Щепетнёв Василий. Первое дело Йеро

   - Мы должны будем собраться завтра с утра, - старшина говорил больше для Иеро, остальные воспринимали его слова как решенное. - Тогда и введем нашего нового пера в подробности. Сейчас же, пер Иеро, вас отведут в нашу церковь.
   Отвел его молодой поселенец, всего-то двумя годами старше Иеро.
   - Я, пер Иеро, буду вам помогать первое время, - сказал он, представляясь.
   Звали помощника Рон Айгер, был он рудокопом, но недавно, во время охоты, неудачно встал на пути грокона. Сломанная правая рука уже срасталась, но, по крайней мере, еще луну кирку держать не могла.
   - У вас водятся гроконы? - спросил для поддержания разговора Иеро, пока они шли к церкви.
   - Летом приходят с юга. Зимой-то им здесь делать нечего, но сейчас раздолье, - Рон, судя по всему, был парнем общительным. - Вот, ваше преподобие, и пришли.
   Идти, по правде сказать, пришлось недалеко. Пересекли площадь тропою, уложенную для чистоты гравием, прошли еще тридцать шагов и оказались перед церковью.
   Остальные строения - бараки, Дом Советов, казарма - все были новостроенные. В основании камень, дальше лес. Тут, на дальнем севере леса много, но деревья маленькие, на десять карликов одно годное. Ничего, плотники дело знали.
   Новостроенной была и церковь, но четыре бревна поселенцы принесли с собою. Эти бревна были из церкви Аббатства. Нет, никто, конечно, не разрушал церковь Аббатства, просто ежегодно десяток-другой бревен складывались у восточной стены, откуда и отправлялись поселенцы, унося с собою часть прежней жизни.
   Рядом с церковью стоял небольшой домик.
   - Здесь и жил пер Кельвин. А теперь, значит, будете вы, - объяснил Рон. - Наши его почистили, прибрали, а уж освящать - ваше дело, преподобный отец.
   - Освящать?
   - Ну да. Пер Кельвин-то дома повесился. Прямо здесь! - Рон открыл дверь, провел Иеро через маленькие сени в горницу. - Я его и нашел. Время службу начинать, утреннюю, а его нет. Меня и послали, не проспал ли пер Кельвин. Накануне он вместе с киллменом Брасье ходили к Черной Пустоши, вернулись заполночь, хотя, конечно, было светло, летом здесь солнце и не заходит, но все равно, если устал, спится что летом, что зимой. Я стучу, а ответа нет. Я и зашел. Он аккурат здесь висел.
   Здесь - это на брусе, что тянулся через горницу.
   - Я поначалу и не понял, в чем дело. Никогда прежде повешенных не видел, и, даст Бог, не увижу. Подумал, пер Кельвин подстрелил Скального Нетопыря да и подвесил, чтобы кровь обтекла.
   - Кровь? Здесь была кровь? - быстро спросил Иеро.
   - Не-ет, - протянул Рон. - Крови не было. Странно, отчего же я тогда решил, что.... Ах, да, пахло, знаете, так, как пахнет кровь. А потом я разглядел, что это пер Кельвин. И тоже сначала не понял. Подумалось, что он траву подвешивать стал, он травы хорошо знал, пер Кельвин. Стал, и, значит, неудачно повернулся, что в веревке запутался, а табурет опрокинул. Я к нему подбежал, помочь хотел, да что пользы, он уже холодным был.
   - А почему решили, что он повесился? Вдруг и в самом деле - травы? - под потолком трав никаких не было. Верно, убрали, когда...
   - Траву ремнем в два пальца не подвязывают, - рассудительно ответил Рон. - и потом, он ведь написал, так, мол, и так, нет больше моих сил.
   - Написал?
   - Ну да. Он дневник вел, пер Кельвин. Я-то его не читал, не положено. Его старшина взял, достопочтенный Хармсдоннер, - они стояли на пороге горницы, и каждый ждал, что другой войдет первым.
   Никуда не деться, придется принимать хозяйство.
   Иеро переступил порог, положил на пол путевой мешок.
   - А, может, сначала к источнику сходим? - поторопился предложить Рон. Не очень-то ему тут уютно. Да еще и не освещено помещение.
   - К источнику?
   - Их много здесь, горячих источников. Очень полезные!
   - Замечательно, - Иеро вспомнил, что об этих источниках спутники его по малому каравану вспоминали с предвкушением некоего блаженства.
   Источник был у самой границы поселения Но-Ом. Собственно, как предположил Иеро, поселение и строили, исходя из месторасположения источника. Купальня сделана едва ли не тщательнее, чем Дом Совета. Каменные ванны, числом три, были наполнены проточною водой.
   - Зимою пар издалека виден. Клубится, и кимосы, Народ Льда, называют это место "там, где вода горит". Сами кимосы воды сторонятся. Боятся растаять, что ли? У них, у кимосов, легенда есть, о снежной девушке. Та растаяла, - Рон подождал, пока Иеро разденется и погрузится в ванну, затем и сам скользнул в соседнюю.
   Вода была горячей, едва не обжигающей. И пузырьки в ней поднимались к поверхности и лопались с едва слышным шипением, наполняя воздух сложною смесью запахов - серы, йода, чего-то еще.
   Когда он притерпелся, стало приятно. Казалось, вода смывает не только грязь, а и усталость пути, и тревоги. Рон погрузился с головою, еще и еще. Замечательно.
   - Вы полежите, пер Иеро. Немного, долго с непривычки тяжело. Первое время после работы зайдешь - выходить не хотелось. А поднимешься, то в глазах темно, звон, слабость. Оттого, сказал пер Кельвин, что кровь от головы отливает и в кожу уходит. Зато зимою потом долго тепло, даже жарко. Некоторые прямо в снег прыгают, растираются. Ничего. Жжет, но хорошо!
   Когда Иеро, наконец, вылез из ванны, то увидел, что Рон успел выстирать в отдельной, в специально на то предназначенной, ванне его одежду.
   - Здесь отдельная вода, вроде как мыльная. Все сходит разом, любая грязь, да и жир. Я тут развешу одежду, а утром принесу вам.
   Пока Иеро надевал новую одежду, ту, что нес с собою, Рон рассказал многое о жизни поселения. О том, где и как работают пионеры. О Народе Льда, что бродит еще севернее. О небесных огнях, что полыхают зимою. О советниках Но-Ома. И еще, и еще, и еще. Видно, не зря его дали Иеро. Не только показать жилье и помочь наладить жизнь на новом месте. Он, Рон, являлся ходячим справочником поселения. Завтра на Совет Иеро придет, уже представляя себе жизнь Но-Ома.
   В церковь он пойдет тоже завтра. Новому священнику обычай предписывал принимать Дом Божий с первым восходом солнца. Здесь солнце летом не садилось, но утро все-таки будет завтра.
   У порога дома пера Кельвина он распрощался с Роном.
   - Завтра за склянку до службы, - условился он о сроке.
   Когда дверь закрылась за Иеро, стало немного тоскливо. Не потому, что в этом доме повесился человек: Иеро не был суеверен. Но ему предстояло понять, почему его предшественник, очень знающий священник, верный Сын Церкви избрал столь черную судьбу.
   Он толкнул дверь из сеней в горницу.
   С бруса свисал ремень, сыромятный, из кожи грокона.
   Заканчивался ремень петлею
 

5

   Иеро постоял, прислушиваясь: не таится ли незваный гость в домике? Слух у него острый, это признавали в аббатстве все. Ум нет, а слух - да. Не настолько острый, впрочем, чтобы услышать в десяти шагах биение чужого сердца. Зато свое стучало немилосердно.
   Издалека, из бараков доносился обыкновенный шум жизни. Нет, не совсем обыкновенный, что-то в нем Иеро не устраивало, но то потом. И не острым умом до многого можно дойти, если мыслить методично.
   Иеро был чужд греха самоумаления. Просто во время регулярных испытаний на смекалку, сообразительность, память результаты он показывал обыкновенные. Средние. Не хуже многих, не лучше многих. И потому наставники советовали ему развивать наблюдательность и стараться держать собственные мысли в строгом порядке. Методический ум - оружие не менее сильное, чем ментальное зрение.
   Он, впрочем, попробовал и ментальное прощупывание. Ничего. Ничегошеньки, будто ватой обложен.
   Он внезапно похолодел от сделанного открытия. Вот что беспокоило его со времени въезда в поселение: ментальная глухота! Что сила его невелика, он знал, и проникнуть в чужое закрытое сознание, сколь прежде не пытался, не мог. Но он всегда чувствовал разум других - смутно, неясно, как в темноте угадываются силуэты деревьев и домов. Чувствовал - но не здесь. Здесь вокруг была пустота, глухая, без эха, без проблеска.
   На мгновение Иеро охватила паника. У кого спросить, что с ним произошло? Кто поможет?
   Ответ пришел сам, ответ неумолимо точный: никто. Он - единственный священник на сотни и сотни лье.
   Только сейчас он ступил в комнату. Осторожно, неслышно, выученным в Тайге шагом двинулся он вдоль стены. Избушка мала, да приют дала. Злодею?
   Крохотный чуланчик пуст. Спальня-невеличка тоже пуста. Гостевой покой пуст. И в кухне никто не прячется.
   Он вернулся в горницу. Пол чистый, никаких следов. А недурно бы отыскать шалуна.
   То, что петля - глупая, дурная шутка, было наиболее вероятным. Ну не дух же пера Кельвина пугает преемника. Кто-то из поселенцев, верно, считал, что не сопливого семинариста нужно избрать священником, а кого постарше, помудрее.
   Он обошел вокруг петли. Потрогал. В два пальца ремешок, такой лорса удавит, не то, что семинариста. Но лорсы в петлю сами не лезут. И семинаристы. И уж тем более священники.
   А пер Кельвин?
   Брус, за который привязали веревку, запросто не достанешь. Иеро пододвинул табурет, встал. Узел на петле скользящий, а второй конец привязан узлом простецким. Тот, кто его завязывал, был ростом с Иеро, возможно, и повыше.
   Он попробовал развязать узел. Резать не хотелось - ремень хороший, а в поселении пионеров каждая мелочь на счету.
   Получилось. И очень удачно получилось, вовремя. Слух, обыкновенный, не ментальный, не подвел - шаги он услышал и успел приготовиться - соскочил с табурета, придвинул табурет к столу, ремень спрятал под мешок. И едва он успел это сделать, как в дверь постучали.
   - Войдите, - а сам сел на табурет с видом, словно склянку на нем сидит. Отдыхает и думает. Даже голову рукою подпер.
   На пороге появилась девушка. Молодая, одних лет с Роем. Кухлянка расшита просто замечательно. Где-то он видел похожий узор. В одной руке - плетеная корзинка, в другой - горшочек с растением.
   - Добрый вечер, пер Иеро. Я могу войти? - смотрела она на Иеро с любопытством и, как показалось, слегка насмешливо. Девушки обычно смотрят насмешливо на парней, хоть годом младше себя. А уж если разница в два года...
   - Разумеется,
   Настоящий священник добавил бы "дочь моя". Но у Иеро язык не повернулся. - Вы, верно, дочь достопочтенного Хармсдоннера?
   Глаза девушки, и без того большие, стали просто огромными.
   - Да! Я Лора Хармсдоннер. Как вы узнали? Ой, извините, конечно, Для пера узнать, кто есть кто, наверное, просто.
   - Не совсем, - ответил Иеро. Признать в девушке дочь старшины помогла не ментальная сила, нет. Узор. Видно было, что куртка достопочтенного Хармсдоннера и кухлянка расшита одной рукой. Вряд ли вышиванием занимался старшина. Возможно, ему расшила одежду жена, но девушка для себя узор бы непременно изменила. А раз узоры были похожи, следовательно, вышивала именно девушка. И никакого ясновидения.
   - Меня... Меня прислал батюшка. Вот это - она протянула горшочек цветком - Огнь-цветок. Сейчас-то он просто цветок, а ночью будет светиться. Вместо лучины, возьмите.
   - Благодарю.
   - А в корзинке - еда. Вы ведь сегодня никак не можете с нами отужинать?
   - Да. То есть нет, не могу, - он бы и рад уйти отсюда, но нельзя. Первый вечер в поселении положено священнику провести в уединенном размышлении. И правильно. Ему есть о чем подумать.
   - Тогда я пойду, с вашего позволения, пер Иеро.
   - Иди... идите, - ну как он мог сказать "иди, дочь моя"? - Один вопрос.
   - Да? - видно было, что девушка уходить не спешила. В глазах интерес. Не стоит относить его целиком к себе. Любой на его месте вызвал бы любопытство не меньшее.
   - Ты носила еду перу Кельвину? - обыкновенно разные хлопоты священнического быта берет на себя старшина - еду, например. Священника либо зовут к столу, либо, вот как сейчас, приносят еду на дом. Конечно, не сам старшина приносит, а поручает кому-нибудь. Из уважения, обычно, детям или жене.
   - Да, пер Иеро.
   - А вечером перед смертью пера Кельвина? Он ужинал в одиночестве или...
   - Ужинал он всегда в одиночестве. В поселке всякий рад был разделить с ним пищу, ну, это ведь всегда так, и обедал пер Кельвин всегда с прихожанами. А вот ужинал в одиночестве, была у него такая привычка.
   - С самого начала?
   - Привычка-то? Нет. С самого начала мы все вместе жили, пока строили бараки, церковь, остальное. И потом долгое время он ужинал с нами, я имею в виду, с моим батюшкой. Обсудить дела поселения, другое, третье...
   - Но когда пер Кельвин начал ужинать в одиночестве?
   - Подождите, - девушка задумалась. - Три луны назад. Да, со дня весеннего равноденствия.
   - Что-нибудь произошло? Ссора?
   - Нет. Нет, - поспешила ответить Лора. - Просто он начал уставать. Знаете, пер Кельвин был не такой молодой, как вы.
   - Знаю, - пробормотал Иеро. Похоже, если он срочно не постареет, у него будут проблемы. Ничего, уважение бороде - пол-уважения. Уважение голове - настоящее уважение. Жди, жди. - А в последний вечер... В последний вечер он вел себя обычно?
   Девушка задумалась.
   - Задним числом кажется, что он был утомлен больше, чем всегда. Но это ведь задним числом.
   - Вы удивились, узнав о случившемся?
   - О том, что пер Кельвин повесился? - Лора предпочитала говорить без обиняков. - Да, конечно. Все в поселении были удивлены. А больше - подавлены.
   - Подавлены?
   - Конечно. У нас не то, что в аббатстве. Жизнь трудная. Но нужно верить, что станет лучше. А тут... Если священник вешается, чего ждать от остальных?
   Иеро предпочел не отвечать. Интересно, если бы он не расслышал приближения Лоры, и она застала бы его на табурете с веревкою в руках, насколько бы возросло беспокойство в поселении?
   - И последний вопрос. Вы случайно не знаете, отужинал ли пер Кельвин в тот день?
   - Отужинал?
   - Да. То есть, осталась ли еда нетронутой, или...
   - Я поняла. Нет, все было съедено, как обычно.
   - Благодарю, гм... Лора Хармсдоннер.
   Уходя, она оглянулась. Насмешки в глазах уже не было, скорее, уважение. По крайней мере, так хочется думать.
   Иеро вскочил. Сделал несколько кругов по горенке. Нет, шутка с ремнем не столь безобидна, как кажется. Ему и не кажется, это просто, чтобы успокоиться. Действительно, обернись чуть иначе, и сейчас бы Лора рассказывала родителям - и хорошо, если только родителям, - что новый священник-мальчишка примеривает себе петлю. Можно считать, что противник - назовем пока его нейтрально, противник, чтобы гнев не мешал трезвой оценке, - что противник хотел и его, Иеро, напугать, и внести сумятицу в ряды поселенцев. Чего он ждет, противник, на какой ответный ход рассчитывает? Нормальной реакцией было бы оповестить старшину. Пожаловаться, так сказать, дяде. Все бы поняли, что новоприбывший парнишка не только не опора, а и сам ищет, за кого бы спрятаться. Но ерунда - думать, что там о тебе судачат. Важнее, что ты сам считаешь правильным. Нужно ли сообщать о петле старшине? Да, нужно, что бы тот ни подумал о Иеро. Старшина обязан знать, что в поселении неладно. Но скажет он позже. Спустя день-два. Пусть противник поломает голову, отчего это Иеро не бегает по поселку с криками о помощи.
   Чего от него противник точно не ждет? Наверное, спокойствия и выдержки. Будем же стойки.
   Он помолился. Освящать дом придется позже, сейчас же лучше считать, что поход продолжается. В походе обряды упрощаются. Важна суть.
   В корзинке была печеная рыба, немного манны и кувшинчик манной браги. Ее и монаси приемлют, манную брагу. Но он бы предпочел воду. От браги, учили наставники, происходит умиление чувств и расслабление рассудка. В кругу друзей после тяжкой работы можно и расслабиться, если ты умудренный священник. А ему, священнику в силу сложившихся обстоятельств, расслабляться и благодушествовать никак нельзя. И к тому же брага глушит ментальный слух. У него, правда, глушить нечего, оглох прочно, а все-таки нехорошо.
   Воду он нашел на кухне, в шкафчике. Старая вода, но фляга серебряная. Некоторые думают, что святой воду серебро делает. Глупости какие, - он попробовал. Ничего, три глотка - хорошо. И рыба.
   Ел он тщательно. Не хватает костью подавиться. Но костей в рыбе мало, больше хрящи.
   Убрав за собою, он вышел на крыльцо. Вода для умывания стояла в кувшине. Кувшин-то простой, глиняный, но все равно лучше быть умыту, чем грязну.
   Освеженный, он вернулся в горенку. Двери в поселениях прочные. Не от своих, преступления среди пионеров редки. Но каждое поселение одновременно и форт. Ну как рэт-лемуты налетят? Каждый дом, каждый барак тогда превращался в крепость.
   Он задвинул засов. Рэт-лемутов поблизости нет, хотя и это не наверное. Не забыть завтра сказать про озерного сайрена. Хотя, нужно думать, Оррис уже доложил старшему киллмену о происшествии. А ведь с ним, сайреном, придется заниматься ему, Иеро. Озеро-то у тропы.
   Ложе пера Кельвина было простым - щит из досок у стены, покрытый листом войлока и холстиной. Жестко? Но именно так приучали спать в семинарии. Полезно для спины.
   Он лег. Солнце заглядывало в окно, но считалось - наступила ночь. Север, очень крайний север.
   Прочитав последнюю за день молитву, он приготовился к бессоннице. Еще бы, столько событий произошло сегодня.
   Но уснул сразу. Почти мгновенно. Вот только что он был в мире яви, а теперь - в мире сновидений.
   И снилось ему, что он вовсе не Иеро, а кто-то другой. Другой, живущий где-то в подземельях, столь обширных, что можно говорить о целой подземной стране.
   Он шел по просторному, светлому ходу - белый сводчатый потолок, мраморные стены и блестящий, но не скользкий пол. За стенами располагались залы, он знал это - вот здесь оружейная, дальше - склад продуктов, дальше химическая лаборатория, но он торопился. Его ждали.
   Наконец, он оказался перед панно, красивой картиной из самоцветных камней. Как не спешил, а остановился. Изображала картина сцену из древней жизни: огромный город, высокие дома, фонтаны, заполненные людьми улицы, а вдали, над городом, в полнеба призрачный бледный зверь. Конь. Зверя узнал не Иеро, а тот, кем он был во сне.
   Он шагнул к картине. Ближе. Еще ближе. И вот он вошел в нее. Не в картину - в стену. Его окружила багровая мгла - так бывает, если ясном днем крепко зажмурить глаза. Но он не зажмурился. Просто шел. Сделал всего несколько шагов - и оказался в просторном зале. Такого зала, пожалуй, нет и в аббатстве: потолок виднелся в выси, расписанный бородатыми ликами, и свет струился сверху, придавая всему ощущение полета. Стены же в золотых орнаментах - спирали, кольца переплетались в причудливый узор. И пол, мраморный пол казался прозрачным льдом, под которым открывались озерные или морские глубины - невиданные рыбы, подводные растения, затонувшие корабли. Ощущение было настолько пронзительным, что на мгновение он - именно он, Иеро, испугался, что пол провалится и он уйдет под лед. Он - тот, что в зале почувствовал испуг и успокоил, мол, пустое. Крепкий пол, крепче не бывает А море - морок. Он, тот, что спал, принял на веру.
   Прошелся по залу. Приходящий вовремя иногда приходит слишком рано. В углу увидел шар-глобус. У Аббата похожий, только поменьше. Начал крутить. А очертания земли иное, чем на глобусе Аббата. Наклонился, пригляделся. Искусной работы глобус. Интересно, где он, Но-Ом? С трудом он отыскал знакомые очертания материка. Вот здесь, получается, внутреннее море? Немаленькое, однако. А нет, это совсем другой материк. Обошел, посмотрел с другой стороны. Тот кто в зале, указал - вот она, Камляска. Он стал прикидывать. Но-Ом, получается, здесь? Нет, здесь! И под его взглядом участок на глобусе стал стремительно расти. Не на самом деле, он понимал. В мыслях. Мыслевидение.
   Сначала появилось пятнышко посреди Тайга, озеро Сайрена, вдали - Юкка, затем пятнышко распалось на несколько сегментов. Бараки, Зал Собраний. Церковь, даже домик. В котором он сейчас спит. Занятная штука.
   - Любуетесь видами? - голос за спиною нельзя сказать, чтобы неприятный. Глубокий, сочный, выразительный. Но у Иеро - того, что спал, - по коже мурашки пробежали. Тот, кто в зале, на сей раз успокаивать не стал.
   - Больше, чем любуюсь, комиссар. Пытаюсь представить, каково это - быть там, наверху.
   - Ну, это-то не трудно. Как-нибудь поднимитесь, почувствуете воочию - ветер, дождь, снег, солнце. К ним можно привыкнуть.
   - Как-нибудь поднимусь, - согласился тот-кто-в-зале и обернулся.
   Перед ним стояли трое - коренастые, крепкие, наголо бритые люди одетые в свободное платье, он - тот-кто-спал - видел подобное одеяние на гравюрах в священных книгах Хламиды, вот, это хламиды. Белые, ослепительно чистые. А лица, руки и ноги загорелые, как у киллменов, проводящих под открытым небом большую часть жизни. Ноги, правда, видны частью: обуты в туфли красного сафьяна без задников и с закрученными острыми носами -
   - Вы хотели нам что-то сообщить? - спросил Звучный Голос. Чем-то он неуловимо напоминал Аббата. Возможно, тем, что в каждом звуке, в каждом движении чувствовались сила и власть.
   - Да. Триумвират должен одобрить или отвергнуть новый план нашей группы.
   - К чему такая спешка?
   - Без одобрения Триумвирата мы не можем перейти к активизации нового объекта.
   - А вы - ваша группа - считаете, что пришло время активных действий?
   - Да, Комиссар. Мы считаем, что оно не только пришло. Мы считаем, что время активных действий истекает, и если мы его потеряем, то впредь нам будет уготовлена роль даже наблюдателей. Увы, и это время проходит. Нас будет ждать роль зайцев, беспомощно взирающих на цунами. Смоет всех, да и дело с концом.
   - Однако, и образы же у вас, друг мой. Зайцы, смотрящие на приближающуюся волну... Картина Хо-Кусая. Где они, зайцы? Фигура речи и больше ничего.
   - Фигура речи, Комиссар. Согласен. Я только боюсь, что и мы сами запросто можем стать такой же фигурой речи.
   - Не преувеличивайте, друг мой, не преувеличивайте, - Звучный Голос подошел к креслу, но садиться не стал. Не сели и его спутника. Оставался стоять и он, тот-кто-в-зале. Хорошо хоть, что тот-кто-спит лежит. А то какой же отдых, все на ногах да на ногах.
   Звучный голос продолжил:
   - Мне кажется, друг мой, что вы все-таки излишне эмоциональны. Вмешательства в чужие дела зачастую приводят к результатам прямо противоположным ожидаемым. Собственно, Смерть пришла на землю именно из-за неуемного желания сделать всех счастливыми. Не лучше ли оставить все, как есть, пусть дела идут своим чередом?
   - Я бы не настаивал, Комиссар, если бы они действительно шли своим чередом. Шли бы и шли... куда подальше. Проблема в том, что поселение Но-Ом отнюдь не представлено само себе. В его дела вмешиваются, и вмешиваются очень активно. Положим, нам нет дела до поселения. Положим, нам нет дела даже до республики Метц. Но где граница? Есть ли нам дело хоть до чего-нибудь? До себя самих?
   - Уж будьте уверены, - ответил Звучный Голос. - Себя, любимых, в обиду не дадим.
   - Потому и не стоит ждать, покуда война начнется на нашей территории. Нужно помочь союзнику.
   - С каких это пор Республика Метц - наш союзник?
   - Наш союзник, комиссар, не Республика Метц, даже не Хомо Сапиенс. Наш союзник, мне кажется, всякий, кто живет сам и дает жить другим. А тот, кто пытается захватить контроль над копями Но-Ома отнюдь не желает, чтобы жили другие. Он и себя-то не любит. Видно, слишком хорошо знает.
   - Позвольте, друг мой, напомнить вам старую притчу. Шла обезьяна по дороге и несла полную пригоршню гороха. Потеряла горошину, стала подбирать. Подбирая, потеряла десять. Опять стала подбирать. Подбирая, потеряла все. Мы уже вмешивались в дела живущих на поверхности. Теперь, согласитесь, вы предлагаете нам исправлять порождения предыдущего вмешательства, не так ли?
   - Так, - вынужденно признал тот-кто-в-зале. А тот-кто-спит подумал, что давно не видел столь связных и одновременно столь бестолковых снов.
   - Первую попытку ваша группа провалила. Священник мертв. В поселении если и не паника, то нечто к ней близкое.
   - Именно поэтому...
   - Именно поэтому нужно думать, прежде, чем действовать - перебил того-кто-в-зале Звучный Голос. Перебил, как имеющий право. Но тот-кто-в-зале не сдавался.
   - Ошибка заключалась в том, что был неверно выбран объект. Священник, кстати, его звали пер Кельвин, оказался слишком убежденным человеком. И слишком, если можно так сказать, сложившимся. Зрелым. Его ментальная сила обрушилась на него самого. Поломать все представления о мире для него значило поломать себя. Вот и случилось то, что случилось. Мы выбрали самого развитого человека в поселении - и ошиблись. Наш новый объект - молоденький парнишка. Разум его не зашорен, душа открыта. Ментальная же сила слаба, и мы сможем следить за каждым его шагом, а он не будет и подозревать об этом. В его слабости есть свои преимущества. В то же время он - священник и к его голосу будут прислушиваться.
   - К его - или к вашему, дорогой друг? Вы мастерски находите оправдания своим промахам, - с ехидцей сказал Звучный Голос. - Где гарантии, что на сей раз вы обойдете грабли стороной?
   - Я не оправдываюсь, Комиссар. Я объясняюсь. Много поколений мы лишь строили планы, примеривались, теоретизировали. Отсутствие практического опыта, опыта реальных дел и сказалось. И еще скажется не раз. Но это означает лишь то, что опыт сам не приходит, его следует добывать. Иначе к пробуждению дракона у нас останутся только бумажные мечи.
   - Воистину, друг мой, сегодня вы во власти поэтических образов, - аргументы того-кто-в-зале не убедили Звучный Голос. - Триумвират решил, что ваша группа может вмешиваться лишь на уровне "альфа".
   - То есть, подглядывать, подслушивать, и, в случае крайней нужды, ободрять бодрым шепотом?
   - Нет, друг мой. Бодрым шепотом - это уровень бета. Альфа же допускает шепот самый тихий. Кстати, а вам не приходило в голову, что лучше всего завести контакт не с пареньком, а с ребенком? Можно даже внутриутробно? Тогда бы новая личность восприняла ваши идеи с пеленок, и конфликта мировоззрений не возникла бы вовсе.