Седов Б.. Бригадир

   – Еще раз здравствуйте, товарищ генерал, – сказал Влад, услышав короткое «да». – Но вынужден побеспокить. Нужно срочно пробить номерок, с которого минут двадцать назад мне звонили на трубку. На кого зарегистрирован, что за персонаж и так далее. Сделаете? – Рэмбо умышленно не стал называть номер своего мобильника. Сокол прав – ментам он, конечно же, уже известен.
   – Разве тебе откажешь, – беззлобно ухмыльнулся Климов. – Хорошо, сейчас дам команду. Это срочно?
   – Срочнее не бывает, – подтвердил Невский. – Сколько вам нужно времени?
   – Минут тридцать, максимум, – зевнул Игорь Севастьянович.
   – Как только появится информация – дайте знать. Я буду на трубке…
   – Договорились, – буркнул генерал и отключился. Процесс пошел. Через полчаса, если карта тузом ляжет, он узнает, откуда ноги растут. Если беглую шлюху действительно вычислил Сокол, то версия насчет упаковавших его в торбу ментов подтверждалась. В этом случае ранний визит к забившейся в нору Кате Вертолет не грозил никакими подлянками, напротив – Влад надеялся в течение ближайших часов получить точную и исчерпывающую информацию о мусорской гниде, которой он обязан тремя годами в зоне. Это был идеальный расклад, если бы не одно «но». Если вдруг выяснится, что Сокол при делах и действительно решил развести своего бригадира на десять тонн зелени – а это еще хуже, чем просто скры-сятничать – шустряка Сережу придется немедленно списать в утиль. Проще говоря – замочить. Делать этого Невский совсем не хотел. В глубине души он искренне желал, чтобы никакой связи между Соколом и лохом, вздумавшим открыть пасть на чужое, не было. Однако пробить номер, с которого поступил звонок, необходимо. Шансов, что помощь генерала окажется действенной и прямиком выведет на главного персонажа «сделки», было немного. Результат мог быть положительным лишь в случае, если звонили со стационарного аппарата, с известным адресом, или зарегистрованной на реального владельца мобилы. Если мобила была левая или звонок шел из уличного таксофона – результат будет нулевым. А так оно, скорее всего, и окажется. Ведь не такие онипридурки, в конце концов, чтобы подставляться. Лох, который звонил, сам ведь сказал – знают, с кем дело имеют.
   Охрана, как верные псы, ждала босса на лестничной площадке. Влад спустился, сел в лимузин. Пристально, как рентгеном просветил, глянул на Сокола, словно пытаясь прочесть на его лице – крыса тот или нет. Серега был спокоен. Только произнес лениво, посмотрев на наручные котлы:
   – Ровно четыре. Зря ты стрелку перенес. Час с лишним куковать. Хули будем делать?
   – Поехали в спортзал, – помолчав секунду, сказал Рэмбо. Уточнил: – В нашс Антохой зал. Хочу воздухом тамошним подышать. В Коми я его даже во сне слышал. Успеем обернуться. Это недалеко.
   – Я знаю, где ваша качалка, – кивнул Сергей. – Я даже знаю, что специально для своих запасной ключ от входной двери в клуб висит на гвозде, за батареей. Интересно, как его туда забили? Гвоздь. До сих пор понять не могу. Батарея старая, ее лет тридцать никто не снимал. А иначе с молотком не подлезешь.
   – И не поймешь, – сдержанно улыбнулся Невский. – Потому что гвоздь там уже был. Боря, тренер, его случайно обнаружил, когда подходящую шхеру для второго ключа искал.
   – Значит, сами строители с перепоя и забили, прежде чем батарею навесить, – заключил Сокол. – А хули ты хочешь? В Германии такое было бы невозможно, а у нас – как за здрасти! Умом, бля, Россию не понять! – хмыкнул Сокол. Опустив перегородку, он назвал водителю адрес спортзала. Бритый, как бильярдный шар, водила связался по рации с головным джипом, передал команду и вслед за тронувшимся «Паджеро» плавно отъехал от тротуара. Влад закурил, снова посмотрел на Серегу и подумал: «Не может быть, чтобы крысой оказался Сокол. Не способен Серега на такой гамбит. Пацан правильный, не трус, не слабак, мыслит трезво, но тут ум поизощреннее нужен. И нервы – стальные канаты. Как у маньяка, режущего головы браткам Кассиуса. А ведь, бляха муха, любопытно было бы на рожу этого вурдалака взглянуть. И особенно – в глаза…»
   До зала долетели быстро. На улице было безлюдно, почти все окна в окружающих домах не светились, лишь на ближайшем перекрестке моргал желтым глазом светофор. Кажется, это время суток называется часом совы. Между тремя и четырьмя часами. Когда все полуночники и алкаши уже угомонились, а ранние пташки еще не продрали глаза и не потянулись, сонно зевая, к чашке горячего кофе.
   – Я не долго. Ждите здесь, – сказал Рэмбо, выходя из машины. Вход в расположенный в подвале старого дома спортзал находился внутри подъезда. Невский зашел внутрь. Испытывая странное волнение, просунул руку за батарею и сразу нащупал большой ключ. Открыл тяжелую металлическую дверь, включил свет, жадно втянул ноздрями тот самыйтерпкий воздух, спустился вниз по узкой крутой лестнице. Повернул рубильник еще одного пакетного выключателя, и все помещения качалки тут же озарились ярким дневным светом. Невский огляделся. Машинально толкнул рукой дверь тренерской, на которой был приколот кнопками тот же самый плакат с улыбающимся на фоне лазурного океана, стоящим по колени в воде американским профи Берри Де Мейем. Закрыто, конечно. Каморка Бори – место почти святое. Как алтарь в церкви. Заглянул в раздевалку, не переступая порог. Улыбнулся, увидев оставленные кем-то под лавкой стоптанные кеды и висящие на крючке шорты, сшитые из советского серпасто-молоткастого флага. Прислушался. В душе тихо капала вода. Прикрыв дверь, вошел в не столь уж просторный зал. Прошелся вдоль расставленных вдоль стен тренажеров, станков для тяги, жима и тренировки пресса. Погладил рукой холодные, частично прорезиненные, частично облупившиеся от старости диски от штанги. Сердце билось так сильно, что запирало дыхание. Бешеный пульс ощущался каждой клеткой истосковавшегося по атлетическим тренировкам тела. Он предполагал, что во время первой встречи с залом будет волноваться, но что настолько —не думал. Объяснить это состояние человеку, никогда не державшему в руках штангу, гантели или ручки блока, никогда не ощущавшего тот сумасшедший выброс адреналина и ту разрывающую мышцы стероидную накачку, словами просто невозможно. Для этого надо быть фанатом «железа», надо слиться с ним воедино, иметь за плечами опыт нескольких лет тяжелых тренировок. Для этого не обязательно быть соревнующимся спортсменом, нужно просто быть Качком! Которого вдруг взяли и лишили значимой, а для многих, без преувеличения – главной, составляющей жизни. И вот он вернулся. Здесь все как прежде. Даже капающий кран в душевой. И – словно не было этих трех проклятых лет. Не было ареста, суда, зоны, пидоров под шконками, кошмарных недель в ШИЗО, кровавых стычек с бакланами, сорокоградусных морозов, скудной баланды, самокруток из газеты и чая, вертухаев и рвущихся с поводков, клацающих зубами овчарок. Возможно, только сейчас, в этот самый момент, стоя посредине пустого тихого зала, Невский впервые по-настоящему ощутил себя дома. Потому что для всех настоящих качков проблемы и сложности мира остаются там, наверху, по ту сторону выкрашенной синей краской железной двери. Когда ты входишь в зал, ты забываешь обо всем. Для тебя больше не существует ничего, кроме «железа». Ты – и оно. Один на один. Как медитация для йога и буддиста. Как беззвучный разговор с Богом во время молитвы в храме. Ведь каждый качок подтвердит – культуризм, в гораздо большей степени, чем другие виды спорта, похож на религию. Почувствовавего на уровне каждой клетки организма, ты погружаешься в кач целиком, ты становишься его рабом и весь окружающий мир, все события начинаешь оценивать лишь с двух точек зрения – на пользу это занятиям или во вред. Более эгоистичного вида спорта, чем трудная работа скульптора собственного тела, видимо, не существует. Это – как наркомания. Это – навсегда. Можно бросить тренироваться, по тем или иным причинам, на месяц, год, даже на десять лет, но рано или поздно – проверено! – ты все равно вернешься в зал и с гулко стучащим сердцем возьмешь в руки отполированное тысячами ладоней железо.
   Невский, не переставая улыбаться, сосчитал наброшенный на штангу вес – жалкие восемьдесят килограммов – лег на скамейку, обхватил гриф пальцами и не без усилия снял вдруг оказавшуюся непривычно тяжелой штангу со стоек. Руки предательски дрожали. Влад медленно опустил штангу к груди и… нет, не влип, оказавшись в незавидной роли пришпиленного булавкой, беспомощно дрыгающего лапами жука (а такое во время одиночной тренировки случается, правда, в основном с не умеющими рассчитывать силы новичками). Он выжал этот вес, и не раз, и лишь после второго повторения с грохотом уронил гриф на стойки. Поднимаясь, зло скрипнул зубами. Было от чего расстроиться. Раньше, до ареста, он даже будучи очень усталым, легко выжимал сто сорок килограмм на восемь раз. Да, он знал, в каком состоянии сейчас находится его изможденное зоной и контузией, потерявшее тридцать килограмм веса тело. Надеялся одолеть несчастную восьмидесятку хотя бы раз десять. Не получилось. Хорошо хоть не придавило…
   Как назло, от сильного напряжения у Влада снова начала кружиться голова. К горлу подступил тошнотворный ком. Перетерпев приступ, взглянул в зеркало на свое бледное, как простыня, покрытое потом лицо и твердо поклялся самому себе начать правильные,с шестиразовой пайкой, ударной дозой витаминов и «химии», тренировки, как только разрешит врач. Погасил свет, поднялся наверх, закрыл дверь, вернул ключ на место и вышел на свежий воздух. На душе, еще две минуты назад певшей и ликовавшей, вдруг стало гнусно. Гнусно от позорного для любого уважающего себя мужчины чувства собственной беспомощности и физической слабости. Нет, бля, не на того напали. Через полгода, уже к весне, бывший чемпион снова превратится в бугрящуюся мускулами живую античную статую с бронзовым загаром, на которую будут вывоворачивать шеи все проходящие мимо биксы! Зря, что ли, его пять лет назад братья-качки окрестили уважительным погонялом Рэмбо?
   – Ты что так долго? – спросил явно начинающий нервничать Сокол. – Я уже собирался за тобой идти. Целых полчаса прошло.
   – Полчаса? – затягиваясь сигаретой, эхом повторил Влад. Усмехнулся грустно: – Надо же. А я и не заметил. Думал – минут пять, не больше.
   – Ну, ну, – Сергей смерил Невского многозначительным взглядом и постучал в перегородку. «Мерседес» плавно тронулся с места и помчался к Гостиному двору. Остановились в квартале от перекрестка, где была забита стрелка. Влад протянул Соколу пачку баксов. Тот кивнул, спрятал деньги в карман и вышел. До встречи с таксистом оставалось семь минут.

Глава восьмая
МЕНТ ПОГАНЫЙ, ИЛИ СОБАКЕ – СОБАЧЬЯ СМЕРТЬ

   Мобильник зазвонил в тот самый момент, когда Серый, судя по часам, как раз должен был пересечься с гонцом неизвестного доброхота и получить в обмен на деньги адрес Кати Вертолет. Влад достал трубку. Он давно ждал этого звонка.
   – Да, Игорь Севастьянович!
   – Повезло тебе, чемпион, – без предисловий сообщил генерал Климов. – Звонили с сотового. Номер зарегистрирован в «Дельте», на хорошо знакомое мне, реальное имя. Даже удивительно, что бээс так лоханулся. Совсем, видно, нюх на гражданке потерял.
   – Кто лоханулся?
   – Бээс – это на нашем ментовском языке означает бывший сотрудник правоохранительных органов, – вздохнул генерал. – Должен бы знать, бригадир. Ментом был твой клиент. Старлеем. Опером. Думаю, ваше близкое знакомство окажется интересным. Оченьинтересным. Эта птичка много песен знает.
   – Говори имя и адрес, – мгновенно подобрался Рэмбо.
   – Скажу, – пообещал Климов. – Но только если договоримся. – И замолчал.
   – Что ты хочешь? – холодно спросил Влад. Он сразу понял, куда ветер дует. Обмен номер два. Впрочем, сейчас от него вряд ли потребуют наличные. Тут все гораздо дешевле. Можно сказать, даром.
   – Мне нужны те самые видеозаписи, Влад. Из Сосново, – выдержав паузу, потребовал замначальника ГУВД. – Теперь, когда я на пенсии, от них вам мало прока. Но мне хочется остаток жизни провести спокойно. Без оглядки на прошлые ошибки. Ты меня понимаешь? Я хочу уехать в Сочи чистым.Со спокойным сердцем.
   – Хорошо. Ты их получишь, – Невский понял, что упускать такой шанс нельзя. То, что нарыл мусор, – настоящая бомба. К тому же Климов абсолютно прав – выйдя на пенсию и уехав из Питера на юга, он переставал быть интересным для их бригады и еще вчера действенный компромат на большую шишку из Большого Дома автоматически превращался в бесполезный хлам. Так почему не использовать его с выгодой последний раз?
   – Верю. Тебе – верю, – откашлялся Игорь Севастьянович. – Ладно. Рад, что мы с тобой друг друга поняли. Запоминай. Глушко Виталий Петрович, шестьдесят седьмого года рождения. Улица Декабристов, – далее мент назвал номер дома и квартиры. – Уволен из органов примерно два с половиной года назад. За подлог и рукоприкладство. Я точно не помню, но, кажется, пытался кулаками выбить из какого-то коммерсанта с Апрашки, азера, деньги, за закрытие сфабрикованного дела. Наркотики абреку подбросил. А тот возьми и настучи в собственную безопасность. По уму, Глушко должен был сесть, и надолго, но неожиданно для всех получил лишь четыре года, с отсрочкой. Подмазал, видно, судью. Последнее место работы – водила, в таксомоторном парке «Конюшенная площадь». Это все. Достаточно? – довольно хмыкнул Климов. Информация действительно была ценной.
   – Более чем, – как можно спокойнее ответил Невский. Внутри у него все клокотало. – Спасибо, генерал. Кассету, оригинал, привезут в Юкки завтра… точнее – уже сегодня, до конца дня.
   – И тебе тоже не кашлять, дорогой. Ну, увидимся еще, пропустим по рюмашке. Будет повод. Давай, – попрощался Климов и первым отключил связь.
   Невский нажал кнопку сброса звонка, задвинул антенну, опустил телефон и тихо выругался. В яблочко!
   С первого выстрела! Итак, ченьдж замутил бывший мент. Мусор. Пес легавый. Как пить дать – причастный к его аресту. Одно непонятно, зачем долбаному бээсу понадобилось сдавать Катю Вертолет? Ведь лярва сразу же ткнет в него пальцем, дескать он, гад, тебя сажал. А это чревато. Тут явно кроется какой-то подвох. Впрочем, гадать бессмысленно. После возвращения Сокола и визита к проститутке все прояснится. С ней стоит побеседовать по душам в первую очередь, а уже потом нанести визит к легавому. Этот старлей ведь считает, что здорово все замутил и, легко схавав десять тонн зелени, находится в полной недосягаемости для Невского. Квак бы не квак, сучара! Таксист, видите ли, на стрелке будет левый, не при делах! Хрена с два. Зачем тебе лишних людей привлекать и добычей делиться? Сам ты за рулем тачки и будешь. К гадалке не ходи. Номера сменишь на липовые или просто грязью придорожной замажешь, так, чтобы в сумерках с близкого расстояния не разглядеть – и можно спокойно ехать на стрелку. Вот падла. Ну ничего. Повеселись часок-другой. Подержи в руках тугой пресс баксов. Последний раз в жизни. Как там в песенке пелось? «Не долго музыка играла, не долго фраер танцевал». Ты, пес, у меня реальную тарантеллу танцевать будешь. С пеной на губах. А после укуса тарантула, как известно, быстро дохнут. В страшных муках.
   Увлеченный представившейся картиной грядущей сладкой мести, Невский целиком погрузился в себя и не сразу обратил внимание, что к лимузину быстрым шагом возвращается с перекрестка Сокол. Шустро Серый обернулся, ждать таксиста не пришлось. Стало быть стрелка состоялась и адрес получен. Вопрос теперь в другом – липовый он или настоящий? Сокол прав – считающему себя неуловимым бывшему мусору ничего не стоит кинуть его внагляк, всучив взамен десяти тонн бакинских фуфловый, взятый от фонаря адрес.
   – Порядок, – выдохнул Сергей, упав на сиденье «Мерседеса» рядом с Рэмбо и протягивая ему клочок мятой бумаги. – Гоним в Ломоносов. Петровский переулок, дом три. Я знаю, где эта развалюха. Панельная пятиэтажка, недалеко от станции. Она там одна такая. Вокруг сплошной частный сектор.
   – Откуда такие скрупулезные познания? – беря бумажку, хмуро спросил Влад.
   – Да просто все, на самом деле, – отмахнулся Сокол. – У меня по жизни хорошая зрительная память. Один раз чего увижу – до смерти помнить буду. Там еще на соседней улице у Вампира дом. Новье. Только в прошлом году построил. Но он, по ходу, там почти не бывает. Хобби у Гоши такое – участки перспективные в ближних пригородах столбить и коттеджи там грохать, на перспективу. Деньги выгодно вкладывает. Мы однажды с Индейцем мимо той пятиэтажки проезжали, купаться ехали в тамошний парк, на водопад между озерами. Антоха дом Вампира и показал. Я пятиэтажку почему запомнил – там на углу, прямо под табличкой с номером дома, горбатый «запор» прикольный стоял. Замаклаченный до неприличия. Умелец какой-то постарался, бля. Крыша-кабриолет. Литые диски. Салон и панель от иномарки. Спойлер. Аэрография. Прикинь?! Да и движок, стопудово, не родной, а от «фольксвагена-жука» какого-нибудь. Чтоб по габаритам в кузов влез.
   – Какая графия? – быстро пробежав глазами корявые рукописные строчки, Невский убрал бумажку в карман.
   – Ну, это разрисовка тачек так сейчас называется – аэрография. У «Запорожца» того голая баба была на капоте. А на крыльях и дверях всякие планеты, звезды и прочая космическая лабуда. Вообще ништяк смотрится, если художник толковый, – пожал плечами Сокол. – Я бы тоже на своей «Калибре» такое сделал. У финнов, вон, полно разрисованных тачек по Хельсинки ездит.
   – У нас это уже разрешено? – без особого интереса обронил Влад. – Легавые не грузят?
   – А фиг знает, если честно, – помолчав секунду, мотнул головой Сокол. – Надо будет звякнуть, пробить поляну. Ну, так мы едем к этой драной суке?
   – А ты сам как думаешь? – Невский вздохнул, буркнул устало: – Кортеж президентский больше ни к чему. Не перед кем там выеживаться. Ты вот что. Лысого и вторую команду гоблинов отпускай, до завтра. Пусть спать валят. На американце поедем, сядешь за руль. Хватит нам для прикрытия двух пехотинцев. Пацаны при стволах?
   – Ясный перец, – кивнул Сергей, опустил перегородку, передал лысому водиле приказ бригадира, вслед за Владом покинул лимузин и пересел в освобожденный от боевиков «Чероки». Лимузин тут же укатил, а телохранители остались куковать на щербатом тротуаре.
   – Он на такси приезжал? – спросил Рэмбо.
   – Да. Желтая раздолбанная «Волга». Автопарк «Конюшенная площадь», – лихо вращая баранку подтвердил Сокол. – Номера черные от грязи, цифры хрен разглядишь, – он дернул щекой. – Водила шифровался. Прям Джеймс Бонд. Вязаная шапочка натянута до глаз. Черные очки. Шарф до носа. Притормозил на пару секунд. Я в салон, на сиденье, пачуху бросил, как договаривались, он достал из кармана куртки комок с адресом, швырнул мне и – адью. Так коксу со страха дал, с прокрутами, аж жопу у тачки занесло. Пидор гнойный. Ни за хрен собачий такую кучу лавэ отгреб, падла! А как его, суку, вычислишь?! Разве что хвост пришить, так ведь ты сам не захотел, – Сокол, как заядлый дальнобойщик, языком передвинул сигарету в другой край рта и покосился на Невского.
   – Хвост не нужен, – сказал Рэмбо. – Я знаю, кто он. Это один из тех, кто меня на кичу за армяна определил. С блядью разберемся… если адрес не туфтовый… вернемся в Питер и зайдем в гости. Без приглашения. Чифиря выпьем. Покалякаем.
   – Ништяк. Думаю, он нам обрадуется. Если не обоссытся. Откуда стук?
   – Сорока на хвосте принесла, – поморщился Невский. – Не задавай глупых вопросов. Неужели не понятно?
   – Генерал номерок исходящий пробил, – хмыкнул Сокол. – Откуда же еще. Хорошо иметь домик в деревне.
   – Сколько нам до адреса ехать? Где-то полчаса?
   – Да вроде того, – кивнул Сергей. – Это если быстро долетим. Отсюда километров пятьдесят будет. А что?
   – Хреново мне. Останови. Назад пересяду, прилягу. Если усну – разбудишь…
   – Так может… это… лучше не гнать гусей и отвезти тебя к врачу, а, Влад? Куда эта тварь до завтра денется? Три года тихарилась, подождет полсуток, – Сокол повернулся к Невскому и внимательно оглядел лицо бригадира. Невский выглядел, мягко говоря, уставшим и замученным. Лоб мокрый. Щеки провалились. Под глазами темные круги. На виске, под тонкой кожей, часто пульсировала вена.
   – Тормози, я сказал! Обойдусь. До завтра не сдохну, – выдавил Рэмбо. Когда джип остановился, он взялся за ручку, дернул, открывая дверь, прежде чем пересесть, обернулся. – Время дорого. Дел много. Проблемы быстро решатьнадо…
   Через пять минут Невский уже крепко спал, убаюканный мерным покачиванием внедорожника, пулей несущегося по проспекту маршала Жукова в сторону Петергофского шоссе. Когда, спустя сорок минут, Сокол остановил джип за квартал от нужного дома и тронул Рэмбо за плечо, Влад встал легко, потянулся, прислушался к своему организму и с удив-леним ощутил, что мучившая его весь вечер головная боль исчезла. Да и сонливость как рукой сняло. Вот и ладушки. Пора приниматься за работу. Как там у Винни-Пуха? Кто ходит в гости по утрам, тот поступает мудро. Блядям – звиздец, ментам – пиздец, на то оно и утро.
   Вышли на улицу, заглушив двигатели обоих джипов. Братки были угрюмы и сосредоточены.
   – Значит, так, братва, – оглядев пацанов, нарисовал расклад Невский. – В квартире сто три, в этом доме, предположительно находится баба. Бывшая блядь. Погоняло Катя Вертолет. Фамилия – Гаврилова. Я хочу с ней побеседовать. Ваша задача – заставить ее открыть дверь. Потом заткнуть хлебало, чтоб не подняла хипеш, и сообщить Соколу на мобилу. Мы сразу поднимемся в хату. А дальше уж как получится. Стволы оставьте. Не пригодятся.
   – Сделаем, – сказал рослый широкоплечий крепыш, откликавшийся на Фрола. – У меня с собой ксива есть ментовская. Липа голимая, но покатит. Если бикса начнет понты гнать – покажу через глазок. На лохов действует безотказно. Не в первый раз.
   – Отлично, – Рэмбо взглянул на часы. – Если что, ссылайся на старшего лейтенанта Глушко. Типа от него. Должна клюнуть. Мы с Соколом будем здесь. Все, пошли!
   Оставив волыны в тачке, два бывших телохранителя Индейца, а теперь – хотелось верить – верные стражи Рэмбо, обошли огромную лужу и направились к длинной хрущевской пятиэтажке, по ходу сверяясь с табличками у подъездов. В этот ранний час Ломоносов не подавал ни малейших признаков жизни. До рассвета далеко, вокруг мрак и безлюдье, на уши давит почти абсолютная, невозможная для ночного Петербурга, провинциальная тишина. Из всех звуков лишь звонко капающая с крыш и сочащаяся из водосточных труб вода, лай вяло побрехивающей вдали собаки и гул автомобилей, время от времени доносящийся со стороны шоссе, с подножия огромного холма, на котором большей частью стоял сонный приморский городок, своей убогостью и облезлостью никак не соответствующий имени самого великого в истории русского ученого. Невский знал из газет, прочитанных на зоне, – по количеству наркоманов на душу населения Ломоносов является лидером среди всех населенных пунктов Ленобласти. Сказывалось присутствие компактно проживающих в частном секторе цыган, давно купивших местную ментовку и безнаказанно торгующих дурью в любое время дня и ночи. Влад с детства не любил чавых. Впрочем, как и всех остальных «зверей», попадающих под определение черномазых. В Латвии, где он жил раньше, цыган – этой гнили рода человеческого – тоже хватает. И занимаются они тем же самым. Отношения своего к приезжим с юга и местным обезьянам Невский не скрывал и после переезда в Ленинград, и нисколько по этому поводу не заморачивался. Знал – он такой не один. Так думают почти все русские, но предпочитают молчать. А зря. Решать проблемы лучше жестко и радикально. Раз и навсегда. Иначе черная и раскосая зараза, как раковая опухоль, расползется по всей России и начнет качать права. Вначале – легкие наркотики, дерьмовые шмотки и ларьки у метро и вокзалов. Затем – целые рынки. Дальше начнется покупка чиновников и агрессивное, массовое заселение примыкающих к рынкам районов. Как это уже происходит с сибирскими китайцами. И самое противное, что до сих пор нет реальной силы, способной поставить наглых заезжих тварей на место. А лучше – вообще вырвать с корнем и выгнать на «историческую родину». На такое полезное дело и денег не жалко, думал Рэмбо, жадно затягиваясь дымом. Нашлись бы толковые исполнители. Только где их взять? Чтоб не за одни бабки погромы устраивали, но еще и за идею. Типа «Россия для русских». «Убей бобра – спаси дерево». Так озеленим же нашу Родину. Ну и так далее. А что, нормальные лозунги. Вполне прокатит. Надо будет подумать на досуге над темой.
   В кармане Сокола затренькал мобильник. Влад выбросил окурок и посмотрел на Серого.
   – Первая часть марлезонского балета…
   – Алло, – браток прижал телефон к уху и включил связь. Застыл. Бросил явственно дрогнувшийвзгляд на Невского. Выдавил хрипло: – Я понял, Фрол. Ничего там не трогайте. Следов не оставляйте. Дверную ручку протри и возвращайтесь, пока нас здесь не повязали. Давай бегом, – Сокол матюгнулся вполголоса. Сообщил: – Она мертвая. В кресле сидит. Дверь квартиры открыта, но не взломана. Фрол говорит: никаких следов погрома и насилия на теле. Но рядом с креслом валяется шприц. Похоже передозняк. Обычное дело. Только…