Не совсем, однако, сломили, не до конца: голову Дана она спасла. Сохранить Дана, хоть его голову, – это, наверно, стало у нее пунктиком, соломинкой для утопающего. И пред этим спасовали все психические атаки Амеб; а ведь как, поди, старались! Сфероматрицы инакомыслящей Амебы она уничтожила; и кристаллоблоки, образцы, снимки, записи – все, где хоть намеком могло обнаружиться существование на планете этих далеко не простых Высших Простейших… А с головой Дана вышла осечка. Или решили не отнимать последнюю игрушку у забытого, но упрямого ребенка: пусть, мол, тешится, что это изменит!.. Недооценили знания и волю людей.
Ага, вот и его, Арно, лицо появилось на экране, оттеснило видения. Но такое странное: зловещее, холодно-властное! Это, наверно, тот момент, когда он мягко и настойчиво пытался отобрать у Ксены сосуд-гермостат с головой Дана.
Она не отдавала. Даже он тогда показался ей чужим, враждебным, выдуманным Амебами… Бедная, бедная Ксена!
«Вот оно что…» Зря пострадали те психологи: не слаба была Ксена, не слабее других. Не горе от гибели Дана ввергло ее в депрессию и невменяемость – а то, что причиной этой гибели, и ее горя оказались высокоразумные существа, выше людей по знанию и историческому развитию, что использовали они для убийства и порабощения ее психики самые высокие свои знания, надругались жестоко и расчетливо – ради стремления к болотному покою. Именно это убило в ней веру в разум, в людей, в себя – и хорошо, что удалось восстановить все, вернуть.
«Вот оно что…» Да и ему ли удивляться, что Амебы так ее подчинили? Он и сам в те считанные часы на Одиннадцатой находился в их психическом поле. Эта «нож-скала», орудие убийства – он ее даже не осмотрел как следует, не заснял. Не придал значения. И тому, как удивительно мало данных собрано за пять недель работы на планете, тоже. И легковесная версия, что Дан «фигурял» и допустил оплошность, подсказалась ему там… Сейчас Арно было неловко видеть на днище-экране высвобождающегося из кресла и проводов седого, с чужим обликом, но все-таки Дана, своего товарища, которого он, получается, опорочил.
Планета с психополем – новое в астронавтике! Вот как их всех там обставили: и причины не те, и версии ложны.
И приговор ему, выходит, ошибочен.
Арно почувствовал, как внутри у него все расслабляется, размякает. Передача кончилась, квадрат на днище «лапуты» погас. Ярче стали видны обильные звезды и огни Космосстроя. Но вот и они расплылись все вдруг. Арно тронул пальцем мокрые глаза, потом лизнул палец: и верно, соленые… «Ничего, – утихомиривал он себя, – раз в жизни можно. Зная слабость, буду потом там еще крепче. Ничего…»
И понял он, что жил все эти годы будто со стиснутыми зубами. Понял, как трудно с ним, затаившимся, зажавшим душу в кулак, было Ксене. «Кто кого больше поддержал: я ее или она меня?..»
Нет его вины – и будто не было этих трех лет! Арно упруго поднялся. Да теперь дело и не в том, не в мере вины: вон ведь что замаячило в далекой перспективе – такой, как у Амеб, финал спокойной жизни человечества. Нет, подобный финал – не для людей. Теперь астронавты очень даже будут нужны; такими, как он, кидаться накладно.
Он пошел будто побежал изящно-стремительной походкой вниз, к берегу, к пристани дисковых катеров. Катер домчал его к сверкающим огням на мысу, к станции общепланетной хордовой подземки. У спуска, возле шеренги сферодатчиков, он замедлил шаг, остановился в колебании: «Связаться с Ксеной? Надо ли? Хватит ей на сегодня переживаний… Спасибо тебе, Ксена, боль моя!.. А, свяжусь с Луны». Он направился к эскалатору.
Не было уже боли, исцелился. Не Ксена нужна была ему, не теплая лирика, душевная благодать – звезды.
Через две минуты вагон подземки нес Арнолита – астронавта, командира – к Гималайской катапульте.:::::::::::::::::::::::
Эоли сразу после конца считывания ушел из лаборатории, предоставил помощникам закругляться, приводить все в порядок. Он прогулялся по лесу, вернулся в свой коттедж, взял биокрылья, стартовал с вышки и все поднимался кругами, пока не заломило в ушах от уменьшившегося давления. Сегодня он был на высоте, сегодня он должен держаться на высоте – сегодня его день!
Сейчас – он чувствовал это почти осязательно – во всех краях Земли и Солнечной люди обдумывают увиденное, обмениваются впечатлениями, спорят.
Летят к чертям сотни концепций, меняются миллионы – да какое! – миллиарды взглядов на свою жизнь, на роль и цели Разума во Вселенной. История Амеб лишь затравка, печка, от которой будут танцевать.
…И ему надо многое обдумать, определить свой личный путь. Пора становиться зрелым и дальновидным. «Не человек, а стихия в форме человека» – прав был Ило и в этом прав.
…А ведь тоже незрелость проявили там, на Одиннадцатой, эти двое – при всех своих отменных людских и астронавтических качествах. Философскую слабину.
Чувства их понятны, но человеческая ограниченность – тоже ограниченность.
«Эх, меня там не было!»
…А за концепцию «предельной наводки на резкость», за замеченную со стороны выразительность образований и процессов в Солнечной – это им спасибо. Имея, не понимали и не ценили, думали везде так – ан нет. И дальше надо развиваться так, самим нести, если вселенские процессы не потянут, эту выразительность. Разум – тоже вселенский процесс.
…Активный разум. Название надо уточнить: не «гомо сапиенс», а «гомо сапиенс активус». Те тоже были «рептилис сапиенс», а что толку! Для разумной жизни разума мало.
…Распространение – самый простой вид активности. И надо распространяться, не повторяя ни прежних ошибок, ни проблем. Именно так, Ило! Глобальная встряска человечеству – потепление, образование новых материков по Инду, твои идеи Биоколонизации, Трасса от Тризвездия, узнанное сейчас о пути жизни на Одиннадцатой… – все это удары, направляемые с разных сторон на одно: на разрушение человеческой мелкости.
Близится время, Ило, когда для подъема на более высокую степень надо будет превзойти и человека, да! Другое дело – как превзойти! Не борьбой одних против других – а свободным сотрудничеством в исполнении замыслов вселенского масштаба. Ибо человек живет не на Земле – во Вселенной.
Вот и конец нашему спору, Ило: хороша Земля, да одна – тем и плоха, что одна. Распространение, экспансия – вот решение спора! Распространяться не только по Солнечной, но и на тысячи, десятки тысяч планет у иных звезд. При таком размахе, Ило, поселение на новую планету не может выглядеть ни «битвой с природой», ни «историей»… Смешно! Элементарное дело – в самый раз для двух операторов и пяти комплектов ампул.
Конечно же, дураками были и есть (если еще есть) эти семи пядей во лбу Высшие Простейшие, полагая, что в ограниченном мирке, в питательном бульоне своего моря они постигли истину и могут назидать другим. Истина бесконечна и вечна, всемогуща и всевозможна, всеобразна – только распространяясь в бесконечно-вечном мире, реализуя наличные возможности и тем добывая новые, более обширные, можно приближаться к ней.
…И пусть у разных звезд развитие людей пойдет по-разному: где больше изменение природы, где приноравливание к ней, без чего тоже нельзя, где бурно, где замедленно – не будет в этом драматического фатума Истории для человечества, идущего многими и разными путями.
Эоли летел, парил в теплых воздушных потоках, смотрел на леса, квадратами уходившие к дымке горизонта, на озера, поля, сады, ленты фотодорог, на мосты через реки, вышки, россыпи разноцветных коттеджей в живописных местах… И для него это уже была не Земля; это проплывали внизу пейзажи Сатурна, Нептуна, Урана, Ио, Титании, множества иных планет и их спутников – будущие.
Они будут такими!::::::::::::::::::::::::
Человек, который хлопотал вокруг проблемы Дана-Берна, дела Арно и загадки Одиннадцатой более всех других (хотя и принес своими хлопотами пользы меньше других), узнал об отчете Ксены и возродившегося Дана позже всех других – на целый год. Именно столько времени несли эту информацию радиосигналы до того участка Трассы, где он, двигаясь в сторону Тризвездия, проверял, отлаживал порожние роботы-гонщики. И если мы сразу вслед за описанием переживаний Арно и Эоли даем и его реакцию на узнанное, то исключительно потому, что согласно теории относительности все, связанное между собой распространяющимися со скоростью света сигналами, фактически происходит одновременно.
Непосредственная реакция Линкастра 69/124, вернее, теперь уж 70/125, была, конечно, эмоциональной. Только излить свои чувства было некому, ближайшие контролеры-наладчики находились далеко впереди и позади по Трассе. А старый астронавт очень, очень хотел бы – даже и не им, а лучше бы тем, с кем общался и спорил по этому делу: Ило (он не знал, что того уже нет), членам Совета Космоцентра – сказать небольшую речь, что-нибудь в духе монолога гоголевского городничего перед купцами:
«Что, соколики? Чья взяла, а?.. Не я ли чувствовал, что тут все не гладко!
Даже Арно, барбос рыжий, запутался и других запутал. И поделом ему досталось!.. Не я ли пробуждал общее внимание к этой загадке?»
Сгоряча Астр едва не послал на Землю по соответствующим адресам язвительную радиограмму. Но вовремя вспомнил, что с момента события на Земле уже минул год, да пока радиограмма долетит, еще один пройдет. По свежему оно было бы уместно, а так… Там все будут морщить лбы, вспоминать, о чем речь. Еще, чего доброго, обеспокоятся, не спятил ли старый Астр и не убрать ли его с Трассы, пока он там не наделал дел.
…Да, вот так: по теории относительности все одновременно – что сигналы туда, что обратно. А все равно выходит два года. Красноречивая иллюстрация другого незыблемого положения той же теории: что время суть пространство.
Устранить противоречия между первым и вторым положениями автор охотно предоставляет читателям.
Астр удовлетворился тем, что исполнил вокруг робота гонщика пируэт в осмотровой ракете, и махнул рукой. Главное, все выяснилось. И он помог, оказался прав в своем беспокойстве. Совершенно необязательно давать волю мелким чувствам и тяжелому характеру. Тем более, что здесь, на Трассе, он делает главное для идеи распространения и выразительности – обеспечивает человечество космической энергией.
Ее теперь понадобится – только давай!
2. ВСЕ ВПЕРЕДИ
Ага, вот и его, Арно, лицо появилось на экране, оттеснило видения. Но такое странное: зловещее, холодно-властное! Это, наверно, тот момент, когда он мягко и настойчиво пытался отобрать у Ксены сосуд-гермостат с головой Дана.
Она не отдавала. Даже он тогда показался ей чужим, враждебным, выдуманным Амебами… Бедная, бедная Ксена!
«Вот оно что…» Зря пострадали те психологи: не слаба была Ксена, не слабее других. Не горе от гибели Дана ввергло ее в депрессию и невменяемость – а то, что причиной этой гибели, и ее горя оказались высокоразумные существа, выше людей по знанию и историческому развитию, что использовали они для убийства и порабощения ее психики самые высокие свои знания, надругались жестоко и расчетливо – ради стремления к болотному покою. Именно это убило в ней веру в разум, в людей, в себя – и хорошо, что удалось восстановить все, вернуть.
«Вот оно что…» Да и ему ли удивляться, что Амебы так ее подчинили? Он и сам в те считанные часы на Одиннадцатой находился в их психическом поле. Эта «нож-скала», орудие убийства – он ее даже не осмотрел как следует, не заснял. Не придал значения. И тому, как удивительно мало данных собрано за пять недель работы на планете, тоже. И легковесная версия, что Дан «фигурял» и допустил оплошность, подсказалась ему там… Сейчас Арно было неловко видеть на днище-экране высвобождающегося из кресла и проводов седого, с чужим обликом, но все-таки Дана, своего товарища, которого он, получается, опорочил.
Планета с психополем – новое в астронавтике! Вот как их всех там обставили: и причины не те, и версии ложны.
И приговор ему, выходит, ошибочен.
Арно почувствовал, как внутри у него все расслабляется, размякает. Передача кончилась, квадрат на днище «лапуты» погас. Ярче стали видны обильные звезды и огни Космосстроя. Но вот и они расплылись все вдруг. Арно тронул пальцем мокрые глаза, потом лизнул палец: и верно, соленые… «Ничего, – утихомиривал он себя, – раз в жизни можно. Зная слабость, буду потом там еще крепче. Ничего…»
И понял он, что жил все эти годы будто со стиснутыми зубами. Понял, как трудно с ним, затаившимся, зажавшим душу в кулак, было Ксене. «Кто кого больше поддержал: я ее или она меня?..»
Нет его вины – и будто не было этих трех лет! Арно упруго поднялся. Да теперь дело и не в том, не в мере вины: вон ведь что замаячило в далекой перспективе – такой, как у Амеб, финал спокойной жизни человечества. Нет, подобный финал – не для людей. Теперь астронавты очень даже будут нужны; такими, как он, кидаться накладно.
Он пошел будто побежал изящно-стремительной походкой вниз, к берегу, к пристани дисковых катеров. Катер домчал его к сверкающим огням на мысу, к станции общепланетной хордовой подземки. У спуска, возле шеренги сферодатчиков, он замедлил шаг, остановился в колебании: «Связаться с Ксеной? Надо ли? Хватит ей на сегодня переживаний… Спасибо тебе, Ксена, боль моя!.. А, свяжусь с Луны». Он направился к эскалатору.
Не было уже боли, исцелился. Не Ксена нужна была ему, не теплая лирика, душевная благодать – звезды.
Через две минуты вагон подземки нес Арнолита – астронавта, командира – к Гималайской катапульте.:::::::::::::::::::::::
Эоли сразу после конца считывания ушел из лаборатории, предоставил помощникам закругляться, приводить все в порядок. Он прогулялся по лесу, вернулся в свой коттедж, взял биокрылья, стартовал с вышки и все поднимался кругами, пока не заломило в ушах от уменьшившегося давления. Сегодня он был на высоте, сегодня он должен держаться на высоте – сегодня его день!
Сейчас – он чувствовал это почти осязательно – во всех краях Земли и Солнечной люди обдумывают увиденное, обмениваются впечатлениями, спорят.
Летят к чертям сотни концепций, меняются миллионы – да какое! – миллиарды взглядов на свою жизнь, на роль и цели Разума во Вселенной. История Амеб лишь затравка, печка, от которой будут танцевать.
…И ему надо многое обдумать, определить свой личный путь. Пора становиться зрелым и дальновидным. «Не человек, а стихия в форме человека» – прав был Ило и в этом прав.
…А ведь тоже незрелость проявили там, на Одиннадцатой, эти двое – при всех своих отменных людских и астронавтических качествах. Философскую слабину.
Чувства их понятны, но человеческая ограниченность – тоже ограниченность.
«Эх, меня там не было!»
…А за концепцию «предельной наводки на резкость», за замеченную со стороны выразительность образований и процессов в Солнечной – это им спасибо. Имея, не понимали и не ценили, думали везде так – ан нет. И дальше надо развиваться так, самим нести, если вселенские процессы не потянут, эту выразительность. Разум – тоже вселенский процесс.
…Активный разум. Название надо уточнить: не «гомо сапиенс», а «гомо сапиенс активус». Те тоже были «рептилис сапиенс», а что толку! Для разумной жизни разума мало.
…Распространение – самый простой вид активности. И надо распространяться, не повторяя ни прежних ошибок, ни проблем. Именно так, Ило! Глобальная встряска человечеству – потепление, образование новых материков по Инду, твои идеи Биоколонизации, Трасса от Тризвездия, узнанное сейчас о пути жизни на Одиннадцатой… – все это удары, направляемые с разных сторон на одно: на разрушение человеческой мелкости.
Близится время, Ило, когда для подъема на более высокую степень надо будет превзойти и человека, да! Другое дело – как превзойти! Не борьбой одних против других – а свободным сотрудничеством в исполнении замыслов вселенского масштаба. Ибо человек живет не на Земле – во Вселенной.
Вот и конец нашему спору, Ило: хороша Земля, да одна – тем и плоха, что одна. Распространение, экспансия – вот решение спора! Распространяться не только по Солнечной, но и на тысячи, десятки тысяч планет у иных звезд. При таком размахе, Ило, поселение на новую планету не может выглядеть ни «битвой с природой», ни «историей»… Смешно! Элементарное дело – в самый раз для двух операторов и пяти комплектов ампул.
Конечно же, дураками были и есть (если еще есть) эти семи пядей во лбу Высшие Простейшие, полагая, что в ограниченном мирке, в питательном бульоне своего моря они постигли истину и могут назидать другим. Истина бесконечна и вечна, всемогуща и всевозможна, всеобразна – только распространяясь в бесконечно-вечном мире, реализуя наличные возможности и тем добывая новые, более обширные, можно приближаться к ней.
…И пусть у разных звезд развитие людей пойдет по-разному: где больше изменение природы, где приноравливание к ней, без чего тоже нельзя, где бурно, где замедленно – не будет в этом драматического фатума Истории для человечества, идущего многими и разными путями.
Эоли летел, парил в теплых воздушных потоках, смотрел на леса, квадратами уходившие к дымке горизонта, на озера, поля, сады, ленты фотодорог, на мосты через реки, вышки, россыпи разноцветных коттеджей в живописных местах… И для него это уже была не Земля; это проплывали внизу пейзажи Сатурна, Нептуна, Урана, Ио, Титании, множества иных планет и их спутников – будущие.
Они будут такими!::::::::::::::::::::::::
Человек, который хлопотал вокруг проблемы Дана-Берна, дела Арно и загадки Одиннадцатой более всех других (хотя и принес своими хлопотами пользы меньше других), узнал об отчете Ксены и возродившегося Дана позже всех других – на целый год. Именно столько времени несли эту информацию радиосигналы до того участка Трассы, где он, двигаясь в сторону Тризвездия, проверял, отлаживал порожние роботы-гонщики. И если мы сразу вслед за описанием переживаний Арно и Эоли даем и его реакцию на узнанное, то исключительно потому, что согласно теории относительности все, связанное между собой распространяющимися со скоростью света сигналами, фактически происходит одновременно.
Непосредственная реакция Линкастра 69/124, вернее, теперь уж 70/125, была, конечно, эмоциональной. Только излить свои чувства было некому, ближайшие контролеры-наладчики находились далеко впереди и позади по Трассе. А старый астронавт очень, очень хотел бы – даже и не им, а лучше бы тем, с кем общался и спорил по этому делу: Ило (он не знал, что того уже нет), членам Совета Космоцентра – сказать небольшую речь, что-нибудь в духе монолога гоголевского городничего перед купцами:
«Что, соколики? Чья взяла, а?.. Не я ли чувствовал, что тут все не гладко!
Даже Арно, барбос рыжий, запутался и других запутал. И поделом ему досталось!.. Не я ли пробуждал общее внимание к этой загадке?»
Сгоряча Астр едва не послал на Землю по соответствующим адресам язвительную радиограмму. Но вовремя вспомнил, что с момента события на Земле уже минул год, да пока радиограмма долетит, еще один пройдет. По свежему оно было бы уместно, а так… Там все будут морщить лбы, вспоминать, о чем речь. Еще, чего доброго, обеспокоятся, не спятил ли старый Астр и не убрать ли его с Трассы, пока он там не наделал дел.
…Да, вот так: по теории относительности все одновременно – что сигналы туда, что обратно. А все равно выходит два года. Красноречивая иллюстрация другого незыблемого положения той же теории: что время суть пространство.
Устранить противоречия между первым и вторым положениями автор охотно предоставляет читателям.
Астр удовлетворился тем, что исполнил вокруг робота гонщика пируэт в осмотровой ракете, и махнул рукой. Главное, все выяснилось. И он помог, оказался прав в своем беспокойстве. Совершенно необязательно давать волю мелким чувствам и тяжелому характеру. Тем более, что здесь, на Трассе, он делает главное для идеи распространения и выразительности – обеспечивает человечество космической энергией.
Ее теперь понадобится – только давай!
2. ВСЕ ВПЕРЕДИ
Мужчина и женщина идут по тропинке на обрывистом берегу. Внизу широкая река – Волга в нижнем течении, места разинской, пугачевской и многих иных вольниц, родные места Дана. Другой берег едва виден за блеском солнца на водной ряби. Веет ветерок.
Они идут, думая каждый о своем. «Как хорошо, что все позади, – думает женщина. – Весь ужас, который годами стыл в душе, неверие в себя, в людей, в жизнь… И снова есть Дан. Пусть внешне непохожий, но – настоящий он. Как теперь легко и спокойно!»
Она поглядела на мужчину. Пожалуй, только седые волосы и остались у него в память О Берне: изменилось лицо, осанка, все… Она вздохнула полной грудью, улыбнулась ему.
– Что? – рассеянно спросил он.
– Я подумала: как хорошо, когда все позади.
– Позади? – удивленно переспросил он. – Ты говоришь: все позади? Ну и ну!..
– Он вдруг подхватил ее, поднял на вытянутых руках и понес, смеясь, по кромке обрыва; из-под ног осыпалась глина.
– Что ты делаешь, сумасшедший, пусти!..
– Позади! Да у нас же все впереди! Мы сейчас и представить не можем, сколько у нас всего впереди!
За перевалом следует спуск в долину. Затем подъем к новому перевалу, откуда открываются более обширные виды. Новый спуск и новый подъем…
Дорога ведет в бесконечность.
Они идут, думая каждый о своем. «Как хорошо, что все позади, – думает женщина. – Весь ужас, который годами стыл в душе, неверие в себя, в людей, в жизнь… И снова есть Дан. Пусть внешне непохожий, но – настоящий он. Как теперь легко и спокойно!»
Она поглядела на мужчину. Пожалуй, только седые волосы и остались у него в память О Берне: изменилось лицо, осанка, все… Она вздохнула полной грудью, улыбнулась ему.
– Что? – рассеянно спросил он.
– Я подумала: как хорошо, когда все позади.
– Позади? – удивленно переспросил он. – Ты говоришь: все позади? Ну и ну!..
– Он вдруг подхватил ее, поднял на вытянутых руках и понес, смеясь, по кромке обрыва; из-под ног осыпалась глина.
– Что ты делаешь, сумасшедший, пусти!..
– Позади! Да у нас же все впереди! Мы сейчас и представить не можем, сколько у нас всего впереди!
За перевалом следует спуск в долину. Затем подъем к новому перевалу, откуда открываются более обширные виды. Новый спуск и новый подъем…
Дорога ведет в бесконечность.