Страница:
– С пистолетом? – с иронией спросила Света.
– Работа такая, – буркнул Невский. – Без оружия никуда.
– А кем ты работаешь? – похоже, после перенесенного стресса девчонку пробило на «бла-бла-бла». Даже залитый кровью мертвец, лежащий с голым членом у нее почти что под ногами, ее нисколько не смущал. Невскому не раз приходилось видеть людей в таком состоянии. Как правило, так вели себя молодые, еще не привыкшие к чужой смерти, братки после «мокрой» стрелки. Пили водку стаканами, не морщась и внешне почти не пьянея, ржали в три глотки и болтали, болтали, болтали. Обо всем, что приходило в голову. До тех пор, пока не отрубались и не падали.
– Я – бандит, – неожиданно для самого себя честно признался Рэмбо. – Все, кончай базар! Потом наговоримся, не здесь. Нашла время… Сейчас поршнями шевелить надо, пока на жмуре не спалились! Вариант, по ходу, один. Пока спрячем твоего Чухнина в кустах, накроем брезентом. Ближе к ночи я пришлю человека, на лодке. Он все сделает, как надо.
– А машину куда? – спросила Света.
– Козла я прямо сейчас перегоню в другое место, – сказал Невский. – А ты… вот что. Иди ко мне, в дом. Это здесь, в Ольховке. Крайняя изба, у леса. Ключ над дверью. Вернусь – научу, как тебе, если вдруг волна пойдет, с легавыми краями разойтись. Чтоб комар носа не подточил. Поняла?!
– Хорошо, – кивнула девушка.
– Во дворе может стоять черный джип, «Чероки». В доме будет парень, здоровый такой, под два метра, – добавил Рэмбо. – Это мой телохранитель, его зовут Денис. Скажешь ему – я послал, скоро буду. Все! Проваливай. Стой!.. Если вдруг кто-то из аборигенов пристанет, начнет спрашивать, что с лицом и почему одежда грязная, скажи споткнулась и упала в канаву. Пусть идут на фиг. Прихватить тебя не на чем. Если сама трепаться не будешь. Ясно? Давай! В темпе!
– Ладно, только сумку с вещами заберу, – Света подошла к «уазику», достала с заднего сиденья спортивную сумку, закинула на плечо. Подошла к Невскому, улыбнулась вымученно, снова чмокнула в щеку и быстрым шагом, почти бегом, направилась по грунтовке к выходу из леса. Проводив девчонку взглядом, Невский принялся за дело. Тщательно обшарив труп, забрал из карманов Чухнина документы и кошелек, подобрал с земли табельный ствол и отволок тело в кусты, накрыв брезентом. Сел за руль «уаза», завел мотор и на максимально возможной скорости помчался, нещадно гробя подвеску и подпрыгивая на буграх, в противоположную от деревни сторону. Примерно через два километра Влад, уже собиравшийся бросить машину и возвращаться назад, неожиданно обнаружил то, что могло разом решить проблему с «козлом» – залив с крутым обрывом. Все детство, пока не погиб отец, проведший с удочкой на латвийских речках и озерах Невский более-менее разбирался в береговом ландшафте. Похоже, здесь находился самый настоящий омут и прямо у берега начиналась глубина. Проверить догадку оказалось легко, благо в кармане куртки завалялись леска и грузила, оставшиеся от налаживания снасти. Подходящую палку он выломал здесь же и после нехитрых манипуляций убедился, что не ошибся – действительно нашлась яма, глубиной больше трех метров, у самого края. Отлично. Даже лодка не нужна, чтобы жмурика топить. Пока пропавшего мента хватятся, пока железяку найдут, если найдут вообще – рак на горе свиснет. Вернулся, загрузил мертвеца в машину, снова рванул к омуту…
Утопить «уазик», сбросив его в озеро, для контуженного, перенесшего сотрясение мозга, вымотанного всем случившимся до предела и едва стоящего на ногах Влада оказалось, мягко говоря, непростой задачей. Но он справился, потому что так было нужно, вложив в похороны «козла» последние остатки сил. Ментовская колымага сверзилась вниз и ушла в черную воду озера. Невский рухнул как подкошенный и его начало жестоко рвать, выворачивая все внутренности наизнанку. Но желудок, последний раз получавший пищу утром, был пуст и наружу лилась лишь горькая желчь и вязкая, окрашенная кровью, тягучая слюна. Это было совсем хреново. Только язвы желудка – запоздалого привета от зоновской баланды – ему сейчас для полного счастья не хватало. Вот уж, бля, не прет – так не прет во всем!
Когда спазмы закончились, Влад полежал неподвижно с четверть часа, приходя в чувство и пытаясь отдышаться, затем на карачках подполз к воде, умыл лицо, прополоскал рот, поднялся и, с трудом передвигая ноги, то и дело спотыкаясь и падая как пьяный, побрел к оставленным у клевого места удочке и вещмешку с уловом – никаких улик бросать на берегу нельзя…
В деревню, от которой его отделяло не более трех километров, Невский вернулся только через два часа, когда начали сгущаться сумерки. Джипа во дворе не было – значит, Фрол до сих пор не появился, и это всерьез настораживало. Однако в доме, за задернутыми шторами, горел свет. Девчонка ждала его. Бросив мешок и удочку в сенях, Рэмбо толкнул дверь в кухню, увидел метнувшуюся ему навстречу, взволнованную Светлану, улыбнулся уголками бледных губ – и силы окончательно оставили его. Он схватился рукой за косяк, но не устоял и тяжело рухнул на пол, надолго потеряв сознание…
Глава четырнадцатая
– Работа такая, – буркнул Невский. – Без оружия никуда.
– А кем ты работаешь? – похоже, после перенесенного стресса девчонку пробило на «бла-бла-бла». Даже залитый кровью мертвец, лежащий с голым членом у нее почти что под ногами, ее нисколько не смущал. Невскому не раз приходилось видеть людей в таком состоянии. Как правило, так вели себя молодые, еще не привыкшие к чужой смерти, братки после «мокрой» стрелки. Пили водку стаканами, не морщась и внешне почти не пьянея, ржали в три глотки и болтали, болтали, болтали. Обо всем, что приходило в голову. До тех пор, пока не отрубались и не падали.
– Я – бандит, – неожиданно для самого себя честно признался Рэмбо. – Все, кончай базар! Потом наговоримся, не здесь. Нашла время… Сейчас поршнями шевелить надо, пока на жмуре не спалились! Вариант, по ходу, один. Пока спрячем твоего Чухнина в кустах, накроем брезентом. Ближе к ночи я пришлю человека, на лодке. Он все сделает, как надо.
– А машину куда? – спросила Света.
– Козла я прямо сейчас перегоню в другое место, – сказал Невский. – А ты… вот что. Иди ко мне, в дом. Это здесь, в Ольховке. Крайняя изба, у леса. Ключ над дверью. Вернусь – научу, как тебе, если вдруг волна пойдет, с легавыми краями разойтись. Чтоб комар носа не подточил. Поняла?!
– Хорошо, – кивнула девушка.
– Во дворе может стоять черный джип, «Чероки». В доме будет парень, здоровый такой, под два метра, – добавил Рэмбо. – Это мой телохранитель, его зовут Денис. Скажешь ему – я послал, скоро буду. Все! Проваливай. Стой!.. Если вдруг кто-то из аборигенов пристанет, начнет спрашивать, что с лицом и почему одежда грязная, скажи споткнулась и упала в канаву. Пусть идут на фиг. Прихватить тебя не на чем. Если сама трепаться не будешь. Ясно? Давай! В темпе!
– Ладно, только сумку с вещами заберу, – Света подошла к «уазику», достала с заднего сиденья спортивную сумку, закинула на плечо. Подошла к Невскому, улыбнулась вымученно, снова чмокнула в щеку и быстрым шагом, почти бегом, направилась по грунтовке к выходу из леса. Проводив девчонку взглядом, Невский принялся за дело. Тщательно обшарив труп, забрал из карманов Чухнина документы и кошелек, подобрал с земли табельный ствол и отволок тело в кусты, накрыв брезентом. Сел за руль «уаза», завел мотор и на максимально возможной скорости помчался, нещадно гробя подвеску и подпрыгивая на буграх, в противоположную от деревни сторону. Примерно через два километра Влад, уже собиравшийся бросить машину и возвращаться назад, неожиданно обнаружил то, что могло разом решить проблему с «козлом» – залив с крутым обрывом. Все детство, пока не погиб отец, проведший с удочкой на латвийских речках и озерах Невский более-менее разбирался в береговом ландшафте. Похоже, здесь находился самый настоящий омут и прямо у берега начиналась глубина. Проверить догадку оказалось легко, благо в кармане куртки завалялись леска и грузила, оставшиеся от налаживания снасти. Подходящую палку он выломал здесь же и после нехитрых манипуляций убедился, что не ошибся – действительно нашлась яма, глубиной больше трех метров, у самого края. Отлично. Даже лодка не нужна, чтобы жмурика топить. Пока пропавшего мента хватятся, пока железяку найдут, если найдут вообще – рак на горе свиснет. Вернулся, загрузил мертвеца в машину, снова рванул к омуту…
Утопить «уазик», сбросив его в озеро, для контуженного, перенесшего сотрясение мозга, вымотанного всем случившимся до предела и едва стоящего на ногах Влада оказалось, мягко говоря, непростой задачей. Но он справился, потому что так было нужно, вложив в похороны «козла» последние остатки сил. Ментовская колымага сверзилась вниз и ушла в черную воду озера. Невский рухнул как подкошенный и его начало жестоко рвать, выворачивая все внутренности наизнанку. Но желудок, последний раз получавший пищу утром, был пуст и наружу лилась лишь горькая желчь и вязкая, окрашенная кровью, тягучая слюна. Это было совсем хреново. Только язвы желудка – запоздалого привета от зоновской баланды – ему сейчас для полного счастья не хватало. Вот уж, бля, не прет – так не прет во всем!
Когда спазмы закончились, Влад полежал неподвижно с четверть часа, приходя в чувство и пытаясь отдышаться, затем на карачках подполз к воде, умыл лицо, прополоскал рот, поднялся и, с трудом передвигая ноги, то и дело спотыкаясь и падая как пьяный, побрел к оставленным у клевого места удочке и вещмешку с уловом – никаких улик бросать на берегу нельзя…
В деревню, от которой его отделяло не более трех километров, Невский вернулся только через два часа, когда начали сгущаться сумерки. Джипа во дворе не было – значит, Фрол до сих пор не появился, и это всерьез настораживало. Однако в доме, за задернутыми шторами, горел свет. Девчонка ждала его. Бросив мешок и удочку в сенях, Рэмбо толкнул дверь в кухню, увидел метнувшуюся ему навстречу, взволнованную Светлану, улыбнулся уголками бледных губ – и силы окончательно оставили его. Он схватился рукой за косяк, но не устоял и тяжело рухнул на пол, надолго потеряв сознание…
Глава четырнадцатая
ТОТ, КТО ХУЖЕ ТАТАРИНА
– Хватит дурака валять, Рэмбо. У тебя веки дрожат, – раздался рядом спокойный, явно знакомый
раньшемужской голос. Шаги приблизились. В нос шибануло отвратительным и резким запахом нашатырного спирта. Слизистую оболочку и дыхательные пути будто кипятком ошпарило, желудок, и без того замученный, предательски дернулся. А в затылок словно ударили легким молоточком. Влад машинально отстранился, поморщился и открыл глаза. Оцепенел на секунду, увидев рядом с диваном, на котором он лежал, укрытый до пояса драным ватным одеялом, незваного гостя и – без труда узнал его. Хотя за минувшие годы, пока они не виделись, тот, мягко говоря, сильно изменился. Утратил большую часть волос, сбрив налысо остатки на затылке, но в качестве компенсации отрастил черную, с проседью, аккуратно постриженную бороду и усы и оттого стал очень похож на стандартный типаж «лицо кавказской национальности». Ни дать – ни взять, киношный черкес Ибрагим из «Угрюм-реки» Шишкова. Однако ошибиться было невозможно. Горячей кавказской крови в жилах стоящего перед ним человека текло не больше, чем в папе римском, Иоанне Павле Втором. Это был именно он – бывший авторитет, после смерти отца-покровителя, вора в законе Костыля, ставший лишним в бандитском раскладе Питера, потерявший в неравной кровавой войне всю долю, большинство бойцов, а сам удачно скрывшийся в неизвестном направлении. Это был Сергей Тихомиров, больше известный в криминальном мире города на Неве под погонялом Чалый. Похожий на себя, прежнего, разве что славянскими голубыми глазами, походкой и голосом. Неудивительно, что в таком виде – «а ля мечта сержанта ППС» – после возвращения в Питер ему удавалось оставаться незамеченным для братвы. Однако свободно ходить по улицам российских городов с такой рожей после начала войны в Чечне было невозможно. Впрочем, вряд ли Чалый мерял шагами тротуары и вообще светился на людях…
Узнав гостя, Рэмбо сжал челюсти и отвернулся. В голове, как вихрь, пронеслась всего одна, грустно-безразличная мысль: «Пиздец!» И этим было все сказано. Похоже, эту войну без правил он все-таки проиграл. Несмотря на все предпринятые братвой после взрыва на кладбище меры предосторожности. Не помог домик в деревне.
– Хреново выглядишь, – покачал головой беглый авторитет. Бросил на стол, где стоял стеклянный пузырек, смоченную непонятно откуда взятым нашатырем тряпку. Выдвинув из-под стола стул и развернув его спинкой вперед, присел по-кавалерийски. Покачал головой, разглядывая Невского.
– Прямо скажем, не Сильвестр Сталлоне. Не тот, что четыре года назад, когда Индеец впервые привел тебя ко мне, в «Жемчужину». М-да. Зона – не курорт. Верно, Мюллер? – Сын вора оглянулся.
За его спиной, перекрывая входную дверь, стоял, сложив руки на яйцах, словно каменный истукан с острова Пасхи, рослый амбал. Крутые скулы. Лицо цепного питбуля. В глазах – холодная пустота и решимость по первому приказу хозяина бесстрашно перегрызть глотку любому, не думая о последствиях. В общем, в отличие от вполне здравомыслящих Фрола и Мангуста, этот – просто типичная тупая горилла, с гнусной фашистской кликухой. На вопрос Чалого бык едва кивнул. Типа, да уж, плавали – знаем.
– Ладно, – вздохнул низложенный авторитет, – не будем здесь пургу мести и сопли на кулак наматывать, – незваный гость закурил, глянул на Невского ехидно, свысока. Как сытый хищник на беспомощную жертву. –
Базар у меня к тебе есть, Рэмбо. Потому и приехал. Узнал, что твои орлы меня с волынами по всему городу ищут, и решил, не дожидаясь непоняток, сам в гости нагрянуть. Разрулить тему. Ты, я смотрю, мне не рад? Зря…
Влад вступать в диалог не торопился. Пошевелил пальцами руки и ног, напряг и расслабил мускулы. Похоже, тело слушалось, правда, некоторая вялость до сих пор давала о себе знать. Что, в общем, неудивительно после всего, что произошло вчера. За окнами было светло, стало быть, рухнув на кухне, он провалялся в отключке всю ночь. Почти до обеда. Ходики на стене показывают начало одиннадцатого. Кто его раздел и дотащил до дивана, догадаться не трудно. Света. Невский быстро оглядел горницу. Девушки нигде не было. Он отбросил одеяло. Сел на диване. Пошарив рукой по карманам, достал донельзя измятую пачку «Мальборо» и зажигалку, попутно отметив, что ошмонали его подчистую. Из карманов исчезло буквально все, кроме курева – телефон, ключи от квартиры, лопатник с деньгами, паспорт, водительские права, документы и портмоне убитого мента. Исчез и «ТТ» с запасной обоймой. Трофейный ментовский «макарыч» он, от греха подальше, выкинул в озеро по дороге в деревню. Интересно, кто его обчистил? Девчонка или Чалый?
Влад открыл пачку. Все, до единой, сигареты, как специально, оказались изломаны и превращены в труху. Невский катнул желваки, зло скомкал пачку и швырнул на стол. Вопросительно глянул на Чалого, сделал характерный жест двумя пальцами.
«Спокойно, Невский. Не дергайся. Возьми себя в руки, будь проще. Сейчас самое главное – не суетиться. Не показывать страх. Потянуть время, покурить и, вообще, – узнать как можно больше. Словом – максимально прокачатьситуацию, которая, по ходу, почти тупиковая. Влип, что называется, по самое не балуйся. Если Чалый – тот самыйпресловутый мистер Икс, его, Влада, шансы дожить до ближайшей полуночи равны нулю в двадцать четвертой степени. Но даже в этом случае надо до последней секунды искать возможности для спасения. Какими бы невероятными, на первый взгляд, они сейчас ни казались. Выхода, как известно, нет только из гроба. А он пока,слава богу, жив».
– Травись на здоровье, – Чалый протянул плоскую жестяную коробочку с гербом. Внутри лежали завернутые в прозрачный целлофан тонкие коричневые сигары с пластмассовыми мундштуками. – Отличный табачок. Индийский. С листьями лайма. Дерет – мама не горюй.
– Где Света? – затянувшись несколько раз ядреным сладковатым дымком, спросил Влад. – Она не в теме. Отпусти ее.
– Кончай гнать. Я не знаю никакой Светы, – равнодушно бросил Чалый. И Невскому показалось что он говорит правду. – Свалила, видать, соска твоя. Когда я приехал, пятнадцать минут назад, в доме уже никого не было. Чему я, честно говоря, даже удивился. Потому как ожидал увидеть минимум одного гоблина с большой, а вместо этого нашел открытые двери… и тебя, лежащего в отключке, бревно-бревном. Где же пес твой шляется? Кажется, его зовут Фрол? – проявил осведомленность бывший авторитет. Заметив непроизвольную мимическую реакцию Невского, хмыкнул:
– Не пялься так, глаза лопнут. Как видишь, я много о раскладе в бригаде знаю. И всегда знал. Можно даже сказать – почти все. Тебя это не удивляет?
– Не так чтобы, – холодно бросил Влад. – Стукач, значит, есть. Кто, поделись секретом. Теперь-тоуж не все ли равно? – Это был пробный шар, брошенный Рэмбо. С целью просчитать дальнейшие намерения Чалого. Если сын вора собирается его мочить здесь и сейчас, бессмысленно хранить тайны.
– Слишком много хочешь. Так я тебе и раскололся, – фыркнул Чалый, отрицательно покачав головой. – Зачем мне пацана подставлять? Сам догадайся, умник. Мозгов хватит. Может быть.
– Догадаюсь, – спокойно парировал Влад. – Будет время.
– Крепко тебя на кладбище приложило, – помедлив, задумчиво процедил Чалый, пропустив мимо ушей фразу насчет «будет время». И это был второй, обнадеживающий Невского знак. – Менты говорят – дистанционка, триста грамм тротила. Плюс – гайки. Одного не пойму, какого хрена ты в эту дыру притащился вместо того, чтобы в больнице, под присмотром врачей башню лечить? Апельсины жрать и медсестер за задницу щипать в отдельной палате-люкс, с душем и теликом. Что, очко жим-жим, бригадир!Или, думал, здесь тебя мокрушникам сложнее будет найти и кончить? Наивный Парамоша. – Чалый надменно ощерился. – Вопрос – херня. На пять минут. Любой из твоих старших, если грамотно взять за глотку, расколется за минуту.
– И ты взял? За глотку? – продолжая качатьситуацию, утвердительно предположил Влад.
– Не было нужды, – ухмыльнулся Чалый. – Мне про твою нору такрассказали. Без членовредительства. Вот я и… решил навестить больного. Извини, генацвале, без приглашения. И даже без подарков. Времени не было с тобой созваниваться и на рынок за витаминами заруливать. Решил сделать сюрприз. Потому как хлопцы твои, считая меня виновником всех ваших бед и по всему Питеру вторые сутки дюже шибко шукая, по ходу сильно и незаслуженно обидели одного очень хорошего и нужного мне человека. Мою, не побоюсь этого слова, священную корову. То есть – мужа родной сестры моей… скажем так, гражданской жены. Ворвались, понимаешь, среди ночи, как беспредельщики, в солидный загородный дом, в Репино, сильно избили охрану, пытали хозяина, где меня можно найти. Это хорошо еще, что жены с детишками дома не было, у тещи гостили… А узнав у бедолаги мой адрес, уходя, в числе прочего барахла, то есть жениных цацек и тридцати пяти тонн зеленых денег, забрали две очень ценные вещицы. Крестик золотой фамильный, размером с ладонь. Семнадцатого века. С не самыми плохими камушками. И иконку. Маленькую такую, на дубовой доске. В серебряном окладе. Четырнадцатого века она. Стоимостью, всего – навсего, семьсот тысяч баксов. Хорошо, хоть человек порядочный попался. Чужой адрес извергам назвал. И тут же мне на трубочку позвонил, мол, так и так. Обидели меня ребятки Рэмбо. И ограбили. А теперь, когда узнают, что по ложному следу их пустил, вообще шибко на меня зуб иметь станут. Так шибко, что ни мне, ни жене, ни детям малым в недавно отстроенном и милом моему сердцу доме появляться станет опасно и придется прятаться. Хотя – очень не хочется. А хочется вернуть украденное и жить сыто, тихо и спокойно… Вот я и решил, что пора, наконец, объявиться и заступиться за человека, поскольку его благополучие напрямую связано с моим. А я деньги зря терять не люблю… Ну, и заодно тему стремную до кучи разрулить. Так сказать, кто из ху. Потому как ошибочка вышла. Мочить тебяи твоих бойцов ни в Коми, ни на Южном кладбище я не собирался. Нет у меня к тебеникаких предъяв по жизни. И делить нам нечего. А вот все остальное тебя не касается. Сечешь поляну, Невский?
– Меня с пацанами не собирался, – Влад выдержал колючий взгляд Чалого. – А Индейца?
– А что Индеец? – фальшиво удивившись, приподнял брови Чалый.
– Девочку смазливую в девяносто втором кто Антохе подставил? Ворону с подельником кто на угнанном грузовике навстречу Антохиной бэмке, по дороге в Павловск, пустил? Чтобы в кювет с трассы сбросить.
Типа авария. Все чисто. А если сам от удара не сдохнет – можно по-быстрому бензинчику сверху тачки плеснуть и поджечь?! Только не рассчитали твои сявки надежность машины. И не думали, что у Индейца, едущего трахаться к биксе, ствол при себе окажется.
– Надо же, – помедлив, хмыкнул и покачал головой Чалый. – Срисовал, значит, рожу Вороны? Падла. – Сын вора достал коробочку с сигарами, закурил, пыхнул ядреным дымком. Даже не догадываясь, что секунду назад, косвенно признавшись в том, что слыхом не слыхивал о содержании предсмертного письма Индейца, тем самым невольно сдал с потрохами своего стукача. Глянул на Рэмбо с прищуром, сказал тихо:
– Ладно, сознаюсь. Был грех. Потому как было за что. Если бы не Индеец… может, все сложилось бы совсем иначе. Это ведь он, тварь, за сутки до того, как мои пацаны должны были тачку Вампира на маршруте взорвать, зареченским нашу хату в Лебяжьем сдал. Киллер Вампира девять человек ночью одним выстрелом из гранатомета в окно положил. И что, Индеец хотел, чтобы я, как поп, после этого грехи ему отпустил?!.
Чалый замолчал. Нервно дернул головой. Взял себя в руки. Продолжил, уже спокойнее:
– Но повезло уроду. Аэрбэк спас. Не дал во время удара через лобовое стекло вылететь. А на следующий день я узнал, что у Ленки, у нас с ней, в Стокгольме сын родился. В то утро я и решил, что с меня хватит. Теперь я буду просто жить. Для себя и своей семьи. Благо, с баблом проблем нет, все на мази. Дал отбой. Сел на самолет, улетел в Швецию. Поклялся, что ноги моей здесь, в России, больше не будет. Так бы все и осталось. Но потом… я встретил кое-кого, и понял, что мой отец умер не сам. Его убили. И сделал это зонов-ский лепила, в больничке, по приказу вашего пахана, дядя Коли! За двадцать пять кусков!
– Андреич действительно был родным братом Костыля? – удачно воспользовался возникшей паузой Невский.
– Да. Они были родными братьями, – кивнул Чалый. – Колька на два года младше. Тогда они в Новгороде жили. К шестьдесят второму году оба успели отмотать по три ходки за кражи. Встретились, оказавшись на свободе одновременно, первый раз за восемь лет. Отец еще не был коронован вором, но жил строго по закону. Познакомился с моей будущей матерью, она тогда была с Колькой. Не расписанные жили, так просто. Любовь у них вспыхнула. А через неделю отец снова сел, по старым делам взяли. О том, что мать беременна от него, узнал уже в тюрьме… Когда мать Кольке все честно рассказала, он избил ее, на глазах у бабки, умышленно пинал ногами в живот, чтобы меня кончить. Сломал несколько ребер. Потом запил по-черному, в угаре пырнул мужика пером и тоже сел. А мать месяц лежала в больнице. Меня сохранить смогла. Отцу про побои ничего не сказала. И бабку просила, чтобы та молчала. Мол, сама виновата, сердцу не прикажешь. Но старуха не удержалась, все написала в письме. Тогда отец поклялся, что выйдет и убьет Кольку. Как они позже друг дружку не замочили, краями разошлись – я не в курсе. Костыль на эту тему никогда не говорил. Могу лишь предположить, что отец по каким-то своим соображениям пожалел Кольку. А Колька, после того, как отца в Воркуте короновали, не имел права его трогать. Вора может убить только равный. Или назначенный сходняком палач… О том, при каких обстоятельствах я родился, я узнал уже от бабки. Мне шестнадцать лет тогда было. Проговорилась, старая, на поминках, когда матери не стало. И я наконец-то понял, почему брат отца, Колька, меня и мать по жизни ненавидел… И тут, через три с лишним года после смерти отца, я вдруг узнаю, что его, больного и уже одной ногой стоявшего в могиле, зажмурили по приказу Кольки! Не простил старшему брату, что бабу у него отбил. Дождался подходящего момента, урод! Кассиус лично ездил на север, передал лавэ главному эскулапу больнички, где умирал от туберкулеза отец! За что?! За заботливый уход за больным?!. И я поклялся, что вернусь и уничтожу всех троих – Кольку, Кассиуса и лепилу. Приехал в Питер. Позвонил Кольке. Предложил встретиться без свидетелей, обкашлять под бутылочку перспективную тему…
– А потом проломил башку топором, вытер отпечатки пальцев и ушел, – понимающе усмехнулся Невский.
– Так и было, – подтвердил сын вора. – И, знаешь, на душе действительно сразу стало легче. Следующей ночью четырнадцать палок сучке одной гостиничной бросил – такой выплеск энергии был. Притом, что раньше никогда больше пяти за ночь не получалось. Соска не выдержала, сбежала от меня под утро, как от прокаженного, – довольно ощерился Чалый, но тут же снова стал серьезным.
– Буквально через три дня мне позвонили из Москвы, сообщили адрес лепилы. Я его через одного крутого частного детектива разыскал. Бывшего комитетчика, имеющего доступ к базам данных сотрудников ГУИНа. Лепила к тому времени ушел на пенсию, в Омске жил. С ним вообще цирк вышел! Так блажил, падаль, аж вспоминать приятно! – На лице бывшего бригадира появилась страшная, зловещая улыбка. Голубые глаза блестели, горя дьявольским, пронизывающим насквозь светом.
– С двумя, самыми главными, тварями, было кончено. Оставался Вовка, замочить которого по-быстрому, без выкрутасов, было легче чем высморкаться. Но я не хотел без выкрутасов, я хотел вначале увидеть его страх. Заставить шарахаться от собственной тени. И я этого добился.
– Значит, отрезанные головы его пацанов – твоя работа? – хмуро спросил Рэмбо, хотя все и так было яснее белого снега.
– Я, кто же еще, – хищно оскалился Чалый. – Ништяк получилось. Как по нотам. Особенно на стройке, на Богатырском. Если бы этот гребаный боксер до кучи обосрался и пол-лимона откупных на кодированый счет в Кайманы перевел, вообще бы цирк шапито вышел. Но – не подфартило, – Чалый без особого сожаления развел руками. – Да я, в общем, с самого начала не слишком на этот халявный гешефт рассчитывал. Я и без выкупа нормально себя чувствую. Не Рокфеллер пока еще, но кормить котов черной икрой и летать по выходным купаться на Мальдивы, туда и обратно, могу легко! В Швеции у меня три бензоколонки с магазинами, свой фитнес-центр. Да и здесь, в Питере, законная доля в кое-каких старых делах осталась. В том числе – и у антиквара Борюсика. Которого твои бойцы зазря по-черному обидели. И за беспредел ответить придется… В общем, кто вас с Индейцем и Слоном в Коми пас, кто джип на воздух поднял и бомбу на кладбище заложил – я реально не в курсе. Клянусь здоровьем сына. – Беглый авторитет чиркнул ногтем большого пальца по зубу. – Но то, что дружка твоего, Антоху, завалили, пусть и по другим делам, я рад. Скрывать не стану, – на бородатом лице Чалого вновь появилась глумливая улыбка. – Как любил говорить Костыль: «Сколько каску ни одевай, а твойкирпич тебя все одно достанет». Не обязательно чтобы он попал именно в голову. Вариантов до хрена. В спину тоже смертельно. Позвоночник можно сломать. И если просто под ноги попадется. Споткнулся, упал, свернул шею – и звиздец.
– Хочешь радоваться – радуйся. Философ. Твоя, по ходу, маза, – процедил Влад, тщательно раздавив окурок сигары в полной хабариков тарелке. – А вообще интересную историю ты мне рассказал, Сережа. Просветил, понимаешь, образумил. Разрулил. Подозрения от себя отвел. Указал, стало быть, младшему товарищу на допущенные роковые ошибки. Жизни невинных людей спас, опять-таки. Что ж, базаров нет. Типа спасибо. Я только одного не догоняю, в натуре. Зачем тебе голова Вовки понадобилась? Быкам его двум тыквы для устрашения резал, это ясно. Чтобы жути на Кассиуса нагнать. Но его-то башню ты на хрена с собой со стройки забрал? Все ведь уже кончено. Всем троим кирдык. Не понимаю.
– И не поймешь. Азарт – он ведь во время игры приходит. Понравилась мне такая игра! Продолжить хотел, теперь уже с Гошей Вампиром, – с жуткой ухмылкой признался Чалый. – Пусть и этот гоблин подергается, помочится кипятком! Он ведь в курсе расклада. Вся братва в Питере в курсе! Хотел Вампиру голову Вовкину прислать, подняв сумму выкупа до лимона баксов. Вот тогда бы пошла настоящая суперигра, по-крупному. Потому как всем бы стало ясно – здесь не шутят. Да и лимон – не такие большие деньги для Вампира. Он Буратино богатый.
– Ты же две минуты назад сказал, что тебе деньги не нужны? – поддел бывшего бригадира Невский.
– Я сказал что вполне могу обойтись без пятисот тысяч Кассиуса! – смерив Рэмбо тяжелым взглядом, после паузы ответил сын вора. – Я – не фраер. За базар отвечаю, и ты меня за язык не поймаешь! Понял?! А бабки, сами по себе, лишними не бывают. Так почему же не совместить приятное с полезным, когда есть шанс? Только теперь бессмысленно об этом базарить.
– Почему же?
– Я передумал, – отсек Чалый. – Некогда мне здесь гамбиты разыгрывать, домой пора возвращаться. В Швецию. Вот только с тобой, засранцем, разберусь. Должок получу. С процентами, за моральный ущерб. Надеюсь, это не займет много времени. Сейчас ты позвонишь своим пацанам и скажешь, чтобы извинились и вернули Борюсику его тридцать пять кусков и крест с иконой. Чтобы раз и навсегда забыли дорогу в его дом в Репино. И вообще – о его существовании. А еще – заплатили штраф за причиненное беспокойство. Сумма – миллион долларов. Как видишь я могу спокойно обойтись и без продажи буйной Вовиной головы.
– Нереально. У бригады нет столько наличных, – сухо бросил Влад. – Все в деле.
– Пиздишь, земеля, как проститутка Троцкий. Но мне по прибору. Разве я сказал, что речь идет о наличных? – поднял брови Чалый. – Наоборот. Для передачи бумаги стрелку забивать надо. Рисковать. Да и хлопотно это – провозить кейс с валютой через границу. Даже через «зеленый коридор». Никакой гарантии. Так что вполне сгодится перевод, безналом. На мой счет в маленьком, но очень симпатичном оффшорном банке на Каймановых островах. Из России это сделать, правда, сложновато без связей, но из любого зарубежного банка – как два пальца. Например – из мюнхенского отделения «Дойче-банка». Со счета совместного предприятия «Союз-Бавария». Всего одно распоряжение барыгам – и весь хуй, до копейки. Я не собираюсь на тебя три дня тратить. Все должно быть сделано сегодня. До закрытия банка деньги должны упасть на счет. Учитывая двухчасовую разницу во времени с Германией, на все про все у нас осталось около семи часов. Этого более чем достаточно.
Узнав гостя, Рэмбо сжал челюсти и отвернулся. В голове, как вихрь, пронеслась всего одна, грустно-безразличная мысль: «Пиздец!» И этим было все сказано. Похоже, эту войну без правил он все-таки проиграл. Несмотря на все предпринятые братвой после взрыва на кладбище меры предосторожности. Не помог домик в деревне.
– Хреново выглядишь, – покачал головой беглый авторитет. Бросил на стол, где стоял стеклянный пузырек, смоченную непонятно откуда взятым нашатырем тряпку. Выдвинув из-под стола стул и развернув его спинкой вперед, присел по-кавалерийски. Покачал головой, разглядывая Невского.
– Прямо скажем, не Сильвестр Сталлоне. Не тот, что четыре года назад, когда Индеец впервые привел тебя ко мне, в «Жемчужину». М-да. Зона – не курорт. Верно, Мюллер? – Сын вора оглянулся.
За его спиной, перекрывая входную дверь, стоял, сложив руки на яйцах, словно каменный истукан с острова Пасхи, рослый амбал. Крутые скулы. Лицо цепного питбуля. В глазах – холодная пустота и решимость по первому приказу хозяина бесстрашно перегрызть глотку любому, не думая о последствиях. В общем, в отличие от вполне здравомыслящих Фрола и Мангуста, этот – просто типичная тупая горилла, с гнусной фашистской кликухой. На вопрос Чалого бык едва кивнул. Типа, да уж, плавали – знаем.
– Ладно, – вздохнул низложенный авторитет, – не будем здесь пургу мести и сопли на кулак наматывать, – незваный гость закурил, глянул на Невского ехидно, свысока. Как сытый хищник на беспомощную жертву. –
Базар у меня к тебе есть, Рэмбо. Потому и приехал. Узнал, что твои орлы меня с волынами по всему городу ищут, и решил, не дожидаясь непоняток, сам в гости нагрянуть. Разрулить тему. Ты, я смотрю, мне не рад? Зря…
Влад вступать в диалог не торопился. Пошевелил пальцами руки и ног, напряг и расслабил мускулы. Похоже, тело слушалось, правда, некоторая вялость до сих пор давала о себе знать. Что, в общем, неудивительно после всего, что произошло вчера. За окнами было светло, стало быть, рухнув на кухне, он провалялся в отключке всю ночь. Почти до обеда. Ходики на стене показывают начало одиннадцатого. Кто его раздел и дотащил до дивана, догадаться не трудно. Света. Невский быстро оглядел горницу. Девушки нигде не было. Он отбросил одеяло. Сел на диване. Пошарив рукой по карманам, достал донельзя измятую пачку «Мальборо» и зажигалку, попутно отметив, что ошмонали его подчистую. Из карманов исчезло буквально все, кроме курева – телефон, ключи от квартиры, лопатник с деньгами, паспорт, водительские права, документы и портмоне убитого мента. Исчез и «ТТ» с запасной обоймой. Трофейный ментовский «макарыч» он, от греха подальше, выкинул в озеро по дороге в деревню. Интересно, кто его обчистил? Девчонка или Чалый?
Влад открыл пачку. Все, до единой, сигареты, как специально, оказались изломаны и превращены в труху. Невский катнул желваки, зло скомкал пачку и швырнул на стол. Вопросительно глянул на Чалого, сделал характерный жест двумя пальцами.
«Спокойно, Невский. Не дергайся. Возьми себя в руки, будь проще. Сейчас самое главное – не суетиться. Не показывать страх. Потянуть время, покурить и, вообще, – узнать как можно больше. Словом – максимально прокачатьситуацию, которая, по ходу, почти тупиковая. Влип, что называется, по самое не балуйся. Если Чалый – тот самыйпресловутый мистер Икс, его, Влада, шансы дожить до ближайшей полуночи равны нулю в двадцать четвертой степени. Но даже в этом случае надо до последней секунды искать возможности для спасения. Какими бы невероятными, на первый взгляд, они сейчас ни казались. Выхода, как известно, нет только из гроба. А он пока,слава богу, жив».
– Травись на здоровье, – Чалый протянул плоскую жестяную коробочку с гербом. Внутри лежали завернутые в прозрачный целлофан тонкие коричневые сигары с пластмассовыми мундштуками. – Отличный табачок. Индийский. С листьями лайма. Дерет – мама не горюй.
– Где Света? – затянувшись несколько раз ядреным сладковатым дымком, спросил Влад. – Она не в теме. Отпусти ее.
– Кончай гнать. Я не знаю никакой Светы, – равнодушно бросил Чалый. И Невскому показалось что он говорит правду. – Свалила, видать, соска твоя. Когда я приехал, пятнадцать минут назад, в доме уже никого не было. Чему я, честно говоря, даже удивился. Потому как ожидал увидеть минимум одного гоблина с большой, а вместо этого нашел открытые двери… и тебя, лежащего в отключке, бревно-бревном. Где же пес твой шляется? Кажется, его зовут Фрол? – проявил осведомленность бывший авторитет. Заметив непроизвольную мимическую реакцию Невского, хмыкнул:
– Не пялься так, глаза лопнут. Как видишь, я много о раскладе в бригаде знаю. И всегда знал. Можно даже сказать – почти все. Тебя это не удивляет?
– Не так чтобы, – холодно бросил Влад. – Стукач, значит, есть. Кто, поделись секретом. Теперь-тоуж не все ли равно? – Это был пробный шар, брошенный Рэмбо. С целью просчитать дальнейшие намерения Чалого. Если сын вора собирается его мочить здесь и сейчас, бессмысленно хранить тайны.
– Слишком много хочешь. Так я тебе и раскололся, – фыркнул Чалый, отрицательно покачав головой. – Зачем мне пацана подставлять? Сам догадайся, умник. Мозгов хватит. Может быть.
– Догадаюсь, – спокойно парировал Влад. – Будет время.
– Крепко тебя на кладбище приложило, – помедлив, задумчиво процедил Чалый, пропустив мимо ушей фразу насчет «будет время». И это был второй, обнадеживающий Невского знак. – Менты говорят – дистанционка, триста грамм тротила. Плюс – гайки. Одного не пойму, какого хрена ты в эту дыру притащился вместо того, чтобы в больнице, под присмотром врачей башню лечить? Апельсины жрать и медсестер за задницу щипать в отдельной палате-люкс, с душем и теликом. Что, очко жим-жим, бригадир!Или, думал, здесь тебя мокрушникам сложнее будет найти и кончить? Наивный Парамоша. – Чалый надменно ощерился. – Вопрос – херня. На пять минут. Любой из твоих старших, если грамотно взять за глотку, расколется за минуту.
– И ты взял? За глотку? – продолжая качатьситуацию, утвердительно предположил Влад.
– Не было нужды, – ухмыльнулся Чалый. – Мне про твою нору такрассказали. Без членовредительства. Вот я и… решил навестить больного. Извини, генацвале, без приглашения. И даже без подарков. Времени не было с тобой созваниваться и на рынок за витаминами заруливать. Решил сделать сюрприз. Потому как хлопцы твои, считая меня виновником всех ваших бед и по всему Питеру вторые сутки дюже шибко шукая, по ходу сильно и незаслуженно обидели одного очень хорошего и нужного мне человека. Мою, не побоюсь этого слова, священную корову. То есть – мужа родной сестры моей… скажем так, гражданской жены. Ворвались, понимаешь, среди ночи, как беспредельщики, в солидный загородный дом, в Репино, сильно избили охрану, пытали хозяина, где меня можно найти. Это хорошо еще, что жены с детишками дома не было, у тещи гостили… А узнав у бедолаги мой адрес, уходя, в числе прочего барахла, то есть жениных цацек и тридцати пяти тонн зеленых денег, забрали две очень ценные вещицы. Крестик золотой фамильный, размером с ладонь. Семнадцатого века. С не самыми плохими камушками. И иконку. Маленькую такую, на дубовой доске. В серебряном окладе. Четырнадцатого века она. Стоимостью, всего – навсего, семьсот тысяч баксов. Хорошо, хоть человек порядочный попался. Чужой адрес извергам назвал. И тут же мне на трубочку позвонил, мол, так и так. Обидели меня ребятки Рэмбо. И ограбили. А теперь, когда узнают, что по ложному следу их пустил, вообще шибко на меня зуб иметь станут. Так шибко, что ни мне, ни жене, ни детям малым в недавно отстроенном и милом моему сердцу доме появляться станет опасно и придется прятаться. Хотя – очень не хочется. А хочется вернуть украденное и жить сыто, тихо и спокойно… Вот я и решил, что пора, наконец, объявиться и заступиться за человека, поскольку его благополучие напрямую связано с моим. А я деньги зря терять не люблю… Ну, и заодно тему стремную до кучи разрулить. Так сказать, кто из ху. Потому как ошибочка вышла. Мочить тебяи твоих бойцов ни в Коми, ни на Южном кладбище я не собирался. Нет у меня к тебеникаких предъяв по жизни. И делить нам нечего. А вот все остальное тебя не касается. Сечешь поляну, Невский?
– Меня с пацанами не собирался, – Влад выдержал колючий взгляд Чалого. – А Индейца?
– А что Индеец? – фальшиво удивившись, приподнял брови Чалый.
– Девочку смазливую в девяносто втором кто Антохе подставил? Ворону с подельником кто на угнанном грузовике навстречу Антохиной бэмке, по дороге в Павловск, пустил? Чтобы в кювет с трассы сбросить.
Типа авария. Все чисто. А если сам от удара не сдохнет – можно по-быстрому бензинчику сверху тачки плеснуть и поджечь?! Только не рассчитали твои сявки надежность машины. И не думали, что у Индейца, едущего трахаться к биксе, ствол при себе окажется.
– Надо же, – помедлив, хмыкнул и покачал головой Чалый. – Срисовал, значит, рожу Вороны? Падла. – Сын вора достал коробочку с сигарами, закурил, пыхнул ядреным дымком. Даже не догадываясь, что секунду назад, косвенно признавшись в том, что слыхом не слыхивал о содержании предсмертного письма Индейца, тем самым невольно сдал с потрохами своего стукача. Глянул на Рэмбо с прищуром, сказал тихо:
– Ладно, сознаюсь. Был грех. Потому как было за что. Если бы не Индеец… может, все сложилось бы совсем иначе. Это ведь он, тварь, за сутки до того, как мои пацаны должны были тачку Вампира на маршруте взорвать, зареченским нашу хату в Лебяжьем сдал. Киллер Вампира девять человек ночью одним выстрелом из гранатомета в окно положил. И что, Индеец хотел, чтобы я, как поп, после этого грехи ему отпустил?!.
Чалый замолчал. Нервно дернул головой. Взял себя в руки. Продолжил, уже спокойнее:
– Но повезло уроду. Аэрбэк спас. Не дал во время удара через лобовое стекло вылететь. А на следующий день я узнал, что у Ленки, у нас с ней, в Стокгольме сын родился. В то утро я и решил, что с меня хватит. Теперь я буду просто жить. Для себя и своей семьи. Благо, с баблом проблем нет, все на мази. Дал отбой. Сел на самолет, улетел в Швецию. Поклялся, что ноги моей здесь, в России, больше не будет. Так бы все и осталось. Но потом… я встретил кое-кого, и понял, что мой отец умер не сам. Его убили. И сделал это зонов-ский лепила, в больничке, по приказу вашего пахана, дядя Коли! За двадцать пять кусков!
– Андреич действительно был родным братом Костыля? – удачно воспользовался возникшей паузой Невский.
– Да. Они были родными братьями, – кивнул Чалый. – Колька на два года младше. Тогда они в Новгороде жили. К шестьдесят второму году оба успели отмотать по три ходки за кражи. Встретились, оказавшись на свободе одновременно, первый раз за восемь лет. Отец еще не был коронован вором, но жил строго по закону. Познакомился с моей будущей матерью, она тогда была с Колькой. Не расписанные жили, так просто. Любовь у них вспыхнула. А через неделю отец снова сел, по старым делам взяли. О том, что мать беременна от него, узнал уже в тюрьме… Когда мать Кольке все честно рассказала, он избил ее, на глазах у бабки, умышленно пинал ногами в живот, чтобы меня кончить. Сломал несколько ребер. Потом запил по-черному, в угаре пырнул мужика пером и тоже сел. А мать месяц лежала в больнице. Меня сохранить смогла. Отцу про побои ничего не сказала. И бабку просила, чтобы та молчала. Мол, сама виновата, сердцу не прикажешь. Но старуха не удержалась, все написала в письме. Тогда отец поклялся, что выйдет и убьет Кольку. Как они позже друг дружку не замочили, краями разошлись – я не в курсе. Костыль на эту тему никогда не говорил. Могу лишь предположить, что отец по каким-то своим соображениям пожалел Кольку. А Колька, после того, как отца в Воркуте короновали, не имел права его трогать. Вора может убить только равный. Или назначенный сходняком палач… О том, при каких обстоятельствах я родился, я узнал уже от бабки. Мне шестнадцать лет тогда было. Проговорилась, старая, на поминках, когда матери не стало. И я наконец-то понял, почему брат отца, Колька, меня и мать по жизни ненавидел… И тут, через три с лишним года после смерти отца, я вдруг узнаю, что его, больного и уже одной ногой стоявшего в могиле, зажмурили по приказу Кольки! Не простил старшему брату, что бабу у него отбил. Дождался подходящего момента, урод! Кассиус лично ездил на север, передал лавэ главному эскулапу больнички, где умирал от туберкулеза отец! За что?! За заботливый уход за больным?!. И я поклялся, что вернусь и уничтожу всех троих – Кольку, Кассиуса и лепилу. Приехал в Питер. Позвонил Кольке. Предложил встретиться без свидетелей, обкашлять под бутылочку перспективную тему…
– А потом проломил башку топором, вытер отпечатки пальцев и ушел, – понимающе усмехнулся Невский.
– Так и было, – подтвердил сын вора. – И, знаешь, на душе действительно сразу стало легче. Следующей ночью четырнадцать палок сучке одной гостиничной бросил – такой выплеск энергии был. Притом, что раньше никогда больше пяти за ночь не получалось. Соска не выдержала, сбежала от меня под утро, как от прокаженного, – довольно ощерился Чалый, но тут же снова стал серьезным.
– Буквально через три дня мне позвонили из Москвы, сообщили адрес лепилы. Я его через одного крутого частного детектива разыскал. Бывшего комитетчика, имеющего доступ к базам данных сотрудников ГУИНа. Лепила к тому времени ушел на пенсию, в Омске жил. С ним вообще цирк вышел! Так блажил, падаль, аж вспоминать приятно! – На лице бывшего бригадира появилась страшная, зловещая улыбка. Голубые глаза блестели, горя дьявольским, пронизывающим насквозь светом.
– С двумя, самыми главными, тварями, было кончено. Оставался Вовка, замочить которого по-быстрому, без выкрутасов, было легче чем высморкаться. Но я не хотел без выкрутасов, я хотел вначале увидеть его страх. Заставить шарахаться от собственной тени. И я этого добился.
– Значит, отрезанные головы его пацанов – твоя работа? – хмуро спросил Рэмбо, хотя все и так было яснее белого снега.
– Я, кто же еще, – хищно оскалился Чалый. – Ништяк получилось. Как по нотам. Особенно на стройке, на Богатырском. Если бы этот гребаный боксер до кучи обосрался и пол-лимона откупных на кодированый счет в Кайманы перевел, вообще бы цирк шапито вышел. Но – не подфартило, – Чалый без особого сожаления развел руками. – Да я, в общем, с самого начала не слишком на этот халявный гешефт рассчитывал. Я и без выкупа нормально себя чувствую. Не Рокфеллер пока еще, но кормить котов черной икрой и летать по выходным купаться на Мальдивы, туда и обратно, могу легко! В Швеции у меня три бензоколонки с магазинами, свой фитнес-центр. Да и здесь, в Питере, законная доля в кое-каких старых делах осталась. В том числе – и у антиквара Борюсика. Которого твои бойцы зазря по-черному обидели. И за беспредел ответить придется… В общем, кто вас с Индейцем и Слоном в Коми пас, кто джип на воздух поднял и бомбу на кладбище заложил – я реально не в курсе. Клянусь здоровьем сына. – Беглый авторитет чиркнул ногтем большого пальца по зубу. – Но то, что дружка твоего, Антоху, завалили, пусть и по другим делам, я рад. Скрывать не стану, – на бородатом лице Чалого вновь появилась глумливая улыбка. – Как любил говорить Костыль: «Сколько каску ни одевай, а твойкирпич тебя все одно достанет». Не обязательно чтобы он попал именно в голову. Вариантов до хрена. В спину тоже смертельно. Позвоночник можно сломать. И если просто под ноги попадется. Споткнулся, упал, свернул шею – и звиздец.
– Хочешь радоваться – радуйся. Философ. Твоя, по ходу, маза, – процедил Влад, тщательно раздавив окурок сигары в полной хабариков тарелке. – А вообще интересную историю ты мне рассказал, Сережа. Просветил, понимаешь, образумил. Разрулил. Подозрения от себя отвел. Указал, стало быть, младшему товарищу на допущенные роковые ошибки. Жизни невинных людей спас, опять-таки. Что ж, базаров нет. Типа спасибо. Я только одного не догоняю, в натуре. Зачем тебе голова Вовки понадобилась? Быкам его двум тыквы для устрашения резал, это ясно. Чтобы жути на Кассиуса нагнать. Но его-то башню ты на хрена с собой со стройки забрал? Все ведь уже кончено. Всем троим кирдык. Не понимаю.
– И не поймешь. Азарт – он ведь во время игры приходит. Понравилась мне такая игра! Продолжить хотел, теперь уже с Гошей Вампиром, – с жуткой ухмылкой признался Чалый. – Пусть и этот гоблин подергается, помочится кипятком! Он ведь в курсе расклада. Вся братва в Питере в курсе! Хотел Вампиру голову Вовкину прислать, подняв сумму выкупа до лимона баксов. Вот тогда бы пошла настоящая суперигра, по-крупному. Потому как всем бы стало ясно – здесь не шутят. Да и лимон – не такие большие деньги для Вампира. Он Буратино богатый.
– Ты же две минуты назад сказал, что тебе деньги не нужны? – поддел бывшего бригадира Невский.
– Я сказал что вполне могу обойтись без пятисот тысяч Кассиуса! – смерив Рэмбо тяжелым взглядом, после паузы ответил сын вора. – Я – не фраер. За базар отвечаю, и ты меня за язык не поймаешь! Понял?! А бабки, сами по себе, лишними не бывают. Так почему же не совместить приятное с полезным, когда есть шанс? Только теперь бессмысленно об этом базарить.
– Почему же?
– Я передумал, – отсек Чалый. – Некогда мне здесь гамбиты разыгрывать, домой пора возвращаться. В Швецию. Вот только с тобой, засранцем, разберусь. Должок получу. С процентами, за моральный ущерб. Надеюсь, это не займет много времени. Сейчас ты позвонишь своим пацанам и скажешь, чтобы извинились и вернули Борюсику его тридцать пять кусков и крест с иконой. Чтобы раз и навсегда забыли дорогу в его дом в Репино. И вообще – о его существовании. А еще – заплатили штраф за причиненное беспокойство. Сумма – миллион долларов. Как видишь я могу спокойно обойтись и без продажи буйной Вовиной головы.
– Нереально. У бригады нет столько наличных, – сухо бросил Влад. – Все в деле.
– Пиздишь, земеля, как проститутка Троцкий. Но мне по прибору. Разве я сказал, что речь идет о наличных? – поднял брови Чалый. – Наоборот. Для передачи бумаги стрелку забивать надо. Рисковать. Да и хлопотно это – провозить кейс с валютой через границу. Даже через «зеленый коридор». Никакой гарантии. Так что вполне сгодится перевод, безналом. На мой счет в маленьком, но очень симпатичном оффшорном банке на Каймановых островах. Из России это сделать, правда, сложновато без связей, но из любого зарубежного банка – как два пальца. Например – из мюнхенского отделения «Дойче-банка». Со счета совместного предприятия «Союз-Бавария». Всего одно распоряжение барыгам – и весь хуй, до копейки. Я не собираюсь на тебя три дня тратить. Все должно быть сделано сегодня. До закрытия банка деньги должны упасть на счет. Учитывая двухчасовую разницу во времени с Германией, на все про все у нас осталось около семи часов. Этого более чем достаточно.