Сартинов Евгений. Последняя империя. Книга 1

   Белова он нашел раскладывающим поклажу из рюкзака.
   - А, выспался! Вот что значит молодость. Я и уснуть толком не мог, ворочался-ворочался. Под утро только задремал. Отвык от подобных "удобств".
   - Ничего не стырили? - кивнул Могильный на свою поклажу.
   - Обижаешь, брат. Это же истинные мусульмане, для них воровство первейший грех. У них за такое руки рубят.
   Лейтенант немного помялся, но все же спросил:
   - Николай Васильевич, что-то ваш Мансур на крупного военачальника не очень походит. И люди-то его где?
   - Не делай скоропалительных выводов. У Мансура сейчас как минимум две тысячи бойцов. А такими мобильным отрядами он передвигается в случае необходимости - когда нужно с кем-то встретиться.
   Завтракали прямо на улице и своими припасами - тушенкой и хлебом, благо погода этому благоприятствовала: ветер стих и солнце сияло во все небо. Намаз кончился, и бойцы Мансура разбрелись по всему кишлаку, собирая оставшееся скудное дерево для костра.
   - А где сам Мансур, что-то я его не вижу? - спросил лейтенант, оглядываясь по сторонам.
   - Он еще по темноте ушел куда-то с тремя сопровождающими. Будем его ждать.
   - А как вы с ним познакомились?
   - Это было в восемьдесят девятом, перед самым выводом. Он тогда контролировал перевалы, надо было обеспечить безопасность вывода войск. Вот тогда я с ним и встретился.
   - И что?
   - И все. Он же нормальный человек. Договорились, что он пропустит нас без выстрелов в спину, так и произошло. Я ему тогда Коран подарил, вон до сих пор с собой его носит. Кстати, ты знаешь, что он прекрасно говорит по-французски? Он учился в Париже, окончил философское отделение Сорбонны.
   Мансур появился лишь перед обедом. При свете дня генерал рассмотрел, что лицо его старого знакомого все-таки изменилось за эти прошедшие годы. Многочисленные морщины изрезали его лоб, волосы бороды поседели.
   - Сегодня хорошая погода, мы проводим вас через перевал, там можете вызвать вертолет, - сказал Мансур. Белов согласно кивнул головой:
   - Хорошо.
   В дорогу выступили немедленно. Впереди шли пять человек, сзади столько же. В середине шествовал сам Мансур с гостями и трое телохранителей. Судя по сдержанным переговорам этой троицы, Могильный понял, что моджахеды чего-то явно опасаются. Через два часа они вошли в узкое ущелье. Группа во главе с Мансуром присела отдохнуть, авангард же продолжил движение. Белов не мог не отметить хорошую выучку моджахедов. На месте своего гостеприимного хозяина он поступил бы точно так же.
   Они уже двинулись вперед, когда впереди вспыхнула перестрелка. Пули засвистели и вокруг группы Мансура. Все кинулись в разные стороны и открыли ответный огонь. Бой продолжался с полчаса. К удивлению Могильного, в него не вступил арьергард. Лейтенант понял все, когда отчаянная стрельба поднялась уже непосредственно у них над головой, на вершине скал. Вскоре все утихло, а минут через двадцать вниз спустились пятеро из арьергардной группы с тремя автоматами и снайперской винтовкой в руках.
   - Кто это был? - спросил Белов.
   - Судя по одежде, узбеки, скорее всего, люди Дустума, - ответил Мансур.
   Из его свиты пострадали двое: один был убит в передовой группе. Ранили в руку телохранителя Мансура. Белов торопливо вытащил из рюкзака пакет с бинтами и сам начал перевязывать раненого, рослого светлобородого и удивительно курносого моджахеда.
   - Навылет прошла, это хорошо, - подбодрил он парня. Перематывая руку, генерал все пристальнее начал всматриваться в своего пациента. Могильному показалось, что лицо Белова приняло растерянное выражение. Может, поэтому он чересчур туго завязал узел, так, что телохранитель вскрикнул и к изумлению лейтенанта выругался по-русски:
   - А, черт!
   - Лешка?! Лешка, это ведь ты?! - закричал генерал, хватая раненого за плечи. Тот снова вскрикнул и ответил на чистейшем русском языке:
   - Ну что ты так, больно же!
   - Прости! - разжав руки, Белов встал перед раненым на колени. Лешка, Лешка, ты живой?!
   - Как видишь, - нехотя признался парень.
   - Я бы тебя не узнал, если бы не голос. Голос, братуха, у тебя все тот же.
   По лицу генерала текли слезы.
   - Значит, ты тогда не погиб?
   - Нет. Я один остался в живых. Успел выпрыгнуть из горящего БМП.
   - И что потом?
   - Потом плен, другая жизнь. Теперь я Абдалла, того, прошлого Лешки уже нет и никогда не будет.
   Дальше они шли рядом, тихо разговаривали.
   - Тогда, в восемьдесят девятом, ты видел меня?
   - Да. Я был тогда в лагере.
   - Что же ничего не сказал, не подал знак? Я бы тебя вытащил оттуда, уговорил Мансура.
   - А зачем? Я сам выбрал эту жизнь. Я ведь уже больше года жил у моджахедов. Когда я понял, кто мы на этой земле и зачем, решил не возвращаться. Принял мусульманство, женился. Сейчас у меня пятеро детей, еще трое умерли. Это моя плата за все, что мы натворили в Афгане.
   - А у нас с Натальей с детьми так и не получилось. Всех докторов обошли, до самых светил медицины добрались - и ничего.
   - Это плата за грехи, брат. Аллах справедлив, он дарует и наказывает человека за дела его.
   Белов с изумлением посмотрел на Алексея. Тот говорил эти слова спокойно, с убеждением знающего человека.
   - Полетели со мной, - предложил генерал. - Мать будет рада.
   - Не могу. Моя жизнь здесь.
   Он чуть помолчал, затем спросил:
   - Когда умер отец?
   - В девяносто первом, после подписания беловежских соглашений. Он же у нас был ярый коммунист, первый инфаркт стукнул его после путча, а раздел Союза совсем добил его.
   - Как мать?
   - Для своих лет хорошо. Жалеет только, что внуков нет. Кстати, а где у тебя семья?
   - Тут недалеко, мы сегодня ходили к ним.
   Заночевать пришлось в какой-то пещере. Белов понял, что с провизией у Мансура плохо, и поделился своими продуктами: рисом, говяжьей тушенкой, зеленым чаем. К "шурави" все относились уже без настороженности, и генерал с изумлением понял, что еще, как минимум, трое бойцов, включая начальника охраны, русские. Улучив момент, он спросил об этом брата:
   - Они тоже добровольно остались здесь?
   - Да. Еще двое погибли в прошлом году.
   В этом момент вокруг Мансура поднялся дикий гвалт. Афганцы что-то оживленно обсуждали, столпившись около своего вождя. Подойдя поближе, русские гости увидели в руках Мансура Коран. В самой середине его виднелось отверстие. Открыв священную книгу, Мансур перелистал страницы и вытащил из толстого фолианта пулю. Один из телохранителей жестом показал "шурави", что книга хранилась за пазухой у вождя и прикрыла сердце афганца.
   - Ну вот и мой дар пригодился, - сказал Белов. - В следующий раз я пришлю другой Коран.
   В эту ночь Могильный воспользовался спальным мешком, но несмотря на это часто просыпался и каждый раз слышал рядом негромкий разговор двух братьев. Каменный полок оказался все-таки слишком жестким, и лейтенант, по утру выбравшись из спального мешка, еле разогнулся. В пещере уже никого не было, и первый, кого увидел Могильный на свежем воздухе, оказался сам Мансур. Лейтенант двинулся по естественной надобности, затем его заинтересовала суета вокруг странного сооружения на шесте с пропеллером. Подойдя поближе, переводчик понял, что это не что иное как генератор, работающий от самодельного ветряка. Именно эта конструкция подзаряжала батареи "шахтерки" и старенькой рации армейского образца. Сборкой конструкции занимались как раз трое русских телохранителей, обсуждавшие все подробности этого дела на родном языке.
   - Подтяни ремень, а то со шкива слетает, еще, вот хорошо.
   - Как там, искра есть?
   - Есть. Только сколько ее еще подзаряжать? До вечера что ли с ней возиться?
   - Что, есть проблемы? - спросил Белов.
   - Да, батареи ни к черту, менять надо давно, - нехотя отозвался один из техников.
   Могильный не мог отделаться от ощущения, что Мансур неотступно наблюдает за ним. Куда бы он ни пошел, всегда непременно встречался со взглядом тигриных глаз афганца. Это слегка нервировало лейтенанта. А генерал, подойдя к Мансуру, предложил:
   - Мы оставим вам нашу рацию и медикаменты.
   - Хорошо, - согласился афганец, потом кивнул в сторону переводчика и неожиданно перешел на французский: - Твой толмач сегодня погибнет.
   Белову показалось, что он ослышался. Французский он знал не так хорошо, как все остальные языки. Просто изучал в школе и, хотя имел способности к языкам, успел его подзабыть.
   - Погибнет? - переспросил генерал.
   - Да.
   - Почему?
   - У него печать аллаха на лице.
   Белов в смятении оглянулся на своего спутника. Странно, в самом деле ему показалось, что переводчик в это утро выглядел как-то не так. Хотя он и улыбался, переходил от одной группы людей к другой, вступал с ними в разговоры. Ему охотно отвечали. Белов давно знал эту черту характера афганцев. Они враждуют до неистовства, но если кому поверят, то и доверчивы до простоты.
   К удивлению лейтенанта он не увидел в лагере Абдаллу-Алексея. Но старший Белов выглядел спокойным, и Могильный не решился его спросить о брате.
   - Надо связаться с базой, узнать, когда они смогут нас забрать, сказал генерал.
   То, что они услышали по рации, было неутешительно.
   - К вечеру подойдет штормовой фронт, так что забрать вас сможем лишь в ближайшие три-четыре часа. Иначе застрянете там дня на три. Готовить вертолет?
   - Да, конечно. Заберете нас из квадрата восемь. Ахундов, ты должен помнить это место, там площадка хорошая, в свое время на ней наш блокпост стоял.
   - Ну конечно, помню, я там однажды чуть не сгорел на МИ-восьмом, хорошо, подбили его еще на земле, успел выпрыгнуть.
   - Ладно, ждем вас.
   После короткого обсуждения весь караван снова выступил вперед. Нужное место оказалось в часе ходьбы от места ночевки. На небольшом равнинном участке остались явные следы нашего пребывания в Афганистане: вросшие в землю приземистые бетонные укрепления, рядом с ними - остовы сгоревших машин и бронетехники. Из-под снега выглядывала и лопасть вертолета.
   Время шло, Могильный заметил, что генерал начал нервничать. Он поглядывал на часы, затем вглядывался в окружающие горы. Лейтенант думал, что Белова волнует, не перехватит ли погода вертолет. Сидеть три дня в горах ему тоже не сильно хотелось. Но когда послышался шум вертолета, Белов сдержанно выругался и в первый раз за эти дни закурил.
   Винтокрылая машина села, подняв вокруг себя рукотворную метель, в десяти метрах от приметной лопасти на проглядывающую из снега бетонную площадку. Открылся квадратный люк, но генерал не среагировал на призывные жесты вертолетчиков.
   - Товарищ генерал, лететь надо, - удивленно напомнил переводчик.
   - Сейчас, погоди, - отмахнулся Белов, напряженно всматриваясь куда-то в сторону перевала. Присмотревшись, Могильный заметил вдалеке, на склоне, темную точку. Кто-то явно двигался по их следу. Время шло, но на отчаянно-призывные жесты пилотов из кабины Белов отвечал только характерным постукиванием указательного пальца по наручным часам. Так прошло десять минут, пятнадцать. Вертолетчики не глушили двигатель, и наконец из салона спрыгнул борттехник:
   - Товарищ генерал, лететь надо! Циклон идет, еще час и мы не успеем.
   - Ну погоди, еще чуть-чуть, немножко, очень прошу! - взмолился Белов.
   - Товарищ генерал, керосина может не хватить, и ветер поднимается!
   В самом деле, порыв ветра хлестанул по лицу говоривших взбудораженным снегом.
   - Родной мой, очень прошу, еще две минуты, очень прошу! Сейчас, они уже идут! Они близко. - И генерал показал в сторону гор. Было уже видно, что идет человек, но Могильного удивило, что Белов упомянул о нем во множественном числе. Лишь немного погодя он понял, что человек несет на руках закутанного во множество одежд ребенка. Последние полкилометра Абдалла бежал бегом. Передав на руки брата свой драгоценный груз, он без сил опустился на снег:
   - Лей...ла.. ее зовут... - с трудом сказал он.
   - Хорошо, Леша, не сомневайся, всех врачей на уши поставим, но вылечим! Если операция нужна будет - сделаем. Я со многими кардиологами знаком! - прокричал Белов и под отчаянные мольбы механика двинулся к вертолету.
   Борттехник проскользнул в машину первым, он принял из рук генерала ребенка, тот уже поставил ногу на лестницу, обернулся назад, чтобы махнуть рукой брату. Могильный шел последним, он пригнулся под винтами, но шквалистый порыв ветра выгнул почти до земли одну из лопастей. Раздался глухой звук удара, и лейтенант упал. Генерал кинулся обратно, опустился на колени рядом с переводчиком и с досадой застонал. Весь снег вокруг головы лейтенанта был забрызган кровью и мозгами. Лопастью Могильному снесло затылок. Со стороны моджахедов подбежали еще трое, в том числе и Абдалла. С их помощью генерал погрузил тело переводчика в вертолет и крикнул пилотам в открытую дверь кабины:
   - Поехали!
   Сам же он остался стоять в проеме люка. Вертолет уже поднимался, когда он начал лихорадочно расстегивать свой пояс с кобурой и ножом. Скинув его вниз, в белую пелену искусственной пурги, Белов закрыл люк и прошел в салон, где механик маялся с ребенком на руках. Лишь теперь генерал рассмотрел свою нежданно приобретенную дочь. Черноглазая девчонка лет пяти испуганно смотрела на незнакомых ей людей, ее явно страшил грохочущий, непривычно пахнущий керосином вертолет, но она молчала.
   - Давай ее сюда, - сказал Белов.
   Приняв ребенка, он уселся на жесткое сиденье. Под ногами почувствовал что-то мягкое, глянул вниз. Это было тело лейтенанта. Прижав к себе девочку, генерал пробормотал:
   - Все будет хорошо, Лейла.
   Девочка, услышав свое имя, вопросительно глянула на этого странного, незнакомого ей, плачущего человека.
   Весной соединения Мансура предприняли наступление на позиции талибов. Несмотря на численное превосходство противника, они прорвали фронт и через две недели упорных боев заняли Кабул. Войска талибов вынуждены были отойти к границе Пакистана. Бесконечная афганская война вышла на новый виток.
   Для борьбы с доставкой наркотиков через Казахстан были привлечены казаки. Мобильные группы при поддержке вертолетов контролировали границу, обстреливая пытающиеся прорваться вне дорог машины. При этом они как раз старались не попасть в сами автомобили. В случае обнаружения наркотиков транспортные средства изымались в пользу государства, и уже по дешевке приобретались теми же казаками. Так что стреляли много, но аккуратно, лишь при нужде пробивая колеса.
   По всей стране была объявлена операция "Невод". В городах, поселках и деревнях были расклеены телефоны, по которым можно было анонимно "заложить" притоны наркоторговцев. Эти данные поступали не только в местные органы, но и в централизованную службу борьбы с наркотиками в столице. Путем простейших статистических действий высчитывались пути распространения наркозаразы по стране. Порой именно оттуда, из Москвы, в провинцию исходили соответствующие приказы.
   - У вас в городе действует лаборатория по производству первитина, найти и обезвредить, - вещал из телефонной трубки начальственный голос.
   - Откуда, у нас таких данных нет, - вытирая проступивший пот отвечал начальник местного ГОВД.
   - А у нас есть, - настаивал глас руководства. - Именно в вашем городе самый дешевый "винт", далее, по мере его распространения, цена его поднимается. Так что в течение недели выявить и обезвредить всю цепочку. Не мне вас учить. Ищите по химическим заводам, институтским лабораториям и студенческим городкам.
   Гораздо труднее было остановить поток синтетических наркотиков со стороны Запада. Провезти лист "промокашки", пропитанный ЛСД, в большегрузном автомобиле через Прибалтику или Польшу не составляло большого труда. Пришлось идти окольными путями и поставить на прослушку все телефонные переговоры, ввести повальную перлюстрацию писем и задействовать особые программы на переговоры по Интернету. Они автоматически выявляли адресатов, употребляющих слова "марки", "промокашка", "кислота".
   Но больше всего давала результат тотальная слежка за мелкими распространителями зелья на дискотеках. Рано или поздно, но они обращались к своим поставщикам, те шли еще дальше. Всю эту мелочь не трогали, просто заносили в картотеки на будущее. Проследив всю цепочку, Департамент по борьбе с оборотом наркотиков брал только самых крупных дельцов. Никто из них сам уже не имел дела с живым товаром, раньше доказать их причастность к делу было невозможно. Но теперь с ними особо не церемонились. В соответствии со знаменитым указом "Номер Сорок" не требовалось брать наркобаронов с поличными, достаточно было косвенных улик: записей телефонных разговоров, телесъемок, неоправданно высокого жизненного уровня. По этому указу расстреливали беспощадно, все имущество изымалось, семьи и родственники наркодельцов выселялись из роскошных особняков с предоставлением жилого фонда не менее тридцатилетнего срока эксплуатации.
   Еще меньше церемонились с цыганами. Наркобич мелких городов был ликвидирован в лучших традициях сталинских времен. После троекратного предупреждения цыган поголовно выселяли из города в заброшенные города и поселки вдоль трассы БАМа. Оттуда они бежали всеми подручными средствами на товарняках и по рекам на баржах с песком и гравием. Уже через год поголовье "фараонового" племени в России резко уменьшилось. Мелкими и крупными группами "ромалы" и "чавелы" потянулись в соседние страны СНГ.
   В результате принятых мер через год оборот наркотиков снизился в десятки раз, соответственно и выросли цены на зелье, теперь далеко не каждому они были по карману. Вовсю использовались пропагандистские приемы. Для десяти самых крупных наркоторговцев устроили показательный процесс, показав его по телевидению и даже продемонстрировав сцену расстрела. Все нажитые этой десяткой дома и машины были конфискованы и по заведенному порядку переданы семьям погибших в Чечне офицеров.
   ЭПИЗОД 24
   В марте в Москве вспыхнула новая серия террористических актов, получивших название "Вторая бомбовая война". Весенним вечером шестого марта со станции метро "Таганская" по кольцевой линии в сторону "Курской" двинулся обычный состав подземной электрички. Подошел час пик, вагоны были переполнены, народ входил и выходил, все плотнее трамбуя друг друга. На "Комсомольской", как обычно, людской прилив нахлынул более всего, в мешанине выходящих и входящих пассажиров произошел небольшой затор, кто-то чертыхнулся, затем недовольный голос произнес:
   - Мамаша, подберите сумки, невозможно пройти!
   Недовольный пассажир долго распространяться на эту тему не стал, поезд вот-вот должен был отойти, и он поспешно покинул вагон. Сидевшая на скамейке рядом с выходом пожилая женщина с недоумением посмотрела на стоящий у ее ног пластиковый пакет, пробормотала: "Да это не мое", - и ногой задвинула его под скамейку. На "Рижской" она поднялась, чтобы выйти, но в то самое мгновение, когда состав, вынырнув из темноты, ворвался на отделанный темно-красным камнем перрон, хрупкая оболочка пластикового пакета лопнула от чудовищной силы взбесившейся взрывчатки, разрывая на части все живое и неживое вокруг себя. Те, кто находились на перроне, увидели только вспышку, грохот взрыва приглушил рев тормозящей электрички. Полетели во все стороны стекла, обрывки материи, повалил дым. Состав по инерции продолжал двигаться, покореженные двери открылись лишь наполовину, но и того, что увидели желающие уехать в сторону "Новослободской", хватило, чтобы все они отхлынули назад. Десятки женских голосов закричали что-то бессмысленно-истеричное. Среди месива искалеченных, разорванных и обожженных людей, на залитом кровью полу копошились раненые и контуженые, бессмысленно тыкаясь друг в друга и увязая в растерзанной человеческой плоти. Вой и стоны пострадавших разносились далеко по всему перрону.
   Всего при взрыве погибло шестнадцать человек, пятеро остались инвалидами, еще тридцать было ранено и контужено.
   Через три дня новый взрыв прогремел на станции "Савеловская", а еще через три досталось "Октябрьскому полю". В обоих случаях бомбы оставляли прямо на перроне, жертв, к счастью, было меньше. Затем последовала недельная передышка, и еще три взрыва громыхнули точно по такому же сценарию.
   Были усилены наряды милиции, у всех входящих в метро начали проверять сумки и пакеты, к работе подключили специально подготовленных собак, на перронах установили дополнительные камеры слежения, но ничего не помогало. По телевидению высокопоставленные чины милиции просили москвичей быть внимательными, бдительными, сообщать о каждом сомнительном предмете дежурному милиционеру. Трижды на станциях метро вспыхивала паника из-за обнаруженных подозрительных пакетов и свертков, но тревога оказывалась ложной. Руководство Временного Военного Совета требовало от сыскарей результата, но его не было.
   Все понимали, что работает одна и та же группа, во всех случаях использовалась схожая самодельная взрывчатка, и даже пакеты, склеенные криминалистами из оставшихся ничтожнейших кусочков полиэтилена, были однотипные, с ковбоем "Мальборо" на фото. Последние три раза бомбы закладывались в урны. Те, массивные, бетонные, хотя и ослабляли силу удара - большая часть взрывной волны уходила вверх, но люди продолжали гибнуть. Многие жители столицы не решались пользоваться самым удобным видом городского транспорта. На борьбу с террористами были брошены лучшие силы МВД и ФСБ. Опрашивались тысячи людей, многократно просматривались все записи камер слежения. Результата пока не было.
   Вечером субботнего дня вся следственная группа, собравшись в одной комнате, пыталась использовать метод мозгового штурма и понять что-то новое, скрытое от них до сих пор.
   - Почему они перестали подкладывать бомбы в вагоны? - спросил Воронов, следователь по особо важным делам от министерства внутренних дел.
   - Может, это показалось им очень опасным?
   - Конечно. И взрывчатка, и взрыватели у них самодельные, я бы с такими никогда работать не стал. Они боятся тряски, нестабильны, - заметил специалист-подрывник, майор с лицом, испещренным мелкими ямками от некогда взорвавшейся рядом с ним самодельной бомбы. Минеру тогда повезло, бомба была маломощной и без оболочки.
   - Последние три раза бомбы подкладывались в урны, - напомнил Воронов.
   - Ну, просто все забытые пакеты вызывают сейчас подозрение и панику. Как раз перед этим по телевидению показали сюжет про ложную панику на "Комсомольской".
   - Может, убрать со станций все урны? Так делали в Англии в период борьбы с ИРА, - предложил кто-то.
   - Значит, будет больше жертв. Нет уж, пусть урны останутся. Они хоть немного ослабляют взрывную волну.
   Все разговоры прервало появление Волошина, первого заместителя министра внутренних дел. За ним шел человек, лицо которого было знакомо всем присутствующим.
   - Господа, знакомьтесь. Юрий Лужный, наш известнейший артист, вызвался помочь вашей бригаде.
   Полтора десятка глаз взглянули на знаменитого экстрасенса и гипнотизера не очень дружелюбно. Лужный прославился своими психологическими опытами. Он умудрялся одновременно делать сразу несколько дел: решать в уме арифметические задачи, считать буквы в читаемом ему тексте, диктовать и при этом самому писать диктант.
   "Сейчас начнет рассказывать про чудеса телепатии," - решил Воронов, заранее морщась. Словно прочитав его мысли, Лужный примиряюще поднял вверх ладони рук:
   - Нет-нет, мне не нужно что-то особенное, просто я прошу предоставить мне пленки видеозаписей на тех станциях, где произошли взрывы. И скажите мне, каков примерно завод часового механизма?
   - Мы имеем дело с электронными таймерами, самыми обычными, бытовыми. Так что определить трудно, но мы считаем, что завод ставится от тридцати минут до двух часов.
   - Значит, мне нужны пленки последних трех часов перед каждым взрывом.
   - Хорошо, только это материалы следствия, выносить их из здания нельзя, - предупредил Воронов.
   - Мне нужен только видеомагнитофон и удобный стул. Если к тому же мне выделите отдельное помещение, я буду вам предельно признателен.
   К удивлению всех, отдельный кабинет в битком набитом здании для экстрасенса нашли, и Воронов решил, что без гипноза тут явно не обошлось. Сняв пиджак и галстук, Лужный засучил рукава, помассировал лицо. Несколько минут он сидел, опустив руки на колени и склонив голову, затем включил монитор. За повседневными хлопотами об артисте постепенно забыли. Лишь под утро Воронов, проходя мимо знакомого кабинета, вспомнил про иллюзиониста и, приоткрыв дверь, заглянул внутрь. Лужный по-прежнему сидел перед монитором, курил сигарету, судя по густому дыму в помещении, далеко не первую и не десятую.
   Следователю стало совестно.
   - Юрий Семенович, может оторветесь, пообедаете? - предложил он.
   Не поворачиваясь, Лужный отрицательно мотнул головой и коротко бросил через плечо:
   - Кофе и сигареты, мои кончаются.
   Экстрасенс провел за монитором еще четыре часа, потом позвонил Воронову.
   - Зайдите, по-моему, что-то есть.
   В маленькую комнатку набилось полтора десятка людей, почти все свободные члены следственной бригады. Лужный, явно уставший, но по-прежнему невозмутимый, дождался тишины и окурком показал на экран:
   - В этих записях только один человек постоянно появляется перед взрывом. Вот этот.
   За полчаса они проверили все шесть кассет и убедились, что Лужный прав. Невысокий парнишка, на вид лет семнадцати, не больше, в короткой светло-бежевой куртке с коричневой оторочкой и большой спортивной сумкой через плечо неизменно появлялся на каждой станции примерно за час до взрыва. Чем больше Волошин смотрел записи, тем сильнее убеждался, что именно этот человек и был им так нужен. Ни разу не было зафиксировано, как он закладывал в урну пакеты, парень явно знал, где расположены камеры слежения, только раз он вышел из-за колонны, на ходу застегивая молнию своей неизменной черной сумки.