Страница:
О четвертом заселении, о пяти братьях и сыновьях Делы
Следуя череде событий, пять вождей, которые были родными братьями и приходились сыновьями Деле, из числа тех самых потомком Немеда, что обосновались в Греции, приплыли в Ирландию. Обнаружив, что страна пуста, они поделили ее между собой на пять равных частей, главы которых сходились у некоего камня, расположенного в Меди или Меате, неподалеку от замка Киллайре, и камень этот назывался пупом Ирландии, поскольку был помещен в центре и посредине ее земель. Да и Меатом названа эта область Ирландии потому, что расположена прямо в центре (in medio) самого острова. Однако она не принадлежит к числу тех пяти областей Ирландии, о которых мы говорили выше.
О том, как эти пятеро братьев впервые поделили остров на пять областей
Когда эти пятеро братьев, а именно Ганн, Генанн, Сенганн, Рудрайге и Сланга, разделили остров на пять областей, каждый стал владеть своей частью и наделом в Меди, где стоял вышеупомянутый камень. Ведь поскольку эта область с самого начала отличалась прекрасными пастбищами и изобильным плодородием, никто не хотел заполучить ее в единоличное владение.
Время шло, и в короткий срок переменчивой судьбе было угодно распорядиться так, чтобы Сланга стал единоличным правителем всей Ирландии. Поэтому он и называется первым королем Ирландии. Он первым объединил все пять наделов Меди и передал ее королевскому престолу. Поэтому, отделенная от пяти областей и объединенная Слангой, Меат и по сей день сама по себе и не находится во власти ни одной из областей. Со времен Сланги в каждой из пяти областей насчитывается тридцать два «кантареда», а в Меате — только шестнадцать. Всего же в Ирландии дважды восемьдесят и шестнадцать «кантаредов». «Кантаред» — это слово на языках Британии и Ирландии обозначает участок земли, на котором располагается сто поместий. Из рода этих братьев и их потомков девять королей наследовали один другому, однако недолго; и около тридцати лет они правили. Сланга был похоронен в Меате на горе, которая с тех пор носит его имя.
О первом единоличном правителе Ирландии, то есть о Сланге
Время шло, и в короткий срок переменчивой судьбе было угодно распорядиться так, чтобы Сланга стал единоличным правителем всей Ирландии. Поэтому он и называется первым королем Ирландии. Он первым объединил все пять наделов Меди и передал ее королевскому престолу. Поэтому, отделенная от пяти областей и объединенная Слангой, Меат и по сей день сама по себе и не находится во власти ни одной из областей. Со времен Сланги в каждой из пяти областей насчитывается тридцать два «кантареда», а в Меате — только шестнадцать. Всего же в Ирландии дважды восемьдесят и шестнадцать «кантаредов». «Кантаред» — это слово на языках Британии и Ирландии обозначает участок земли, на котором располагается сто поместий. Из рода этих братьев и их потомков девять королей наследовали один другому, однако недолго; и около тридцати лет они правили. Сланга был похоронен в Меате на горе, которая с тех пор носит его имя.
О пятом заселении, а именно о четырех сыновьях короля Миля, прибывших из пределов Испании. И о том, как Зримой и Эбер поделили между собой королевство
После того как народ их был истреблен по большей части и приуменьшился вследствие междоусобных распрей, а главное из-за той войны, которую они с огромными потерями вели с другими отпрысками Немеда, приплывшими из Скифии, из пределов Испании с флотом в шестьдесят кораблей приплыли четверо благородных сыновей короля Миля. И они быстро завоевали весь остров, жители которого не в силах были сопротивляться. По прошествии времени двое из завоевателей, наиболее выдающиеся, а именно Эбер и Эримон, поделили королевство между собою на две равные части. Эримон получил южную половину, а Эбер — северную.
После того как некоторое время они счастливо и благополучно правили вместе, однако («верности нам не знавать в соучастниках власти, и каждый // будет к другим нетерпим») слепая заносчивость, мать зла, понемногу разрушила и узы братства, и узы мира, внесла раздор, все перемешала и перевернула. И вот после различных стычек между братьями и войн, которые они вели друг с другом, Эримон вышел победителем, в последнем сражении он убил Эбера и получил королевство в единоличное управление. Он был первым единоличным правителем ирландского народа, который по сию пору населяет остров. Согласно одним, ирландцы (Heberaienses) получили свое название от Эбера (Heber), но, скорее, следует принять мнение других, которые считают, что они называются так от реки Ибер в Испании, откуда и прибыли. Называются они и «гойделы», и «скотты». Как сообщается в историях древности, некий Гойдел, внук Фения, после смешения языков у башни Нимрода был весьма сведущ в различных языках. За эти способности царь Фараон отдал ему в жены свою дочь Скоттию. И поскольку ирландцы, как говорят, ведут свое происхождение от этой пары, а именно Гойдела и Скоттии, то как рождены гойделами и скоттами, так и названы. Гойдел этот, как говорят, сочинил ирландский язык, который по нему и называется гойдельским, а составлен оный из всех языков. Скотией же называется северная часть Британии, ибо известно, что народ, ее населяющий, произошел от них, ведь языком своим, одеждой, оружием и нравами они и по сию пору наглядно подтверждают свое родство.
О распре между братьями и о том, как, убив Эбера, Эримон первым стал единоличным повелителем ирландского народа
После того как некоторое время они счастливо и благополучно правили вместе, однако («верности нам не знавать в соучастниках власти, и каждый // будет к другим нетерпим») слепая заносчивость, мать зла, понемногу разрушила и узы братства, и узы мира, внесла раздор, все перемешала и перевернула. И вот после различных стычек между братьями и войн, которые они вели друг с другом, Эримон вышел победителем, в последнем сражении он убил Эбера и получил королевство в единоличное управление. Он был первым единоличным правителем ирландского народа, который по сию пору населяет остров. Согласно одним, ирландцы (Heberaienses) получили свое название от Эбера (Heber), но, скорее, следует принять мнение других, которые считают, что они называются так от реки Ибер в Испании, откуда и прибыли. Называются они и «гойделы», и «скотты». Как сообщается в историях древности, некий Гойдел, внук Фения, после смешения языков у башни Нимрода был весьма сведущ в различных языках. За эти способности царь Фараон отдал ему в жены свою дочь Скоттию. И поскольку ирландцы, как говорят, ведут свое происхождение от этой пары, а именно Гойдела и Скоттии, то как рождены гойделами и скоттами, так и названы. Гойдел этот, как говорят, сочинил ирландский язык, который по нему и называется гойдельским, а составлен оный из всех языков. Скотией же называется северная часть Британии, ибо известно, что народ, ее населяющий, произошел от них, ведь языком своим, одеждой, оружием и нравами они и по сию пору наглядно подтверждают свое родство.
О Гюргюине, короле бриттов, который отправил басков в Ирландию и передал им ее для того, чтобы они там селились
Как сообщается в «Истории бриттов», Гюргюин, король Британии, сын благородного Беллина и внук прославленного Бренния, возвращаясь из Дании, которая когда-то была покорена его отцом и ныне, после восстания, была сокрушена и усмирена им самим, возле Оркадских островов обнаружил флот, который вез басков из Испании. Когда их вожди предстали перед королем, а он поинтересовался у них причиной их появления, они предложили ему указать им на западе землю, где обосноваться. И поскольку всеми силами они настоятельно требовали, чтобы он выделил им какую-нибудь землю на поселение, король, посоветовавшись со своими, отдал им для поселения тот самый остров, который уже получил название Ирландия, но пустовал и был им облюбован. Из числа своих мореходов он дал им предводителей. «…»
Мне кажется, будет нелишним рассказать здесь немного о телесном и душевном устроении, то есть о внешнем и внутреннем облике этого народа. Люди эти с самого своего рождения воспитываются и взращиваются не должным образом. Так, за исключением грубой пищи, да и то в том количестве, чтобы только не умереть с голоду» они не получают от родителей ничего. Все остается на усмотрение природы: в люльки их не укладывают, в пеленки не заворачивают, купают редко, члены обмывают не чаще, а о том, чтобы выправлять, — и не заботятся вовсе. Повивальные бабки теплой водой не пользуются, носы не выправляют, лица не разглаживают, голени не вытягивают. Лишь природа создает их, как умеет, безо всякого постороннего вмешательства, сочленяет все части тела или не сочленяет. И поскольку она действует сама по себе, то не перестает творить и создавать до тех пор, пока ее заботами не появляются на свет и не вырастают с годами могучие, рослые и пропорционально сложенные тела людей красивых и наделенных приятной внешностью.
Далее, хотя их никак не счесть обделенными природой, однако одеждой и внутренним обликом их можно причислить только к варварам. Они пользуются тонкими шерстяными, сделанными по-варварски тканями, почти всегда черными, ибо в их стране водятся черные овцы. Они понемногу привыкли к капюшонам, которые свешиваются у них через плечи назад примерно на локоть в длину, или около того, сшитые из многочисленных лоскутов различных тканей. А ниже носят шерстяной фаллах, нечто наподобие верхнего платья, и то ли шаровары, заканчивающиеся сапогами, то ли сапоги, превращающиеся в штаны. И все это раскрашено у них в разные цвета. А еще при верховой езде не пользуются седлами, поножами и шпорами. В руках они держат шест с крюком на конце, которым стреноживают и направляют коней. Уздечки у них служат и уздой, и удилами, причем такие, что они вовсе не мешают кормиться лошадям, привыкшим постоянно щипать траву.
Кроме того, сражаться они отправляются голыми и без доспехов. Доспехи они считают обузой, а сражаться налегке — отважным и почетным. Они используют только три вида оружия: недлинные копья, двойные дротики, в чем они следуют обычаям басков, а также широкие, изготовленные с большой тщательностью и заточенные секиры, которые они переняли у норвежцев, или «остманов», — о них будет сказано ниже. Когда ничто другое не помогает, они обрушивают на врагов град камней величиной с кулак, наносящих большой ущерб, ибо они метают точнее и дальше, чем пращники прочих племен. Народ этот дикий и негостеприимный, питается одним зверьем и живет как зверье, они еще не расстались с пастушеским образом жизни. Ведь род человеческий из лесов подался на поля, из полей в деревни, из деревень в города. А это племя полевыми работами брезгует, городскими выгодами пренебрегает, гражданское право и вовсе попирает, так что и по сей день придерживается своего образа жизни в лесах и на пастбищах и никак не может от этого отвыкнуть.
Поля они повсюду используют как пастбища, дают им зарасти цветами, мало о них заботятся, а засевают и того реже. Есть совсем немногие обрабатываемые поля, да и те заброшены теми, кто их должен возделывать, многие же заботами природы остаются плодородными и изобильными. Пахота стоит невостребованная, прекрасные поля — а обрабатывать некому, «рук не хватает для пашни» [89]. Плодоносных деревьев встречается совсем мало, и в том нет вины почвы, а причина одна — пренебрежение тех, кто о ней должен заботиться. Заморские же виды деревьев, которые прекрасно растут на этой земле, из-за праздности и вовсе не сажают. Различные виды металлов, которые заключены в подземных жилах, они из-за своей лени не используют и не добывают. Даже золото, до которого они жадны, словно испанцы, доставляют из-за океана торгующие с ними купцы. Они не прядут, не ткут, не занимаются торговлей, не посвящают себя ремеслам. Они преданы одной праздности, склонны к одной только лени, наибольшее наслаждение для них — ничего не делать, ценнейшее богатство — наслаждаться свободой.
Народ этот можно назвать варварским не только из-за образа жизни, но также из-за бороды волос, отпущенных безо всякой заботы, прямо как у нынешних модников, и все их нравы по сути своей варварские. Но поскольку нравы складываются при общении, а это племя живет едва ли не в другом мире, в местах, наиболее удаленных от прочих благоразумных и нравственных людей, то они как родились в своем варварстве, так ничего другого и не видели, и не знают — к нему привыкли и с ним сроднились. Все, что им дано от природы, — совершенно; все, к чему надо прилагать усилия, у них отвратно.
О природе, нравах и облике этого народа
Мне кажется, будет нелишним рассказать здесь немного о телесном и душевном устроении, то есть о внешнем и внутреннем облике этого народа. Люди эти с самого своего рождения воспитываются и взращиваются не должным образом. Так, за исключением грубой пищи, да и то в том количестве, чтобы только не умереть с голоду» они не получают от родителей ничего. Все остается на усмотрение природы: в люльки их не укладывают, в пеленки не заворачивают, купают редко, члены обмывают не чаще, а о том, чтобы выправлять, — и не заботятся вовсе. Повивальные бабки теплой водой не пользуются, носы не выправляют, лица не разглаживают, голени не вытягивают. Лишь природа создает их, как умеет, безо всякого постороннего вмешательства, сочленяет все части тела или не сочленяет. И поскольку она действует сама по себе, то не перестает творить и создавать до тех пор, пока ее заботами не появляются на свет и не вырастают с годами могучие, рослые и пропорционально сложенные тела людей красивых и наделенных приятной внешностью.
Далее, хотя их никак не счесть обделенными природой, однако одеждой и внутренним обликом их можно причислить только к варварам. Они пользуются тонкими шерстяными, сделанными по-варварски тканями, почти всегда черными, ибо в их стране водятся черные овцы. Они понемногу привыкли к капюшонам, которые свешиваются у них через плечи назад примерно на локоть в длину, или около того, сшитые из многочисленных лоскутов различных тканей. А ниже носят шерстяной фаллах, нечто наподобие верхнего платья, и то ли шаровары, заканчивающиеся сапогами, то ли сапоги, превращающиеся в штаны. И все это раскрашено у них в разные цвета. А еще при верховой езде не пользуются седлами, поножами и шпорами. В руках они держат шест с крюком на конце, которым стреноживают и направляют коней. Уздечки у них служат и уздой, и удилами, причем такие, что они вовсе не мешают кормиться лошадям, привыкшим постоянно щипать траву.
Кроме того, сражаться они отправляются голыми и без доспехов. Доспехи они считают обузой, а сражаться налегке — отважным и почетным. Они используют только три вида оружия: недлинные копья, двойные дротики, в чем они следуют обычаям басков, а также широкие, изготовленные с большой тщательностью и заточенные секиры, которые они переняли у норвежцев, или «остманов», — о них будет сказано ниже. Когда ничто другое не помогает, они обрушивают на врагов град камней величиной с кулак, наносящих большой ущерб, ибо они метают точнее и дальше, чем пращники прочих племен. Народ этот дикий и негостеприимный, питается одним зверьем и живет как зверье, они еще не расстались с пастушеским образом жизни. Ведь род человеческий из лесов подался на поля, из полей в деревни, из деревень в города. А это племя полевыми работами брезгует, городскими выгодами пренебрегает, гражданское право и вовсе попирает, так что и по сей день придерживается своего образа жизни в лесах и на пастбищах и никак не может от этого отвыкнуть.
Поля они повсюду используют как пастбища, дают им зарасти цветами, мало о них заботятся, а засевают и того реже. Есть совсем немногие обрабатываемые поля, да и те заброшены теми, кто их должен возделывать, многие же заботами природы остаются плодородными и изобильными. Пахота стоит невостребованная, прекрасные поля — а обрабатывать некому, «рук не хватает для пашни» [89]. Плодоносных деревьев встречается совсем мало, и в том нет вины почвы, а причина одна — пренебрежение тех, кто о ней должен заботиться. Заморские же виды деревьев, которые прекрасно растут на этой земле, из-за праздности и вовсе не сажают. Различные виды металлов, которые заключены в подземных жилах, они из-за своей лени не используют и не добывают. Даже золото, до которого они жадны, словно испанцы, доставляют из-за океана торгующие с ними купцы. Они не прядут, не ткут, не занимаются торговлей, не посвящают себя ремеслам. Они преданы одной праздности, склонны к одной только лени, наибольшее наслаждение для них — ничего не делать, ценнейшее богатство — наслаждаться свободой.
Народ этот можно назвать варварским не только из-за образа жизни, но также из-за бороды волос, отпущенных безо всякой заботы, прямо как у нынешних модников, и все их нравы по сути своей варварские. Но поскольку нравы складываются при общении, а это племя живет едва ли не в другом мире, в местах, наиболее удаленных от прочих благоразумных и нравственных людей, то они как родились в своем варварстве, так ничего другого и не видели, и не знают — к нему привыкли и с ним сроднились. Все, что им дано от природы, — совершенно; все, к чему надо прилагать усилия, у них отвратно.
О невиданном и невероятном способе утверждения короля и правителя
«…» В самой отдаленной, северной области Ольстера, Тирконнелле, обитает племя, у которого в обычае избирать себе короля самым варварским и нечеловеческим образом. Когда весь народ этой страны собирается вместе, приводят белую скотину, ставят посредине, и тот, кто должен быть возведен на престол, не как правитель, а как зверь, не как король, а как преступник на глазах у всех подходит, словно хищник, рыскающий в поисках добычи. Скотину тут же убивают, рубят на части и варят, а в наваре, который получился с нее, ему готовят ванну. Сидя в оной, он вкушает от мяса, а стоящие вокруг разделяют с ним трапезу. А еще он обязан пить этот навар, причем не зачерпывая его сосудом или руками, а заглатывая и поглощая жидкость одним только ртом. И вот по завершении этого неправедного обряда он получает королевское достоинство и власть.
Хотя в этой стране христианство обосновалась давным-давно и весьма окрепло, в отдаленных ее уголках и по сию пору остается множество некрещеных, до которых из-за нерадивости пастырей до сих пор не было донесено христианское вероучение. Некие мореплаватели, коих как-то в пору Четыредесятницы бурей занесло в северные и неизведанные воды Коннахтского моря, обнаружили, что находятся около небольшого острова, там они едва смогли стать на якорь, хотя и привязали к нему три веревки и пытались бросать неоднократно. Они провели там три дня, покуда бушевала буря, наконец воздух стал чистым, а море спокойным, и тут неподалеку они увидели землю, им вовсе неизвестную. Спустя немного времени оттуда появилось небольшое суденышко, которое направилось к ним. Оно было узкое и продолговатое, сделано из прутьев, покрыто и обшито снаружи шкурами животных. В нем было два человека, абсолютно голых, если не считать того, что их тела стягивали широкие кожаные пояса. По ирландскому обычаю у них были длинные бороды и космы, закинутые назад за плечи и закрывавшие большую часть тела. Узнав, что те из Коннахта и говорят по-ирландски, они пустили их на корабль. Прибывшие же удивлялись всему, что видели, так, словно это для них в диковинку. Как они сами утверждали, им никогда прежде не приходилось видеть корабль большой и деревянный и людей ухоженных. Когда им дали на обед хлеба и сыра, они, не ведая ни того ни другого, отказались от этой пищи, утверждая, что привыкли питаться мясом, рыбой и молоком. Да и одеждой они никакой не пользуются, за исключением звериных шкур, да и то при большой необходимости. Когда же они спросили команду, есть ли у тех на обед мясо, то получили ответ, что мясо в Четыредесятницу есть не дозволяется. Но о Четыредесятнице им было ничего не известно. Они не знали ни что за год сейчас, ни что за месяц, ни что за неделя, и даже названия дней им были вовсе неведомы. Когда же у них спросили, христиане ли они и были ли крещены, то ответили, что о Христе им до сей поры не было ничего известно. И так они возвратились назад, взяв с собой по куску хлеба и сыра, чтобы удивить своих, какой пищей кормятся чужаки.
О том, что на острове много вовсе некрещеных, которые ничего не знают об учении Христовом
Хотя в этой стране христианство обосновалась давным-давно и весьма окрепло, в отдаленных ее уголках и по сию пору остается множество некрещеных, до которых из-за нерадивости пастырей до сих пор не было донесено христианское вероучение. Некие мореплаватели, коих как-то в пору Четыредесятницы бурей занесло в северные и неизведанные воды Коннахтского моря, обнаружили, что находятся около небольшого острова, там они едва смогли стать на якорь, хотя и привязали к нему три веревки и пытались бросать неоднократно. Они провели там три дня, покуда бушевала буря, наконец воздух стал чистым, а море спокойным, и тут неподалеку они увидели землю, им вовсе неизвестную. Спустя немного времени оттуда появилось небольшое суденышко, которое направилось к ним. Оно было узкое и продолговатое, сделано из прутьев, покрыто и обшито снаружи шкурами животных. В нем было два человека, абсолютно голых, если не считать того, что их тела стягивали широкие кожаные пояса. По ирландскому обычаю у них были длинные бороды и космы, закинутые назад за плечи и закрывавшие большую часть тела. Узнав, что те из Коннахта и говорят по-ирландски, они пустили их на корабль. Прибывшие же удивлялись всему, что видели, так, словно это для них в диковинку. Как они сами утверждали, им никогда прежде не приходилось видеть корабль большой и деревянный и людей ухоженных. Когда им дали на обед хлеба и сыра, они, не ведая ни того ни другого, отказались от этой пищи, утверждая, что привыкли питаться мясом, рыбой и молоком. Да и одеждой они никакой не пользуются, за исключением звериных шкур, да и то при большой необходимости. Когда же они спросили команду, есть ли у тех на обед мясо, то получили ответ, что мясо в Четыредесятницу есть не дозволяется. Но о Четыредесятнице им было ничего не известно. Они не знали ни что за год сейчас, ни что за месяц, ни что за неделя, и даже названия дней им были вовсе неведомы. Когда же у них спросили, христиане ли они и были ли крещены, то ответили, что о Христе им до сей поры не было ничего известно. И так они возвратились назад, взяв с собой по куску хлеба и сыра, чтобы удивить своих, какой пищей кормятся чужаки.
О королях, которые правили от Эримона до прибытия святого Патрика, и о том, как остров был обращен им в христианство
От первого короля этого народа, то есть от Эримона, вплоть до прибытия Патрика Ирландией правил сто тридцать один король из этого племени. Патрик, по происхождению бритт, муж выдающейся жизни и святости, прибыл на остров в правление Лейгре, сына Ньялла Великого, и, обнаружив племя язычников, находившееся в плену различных заблуждений, первым, полагаясь на помощь Божию, стал проповедовать и распространять там веру христианскую. Крестив множество народа и обратив остров в веру Христову, Патрик избрал себе пристанищем Армацию, которую и превратил в подобие метрополии, место, где восседает примас всей Ирландии. Он собрал там надлежащих епископов, чтобы в землях, куда они призваны, пустынных, которые он сам засадил и оросил, Господу достался бы [обильный] урожай. «…» Умер блаженный Патрик и упокоился в Господе, прожив сто двадцать лет, в 358-м году от Рождества Господня и через тысячу восемьсот лет после заселения острова ирландцами. «…»
О королях, которые правили со времен прибытия святого Патрика вплоть до прибытия Торгильса
Из этого племени со времен прибытия святого Патрика и до времен короля Федлимидия Ирландией на протяжении четырехсот лет правили тридцать три короля. В их правление вера христианская оставалась немеркнущей и непоколебимой.
О том, что во времена короля Федлимидия норвежцы под предводительством Торгильса завоевали Ирландию
Во времена этого самого короля Федлимидия большой флот норвежцев пристал к берегам Ирландии. Они могучей десницей покорили страну и, опьяненные яростью язычества, разрушили почти все церкви. Их вождь, по прозванию Торгильс, за короткое время, которое он провел во множестве стычек и тяжелых сражений, сумел покорить весь остров и обошел пределы всего королевства, возвел крепости во всех подходящих для этого местах. Все они были опоясаны глубокими рвами, круглыми и невероятно высокими, а многие и трехрядными укреплениями. Эти окруженные стенами крепости, сохраняющиеся в целости, однако пребывающие пустынными и покинутыми, а то и следы оставшихся от них развалин и руин и по сей день можно обнаружить повсюду. Ведь ирландцы совсем не заботятся о крепостях: им лес служит крепостной стеной, а болото — рвом. Торгильс какое-то время с миром правил Ирландией, покуда не погиб, попав в сети девичьего обмана.
О том, что англичане приписывают завоевание Ирландии Гормунду, а ирландцы — Торгильсу
Мне представляется весьма достойным удивления тот факт, что наш английский народ утверждает, что Гормунд завоевал Ирландию и построил все эти окруженные рвами замки. О Тогрильсе же они не упоминают вовсе. Ирландцы же, равно как и их исторические книги, приписывают это деяние Торгильсу, а о Гормунде им вовсе ничего не известно. Некоторые утверждают, что остров был сначала покорен Гормундом, а затем Торгильсом. Но это противоречит ирландским историческим книгам, в которых утверждается, что остров был завоеван всего один раз и тогда народ Ирландии был покорен Торгильсом. Есть и такие, которые утверждают, что у одного и того же завоевателя было два имени, мы называем его Гормундом, а ирландцы — Торгильсом. Но этому противоречит тот факт, что они приняли свою смерть и были похоронены по-разному. Куда достовернее и правдоподобнее рассказ о том, что в те времена Гормунд правил Британией, которую ему удалось покорить своей власти, и, уже завладев скипетром королевства, он отправил Торгильса с избранным юношеством и немалым флотом на завоевание этого острова. И Торгильс, будучи предводителем этого похода, долгое время правил покоренными землями как наместник и сенешаль короля Гормунда, а ирландский народ, претерпевший немало зла именно от него, навечно запечатлел в своей памяти его имя и славу.
Бывал ли Гормунд в Ирландии или Британии
В «Истории бриттов» говорится, что Гормунд, по пути из Африки в Ирландию, также был принят саксами в Британии, осадил Цирецестрию, взял ее и прогнал бесславного короля бриттов Каретика в Кембрию, захватив за короткий срок власть во всем королевстве. Был ли он африканцем или, что достовернее, норвежцем, но в Ирландии он никогда не был или, пробыв совсем недолго, оставил там Торгильса.
О том, как после гибели в Галлии Гормунда Торгильс погиб, попав в сети девичьего обмана
Когда Гормунд был убит в Галлии, а бритты смогли освободиться от ига варваров, народ Ирландии тут же возвратился к своему обычному ремеслу — предательству, и сделал это небезуспешно. Когда Торгильс без ума влюбился в дочь О'Мелахлина, короля Меата, король, затаив злобу, согласился отдать ему свою дочь и пообещал отправить ее вместе с пятнадцатью высокородными девицами на остров, расположенный посреди озера Лох-Вар. В означенный день радостный Торгильс в сопровождении всей своей знати прибыл туда, однако на острове были пятнадцать безбородых юношей, крепких телом, проворных и специально для этого отобранных, они переоделись девушками и мечами, которые тайно под одеждой привезли с собой, зарубили Торгильса, и его спутников, попавших прямо к ним в руки.
О норвежцах, которые после трехлетнего правления были изгнаны из Ирландии
Молва об этом на быстрых крыльях облетела весь остров, весть о событии, как и следовало, разнеслась по стране, и повсюду стали убивать норвежцев. Так за короткое время одних лишили жизни силой, других обманом, третьи были вынуждены отправиться по морю назад в Норвегию или на острова, откуда приплыли.
На горе вышеупомянутый король Меата, уже замыслив в душе нечестие, спросил у Торгильса, каким образом или способом можно изничтожить или прогнать птиц, которые внезапно появились в королевстве и заполонили всю страну. Получив ответ, что надо разорить повсюду их гнезда, а не то они обоснуются еще прочнее, он решил, что так и надо поступить с крепостями норвежцев; и после гибели Торгильса ирландцы по всей стране единодушно принялись сносить крепостные стены. Тридцать лет множество норвежцев и единоличная власть Торгильса царили в Ирландии, затем народ ирландцев, избавившись от рабства, обрел прежнюю свободу и снова стал управляться своими королями.
О горьком вопросе короля Меата
На горе вышеупомянутый король Меата, уже замыслив в душе нечестие, спросил у Торгильса, каким образом или способом можно изничтожить или прогнать птиц, которые внезапно появились в королевстве и заполонили всю страну. Получив ответ, что надо разорить повсюду их гнезда, а не то они обоснуются еще прочнее, он решил, что так и надо поступить с крепостями норвежцев; и после гибели Торгильса ирландцы по всей стране единодушно принялись сносить крепостные стены. Тридцать лет множество норвежцев и единоличная власть Торгильса царили в Ирландии, затем народ ирландцев, избавившись от рабства, обрел прежнюю свободу и снова стал управляться своими королями.
О прибытии остманов
Прошло немного времени, и из Норвегии и северных островов потомки тех, кто остался от прежних переселенцев, то ли каким-то неведомым образом, то ли из рассказов своих предков узнавшие об этой прекрасной стране, прибыли на остров уже не с военным флотом, но на торговых кораблях. Тут же заняв морские гавани Ирландии, с согласия правителей страны они возвели там несколько городов. А поскольку народу ирландцев присуща, как мы говорили, врожденная праздность в сочетании с полным нежеланием плавать по морю или утруждать себя торговлей, то с общего согласия всего королевства они сочли полезным допустить в некоторые области своей страны какой-нибудь другой, способный взяться за это народ, чье основное занятие — торговать с разными странами. Их предводителями были три брата, а именно Олаф, Сигдриг и Ивар. Сначала они возвели три города: Дублин, Уотерфорд и Лимерик. В Дублине стал править Олаф, в Уотерфорде Сигдрик, в Лимерике — Ивар. И понемногу с течением времени от них пошло строительство городов по всей Ирландии. Племя это, которое ныне называется остманами, поначалу находилось в мирных и доброжелательных отношениях с королями. Но поскольку этот народ невероятно приумножился и построил города, окруженные стенами и рвами, былая вражда, давно уже забытая, появилась снова, и они принялись решительно бунтовать. Оказавшись беззащитными перед ними, равно как и перед первыми норвежскими переселенцами, ирландцы переняли у этих людей умение владеть боевой секирой; и так зло, усвоенное ими от других, стало тем самым оружием, которое они на всех прочих обрушивали неоднократно. А назывались они остманами на своем наречии, ибо это искаженное саксонское выражение, означающее «восточные люди», согласно местоположению их земель. Да ведь и прибыли они из мест, расположенных на Востоке.
Так вот, со времен короля Федлимидия и гибели Торгильса и вплоть до Родерика короля Коннахта, который был последним единоличным правителем этого племени и который изгнал из его королевства короля Лейнстера Дермития, сына Мурхарда, в Ирландии правили семнадцать королей.
Сколько королей правили в Ирландии со времен гибели Торгильса вплоть до последнего единоличного правителя Ирландии Родерика
Так вот, со времен короля Федлимидия и гибели Торгильса и вплоть до Родерика короля Коннахта, который был последним единоличным правителем этого племени и который изгнал из его королевства короля Лейнстера Дермития, сына Мурхарда, в Ирландии правили семнадцать королей.
Сколько королей правили со времен Эримона и до времен Родерика
Общее число всех правивших в Ирландии королей, начиная с первого короля этого народа, Эримона, и заканчивая последним, Родериком, составляет сто семьдесят один, но рассказ об их именах, деяниях и временах я здесь опускаю, ибо обнаружил в них мало выдающегося и достойного упоминания, да и не следует наш свод отягощать лишним. Ни один из вышеупомянутых королей не был ни коронован, ни помазан, не получал престола по праву или обычаю наследования, лишь силой и оружием получали они единоличную власть над всем островом и добивались того, чтобы править королевством в соответствии со своими обычаями.
Племя ирландцев начиная со времен заселения ими острова и первого их короля Эримона вплоть до времен Гормунда и Торгильса, которые нарушили их покой и всколыхнули тихий уклад жизни, а также со времен их гибели и по сей день жило свободно и не испытывало никаких нападений или притеснений со стороны чужеземцев. «…»
Гиральд Уэльский. «Топография Ирландии», часть третья
О том, что от первого заселения вплоть до Торгильса и от смерти Торгильса вплоть до времен короля англов Генриха II племя ирландцев было независимым
Племя ирландцев начиная со времен заселения ими острова и первого их короля Эримона вплоть до времен Гормунда и Торгильса, которые нарушили их покой и всколыхнули тихий уклад жизни, а также со времен их гибели и по сей день жило свободно и не испытывало никаких нападений или притеснений со стороны чужеземцев. «…»
Гиральд Уэльский. «Топография Ирландии», часть третья
КОРОЛЕВСТВО ЛАНГОБАРДОВ
Сообщение о призвании лангобардов в Италию попало к Фредегару из «Хроники» Исидора Севильского. Но в отличие от Исидора, и у Фредегара, и в «Продолжении Хроники Проспера» указывается причина, по которой Нарсес призвал лангобардов из Паннонии переселиться в Италию (ранее лангобарды уже посещали эту страну и участвовали в качестве византийских союзников в войнах на полуострове): евнух был напуган «пошлыми женскими упреками»[90], которые ему адресовала жена императора Юстина II, Августа София. Фредегар подробно рассказывает об оскорблении, которое она попыталась нанести Нарсесу, отправив ему ткацкий станок и повелев евнуху заниматься женским ремеслом.