Щепетнёв Василий. Первое дело Йеро

   Мудрый муж повелевает солнцу скрыться лишь в урочный час, учил величайший Лек-Сий. Урочный час для Иеро явно не наступил. Не стоит и пробовать.
   Наконец, удовлетворенные осмотром, стражи покинули жилище.
   - Мы будем рядом, у крыльца - то ли ободрили, то ли предупредили они Иеро.
   - Я очень рад, - ответил он.
   Радоваться, если откровенно, ему не хотелось совершенно. Если отбросить мишуру условностей и оставить голую суть, он, Иеро, священник поселения Но-Ом, был под домашним арестом. Хорошо, не совсем арестом, он все-таки может передвигаться по поселению. Хотя и может ли? Ну, как стражники скажут, что караул-де устал, и не соблаговолит ли пер остаться дома?
   Проверим. Но потом. Неизвестно, как караул, а он, пер Иеро, устал чрезвычайно. Руки дрожат, поджилки трясутся. И не от страха или смущения, а просто знобит. Рецидив болезни? Очень может быть. С чего это он решил, будто сайрин-лихорадка покинула его навсегда?
   Вот и название придумалось - сайрин-лихорадка. Ничего название. Нужно описать ее. Это даже его долг, как первого больного. Он, конечно, так и назовет болезнь - сайрин-лихорадка, хотя, возможно, позже заклинатели дадут болезни название "Лихорадка Иеро". Пусть хоть что-то после Иеро останется.
   Действительно, мысли позволяли себе некоторую вольность. Не расслабляться, не расслабляться.
   И хорошо, что не расклеился, не раскис. Потому что к нему в дом зачастили прихожане - по двое, по трое, а то и сразу пять. Просили совета, изъявляли желание поработать для церкви, хотели получить разъяснение по богословским вопросам, приносили разные диковинки, могущие, по их мнению, заинтересовать священника, хотели прибрать в доме, поковыряться в маленьком садике, что у дома, посадить необыкновенно душистые цветы или дерево, что через пять, самое большое, шесть зим даст плоды.
   А когда в назначенный час после вечерней службы прихожане расходились по баракам (новый устав вступал в действие с завтрашнего дня), каждый из них почел своим долгом выразить перу Иеро признательность за душевные слова, которыми он одарил всех добрых поселенцев Но-Ома.
   Не оставалось сомнения - поселенцы выражали священнику сочувствие и поддержку.
   Это ободрило Иеро. Знать, что ты нужен людям, дорогого стоит. И дом ему уже не казался узилищем, а стражи - тюремщиками.
   Стражи и сами чувствовали неловкость положения, старались держаться неприметно и скромно. Дело служивое, поставили охранять, вот и охраняем.
   Усердная приборка дома дала результаты поразительные - кругом все так и блистало чистотой. Кто-то не пожалел даже андалового масла, невесть каким образом очутившегося у поселенца, и теперь от скромной мебели веяло духом изыска и солидности.
   Ничего, пусть. Он, Иеро, постарается не возгордиться.
   Но напряжение дня давало о себе знать все больше и больше. Нужно бы полечиться. Да, кстати, а где пер Кельвин хранил свою аптечку? Кажется - Иеро не помнил точно, - он уже искал ее? Иеро еще раз, теперь внимательно, осмотрел домик. Ну не может такого быть, чтобы пер Кельвин был вовсе без лечебных средств и снадобий.
   Но их не было.
   Подпол, тут должен быть подпол. Иеро не гадал, в семинарии учили и строительству. Дом без подпола - все равно, что корова без вымени. Нефункционален.
   Приглядываясь к полу, он подошел к ложу, откинул его вверх (надо будет впредь всегда днем держать его убранным, и места больше, и пристойнее).
   Он правильно подумал, вот он, люк.
   Иеро потянул за кольцо. Крышка откинулась тихо. А сделана отлично, двойная, меж досок ящичек с мхом-ледовиком для сохранения хладости и сухости.
   Деревянная лесенка вела вниз, в подпол.
   Ему показалось, будто он уже видел и люк, и лестницу. Вот только что внизу?
   Иеро зажег свечечку, и стал спускаться. Хорошее подполье, глубокое.
   Правильно он подумал, аптека пера Иеро находилась именно здесь. В маленькой подземной комнатенке было стыло, но сухо. Простые, грубые, но прочные полки стояли у стен, и на них были банки с плотно притертыми крышками, бутыли, бутылки и бутылочки с самыми разными жидкостями, берестяные короба с травами, и еще много, много чего. Аптека настоящего заклинателя.
   У одной стены стоял алхимический стол, над ним нависал колпак, от которого отходила труба, отходила и терялась вверху. Верно, выходит куда-нибудь меж кустов садика, что рос у дома.
   Вдруг под ногою Иеро что-то хрустнуло. Ах, это чертов палец. И свежий, не успел обсыпаться (чертовы пальцы служили недолго - через четверть луны раствор, которым пропитывали деревяшку, терял способность к воспламенению, вместе с этим меняя свой цвет с красного на серый и ссыпаясь с палочки прочь).
   Кто-то здесь побывал, и уже после смерти пера Кельвина. Возможно даже - после того, как Иеро поселился здесь.
   Он подносил свечечку поближе к банкам и бутылям, читая надписи на римском языке. Богатство, огромное богатство. Понятно, почему оно хранилось здесь. Нет, не покражи опасался пер Кельвин, кто же осмелится украсть что-нибудь у Заклинателя? Но - тепла. Тепло старит, а лед хранит. Здесь, внизу, вода и лед были в равновесии - вода оставалась водою, лед - льдом.
   Некоторые названия он знал лишь понаслышке - тинктура рога белого риноцеруса, пульверис субтилиссимус усов сурийского тигра, ягоды человек-корня. Тут даже был Красный Корень, добытый в загадочной Ра-Амони, месте, которое картографы размещают далеко на юге, в краях, отдаленных от Канды обширными голубыми пустынями, пропитанными Смертью и отчаянием. Некоторые и вовсе считают, что Ра-Амонь находится по другую сторону Лантического моря-окияна, и ходят туда лишь слуги Нечистого одним им ведомыми путями. А капли Адского короля? Несмотря на страшное название, капли были вполне безобидными, но эффективным средством при недугах, вызванных тоскою и одиночеством. Или средство Акропулоса: попьет его старик, и через год полон рот новых зубов!
   Некоторых же не знал вовсе. Помеченные словом "Венена", средства эти держались в самых дальних углах, и Иеро благоразумно решил там их и оставить.
   Взял он самую малость - на повседневные нужды. Поднимаясь по лестнице, он еще раз осмотрел поземный кабинет.
   Странно, но он, кажется, ожидал увидеть другое. Только вот что другое - никак не мог припомнить. Смутный и неуловимый образ словно дразнил его.
   Кобеасы путают.
   Наверху он помолился от души - какая помощь ниспослана поселению! Теперь он сможет утолять болести куда лучше, чем прежде.
   А начать следует с себя, вон, как треплет озноб.
   Никаких диковинных средств применять Иеро не собирался. Достаточно будет употребить лукинагу, обработанную по способу Алена, и вытяжку ивовой коры, средство, дарованное в незапамятные времена Заклинателем Байером, человеком, сведущим в корнях и травах лучше, чем кто-либо до него, да, похоже, и после.
   Он отмерил положенную дозу каждого из снадобий, принял, запил полустаканом воды. Должно стать лучше.
 

18

   До захода солнца оставалась едва склянка, когда послышался мерный топот, в который вплетались шаги другие, легкие, воздушные.
   Он выглянул в окошко.
   Четверо стражей границы шли к нему. Не слишком ли много для одного священника? или они эскортируют семейство достопочтенного Хармсдоннера - Абигайль, Лору и Сару.
   Вошли только женщины, а стражи сменили дневную пару. Ха, эскортируют. Это - женщины-пионерки, они сами способны позаботиться о себе. У каждой по короткому, но очень острому мечу Сур-Альской работы, и по дамскому арбалету - облегченному, за пятьсот шагов, пожалуй, стрела и не убьет. А за пятьдесят - наповал, женское оружие все-таки больше предназначалось для защиты.
   - Мы надеемся, что наше пребывание здесь будет вам не в тягость? - спросила Абигайль.
   - Что вы, разумеется, нет.
   - Муж всю ночь проведет в мастерской. Теперь, когда не стало бедного Им-Зика, на него легла обязанность горного мастера, и он будет проводить анализ первых проб, взятых из колодца Иеро.
   - Колодца Иеро?
   - Так рудокопы назвали место, которые вы, пер Иеро, указали им давеча.
   Иеро смутился.
   - Правильнее уж было назвать место колодцем Людей льда.
   - Назвалось иначе, пер Иеро. вот муж и решил, что безопаснее будет нам провести ночь вод Вашим кровом. Чем дробить силы на охрану двух домов, лучше удвоить охрану одного
   - Звучит убедительно.
   Говорила только Абигайль. Сара смотрела на Иеро дружелюбно, а Лора... Как знать, что было в ее взгляде. Лучше думать, что ничего особенного.
   - Пожалуйста, располагайтесь, - он провел их в гостевой покой и, пожелав спокойной ночи, удалился.
   Ничего необыкновенного в просьбе семейства Хармсдоннера не было - дом священника, помимо всего, был открыт и для гостей. Другое дело, что в теперешней ситуации приход жены, дочери и сестры старшины поселения являл собою знак доверия и уважения со стороны достопочтенного Хармсдоннера.
   Удовольствуемся и этим.
   Иеро присел у самого ложа. Смесь лукинаги и ивовой коры начинала оказывать свое действие. Голова прояснилась, приятная истома охватила тело. Лечь, уснуть. И видеть сны.
   Но он противился снам. Рано, не время. Скоро сядет солнце, и мрак опять охватит Но-Ом. А во мраке, во мраке сейчас кроются чудовища. Пусть вокруг дома расставлены посты стражи, это не избавляет пера Иеро от обязанности хозяина дома - защищать вверившихся ему людей.
   Иеро положил рядом с собою меч и арбалет. Нет, отсиживаться в доме он не намерен. Ночь, другую, не больше. Отдохнуть, и, главное, понять.
   Опять гордыня, одернул он себя. Понять то, что не могли понять за год все советники и все поселенцы Но-Ома. Не понял пер Кельвин, мир его праху.
   Праху... А вдруг... вдруг пер Кельвин понял? И потому он сейчас мертв?
   Не части, не части, - услышал он голос Аббата. Знание - сила, а не слабость. Если бы пер Кельвин знал причину исчезновений людей, он бы поделился ею с другими советниками. И потом, он умер тогда, когда исчезновений не было.
   - Следовательно, - продолжил Иеро уже от себя, - смерть пера Кельвина не связана с исчезновениями? Или исчезновения людей - не единственное проявление Силы Зла?
   Конечно, не единственное, конечно...- но тут сон сморил-таки Иеро.
   Сморил - на три склянки. Чтобы очиститься от грязи вовсе нет надобности день сидеть в ванне. Чтобы избавиться от усталости, нет надобности всю ночь проводить на ложе. Хотя и хочется. Иеро спал бы и дальше, до самого рассвета, но разбудили шаги, которые он услышал во сне, и во сне же понял, что лучше проснуться.
   - Пер Иеро! - позвал стражник из горницы.
   - Да? - Он сел, просыпаясь окончательно. Смесь лукинаги и экстракта ивовой коры произвела свое действие, голова Иеро стала ясной, рука твердой, дыхание ровным.
   - К вам почтенный Рэндольф.
   Он успел встать, накинуть подобающую одежду - ясно же, что почтенный Рэндольф пришел не со скуки, а по делу. Рэндольф не торопился входить, давая перу привести себя в надлежащий вид. Учтивый человек и заполночь учтивый.
   Иеро вышел в крохотный коридорчик, прошел в горницу и сам пригласил позднего посетителя присесть. Не хотелось беспокоить Хармсдоннеров, хотя стражник, верно, их уже разбудил своим зовом. Ничего, в тревожное время голос охраны снимает тревогу, мол, спите, жители Но-Ома, в Но-Оме все спокойно.
   Не все, иначе почтенный Рэндольф тоже бы спал.
   - Пер Иеро, Ларс Мелдинг умирает. Хочет вас видеть, - церковный староста, видно, не ложился, под глазами наметились мешочки, да и сами глаза красные, почти как у рэт-лемута.
   - Конечно, - Иеро помнил старого больного рудокопа. Зря не позовет, если чувствует, что смерть близко, значит, она и в самом деле близко.
   Он вернулся в спаленку, взял необходимые для соборования принадлежности, поколебался мгновение и прихватил подарок старого Шугадан-Оглы. Правда, отпускать грехи с оружием в руках не след, но оно не в руках, а в ножнах за спиною. Да и в сторонку положить недолго - там. Колебался он не из-за кривого меча - подумал о стражниках. Если они пойдут с ним (а они пойдут с ним) - кто будет охранять спящих под его кровом домочадцев Хармсдоннера?
   Иеро вышел на крыльцо. Один из стражей стоял рядом, второй - в четырех шагах дальше. Остальные в засаде?
   - Сколько вас? - спросил Иеро.
   - Четверо, пер Иеро, - ответил стражник.
   И в самом деле, из тени вышли остальные.
   - Двое пойдут со мной, а двое останутся здесь.
   - Никак нельзя. У нас строгий приказ капитана.
   - Я отменяю этот приказ.
   - Что? Не слышу!
   - Я отменяю этот приказ, - повторил Иеро громче.
   - Ничего не слышу, пер Иеро, простите. Простыл давеча, и уши заложило, - стражник смотрел на Иеро без улыбки, твердо, но ясно было - притворяется. По уставу пограничной службы он не может не выполнить приказ священника поселения, вот и временно оглох. Бунт без бунта.
   Что делать? Оставить без помощи умирающего он не может. Но оставить женщин Хармсдоннера тоже нехорошо.
   - Вы идите, пер Иеро - на пороге показалась Абигайль. - Ничего с нами не случится.
   - Но... - он колебался. Конечно, дом крепкий, запросто не разобьешь, а женщины поселения немногим уступали мужчинам, если вообще в чем-то уступали.
   - Я могу остаться здесь, пока вы не вернетесь - нашел выход их положения почтенный Рэндольф.
   - Да? - Иеро посмотрел на церковного старосту. Меч у него хороший. Боевой меч. Да и сам почтенный Рэндольф производил впечатление человека осторожного, но не трусливого. Зазря на рожон не полезет, но биться будет насмерть.
   - К тому же у меня есть зовутка, - добавил почтенный Рэндольф, - и при первых признаках опасности я разбужу ее.
   Зовутка решила дело. Была зовутка грибом-паразитом, но грибом особым. Сама маленькая, с детский кулачок, но если ее разбить, дикий пронзительный вой поднимет мертвого на три мили в округе. Привозили ее с юга, где она росла на деревьях у границы Голубой Пустыни. Стоила недешево, но того стоила.
   - Заприте дверь на засов и ждите нашего возвращения.
   Иеро пошел, стражники держались рядом, все четверо. Двое слева, двое справа. Устерегут, никаких сомнений.
   Ночь тихая, покойная. Именно в такие ночи чаще всего и уходят измученные недугом люди. Есть ночи, когда вдруг двое, трое, а то и пятеро вместе страдают от почечной колики. Есть ночи, когда астма начинает душить поддавшихся ей людей. Есть ночи щемящего сердца, и есть ночи горлового кашля. В семинарии учили целительству, но старому Ларсу Мелдингу нужен не целитель - священник. Он уже пересек черту жизни - этой жизни, и только привычка удерживала душу в теле. Но всему приходит конец.
   Иеро нарочно настраивал себя на отвлеченный лад - чтобы не досадовать на стражей границы и их начальника, капитана Брасье. Ему человека готовить к встрече с Создателем, а он о земном печется. О пустяках. Ну, притворяются стражники глухими, так им на то команда дана капитаном. А капитан, понятно, беспокоится и о поселении, и о поселенцах. И о священнике, пере Иеро. Назойливо беспокоится, не без того, но от рвения, от чистого беспокойного сердца.
   Чем хорошо поселение - все рядом. Дюжина дюжин шагов, еще дюжина дюжин - и пришли.
   У входа в барак попался капитан.
   - Пер Иеро? Скорее, Ларс Мелдинг умирает.
   Иеро поспешил к страждущему. Стражники отстали, Брасье о чем-то стал говорить со старшим, говорить тихо - чтобы не будить спящих, да и чтобы Иеро не слышал. Видно, глухота у стражника прошла, служебный долг - отменный целитель.
   Купе, в котором лежал Ларс Мелдинг, освещала лучина, освещала скудно, но Иеро после темноты и лучине был рад. Не успел настроиться на ночной лад, больно коротка дорога.
   Ларс Мелдинг потянулся к священнику.
   - Лежите, лежите, добрый Ларс Мелдинг, - предупредил усилия рудокопа Иеро, но тот не слышал его слов.
   - Оборотень, - прохрипел Ларс Мелдинг, - проклятый обо... - усилие оказалось для него непомерным, он откинулся на спину и замолк.
   Мало времени, очень мало времени. Иеро едва успел отпустить грехи и прочитать полагающиеся молитвы, как рудокоп скончался. Ушел.
   Бедный Ларс Мелдинг. Видно, бредил перед смертью, что принял Иеро за оборотня. Или хотел что-то рассказать? Теперь он расскажет об этом слушателям иным.
   Иеро вздохнул и помолился за упокой души раба божьего Ларс Мелдинга. Потом начал читать Книгу Тита Иова, что еще он мог сделать для бедняги?
   Читал долго, верные две склянки.
   Затем собрался в обратный путь. Но прежде нужно высказать Брасье протест по поводу столь бесцеремонного обращения. Придется. Не должен Иеро позволить такого с собой обращения. Не себя высоко ставит - сан. Теперь-то можно не сдерживаться, а высказать капитану прямо и без обиняков. Что он о себе возомнил, капитан Брасье, если позволяет приставлять к священнику стражей?
   Но Брасье у входа в барак не было, не было и стражей. Решили, что он будет у Ларс Мелдинга долго, до самого рассвета? Или просто не хотели спорить и ругаться.
   Иеро огляделся. Только что негодовал на приставленную стражу, а без нее идти не хотелось. Одиноко, беззащитно, голо. А он-то серчал на капитана. Не судите опрометчиво, учит величайший Лек-Сий.
   Быть может, и в самом деле остаться? Лишних молитв не бывает, помолится за упокой раба божьего, почитает библию, просто посидит у ложа усопшего.
   Нет, нехорошо выйдет. У него в доме люди, негоже оставлять живых ради мертвых.
   Да и идти-то ничего. Два раза по дюжине дюжин шагов. Неужто не осилит?
   Иеро знал. что пойдет один, но знал, что ему этого очень не хочется.
   Тем человек и отличается от зверя, что делает не то, что хочется. Человек знает слово "надо".
   И он пошел. Правда, шаги теперь он делал коротенькие, осторожные, и вышло три раза по дюжине дюжин, да к чему считаться?
   Миновал церковь, вышел к садику, что перед домом.
   Все спокойно в столь поздний час. Затянутое тучами небо. Недвижный, дремотный воздух. Кажется, ветер тоже спит.
   Он пошел по садику - больше наугад, потому что - темно. Факел хладного огня нужен. Не забыть сказать на совете. В заброшенном руднике завести грибницу, через год, глядишь, и созреет.
   Нужная будка, как и положено, стояла в уголке самом укромном. Чего кричать-то о себе, и так всяк сыщет. Даже в темноте - у будки обыкновенно сажали звень-траву, и сама полезная для чистоты, и запах от нее здоровый. Не заплутаешь.
   Он вышел из нужной будки. Теперь до утра поспит вволю, в тепле и сладости.
   Иеро пошел к дому, последние две дюжины шажков.
   И едва не споткнулся - на траве лежал меч.
   Мечами не разбрасываются, тем более в садах священников. Воин, пока жив, с мечом не расстается. Значит...
   Иеро поднял его. Говорят, во всем мире нет двух одинаковых мечей. Хоть какой-нибудь черточкой, да разнятся. Насчет всего мира - здесь он не знаток. Но этот меч он, похоже, видел у почтенного Рэндольфа. Рукоять из рога лорса. Они, лорсы, их сами бросают, старые рога. Не пропадать же добру.
   Иеро лег на землю, прислушался. Лежа слышно то, чего не слышно стоя. Земной звук. Он из земли прямо в ухо идет, без воздуха.
   То, что он услышал, ему очень не понравилось. Где-то вдалеке, на границе восприятия кто-то шел.
   И этот кто-то был не человек.
 

19

   Человек - существо прежде всего вертикальное, отсюда и особенности шага. Если изобразить звук волною, то получатся волны высокие, но острые, крутые. Зверь же шагает на четырех лапах, да и центр тяжести у него ниже, потому волны низкие и пологие.
   Зверь зверю, конечно, рознь. Высокие и травоядные цокают еще погромче человека, ежели вместо пальцев копыта. Но зверь хищный...
   Сейчас он слышал именно шаги хищника. И в то же время... Зверь двигается инстинктивно, и потому шаги звучат гладко, непрерывным потоком. Человек же - думает, и оттого возникают паузы, коротенькие, но при навыке их можно распознать.
   И он слышал эти паузы. Получалось, что где-то в шагах сорока-пятидесяти от него двигался разумный зверь!
   Лемут? Кто именно? Шаги тяжелые. Волосатый ревун? Они, ревуны, часто опирались на передние лапы, хоть с виду и двуногие. И все-таки ритм не совсем тот. В семинарии им показывали звуковые портреты лемутов - и рэт-лемутов, и ревунов, и глитов. Одно дело - изучать портрет в классной комнате Семинарии, и совсем другое - слышать шаги, припав ухом к земле в садике при доме священника поселения Но-Ом.
   Наконец, шаги заглохли - или, вернее, их заглушил звук собственной крови и сердца, что гнало кровь по сосудам.
   Иеро приподнялся на одно колено. Вскочишь сразу - вот он, я, хватай, кто хочет. Осторожно нужно. Вдруг и сам врага врасплох застанешь
   Не застал. Не было врага. Либо хорошо затаился, либо ушел далеко, что не только не слышно, но и не видно. Ночью ухо острее, чем глаз, да еще и деревья, кусты.
   Он встал во весь рост. В одной руке свой меч, в другой - оружие почтенного Рэндольфа. В два-то меча биться несподручно. Есть мастера двурукого боя, но он не из таких. Но бросить меч почтенного Рэндольфа он не мог. А в ножны, что за спиною, не вложишь - меч для них слишком широк.
   До домика он добрался без помех, да и откуда, пуст садик.
   Дверь полуоткрыта. Нехорошо. Сначала меч, теперь дверь. Совсем нехорошо.
   Он прошел коридорчиком, уже выученном до каждого уголка. Здесь он хозяин, здесь его запросто не возьмешь.
   Дверь в его комнатку открыта настежь, и отблески огнь-цветка падали на стену коридорчика не разгоняя, а еще более сгущая тьму.
   Тут за притолокой чертов палец лежит, в особой жестяной коробочке. И свечка. Иеро нашарил коробочку. Угадал сразу.
   Раскрыл коробочку одною рукой - меч почтенного Рэндольфа положил на пол по стеночке, а свой продолжал держать наготове.
   Чертовым пальцем чиркнул о голенище сапога. Сапоги-то хорошие, крепкие, кожи матерого грокона.
   Палец загорелся ярким ровным огнем. Он зажег и свечку, загасил палец, взял свечку. Сколько движений, а все потому, что в другой руке меч.
   Свеча простая, из сала брата того грокона, из которого пошиты были сапоги.
   Конечно, он теперь на виду, но зато и сам видит хорошо. Если противник настроился на темное зрение, то несколько мгновений будет приноравливаться, а ему, Иеро, только несколько мгновений и нужно.
   Дверь в гостевой покой тоже настежь. Похоже, хуже и некуда.
   Он прошел внутрь. Пусто, пусто, как и ожидал.
   Свечу он пристроил на столик, в специальный глиняный светец. Рядом в нем стоял и другая свеча, та, которую разожгло семейство Хармсдоннера, устраиваясь на ночлег. Сгорела она едва на полпальца - следовательно, спали, зря салом не чадили.
   В комнате беспорядок, но беспорядок пустоты. Два табурета отброшены на пол, да на широком гостевом ложе лежит смятая, скомканная шкура парза.
   Крови нет, и не пахнет.
   Итак, что-то или кто-то проникло в дом? Но почему нет следов взлома? Почему открыли дверь? Почему меч почтенного Рэндольфа оказался в саду?
   Он услышал шорох - едва слышный, но сейчас прозвучавший громче грома.
   Звук раздавался из-под гостевого ложа.
   Он замер, раздумывая. Первое, что хотелось - склониться и заглянуть. Наихудшая позиция для обороны - голова беззащитна, спина тоже, равновесия никакого и маневра нет.
   Пошарить мечом? А вдруг кто уцелел, спрятался?
   И он выбрал решение компромиссное:
   - Эй, кто там, вылезай!
   Шорох смолк. После нескольких мгновений тишины дрожащий голос спросил:
   - Пер Иеро, это... Это вы?
   - Это я, - с облегчением ответил Иеро. Теперь все прояснится. Или хоть что-нибудь.
   Из-под ложа вылезла Лора Хармсдоннер - испуганная, в слезах - но живая. И, кажется, невредимая.
   Она медленно поднялась на ноги, но даже это усилие оказалось непомерным - ноги ее подкосились, и Лора упала на ложе.
   Иеро поспешил к ней на помощь, но девушка быстро пришла в себя.
   - Где... Где они? - спросила она.
   - Я не знаю. Здесь нет никого, кроме нас.
   - А... А матушка? Тетушка Сара? Почтенный Рэндольф?
   - Я их не видел. Что произошло?
   - Я спала... Уснула после вашего ухода и спала... Сквозь сон слышала, как кто-то стучал во входную дверь... Почтенный Рэндольф открыл ее - и крикнул - коротко, я даже подумала, что мене почудилось. И тут матушка затолкала меня под ложе... - она заплакала тихо, почти беззвучно.
   Иеро ждал, не перебивая. Все проходит, пройдут и слезы. Наконец, Лора остановилась.
   - Простите, пер Иеро. Я спряталась. Думала, и матушка, и тетушка Сара последуют за мной. Но они с оружием вышли наружу, в коридор, и... и...
   - В коридоре нет никаких следов крови, - попытался успокоить ее Иеро. - И во дворе.
   - Я не знаю... я зажала уши, чтобы не слышать, но... Они кричали - и матушка, и тетушка Сара...
   Иеро обнял Лору. Девушку била крупная дрожь, и дрожь стала передаваться ему.
   Спокойно. Не дрожать нужно - думать. Думать и действовать.
   - Ты не расслышала, кто это был? Кто стучал, с кем говорил почтенный Рэндольф?
   - Я... Я не уверена...
   - Вспомни, это очень важно!
   - Мне показалось... Наверное, я ошиблась, но...
   - Говори же, - он отстранился от Лоры, посмотрел ей в лицо.
   - Мне показалось, что это был капитан Брасье.
   Брасье!
   Странно, но Иеро не почувствовал изумления.
   Кому же еще мог без колебаний открыть дверь почтенный Рэндольф?
   Но почему, почему Брасье пришел сюда?
   Ответ ему подсказывал рудокоп Ларс Мелдинг. Подсказывал, да он, Иеро, не понял. Оборотень! Брасье - оборотень!
   Кто, как не начальник стражи, мог справиться с Шалси и О'Коннором, с другими стражами границы? Справиться легко, поскольку никто не ждал от командира нападения.
   Не ждал нападения и пер Кельвин, и бедняга Рон. Брасье же удушил их без труда. Он и без того силен и проворен, капитан Брасье, оборотнем же он сильнее втрое.