушка, они обязательно привлекут к себе внимание.
— Ее запах, Ее запах, — нараспев повторяла Холли, наклоняя свои длинные белокурые волосы и водя ими взад-вперед у подножья статуи. — Она хочет, чтобы Ее запах передался мне, и я несла его дальше. Неси запах Кали! О, Святой, я больше никогда не буду мыться.
— Вполне по-индийски, — одобрил Бен Сар Дин.
Раздался телефонный звонок.
— Неси запах Кали, убивай для Кали, — нараспев повторяла Холли.
— Это тебя, — подозвал ее к телефону Бен Сар Дин. — Думаю, твоя мать.
Поднимая голову от ног Богини, Холли не могла сдержать гримасу отвращения.
— Мама, что еще стряслось? — сказала она в трубку.
— Да. Да. И что? Даже не знаю. О, Боже... Отец... Это Она. Что? Позже объясню.
Повесив трубку, Холли посмотрела на Бен Cap Дина, взгляд ее был исполнен радостного удивления.
— Бедное дитя. Прими мои соболезнования...
— Да не в этом дело. Неужели ты не понимаешь? Это сделала Кали.
Бен Сар Дин взглянул с сомнением на статую, за которую заплатил гроши.
— Кали убила твоего отца? Он что, был где-то неподалеку?
— Нет. Он в Денвере. Во всяком случае то, что от него осталось. Послушай. Кали хочет, чтобы я ехала туда. Звонок матери — знак. Моя миссия — ехать в Денвер. Может, там находится кто-то, кого нужно убить.
— Не пори горячку, Холли, — попытался осадить ее Бен Сар Дин, соображая, что произойдет, если ее схватят при попытке убийства, а рядом не будет никого из своих, чтобы убить ее прежде, чем она выболтает все полиции.
— Может, тебе взять кого-то в подмогу?
— Нет, мне надо ехать одной, — упорствовала Холли. — Туда посылает меня сама Кали.
— Значит, Кали посылает тебя в Денвер? — уточнил Бен Сар Дин. Авиабилетов туда у него не было.
— В Денвер, — ответила Холли, и в ее голосе звучали почти лирические интонации. — Кали посылает меня в Денвер.
— Полетишь как турист, — сказал Бен Сар Дин. — У меня нет билетов в Денвер.
По дороге в аэропорт Холли Роден, сидя в такси, напевала про себя: “Убивай для Кали”. Ожидая своего рейса на аэровокзале “Джаст Фолкс”, она все еще мурлыкала эту фразу. Народу было предостаточно. Всюду плакаты с цветами компании “Джаст Фолкс” — красный, белый, голубой — рекламировали компанию как “самую безопасную и дружелюбную”. В зале ожидания непрерывно работающие громкоговорители приводили статистику, убедительно показывавшую, насколько безопаснее летать на самолетах “Джаст Фолкс” по сравнению с “Интернэшнл Мид-Америка Эйрлайнс”.
Радиотреп раздражал Холли. Режущий ухо голос мешал сконцентрироваться на молении, но она все же не прекращала попыток. “Убивай для Кали”, — медленно произнесла она, стараясь сосредоточиться. “Убивай из любви к Кали”.
— Эй, малышка! — рявкнул ей кто-то в ухо. Зычный голос принадлежал мужчине среднего возраста в плаще.
Холли подняла на него глаза. Неужели ради этого человека она пустилась в путешествие? Кали нужно, чтобы она убила его?
— Может, вы тот, кто мне нужен, — сказала она.
— Не сомневайся, крошка, — ответил мужчина, распахнув плащ. Под плащом он был абсолютно голый, дряблое тело собралось складками.
Хотя он тут же убежал, Холли еще долго била дрожь.
— Это испытание, — сказала она себе. — Мне действительно надо ехать в Денвер. Таково желание Кали. А Ей известно все.
В самолете ее соседкой оказалась пожилая женщина. Холли спросила, не может ли она быть той чем-нибудь полезной. Женщина пихнула ее локтем в живот. Потом, когда они выходили в Денвере из самолета, Холли послала ослепительную улыбку красивому молодому человеку и предложила подвезти его.
— Заигрывания агрессивных гетеросексуальных женщин всегда казались мне просто омерзительными, — ответил молодой человек.
— О, простите.
— Чтобы заполучить мужчину, вы ведь на все готовы?
— Я всего лишь предложила...
— Да уж. Видно, вы щедро расточаете такие предложения. Лучше пройдитесь расфуфыренная и надушенная — какая вы есть — по барам. Но знайте, что некоторые мужчины предпочитают чистую, одухотворенную красоту собственного пола.
— Гомик паршивый, — бросила, отходя, Холли.
— Самка! — крикнул ей вслед молодой человек. — И разит от тебя какой-то дрянью.
На аэровокзале к ней пристал подросток с волосами, выкрашенными в красно-голубую полоску.
— Ты что ли тот, кто мне нужен? — в отчаянии спросила она.
— Тот-тот, — заверил ее подросток. — Самый настоящий супермен, могу заниматься любовью всю ночь. Ты и представить себе не можешь, что тебя ждет. За деньги я творю чудеса. Тот я, тот.
Тревога Холли рассеялась.
— Спасибо, Кали, — сказала она. — Значит, я могу стать твоей подружкой?
— Конечно, — ответил он. — Гони монету, и я буду твоим другом навсегда. — Открыв складной нож, он приставил его к горлу Холли, оттесняя ее в темное местечко. — А теперь дай мне полюбоваться на зелененькие баксы.
Холли добралась до Денвера без цента в кармане, несчастная и разочарованная. Миссия ее провалилась. Кали избрала ее для особого служения, а Холли все испортила.
— Может, я вообще ни на что не гожусь, — с горечью сказала она себе. Когда девушка входила в построенный на разных уровнях родительский особняк на окраине города, на ее глазах стояли слезы. Мать бросилась к ней со словами утешения.
— Бедная девочка, — заговорила миссис Роден. — Для нас с тобой пробил час испытаний.
— Да, уймись ты, мама. Где отец?
— Он умер. Разве ты не помнишь?
— Ах, да. Самое время для него.
— Хочешь запеченного тунца?
— Предпочла бы чего-нибудь выпить.
— Хорошо, дорогая. Похороны через час. Я привела в порядок твое лучшее черное платье.
— Я не пойду на похороны.
— Дорогая, но ведь он твой отец.
— Я приехала сюда не из-за каких-то идиотских похорон. У меня важные дела.
— Да, дорогая. Понимаю, — сказала миссис Роден.
Холли бесцельно бродила по улицам Денвера, размышляя о таинственной миссии, доверенной ей Кали. Статуя желала, чтобы она покинула Ашрам, это несомненно, — значит, должна быть тому причина, и причина серьезная. Никто ей так и не встретился на пути. Она хотела послужить Кали, принеся той жертву, но все складывалось неудачно.
— Знак, — произнесла она вслух. — Мне нужен какой-нибудь знак.
И знак был ей дан. Национальная ассоциация ссуд и сбережений горных народов торжественно отмечала свое открытие, которое ознаменовалось вооруженным нападением на банк. Грабитель выскочил из дверей банка с пистолетами наготове. Недрогнувшей рукой он выстрелил и убил полицейского, затем пальнул пару раз в толпу зевак и бросился к бежевому “линкольну”, припаркованному неподалеку. Холли стояла как раз рядом с передней дверцей. Страшно ругаясь, грабитель отбросил девушку в сторону, прямо на проезжую часть, и распахнул дверцу.
Уже забравшись в автомобиль, он, как бы что-то вспомнив, обернулся и нацелил пистолет на Холли.
И тут случилось чудо. Худощавый молодой человек с широкими запястьями встал между ними. Холли как зачарованная смотрела, как перестала вдруг существовать передняя дверца. Затем руль, как по мановению волшебной палочки, закрутился на месте и полностью вошел в живот грабителя.
Повернувшись, молодой человек остановил уже начавшийся двигаться автомобиль, поставив каблук на бампер в пяти дюймах от головы лежавшей на дороге Холли.
Насаженный на руль грабитель беспомощно следил за ним, чувствуя, как его внутренности превращаются в кашу. Потом он осознал, что худощавый молодой человек, который двигался так быстро, что движения его казались смазанными, поднял его в воздух. Пролетая через улицу обратно к банку, грабитель слышал, как ветер свистит в его ушах. Он рухнул прямо посередине сбежавшихся полицейских, которые тут же прижали его к земле. Последнее, что видел грабитель в своей жизни, было отражение в зеркальной витрине мужчины, помешавшего ему бежать.
Холли лежала на мостовой, сжавшись в комочек, ее длинные волосы разметались по лицу, словно золотые водоросли.
— С вами все в порядке? — спросил Римо, нагнувшись над ней.
Взглянув в его лицо, Холли в изумлении раскрыла рот.
— Это ты? — сказала она.
— О, нет.
Выпрямившись, Римо резко отпрянул от девушки, ударившись спиной о телеграфный столб. У него перехватило дыхание, а где-то в животе возникло омерзительное чувство страха.
— Пошла прочь, — прошептал он, когда Холли Роден, поднявшись, направилась к нему.
— Нет. — В голосе Холли звучало ликование. — Теперь мне ясно. Ты — причина. Она послала меня сюда. Но не убивать. А вернуть тебя. Вернуть Ей. Кали.
— Убирайся! Я не понимаю тебя. От тебя разит скотным двором.
— Это запах Кали. Он — на моих волосах, — сказала Холли. — Вдохни его поскорей.
— Тебе место в городской тюрьме, там и запах твой подойдет, — сказал Римо, отодвигаясь от нее.
— Не бойся, — проговорила Холли, нежно улыбаясь. — Я все знаю о тебе. Знаю, кто ты.
— Знаешь? — переспросил Римо.
Вот теперь, возможно, у него хватит сил убить ее. Слишком сильна причина. Если она знает слишком много, если она представляет опасность для КЮРЕ, для страны... Тогда, может быть, он убьет ее.
— Так кто же я? — спросил он.
— Возлюбленный Кали. Она избрала тебя и послала меня за тобой, — ответила Холли.
Придвинувшись ближе, она обвила руками шею Римо. Запах ее волос волновал его и одновременно вызывал отвращение. Чресла его сладко заныли.
— Уходи, — хрипло проговорил он. — Уходи.
Холли провела рукой по его бедру, и сопротивление Римо стало ослабевать. Волосы девушки почти касались его лица, едкий запах манил и дразнил, напоминая о чем-то далеком, давно позабытом.
— Ты, наверное, ничего не понимаешь, — прошептала ему на ухо девушка. — Но доверься мне. Я знаю твое предназначение. Ты должен ехать со мной. Ехать к Кали.
Она подталкивала его вперед, к узкому извилистому проходу между двумя зданиями. У Римо не было сил сопротивляться.
— Как тебя зовут, возлюбленный Кали? — спросила она.
— Римо, — тупо проговорил он.
— Римо. — Девушка наслаждалась каждым звуком его имени. — Я гонец Кали, ее посыльный. Иди ко мне. Ты вкусишь со мной наслаждение, которое Она дарует тебе.
Холли поцеловала его. Тошнотворный приторный запах, сулящий острое, извращенное наслаждение, ударил ему в голову и зажег огонь в крови.
— Возьми меня, — просила Холли, глаза ее пылали, она явно находилась в трансе. — Возьми то, что дает тебе Кали. — Она тянула его вниз, на скользкие камни, загаженные птичьим пометом, гнилыми капустными листами и выплеснутой кофейной гущей. — Возьми меня здесь, в грязи. Так хочет Она.
Холли раздвинула ноги и судорожно глотнула воздух, почувствовав внутри себя обжигающую мужскую плоть.
Когда все было кончено, Римо отвернулся к стене дома. Его сжигал стыд, он ощущал себя оскверненным. Холли взяла его руку, но он тут же отдернул ее, словно от прокаженной.
— Совсем не в моих правилах — проделывать это в первое же свидание, сказала девушка.
— Уходи.
— Это была не моя идея. На меня что-то накатило, — оправдывалась Холли.
— Слушай, уходи поскорей.
— Я кое-что читала о приступах тоски после полового сношения, но то, что происходит с тобой, это уже чересчур.
Римо, пошатываясь, поднялся и побрел прочь от молодой женщины, оставив ее лежать на земле в грязном проулке. Он с трудом находил силы, чтобы двигаться. Запах, шедший от девушки, преследовал его, члены словно налились свинцом.
— И думаешь, тебе удастся сбежать, — услышал он голос Холли. Она разразилась резким, пронзительным смехом. — Ну, что ж, попробуй, только ты все равно вернешься. Кали хочет тебя. Она приведет тебя к Себе. Вот увидишь. Ты придешь к Кали.
По мере того, как Римо удалялся, голос девушки звучал все тише. Но, даже когда он затих совсем, запах не отпускал мужчину, он вился вокруг, словно невидимый дразнящий демон, и Римо понимал, что девушка права. Он не сможет не пойти за ней, хотя в глубине души понимал, что путь этот ведет к гибели.
Нет, он ошибся, когда хотел справиться с этой напастью сам. Ему нужна помощь.
Ему нужен Чиун.
— О, Кали, — мурлыкала она. — Ты стала еще прекраснее. Когда он увидит тебя, то не устоит перед твоей красотой.
Напевая, она украшала статую, словно майское дерево. Должно быть, один цветок выпал из гирлянды прямо ей под ноги, потому что Холли поскользнулась и с грохотом повалилась на пол лицом вниз.
— Вот ведь неуклюжая, — рассмеялась она, потирая ушибленное колено.
Но только она приступила к изготовлению пятьсот первого цветка, как снова свалилась и на этот раз чуть не упала с подножья статуи. Пытаясь подняться, она рухнула опять и, покатившись, сорвалась-таки с платформы, с шумом ударившись об пол.
— Что за грохот! — завопил Бен Сар Дин, ковыляя из кабинета в ашрам.
По пути он наткнулся на компьютер, доставленный сегодня утром для О.Х. Бейнса.
— Сначала этот сумасшедший американец устраивает в моем кабинете два аппарата прямой телефонной связи, а теперь еще вот это, — рявкнул Бен Сар Дин, пиная компьютер ногой. — Чего ему от меня надо? Жизнь моя стала совсем собачья.
Холли опять не удержалась на ногах, на этот раз падение произошло около стульев, на которых обычно сидели посвященные.
— Что с тобой, неуклюжее дитя? В моей стране женщина, даже опускаясь на колени, чтобы поцеловать ступни мужа, делает это бесшумно. У меня и так хлопот хватает с этим разбойником Бейнсом, узурпировавшим мое святилище. А ты — бум, бум... И так все время. Даже в Калькутте не так шумно.
— Тысячи извинении, Святой, которому покровительствует Кали, — сказала Холли. — Не могу понять, что со мной происходит... — не договорив, она вновь поскользнулась, стукнувшись головой о столик с благовониями. — Вот оно что! — вдруг выкрикнула она, садясь на стул. — Теперь мне ясно, почему я все время падаю.
— Ага, наркотики. Проклятье нашего века. Что ты употребляешь? — спросил Бен Cap Дин.
— Это Кали, — проговорила Холли, лучезарно улыбаясь. — Разве ты не понимаешь. Святой? Ока выталкивает меня на улицу. Хочет послать с особой миссией. Одну. И я подсознательно это предчувствовала. Поэтому и не отправилась с другими в обычный рейс, а предпочла остаться и украшать статую.
— Разве что так, — Бен Сар Дину ничего не оставалось, как согласиться.
— Сама богиня обратилась ко мне, — восторженно ворковала Холли. — Ко мне, Холли Роден. Избрала меня для служения. — Она гордо выпрямилась, но вновь, пошатнувшись, упала и поползла к статуе. — О, Святой! — возопила она. — Я обоняю Ее запах!
— Прекрасно, прекрасно, — заулыбался Бен Cap Дин, согласно кивая.
Мысленно он дал себе слово никогда не посылать больше Холли на дело. Девушка явно со сдвигом. Тайные убийства пассажиров — и так рискованная акция, но, если в их рядах будет эта ненормальная болтушка, они обязательно привлекут к себе внимание.
— Ее запах, Ее запах, — нараспев повторяла Холли, наклоняя свои длинные белокурые волосы и водя ими взад-вперед у подножья статуи. — Она хочет, чтобы Ее запах передался мне, и я несла его дальше. Неси запах Кали! О, Святой, я больше никогда не буду мыться.
— Вполне по-индийски, — одобрил Бен Сар Дин.
Раздался телефонный звонок.
— Неси запах Кали, убивай для Кали, — нараспев повторяла Холли.
— Это тебя, — подозвал ее к телефону Бен Сар Дин. — Думаю, твоя мать.
Поднимая голову от ног Богини, Холли не могла сдержать гримасу отвращения.
— Мама, что еще стряслось? — сказала она в трубку.
— Да. Да. И что? Даже не знаю. О, Боже... Отец... Это Она. Что? Позже объясню.
Повесив трубку, Холли посмотрела на Бен Cap Дина, взгляд ее был исполнен радостного удивления.
— Бедное дитя. Прими мои соболезнования...
— Да не в этом дело. Неужели ты не понимаешь? Это сделала Кали.
Бен Сар Дин взглянул с сомнением на статую, за которую заплатил гроши.
— Кали убила твоего отца? Он что, был где-то неподалеку?
— Нет. Он в Денвере. Во всяком случае то, что от него осталось. Послушай. Кали хочет, чтобы я ехала туда. Звонок матери — знак. Моя миссия — ехать в Денвер. Может, там находится кто-то, кого нужно убить.
— Не пори горячку, Холли, — попытался осадить ее Бен Сар Дин, соображая, что произойдет, если ее схватят при попытке убийства, а рядом не будет никого из своих, чтобы убить ее прежде, чем она выболтает все полиции.
— Может, тебе взять кого-то в подмогу?
— Нет, мне надо ехать одной, — упорствовала Холли. — Туда посылает меня сама Кали.
— Значит, Кали посылает тебя в Денвер? — уточнил Бен Сар Дин. Авиабилетов туда у него не было.
— В Денвер, — ответила Холли, и в ее голосе звучали почти лирические интонации. — Кали посылает меня в Денвер.
— Полетишь как турист, — сказал Бен Сар Дин. — У меня нет билетов в Денвер.
По дороге в аэропорт Холли Роден, сидя в такси, напевала про себя: “Убивай для Кали”. Ожидая своего рейса на аэровокзале “Джаст Фолкс”, она все еще мурлыкала эту фразу. Народу было предостаточно. Всюду плакаты с цветами компании “Джаст Фолкс” — красный, белый, голубой — рекламировали компанию как “самую безопасную и дружелюбную”. В зале ожидания непрерывно работающие громкоговорители приводили статистику, убедительно показывавшую, насколько безопаснее летать на самолетах “Джаст Фолкс” по сравнению с “Интернэшнл Мид-Америка Эйрлайнс”.
Радиотреп раздражал Холли. Режущий ухо голос мешал сконцентрироваться на молении, но она все же не прекращала попыток. “Убивай для Кали”, — медленно произнесла она, стараясь сосредоточиться. “Убивай из любви к Кали”.
— Эй, малышка! — рявкнул ей кто-то в ухо. Зычный голос принадлежал мужчине среднего возраста в плаще.
Холли подняла на него глаза. Неужели ради этого человека она пустилась в путешествие? Кали нужно, чтобы она убила его?
— Может, вы тот, кто мне нужен, — сказала она.
— Не сомневайся, крошка, — ответил мужчина, распахнув плащ. Под плащом он был абсолютно голый, дряблое тело собралось складками.
Хотя он тут же убежал, Холли еще долго била дрожь.
— Это испытание, — сказала она себе. — Мне действительно надо ехать в Денвер. Таково желание Кали. А Ей известно все.
В самолете ее соседкой оказалась пожилая женщина. Холли спросила, не может ли она быть той чем-нибудь полезной. Женщина пихнула ее локтем в живот. Потом, когда они выходили в Денвере из самолета, Холли послала ослепительную улыбку красивому молодому человеку и предложила подвезти его.
— Заигрывания агрессивных гетеросексуальных женщин всегда казались мне просто омерзительными, — ответил молодой человек.
— О, простите.
— Чтобы заполучить мужчину, вы ведь на все готовы?
— Я всего лишь предложила...
— Да уж. Видно, вы щедро расточаете такие предложения. Лучше пройдитесь расфуфыренная и надушенная — какая вы есть — по барам. Но знайте, что некоторые мужчины предпочитают чистую, одухотворенную красоту собственного пола.
— Гомик паршивый, — бросила, отходя, Холли.
— Самка! — крикнул ей вслед молодой человек. — И разит от тебя какой-то дрянью.
На аэровокзале к ней пристал подросток с волосами, выкрашенными в красно-голубую полоску.
— Ты что ли тот, кто мне нужен? — в отчаянии спросила она.
— Тот-тот, — заверил ее подросток. — Самый настоящий супермен, могу заниматься любовью всю ночь. Ты и представить себе не можешь, что тебя ждет. За деньги я творю чудеса. Тот я, тот.
Тревога Холли рассеялась.
— Спасибо, Кали, — сказала она. — Значит, я могу стать твоей подружкой?
— Конечно, — ответил он. — Гони монету, и я буду твоим другом навсегда. — Открыв складной нож, он приставил его к горлу Холли, оттесняя ее в темное местечко. — А теперь дай мне полюбоваться на зелененькие баксы.
Холли добралась до Денвера без цента в кармане, несчастная и разочарованная. Миссия ее провалилась. Кали избрала ее для особого служения, а Холли все испортила.
— Может, я вообще ни на что не гожусь, — с горечью сказала она себе. Когда девушка входила в построенный на разных уровнях родительский особняк на окраине города, на ее глазах стояли слезы. Мать бросилась к ней со словами утешения.
— Бедная девочка, — заговорила миссис Роден. — Для нас с тобой пробил час испытаний.
— Да, уймись ты, мама. Где отец?
— Он умер. Разве ты не помнишь?
— Ах, да. Самое время для него.
— Хочешь запеченного тунца?
— Предпочла бы чего-нибудь выпить.
— Хорошо, дорогая. Похороны через час. Я привела в порядок твое лучшее черное платье.
— Я не пойду на похороны.
— Дорогая, но ведь он твой отец.
— Я приехала сюда не из-за каких-то идиотских похорон. У меня важные дела.
— Да, дорогая. Понимаю, — сказала миссис Роден.
Холли бесцельно бродила по улицам Денвера, размышляя о таинственной миссии, доверенной ей Кали. Статуя желала, чтобы она покинула Ашрам, это несомненно, — значит, должна быть тому причина, и причина серьезная. Никто ей так и не встретился на пути. Она хотела послужить Кали, принеся той жертву, но все складывалось неудачно.
— Знак, — произнесла она вслух. — Мне нужен какой-нибудь знак.
И знак был ей дан. Национальная ассоциация ссуд и сбережений горных народов торжественно отмечала свое открытие, которое ознаменовалось вооруженным нападением на банк. Грабитель выскочил из дверей банка с пистолетами наготове. Недрогнувшей рукой он выстрелил и убил полицейского, затем пальнул пару раз в толпу зевак и бросился к бежевому “линкольну”, припаркованному неподалеку. Холли стояла как раз рядом с передней дверцей. Страшно ругаясь, грабитель отбросил девушку в сторону, прямо на проезжую часть, и распахнул дверцу.
Уже забравшись в автомобиль, он, как бы что-то вспомнив, обернулся и нацелил пистолет на Холли.
И тут случилось чудо. Худощавый молодой человек с широкими запястьями встал между ними. Холли как зачарованная смотрела, как перестала вдруг существовать передняя дверца. Затем руль, как по мановению волшебной палочки, закрутился на месте и полностью вошел в живот грабителя.
Повернувшись, молодой человек остановил уже начавшийся двигаться автомобиль, поставив каблук на бампер в пяти дюймах от головы лежавшей на дороге Холли.
Насаженный на руль грабитель беспомощно следил за ним, чувствуя, как его внутренности превращаются в кашу. Потом он осознал, что худощавый молодой человек, который двигался так быстро, что движения его казались смазанными, поднял его в воздух. Пролетая через улицу обратно к банку, грабитель слышал, как ветер свистит в его ушах. Он рухнул прямо посередине сбежавшихся полицейских, которые тут же прижали его к земле. Последнее, что видел грабитель в своей жизни, было отражение в зеркальной витрине мужчины, помешавшего ему бежать.
Холли лежала на мостовой, сжавшись в комочек, ее длинные волосы разметались по лицу, словно золотые водоросли.
— С вами все в порядке? — спросил Римо, нагнувшись над ней.
Взглянув в его лицо, Холли в изумлении раскрыла рот.
— Это ты? — сказала она.
— О, нет.
Выпрямившись, Римо резко отпрянул от девушки, ударившись спиной о телеграфный столб. У него перехватило дыхание, а где-то в животе возникло омерзительное чувство страха.
— Пошла прочь, — прошептал он, когда Холли Роден, поднявшись, направилась к нему.
— Нет. — В голосе Холли звучало ликование. — Теперь мне ясно. Ты — причина. Она послала меня сюда. Но не убивать. А вернуть тебя. Вернуть Ей. Кали.
— Убирайся! Я не понимаю тебя. От тебя разит скотным двором.
— Это запах Кали. Он — на моих волосах, — сказала Холли. — Вдохни его поскорей.
— Тебе место в городской тюрьме, там и запах твой подойдет, — сказал Римо, отодвигаясь от нее.
— Не бойся, — проговорила Холли, нежно улыбаясь. — Я все знаю о тебе. Знаю, кто ты.
— Знаешь? — переспросил Римо.
Вот теперь, возможно, у него хватит сил убить ее. Слишком сильна причина. Если она знает слишком много, если она представляет опасность для КЮРЕ, для страны... Тогда, может быть, он убьет ее.
— Так кто же я? — спросил он.
— Возлюбленный Кали. Она избрала тебя и послала меня за тобой, — ответила Холли.
Придвинувшись ближе, она обвила руками шею Римо. Запах ее волос волновал его и одновременно вызывал отвращение. Чресла его сладко заныли.
— Уходи, — хрипло проговорил он. — Уходи.
Холли провела рукой по его бедру, и сопротивление Римо стало ослабевать. Волосы девушки почти касались его лица, едкий запах манил и дразнил, напоминая о чем-то далеком, давно позабытом.
— Ты, наверное, ничего не понимаешь, — прошептала ему на ухо девушка. — Но доверься мне. Я знаю твое предназначение. Ты должен ехать со мной. Ехать к Кали.
Она подталкивала его вперед, к узкому извилистому проходу между двумя зданиями. У Римо не было сил сопротивляться.
— Как тебя зовут, возлюбленный Кали? — спросила она.
— Римо, — тупо проговорил он.
— Римо. — Девушка наслаждалась каждым звуком его имени. — Я гонец Кали, ее посыльный. Иди ко мне. Ты вкусишь со мной наслаждение, которое Она дарует тебе.
Холли поцеловала его. Тошнотворный приторный запах, сулящий острое, извращенное наслаждение, ударил ему в голову и зажег огонь в крови.
— Возьми меня, — просила Холли, глаза ее пылали, она явно находилась в трансе. — Возьми то, что дает тебе Кали. — Она тянула его вниз, на скользкие камни, загаженные птичьим пометом, гнилыми капустными листами и выплеснутой кофейной гущей. — Возьми меня здесь, в грязи. Так хочет Она.
Холли раздвинула ноги и судорожно глотнула воздух, почувствовав внутри себя обжигающую мужскую плоть.
Когда все было кончено, Римо отвернулся к стене дома. Его сжигал стыд, он ощущал себя оскверненным. Холли взяла его руку, но он тут же отдернул ее, словно от прокаженной.
— Совсем не в моих правилах — проделывать это в первое же свидание, сказала девушка.
— Уходи.
— Это была не моя идея. На меня что-то накатило, — оправдывалась Холли.
— Слушай, уходи поскорей.
— Я кое-что читала о приступах тоски после полового сношения, но то, что происходит с тобой, это уже чересчур.
Римо, пошатываясь, поднялся и побрел прочь от молодой женщины, оставив ее лежать на земле в грязном проулке. Он с трудом находил силы, чтобы двигаться. Запах, шедший от девушки, преследовал его, члены словно налились свинцом.
— И думаешь, тебе удастся сбежать, — услышал он голос Холли. Она разразилась резким, пронзительным смехом. — Ну, что ж, попробуй, только ты все равно вернешься. Кали хочет тебя. Она приведет тебя к Себе. Вот увидишь. Ты придешь к Кали.
По мере того, как Римо удалялся, голос девушки звучал все тише. Но, даже когда он затих совсем, запах не отпускал мужчину, он вился вокруг, словно невидимый дразнящий демон, и Римо понимал, что девушка права. Он не сможет не пойти за ней, хотя в глубине души понимал, что путь этот ведет к гибели.
Нет, он ошибся, когда хотел справиться с этой напастью сам. Ему нужна помощь.
Ему нужен Чиун.
Глава одиннадцатая
В гостиничном номере было темно. Комнату освещали только звезды, ярко блестевшие над горами в ночном небе.
Римо лежал на матрасе посредине комнаты со сложенными на животе руками — так уложил их Чиун. Старый кореец сидел в позе лотоса у изголовья.
— Теперь можешь говорить, — сказал Чиун.
— Не понимаю, что творится со мной, папочка. Я думал, что справлюсь сам, но у меня ничего не выходит.
— Говори, — мягко попросил Чиун.
— Я думал, что всему виной девушка.
— Всего лишь девушка?
— Необычная девушка, — продолжал Римо. — Исповедует какую-то дикую религию. Когда мы летали на “Джаст Фолкс” в Северную Каролину, я после полета поехал с ней, и двое ее друзей пытались меня убить.
— Ты их убил?
— Друзей, да. Но не ее, — ответил Римо. При воспоминании о том дне Римо стала бить дрожь. Но Чиун, даже в темноте ощутив боль ученика, протянул руку и коснулся его плеча, и тело Римо вновь обрело спокойствие. — Я не мог ее убить. Хотя и хотел. Но, понимаешь, она сама жаждала смерти. И еще пела, они все пели, и это сводило меня с ума, мне не терпелось убежать оттуда. Вот почему я отправился в горы — хотел хорошенько все обдумать.
Чиун хранил молчание.
— И вот сегодня я встретился с ней снова, и мне показалось, что на этот раз я сумею ее уничтожить. Она как-то связана с убийствами в самолетах, и убить ее — мой прямой долг. Но я опять не смог. И все из-за ее запаха.
— Какого запаха? — спросил Чиун.
— Он похож... собственно, это не совсем запах, — слышался голос Римо во тьме. — Скорее ощущение.
— Ощущение чего?
Римо тщетно пытался найти подходящие слова. Он только покачал головой.
— Не знаю, папочка. Чего-то огромного. Пугающего. Более ужасного, чем смерть. Страшная вещь... Боже, я схожу с ума.
Он нервно потер руки, но Чиун перехватил их и снова уложил на солнечное сплетение.
— Ты говоришь, они пели? — напомнил Чиун. — А что? — осторожно выпытывал кореец.
— Что? Какой-то бред. Даже не знаю. “Да здравствует смерть. Да здравствует боль. Она возлюбила это”. Говорю тебе, они боготворят смерть, даже собственная смерть их не страшит. Тоже самое было и сегодня вечером. Она сказала, что я должен следовать за ней, и я знал, Чиун, я твердо знал, что убей я ее, она скажет перед смертью: “Убей меня, убей меня, убей, потому что так надо”. Я не смог ее убить — дал ей уйти.
— А почему ты должен следовать за ней? — спросил Чиун.
— Потому что я, вроде бы, чей-то возлюбленный. Кто-то хочет меня.
— И кто же? — спросил Чиун:
— Имя... Странное имя. Думаю, женское, — сказал Римо. — Как же?..
Он замолчал, пытаясь вспомнить.
— Кали? — тихо выдохнул Чиун.
— Вот-вот. Кали. Откуда ты знаешь?
Римо услышал, как Чиун тяжело вздохнул, а потом его голос снова зазвучал, как обычно.
— Римо, мне нужно срочно встретиться с императором Смитом.
— Это еще зачем? — спросил Римо. — Он-то здесь причем?
— Он поможет мне подготовиться к путешествию.
Римо удивленно взглянул на старика. Даже во тьме его глаза способны были прозревать многое. Выражение лица Чиуна говорило о внутренней муке и решимости.
— Я должен ехать в Синанджу.
— Зачем? И почему именно теперь?
— Чтобы спасти твою жизнь, — ответил Чиун. — Если еще не поздно.
Римо лежал на матрасе посредине комнаты со сложенными на животе руками — так уложил их Чиун. Старый кореец сидел в позе лотоса у изголовья.
— Теперь можешь говорить, — сказал Чиун.
— Не понимаю, что творится со мной, папочка. Я думал, что справлюсь сам, но у меня ничего не выходит.
— Говори, — мягко попросил Чиун.
— Я думал, что всему виной девушка.
— Всего лишь девушка?
— Необычная девушка, — продолжал Римо. — Исповедует какую-то дикую религию. Когда мы летали на “Джаст Фолкс” в Северную Каролину, я после полета поехал с ней, и двое ее друзей пытались меня убить.
— Ты их убил?
— Друзей, да. Но не ее, — ответил Римо. При воспоминании о том дне Римо стала бить дрожь. Но Чиун, даже в темноте ощутив боль ученика, протянул руку и коснулся его плеча, и тело Римо вновь обрело спокойствие. — Я не мог ее убить. Хотя и хотел. Но, понимаешь, она сама жаждала смерти. И еще пела, они все пели, и это сводило меня с ума, мне не терпелось убежать оттуда. Вот почему я отправился в горы — хотел хорошенько все обдумать.
Чиун хранил молчание.
— И вот сегодня я встретился с ней снова, и мне показалось, что на этот раз я сумею ее уничтожить. Она как-то связана с убийствами в самолетах, и убить ее — мой прямой долг. Но я опять не смог. И все из-за ее запаха.
— Какого запаха? — спросил Чиун.
— Он похож... собственно, это не совсем запах, — слышался голос Римо во тьме. — Скорее ощущение.
— Ощущение чего?
Римо тщетно пытался найти подходящие слова. Он только покачал головой.
— Не знаю, папочка. Чего-то огромного. Пугающего. Более ужасного, чем смерть. Страшная вещь... Боже, я схожу с ума.
Он нервно потер руки, но Чиун перехватил их и снова уложил на солнечное сплетение.
— Ты говоришь, они пели? — напомнил Чиун. — А что? — осторожно выпытывал кореец.
— Что? Какой-то бред. Даже не знаю. “Да здравствует смерть. Да здравствует боль. Она возлюбила это”. Говорю тебе, они боготворят смерть, даже собственная смерть их не страшит. Тоже самое было и сегодня вечером. Она сказала, что я должен следовать за ней, и я знал, Чиун, я твердо знал, что убей я ее, она скажет перед смертью: “Убей меня, убей меня, убей, потому что так надо”. Я не смог ее убить — дал ей уйти.
— А почему ты должен следовать за ней? — спросил Чиун.
— Потому что я, вроде бы, чей-то возлюбленный. Кто-то хочет меня.
— И кто же? — спросил Чиун:
— Имя... Странное имя. Думаю, женское, — сказал Римо. — Как же?..
Он замолчал, пытаясь вспомнить.
— Кали? — тихо выдохнул Чиун.
— Вот-вот. Кали. Откуда ты знаешь?
Римо услышал, как Чиун тяжело вздохнул, а потом его голос снова зазвучал, как обычно.
— Римо, мне нужно срочно встретиться с императором Смитом.
— Это еще зачем? — спросил Римо. — Он-то здесь причем?
— Он поможет мне подготовиться к путешествию.
Римо удивленно взглянул на старика. Даже во тьме его глаза способны были прозревать многое. Выражение лица Чиуна говорило о внутренней муке и решимости.
— Я должен ехать в Синанджу.
— Зачем? И почему именно теперь?
— Чтобы спасти твою жизнь, — ответил Чиун. — Если еще не поздно.
Глава двенадцатая
Харолд В. Смит торопливо вошел в номер денверского мотеля.
— Что стряслось? Что за важное дело такое, что вы не решились обсуждать его по телефону?
— Не смотрите на меня так укоризненно. Не я вас вызывал, — сказал Римо, не поднимая глаз от журнала, который небрежно листал.
Чиун сидел в углу комнаты на соломенной циновке. Смит перевел взгляд на него, и старик медленно поднял голову. Смиту показалось, что кореец не видел его.
— Оставь нас одних, Римо, — тихо попросил Чиун. Римо с силой захлопнул журнал.
— Ну и ну, Чиун. Не слишком ли много себе позволяешь? Даже от тебя я такого не потерплю.
— Я же попросил тебя — оставь нас, — рявкнул старик, лицо его налилось кровью.
Римо швырнул журнал на пол и вышел из комнаты, хлопнув дверью.
— Дела плохи? — спросил Смит.
— Пока еще не совсем, — бесстрастно отозвался старик.
— А-а, — произнес Смит.
Чиун молчал, и Смит почувствовал себя неловко.
— Э-э, могу я сделать что-нибудь для вас, Чиун? — Смит взглянул на часы.
— Я прошу немного, император, — сказал Чиун. Смит сразу же решил, что старик хочет возобновить переговоры об увеличении жалования. Всякий раз, как Чиун заявлял, что ему много не нужно, оказывалось, что только золото может спасти его от вечного позора в глазах потомков.
Смит испытывал яростный прилив гнева, что совсем не было ему свойственно. На КЮРЕ оказывал сильное давление Белый Дом, требуя положить конец убийствам на авиалиниях. “Интернэшнл Мид-Америка” потерпела полный крах, и, кто знает, сколько еще авиалиний ждал такой же конец. Средства массовой информации посеяли в населении панику: все опасались летать самолетами. Цивилизация, которая, по большому счету, представляла из себя обмен продуктами производства и идеями, оказалась в опасности. А Чиун продолжает выколачивать из него деньги.
— Если вы помните. Мастер Синанджу, вы сказали, что ситуация с Римо выправляется. — Он со значением взглянул на ничего не выражающее лицо Чиуна. — И вот я приезжаю сюда, и что я вижу — он бездельничает и читает журналы. А как же ваше обещание? То, что вы дали за дополнительное золото? В нашу последнюю встречу. Помните, Чиун?
Смит изо всех сил старался сдержать охвативший его гнев, но лицо выдавало его.
— Это было нечестно, — тихо проговорил Чиун.
— Не понял.
— Это было нечестно, — повторил Чиун.
— Нет, это было честно, — рявкнул Смит, уже не пытаясь скрыть раздражение. — Вы пообещали, что за девять мер золота, доставленных в Синанджу, заставите Римо снова взяться за работу. Если он все же отказался...
— Не вы поступили нечестно, — прервал его Чиун. — Не вы, о, достойный император, а я. — Старик стыдливо потупил глаза.
— Ясно. Вы хотите сказать, что Римо отказывается работать даже за дополнительное вознаграждение.
— Он не отказывается работать. Он просто не может.
— Почему? — спросил Смит. — Он что, болен?
— Римо охвачен страхом.
Смит почувствовал, что сейчас взорвется. “Страхом!” А сколько раз сам Смит испытывал страх? Сколько раз смотрел в лицо смерти? Он не был от природы так щедро физически одарен, как Римо, и, естественно, не прошел такой тренировки, и все же, когда наступал критический момент, Харолд Смит преодолевал страх и продолжал действовать. Страх не оправдание. На каменистой земле Нью-Гемпшира, где взрастал Смит, бытовала поговорка, которую впитала его суровая душа: “Глаза боятся, а руки делают”.
— Ему надо преодолеть страх, — жестко произнес Смит.
— Я неточно выразился, император, не страх останавливает Римо. Он докопается до причины авиационных убийств хотя бы потому, что не сможет противостоять желанию раскрыть преступление. А докопавшись, вступит в схватку.
— Тогда в чем проблема? Чиун вздохнул.
— Римо не выйдет из схватки живым. Сняв шляпу, Смит крутил ее в руках.
— Откуда вам это известно?
— Известно. Больше я ничего сказать не могу. Вы не принадлежите к Синанджу, и потому вряд ли поверите моему рассказу.
Старик погрузился в молчание. Смит продолжал теребить шляпу.
— Значит, это конец? — наконец проговорил Смит. — Конец Римо? И нашей совместной работе?
— Возможно, — ответил Чиун.
— Не буду притворяться, что я хоть что-то понимаю, — сказал Смит. — И не представляю, что бы я мог сделать, даже если бы понимал.
Он бросил взгляд на дверь, но тут заговорил Чиун:
— Не спешите уходить, император. Я придумал, как можно ему помочь.
Смит поджал губы. Началось, подумал он. Только на этот раз все обставлено более драматично.
— Видимо, надо опять увеличить вам жалование, Чиун. Я очень занят. И за этим не стоило вызывать меня сюда. Если вам нужно больше золота, можно сказать об этом по телефону. И хочу вам сказать, что я разочарован. Очень.
Он повернулся, чтобы уйти.
— Мне не нужно золота, — раздался голос Чиуна. Рука Смита, уже лежавшая на дверной ручке, замерла.
— Тогда в чем же дело?
— Мне необходимо ехать в Синанджу, — ответил Чиун.
— Об этом не может быть и речи. Такие вещи обговариваются заранее.
— Другого выхода нет, — произнес Чиун.
— Это невозможно.
— В моей деревне есть одна вещь, которая может спасти Римо, — сказал Чиун.
— А вы заодно получите внеочередной отпуск, — ядовито заметил Смит. — Знаете притчу про мальчика, который регулярно обманывал пастухов, крича, что к их стаду крадется волк. Так вот, Чиун, вы кричали “волк!” слишком часто.
Смит распахнул дверь.
— Подождите! — голос Чиуна прогремел как электрический разряд. Плавно, одним движением, словно завился клуб дыма, он поднялся на ноги, подошел к двери и закрыл ее.
— Я беру назад свою просьбу, — сказал он.
— Простите?
— О прибавке к жалованию. О дополнительных четырех мерах золота, о которых, кстати, Римо и не просил. Мне самому хотелось повысить благосостояние деревни. Я отказываюсь от золота ради возможности побывать в Синанджу. Но ехать мне надо немедленно.
Смит внимательно вгляделся в лицо старика. Впервые на его памяти Чиун отказывался от золота.
— Значит, это так серьезно? Так важно для вас?
— Да, император.
— И вы искренне думаете, что ваша поездка поможет Римо?
— Полностью не уверен. Но хочу попробовать, — ответил Чиун.
— Может, вы объясните мне...
— Что стряслось? Что за важное дело такое, что вы не решились обсуждать его по телефону?
— Не смотрите на меня так укоризненно. Не я вас вызывал, — сказал Римо, не поднимая глаз от журнала, который небрежно листал.
Чиун сидел в углу комнаты на соломенной циновке. Смит перевел взгляд на него, и старик медленно поднял голову. Смиту показалось, что кореец не видел его.
— Оставь нас одних, Римо, — тихо попросил Чиун. Римо с силой захлопнул журнал.
— Ну и ну, Чиун. Не слишком ли много себе позволяешь? Даже от тебя я такого не потерплю.
— Я же попросил тебя — оставь нас, — рявкнул старик, лицо его налилось кровью.
Римо швырнул журнал на пол и вышел из комнаты, хлопнув дверью.
— Дела плохи? — спросил Смит.
— Пока еще не совсем, — бесстрастно отозвался старик.
— А-а, — произнес Смит.
Чиун молчал, и Смит почувствовал себя неловко.
— Э-э, могу я сделать что-нибудь для вас, Чиун? — Смит взглянул на часы.
— Я прошу немного, император, — сказал Чиун. Смит сразу же решил, что старик хочет возобновить переговоры об увеличении жалования. Всякий раз, как Чиун заявлял, что ему много не нужно, оказывалось, что только золото может спасти его от вечного позора в глазах потомков.
Смит испытывал яростный прилив гнева, что совсем не было ему свойственно. На КЮРЕ оказывал сильное давление Белый Дом, требуя положить конец убийствам на авиалиниях. “Интернэшнл Мид-Америка” потерпела полный крах, и, кто знает, сколько еще авиалиний ждал такой же конец. Средства массовой информации посеяли в населении панику: все опасались летать самолетами. Цивилизация, которая, по большому счету, представляла из себя обмен продуктами производства и идеями, оказалась в опасности. А Чиун продолжает выколачивать из него деньги.
— Если вы помните. Мастер Синанджу, вы сказали, что ситуация с Римо выправляется. — Он со значением взглянул на ничего не выражающее лицо Чиуна. — И вот я приезжаю сюда, и что я вижу — он бездельничает и читает журналы. А как же ваше обещание? То, что вы дали за дополнительное золото? В нашу последнюю встречу. Помните, Чиун?
Смит изо всех сил старался сдержать охвативший его гнев, но лицо выдавало его.
— Это было нечестно, — тихо проговорил Чиун.
— Не понял.
— Это было нечестно, — повторил Чиун.
— Нет, это было честно, — рявкнул Смит, уже не пытаясь скрыть раздражение. — Вы пообещали, что за девять мер золота, доставленных в Синанджу, заставите Римо снова взяться за работу. Если он все же отказался...
— Не вы поступили нечестно, — прервал его Чиун. — Не вы, о, достойный император, а я. — Старик стыдливо потупил глаза.
— Ясно. Вы хотите сказать, что Римо отказывается работать даже за дополнительное вознаграждение.
— Он не отказывается работать. Он просто не может.
— Почему? — спросил Смит. — Он что, болен?
— Римо охвачен страхом.
Смит почувствовал, что сейчас взорвется. “Страхом!” А сколько раз сам Смит испытывал страх? Сколько раз смотрел в лицо смерти? Он не был от природы так щедро физически одарен, как Римо, и, естественно, не прошел такой тренировки, и все же, когда наступал критический момент, Харолд Смит преодолевал страх и продолжал действовать. Страх не оправдание. На каменистой земле Нью-Гемпшира, где взрастал Смит, бытовала поговорка, которую впитала его суровая душа: “Глаза боятся, а руки делают”.
— Ему надо преодолеть страх, — жестко произнес Смит.
— Я неточно выразился, император, не страх останавливает Римо. Он докопается до причины авиационных убийств хотя бы потому, что не сможет противостоять желанию раскрыть преступление. А докопавшись, вступит в схватку.
— Тогда в чем проблема? Чиун вздохнул.
— Римо не выйдет из схватки живым. Сняв шляпу, Смит крутил ее в руках.
— Откуда вам это известно?
— Известно. Больше я ничего сказать не могу. Вы не принадлежите к Синанджу, и потому вряд ли поверите моему рассказу.
Старик погрузился в молчание. Смит продолжал теребить шляпу.
— Значит, это конец? — наконец проговорил Смит. — Конец Римо? И нашей совместной работе?
— Возможно, — ответил Чиун.
— Не буду притворяться, что я хоть что-то понимаю, — сказал Смит. — И не представляю, что бы я мог сделать, даже если бы понимал.
Он бросил взгляд на дверь, но тут заговорил Чиун:
— Не спешите уходить, император. Я придумал, как можно ему помочь.
Смит поджал губы. Началось, подумал он. Только на этот раз все обставлено более драматично.
— Видимо, надо опять увеличить вам жалование, Чиун. Я очень занят. И за этим не стоило вызывать меня сюда. Если вам нужно больше золота, можно сказать об этом по телефону. И хочу вам сказать, что я разочарован. Очень.
Он повернулся, чтобы уйти.
— Мне не нужно золота, — раздался голос Чиуна. Рука Смита, уже лежавшая на дверной ручке, замерла.
— Тогда в чем же дело?
— Мне необходимо ехать в Синанджу, — ответил Чиун.
— Об этом не может быть и речи. Такие вещи обговариваются заранее.
— Другого выхода нет, — произнес Чиун.
— Это невозможно.
— В моей деревне есть одна вещь, которая может спасти Римо, — сказал Чиун.
— А вы заодно получите внеочередной отпуск, — ядовито заметил Смит. — Знаете притчу про мальчика, который регулярно обманывал пастухов, крича, что к их стаду крадется волк. Так вот, Чиун, вы кричали “волк!” слишком часто.
Смит распахнул дверь.
— Подождите! — голос Чиуна прогремел как электрический разряд. Плавно, одним движением, словно завился клуб дыма, он поднялся на ноги, подошел к двери и закрыл ее.
— Я беру назад свою просьбу, — сказал он.
— Простите?
— О прибавке к жалованию. О дополнительных четырех мерах золота, о которых, кстати, Римо и не просил. Мне самому хотелось повысить благосостояние деревни. Я отказываюсь от золота ради возможности побывать в Синанджу. Но ехать мне надо немедленно.
Смит внимательно вгляделся в лицо старика. Впервые на его памяти Чиун отказывался от золота.
— Значит, это так серьезно? Так важно для вас?
— Да, император.
— И вы искренне думаете, что ваша поездка поможет Римо?
— Полностью не уверен. Но хочу попробовать, — ответил Чиун.
— Может, вы объясните мне...