Страница:
Она закончила свою речь выразительной гримасой.
Рассерженная этим выступлением, Матильда возразила:
— Ни у кого нет доказательств, так что лучше помолчи, наглая девка! Нет никаких доказательств того, что его светлость замешан в смерти своей жены.
— Но ведь он был там тогда или нет?
— Ну и что?
Я переводила взгляд с одной женщины на другую, смущенная и обескураженная их препирательством. Они разговаривали на повышенных тонах, и я не сомневалась, что скоро их спор долетит до ушей хозяев. Я посмотрела на Кейт, когда та тоже вмешалась в перепалку.
— Ну, знаете, было самое время покончить с нею. Леди Джейн была недостойна своего высокого положения. И она просто разбила сердце мисс Адриенны, когда выжила ту из ее собственных покоев и заставила жить чуть ли не на подаяние. Кроме того, она и не скрывала своих шашней с джентльменами, хоть и встречалась с ними тайком. Я собственными ушами слышала, как его светлость обвинял ее в изменах, и она не отрицала этого. Леди Джейн в ответ на это бросала ему в лицо упреки, да еще кричала об этом во всю глотку. Говорила, что он не имеет права укорять ее после того, как сам это сделал.
Матильда вспыхнула и сказала с сердцем:
— Его светлость нельзя винить за то, что он делал до того, как женился на леди Джейн. И ей вовсе не стоило заикаться об этом.
Глаза Кейт стали круглыми, как блюдца, а лицо выразило недоумение.
— Ну, он сделал так, что это стало ее заботой, раз разрешил жить в доме этому бедолаге.
Кейт бросила на меня взгляд.
— Всем известно, как это было. Все знали, что милорд и миледи не были женаты по-настоящему, что их брак был только на бумаге. Они и ночи не провели вместе как муж и жена.
Матильда даже не смогла усидеть на месте от негодования.
— Я не разрешаю тебе об этом сплетничать, Кэти Смит.
— Но это правда, Тилли, и ты сама это прекрасно знаешь.
Кейт посмотрела на Полли, будто ожидая поддержки, потом перевела взгляд на меня. Я поднялась было со стула, собираясь покинуть кухню, чтобы не участвовать в этом недостойном разговоре. В этот момент Кейт сощурила глаза и сказала:
— Ты ведь знаешь, что это ни для кого не секрет! Какой же это секрет, если леди Джейн сама разболтала всем на свете, что сэр Уиндхэм опозорил ее. Ни для кого не тайна, что мистер Кевин…
Я закрыла глаза, но по внезапно наступившей в комнате гробовой тишине безошибочно догадалась, что в комнату вошел Николас.
Попытавшись овладеть собой, я слегка поклонилась и встретила, не мигая, взгляд его серых глаз. На его лице было написано полное безразличие, и на мгновение я засомневалась, слышал ли он слова Кэти. По виду Николаса было трудно делать какие-нибудь выводы.
— Идемте, мисс Рашдон, — повелительно сказал он.
Я подошла к нему на вмиг ослабевших ногах, не глядя на смущенных женщин.
Он направлялся в столовую, и я покорно последовала за ним. Остановившись в дверях, подождала, гадая, как вести себя дальше.
Адриенна сидела на одном конце стола, накрытого к завтраку, пальцы ее нервно разглаживали скатерть.
Тревор, сидевший рядом с сестрой, размешивал ложечкой сахар в кофе и оторвался от книги, когда Николас возвестил:
— Мисс Рашдон составит нам компанию за завтраком.
Пораженная его словами, я обратилась к нему:
— Сэр?
Опустившись на стул, он указал мне на место рядом с собой.
Я почувствовала, как щеки мои запылали под испытующими взглядами Тревора и Адриенны. Расправив плечи, я возразила:
— Благодарю за любезное приглашение, милорд, но мое место на кухне, и я…
— Я сказал, — настойчиво повторил Николас, в его серых глазах появилось угрожающее выражение. — Сядьте!
Мне ничего не оставалось, как подчиниться. Николас с вызовом посмотрел на брата и сестру.
— Я считаю необходимым разлучить мисс Рашдон и этих гадюк, что судачат о нас в кухне. Если кто-то из вас возражает, скажите это прямо. Нет?
Он смотрел на брата и сестру с таким видом, будто он король, а они его подданные. Губы Николаса изогнулись в улыбке.
— Вы сейчас, наверное, думаете: «Пусть немного потешится». Мудро, очень мудро. Но я не расположен обсуждать свое поведение.
В комнату бочком проскользнула Полли. Завидев меня, она замерла в удивлении.
Николас свирепо воззрился на онемевшую служанку, потом сказал сквозь зубы:
— Подай ей завтрак.
Сделав реверанс, Полли поспешила из комнаты и через минуту вернулась, неся завтрак, который я не успела съесть на кухне. Когда служанка поставила передо мной тарелку застывшей овсянки, Николас рявкнул:
— Убери эту гадость с моих глаз! Если я еще не совсем рехнулся, мне кажется, я почувствовал запах жареного бекона.
— Да, милорд.
— В таком случае подай его ей. И яйца. И того черного золота, которое мы именуем чаем.
Полли поспешно схватила со стола тарелку с овсяной кашей и исчезла за дверью.
Молча я ожидала, пока мне подадут завтрак. Тревор вернулся к чтению. Адриенна будто съежилась на своем стуле и сидела, сжав руки на коленях и глядя не отрываясь на Тревора, продолжавшего машинально помешивать кофе, позвякивая ложкой.
— Может быть, ты прекратишь? — спросила она его раздраженно.
Не поднимая головы, Тревор постучал ложечкой по краю чашки и отставил ее в сторону.
— Извини, дорогая, — сказал он.
Хотя я чувствовала на себе пристальный взгляд Николаса, я не смела посмотреть на него. Я не понимала, зачем он это сделал. Мне было неловко в присутствии этих людей, как и им было неловко в моем обществе.
Я уже собралась было извиниться и покинуть их, когда в столовую вновь вошли Полли и Матильда, толкая тележку, нагруженную едой. Когда они приступили к своим обязанностям и принялись ставить блюда на стол, появился Реджинальд и передал Тревору какой-то конверт. Стоя в ожидании дальнейших распоряжений, Реджинальд долго рассматривал меня, потом перевел взгляд на зеркало в раме лимонного дерева, украшавшее стену за моей спиной.
Тревор пробежал глазами письмо, потом бросил его на стол.
— Слава Богу, старый Брэббс наконец вернулся. Готов биться об заклад, что мистер Дикс будет уже через час восседать на крыльце Брэббса, жалуясь на то, что я выпустил из него всю кровь.
Адриенна откинулась на стуле и брезгливо поморщилась:
— Неужели мы должны это обсуждать за едой? Тревор ухмыльнулся:
— Я брал с него пенс за свои услуги. Несомненно, он снова притащит вместо денег мешок кукурузной муки.
Он посмотрел на меня, и его улыбка стала дружелюбной:
— Брэббсу будет интересно узнать о вас, мисс Рашдон, я в этом уверен. Не сомневаюсь, что Дикс прожужжал ему уши о вашей доброте ко всем обитателям Малхэма.
Снова наступило молчание. Я изо всех сил старалась съесть роскошный завтрак, предложенный мне, но аппетит у меня совершенно пропал. Я вдруг подумала, что мне следует как можно скорее навестить доктора Брэббса. Решиться на это мне было нелегко. Для меня подобный визит был равен подвигу. Чтобы дойти до его дома, мне надо было пройти через всю деревушку Малхэм.
Адриенна обратилась ко мне:
— Мисс Рашдон, у меня есть к вам предложение.
Я перевела на нее взгляд, радуясь тому, что не надо больше смотреть в глаза доктору.
Нежные изящные руки Адриенны тщательно намазывали масло на тонкий ломтик хлеба. Потом она продолжила:
— Сегодня я должна кое-куда поехать. Если мой брат не будет возражать, может быть, вы присоединитесь ко мне?
— Куда ты собираешься, Адриенна? — спросил Тревор.
— В Бэк-Холл, на ленч с Мелиссой.
— Зачем тебе нужна Ариэль? — поинтересовался Николас.
Наступило молчание. Адриенна продолжала жевать хлеб, потом отряхнула с пальцев семена тмина и сахар и принялась за чай.
— Я задал тебе вопрос, — сказал Николас, — так что будь добра отвечать. — Откинувшись на спинку стула, он внимательно посмотрел на сестру, потом понимающе улыбнулся. — Ах да, ты же не разговариваешь со мной после вчерашнего. Но я ведь уже извинился. Тебе этого недостаточно?
Адриенна продолжала пить маленькими глотками чай, не обращая на него внимания.
Николас посмотрел на меня, и я заметила, как губы его сжались.
— Очень хорошо, — внезапно сказал он. — Если ты не находишь слов, чтобы ответить мне.
— Как ты, наверное, помнишь, — спокойно заговорила Адриенна, не давая ему высказать уже готовый сорваться с его уст ультиматум, — ты всех компаньонок отсылал из этого дома и они покидали его в слезах, не выдержав и недели.
Николас побледнел.
— Ты пугал молодых женщин своими выдумками о призраках. И я удивляюсь, что у нас в доме осталась хоть какая-то прислуга.
Его взгляд снова обратился ко мне. И столь же быстро Николас отвел глаза.
— Экая глупость, — сказала Адриенна, и чашка ее звякнула, ударившись о блюдце.
Отодвинув тарелку с едой, Николас сказал:
— Я бы не отказался выпить.
— Я тоже, — присоединился к брату Тревор.
Закрыв книгу, он отложил ее в сторону и отправился за шерри для них обоих. Извинившись, я поспешила покинуть комнату.
Остальную часть утра я провела, собираясь в Бэк-Холл. Я прекрасно представляла себе это местечко. По сравнению с Уолтхэмстоу он был маленьким, но его сады содержались в безукоризненном порядке, и цветы там сменяли друг друга в зависимости от сезона. Я часто мечтала о визите туда.
В час дня меня вызвали к Адриенне. Входная дверь была открыта настежь, и у порога нас ожидал экипаж, сверкающий черными лакированными дверцами, украшенными гербами Уиндхэмов. Меня охватил какой-то странный восторг. Нервозность, не покидавшая меня все утро, прошла.
— Ариэль?
При звуке голоса милорда я остановилась и медленно повернулась к нему.
Он стоял в глубине сумрачного холла, и сам одетый во все черное, был похож на тень.
— Куда вы собрались? — спросил он.
Я шагнула вперед, чтобы лучше его видеть. Николас держался прямо, но лицо его показалось мне смущенным и даже отчаянным, как у ребенка, узнавшего, что его последний друг покинул его без всяких объяснений. Натягивая на голову капюшон плаща, я ответила:
— Милорд, вы сами разрешили мне сопровождать вашу сестру в Бэк-Холл не далее как сегодня утром за завтраком.
— Разве? — послышался его спокойный голос.
— Да, милорд. За завтраком. Неужели вы забыли?
Его молчание означало, что Николас вспомнил, но он продолжал стоять неподвижно, молча глядя на меня. Я отвернулась и направилась к ожидавшему экипажу, моля Бога, чтобы Ник не окликнул меня и не заставил вернуться. Я не могла видеть его таким.
С облегчением опустившись на кожаное сиденье экипажа, я прикрыла глаза, мгновенно позабыв о присутствии леди Адриенны.
— Ему становится все хуже, — сказала она тихо.
Я отодвинула бархатную занавеску цвета бургундского вина с окна кареты и принялась смотреть в окно, не желая поддерживать разговор со своей спутницей.
Мы миновали общественный выгон сначала в Присдейле, потом в Пайкадоу. Свернув с дороги на Райке, мы оставили позади деревенские лавки, расположенные на ее окраине, и продолжали свой путь дальше.
Наконец мы добрались до Малхэм-Ист, деревенских усадеб и обширных пастбищ. Я угадала, когда будет поворот на Хоторн-лейн. Глядя на покатые холмы вересковых пустошей, сейчас покрытые побуревшей жухлой травой, я вся отдалась воспоминаниям, счастливым и печальным. Будучи детьми, мы с Джеромом часто резвились на этих пастбищах. И в этот момент я горько пожалела об утрате своего друга.
Услышав вздох Адриенны, я очнулась от своих мыслей.
— Я хочу извиниться за свое вчерашнее поведение, — сказала Адриенна. Она спрятала руки в меховую муфту и поглядывала на меня из-под полей шляпы. — Вы очень добрая, Ариэль.
Я застенчиво ответила улыбкой на ее улыбку.
— Мне хотелось бы как-нибудь отблагодарить вас за доброту.
— В этом нет необходимости, — ответила я.
— Вы должны понять, что я почувствовала…
— Я понимаю, — заверила я ее. Некоторое время мы ехали в молчании, потом она продолжила:
— Мне кажется, вы должны знать. Сегодня утром мы с Тревором решили отправить Николаса в больницу Сент-Мэри.
Я отвела взгляд, внезапно охваченная паникой.
— Это ужасно… — прошептала я.
— Вы считаете нас жестокими?
— Он не безумен, возможно, кое-чего не помнит…
— Провалы в памяти только незначительная часть его недуга, Ариэль. Временами он впадает в меланхолию, в черную депрессию, и я начинаю опасаться не только за нашу безопасность, но и за его собственную. И следует еще подумать о ребенке.
Потрясенная такой несправедливостью, я повернулась к ней:
— Вы думаете, он способен нанести вред Кевину?
Сердце мое отчаянно забилось. Ее молчание было для меня невыносимо.
— Неужели, — не выдержала я, — у вас есть причины считать, что он может быть опасен для ребенка?
— Нет.
Прикрыв глаза, Адриенна откинула голову на подушку.
— Он любит мальчика больше жизни. Нет, он никогда не обидит его.
— И все же вы готовы разлучить их, отослать его прочь. Разве это не будет означать смертного приговора для вашего брата?
— Да. Это окончательно добьет его, — неожиданно согласилась она.
— А вы подумали о ребенке? Что случится с Кевином без отца? Вы доверите его заботам Би, которая питает к нему неприязнь? Он зачахнет и умрет без любви.
Адриенна смотрела на меня: глаза ее были печальны, а красивое лицо побледнело от холода.
— Я люблю своего племянника.
— Но вы ему не отец и не мать.
— Он никогда не знал своей матери, поэтому это не так уж важно. Кроме того… — Она глубоко вздохнула. — Кроме того, я часто думаю, что ребенок имеет непосредственное отношение к болезни брата. Видите ли, Ник виноват в смерти его матери, и это сводит моего брата с ума. Я в этом уверена.
Я заставила себя отвернуться и смотреть в окно.
Экипаж остановился, и мне не потребовалось отвечать. Мы прибыли в Бэк-Холл.
Глава 8
Рассерженная этим выступлением, Матильда возразила:
— Ни у кого нет доказательств, так что лучше помолчи, наглая девка! Нет никаких доказательств того, что его светлость замешан в смерти своей жены.
— Но ведь он был там тогда или нет?
— Ну и что?
Я переводила взгляд с одной женщины на другую, смущенная и обескураженная их препирательством. Они разговаривали на повышенных тонах, и я не сомневалась, что скоро их спор долетит до ушей хозяев. Я посмотрела на Кейт, когда та тоже вмешалась в перепалку.
— Ну, знаете, было самое время покончить с нею. Леди Джейн была недостойна своего высокого положения. И она просто разбила сердце мисс Адриенны, когда выжила ту из ее собственных покоев и заставила жить чуть ли не на подаяние. Кроме того, она и не скрывала своих шашней с джентльменами, хоть и встречалась с ними тайком. Я собственными ушами слышала, как его светлость обвинял ее в изменах, и она не отрицала этого. Леди Джейн в ответ на это бросала ему в лицо упреки, да еще кричала об этом во всю глотку. Говорила, что он не имеет права укорять ее после того, как сам это сделал.
Матильда вспыхнула и сказала с сердцем:
— Его светлость нельзя винить за то, что он делал до того, как женился на леди Джейн. И ей вовсе не стоило заикаться об этом.
Глаза Кейт стали круглыми, как блюдца, а лицо выразило недоумение.
— Ну, он сделал так, что это стало ее заботой, раз разрешил жить в доме этому бедолаге.
Кейт бросила на меня взгляд.
— Всем известно, как это было. Все знали, что милорд и миледи не были женаты по-настоящему, что их брак был только на бумаге. Они и ночи не провели вместе как муж и жена.
Матильда даже не смогла усидеть на месте от негодования.
— Я не разрешаю тебе об этом сплетничать, Кэти Смит.
— Но это правда, Тилли, и ты сама это прекрасно знаешь.
Кейт посмотрела на Полли, будто ожидая поддержки, потом перевела взгляд на меня. Я поднялась было со стула, собираясь покинуть кухню, чтобы не участвовать в этом недостойном разговоре. В этот момент Кейт сощурила глаза и сказала:
— Ты ведь знаешь, что это ни для кого не секрет! Какой же это секрет, если леди Джейн сама разболтала всем на свете, что сэр Уиндхэм опозорил ее. Ни для кого не тайна, что мистер Кевин…
Я закрыла глаза, но по внезапно наступившей в комнате гробовой тишине безошибочно догадалась, что в комнату вошел Николас.
Попытавшись овладеть собой, я слегка поклонилась и встретила, не мигая, взгляд его серых глаз. На его лице было написано полное безразличие, и на мгновение я засомневалась, слышал ли он слова Кэти. По виду Николаса было трудно делать какие-нибудь выводы.
— Идемте, мисс Рашдон, — повелительно сказал он.
Я подошла к нему на вмиг ослабевших ногах, не глядя на смущенных женщин.
Он направлялся в столовую, и я покорно последовала за ним. Остановившись в дверях, подождала, гадая, как вести себя дальше.
Адриенна сидела на одном конце стола, накрытого к завтраку, пальцы ее нервно разглаживали скатерть.
Тревор, сидевший рядом с сестрой, размешивал ложечкой сахар в кофе и оторвался от книги, когда Николас возвестил:
— Мисс Рашдон составит нам компанию за завтраком.
Пораженная его словами, я обратилась к нему:
— Сэр?
Опустившись на стул, он указал мне на место рядом с собой.
Я почувствовала, как щеки мои запылали под испытующими взглядами Тревора и Адриенны. Расправив плечи, я возразила:
— Благодарю за любезное приглашение, милорд, но мое место на кухне, и я…
— Я сказал, — настойчиво повторил Николас, в его серых глазах появилось угрожающее выражение. — Сядьте!
Мне ничего не оставалось, как подчиниться. Николас с вызовом посмотрел на брата и сестру.
— Я считаю необходимым разлучить мисс Рашдон и этих гадюк, что судачат о нас в кухне. Если кто-то из вас возражает, скажите это прямо. Нет?
Он смотрел на брата и сестру с таким видом, будто он король, а они его подданные. Губы Николаса изогнулись в улыбке.
— Вы сейчас, наверное, думаете: «Пусть немного потешится». Мудро, очень мудро. Но я не расположен обсуждать свое поведение.
В комнату бочком проскользнула Полли. Завидев меня, она замерла в удивлении.
Николас свирепо воззрился на онемевшую служанку, потом сказал сквозь зубы:
— Подай ей завтрак.
Сделав реверанс, Полли поспешила из комнаты и через минуту вернулась, неся завтрак, который я не успела съесть на кухне. Когда служанка поставила передо мной тарелку застывшей овсянки, Николас рявкнул:
— Убери эту гадость с моих глаз! Если я еще не совсем рехнулся, мне кажется, я почувствовал запах жареного бекона.
— Да, милорд.
— В таком случае подай его ей. И яйца. И того черного золота, которое мы именуем чаем.
Полли поспешно схватила со стола тарелку с овсяной кашей и исчезла за дверью.
Молча я ожидала, пока мне подадут завтрак. Тревор вернулся к чтению. Адриенна будто съежилась на своем стуле и сидела, сжав руки на коленях и глядя не отрываясь на Тревора, продолжавшего машинально помешивать кофе, позвякивая ложкой.
— Может быть, ты прекратишь? — спросила она его раздраженно.
Не поднимая головы, Тревор постучал ложечкой по краю чашки и отставил ее в сторону.
— Извини, дорогая, — сказал он.
Хотя я чувствовала на себе пристальный взгляд Николаса, я не смела посмотреть на него. Я не понимала, зачем он это сделал. Мне было неловко в присутствии этих людей, как и им было неловко в моем обществе.
Я уже собралась было извиниться и покинуть их, когда в столовую вновь вошли Полли и Матильда, толкая тележку, нагруженную едой. Когда они приступили к своим обязанностям и принялись ставить блюда на стол, появился Реджинальд и передал Тревору какой-то конверт. Стоя в ожидании дальнейших распоряжений, Реджинальд долго рассматривал меня, потом перевел взгляд на зеркало в раме лимонного дерева, украшавшее стену за моей спиной.
Тревор пробежал глазами письмо, потом бросил его на стол.
— Слава Богу, старый Брэббс наконец вернулся. Готов биться об заклад, что мистер Дикс будет уже через час восседать на крыльце Брэббса, жалуясь на то, что я выпустил из него всю кровь.
Адриенна откинулась на стуле и брезгливо поморщилась:
— Неужели мы должны это обсуждать за едой? Тревор ухмыльнулся:
— Я брал с него пенс за свои услуги. Несомненно, он снова притащит вместо денег мешок кукурузной муки.
Он посмотрел на меня, и его улыбка стала дружелюбной:
— Брэббсу будет интересно узнать о вас, мисс Рашдон, я в этом уверен. Не сомневаюсь, что Дикс прожужжал ему уши о вашей доброте ко всем обитателям Малхэма.
Снова наступило молчание. Я изо всех сил старалась съесть роскошный завтрак, предложенный мне, но аппетит у меня совершенно пропал. Я вдруг подумала, что мне следует как можно скорее навестить доктора Брэббса. Решиться на это мне было нелегко. Для меня подобный визит был равен подвигу. Чтобы дойти до его дома, мне надо было пройти через всю деревушку Малхэм.
Адриенна обратилась ко мне:
— Мисс Рашдон, у меня есть к вам предложение.
Я перевела на нее взгляд, радуясь тому, что не надо больше смотреть в глаза доктору.
Нежные изящные руки Адриенны тщательно намазывали масло на тонкий ломтик хлеба. Потом она продолжила:
— Сегодня я должна кое-куда поехать. Если мой брат не будет возражать, может быть, вы присоединитесь ко мне?
— Куда ты собираешься, Адриенна? — спросил Тревор.
— В Бэк-Холл, на ленч с Мелиссой.
— Зачем тебе нужна Ариэль? — поинтересовался Николас.
Наступило молчание. Адриенна продолжала жевать хлеб, потом отряхнула с пальцев семена тмина и сахар и принялась за чай.
— Я задал тебе вопрос, — сказал Николас, — так что будь добра отвечать. — Откинувшись на спинку стула, он внимательно посмотрел на сестру, потом понимающе улыбнулся. — Ах да, ты же не разговариваешь со мной после вчерашнего. Но я ведь уже извинился. Тебе этого недостаточно?
Адриенна продолжала пить маленькими глотками чай, не обращая на него внимания.
Николас посмотрел на меня, и я заметила, как губы его сжались.
— Очень хорошо, — внезапно сказал он. — Если ты не находишь слов, чтобы ответить мне.
— Как ты, наверное, помнишь, — спокойно заговорила Адриенна, не давая ему высказать уже готовый сорваться с его уст ультиматум, — ты всех компаньонок отсылал из этого дома и они покидали его в слезах, не выдержав и недели.
Николас побледнел.
— Ты пугал молодых женщин своими выдумками о призраках. И я удивляюсь, что у нас в доме осталась хоть какая-то прислуга.
Его взгляд снова обратился ко мне. И столь же быстро Николас отвел глаза.
— Экая глупость, — сказала Адриенна, и чашка ее звякнула, ударившись о блюдце.
Отодвинув тарелку с едой, Николас сказал:
— Я бы не отказался выпить.
— Я тоже, — присоединился к брату Тревор.
Закрыв книгу, он отложил ее в сторону и отправился за шерри для них обоих. Извинившись, я поспешила покинуть комнату.
Остальную часть утра я провела, собираясь в Бэк-Холл. Я прекрасно представляла себе это местечко. По сравнению с Уолтхэмстоу он был маленьким, но его сады содержались в безукоризненном порядке, и цветы там сменяли друг друга в зависимости от сезона. Я часто мечтала о визите туда.
В час дня меня вызвали к Адриенне. Входная дверь была открыта настежь, и у порога нас ожидал экипаж, сверкающий черными лакированными дверцами, украшенными гербами Уиндхэмов. Меня охватил какой-то странный восторг. Нервозность, не покидавшая меня все утро, прошла.
— Ариэль?
При звуке голоса милорда я остановилась и медленно повернулась к нему.
Он стоял в глубине сумрачного холла, и сам одетый во все черное, был похож на тень.
— Куда вы собрались? — спросил он.
Я шагнула вперед, чтобы лучше его видеть. Николас держался прямо, но лицо его показалось мне смущенным и даже отчаянным, как у ребенка, узнавшего, что его последний друг покинул его без всяких объяснений. Натягивая на голову капюшон плаща, я ответила:
— Милорд, вы сами разрешили мне сопровождать вашу сестру в Бэк-Холл не далее как сегодня утром за завтраком.
— Разве? — послышался его спокойный голос.
— Да, милорд. За завтраком. Неужели вы забыли?
Его молчание означало, что Николас вспомнил, но он продолжал стоять неподвижно, молча глядя на меня. Я отвернулась и направилась к ожидавшему экипажу, моля Бога, чтобы Ник не окликнул меня и не заставил вернуться. Я не могла видеть его таким.
С облегчением опустившись на кожаное сиденье экипажа, я прикрыла глаза, мгновенно позабыв о присутствии леди Адриенны.
— Ему становится все хуже, — сказала она тихо.
Я отодвинула бархатную занавеску цвета бургундского вина с окна кареты и принялась смотреть в окно, не желая поддерживать разговор со своей спутницей.
Мы миновали общественный выгон сначала в Присдейле, потом в Пайкадоу. Свернув с дороги на Райке, мы оставили позади деревенские лавки, расположенные на ее окраине, и продолжали свой путь дальше.
Наконец мы добрались до Малхэм-Ист, деревенских усадеб и обширных пастбищ. Я угадала, когда будет поворот на Хоторн-лейн. Глядя на покатые холмы вересковых пустошей, сейчас покрытые побуревшей жухлой травой, я вся отдалась воспоминаниям, счастливым и печальным. Будучи детьми, мы с Джеромом часто резвились на этих пастбищах. И в этот момент я горько пожалела об утрате своего друга.
Услышав вздох Адриенны, я очнулась от своих мыслей.
— Я хочу извиниться за свое вчерашнее поведение, — сказала Адриенна. Она спрятала руки в меховую муфту и поглядывала на меня из-под полей шляпы. — Вы очень добрая, Ариэль.
Я застенчиво ответила улыбкой на ее улыбку.
— Мне хотелось бы как-нибудь отблагодарить вас за доброту.
— В этом нет необходимости, — ответила я.
— Вы должны понять, что я почувствовала…
— Я понимаю, — заверила я ее. Некоторое время мы ехали в молчании, потом она продолжила:
— Мне кажется, вы должны знать. Сегодня утром мы с Тревором решили отправить Николаса в больницу Сент-Мэри.
Я отвела взгляд, внезапно охваченная паникой.
— Это ужасно… — прошептала я.
— Вы считаете нас жестокими?
— Он не безумен, возможно, кое-чего не помнит…
— Провалы в памяти только незначительная часть его недуга, Ариэль. Временами он впадает в меланхолию, в черную депрессию, и я начинаю опасаться не только за нашу безопасность, но и за его собственную. И следует еще подумать о ребенке.
Потрясенная такой несправедливостью, я повернулась к ней:
— Вы думаете, он способен нанести вред Кевину?
Сердце мое отчаянно забилось. Ее молчание было для меня невыносимо.
— Неужели, — не выдержала я, — у вас есть причины считать, что он может быть опасен для ребенка?
— Нет.
Прикрыв глаза, Адриенна откинула голову на подушку.
— Он любит мальчика больше жизни. Нет, он никогда не обидит его.
— И все же вы готовы разлучить их, отослать его прочь. Разве это не будет означать смертного приговора для вашего брата?
— Да. Это окончательно добьет его, — неожиданно согласилась она.
— А вы подумали о ребенке? Что случится с Кевином без отца? Вы доверите его заботам Би, которая питает к нему неприязнь? Он зачахнет и умрет без любви.
Адриенна смотрела на меня: глаза ее были печальны, а красивое лицо побледнело от холода.
— Я люблю своего племянника.
— Но вы ему не отец и не мать.
— Он никогда не знал своей матери, поэтому это не так уж важно. Кроме того… — Она глубоко вздохнула. — Кроме того, я часто думаю, что ребенок имеет непосредственное отношение к болезни брата. Видите ли, Ник виноват в смерти его матери, и это сводит моего брата с ума. Я в этом уверена.
Я заставила себя отвернуться и смотреть в окно.
Экипаж остановился, и мне не потребовалось отвечать. Мы прибыли в Бэк-Холл.
Глава 8
Мы вернулись в Уолтхэмстоу, сразу как стемнело. Расставшись с Адриенной, я оставалась у себя в комнате, пока не убедилась, что миледи вернулась в свои покои. И тогда я пустилась в путешествие по Малхэму.
Дневные краски померкли к тому времени, когда я приблизилась к крошечной деревушке. Несмотря на темноту, я все еще могла различить дальнюю колокольню деревенской церкви и продолговатое строение старого Малхэм-Холла с его внушительными каменными стенами. К вечеру снег пошел сильнее, вокруг меня ветер закручивал его вихрем, хлестал по лицу. Я дрожала не столько от холода, сколько от страха. Страх просачивался в мое тело, леденил меня, проникая до мозга костей, сжимал мое сердце, лишал разума. Может быть, было ошибкой мое возвращение сюда, может быть, мне не следовало встречаться с человеком, отправившим меня в Менстон два года назад.
Я продолжала свой путь по узкой тропинке, иногда невольно закрывая глаза от яростных порывов ветра, бросавшего снег мне в лицо. Мои руки и ноги онемели, легкие обжигал студеный воздух. Но теперь я приняла решение. Никакой холод не мог заставить меня повернуть назад. Никакая угроза со стороны человека, когда-то бывшего моим другом, не могла отвратить меня от моей цели.
Я перешла ручей по мостику, на мгновение остановившись, чтобы взглянуть вниз на замерзшую и неподвижную теперь воду. Холод погнал меня дальше, я шла, огибая деревню по краю, по задворкам, глаза мои отмечали каждое знакомое место: Кромвелл-коттедж, Саут-Вью коттедж, «Диксон-Инн».
Наконец я добралась до гостиницы, осторожно пробираясь по снегу, встала на цыпочки и заглянула всводчатое окно таверны, комнаты с низким потолком, как обычно делала, когда была ребенком. Как и прежде, за столами сидели углекопы с местной шахты. Их натруженные заскорузлые пальцы сжимали кружки с подогретым элем. Их одежда и лица все еще хранили следы угольной пыли, которую они не успели смыть после работы.
Я двинулась дальше к Фрэнкл-стрит, пока не добралась до угла. Тут я остановилась. Я говорила себе: «Иди дальше. Иди! Здесь тебе делать нечего. Здесь ничего для тебя не осталось. Он мертв. Джером мертв. Пора расстаться с детскими воспоминаниями». Но я не могла этого сделать. Те долгие часы, что я провела в этом убогом коттедже, снова влекли меня к нему. Мне казалось, я слышу смех Джерома, его добродушное поддразнивание… и первое объяснение в любви. И от этих воспоминаний на глаза мои навернулись слезы. Мне до боли не хватало его сейчас. Так хотелось поделиться с ним всем, что легло на сердце, услышать совет и слова поддержки.
Охваченная тоской, вызванной воспоминаниями, я, спотыкаясь, приблизилась к дому, чтобы прислониться к его каменной стене — ноги меня не держали. Как мне хотелось прижаться лицом к оконному стеклу, сквозь которое просвечивал огонь, горевший в комнате, как мне хотелось увидеть это бедное, но приветливое жилище.
Я представляла себе, как Розина Барон, мать Джерома, склоняется над огнем, вороша угли кочергой, а ее простые оловянные горшки и миски отражают в своей тусклой поверхности огонь камина. Этот коттедж был для меня подобием родного дома. И до этой минуты я не сознавала, насколько тосковала по нему.
Ветер завывал над Пайкадоу-Хилл. Заставив себя двинуться с места, я потащилась дальше по глубокому, доходившему мне до щиколоток снегу. Мне надо было непременно добраться до дома доктора Брэббса.
Съежившись от холода, я стояла там и надеялась, что какой-нибудь случайный прохожий поколеблет мои намерения и заставит уйти отсюда. Но, если не считать уже наметенных сугробов призрачно-белого снега, все продолжавшего падать, на улице не было признаков движения в эту суровую зимнюю ночь. И, глубоко вдохнув обжигавший легкие воздух, я постучала в дверь.
Немного подождала — никакого отклика.
Постучала во второй раз. Снова подождала.
Послышался скрежет ключа в замке. Дверь отворилась не больше чем на дюйм, пролив на мое лицо теплый желтый свет.
— Кто там? — послышался дребезжащий от старости голос.
— Это я, — ответила я.
— Говорите громче, я, знаете ли, глуховат. Кто там?
Дверь отворилась пошире.
Я стряхнула с плаща снег и шагнула в полосу света. Увидела оценивающие меня карие глаза.
— Брэббс, — сказала я, — я едва не замерзла под вашей дверью.
Ночной ветер прошелестел на пустоши и замер, теперь он стонал и завывал уже где-то далеко.
— Клянусь всеми святыми… — донесся до меня его шепот. — Наверное, это ветер сыграл со мной шутку.
— Никакой шутки нет, — ответила я.
— В таком случае, может быть, это был снег.
— И снег тут ни при чем, — уверила его я. — Брэббс, — сказала я, дрожа и немея от холода. — Я замерзла. Разрешите мне войти?
Он распахнул дверь, и в комнату ворвался ветер со снегом. Снег осел на пол у его ног.
— Боже милостивый! Ариэль Маргарет Рашдон! Твое появление способно довести старого человека до могилы. Мэгги, так ты жива?
Я проскользнула внутрь и оказалась в его объятиях.
Брэббс прижимал меня к груди и раскачивал из стороны в сторону.
— Мэгги, Мэгги… — едва не рыдая, произнес он, прежде чем выпустил меня.
Потом я услышала, как хлопает дверь, которую он закрыл, что бы не напустить холода в дом. Брэббс прислонился к двери, стараясь смириться с моим неожиданным появлением. Не поворачиваясь ко мне, он сказав слабым голосом:
— Если ты призрак, вернувшийся, чтобы преследовать меня…
— Я не призрак, не обман зрения, не ветер, не снег и не порождение вашего стареющего рассудка. Перед вами Ариэль Рашдон собственной персоной. Я буду преследовать вас до самой смерти, потому что когда-то я любила вас. Я доверила вам свою тайну…
— Постой, постой! — умолял он меня.
— Нет, я скажу все, что хотела.
Я сбросила свой плащ с плеч прямо на пол.
— Посмотрите на меня, Брэббс, я человек из плоти и крови, а вовсе не дух, не вестник смерти.
Он боязливо оглянулся на меня, с лица все еще не исчезли страх и недоверие.
— Боже милостивый! Этого не может быть! Я вас не знаю, мисс. Вы не похожи на мою Мэгги, на мою ребячливую Маргарет со смеющимися глазами, зелеными, как Ирландия, и щеками, розовыми, как цветы вереска. Нет, вы совсем не похожи на нее. Уходите! Прочь, призрак! Ваши глаза слишком тусклые, а щеки слишком запавшие, чтобы вы могли быть ею, моей Мэгги!
— Да, мои щеки запали, а глаза потускнели. Если день и ночь находиться в каменном мешке, это произойдет с каждым.
Повернувшись ко мне, он продолжал стоять, опираясь спиной о дверь.
— Боже мой! Милостивый Боже! Я вижу дурной сон. Он сказал мне, что ты умерла… Джером стоял на этом самом месте, где теперь стоишь ты, плакал и говорил, что ты умерла в этом ужасном, злополучном месте.
Его кустистые седые брови свисали на глаза, Почти закрывая их. Наконец он приблизился и начал медленно кружить, внимательно разглядывая меня.
— Отвечайте мне! В какой день и час вы родились? Быстро!
— С первым ударом колокола после полуночи в году от рождения нашего Господа тысяча семьсот семьдесят седьмом.
— Имя вашей матери?
— Джулиана.
— Отца?
— Эрик.
— Были у вас братья и сестры?
— Да. Одна сестра, но она умерла в момент рождения.
— И?
— И моя мать умерла вместе с нею. Умерла родами.
— Где ваш отец?
— Умер. Погиб во время обвала на шахте, когда мне было десять лет.
— И…
— Я поселилась у дяди.
Теперь я повернулась и встала лицом к нему. — Я прожила почти десять лет в его доме, наверху, над гостиницей «Петух и бутылка». Я имела обыкновение помогать вам, когда вы делали обходы своих больных. Кроме того, я вытирала пыль в этом доме и подметала полы. Еще просила вас научить меня лечить больных, и вы обещали, что когда-нибудь сделаете это.
Он плакал, закрывая лицо руками.
— Когда мне исполнилось шестнадцать, я призналась вам, что люблю Николаса Уиндхэма. Я сказала вам, что мечтаю выйти за него замуж и что однажды это случится. Вы рассмеялись и сказали, что будете плясать на моей свадьбе. Десять лет я наблюдала, как он приходил в таверну моего дяди, и всегда пряталась, всегда скрывалась от него, опасаясь, что он сочтет меня слишком незначительной или слишком молодой. Вы убедили меня, что я красива. Вы и Джером. Вы называли меня принцессой и говорили, что я заслуживаю принца.
Он упал на стул:
— Если бы я только мог покончить с этим.
— Я убедила Джерома помочь мне. По его совету я подстроила нашу встречу на Коув-роуд. И ровно в полдень я встретила Николаса Уиндхэма лицом к лицу в первый раз там, на развилке дорог. Я несла корзинку с вереском и желтыми нарциссами. На мне было платье из жемчужно-серого муслина…
Мой голос задрожал и пресекся, когда я вспомнила свою первую встречу с Уиндхэмом.
— Мое желание исполнилось. В тот день он полюбил меня.
— Я не должен был допустить этого, — сказал мой старый друг.
Я хмуро смотрела в его полные скорби глаза.
— Да, вы должны были мне сказать о ней. О леди Джейн Блэнкеншип, которая сделала все, чтобы приковать его к себе.
— Я не хотел причинять тебе боль, — возразил Брэббс.
— Причинять боль! Разве мне не было больно узнать, что он обручился с леди Джейн? Обручился, когда не прошло и двух дней после того, как он признался мне в любви?
— В таком случае, ты должна винить лорда Малхэма, а не меня, Мэгги!
— Нет, я не собираюсь винить его. Я виню себя. Себя и Джерома. Если бы я знала о леди Джейн прежде…
Брэббс поднялся со своего стула.
— Ты знала о леди Джейн, когда забралась к нему в постель, девочка. В таком случае где же была твоя гордость?
— Гордость? — возмутилась я. — И вы еще будете читать мне проповеди о гордости и достоинстве? Вы, человек, отбросивший дружбу и доверие, как ненужные вещи? Я вам так доверяла…
— И что я должен был сделать? Когда ко мне пришел твой дядя и высказал подозрения насчет твоего состояния… что мне оставалось делать?
— Вы могли бы отослать меня куда-нибудь.
Куда угодно, но только не в Ройал-Оукс в Менстоне. Это же сумасшедший дом…
— Ничего другого не оставалось, девочка. Брэббс снова опустился на стул с усталым и несчастным видом.
— После смерти твоего дяди я пытался писать письма в это учреждение, но ответа ни разу не получил. Ни разу! Потом появился Джером, сам едва живой. Он сказал мне, что ты умерла. Умерла в этом злополучном месте, не выдержав тяжких испытаний. О, Мэгги, Мэгги, как я страдал!
Его рыдания надрывали мне сердце. Я опустилась на пол и обхватила его колени.
— Вы думаете, я не страдала? — спросила я уже более мягким тоном.
Он провел рукой по моим волосам.
— Должно быть, это скверное место.
— Да. Скверное. Мне было стыдно, что меня туда заперли. И я ненавидела вас. Я ненавидела своего дядю. Я ненавидела Николаса. Почему это случилось со мной? — спрашивала я себя тысячу раз на дню. Я была доброй девочкой, и все, чего я хотела, — это Николас, но, даже желая этого, я была готова разлучиться с ним. Я ведь знаю, что такое аристократия с ее снобизмом. Он должен был жениться на Джейн, ведь их семьи договорились об этом браке.
— И все-таки ты пошла к нему. Я закрыла глаза, вспоминая.
— Да, я пошла к нему. Но разве не ирония судьбы, что празднование его помолвки проходило в гостинице моего дяди?
— И как же тебе удалось попасть туда?
— Я подкупила служанку, которую наняли родственники Уиндхэма на этот вечер, и заняла ее место.
— Он должен был попытаться избавиться от тебя.
Дневные краски померкли к тому времени, когда я приблизилась к крошечной деревушке. Несмотря на темноту, я все еще могла различить дальнюю колокольню деревенской церкви и продолговатое строение старого Малхэм-Холла с его внушительными каменными стенами. К вечеру снег пошел сильнее, вокруг меня ветер закручивал его вихрем, хлестал по лицу. Я дрожала не столько от холода, сколько от страха. Страх просачивался в мое тело, леденил меня, проникая до мозга костей, сжимал мое сердце, лишал разума. Может быть, было ошибкой мое возвращение сюда, может быть, мне не следовало встречаться с человеком, отправившим меня в Менстон два года назад.
Я продолжала свой путь по узкой тропинке, иногда невольно закрывая глаза от яростных порывов ветра, бросавшего снег мне в лицо. Мои руки и ноги онемели, легкие обжигал студеный воздух. Но теперь я приняла решение. Никакой холод не мог заставить меня повернуть назад. Никакая угроза со стороны человека, когда-то бывшего моим другом, не могла отвратить меня от моей цели.
Я перешла ручей по мостику, на мгновение остановившись, чтобы взглянуть вниз на замерзшую и неподвижную теперь воду. Холод погнал меня дальше, я шла, огибая деревню по краю, по задворкам, глаза мои отмечали каждое знакомое место: Кромвелл-коттедж, Саут-Вью коттедж, «Диксон-Инн».
Наконец я добралась до гостиницы, осторожно пробираясь по снегу, встала на цыпочки и заглянула всводчатое окно таверны, комнаты с низким потолком, как обычно делала, когда была ребенком. Как и прежде, за столами сидели углекопы с местной шахты. Их натруженные заскорузлые пальцы сжимали кружки с подогретым элем. Их одежда и лица все еще хранили следы угольной пыли, которую они не успели смыть после работы.
Я двинулась дальше к Фрэнкл-стрит, пока не добралась до угла. Тут я остановилась. Я говорила себе: «Иди дальше. Иди! Здесь тебе делать нечего. Здесь ничего для тебя не осталось. Он мертв. Джером мертв. Пора расстаться с детскими воспоминаниями». Но я не могла этого сделать. Те долгие часы, что я провела в этом убогом коттедже, снова влекли меня к нему. Мне казалось, я слышу смех Джерома, его добродушное поддразнивание… и первое объяснение в любви. И от этих воспоминаний на глаза мои навернулись слезы. Мне до боли не хватало его сейчас. Так хотелось поделиться с ним всем, что легло на сердце, услышать совет и слова поддержки.
Охваченная тоской, вызванной воспоминаниями, я, спотыкаясь, приблизилась к дому, чтобы прислониться к его каменной стене — ноги меня не держали. Как мне хотелось прижаться лицом к оконному стеклу, сквозь которое просвечивал огонь, горевший в комнате, как мне хотелось увидеть это бедное, но приветливое жилище.
Я представляла себе, как Розина Барон, мать Джерома, склоняется над огнем, вороша угли кочергой, а ее простые оловянные горшки и миски отражают в своей тусклой поверхности огонь камина. Этот коттедж был для меня подобием родного дома. И до этой минуты я не сознавала, насколько тосковала по нему.
Ветер завывал над Пайкадоу-Хилл. Заставив себя двинуться с места, я потащилась дальше по глубокому, доходившему мне до щиколоток снегу. Мне надо было непременно добраться до дома доктора Брэббса.
Съежившись от холода, я стояла там и надеялась, что какой-нибудь случайный прохожий поколеблет мои намерения и заставит уйти отсюда. Но, если не считать уже наметенных сугробов призрачно-белого снега, все продолжавшего падать, на улице не было признаков движения в эту суровую зимнюю ночь. И, глубоко вдохнув обжигавший легкие воздух, я постучала в дверь.
Немного подождала — никакого отклика.
Постучала во второй раз. Снова подождала.
Послышался скрежет ключа в замке. Дверь отворилась не больше чем на дюйм, пролив на мое лицо теплый желтый свет.
— Кто там? — послышался дребезжащий от старости голос.
— Это я, — ответила я.
— Говорите громче, я, знаете ли, глуховат. Кто там?
Дверь отворилась пошире.
Я стряхнула с плаща снег и шагнула в полосу света. Увидела оценивающие меня карие глаза.
— Брэббс, — сказала я, — я едва не замерзла под вашей дверью.
Ночной ветер прошелестел на пустоши и замер, теперь он стонал и завывал уже где-то далеко.
— Клянусь всеми святыми… — донесся до меня его шепот. — Наверное, это ветер сыграл со мной шутку.
— Никакой шутки нет, — ответила я.
— В таком случае, может быть, это был снег.
— И снег тут ни при чем, — уверила его я. — Брэббс, — сказала я, дрожа и немея от холода. — Я замерзла. Разрешите мне войти?
Он распахнул дверь, и в комнату ворвался ветер со снегом. Снег осел на пол у его ног.
— Боже милостивый! Ариэль Маргарет Рашдон! Твое появление способно довести старого человека до могилы. Мэгги, так ты жива?
Я проскользнула внутрь и оказалась в его объятиях.
Брэббс прижимал меня к груди и раскачивал из стороны в сторону.
— Мэгги, Мэгги… — едва не рыдая, произнес он, прежде чем выпустил меня.
Потом я услышала, как хлопает дверь, которую он закрыл, что бы не напустить холода в дом. Брэббс прислонился к двери, стараясь смириться с моим неожиданным появлением. Не поворачиваясь ко мне, он сказав слабым голосом:
— Если ты призрак, вернувшийся, чтобы преследовать меня…
— Я не призрак, не обман зрения, не ветер, не снег и не порождение вашего стареющего рассудка. Перед вами Ариэль Рашдон собственной персоной. Я буду преследовать вас до самой смерти, потому что когда-то я любила вас. Я доверила вам свою тайну…
— Постой, постой! — умолял он меня.
— Нет, я скажу все, что хотела.
Я сбросила свой плащ с плеч прямо на пол.
— Посмотрите на меня, Брэббс, я человек из плоти и крови, а вовсе не дух, не вестник смерти.
Он боязливо оглянулся на меня, с лица все еще не исчезли страх и недоверие.
— Боже милостивый! Этого не может быть! Я вас не знаю, мисс. Вы не похожи на мою Мэгги, на мою ребячливую Маргарет со смеющимися глазами, зелеными, как Ирландия, и щеками, розовыми, как цветы вереска. Нет, вы совсем не похожи на нее. Уходите! Прочь, призрак! Ваши глаза слишком тусклые, а щеки слишком запавшие, чтобы вы могли быть ею, моей Мэгги!
— Да, мои щеки запали, а глаза потускнели. Если день и ночь находиться в каменном мешке, это произойдет с каждым.
Повернувшись ко мне, он продолжал стоять, опираясь спиной о дверь.
— Боже мой! Милостивый Боже! Я вижу дурной сон. Он сказал мне, что ты умерла… Джером стоял на этом самом месте, где теперь стоишь ты, плакал и говорил, что ты умерла в этом ужасном, злополучном месте.
Его кустистые седые брови свисали на глаза, Почти закрывая их. Наконец он приблизился и начал медленно кружить, внимательно разглядывая меня.
— Отвечайте мне! В какой день и час вы родились? Быстро!
— С первым ударом колокола после полуночи в году от рождения нашего Господа тысяча семьсот семьдесят седьмом.
— Имя вашей матери?
— Джулиана.
— Отца?
— Эрик.
— Были у вас братья и сестры?
— Да. Одна сестра, но она умерла в момент рождения.
— И?
— И моя мать умерла вместе с нею. Умерла родами.
— Где ваш отец?
— Умер. Погиб во время обвала на шахте, когда мне было десять лет.
— И…
— Я поселилась у дяди.
Теперь я повернулась и встала лицом к нему. — Я прожила почти десять лет в его доме, наверху, над гостиницей «Петух и бутылка». Я имела обыкновение помогать вам, когда вы делали обходы своих больных. Кроме того, я вытирала пыль в этом доме и подметала полы. Еще просила вас научить меня лечить больных, и вы обещали, что когда-нибудь сделаете это.
Он плакал, закрывая лицо руками.
— Когда мне исполнилось шестнадцать, я призналась вам, что люблю Николаса Уиндхэма. Я сказала вам, что мечтаю выйти за него замуж и что однажды это случится. Вы рассмеялись и сказали, что будете плясать на моей свадьбе. Десять лет я наблюдала, как он приходил в таверну моего дяди, и всегда пряталась, всегда скрывалась от него, опасаясь, что он сочтет меня слишком незначительной или слишком молодой. Вы убедили меня, что я красива. Вы и Джером. Вы называли меня принцессой и говорили, что я заслуживаю принца.
Он упал на стул:
— Если бы я только мог покончить с этим.
— Я убедила Джерома помочь мне. По его совету я подстроила нашу встречу на Коув-роуд. И ровно в полдень я встретила Николаса Уиндхэма лицом к лицу в первый раз там, на развилке дорог. Я несла корзинку с вереском и желтыми нарциссами. На мне было платье из жемчужно-серого муслина…
Мой голос задрожал и пресекся, когда я вспомнила свою первую встречу с Уиндхэмом.
— Мое желание исполнилось. В тот день он полюбил меня.
— Я не должен был допустить этого, — сказал мой старый друг.
Я хмуро смотрела в его полные скорби глаза.
— Да, вы должны были мне сказать о ней. О леди Джейн Блэнкеншип, которая сделала все, чтобы приковать его к себе.
— Я не хотел причинять тебе боль, — возразил Брэббс.
— Причинять боль! Разве мне не было больно узнать, что он обручился с леди Джейн? Обручился, когда не прошло и двух дней после того, как он признался мне в любви?
— В таком случае, ты должна винить лорда Малхэма, а не меня, Мэгги!
— Нет, я не собираюсь винить его. Я виню себя. Себя и Джерома. Если бы я знала о леди Джейн прежде…
Брэббс поднялся со своего стула.
— Ты знала о леди Джейн, когда забралась к нему в постель, девочка. В таком случае где же была твоя гордость?
— Гордость? — возмутилась я. — И вы еще будете читать мне проповеди о гордости и достоинстве? Вы, человек, отбросивший дружбу и доверие, как ненужные вещи? Я вам так доверяла…
— И что я должен был сделать? Когда ко мне пришел твой дядя и высказал подозрения насчет твоего состояния… что мне оставалось делать?
— Вы могли бы отослать меня куда-нибудь.
Куда угодно, но только не в Ройал-Оукс в Менстоне. Это же сумасшедший дом…
— Ничего другого не оставалось, девочка. Брэббс снова опустился на стул с усталым и несчастным видом.
— После смерти твоего дяди я пытался писать письма в это учреждение, но ответа ни разу не получил. Ни разу! Потом появился Джером, сам едва живой. Он сказал мне, что ты умерла. Умерла в этом злополучном месте, не выдержав тяжких испытаний. О, Мэгги, Мэгги, как я страдал!
Его рыдания надрывали мне сердце. Я опустилась на пол и обхватила его колени.
— Вы думаете, я не страдала? — спросила я уже более мягким тоном.
Он провел рукой по моим волосам.
— Должно быть, это скверное место.
— Да. Скверное. Мне было стыдно, что меня туда заперли. И я ненавидела вас. Я ненавидела своего дядю. Я ненавидела Николаса. Почему это случилось со мной? — спрашивала я себя тысячу раз на дню. Я была доброй девочкой, и все, чего я хотела, — это Николас, но, даже желая этого, я была готова разлучиться с ним. Я ведь знаю, что такое аристократия с ее снобизмом. Он должен был жениться на Джейн, ведь их семьи договорились об этом браке.
— И все-таки ты пошла к нему. Я закрыла глаза, вспоминая.
— Да, я пошла к нему. Но разве не ирония судьбы, что празднование его помолвки проходило в гостинице моего дяди?
— И как же тебе удалось попасть туда?
— Я подкупила служанку, которую наняли родственники Уиндхэма на этот вечер, и заняла ее место.
— Он должен был попытаться избавиться от тебя.