Сатклифф Кэтрин. Одержимое сердце

   — С кем вы виделись в деревне? Вы сказали, с другом?
   — Да, с другом.
   — Это мужчина?
   — Да, мужчина.
   — А-а… — Он по-прежнему смотрел в окно. — А что, если я запрещу вам видеться с ним снова?
   — В этом случае при всем моем уважении к вам я скажу, что это вас не касается.
   Я поставила портрет на мольберт и подняла с полу кисти.
   — Вы еще будете работать?
   — Вы любите его?
   Я промолчала. Конечно, я любила Брэббса, но совсем не так, как он предположил.
   — Вы выйдете замуж за сына какого-нибудь пастуха и оставите меня?
   Он ждал моего ответа — я видела, как напряжены его плечи.
   — Мне ненавистна мысль о том, что вы покидаете меня…
   В этот момент, равный для меня вечности, когда во мне трепетала каждая клеточка, я продолжала молча смотреть на его профиль, выделявшийся на фоне окна. О, как я любила его в это мгновение! Как я любила за эту ранимость, которую распозна-ла в его тоне, как радовалась невысказанному на-щеку на его привязанность ко мне. Я слышала это в его голосе прежде, тысячу лет назад.
   Не было ли слишком большой самонадеянностью рассчитывать, что искра любви ко мне, согревавшая некогда его благородное сердце, разгорелась вновь?
   От этой мысли у меня закружилась голова. Неужели где-то глубоко в его сознании таилось воспоминание о том, что мы когда-то испытывали друг к другу, и теперь эта память постепенно возвращалась к нему, пробивалась к поверхности? И я решила узнать это.
   — Я подозреваю, что Уолтхэмстоу — тоскливое место, где человек чувствует свое одиночество, верно?
   — Это настоящая тюрьма, мисс. Вы правы, здесь очень одиноко.
   — Вам надо чаще выходить из дома.
   — И дать сплетникам новую пищу для болтовни? Я так не думаю.
   Он мягко улыбнулся мне.
   — Но ведь вы ходите в таверну с Джимом пропустить стаканчик. Вы находите это место прият ным?
   — Нечасто.
   — В таком случае зачем вы туда ходите?
   Он пожал плечами с беззаботным видом, и я подумала, что этот разговор никуда нас не приведет. И решилась сделать более прозрачный намек — Вы ходили туда, чтобы избавиться от общества своей жены?
   Губы его сжались.
   В эту минуту я спросила себя: ане сказать ли ему, кто я, не признаться ли во всем, не объявить о цели своего возвращения? Однако от одной этой мысли мне стало страшно.
   Ведь, в конце концов, я была для него незнакомкой. Он не помнил сейчас о чувствах, которые когда-то нас связывали, и заподозрил бы у меня заднюю мысль. Я не могла рисковать возможностью находиться рядом со своим ребенком.
   К тому же для Николаса Уиндхэма я умерла А вдруг действительно его психика стала столь шаткой, что он был способен поверить в то, что его преследует призрак его умершей жены? Как он может отреагировать на мои признания?
   Чтобы возродить любовь, которую он некогда питал ко мне, требовалось время. Пока я находилась за тяжелыми замками в Ройал-Оуксе, я не раз видела, как не слишком устойчивая психика больных полностью ломалась от прикосновения нетерпеливой руки или одного невпопад произнесенного слова.
   О, нет, я не могла так рисковать. Я не стала бы так рисковать ни за что на свете. Однажды я уже потеряла его, и пустота, образовавшаяся в моей душе, ввергла меня в отчаяние.
   Сложив на столик его кисти, я пожелала Николасу доброй ночи. Он не ответил и, когда я выходила из комнаты, продолжал смотреть в окно.
   Следующие несколько часов я провела в своей комнате. Поспешно осмотрев свои вещи и не обнаружив признаков вторжения, я пришла к выводу, что среди моих вещей не было ничего, что дало бы основание снова поместить меня в злополучную лечебницу в Менстоне. Свидетельство моего пребывания там я носила на себе. Над локтем у меня было выжжено клеймо.
   Сидя во французском кресле, обитом гобеленом, я смотрела на трепетный бледный свет свечи на моем туалетном столике и слушала, как Уиндхэм меряет шагами свою комнату. Когда он, подобно леопарду в клетке, начинал расхаживать по комнате, у меня возникали такие же опасения, как у его сестры. Время от времени он что-то произносил, и я напрягала слух и задерживала дыхание, ожидая, что ему ответят. Но отвечали ему только стон ветра и царапанье обледеневших веток по оконному стеклу.
   В полночь ветер стих, и за окном воцарилось безмолвие, столь же тягостное, как мрак.
   Задремала ли я? Скорее всего, да. Странный шум разбудил меня. Соскользнув со стула, я смотрела на ручку своей двери, медленно повернувщуюся направо. Я посмотрела на ключ, лежавший на моем туалетном столике, и затаила дыхание.
   Замок не поддался.
   — Кто там? — крикнула я.
   Слова мои прозвучали как эхо, поднимающееся из глубины колодца.
   — Ответьте же! — выкрикнула я снова. — Милорд, это вы?
   Дверная ручка, тускло поблескивая, повернулась налево в исходное положение.
   Я так напрягала слух, что казалось, не выдержат барабанные перепонки. Вот наконец-то! Движение в холле. Я схватила ключ и бросилась к двери. Один поворот ключа, и замок заскрежетал и поддался. Я распахнула дверь настежь и не увидела никого.
   Как это могло случиться?
   Вернувшись в свою комнату, я взяла свечу. Я торопливо шла по темному коридору, прикрывая бешено пляшущее пламя рукой, миновала закрытую дверь комнаты милорда и вошла в детскую Кевина. Держа свечу высоко над его кроваткой, я с облегчением убедилась, что мальчик мирно спит, и его присутствие несколько умерило мою панику. Я пошла на цыпочках к двери Би. Она лежала в свей постели, неподвижная, как труп на катафалке. Возможно, я поддалась игре воображения. Возможно, мне просто привиделось во сне, что кто-то ломиться ко мне в комнату, как раньше я сообразила, что кто-то стоял у пруда. Вне всякого мнения, я слишком поддалась россказням Полли привидениях.
   Вернувшись в холл, я остановилась в нерешительности. Я подумала было постучать в дверь Уиндхэма, уже подняла руку, чтобы сделать это, но тут дверь распахнулась.
   Я уже видела прежде безумие. Мне довелось испытывать ужас. Но выражение лица милорда в то время, как он приблизился ко мне, не было похоже ни на то, ни на другое — выражение его лица было пугающе знакомым.
   Свеча выскользнула из моих пальцев, когда я отпрянула назад. Мои руки поднялись в попытке защитить себя — увы! Слишком поздно! Его пальцы сомкнулись на моем горле, холодные и сильные, как стальные клещи.
   По какой-то случайности свеча, упавшая к моим ногам, продолжала гореть, и от нее кольцами поднимался вверх черный дым. Уиндхэм толкнул меня к стене и зашипел:
   — Если я не убил тебя прежде, то убью теперь! Боже, как ты мне отвратительна! Ради всего святого, если мне все равно придется гореть в аду, то я хочу покончить с этим безумием теперь же, Джейн!
   Джейн!
   Хотя его пальцы впились в мое горло, я ухитрилась выкрикнуть:
   — Николас, я не Джейн! Не Джейн! Джейн умерла. Она мертва!
   Я задыхалась, с трудом набирала в грудь воздух.
   — Пожалуйста! Я Мэгги! Мэгги! Боже, помоги мне!
   В мгновение ока взгляд Николаса прояснился Он тряхнул головой.
   Его руки так внезапно отпустили меня, что я упала на колени. Когда наконец подняла к нему лицо, я не знала, чего мне ждать. Опустившись рядом со мной на одно колено, он схватил меня за плечи и встряхнул.
   — Она была здесь. Я видел ее из своего окна. Я слышал ее голос в этом коридоре! Я ощущал запах ее духов. Говорю вам, я видел ее. Джейн здесь. Она жива! Ради Бога, почему никто из вас мне не верит?
   Прежде чем я ответила, он поднялся и направился в свою комнату. С трудом встав на ноги, спотыкаясь, я последовала за ним.
   Прислонившись к двери, я беспомощно наблюдала, как Николас поднял с полу подбитый мехом плащ и набросил на плечи.
   — Что вы делаете, милорд? Вы ведь не собираетесь выйти из дома? Ведь уже глубокая ночь…
   — Уйдите с дороги!
   Рванувшись к двери, он отстранил меня и сказал:
   — Клянусь Господом, что при свете дня я докажу всем, что эта сука, моя жена, вернулась. Клянусь, что к полуночи следующего дня мы оба будем гореть в аду!
   Стоя в коридоре, я беспомощно наблюдала, как Николас исчез в темноте.
   — Безумец!
   Напуганная скрипучим голосом старухи, я круто обернулась. Ее худая, сгорбленная фигура отбрасывала в свете свечи странную тень. Выставив вперед острый подбородок, она разразилась злобным смехом, отдавшимся эхом в пустых комнатах, окружавших нас.
   — Я вас предупреждала? Разве нет?
   Растопленный воск капал на ее узловатые пальцы в то время, как она поднимала свечу повыше, чтобы видеть меня.
   — Я вас предупреждала, что он безумец. Он был почти безумен, когда убил ее, а теперь совесть совсем доконала его. Ну и ладно, я говорю, счастливое избавление! Надеюсь, что его душа попадет в ад!
   Выступив вперед, я ударила старуху по щеке. Она осела на пол, выставив вперед руку, чтобы защититься от меня.
   — Злая девчонка! — закричала она. — Злая, злая девчонка! Я уж сделаю так, что вас уволят за это! Вы поплатитесь! Я уж устрою так, что вам придется раскаяться!
   Я рванулась в свою комнату, схватила плащ и вернулась в коридор. В темноте я увидела приближающуюся ко мне знакомую фигуру.
   — Боже, что здесь происходит? Ты, старая дура, — обратилась Матильда к Би, — что ты делаешь тут, на полу?
   Я схватила Матильду за плечи:
   — Позовите кого-нибудь на помощь, Тилли! Надо остановить Николаса.
   Я оставила ее в недоумении над скорчившейся на полу старухой.
   Выйдя из дома через кухню и плотно запахнув плащ, я оказалась окруженной темной туманной ночью, совершенно нечувствительная к кружению снега и холоду, обжигавшему кожу. В голове моей билась только одна мысль — я должна оградить Николаса от опасности. Утопая в снегу по щиколотку, я заковыляла к конюшне.
   Слишком поздно! Николас появился уже на лошади. Поднимающийся ветер трепал полы его плаща. Лошадь чуть не растоптала меня, я шарахнулась в сторону и оказалась в глубоком снегу, а он промчался мимо.
   Я кричала, звала его по имени, потом поднялась и побежала настолько быстро, насколько мне позволял глубокий снег и мои собственные силы. Я бежала, пока в моих легких не началось жжение, а ветер настолько резал глаза, что я почти ничего не видела. Я бежала до тех пор, пока не упала, опираясь на ладони и колени и не втянула еще один мучительно жалящий глоток воздуха. Потом поднялась на ноги и снова побежала.
   Добравшись до Райкс-роуд, я заметила следы, уводящие в сторону от деревни. Они шли направо.
   — Где луна? — спросила я вслух неизвестно у кого.
   О! Хоть бы один тоненький серебристый лунный лучик осветил мою тропинку! Я подняла лицо к небу, часто мигая, чтобы избавиться от крошечных хлопьев снега, запорошивших мои ресницы.
   — Боже, дай мне силы разглядеть что-нибудь! — взмолилась я, потом двинулась к кладбищенским воротам.
   В бархатной темноте чуть поблескивали фигуры ангелов с распростертыми мраморными крыльями. Я напрягала слух изо всех сил и в томительной тишине наконец услышала скрип. Там! За кучей камней напротив памятника. Я заставила себя идти дальше.
   Я не сомневалась, что души усопших, похороненных здесь, теперь поднялись из своих земляных постелей и смотрят на меня. В моих висках пульсировала боль. Взобравшись на кучу камней, я огляделась. О! Каким пустынным казался этот последний отрезок моего пути! Как холодно и одиноко, словно во всем мире больше нет ни одной живой души!
   Я склонялась под порывами ледяного ветра, мешавшего дышать. Чтобы хоть как-то защититься от его порывов, мне пришлось закрыть лицо руками. Я с трудом продвигалась вперед, поскользнулась, восстановила равновесие и двинулась снова. Вперед! Мое сознание заставляло двигаться онемевшее тело.
   И вот я увидела его. Хотя все во мне цепенело от ужаса, я обуздала свои взбунтовавшиеся чувства и, спотыкаясь, бросилась к нему.
   Опустившись прямо в снег рядом с распростертым телом милорда, я принялась смахивать снег с его лица.
   Что за несчастная судьба привела моего любимого сюда! Глаза Николаса были плотно закрыты, на бледное лицо стал вновь оседать снег. Я не могла уловить его дыхание.
   Неужели он умер? Откинув полы плаща, я поспешно прижалась ухом к его груди. Надежда возродилась во мне. Слава Богу, в нем еще теплилась жизнь.
   И тут на снегу возле него я заметила лопату и комья коричневой земли, отчетливо заметные на фоне белоснежного покрывала. Дрожащей рукой я отчистила плиту от земли, чтобы видеть надпись на мраморном памятнике.
   Джейн!
   Я сняла с себя плащ, свернула его и положила Николасу под голову. Я легла рядом и прижалась к нему всем телом, обвила его руками и ногами, ожидая, когда сознание вернется к нему. Наконец раздался слабый голос:
   — Ариэль! Ариэль, вы здесь? Я приподнялась и ответила:
   — Здесь!
   Из темноты и снежных вихрей выступила чья-то фигура. Я изо всех сил пыталась разглядеть лицо человека. Джим. Друг милорда.
   Я громко расплакалась, ощущая безмерное облегчение.
   — Я здесь, Джим, и Николас тоже. Идите и помогите нам.
   Вскоре он уже стоял, возвышаясь над нами.
   — Что случилось? — воскликнул он.
   — Помогите! Он может замерзнуть…
   Джим встал на колени возле нас. Лицо его, мокрое от снега, выражало безнадежное отчаяние. Он горестно покачал головой:
   — Милорд предупреждал меня. Мне следовало прислушаться к его словам. Теперь они засадят его в сумасшедший дом. Боюсь, что сегодняшнее происшествие довершит дело. Мне следовало остановить его…
   Сердце мое сделало скачок и на мгновение перестало биться. Но я собралась с силами и сказала:
   — В таком случае мы им ничего не скажем. Зачем кому-то это знать? — Почерпнув поддержку в его молчаливом согласии, я продолжала: — Мы отведем милорда домой, а потом закопаем могилу и утопчем почву, а снег скроет все следы. Об этом будем знать только мы двое: вы и я.
   Говоря это, я пыталась поднять Николаса с земли.
   — Если понадобится, я сама оттащу его отсюда. Все, чего я прошу, — это чтобы вы об этом никому не говорили. Клянетесь?
   Он потянулся ко мне и схватил меня за руку:
   — Почему вы все это делаете?
   — Он нуждается в нашей помощи.
   — Вы только бередили его раны с тех пор, как появились здесь, мисс. Он сам говорил мне об этом. Давайте-ка берите его за ноги. Я возьму за плечи, и мы…
   По внезапному молчанию я догадалась, что что-то случилось. Я подняла глаза и затаила дыхание. В нескольких шагах от нас стоял Тревор. Лицо его было почти скрыто лисьим воротником плаща.
   — Скажите ради всего святого, что здесь произошло? — спросил он.
   Ни я, ни Джим не ответили. Тревор приблизился, поднял с земли мой плащ и бросил его мне.
   — Наденьте его, пока не окоченели. Потом расскажете, что случилось с братом.
   Я молчала.
   — Очень хорошо. Можете не говорить. Матильда уже рассказала мне о его приступе безумия.
   Иди сюда, Джим, помоги мне. Мой экипаж там, за воротами. Мы отнесем его туда.
   Они склонились над телом милорда и подняли его. Мужчины осторожно понесли Николаса к воротам.
   Я опередила их и села в экипаж. Мне хотелось, чтобы голова Уиндхэма покоилась на моих коленях. Янежно держала его, пока брат считал его пульс.
   — Что случилось? — спросила я громко. — Ведь ран у него нет…
   — Это болезнь рассудка. Я подозреваю полный коллапс.
   Тревор снял мокрые перчатки.
   — Я уже давно подозревал, что назревает нервный срыв, хотя, признаю, что и для меня он произошел внезапно. Должно быть, произошло что-то, спровоцировавшее это.
   — Он считал, что видел свою жену, — ответила я.
   — В этом нет ничего нового. Ник постоянно страдал от этой галлюцинации с момента пожара.
   Откинувшись на подушки сиденья,. Тревор сказал:
   — Я отправлю письмо доктору Конраду в Лондон, проконсультируюсь с ним. Нужно принять некоторые меры, прежде чем мы поместим Ника в лечебницу.
   При этих его словах Джим, сидевший возле меня в каменном безмолвии, вздрогнул. Но не больше, чем затрепетала я, потому что меня охватила настоящая паника.
   Мы вскоре прибыли в Уолтхэмстоу. Несмотря на поздний час, окна дома были освещены. Нас поджидали Реджинальд и Матильда, и Полли, и Кейт, и еще с полдюжины служанок, которых я никогда прежде не видела. Я сняла плащ и прикрыла им лицо милорда. Я не могла вынести мысли о том, что он предстанет в таком виде перед любопытствующими и досужими взорами. Я знала их страсть к пересудам, знала, каковы их острые и злые языки. И старалась защитить его от них, насколько это было в моей власти.
   Я последовала за Тревором и Джимом в комнату Николаса, но, когда я попыталась войти, Тревор остановил меня на пороге и закрыл дверь у меня перед носом. Я повернулась и увидела плачущую в темноте Матильду.
   — Какая жалость… — всхлипнула она, — теперь-то уж они запрут его в сумасшедший дом. Какая жалость!
   — Что же могло случиться? — спросила я вслух скорее себя самое, но Тилли ответила:
   — После обеда, казалось, милорд был в порядке. Искал вас, мисс, хотел, чтобы вы ему позировали, так я думаю. Он немного выпил с братом и сестрой, потом пошел погулять… И все произошло так же неожиданно, как и в ночь, когда умерла леди Малхэм.
   Она шумно высморкалась и продолжила:
   — С прогулки милорд вернулся другим человеком. Он казался больным, право слово, больным. Пожаловался на головную боль. Еще выпил, потом пошел взглянуть на Кевина.
   Не дожидаясь ответа, она повернулась и, переваливаясь, удалилась.
   На мгновение я устало прикрыла глаза, потом вернулась в свою комнату.

Глава 10

   — Вы хотели меня видеть, миледи?
   Адриенна подняла голову от книги и улыбнулась.
   — Пожалуйста, входите и садитесь, Ариэль. Когда я подчинилась, она закрыла книгу и откинулась на спинку стула.
   — Я практикуюсь во французском. Собираюсь за границу, возможно, весной. Вы когда-нибудь были в Париже?
   Я покачала головой.
   — Какая жалость! — воскликнула она. — Париж весной — это рай. Скажите, вы хотели бы побывать там?
   — В Париже? — С минуту я раздумывала. — Откровенно говоря, я никогда особенно не задумывалась об этом. Кроме того, я думаю, что моя поездка в такое место, как Париж, маловероятна.
   — А если бы была вероятна?
   — Не знаю.
   Адриенна отложила книгу, переплела пальцы на коленях, глубоко вздохнула и продолжала:
   — Учитывая обстоятельства…
   — Обстоятельства? — перебила я. — Какие обстоятельства?
   — Теперь маловероятно, что вы вернетесь к своим прежним обязанностям, и я решила, что вы могли принять место моей компаньонки, если, конечно, пожелаете. Я…
   — Мэм!
   Тесно переплетя пальцы, Адриенна смотрела в сторону, избегая моего взгляда.
   — Надеюсь, вы подумаете о моем предложении, Ариэль. Я привыкла к вам и получаю удовольствие от вашего общества. Вы были…
   — Вы уже три дня не спрашивали о состоянии брата.
   Она внимательно рассматривала свои руки.
   — Как я уже говорила…
   — Вы избегали всякой возможности обсудить его состояние, — настаивала я.
   — Я…
   — Разве вам это безразлично?
   В эту минуту в комнату вошел Реджинальд. С видимым облегчением Адриенна вопросительно подняла на него глаза.
   — Мэм, — обратился он к Адриенне, — приехала леди Форбс.
   Я встала, собираясь выйти, но Адриенна удержала меня:
   — Пожалуйста, останьтесь. Может быть, вы тогда многое поймете.
   В этот момент появилась Клодия Форбс. Это была мощная женщина сорока с небольшим лет. Она поспешила к Адриенне, при этом пришли в движение ее широкие атласные юбки и перья, украшавшие шляпу, а руки потянулись, чтобы заключить хозяйку дома в могучее объятие.
   — О, моя дорогая, вы выглядите восхитительно! Изумительно! — воскликнула леди Клодия, потом упала на стул, испустила столь громкий вздох облегчения, что его, вероятно, можно было услышать из соседней комнаты. — На прошлой неделе нам так вас не хватало. Званый вечер у Вэйкфилдов был замечательным! Так жаль, что вас там не было.
   Ее крошечные круглые глазки обнаружили меня, и она долго и обстоятельно меня разглядывала.
   — Я была неготова к путешествию в Йорк, — послышался усталый голос Адриенны. Потом она, улыбаясь, представила нас друг другу. — Я как раз говорила мисс Рашдон о том, что ей следовало бы принять место моей компаньонки. Вы ведь знаете, Памела меня оставила.
   — Я слышала. Она искала место в Брейктоне. Адриенна заметно побледнела.
   Я села на стул и стала смотреть из окна на открывающийся вид — потеплело и снег таял. Хотя обрывки разговора двух приятельниц время от времени доносились до меня, я старалась их не слу шать их беседу, предаваясь собственным мыслям.
   Прошло три дня с тех пор, как у Ника произошел нервный срыв, и все это время он находился взаперти в своих комнатах, и видеть его было запрещено всем, кроме Тревора. Я знала, что за ним хорошо присматривают. Три раза в день Николасу носили пищу, но каждый раз еду возвращали на кухню нетронутой.
   О лорде Уиндхэме заботились, оберегали его покой, но почему же тогда я чувствовала себя так беспокойно? Почем меня не покидало ощущение, что я могла бы ему помочь, если бы мне удалось его увидеть?
   Но меня к нему не допускали.
   — Думаю, Уолтхэмстоу не будет представлен на скачках в Миддлхэме будущей весной? — услышала я вопрос леди Клодии.
   Ее резкий голос вторгся в мои размышления, и я посмотрела на Адриенну. В ее глазах угадывалась тревога.
   — Конечно, нет, — продолжала леди Форбс, — как я могла забыть! Ведь все ваши животные погибли во время этого ужасного пожара прошлым летом. Какой ужас! У вас ведь были такие великолепные лошади!
   Во взгляде, который Адриенна бросила на меня, сквозило отчаяние. Она едва слышно ответила:
   — Да, были…
   — Должна признаться, Йорк буквально бурлит плетнями. Однажды вечером во время игры в шарады Мол Херст даже разыграл потрясающую сцену.
   Все это было сделано довольно зло.
   О! В чем дело?
   Наше внимание мгновенно переключилось на дверь, потому что в комнату, нетвердо держась на ножках, вошел Кевин. Я первая вскочила со стула, хотя тотчас же обуздала свой материнский порыв, и позволила Адриенне подхватить его на руки.
   Прижимая к себе тельце моего мальчика, Адриенна заметила:
   — Би пренебрегает своими обязанностями. Кевин снова остался без присмотра. Я вынуждена буду принять какие-то меры.
   Леди Форбс откинулась на стуле.
   — Должна выразить вам свое восхищение, моя дорогая. Вы проявляете большую заботу об этом мальчике, учитывая некоторые обстоятельства.
   — Учитывая что? — выпрямилась Адриенна. — Скажите, что вы имеете в виду?
   — Ну, конечно, то, что он незаконнорожденный.
   Я воображала, что уже изучила Адриенну, но это было мое заблуждение. В эту минуту ее поведение резко изменилось — она превратилась прямо-таки в ледяную статую. Обернувшись к своей знакомой, она воскликнула:
   — Как вы смеете?
   — Я… я…
   — Как вы смеете приходить ко мне в дом с вашими мерзкими, гнусными намеками и клеветать на моего брата и это прелестное дитя? Ребенок не причинил вам никакого вреда, он не совершил ни чего дурного, никакого преступления, а вы стараетесь опорочить его невинность! Я прошу вас оставить мой дом! Вы не друг нашей семье, и уж, конечно, не друг мне!
   — Что вы, я и не думала…
   — Теперь я понимаю, зачем вы явились сюда. Мне следовало бы догадаться сразу. Вы хотите только одного — собирать слухи и разносить их во все углы Йоркшира. Но здесь вы не найдете пищи для сплетен. Мой брат чувствует себя прекрасно и посвящает всего себя любимому занятию. Ребенок, которого вы видите у меня на руках, — плод нежнейшей привязанности. Его родила молодая женщина, настолько любившая моего брата, что пожертвовала ради него своим целомудрием и репутацией, и единственное, что ее толкнуло на это, была любовь. Убирайтесь, я сказала! Убирайтесь!
   Ошеломленная леди Форбс даже не стала оправдываться и вышла из комнаты.
   Адриенна еще крепче прижала к себе Кевина и коснулась дрожащими губами его лобика.
   — Мой дорогой малыш… радость моя… Подняв глаза на меня, она сказала:
   — Теперь вы знаете, мисс Рашдон. Еще одна из наших семейных тайн была представлена вам на обозрение и на посмешище. Начинайте же, не стесняйтесь, выносите свой приговор.
   — Я?!
   Я с нежностью наблюдала за тем, как тетка Кевина бережно прижимает к себе мальчика.
   — Нельзя отрицать вашей любви к Кевину, — сказала я. — И ему очень повезло.
   — Это мне повезло. Каждый раз, когда я держy его в своих объятиях, я шлю благословение женщине, которая дала ему жизнь. Я молюсь за ее душу и надеюсь, что на небесах ее ждут мир и покой. А несчастный человек, который привез Кевина в наш дом, я до сих пор думаю о его судьбе и о том, удалось ли ему выжить — ведь он был страшно болен.
   Я знала о печальной судьбе Джерома, но не собиралась посвящать в это Адриенну.
   — Никогда не забуду того вечера, когда этот бедный обреченный человек вошел в наш дом с Кевином, которому было всего несколько дней от роду. Да, это был самый печальный канун Рождества в нашей жизни. Джейн пыталась выгнать их из нашего дома на холод. Когда молодой человек положил Кевина на руки Николаса, я снова уверовала в чудеса.
   Я не могла удержаться и спросила:
   — А как повел себя ваш брат?
   — Он не поверил. Ник сказал, что не знает никакой Мэгги. Он просто этого не помнил. Его болезнь уже начала разрушать его рассудок, и первые признаки проявились уже тогда.
   — И все же он принял ребенка как сына. Почему?
   — Сначала не хотел этого делать. Я думаю, его убедил инстинкт, он ощутил родственную связь с малышом, хотя и мы с Джимом помогли, как сумели. Видите ли, однажды брат доверился мне и признался, что у него были близкие отношения с той девушкой, хотя он очень старался защитить ее и не выдал ничего, кроме ее имени. И я подозревала, что они собираются пожениться. Действительно, он поехал в Йорк, чтобы аннулировать свою помолвку с Джейн и получить возможность жениться на Мэгги.