— Да, — сказала я, — вот только…
   — Что — только?
   — Есть одна загвоздка, — проговорила я, — мы ведь не уверены, что Петя и в самом деле болен той самой болезнью, что и… твои подопечные, Даша.
   — А мне кажется, что ошибки тут нет, — авторитетно заявила та. — Не дай бог, конечно… — спохватилась она, — буду рада узнать, что ошиблась.
   — Ладно, — сказала я, — пойдем.
   — Странно, — проговорила вдруг Даша.
   — Что? — спросила я.
   — Странно, что Васик так и не получил весточку от похитителей, — объяснила Даша. — Петю ведь похитили, и в таком случае должны были попросить за него выкуп. Назначить цену. Не могли же его похитить просто так.
   — Не могли, — согласилась я, — но ведь мы сегодня встретили этих двоих… Вполне возможно, что они и были похитителями… То есть — вероятнее всего, что они пришли за тем, чтобы предложить Васику заплатить за сына выкуп. Наставили пистолет — сильнее напугать хотели и показать, что вовсе не собираются шутить.
   — Да какие уж тут шутки, — поежилась Даша, — сразу, что ли, не видно, что эти козлы серьезно настроены? Нину-то подстрелили…
***
   Врач — немолодой уже человек — говорил почему-то шепотом, беспрестанно кивая седой породистой головой, хотя в коридоре, кроме него и Васика, никого не было. В том темном больничном коридоре, где допотопные лампы дневного света горят через одну и почти каждая из них мигает и издает при свечении характерный треск, очень похожий на треск стариковских ревматических суставов.
   — Вам очень повезло, — проговорил врач, — то есть, вашей жене Нине очень повезло, — поправился он, — она уже пришла в себя.
   — Правда?! — радостно воскликнул Васик. — Пришла в себя?! Значит, я могу…
   — Тише, тише… — забормотал врач, оглядываясь, — больные же спят. А в этом отделении лежат люди, извините, не с ангиной, а с тяжелыми травмами и ранениями. Вы же мне весь корпус перебудите!
   — Хорошо, доктор, хорошо… — прошептал Васик не громче треска старой лампы у себя над головой, — простите, пожалуйста… Скажите, а скоро ее выпишут?
   Врач усмехнулся. Он заложил руки в карманы белоснежнейшего белого халата и качнулся на каблуках.
   — Вот всегда так, — заговорил он, словно обращаясь не к Васику, а к невидимой никому, кроме него одного, аудитории. — Вы, молодые люди, думаете, что медицина — это что-то вроде волшебства. Раз и готово. Ну да, мы использовали на выданные вами средства самые современные препараты, и поэтому дела больной идут на поправку. Но не так же быстро! Нина получила тяжелые ранения, поправляться после которых ей придется еще очень долго. И лечение будет столь же интенсивным, поэтому…
   Врач замолчал и выразительно посмотрел на Васика.
   — Ах, да! — Васик засуетился, дрожащей рукой нащупывая бумажник в кармане. — Сколько еще нужно? Я ведь, доктор, все сделаю, чтобы моя Нина поправилась. Только скажите — сколько нужно… Знаете, я еще и добавлю, так сказать — за хлопоты. Только уж присмотрите за ней хорошенько… Так сколько нужно? — спросил Васик, достав бумажник.
   Врач снова оглянулся на совершенно безлюдный коридор и шепотом назвал цифру.
   Васик на мгновение замер, недоуменно моргнув, но только на мгновение. Потом открыл бумажник и вытащил оттуда пачку купюр — почти все, что там было, — и положил в протянутую ладонь.
   — Очень хорошо, — сказал врач, опять суетливо оглядываясь.
   Пачка денег исчезла в кармане белого халата, и врач отступил на шаг, давая понять, что разговор окончен.
   — Так мне можно к ней? — нетерпеливо спросил Васик.
   — Конечно, — ласково ответил врач, — вашими стараниями у Нины отдельная палата, одноместная. Можете хоть переночевать там. Стулья есть, кликните медсестру, она принесет вам носилки — установите носилки на стульях и спите, сколько угодно.
   — Спасибо, — торопливо поблагодарил Васик, посмотрев в сторону палаты Нины, — не надо носилок.
   — А если хотите постоянно при ней находиться… — врач не закончил фразу и снова посмотрел на Васика многозначительно, но, поскольку Васик ничего не ответил, врач продолжал:
   — Вообще-то это не положено, находиться при больной круглые сутки, но можно устроить…
   Врач подмигнул, но Васик снова не отреагировал. Он смотрел на дверь, ведущую в палату Нины.
   — Или можно нанять сиделку, которая постоянно находилась бы при больной, — проговорил врач, уже менее уверенным тоном, — я, со своей стороны, мог бы порекомендовать очень компетентного сотрудника. Бывший медицинский работник с большим стажем. Моя родственница, между прочим… Теща…
   Врач замолчал.
   — Да, да… — сказал Васик, явно не слушая того, что говорит предприимчивый эскулап, — конечно… Я пойду, хорошо?
   — Идите, — вздохнул врач, — если что, зовите меня. Кабинет вы знаете. Ну, если что-то там понадобится или еще…
   Васик кивнул.
   — Нина — это ваша жена? — спросил вдруг врач.
   — Нет, — ответил Васик, — то есть — да. Жена.
   — И дети есть? — участливо поинтересовался врач.
   — Нет, — ответил Васик, — то есть — да. Есть.
   Доктор как-то странно посмотрел на Васика и шагнул в сторону.
   — Не буду больше вас задерживать, — доверительно проговорил он, — вижу, что вам не терпится увидеться с женой. Понимаю. У меня тоже такое бывает… Иногда… Редко. Только вот еще что, — он перешел уже на официальный тон, — слишком долго занимать больную разговорами не стоит. Она еще очень слаба.
   — Да, конечно, — сказал Васик, — я понимаю…
***
   Небольшая и чистая палата. Большое окно, почти по всю стену. Хорошая такая палата. И светлая — как сразу определил Васик, хотя свет в палате был тусклый — от маленького ночника на тумбочке возле койки.
   Осторожно переступая ногами по белому больничному полу, Васик приблизился к койке.
   Нина спала. Спокойно спала.
   Беспрестанно ворочающаяся весь день тревога в душе Васика немного поулеглась. Он придвинул к койке стул и сел, стараясь дышать тихонько, чтобы — не дай бог — не разбудить Нину и не нарушить ее глубокого, явно здорового хорошего сна.
   Он слегка улыбнулся, глядя на ее лицо.
   Можно подумать, что Нина просто прилегла отдохнуть после долгого дня, если бы не змеиные стебли тоненьких прозрачных провод ков, опутывавших хрупкое тело девушки, если бы не постоянно что-то попискивающий громоздкий медицинский аппарат, к которому шли эти проводки, если бы не тревожно вздрагивающие время от времени бледные губы.
   Свет ночника отбрасывал огромные тени от ресниц Нины на ее бледное лицо.
   Несколько минут, созерцая все это, Васик сидел молча, потом Нина вдруг открыла глаза.
***
   Темень вокруг стояла невероятная. Высокий кирпичный забор, выкрашенный белой краской, находился от нас всего в нескольких шагах, но видела я его нечетко — просто какие-то белесые очертания. Похоже было на то — вдруг подумала я — будто большое снеговое облако вдруг сверзилось на землю и теперь медленно тает в неприступных сумерках.
   — Ничего себе, — прошептала Даша, — вот это крепость!.. Как здесь пройдешь?
   Ничего не ответив, я кивнула, хотя не была уверена, заметит ли в этой кромешной темноте Даша мой кивок.
   Полчаса назад мы с ней прибыли на место. Оставили машины в кустах, далеко от этого места, а сюда прибыли пешком — чтобы никто из тех, кто находится сейчас в этой загородной клинике, не смог нас заметить.
   Прибыть-то мы сюда прибыли, но как пробраться в клинику? Вокруг трехметровый забор, деревья рядом с забором старательно вырублены, будто строители возводили не клинику для детей, а убежище какого-нибудь наркобарона, штурмовать которое не всякий взвод ОМОНа решился бы.
   — Насколько я поняла, — снова прошептала Даша, — единственный вход сюда — через главные ворота. Но там охранники. А больше, судя по всему, никак через забор перелезть нельзя.
   Я опять кивнула.
   — Чего ты молчишь-то? — рассердилась наконец Даша. — Твоя была идея сюда ехать. Приехали и стоим теперь, мерзнем. Что делать-то? Через главные ворота не пройдешь — не пустят. Домой, что ли, возвращаться?
   — Домой возвращаться рано, — медленно проговорила я, — мы еще ничего не узнали.
   — Но ведь…
   — И если ты будешь постоянно тарахтеть мне в ухо и мешать думать, так ничего и не узнаем, — веско заявила я. — Понятно?
   — Понятно, — пробормотала Даша, — но я считала, что вполне тебе по силам — загипнотизировать охранников и пройти через ворота. А там дальше — уже полегче. Персонала в клинике сейчас меньше, чем днем. Мы проникнем в кабинет главного врача, которого сейчас, конечно, нет на рабочем месте, и… Самое главное для нас — преодолеть этот чертов забор. Ведь мы обошли его кругом — ни одной калиточки, ни одной лазеечки — короче говоря, кроме как через ворота, в клинику проникнуть нельзя.
   — С последним я согласна, — ответила я, — проникнуть за забор — кажется, сложнее всего… Но воздействовать на разум охранников я сейчас, наверное, не смогу.
   — Здрассьте! — изумилась Даша. — Как это? Ведь сколько раз ты при мне…
   — Я могу ввести в транс только одного человека, — объяснила я, — для этого понадобится несколько секунд. Но там же пятеро охранников — мы в окошко видели! Как ты себе это представляешь? Пока я буду заниматься одним, другие будут послушно стоять на своем месте и наблюдать? Так, что ли?
   — А сразу всех? — неуверенно проговорила Даша. — Вот на сеансах Кашпировского…
   Я вздохнула.
   — Эх, Даша, — сказала я, — ты же профессиональный психолог! Дипломированный специалист! И не понимаешь таких простых вещей. Ведь я столько раз объясняла тебе… На сеансах Кашпировского и других подобных ему шарлатанов самое главное — это добровольное желание участников сеанса подчиниться силе внушения гипнотизера. Самовнушение, понятно? Но ведь охранники-то вовсе не желают быть загипнотизированы!
   — Понятно, — уныло вздохнула Даша. — Понимаю я все. Просто… это, Оля, не непрофессионализм, а моя обычная рассеянность…
   Я задумалась. Дашин вопрос навел меня на очень интересную мысль: почему бы не заставить охранников — всех разом, одновременно — смотреть на меня хотя бы в течение нескольких минут?
   Нужно их заинтересовать. Но чем?
   Чем, вот именно? Чем заинтересовать пятерых здоровых мужиков, чтобы они смотрели на меня, только на меня и ни на кого больше? Чтобы они освободили свое сознание от чувства враждебности и смотрели на меня с доверием.
   Чем?..
   Ну, конечно! Как же это я сразу не догадалась!
   Внезапно пришедшая на ум мысль оказалась такой простой и вместе с тем настолько удачной, что я не смогла удержаться от смеха.
   — Ты чего это? — удивилась Даша. — Чего хихикаешь? У тебя случайно у самой крыша не съехала на почве всеобщего помешательства от слишком бурных событий?
   — Нет, — отсмеявшись, проговорила я, — совсем не съехала. Послушай, я придумала план.
   — Еще один? — недоверчиво проговорила Даша. — Опять такой, что нам придется придумывать и третий, чтобы осуществить первый посредством второго?
   — Нет, — снова сказала я, — на этот раз все должно пройти удачно. Значит, так…

Глава 8

   Уже минут через двадцать мы были готовы. Подошли к ярко светящемуся в темноте окошку, за которым пятеро мужчин в камуфляже самозабвенно играли в карты, и остановились.
   — Итак, — почти неслышно выговорила я, — самое главное, чтобы они поверили нам и впустили. Легенду мы выдумали вполне правдоподобную, так что, думаю, никаких срывов быть не должно. Нужно естественно себя вести, чтобы они ничего не заподозрили и впустили нас.
   Общество за окошком неожиданно пришло в движение — очевидно, кто-то из игроков сорвал крупный куш. Самый здоровенный мужик вскочил со стула и, размахивая зажатыми в кулаке картами, захохотал так, что оглушил даже нас с Дашей. Четверо проигравших злобно нахмурились.
   — А если что-нибудь не так пойдет? — боязливо проговорила Даша. — Смотри, какие они… животные. А мы две слабые девушки. И вокруг никого — пусто. Ночь. Как бы чего не вышло такого…
   — Такого — не выйдет, — пообещала я. — Если нам будет угрожать реальная опасность, я буду вынуждена использовать свои способности в полную силу. Но в таком случае, боюсь, выйдет шум и наша операция сорвется. Так что — хотелось бы не доводить до эксцессов.
   — Очень бы хотелось, — призналась Даша, — но все-таки… Посмотри, какие морды… Прямо биндюжники какие-то, а не охранники. Бандиты!
   Шум за окошком нарастал. Четверо проигравших повставали со своих мест — они сидели на деревянных ящиках из-под вина — и, потрясая кулаками, стали надвигаться на сгребшего все деньги со стола в огромный кулак счастливчика.
   Тот злобно зарычал в ответ и грохнул кулаком по столу, тем самым несколько поумерив пыл своих партнеров по игре. Ворча, словно сторожевые псы, охранники снова рассаживались по своим местам.
   — Наступил психологический момент для вторжения, — пробормотала я. — Итак, Даша, приготовились!
   Привстав на цыпочки, я постучала в окно. Охранники одновременно — словно по команде невидимого командира — повернули ко мне стриженые головы. Я улыбнулась в ответ, и зверские физиономии — где только набирают таких типов в охрану? — неуверенно стали расплываться в еще более широкой улыбке.
   Я подала знак Даше, и она тотчас встала рядом со мной. Улыбки охранников тоже стали еще шире, но в их глазах проскользнуло явное недоумение: они стали переглядываться друг с другом и пожимать плечами.
   — Не верят своему счастью, — шепотом констатировала Даша, — в такой глуши две красивые девушки стучатся в окно… Просятся погреться в холодную ночь. Ой, Оля, я боюсь! А вдруг меня узнает кто-нибудь из этих горилл? Я ведь уже несколько раз пыталась пройти через эти ворота, правда, днем. И выглядела тогда немного по-другому.
   — Не бойся! — шепнула я в ответ. — Я наложила тебе такой макияж, что тебя теперь даже мать родная не узнает, не то что мужик, который тебя и видел-то всего два раза в жизни…
   — Макияж, — успела еще проговорить мне Даша, — с макияжем ты, Олечка, по-моему, перестаралась: я такого у самых настоящих проституток никогда не видела…
   Верзила, сорвавший куш, тоже повернулся к нам. К своему удивлению, я не заметила на лице его плотоядной улыбки. Очень странно! Просто удивительно! Это удивительно еще и потому, что лицо верзилы носило черты той самой кавказской национальности, для представителей которой основной линией поведения является неуемная тяга к женскому полу.
   — Чего надо? — приблизившись к окну, проорал верзила.
   — Мальчики! — тут же наперебой заголосили мы с Дашей. — Пустите, пожалуйста, погреться! Мы в гостях были тут недалеко… в одном особняке, да только пришлось оттуда свалить…
   — Хозяева просто отмороженными оказались! — провыла Даша, вполне натурально хлюпнув носом.
   — Они нам за два часа заплатили, а сами всю ночь намеревались держать, да еще и издевались, — немедленно подхватила я, — обещали порвать на куски, если мы рыпаться будем. Их там много, а нас только двое… И вправду порвали бы, если б нам не удалось бежать…
   — Мы так замерзли, что не дойдем до города! — всхлипывала Даша. — Холодно очень! Пустите, пожалуйста! Они верхнюю одежду спрятали, чтобы мы не убежали, но мы подумали, что лучше замерзнуть, чем…
   Свою верхнюю одежду мы предусмотрительно спрятали в ближайших кустах и теперь стояли — я в обтягивающих джинсах и расстегнутой почти до пупа кофточке, а Даша — в просторном свитере из толстой шерстяной пряжи с высоким воротом, зато ее удачно подвернутая юбка едва прикрывала нижнее белье.
   — Пожалуйста! — стонала я.
   — Не дайте пропасть! — вторила Даша. Хмурясь, верзила слушал нас. Другие охранники за его спиной уже вовсю веселились, жадно разглядывая наши с Дашей прелести.
   — Мы вас отблагодарим! — утерев несуществующие слезы, пообещала Даша. — Честное слово! Сразу видно, что вы — настоящие мужчины, не то что эти бандиты, которые нас чуть не убили!
   — А я всегда была без ума от военных! — поспешила заверить я верзилу.
   — Ладно, — проворчал тот, — но сначала отойдите-ка подальше от окна.
   Мы повиновались.
   Верзила-кавказец, приоткрыв створку, осторожно высунул голову — словно боязливая черепаха из панциря, и тотчас убрал ее. Его товарищи приумолкли. Высунувшись второй раз, верзила убедился, что никто не собирается из-за угла бить его по макушке кирпичом, и начал внимательно осматривать окрестности. Закончив осмотр, он снова остановил на нас свои угрюмые глаза.
   — Ну ладно, — проговорил он, — залезайте по одной. И смотрите, чтобы без фокусов!
   — Куда залезать? — не поняла Даша.
   — Сюда, — верзила-кавказец стукнул кулаком по подоконнику, — в окно! Не будем же мы для вас специально дверь открывать. Она на сигнализации. Мы и сами заперты — до утра не можем выйти за пределы территории. Давай руку-то, помогу забраться.
   — Здесь высоко, — пожаловалась Даша.
   — Во дает, шалава! — хохотнул кто-то за спиной верзилы-кавказца. — То помирать собралась от холода, то в окно лезть не хочет.
   Я посмотрела на Дашу. Она пожала плечами и подошла вплотную к окну.
   «Шалава!..» Конечно, ни я, ни Даша не обиделись на это слово. Я даже скорее обрадовалась, когда услышала его. Так охранники определили социальный статус, под представителей которого нам с Дашей таки удалось подладиться.
   Даша с помощью верзилы взобралась в окно. Триумфальное ее появление в комнате охранников сопутствовалось воплями, хохотом и улюлюканьем. Когда кавказец втаскивал в комнату меня, восторгу было поменьше, и вовсе не потому, что Даша показалась мужчинам более привлекательной: просто девушка в очень короткой юбке, карабкающаяся в окно, выглядит намного… интереснее карабкающейся в окно девушки, одетой в джинсы, пусть и в обтягивающие.
   Попав наконец в помещение охранников, я первым делом огляделась. Небольшая комната, ничего особенного — только в углу пульт с компьютером, а над пультом несколько экранов, демонстрирующих двор больницы с разных сторон. Судя по качеству изображения на экранах, видеокамеры были установлены очень профессионально, к тому же снабжены приборами ночного видения.
   Кроме того, в комнате стояло несколько стульев, которые охранники почему-то игнорировали, предпочитая сидеть на ящиках из-под вина, и столик с разбросанными по его поверхности картами да мелкими денежными купюрами. В углу громоздилось несколько пустых бутылок из-под водки, у одного из ящиков стояла почти полная, початая.
   — Ничего себе, — услышала я голос Даши, — у вас прямо крепость…
   — Крепость, — согласился один из охранников, — сорок градусов. Попробуешь, красавица?
   — Да нет, — ответила Даша, — что-то не хочется. Может быть, потом…
   Наступила неловкая пауза. Охранники во все глаза разглядывали нас — верзила-кавказец, явно местный центровой, подозрительно и угрюмо, остальные мужики — с нескрываемым предвкушением понятно чего, негромкими сальными шуточками и многозначительными ухмылочками разжигая в глазах друг друга похотливые огоньки.
   Нехорошая атмосфера воцарилась в комнате, очень нехорошая! Даша совершенно смутилась. Не хватало еще, чтобы она покраснела — это было бы совсем неуместно и не подходило к ее сегодняшней роли.
   Что ж, придется действовать самостоятельно.
   Делая вид, что меня очень заинтересовали экранчики, я подошла к пульту управления и оперлась на него руками, приняв позу нашкодившей девочки, приготовившейся в наказанию.
   Охранники — опять словно по команде — замолчали. В коптерке стало так тихо, что мне даже почудилось, будто я слышу, как капает из чьего-то оскаленного похотью рта слюна на пол.
   — Во бикса! — восхищенно прохрипел кто-то. — Смотри, фасад какой!..
   — А что это у вас тут находится? — спросила я, вроде ни к кому конкретно не обращаясь. — Что вы охраняете? Военную базу какую-нибудь?
   — Да какую базу! — хихикнул один из охранников и, приблизившись, сделал попытку положить широкую ладонь мне пониже поясницы. — Это же просто больница!
   — Больница? — слегка отодвигаясь, переспросила я. — А аппаратуры столько, что можно подумать — здесь хранятся атомные боеголовки…
   — Наверное, это очень престижная больница, — подала голос Даша, — раз за чертой города. Суперсовременная сигнализация, охранников пять человек… И все богатыри, как на подбор, — неожиданно добавила она.
   — Здесь, наверное, члены правительства лежат? — предположила я.
   Кто-то из охранников, отвечая на мой вопрос, скаламбурил такую чудовищную тупость, что остальные охранники чуть не умерли от смеха. Все, кроме центрового — кавказца.
   — Слишком много вопросов, — мрачно заметил он, — и это… что-то вы не слишком замерзшими выглядите. Бодренькие. Долго вы от своего особняка шли?
   Я не нашлась сразу, что ответить.
   — Долго шли, — проговорила Даша, глядя на верзилу честными-пречестиыми глазами, — и замерзли очень. А вопросы задаем, потому что нам интересно. Ну, если не хотите, чтобы мы спрашивали, не будем… Нам бы просто погреться и… до утра, если можно, переждать, а?
   — Да ладно, Гиви! — загомонили охранники. — Чего ты, в натуре? Пускай телки тут останутся!
   В финале своей речи Даша так жалобно взглянула на кавказца, что даже у меня дрогнуло сердце. Да и верзила тоже оставил на время свою дремучую подозрительность.
   — Ладно, — проворчал он, — оставайтесь… Вон стулья… Водку будешь? — спросил он, внезапно обернувшись ко мне.
   — Буду, — неожиданно для себя сказала я.
   Охранник усмехнулся и налил мне полный двухсотграммовый стакан.
   «Ничего себе, — подумала я, — такими дозами алкоголь принимать как-то непривычно. Я вообще к спиртному отношусь с некоторой опаской, а тут сразу полный стакан…о Сделав над собой гигантское усилие, я отпила половину стакана.
   — Слабо! — загрохотали охранники. — Настоящие девчонки так не пьют! Давай до дна!
   — Я… подруге оставила, — отдышавшись, едва выговорила я, — мне половину и ей половину. Мы с ней привыкли делиться всегда… — И протянула стакан Даше.
   — Спасибо, подруга, — принимая от меня стакан, едва слышно прошептала Даша, — удружила…
   Оставшуюся водку охранники распили из горлышка, после чего снова уставились на нас, отпуская однообразные непристойные шуточки и смешки.
   Кавказец Гиви уселся в угол и тоже принялся пристально рассматривать нас. Нужно было что-то делать. Вернее, не что-то, а то, зачем мы сюда пришли.
   — Ну что? — обратилась я к Даше нарочито громко. — Может, повеселим ребят?
   — Хотите? — обернулась Даша к охранникам.
   Те дружно выразили свое согласие громкими, хотя и не совсем цензурными воплями.
   — Музыки у вас нет? — спросила я.
   — Нет, — ответил мне кто-то из охранников, а кавказец Гиви строго добавил:
   — Не положено.
   Впрочем, и он уже теперь смотрел на меня с интересом.
   — Тогда я — музыка! — заявила Даша. Она затихла на мгновение, потом я услышала, как она чистым тонким голоском изумительно правильно напевает какую-то популярную мелодию. Ухватив ритм, я стала двигаться под него, и так — танцуя — вышла на середину комнаты.
   Охранники, с воодушевлением пересмеиваясь, расселись вдоль стен. Пение Даши стало громче — теперь она отстукивала ритм ладонями по коленям.
   Надо сказать, Даша несколько облагораживала звучание популярной эстрадной мелодии, и, может быть, оттого, что, подлаживаясь под мои движения, Даша изменила тон голоса на более интимный и томный, а может быть, из-за того, что единственным инструментом был импровизированный «барабан», — песня звучала на восточный манер.
   «Танец живота, — промелькнуло у меня в голове, — танец живота!..»
   Но ведь, чтобы продемонстрировать зрителям импровизацию на тему древнейшего восточного танца, мне нужно было обнажить свой живот. Поэтому, кружась в ритме танца, я медленно начала снимать с себя кофточку. Сначала расстегивала — пуговицу за пуговицей — а когда стянула с себя рукава, то ненароком оказалась как раз напротив центрового кавказца-верзилы Гиви.
   Широко округлив глаза, он следил за каждым моим движением, и, к своему удивлению, я не заметила в его глазах ни капли похоти, только восхищение, а когда я швырнула кофточку на пульт и осталась в одном только полупрозрачном лифчике, Гиви чуть отпрянул назад и с губ его сорвалось изумленное:
   — Ва-ах!
   Остальные охранники тоже, конечно, не сводили с меня глаз. Балагурить они перестали и пересмеиваться тоже. Внимание всех пятерых было приковано только ко мне одной.
   — Пора, — поняла я и начала действовать.
   Перво-наперво я закрыла глаза и ввела в транс саму себя. После этого все оказалось легко и просто. Внешние звуки уже не достигали моего сознания, но танцевать я не перестала — просто двигалась под свою собственную музыку. И вот, что интересно: когда все это закончилось, Даша сказала, что никогда не видела более откровенного и сексуального танца.
   — Что-то первобытное и… безумно страстное было в твоих движениях, — так говорила мне Даша, когда все закончилось, — видно, сознание, получившее приказание соблазнить мужчин, передало импульсы подсознанию, и на этом уровне включились знания, накопленные десятками тысяч поколений предков… Удивляюсь, как эти животные не накинулись на тебя в тот же момент и не изнасиловали… Наверное, просто оторопели…
   Может быть. Я не видела лиц мужчин, когда танцевала для них с закрытыми глазами. Я видела только расплывающиеся бесформенные силуэты, словно оплавленные неожиданным солнцем снежные фигуры. А еще я видела нити в своих руках — тонкие, словно утренние солнечные лучики. И когда поняла, что получила полную власть над расплывающимися силуэтами, а золотые нити в моих руках стали обжигающе горячими, танец мой стал другим.