Разглядывая Розиту, Андрей понимал, почему фирма «Ваша красота» приняла ее на работу.
Черные, очень послушные волосы, выразительные карие глаза с поволокой, нежная тронутая легким загаром кожа и ровные ослепительно белые зубы давали Розите все основания считаться красавицей, и она прекрасно сознавала силу своих женских чар. Она знала, что у нее гибкий стан, великолепные плечи и шея, но чтобы ярче, еще заметнее подчеркнуть эти достоинства, Розита одевалась изящно и только по самой последней моде, предназначенной для дам высшего света. Единственное, чего она не позволяла себе, — это брючных костюмов, в которых щеголяли многие модницы.
Розита инстинктивно чувствовала, что вековая привычка человечества видеть в брюках предмет мужского туалета где-то в глубине мужского сознания рождает невольный протест и заставляет угадывать в красавицах, носящих штаны, не совсем полноценных женщин. Она ясно представляла, как бы отнеслась сама к ухаживаниям мужчины в шотландской юбке, хотя шотландцы и называют этот наряд не юбкой, а кильтом.
Мужскую часть мира Розита делила на две категории. В первую — очень большую — входили все, кому она нравилась, вместе с теми, кто относился к ней безразлично. Эта категория не пользовалась ее расположением и тем более не могла ждать от Розиты ответных чувств.
Вторую, очень узкую группу мужского сословия составляли те, кто нравился самой Розите. И уж тогда, хотели того эти мужчины или нет, она считала своим правом в полной мере обладать ими, требуя от них духовного единения и физической близости. Любовь правит миром. Любовью правят женщины.
Андрей Розите понравился, и она сразу распространила на него свое неоспоримое право обладания.
Розита была темпераментной, пылкой женщиной. В минуты близости не мужчины диктовали ей правила поведения и определяли рамки возможно, а она сама заставляла их служить своим богатым фантазиям и утонченным прихотям. При этом Рота никогда не стремилась превращать мужчину в безвольного раба, подавлять его самостоятельность; становиться деспотической и капризной повелительницей. Наоборот, она охотно ставила себя положение подчиненности, старалась предугадать желания друга, принести ему в жертву свою близость, свои чувства. Розита была верной подругой и оттого в жизни испытала немало неприятностей и разочарований.
Андрей очень быстро сумел понять и даже принять многие качества своей спутницы, но ему никак не удавалось объяснить резкие перемены в ее настроении. Розита то веселилась по-девчоночьи беспечно и самозабвенно, то серьезнела, делалась раздражительной или вдруг замыкалась, не желая ничего ему объяснять, старалась вообще избегать разговоров. В такие дни она садилась в машину и уезжала, не сказав ни слова, не попрощавшись. Возвращалась столь же внезапно, сколь и пропадала. И опять становилась беспечной, веселой, ветреной, доступной.
Размышляя над поведением Розиты, Андрей все чаще задавал себе вопрос: а случайно ли их знакомство? И приходил к выводу, что как бы там ни было, отказываться от него нельзя. Если это форма слежки, то лучшего положения и не придумаешь. У него есть время и возможности доказать самому внимательному наблюдателю, что художник Чарльз Стоун, наследовавший приличное состояние, ничем, кроме живописи, не интересуется, с подозрительными людьми не общается. Если и ездит куда, так лишь на этюды или на выставки картин, открывавшиеся где-нибудь в округе. Иметь свидетелей своей безупречной лояльности Андрею было с руки.
Еще в тот период, когда в Центре обсуждались о варианты возможных проверок, Корицкий предупреждал: «Прошлое ваше обеспечено на такую глубину, что вряд ли кто-то докопается до истины. И все же проверять будут, как дважды два. В стране, где придется работать, на эту участь обречены даже обыватели, ни разу не выезжавшие за границу. Правда, у обывателя преимущество: заметив, что его проверяют, он не испугается. Просто решит, что все это в порядке вещей. Вас любая подозрительность окружающих и возня с проверками будут нервировать, порождать чувство неуверенности. Так что отнеситесь к проверкам как можно спокойнее. Если сможете. И главное — постарайтесь в каждом случае точнее выяснить, кто взял вас под микроскоп. Дело в том, что там, — Профессор произносил это слово с особой интонацией, — там есть немало контор, которые заняты одинаковым делом, работают сами по себе, по своим правилам и канонам. Знать, что их интересует в каждом случае, — значит сохранить инициативу за собой».
Предупреждение не было напрасным. Не раз и не два Андрей ощущал, как чьи-то внимательные глаза вглядываются ему в спину. Что поделаешь, даже богатый иностранец вызывает подозрение и у обывателей, и у полиции, и у налоговой службы. У всех у них свой интерес к чужакам. Андрей относился к неизбежному с показным безразличием. У игры, которую он вел, были свои очень сложные правила, и нарушать их он не собирался.
Андрей прекрасно понимал, сколь далека от него Розита по привычкам, характеру, складу ума. Эмоционально они в какой-то мере казались близкими друг к другу. Она любила музыку, была наделена удивительно тонким чувством ритма, увлекалась плаваньем, хорошо понимала природу и даже разбиралась в его картинах. В то же время она была вызывающе красива, одевалась кричаще и броско. Ей нравилось, когда на нее глазели мужчины, и чем откровеннее были их взгляды, тем больше удовольствия это ей доставляло. Ее здоровье, яркая красота, удивительно складная фигура, больше того, каждый ее жест, каждый шаг словно бросали вызов всем, кого природа обделила здоровьем и красотой.
Андрея неприятно задевала врожденная склонность Розиты к саморекламе, к демонстрациям своих прелестей. Хотя он и сам любил яркие краски, никогда не ограничивал себя в цвете галстуков, носил на пальце массивный платиновый перстень с головой рычащего тигра, все же никогда не получал удовольствия, если неожиданно оказывался в центре внимания толпы. Его раздражало, когда на него начинали глазеть все кому не лень. И, как назло, это неприятное состояние человека, выставленного на всеобщее обозрение, ему приходилось испытывать всякий раз, когда он появлялся в городе вместе с Розитой.
В его дела Розита не вмешивалась никоим образом. Лишь однажды затеяла разговор, который заставил Андрея насторожиться.
— Знаешь, — сказала она, — мне уже давно хочется спросить тебя…
— Спрашивай, — ответил Андрей, вдруг почувствовав, как напрягся в ожидании чего-то не очень приятного. — В чем же дело?
— Откуда ты родом, Чарли?
— О-о, — протянул Андрей. Вопрос оказался для него совсем не опасным. — Это малоинтересная тема, Рози. Всякий, кто рождается в Америке, говорит об этом сразу. Быть американцем — это предмет гордости. Мне гордиться нечем. Я родился в Африке. Правда, в период, когда она была белой.
Последние слова он произнес с особой силой, стараясь тем самым подчеркнуть свою принадлежность к белой элите черного континента.
— Глядя на тебя, — сказала Розита, помолчав, — в этом никто не усомнится.
— И все же не люблю рассказывать, где родился. Я давно уехал оттуда. После смерти отца хозяйство было продано. Сперва жил в Англии. Ничего интересного, Рози. Потом побывал в Австралии…
— У тебя остались друзья в Африке?
— Друзья? Очень громко, Рози. Просто старые знакомые. Мы обмениваемся открытками к рождеству.
Теперь Андрей уже знал, почему ему был задан такой вопрос. Розита увидела почтовую открытку из Кейптауна, которую он нарочно оставил на самом видном месте в студии.
Ничего подозрительного в таком любопытстве не было. И все же…
6
7
Черные, очень послушные волосы, выразительные карие глаза с поволокой, нежная тронутая легким загаром кожа и ровные ослепительно белые зубы давали Розите все основания считаться красавицей, и она прекрасно сознавала силу своих женских чар. Она знала, что у нее гибкий стан, великолепные плечи и шея, но чтобы ярче, еще заметнее подчеркнуть эти достоинства, Розита одевалась изящно и только по самой последней моде, предназначенной для дам высшего света. Единственное, чего она не позволяла себе, — это брючных костюмов, в которых щеголяли многие модницы.
Розита инстинктивно чувствовала, что вековая привычка человечества видеть в брюках предмет мужского туалета где-то в глубине мужского сознания рождает невольный протест и заставляет угадывать в красавицах, носящих штаны, не совсем полноценных женщин. Она ясно представляла, как бы отнеслась сама к ухаживаниям мужчины в шотландской юбке, хотя шотландцы и называют этот наряд не юбкой, а кильтом.
Мужскую часть мира Розита делила на две категории. В первую — очень большую — входили все, кому она нравилась, вместе с теми, кто относился к ней безразлично. Эта категория не пользовалась ее расположением и тем более не могла ждать от Розиты ответных чувств.
Вторую, очень узкую группу мужского сословия составляли те, кто нравился самой Розите. И уж тогда, хотели того эти мужчины или нет, она считала своим правом в полной мере обладать ими, требуя от них духовного единения и физической близости. Любовь правит миром. Любовью правят женщины.
Андрей Розите понравился, и она сразу распространила на него свое неоспоримое право обладания.
Розита была темпераментной, пылкой женщиной. В минуты близости не мужчины диктовали ей правила поведения и определяли рамки возможно, а она сама заставляла их служить своим богатым фантазиям и утонченным прихотям. При этом Рота никогда не стремилась превращать мужчину в безвольного раба, подавлять его самостоятельность; становиться деспотической и капризной повелительницей. Наоборот, она охотно ставила себя положение подчиненности, старалась предугадать желания друга, принести ему в жертву свою близость, свои чувства. Розита была верной подругой и оттого в жизни испытала немало неприятностей и разочарований.
Андрей очень быстро сумел понять и даже принять многие качества своей спутницы, но ему никак не удавалось объяснить резкие перемены в ее настроении. Розита то веселилась по-девчоночьи беспечно и самозабвенно, то серьезнела, делалась раздражительной или вдруг замыкалась, не желая ничего ему объяснять, старалась вообще избегать разговоров. В такие дни она садилась в машину и уезжала, не сказав ни слова, не попрощавшись. Возвращалась столь же внезапно, сколь и пропадала. И опять становилась беспечной, веселой, ветреной, доступной.
Размышляя над поведением Розиты, Андрей все чаще задавал себе вопрос: а случайно ли их знакомство? И приходил к выводу, что как бы там ни было, отказываться от него нельзя. Если это форма слежки, то лучшего положения и не придумаешь. У него есть время и возможности доказать самому внимательному наблюдателю, что художник Чарльз Стоун, наследовавший приличное состояние, ничем, кроме живописи, не интересуется, с подозрительными людьми не общается. Если и ездит куда, так лишь на этюды или на выставки картин, открывавшиеся где-нибудь в округе. Иметь свидетелей своей безупречной лояльности Андрею было с руки.
Еще в тот период, когда в Центре обсуждались о варианты возможных проверок, Корицкий предупреждал: «Прошлое ваше обеспечено на такую глубину, что вряд ли кто-то докопается до истины. И все же проверять будут, как дважды два. В стране, где придется работать, на эту участь обречены даже обыватели, ни разу не выезжавшие за границу. Правда, у обывателя преимущество: заметив, что его проверяют, он не испугается. Просто решит, что все это в порядке вещей. Вас любая подозрительность окружающих и возня с проверками будут нервировать, порождать чувство неуверенности. Так что отнеситесь к проверкам как можно спокойнее. Если сможете. И главное — постарайтесь в каждом случае точнее выяснить, кто взял вас под микроскоп. Дело в том, что там, — Профессор произносил это слово с особой интонацией, — там есть немало контор, которые заняты одинаковым делом, работают сами по себе, по своим правилам и канонам. Знать, что их интересует в каждом случае, — значит сохранить инициативу за собой».
Предупреждение не было напрасным. Не раз и не два Андрей ощущал, как чьи-то внимательные глаза вглядываются ему в спину. Что поделаешь, даже богатый иностранец вызывает подозрение и у обывателей, и у полиции, и у налоговой службы. У всех у них свой интерес к чужакам. Андрей относился к неизбежному с показным безразличием. У игры, которую он вел, были свои очень сложные правила, и нарушать их он не собирался.
Андрей прекрасно понимал, сколь далека от него Розита по привычкам, характеру, складу ума. Эмоционально они в какой-то мере казались близкими друг к другу. Она любила музыку, была наделена удивительно тонким чувством ритма, увлекалась плаваньем, хорошо понимала природу и даже разбиралась в его картинах. В то же время она была вызывающе красива, одевалась кричаще и броско. Ей нравилось, когда на нее глазели мужчины, и чем откровеннее были их взгляды, тем больше удовольствия это ей доставляло. Ее здоровье, яркая красота, удивительно складная фигура, больше того, каждый ее жест, каждый шаг словно бросали вызов всем, кого природа обделила здоровьем и красотой.
Андрея неприятно задевала врожденная склонность Розиты к саморекламе, к демонстрациям своих прелестей. Хотя он и сам любил яркие краски, никогда не ограничивал себя в цвете галстуков, носил на пальце массивный платиновый перстень с головой рычащего тигра, все же никогда не получал удовольствия, если неожиданно оказывался в центре внимания толпы. Его раздражало, когда на него начинали глазеть все кому не лень. И, как назло, это неприятное состояние человека, выставленного на всеобщее обозрение, ему приходилось испытывать всякий раз, когда он появлялся в городе вместе с Розитой.
В его дела Розита не вмешивалась никоим образом. Лишь однажды затеяла разговор, который заставил Андрея насторожиться.
— Знаешь, — сказала она, — мне уже давно хочется спросить тебя…
— Спрашивай, — ответил Андрей, вдруг почувствовав, как напрягся в ожидании чего-то не очень приятного. — В чем же дело?
— Откуда ты родом, Чарли?
— О-о, — протянул Андрей. Вопрос оказался для него совсем не опасным. — Это малоинтересная тема, Рози. Всякий, кто рождается в Америке, говорит об этом сразу. Быть американцем — это предмет гордости. Мне гордиться нечем. Я родился в Африке. Правда, в период, когда она была белой.
Последние слова он произнес с особой силой, стараясь тем самым подчеркнуть свою принадлежность к белой элите черного континента.
— Глядя на тебя, — сказала Розита, помолчав, — в этом никто не усомнится.
— И все же не люблю рассказывать, где родился. Я давно уехал оттуда. После смерти отца хозяйство было продано. Сперва жил в Англии. Ничего интересного, Рози. Потом побывал в Австралии…
— У тебя остались друзья в Африке?
— Друзья? Очень громко, Рози. Просто старые знакомые. Мы обмениваемся открытками к рождеству.
Теперь Андрей уже знал, почему ему был задан такой вопрос. Розита увидела почтовую открытку из Кейптауна, которую он нарочно оставил на самом видном месте в студии.
Ничего подозрительного в таком любопытстве не было. И все же…
6
Корицкий высоко ценил образность. Он знал: в памяти человека надолго остается только то, что обрело зримую форму, запечатлелось благодаря необычности ситуации или внутренней парадоксальности.
— Старого цыгана, — рассказал однажды Профессор Андрею анекдот, — сгубила невнимательность. «Понимаете, — говорил цыган. — Нашел я уздечку. Взял. И не посмотрел, что к ней привязан конь. Вот и получил десять лет». Поэтому, молодой человек, будьте всегда внимательны. Очень внимательны. Разные уздечки будут попадать вам в руки. Да и на вас их будут стараться накидывать. Приглядывайтесь, на ком они надеты и кто их пытается надеть на вас…
Однажды, возвращаясь с этюдов, Андрей въехал в город не как обычно, с восточной, а с западной окраины. Здесь раскинулся район, носивший название Чайна-таун — Китай-город. Вообще-то китайцев как таковых тут было куда меньше, нежели японцев, а их в свою очередь обитало меньше, нежели пуэрториканцев, но тем не менее в представлении горожан убогие лачуги, в беспорядке теснившиеся вдоль Аэродромной улицы, ассоциировались с Китаем.
Сама Аэродромная улица сохраняла историю своего возникновения в собственном названии. Как говорили старожилы, здесь, на окраине города, в годы второй мировой войны располагался вспомогательный военный аэродром. После войны он стал ненужным, и вдоль взлетно-посадочной полосы один за другим возникли особняки представителей класса средних доходов. Позже за особняками жизненное пространство начали осваивать городские низы — истинные основатели Чайна-тауна.
Разглядывая домишки, возведенные из легких древесностружечных плит и других дешевых материалов, Андрей вспомнил родной город, где такую же неустроенную окраину именовали Шанхаем. И это делало Чайна-таун для него более понятным и близким.
Особняки, сжимавшие Аэродромную улицу с обеих сторон, свидетельствовали о разном достатке и различных вкусах их хозяев. Каждый дом, каждый забор, отгораживавший палисадник под окнами, каждая дверь и крыльцо были оформлены по-разному, выкрашены в различные цвета, которые отвечали только вкусам хозяев. Улица пестрела всеми цветами радуги.
Увидев табличку «Аэродромная 26», Андрей притормозил. Здесь, как сообщала в разделе рекламы местная вечерняя газета, размещалось частное сыскное агентство «Грин и Браун к вашим услугам».
Прежде чем выйти из машины, Андрей ровно пять минут изучал в зеркало заднего вида прямую как стрела бетонку Аэродромной улицы. Ничего подозрительного на всем ее протяжении не маячило — ни автомобиля, ни человека. Подозрительно такое или нормально? В числе прочих вопросов приходилось выяснять даже такой.
Найти агентство не составило труда. Небольшой особняк из плотного красного кирпича, с окнами, которые прикрывали приспущенные жалюзи, снаружи выглядел в меру таинственным и по-деловому солидным. Главным ориентиром здесь служила дверь, выкрашенная по диагонали в цвета владельцев агентства: в зеленый Грина и коричневый — Брауна. Треугольник Грина сверху, Брауна — снизу. Слева от двери блестела бронзовая табличка:
— Хэллоу, мистер… — сказал Андрей.
— Грин, — вежливо подсказал хозяин носа. — К вашим услугам, сэр!
Он поднялся навстречу клиенту.
— Не знаю, мистер Грин, — сказал Андрей с изрядной долей сомнения в голосе, — может, я и не по адресу…
— Фирма к вашим услугам, сэр, — произнес детектив доброжелательно. — Ошибки клиентов не являются для нас фактором, отягощающим работу. Если дело не по нашему профилю, мы порекомендуем вам другого специалиста. Даже если вам надо вылечить зубы…
Он предложил Андрею стул и спросил:
— Виски, кофе?
— Если можно, все это чуть позднее.
— Сэр! — воскликнул Грин с энтузиазмом. — Никаких вопросов: дело есть дело! Слушаю вас.
Андрей огляделся, но признаков записывают устройств не заметил, тем не менее он ни во что поставил бы серьезность сыскников, если бы те оказались столь непрактичными и не вели бы записей бесед с клиентами. Значит, подставляться и открыто говорить о своих делах здесь все же не стоило.
— Я слушаю вас, сэр, — повторил мистер Грин. Усадив клиента, он сел сам.
— Не знаю, как и начать, — сказал Андрей, смущенно улыбаясь. — Никогда не обращался в подобные учреждения, и мне трудно представить ваши возможности…
— Будьте со мной откровенны, сэр. Это главное.
— Прошу простить меня, мистер Грин, если я ошибся адресом. Видите ли, когда у меня была собачка и у нее заводились блохи, я сразу вел ее к ветеринару. Теперь у меня нет собачки, зато завелась машина.
Умные глаза мистера Грина сверкнули. Качнув носом, он понимающе улыбнулся.
— Блохи? Тогда вы не ошиблись, сэр. Фирма поможет вам, как старый добрый ветеринар.
— Я очень рад. Сколько для этого потребуется:времени?
— Двадцать минут, не больше.
— Это быстро, — согласился Андрей. — Только не пойдет ли быстрота в ущерб качеству?
— Что вы, сэр! — Мистер Грин сделал обиженную мину. — У нас новейшая аппаратура. Фирма гарантирует полное избавление от всех вредных насекомых.
— О, кей!
Мистер Грин нажал кнопку, вмонтированную под краем столешницы, Андрей хорошо заметил это движение и понял его назначение. Минуту спустя из двери, закамуфлированной под створку стенного шкафа, появился компаньон — абсолютно безликий, не имевший особых примет мужчина среднего роста.
— Мистер Браун, — представил вошедшего Грин. — Будьте добры, сэр, передайте моему коллеге ключи от своей машины. А я тем временем подам кофе…
Андрей отдал детективу ключи и взглянул на часы. Мистер Грин заметил это. Сказал с одобрением:
— Вы правы, сэр. Время пошло.
Ровно через восемнадцать минут мистер Браун вернулся. Без слов отдал Андрею ключи, потом сунул руку в карман и на открытой ладони протянул два предмета размерами с двадцатипятицентовые монеты.
— Это наши трофеи, — сказал он. — Кстати, насекомые разные и прицепились, должно быть, в разное время. Думаю, вам это будет интересно знать.
— Спасибо, — кивнул Андрей.
— Вы довольны, сэр? — спросил мистер Грин.
— Да, но еще не совсем. Кто из вас, джентльмены, рискнет прокатиться со мной? Вторую часть своей просьбы я изложу в машине.
— Поеду я, — сказал мистер Браун. — К вашим услугам, сэр.
Они вышли из конторы, сели в машину, и Андрей повел ее по пустынной дороге в сторону моря.
— Мистер Браун, — начал Андрей, когда он тронулись. — Я не профессионал, и потому пусть не удивит вас мое невежество…
— О да, — снисходительно согласился польщенный детектив. — Говорите, я к вашим услугам
— Просветите меня в отношении этих штуковин Андрей вынул из кармана обоих «клопов» и протянул Брауну. Тот взял кругляши и положил насиденье рядом с собой. Выбрал один. Показал его Андрею.
— Это японская штучка. Производитель — «Радзио дзюсинки сэйдзосё». Иокогама. Чертов язык, сэр, не правда ли? Работает штука как подслушивающее устройство. Следующая за вами машин оборудованная приемным устройством, окажется курсе вашего бизнеса, если вы о нем заговорите.
— Забавно, — сказал Андрей. — Очень забавно. И где оно было укреплено?
— Под панелью возле руля.
— Забавно, — еще раз повторил Андрей. Он старался прикинуть, кто и когда подсадил к нему «клопа», но вычислить этого с ходу не смог. Мистер Браун должно быть, понял его озабоченность.
— Фирма может помочь вам, сэр, — произнес он вкрадчиво. — Мы вернем насекомое на место и поработаем с теми, кто сядет вам на хвост. У нас ее такая возможность…
— Спасибо, — поблагодарил Андрей, — но это несколько позже.
— О' кей, — ответил согласием детектив и взял второе устройство. — Это уже другая игрушка, сэр. Радиомаячок. Американское изобретение. Фирма «Калмар» печет подобные штучки тысячами. Кто-то, имеющий нужную аппаратуру, может на расстоянии следить за вашими передвижениями по городу.
— Совсем как в фильмах о русских шпионах, — сказал Андрей сокрушенно и тяжело вздохнул.
Детектив отрывисто хмыкнул. Растерянность клиента доставляла ему удовольствие.
— Не знаю, сэр, как с русскими шпионами, но такое прочно вошло в промышленность и торговлю. Бизнес переплюнул всех иностранных шпионов вместе взятых.
— Вы меня радуете, мистер Браун, — сказал Андрей иронически. — Ведь поначалу у меня мелькнули черт знает какие мысли. И вдруг оказалось — я не в плохой компании.
— В очень неплохой, — поддержал детектив. — Вы даже не представляете, из грив чьих коней фирме приходится вычесывать подобные репьи.
В голосе Брауна Андрей уловил нотки гордости, хотя рассказывал все это он с единственной целью — сделать фирме еще одно, пусть самое малое паблисити — рекламу.
— Интересно, — сказал Андрей, — кто здесь у нас на Побережье располагает пеленгующей аппаратурой?
— Затрудняюсь ответить, — сказал детектив. — Но, как вы сами понимаете, есть она в отделениях федерального комитета расследований, в военной контрразведке, в управлении спецслужбы полиции. Неплохо поставлена служба промышленной разведки и внутренней защиты у мистера Хупера, в концерне Генри Диллера, в фирме «Спешл дайнамикс». Список не полный и быстро растет. Прогресс, сэр. Большой прогресс.
— Вы меня пугаете.
— А вы не пугайтесь, — успокоил детектив. — Если честно, то мы с мистером Грином регулярно выбиваем половики нашим клиентам. И, знаете, находим немало сюрпризов. Свобода конкуренции, сэр. Это надо постоянно иметь в виду.
— Кстати, где вы обнаружили вторую блоху?
— Она гнездилась под клыком заднего бампера. Место удобное и незаметное.
— Хорошо, мистер Браун, — сказал Андрей, стараясь изменившимся тоном показать, что перешел к новой теме. — Историю с насекомыми мы исчерпали. Теперь другое дело.
— Да, сэр, — по-солдатски выразил боевую готовность детектив. — Слушаю вас.
— У меня есть близкая женщина, мистер Браун. В ближайшее время может пойти речь о браке. И мне бы хотелось знать о ней то, чего она, как вы понимаете, не расскажет мне сама. Я знаю, это аморально… Женщина, любовь, все такое…
— Сэр! — Голос детектива прозвучал предостерегающе. Для убедительности Браун поднял вверх указательный палец. — Оставим сомнения! Оставим! Как джентльмен вы поступаете разумно, значит, морально. Повторяю: крайне морально. Такая осторожность заслуживает поддержки и одобрения. Повторяю: полной поддержки и полного одобрения. Меня всегда удивляет легкомысленность тех, кто вступает в брак без помощи таких солидных фирм, как наша. Сколько ошибок можно было бы избежать, вы не представляете. Грин и Браун к вашим услугам, сэр!
Горячо выразив клиенту поддержку, детектив замолчал. Выдержал подобающую паузу и спросил:
— Кто она?
Не отвечая на вопрос, Андрей сказал:
— Как много времени займет выяснение?
— Смотря какой объем информации вы сочтете удовлетворяющим.
— Все ясно. Итак, мистер Браун, фамилия женщины — Донелли. Розита Донелли.
Вернувшись домой, Андрей вернул оба шпионских устройства на те места, где они и стояли. Обдумав ситуацию, он счел благоразумным не выдавать своих тревог, не показывать осведомленности в слежке, которая велась за ним. Какие причины были у свободного художника в свободной стране искать в своей машине «клопов»? Вы знаете такие причины? Нет? Чарльз Стоун их тоже не знал.
— Старого цыгана, — рассказал однажды Профессор Андрею анекдот, — сгубила невнимательность. «Понимаете, — говорил цыган. — Нашел я уздечку. Взял. И не посмотрел, что к ней привязан конь. Вот и получил десять лет». Поэтому, молодой человек, будьте всегда внимательны. Очень внимательны. Разные уздечки будут попадать вам в руки. Да и на вас их будут стараться накидывать. Приглядывайтесь, на ком они надеты и кто их пытается надеть на вас…
Однажды, возвращаясь с этюдов, Андрей въехал в город не как обычно, с восточной, а с западной окраины. Здесь раскинулся район, носивший название Чайна-таун — Китай-город. Вообще-то китайцев как таковых тут было куда меньше, нежели японцев, а их в свою очередь обитало меньше, нежели пуэрториканцев, но тем не менее в представлении горожан убогие лачуги, в беспорядке теснившиеся вдоль Аэродромной улицы, ассоциировались с Китаем.
Сама Аэродромная улица сохраняла историю своего возникновения в собственном названии. Как говорили старожилы, здесь, на окраине города, в годы второй мировой войны располагался вспомогательный военный аэродром. После войны он стал ненужным, и вдоль взлетно-посадочной полосы один за другим возникли особняки представителей класса средних доходов. Позже за особняками жизненное пространство начали осваивать городские низы — истинные основатели Чайна-тауна.
Разглядывая домишки, возведенные из легких древесностружечных плит и других дешевых материалов, Андрей вспомнил родной город, где такую же неустроенную окраину именовали Шанхаем. И это делало Чайна-таун для него более понятным и близким.
Особняки, сжимавшие Аэродромную улицу с обеих сторон, свидетельствовали о разном достатке и различных вкусах их хозяев. Каждый дом, каждый забор, отгораживавший палисадник под окнами, каждая дверь и крыльцо были оформлены по-разному, выкрашены в различные цвета, которые отвечали только вкусам хозяев. Улица пестрела всеми цветами радуги.
Увидев табличку «Аэродромная 26», Андрей притормозил. Здесь, как сообщала в разделе рекламы местная вечерняя газета, размещалось частное сыскное агентство «Грин и Браун к вашим услугам».
Прежде чем выйти из машины, Андрей ровно пять минут изучал в зеркало заднего вида прямую как стрела бетонку Аэродромной улицы. Ничего подозрительного на всем ее протяжении не маячило — ни автомобиля, ни человека. Подозрительно такое или нормально? В числе прочих вопросов приходилось выяснять даже такой.
Найти агентство не составило труда. Небольшой особняк из плотного красного кирпича, с окнами, которые прикрывали приспущенные жалюзи, снаружи выглядел в меру таинственным и по-деловому солидным. Главным ориентиром здесь служила дверь, выкрашенная по диагонали в цвета владельцев агентства: в зеленый Грина и коричневый — Брауна. Треугольник Грина сверху, Брауна — снизу. Слева от двери блестела бронзовая табличка:
«Грин энд Браун — частное сыскное агентство.Зелено-коричневая дверь поддалась легкому толчку и без скрипа отворилась. Андрей сразу оказался в небольшой комнате конторского типа. Здесь не было ничего лишнего — голые стены, опять же одна светло-зеленая, другая светло-коричневая — кофе с молоком. Пол, затянутый паласом стального цвета, люминесцентные плафоны под потолком, светившие мягко и достаточно ярко. За столом старинной работы — резные ножки, огромная тяжелая столешница — сидел мужчина средних лет. В глаза Андрею бросился его горбатый массивный нос. Удивительная природная конструкция нависала на верхней губой карнизом, придавая человеку вид сказочного карлика-злодея.
Быстрота и Квалификация.
Аккуратность и Молчание».
— Хэллоу, мистер… — сказал Андрей.
— Грин, — вежливо подсказал хозяин носа. — К вашим услугам, сэр!
Он поднялся навстречу клиенту.
— Не знаю, мистер Грин, — сказал Андрей с изрядной долей сомнения в голосе, — может, я и не по адресу…
— Фирма к вашим услугам, сэр, — произнес детектив доброжелательно. — Ошибки клиентов не являются для нас фактором, отягощающим работу. Если дело не по нашему профилю, мы порекомендуем вам другого специалиста. Даже если вам надо вылечить зубы…
Он предложил Андрею стул и спросил:
— Виски, кофе?
— Если можно, все это чуть позднее.
— Сэр! — воскликнул Грин с энтузиазмом. — Никаких вопросов: дело есть дело! Слушаю вас.
Андрей огляделся, но признаков записывают устройств не заметил, тем не менее он ни во что поставил бы серьезность сыскников, если бы те оказались столь непрактичными и не вели бы записей бесед с клиентами. Значит, подставляться и открыто говорить о своих делах здесь все же не стоило.
— Я слушаю вас, сэр, — повторил мистер Грин. Усадив клиента, он сел сам.
— Не знаю, как и начать, — сказал Андрей, смущенно улыбаясь. — Никогда не обращался в подобные учреждения, и мне трудно представить ваши возможности…
— Будьте со мной откровенны, сэр. Это главное.
— Прошу простить меня, мистер Грин, если я ошибся адресом. Видите ли, когда у меня была собачка и у нее заводились блохи, я сразу вел ее к ветеринару. Теперь у меня нет собачки, зато завелась машина.
Умные глаза мистера Грина сверкнули. Качнув носом, он понимающе улыбнулся.
— Блохи? Тогда вы не ошиблись, сэр. Фирма поможет вам, как старый добрый ветеринар.
— Я очень рад. Сколько для этого потребуется:времени?
— Двадцать минут, не больше.
— Это быстро, — согласился Андрей. — Только не пойдет ли быстрота в ущерб качеству?
— Что вы, сэр! — Мистер Грин сделал обиженную мину. — У нас новейшая аппаратура. Фирма гарантирует полное избавление от всех вредных насекомых.
— О, кей!
Мистер Грин нажал кнопку, вмонтированную под краем столешницы, Андрей хорошо заметил это движение и понял его назначение. Минуту спустя из двери, закамуфлированной под створку стенного шкафа, появился компаньон — абсолютно безликий, не имевший особых примет мужчина среднего роста.
— Мистер Браун, — представил вошедшего Грин. — Будьте добры, сэр, передайте моему коллеге ключи от своей машины. А я тем временем подам кофе…
Андрей отдал детективу ключи и взглянул на часы. Мистер Грин заметил это. Сказал с одобрением:
— Вы правы, сэр. Время пошло.
Ровно через восемнадцать минут мистер Браун вернулся. Без слов отдал Андрею ключи, потом сунул руку в карман и на открытой ладони протянул два предмета размерами с двадцатипятицентовые монеты.
— Это наши трофеи, — сказал он. — Кстати, насекомые разные и прицепились, должно быть, в разное время. Думаю, вам это будет интересно знать.
— Спасибо, — кивнул Андрей.
— Вы довольны, сэр? — спросил мистер Грин.
— Да, но еще не совсем. Кто из вас, джентльмены, рискнет прокатиться со мной? Вторую часть своей просьбы я изложу в машине.
— Поеду я, — сказал мистер Браун. — К вашим услугам, сэр.
Они вышли из конторы, сели в машину, и Андрей повел ее по пустынной дороге в сторону моря.
— Мистер Браун, — начал Андрей, когда он тронулись. — Я не профессионал, и потому пусть не удивит вас мое невежество…
— О да, — снисходительно согласился польщенный детектив. — Говорите, я к вашим услугам
— Просветите меня в отношении этих штуковин Андрей вынул из кармана обоих «клопов» и протянул Брауну. Тот взял кругляши и положил насиденье рядом с собой. Выбрал один. Показал его Андрею.
— Это японская штучка. Производитель — «Радзио дзюсинки сэйдзосё». Иокогама. Чертов язык, сэр, не правда ли? Работает штука как подслушивающее устройство. Следующая за вами машин оборудованная приемным устройством, окажется курсе вашего бизнеса, если вы о нем заговорите.
— Забавно, — сказал Андрей. — Очень забавно. И где оно было укреплено?
— Под панелью возле руля.
— Забавно, — еще раз повторил Андрей. Он старался прикинуть, кто и когда подсадил к нему «клопа», но вычислить этого с ходу не смог. Мистер Браун должно быть, понял его озабоченность.
— Фирма может помочь вам, сэр, — произнес он вкрадчиво. — Мы вернем насекомое на место и поработаем с теми, кто сядет вам на хвост. У нас ее такая возможность…
— Спасибо, — поблагодарил Андрей, — но это несколько позже.
— О' кей, — ответил согласием детектив и взял второе устройство. — Это уже другая игрушка, сэр. Радиомаячок. Американское изобретение. Фирма «Калмар» печет подобные штучки тысячами. Кто-то, имеющий нужную аппаратуру, может на расстоянии следить за вашими передвижениями по городу.
— Совсем как в фильмах о русских шпионах, — сказал Андрей сокрушенно и тяжело вздохнул.
Детектив отрывисто хмыкнул. Растерянность клиента доставляла ему удовольствие.
— Не знаю, сэр, как с русскими шпионами, но такое прочно вошло в промышленность и торговлю. Бизнес переплюнул всех иностранных шпионов вместе взятых.
— Вы меня радуете, мистер Браун, — сказал Андрей иронически. — Ведь поначалу у меня мелькнули черт знает какие мысли. И вдруг оказалось — я не в плохой компании.
— В очень неплохой, — поддержал детектив. — Вы даже не представляете, из грив чьих коней фирме приходится вычесывать подобные репьи.
В голосе Брауна Андрей уловил нотки гордости, хотя рассказывал все это он с единственной целью — сделать фирме еще одно, пусть самое малое паблисити — рекламу.
— Интересно, — сказал Андрей, — кто здесь у нас на Побережье располагает пеленгующей аппаратурой?
— Затрудняюсь ответить, — сказал детектив. — Но, как вы сами понимаете, есть она в отделениях федерального комитета расследований, в военной контрразведке, в управлении спецслужбы полиции. Неплохо поставлена служба промышленной разведки и внутренней защиты у мистера Хупера, в концерне Генри Диллера, в фирме «Спешл дайнамикс». Список не полный и быстро растет. Прогресс, сэр. Большой прогресс.
— Вы меня пугаете.
— А вы не пугайтесь, — успокоил детектив. — Если честно, то мы с мистером Грином регулярно выбиваем половики нашим клиентам. И, знаете, находим немало сюрпризов. Свобода конкуренции, сэр. Это надо постоянно иметь в виду.
— Кстати, где вы обнаружили вторую блоху?
— Она гнездилась под клыком заднего бампера. Место удобное и незаметное.
— Хорошо, мистер Браун, — сказал Андрей, стараясь изменившимся тоном показать, что перешел к новой теме. — Историю с насекомыми мы исчерпали. Теперь другое дело.
— Да, сэр, — по-солдатски выразил боевую готовность детектив. — Слушаю вас.
— У меня есть близкая женщина, мистер Браун. В ближайшее время может пойти речь о браке. И мне бы хотелось знать о ней то, чего она, как вы понимаете, не расскажет мне сама. Я знаю, это аморально… Женщина, любовь, все такое…
— Сэр! — Голос детектива прозвучал предостерегающе. Для убедительности Браун поднял вверх указательный палец. — Оставим сомнения! Оставим! Как джентльмен вы поступаете разумно, значит, морально. Повторяю: крайне морально. Такая осторожность заслуживает поддержки и одобрения. Повторяю: полной поддержки и полного одобрения. Меня всегда удивляет легкомысленность тех, кто вступает в брак без помощи таких солидных фирм, как наша. Сколько ошибок можно было бы избежать, вы не представляете. Грин и Браун к вашим услугам, сэр!
Горячо выразив клиенту поддержку, детектив замолчал. Выдержал подобающую паузу и спросил:
— Кто она?
Не отвечая на вопрос, Андрей сказал:
— Как много времени займет выяснение?
— Смотря какой объем информации вы сочтете удовлетворяющим.
— Все ясно. Итак, мистер Браун, фамилия женщины — Донелли. Розита Донелли.
Вернувшись домой, Андрей вернул оба шпионских устройства на те места, где они и стояли. Обдумав ситуацию, он счел благоразумным не выдавать своих тревог, не показывать осведомленности в слежке, которая велась за ним. Какие причины были у свободного художника в свободной стране искать в своей машине «клопов»? Вы знаете такие причины? Нет? Чарльз Стоун их тоже не знал.
7
Как и было условленно, Андрей приехал на виллу Ринг к вечеру. Трудно сказать, специально ли его поджидал Мейхью, но именно он оказался в этот вечер у въезда. Показав Андрею место стоянки машин, Мейхью вызвался проводить его к дому.
Они шли по хрустящей, аккуратно посыпанной желтым речным песком аллее парка Диллеров. Коротышка Мейхью забавно подпрыгивал на маленьких ножках, стараясь не отстать от художника.
— Все же какого вы мнения обо всей той истории, мистер Стоун? — вдруг спросил Мейхью, невесть с чего возвращаясь к больной для него теме.
«Кто о чем, а вшивый — о бане», — подумал Андрей по-русски, а сам спросил:
— Что вы имеете в виду? Какую историю?
— Это столкновение моторки с яхтой его величества.
— Боже мой! — воскликнул Андрей с показным отчаянием. — Когда это все кончится? Понять не могу, что вам не дает покоя?
— Видимо, у меня есть на то причины. Потому и прошу вашей помощи.
— Мне трудно что-либо добавить к сказанному раньше. Я не очень задумывался над этим, но на случайность история мало похожа. Только пьяный или сонный не сумел бы отвернуть катер от яхты. Но рулевой не спал. Он сидел за рулем нормально. Скорее всего это злостное хулиганство.
— Вы так думаете? — спросил Мейхью. — А я уверен в другом. Все это сделано с умыслом. И с намеком.
— Рэкет? — спросил Андрей. — Или шантаж?
— Обычная конкуренция. Работа ребят Хупера. Пытаются нас испугать. Я более чем уверен.
— Не берусь судить, мистер Мейхью. Не располагаю фактами.
— Зато они есть у меня. — Мейхью самодовольно усмехнулся. — Кстати, мистер Стоун, вы не знакомы с Хупером? И никогда с ним не встречались?
— Совершенно точно. Не знаком и не встречался.
Мейхью опять усмехнулся, и было в этой ухмылке нечто пугающее.
— Могу признаться, я до последнего времени в этом сомневался. Очень уж вы, мистер Стоун, удачно оказались в своей лодке у тонущей яхты. Очень удачно.
— Откровенность на откровенность, — сказал Андрей раздраженно. — Я уже не раз сожалел и, видимо, буду еще сожалеть, что оказался в роли спасителя.
— Вполне возможно, — без сопротивления согласился Мейхью. — Я уже давно для себя сделал вывод, что попадать в сферу внимания больших людей так же опасно, как сталкиваться в горах со снежной лавиной. Никогда не знаешь, пролетит она мимо или погребет тебя. У великих свои пути, свои намерения и причуды.
— Это намек? — спросил Андрей. — Или угроза?
Его уже начала нервировать подчеркнутая подозрительность Мейхью. Было трудно угадать, докопался этот тип до чего-то или просто блефует, заставляя Андрея сделать неверный шаг.
— Нет, мистер Стоун. Только предупреждение. Дружеское, если хотите. Грозить вам у меня пока нет оснований.
— Благодарю и на этом.
— Не за что, — сказал Мейхью сухо и чуть заметно скривил губы. — Я тут совсем ни при чем. Его величество выдал вам индульгенцию, и она сразу определила его отношение к вам. Но не мое.
— Благодарю за искренность.
— Скажу еще раз: не за что. К людям, которые не грозят безопасности шефа и его дела, я отношусь либо нейтрально, либо дружески. Вы пока не опасны.
— Может, вы меня проверяли?
— Стоит ли удивляться, мистер Стоун? Империя его величества — это государство в государстве. Говорю вам без преувеличений.
Андрей внутренне улыбнулся, подумав, что в других условиях такое признание из Мейхью не удалось бы вытащить даже клещами. — Мы не можем позволить себе обходиться контрразведки. Без собственной, я имею в виду. Пришлось проверить и вас. Что поделаешь, мистер Стоун. Если хотите, я познакомлю вас с результатами наших раскопок.
Присматриваясь к кругу людей еще задолго до того, как войти в их среду, Андрей не раз задавался вопросом: как его примут? Он понимал, что предстоит преодолеть немало препятствий. Сколь бы ни был он состоятелен, даже богат, ему трудно сравнивать себя с самым последним предпринимателем, допущенным в круг Диллера. Их доходы и состояния в минимуме выражались семизначными цифрами. А раз так, то было одно средство, которое могло поставить его вровень с ними, — талант и чувство достоинства. Андрей был готов подвергнуть себя нелегкому испытанию.
Оценивая первые шаги к намеченной цели, он понимал, что они сделаны с безошибочной точностью. Но что будет дальше? По взглядам, которые на него бросал Мейхью, Андрей без объяснений понял, что с этим человеком хорошие отношения у него никогда не сложатся. Зато, если он оступится, первым, кто подтолкнет его в яму, наверняка будет мистер Мейхью. Раз так, то надо открыто принимать игру, которую ему навязывает этот джентльмен. Только сделать это стоило так, чтобы не показать своего особого интереса к тому, чем располагала контрразведка Диллера. Особое любопытство могло насторожить Мейхью.
Поглядев на поверенного в делах сверху вниз, Андрей недовольно пробурчал:
— Извините, мистер Мейхью, но дотошность, с которой вы пытаетесь изучать каблуки стоптанных мной ботинок, начинает меня раздражать. И дело не в том, что я в чем-то грешен. Просто, когда тебя упорно загоняют в угол, возникает невольное желание защищаться. А когда появляется такое желание, это ведет к войне.
Они шли по хрустящей, аккуратно посыпанной желтым речным песком аллее парка Диллеров. Коротышка Мейхью забавно подпрыгивал на маленьких ножках, стараясь не отстать от художника.
— Все же какого вы мнения обо всей той истории, мистер Стоун? — вдруг спросил Мейхью, невесть с чего возвращаясь к больной для него теме.
«Кто о чем, а вшивый — о бане», — подумал Андрей по-русски, а сам спросил:
— Что вы имеете в виду? Какую историю?
— Это столкновение моторки с яхтой его величества.
— Боже мой! — воскликнул Андрей с показным отчаянием. — Когда это все кончится? Понять не могу, что вам не дает покоя?
— Видимо, у меня есть на то причины. Потому и прошу вашей помощи.
— Мне трудно что-либо добавить к сказанному раньше. Я не очень задумывался над этим, но на случайность история мало похожа. Только пьяный или сонный не сумел бы отвернуть катер от яхты. Но рулевой не спал. Он сидел за рулем нормально. Скорее всего это злостное хулиганство.
— Вы так думаете? — спросил Мейхью. — А я уверен в другом. Все это сделано с умыслом. И с намеком.
— Рэкет? — спросил Андрей. — Или шантаж?
— Обычная конкуренция. Работа ребят Хупера. Пытаются нас испугать. Я более чем уверен.
— Не берусь судить, мистер Мейхью. Не располагаю фактами.
— Зато они есть у меня. — Мейхью самодовольно усмехнулся. — Кстати, мистер Стоун, вы не знакомы с Хупером? И никогда с ним не встречались?
— Совершенно точно. Не знаком и не встречался.
Мейхью опять усмехнулся, и было в этой ухмылке нечто пугающее.
— Могу признаться, я до последнего времени в этом сомневался. Очень уж вы, мистер Стоун, удачно оказались в своей лодке у тонущей яхты. Очень удачно.
— Откровенность на откровенность, — сказал Андрей раздраженно. — Я уже не раз сожалел и, видимо, буду еще сожалеть, что оказался в роли спасителя.
— Вполне возможно, — без сопротивления согласился Мейхью. — Я уже давно для себя сделал вывод, что попадать в сферу внимания больших людей так же опасно, как сталкиваться в горах со снежной лавиной. Никогда не знаешь, пролетит она мимо или погребет тебя. У великих свои пути, свои намерения и причуды.
— Это намек? — спросил Андрей. — Или угроза?
Его уже начала нервировать подчеркнутая подозрительность Мейхью. Было трудно угадать, докопался этот тип до чего-то или просто блефует, заставляя Андрея сделать неверный шаг.
— Нет, мистер Стоун. Только предупреждение. Дружеское, если хотите. Грозить вам у меня пока нет оснований.
— Благодарю и на этом.
— Не за что, — сказал Мейхью сухо и чуть заметно скривил губы. — Я тут совсем ни при чем. Его величество выдал вам индульгенцию, и она сразу определила его отношение к вам. Но не мое.
— Благодарю за искренность.
— Скажу еще раз: не за что. К людям, которые не грозят безопасности шефа и его дела, я отношусь либо нейтрально, либо дружески. Вы пока не опасны.
— Может, вы меня проверяли?
— Стоит ли удивляться, мистер Стоун? Империя его величества — это государство в государстве. Говорю вам без преувеличений.
Андрей внутренне улыбнулся, подумав, что в других условиях такое признание из Мейхью не удалось бы вытащить даже клещами. — Мы не можем позволить себе обходиться контрразведки. Без собственной, я имею в виду. Пришлось проверить и вас. Что поделаешь, мистер Стоун. Если хотите, я познакомлю вас с результатами наших раскопок.
Присматриваясь к кругу людей еще задолго до того, как войти в их среду, Андрей не раз задавался вопросом: как его примут? Он понимал, что предстоит преодолеть немало препятствий. Сколь бы ни был он состоятелен, даже богат, ему трудно сравнивать себя с самым последним предпринимателем, допущенным в круг Диллера. Их доходы и состояния в минимуме выражались семизначными цифрами. А раз так, то было одно средство, которое могло поставить его вровень с ними, — талант и чувство достоинства. Андрей был готов подвергнуть себя нелегкому испытанию.
Оценивая первые шаги к намеченной цели, он понимал, что они сделаны с безошибочной точностью. Но что будет дальше? По взглядам, которые на него бросал Мейхью, Андрей без объяснений понял, что с этим человеком хорошие отношения у него никогда не сложатся. Зато, если он оступится, первым, кто подтолкнет его в яму, наверняка будет мистер Мейхью. Раз так, то надо открыто принимать игру, которую ему навязывает этот джентльмен. Только сделать это стоило так, чтобы не показать своего особого интереса к тому, чем располагала контрразведка Диллера. Особое любопытство могло насторожить Мейхью.
Поглядев на поверенного в делах сверху вниз, Андрей недовольно пробурчал:
— Извините, мистер Мейхью, но дотошность, с которой вы пытаетесь изучать каблуки стоптанных мной ботинок, начинает меня раздражать. И дело не в том, что я в чем-то грешен. Просто, когда тебя упорно загоняют в угол, возникает невольное желание защищаться. А когда появляется такое желание, это ведет к войне.