клетками виноградников и чайных плантаций. Вдали поднимались Кордильеры,
сизо-коричневые горы, похожие на геологический макет.
Внизу царил июльский зной. Здесь же, на высоте, было довольно
прохладно. Вэбстер поеживался в своем полотняном костюме и с завистью
поглядывал на генерала Хьюза тот был в плотном комбинезоне из серой шерсти и
не чувствовал холода.
Вертолет летел на запад, к горам. Вот внизу возникла широкая голубая
лента реки Колорадо в бело-желтых песчаных берегах. К югу, за рекой,
показались десятки приземистых и длинных корпусов из серого бетона с узкими,
похожими на бойницы окнами. Дальше были видны трехэтажные жилые дома. Сюда,
к этому городку, с трех сторон шли серые ленты шоссе, тянулись через реку
нити высоковольтной линии. По игрушечным грибообразным будкам охраны можно
было увидеть весь многомильный периметр оцепленной зоны.
Нью-Хэнфорд... Вэбстер наклонился к окну кабины.
Что? Генерал не расслышал из-за наполнявшего кабину жужжания.
Нью-Хэнфорд! повысил голос Вэбстер.
Ага! Генерал тоже склонился к окну, перегнувшись через сиденье
Вэбстера, так что тот почувствовал его теплое рыхлое плечо. Генерал надел
очки, довольно посопел. Гм... точь-в-точь, как старый Хэнфорд, где делали
плутоний.
Будем приземляться?
Нет. Сперва к "телескопу". Генерал откинулся в кресле.
Они были одни в комфортабельной кабине вертолета: доктор Герман-Джордж
Вэбстер, руководитель исследовательского центра в Нью-Хэнфорде, и генерал
Рандольф Хьюз, инспектировавший промышленность вооружений на Западе страны.
Вэбстер настороженно посматривал на новое начальство: каков будет этот?
За восемнадцать лет, со времени Манхеттенского проекта, он перевидал немало
таких полувоенных-полудельцов, генералов, которые завоевывали не города, а
прочное положение в деловых и политических кругах и прославились не военными
знаниями, а осведомленностью в биржевых делах. С ними было трудно работать:
высшей истиной они считали собственные изречения, а на все тонкости научных
исследований смотрели как на выдумки "этих физиков".
Прежний начальник обороны Западного побережья, бригадный генерал Джекоб
Хорд, член правления концерна "XX век", сравнительно долго полтора года
держался на этом посту, несмотря на свою очевидную неспособность и частые
неудачи. Его не подкосили ни многочисленные неудавшиеся запуски спутников,
ни скандальные прошлогодние испытания нейтриум-пушки, после которых снаряды
долго вращались над Землей, пока их не сбили русские. Однако, когда полгода
назад две русские автоматические ракеты одна за другой были отправлены на
Луну (первая облетела вокруг нее и вернулась на Землю, а вторая благополучно
опустилась на лунную поверхность в районе моря Дождей и в течение трех
месяцев передавала на Землю информацию), генералом Хордом занялась сенатская
комиссия, и его сместили.
Так каков же будет этот? Пока что Рандольф Хьюз был известен тем, что
год назад, когда в мире бушевал скандал со снарядами из нейтриума, он
потребовал готовить атомное нападение на Советский Союз и Китай, "если хоть
один из снарядов упадет на американскую территорию". Уж не этим ли он обязан
своему выдвижению на новый пост? "Хотя, Вэбстер усмехнулся, такая дерзость
достойна поощрения..."
Геликоптер покачнулся, я Вэбстер на секунду почувствовал тошнотворную
невесомость. "Снижаемся?" Он посмотрел наружу. Машина уже вошла в горы и
летела вдоль широкого ущелья; жужжание винтов отражалось от скал гулким
рокотом.
Прямо перед ними на западе поднималась гора, выделяющаяся среди всех
остальных своими размерами и формой. Должно быть, это был давно потухший
вулкан; буро-коричневый конус, опоясанный внизу мелкими горными соснами,
возвышался над скалами на сотни футов своей плоской вершиной. К этой
вершине, навинчиваясь спиралью, шло широкое бетонное шоссе; туда же
карабкались стальные мачты подвесной дороги и линии высоковольтной передачи.
Геликоптер приблизился к вершине. Стало видно, как на площадке забегали
люди. Машина несколько секунд висела в воздухе неподвижно, потом стала
опускаться на бетонную площадку.
Генерал грузно вышел из кабины, размял затекшие ноги и повернулся к
выстроившейся на площадке команде солдат. На него смотрели два десятка
молодых физиономий под большими светлыми касками; у некоторых еще не сошло с
лица сонное выражение.
Стоявший справа офицер, худощавый брюнет с усиками и в сдвинутом на
глаза пробковом шлеме, то угрожающе посматривал на солдат, то опасливо на
начальство.
После приветствий генерал спросил:
Что, ребята, скучно вам здесь? Голос его звучал совсем так, как он и
должен звучать у бравого, прославленного в сражениях генерала, который
запросто беседует с солдатами. Ничего, скоро здесь станет веселее. Уж можете
на меня положиться... потом повернулся к Вэбстеру. Так покажите же мне ваш
знаменитый "телескоп"...

Это устройство в самом деле было похоже на павильон большого телескопа:
круглая башня тридцати метров в поперечнике поднималась над вершиной горы
большим куполом. Стены и купол покрыты черным, странно блестевшим под
солнцем металлом. Пока офицер набирал буквенный код электрического дверного
замка, Хьюз безуспешно пытался поцарапать металл башни куском кремня.
Вэбстер насмешливо наблюдал за ним.
Нейтриум? повернулся к нему генерал. Вэбстер кивнул.
Это... атомная броня?
Да. Выдержит прямое попадание атомной бомбы.
Гм... Генерал скептически прищурился. Вы хотите сказать, что...
пожелали бы остаться в этой башне, если бы на нее сбросили, скажем,
десятитонную плутониевую?
"Он, кажется, не очень сообразителен", подумал Вэбстер.
Во всяком случае, лучше в ней, чем около нее... Но дело не в этом:
"телескоп" может наводиться и управляться на расстоянии. А нейтриум-броня
рассчитана на то, чтобы управление не расстроилось после атомного взрыва над
колпаком.
Ага! Генерал хотел еще что-то спросить, но в это время включился и
взвыл электромотор замка: двери в башне начали медленно раздвигаться.
Внутри башни сходство с астрономическим павильоном не исчезло. Генерал
и Вэбстер стояли на краю огромного черного диска, из середины которого
вверх, к куполу, наклонно уходил сужающийся в перспективе
двадцатипятиметровый ствол. Ствол держался не только на этом диске-лафете:
от стен и купола башни к нему сходились тонкие черные нити, они оплетали
ствол, как спицы велосипедного колеса. Офицер, повозившись у вделанного в
стену щитка, включил освещение; однако в башне по-прежнему было мрачно;
ствол, диск, нити отливали каким-то странным черным светом. У основания
ствола смутно различались сложные устройства.
Включите тумблер "щель", Стиннер, бросил офицеру Вэбстер. Голос его
звучал глухо и не отразился, как ожидалось, эхом от стен башни. Там, внизу,
слева на щитке...
Снова приглушенно завыли электродвигатели, в куполе появилась щель. Она
стала медленно расширяться, открывая полосу синего высокогорного неба.
Генерал осмотрелся вокруг, увидел металлическое сиденье возле
угломерного устройства, тяжело опустился на него и обратился к стоящему
поодаль офицеру:
Вы свободны... э-э...
Майор Стиннер, подсказал Вэбстер.
Да-да. Вы свободны, майор.
Стиннер удалился. Генерал закурил сигарету, помолчал некоторое время,
потом поднял глаза на Вэбстера:
Я уже наслышан о том, что произошло во время тех испытаний
"телескопа"... Однако мне хотелось бы, чтобы вы, доктор, изложили мне самую
суть этой, так сказать, неудачи. Кратко, пожалуйста...
Вэбстера разозлило, что этот выскочка-генерал не позаботился о том,
чтобы они оба сидели и разговаривали как равные. Однако сесть было больше
негде, и он, чтобы не стоять перед генералом в позе подчиненного, тоже
закурил и стал расхаживать взад и вперед по диску. Его голос звучал сухо и
высокомерно:
Суть несложна: порочен сам принцип такой стрельбы. Земля, видите ли,
шарообразна, и траектория межконтинентального снаряда должна быть почти
параллельна поверхности планеты. Точка попадания является в этом случае
местом пересечения двух почти параллельных кривых, что, как известно из
геометрии, есть событие довольно неопределенное... Он затянулся дымом,
покосился на Хьюза, тот кивал головой. Стало быть, чтобы попасть в заданную
точку Земли, нужно предельно точно задать снаряду направление и скорость.
Эта скорость должна быть близка к критической семь и девять десятых
километра в секунду. Перейдя ее, тело может вращаться вокруг планеты
неопределенно долго...
Вэбстер, казалось, забыл, что перед ним генерал, он говорил громко и
жестикулировал, будто перед студенческой аудиторией. Хьюз ритмично кивал,
показывая розовую лысину, старательно зачесанную редкими серыми прядями с
висков, и окидывал оценивающим взглядом расхаживающую перед ним долговязую
фигуру. Он незаметно усмехнулся: все эти ученые топорщатся и стараются
пустить пыль в глаза, пока их не возьмешь на крючок. "Земля, видите ли,
шарообразна..."
Задать нужную точность скорости и угла траектории дело весьма сложное,
продолжал Вэбстер. В затворе этого "телескопа" осуществляется цепная
реакция, идущая почти со скоростью неуправляемого атомного взрыва. Ясно, что
регулировать эту реакцию и развивающуюся в результате ее температуру в
десятки тысяч градусов чрезвычайно трудно. Как я уже говорил, скорость
снаряда может перейти предел в семь и девять десятых, и тогда... появляются
"спутники". Мы были загипнотизированы потрясающими возможностями нейтриума и
на некоторое время упустили из виду эти опасности. Когда же проект
"телескопа" был уже закончен и здесь приступили к сборке павильона, мы
заметили, что при расчете "азиатских траекторий" не все получается ладно...
Я докладывал генералу Хорду, вашему предшественнику, сэр, об этих
затруднениях, но он или ничего не понял, или излишне понадеялся на господа
бога...
Хьюз перестал кивать и нахмурился ему не понравилось такое упоминание о
боге.
Вэбстер продолжал:
Хорд твердил, что сейчас следует как можно скорее противопоставить
"телескоп" русским баллистическим ракетам, показать им, что и у нас есть не
менее мощное оружие, что время не терпит и он не допустит замедления работ
из-за каких-то перестраховочных пересчетов...
Да-да... сочувственно пыхнул дымом генерал.
Словом, когда год назад мы произвели три первых пристрелочных выстрела
в зону в Антарктиде, то туда не попал ни один из снарядов: первый плюхнулся
в океан неизвестно где, а два других перешли критический предел скорости и
превратились в спутников Земли. Через девять дней их сбили русские...
Однако эти "черные звезды" произвели в мире громадный эффект! поднял
палец Хьюз. Какая тогда была военная конъюнктура, о-о! Так что испытание
нельзя считать неудавшимся, дорогой док... Ладно, скажите: что вы
предполагаете предпринять дальше с этой пушкой?
Ничего. Вэбстер пожал плечами. К сожалению, нейтриум не поддается
переплавке.
Гм... Генерал в задумчивости закурил новую сигарету. А вы не думали:
нельзя ли стрелять из "телескопа" навесной траекторией, как из миномета?
Тогда, насколько я понимаю, угол встречи снаряда с поверхностью Земли будет
довольно определенным. Правда?
Да, но... Вэбстер снисходительно прищурился, это мало что даст. Чтобы
поразить объект на расстоянии, скажем, в двадцать тысяч километров, пущенный
вверх снаряд должен описать эллиптическую траекторию протяженностью почти в
миллион километров, а это вряд ли будет способствовать точности попадания. И
вообще...
Хорошо, но скажите мне вот что, док: а как насчет обстрела внеземных
объектов?
Что вы имеете в виду? не понял Вэбстер.
Ну... ну... скажем... генерал задумчиво почесал переносицу, крупные
постоянные спутники и Луну. А?
Гм... Действительно, хотя это может показаться парадоксальным, но
"телескоп" в гораздо большей степени годится именно для обстрела этих
объектов. Снаряды будут лететь по вертикальной траектории... размышлял вслух
Вэбстер. Чтобы преодолеть земное притяжение, нужна скорость немногим более
одиннадцати километров в секунду. Если скорость увеличить, то возможна
стрельба прицельная, абсолютно точная... Да, что касается Луны, то очевидно,
что ее можно обстреливать с высокой степенью точности, если выбрасывать
снаряды с начальной скоростью больше двадцати двадцати пяти километров в
секунду. Это при атомном взрыве легко осуществляется. Что же касается
обстрела спутников, то здесь расчеты не столь легки. Вероятно, спутники,
вращающиеся на больших высотах порядка радиуса Земли и более, можно будет
поразить... Это надо посчитать... Вэбстер вытащил из кармана блокнот.
Хорошо, хорошо! Генерал махнул рукой. Я полагаюсь на ваши знания, не
нужно рассчитывать. Потом... Значит, если бы, скажем, Москва находилась не в
восьми тысячах миль от "телескопа", а на Луне, то попасть в нее было бы
гораздо легче, верно?
Да. Конечно, если бы она находилась на обращенной к Земле половине
Луны, тонко улыбнулся Вэбстер. Он еще не понимал, к чему клонится этот
разговор.
А хорошо бы всех русских, да и китайцев заодно, переселить на Луну, не
слушая его, сострил генерал. Пусть там строят свой коммунизм, а?
Да. Но лучше без их ракет... в тон генералу добавил Вэбстер. Ведь
запустить ракету с Луны на Землю гораздо легче, чем с Земли на Луну: там
притяжение в шесть раз меньше...
Вэбстер ожидал, что генерал оценит его остроту и рассмеется так же, как
смеялся и своей, но Хьюз воспринял его слова совершенно необычным образом.
Он вскочил со своего сиденья и уставился на Вэбстера помутневшими голубыми
глазками в набрякших морщинах век. Потом стал быстро ходить по диску,
потирая руки и бормоча:
В шесть раз легче? Это не шутки!.. Это не шутки, не шутки!.. В шесть
раз меньше горючего для ракет, в шесть раз больше водородных ракет, в шесть
раз точнее! Это не шутки!..
Бодрый старческий румянец исчез с круглых щек генерала, а в его
неподвижных глазах стоял страх. И Вэбстеру тоже стало страшно.
Солнце заметно сдвинулось к западу, и лучи его теперь искоса
заглядывали в щель купола. От щели к стенам павильона протянулись прозрачные
желтые полосы. Но нейтриум странно преобразовывал солнечный свет: коснувшись
стен, лучи отражались от них уже темно-серыми, и этот серый свет без красок
освещал внутренность павильона-блиндажа. Тускло лоснился огромный ствол
нейтриум-пушки, запутавшийся в паутине тяжей. Выступали из полутьмы могучие
люльки лифта для снарядов, рычаги и колеса устройств наводки, приборы и
рукоятки регулятора цепной реакции. У стены павильона стояли мощные
электродвигатели, похожие на черные бочки. Они тоже, будто зловещим налетом,
были покрыты тонкой защитной пленкой нейтриума.
Две фигурки внизу, на диске, почти терялись в слабом освещении, среди
нагромождения больших устройств. Одна фигурка, небольшая и грузная, быстро
ходила взад и вперед от края диска к центру; другая, худощавая и высокая,
казалось принадлежавшая не сорокалетнему ученому, а молодому
спортсмену-баскетболисту, стояла неподвижно...
Наконец они успокоились. Генерал снова уселся в стальное кресло,
закурил сигарету, некоторое время молча пускал струйки дыма.
Как вы полагаете, док, голос Хьюза звучал теперь хрипло и устало,
каково состояние дела с нейтриумом там?
Вэбстер не сразу ответил:
По-моему, они находятся еще в самом начале пути... Может быть, они уже
получили первые граммы нейтриума, если смогли понять, из чего сделаны наши
снаряды "черные звезды"... Может быть, у них еще ничего нет, если они
поверили в наши сообщения об отрицательных результатах экспериментов. Во
всяком случае, если рассчитывать на худшее...
"Если рассчитывать на худшее"! перебил его Хьюз и снова вскочил.
Сколько раз мы ошибались в русских, принимали их за простачков, которых
можно обмануть вот такими журнальными трюками, вроде вашей статьи! Сколько
раз мы доказывали, что русские не смогут сделать атомной бомбы и уже почти
доказали это, когда они ее сделали! Атомная бомба, которую мы делали пять
лет, а они три года! Водородная бомба, которую они сделали лишь на десять
месяцев позже нас, хотя начали работу на четыре года позже! Какой страшный
темп! После того как мы убедили самих себя и весь мир, что первыми выйдем в
Космос, они запустили свои спутники фантастических размеров! И, наконец, эти
ракеты, запущенные на Луну! Вы ничему не научились, Вэбстер! Знаете ли вы,
что русские имели нейтриум, или, как они его называют, нейтрид, еще до наших
снарядов спутников? Знаете ли вы, что они уже выстроили свой первый
нейтриум-завод, который по масштабам не уступает Нью-Хэнфорду? Знаете ли вы,
что на этом заводе они начинают строить дорогие их сердцу ракеты? Ракеты из
нейтриума, сэр! Не баллистические, не межконтинентальные, а космические
ракеты! Знаете ли вы все это?
Нет!... прошептал ошеломленный Вэбстер. Я не представлял... Я не мог
это предвидеть...
На полном лице генерала возникла снисходительно-презрительная гримаса,
смысл которой можно было расшифровать без труда: "Вы, ученые, воображаете,
что знаете все, а на самом деле вы не знаете ни черта!"
Ну хорошо... Генерал уселся в свое кресло. Не ваша вина, что вы этого
не знали, ведь в научной литературе это не публиковалось. Итак, ближе к
делу. Вы, конечно, прекрасно представляете себе, какую опасность несут эти
русские ракеты из нейтриума. С помощью их русские смогут захватить все
околоземное пространство. Таким образом, генерал повысил голос, этот
"телескоп", на который вы ухлопали нейтриум, какой только смогли сделать за
эти годы, должен стать нашим первым пунктом в проекте под названием
"космическая оборона". Нужно усовершенствовать "телескоп". Нужно
пристреляться по Луне и ближайшему пространству так, чтобы, когда
понадобится, мы смогли послать в любую точку нейтриум-снаряды с ядерной
взрывчаткой. Пока что ваш "телескоп" единственное, что мы можем
противопоставить русским ракетам... Хьюз помолчал. Ну, а из каких, так
сказать, научных побуждений мы это будем делать: для установления, есть ли
жизнь на Луне, для проверки ли русских данных или для анализа лунной
поверхности, это нам потом придумают газетчики и дипломаты. Важно, чтобы к
тому времени, когда у русских появятся первые базы на Луне и спутниках, они
были под прицелом. Игра переносится в Космос! Нам не придется особенно
церемониться, я думаю. Слава всевышнему, на ночное светило и пустоту еще не
распространяются нормы международного права. И нам нужно торопиться. Русские
в последнее время стали работать что-то слишком быстро...
Генерал встал, посмотрел на часы, потом на Вэбстера, на лице которого
уже не осталось и следов от прежнего высокомерного выражения.
Так... Теперь в Нью-Хэнфорд! По пути обсудим подробности предстоящего
дела...


НОВЫЕ ПОИСКИ

Луна плыла над городом, великолепная в своем холодном сиянии, украшая
южную ночь. Она, как умелый декоратор, прикрыла весь мусор и беспорядок дня
в непроницаемой тени, расстелила блестящие дорожки на обработанном шинами
асфальте улиц, стушевала резкие дневные краски домов, заборов, скверов,
будто набросила на них серо-зеленую пелену тишины и задумчивости. Луна плыла
высоко над домами, парками, улицами, красивая и круглая. И звезды тушевались
в ее сиянии.
В такую ночь многим не спится. Бродят по улицам одинокие молодые
мечтатели; ликуя и улыбаясь до ушей, возвращаются домой ошалевшие после
семичасовой прогулки с любимой девушкой влюбленные; навстречу им попадаются
сомнамбулические пары, совсем забывшие о течении времени. Вспыхивает за
Днепром трепещущее зарево над металлургическим заводом там выпускают плавку.
Грохочет за домами ночной трамвай-грузовик. Не стесняемая пешеходами, летит
по магистральному шоссе автомашина, рассекая темноту двумя пучками света; и
долго еще слышен певучий шелест покрышек об асфальт.
В такую ночь бродил по городу пожилой лысый человек в пиджаке
нараспашку, на носу очки, в зубах папироса, руки в карманах профессор Иван
Гаврилович Голуб. Он ходил по улицам, окунувшись в серебристо-эеленое
сияние, мимо молчаливых домов и деревьев, шел задумчиво и неторопливо.
Он так шагал уже давно: мысли захватили его еще днем, в лаборатории, и
после работы он так и не дошел еще до своей квартиры. Все недодуманные, все
мелькнувшие в спешке дня мысли завладели им, будто он вдруг наткнулся на не
дочитанную когда-то интересную книгу.
Луна висела над домами, крыши лоснились в ее свете. Иван Гаврилович
прищурился на нее как-то сразу ожили, шевельнулись молодые воспоминания, но
он, усмехнувшись им, буркнул:
Ничего, матушка, вот скоро к тебе в гости всерьез летать начнем!..
Мысли снова вернулись к недавней дискуссии в институте. Иван Гаврилович
посерьезнел: все-таки здорово они его пощипали, эти теоретики Александр
Александрович Тураев и его "сотрудники по интегралам". Как ловко они
доказывали ему, что он, профессор Голуб, не понимает того, что открыл, не
понимает нейтрида.
В том же институтском конференц-зале, где когда-то он выдвинул идею
нуль-вещества, теперь за кафедрой стоял Александр Александрович и говорил
своим звонким тенорком, то и дело поворачиваясь к нему, Голубу, будто и не
было в зале других оппонентов:
Мало получить нуль-вещество, мало назвать его нейтридом. Нужно еще
понять, определить его место в природе... А мы не знаем, что это за штука,
да, не знаем!.. Он сердито хлопнул по борту кафедры ладонью. Вы скажете...
Он снова повернул изжелта-седую бородку в сторону Голуба, вы скажете: "Но
позвольте мы измерили его плотность, механическую прочность, его... э-э...
радиоактивную непроницаемость, тепловые свойства... Вот цифры, вот
графики..." Я знаю эти цифры они потрясают воображение. И все-таки это не
то! Ведь и уран не был ураном, пока знали только, что это серебристо-белый
металл с удельным весом 18,7, тугоплавкий, не растворяется в воде, но
растворяется в сильных кислотах... Понадобилось заглянуть внутрь атома,
чтобы понять, что такое уран. Так и теперь: мы не знаем главного в нейтриде,
не знаем тех его необычных свойств, которых нет и не может быть у
обыкновенных веществ, тех свойств, для которых еще нет названия...
Да, конечно, прав этот престарелый, но молодой в душе Александр
Александрович: нейтрид еще не открыт он только получен. "Мы не открыли Луну,
Кэйвор, мы только добрались до нее..." Где это? Ах, ну да: "Первые люди на
Луне" Герберта Уэллса. Иван Гаврилович снова посмотрел на лунный диск,
дружески подмигнул ему: этот Бедфорд был глубоко прав!
... Но как проникнуть внутрь этого черного феномена, который не
пробирают даже сильнейшие радиоактивные излучения? И что нужно ожидать от
этих опытов? Невозможно представить себе, какова будет реакция возбужденного
нейтрида... Что ожидать от него?
Получится что-то вроде алхимии пробовать одно, другое, третье: будет ли
взаимодействовать нейтрид с быстрыми протонами, нейтронами. А с
альфа-частицами, а с тяжелыми ядрами?.. Иван Гаврилович поморщился, покрутил
головой: множество частиц, множество энергий, скоростей огромная работа!
Главное не за что ухватиться. Голое место.
Постой, а что тогда говорил Тураев, после дискуссии?.. Он советовал
попробовать облучать нейтрид мезонами. Иван Гаврилович ему возразил, что-де
мезонами они и без того облучают нейтрид при его получении из ртути и ничего
особенного при этом не происходит... Но ведь Александр Александрович,
пожалуй, был прав! Они работают с очень медленными тепловыми минус-мезонами.
А если перейти к большим скоростям, к световым?..
Да и почему он вбил себе в голову, что с мезонами ничего не получится?
Мезоны частицы, которые создали нейтрид... Пожалуй, именно с них нужно и
начинать, потому что мезоны это ядерные силы, своего рода "электроны ядра".
Да, да! Еще не разумом, только интуицией исследователя Иван Гаврилович
почувствовал верный путь. Он незаметно для себя ускорил шаги и, подчиняясь
внутреннему радостному ритму, почти бежал вниз по какой-то пустынной и
гулкой улице.
"Ведь для этих опытов все есть: мезонатор, пластинки нейтрида... Что же
должно получиться? Так, имеем конкретные условия: нейтрид быстрые
минус-мезоны. Ну-ка..." Иван Гаврилович остановился под фонарем, вытащил из
кармана блокнот, карандаш и начал прикидывать схему опыта...
"Куда это меня занесло?" Иван Гаврилович сложил блокнот и недоуменно
огляделся. Луна большим багровым кругом висела у самого горизонта на западе;
небо было еще черным, но звезды уже потускнели, предвещая рассвет. Улица
кончалась, впереди, метрах в пятидесяти, в темной воде колыхались длинные
блики огней. "Река? Ого! Прогулялся через весь город..."
На той стороне реки сверкали огни завода. Под ногами шуршала мокрая от
росы трава. Голуб почувствовал, что ноги у него гудят от усталости, присел
на траву. Далеко-далеко внизу коротко ревнул буксирный пароходик, что-то
всплескивало в реке. По-утреннему свежий и крепкий, как газированная вода,
воздух наполнял грудь бодростью. Иван Гаврилович с презрением посмотрел на
окурок папиросы отравлять себя такой дрянью! и отшвырнул его. Потом встал,
подошел к воде, потрогал ее руками теплая, удивительно теплая для сентября!
Постоял минутку и решительно стал раздеваться.
Иван Гаврилович внимательно осмотрел себя в сером свете утра: ничего,