Рельсы негромко сказали ему о том, что сзади приближается поезд.
Посмотрев в ту сторону, он увидел в отдалении игрушечные вагончики, показавшиеся из-за леса. Серега знал, что это московский сидячий экспресс.
"Не подведи нас", - снова услышал Серега голос Артура.
- Я не подведу, - вслух ответил он, зная, что сейчас выполнит важный приказ.
И, когда мчавшийся поезд приблизился, Серега, торжествуя, шагнул на рельсы, расставив руки крестом и закинув голову. То, что произошло в следующую секунду, было похоже на удар помидором об стенку.
Машинист, проработавший на железной дороге уже девятнадцать лет, повернул кран экстренного торможения и флегматично сообщил:
- Восьмой.
Его помощник, проработавший не так долго, вздохнул и отозвался:
- А у меня третий…
Глава 11
- Ну а что я могла сделать? - сказала я, чтобы хоть что-нибудь сказать. - Я шла себе, а он подъехал на "Волге" и стал спрашивать про какую-то Малую Торговую. А потом - пшик - и я проснулась уже в кресле. Привязанная.
Обреченно покачав головой, Артур улыбнулся и сказал:
- Правило первое - люби и знай свой край. В городе улицы с таким названием нет. Правило второе - никогда не разговаривайте с неизвестными. Надеюсь, классика вам известна?
- Известна, - уныло сказала я, - но ведь я девушка гуманная, а он так вежливо попросил объяснить дорогу…
Пять минут назад Доктора, которого я оглушила пепельницей и привязала к креслу, увезли неприветливые молчаливые мужчины, которых вызвал Артур. В его квартире на улице Стахановцев теперь хозяйничали другие неприветливые мужчины…
Хотя - вру.
Один из них, заходя в квартиру, весьма приветливо подмигнул мне. Это был тот самый майор Беседа, который водил меня по кабинетам с детекторами лжи и правды.
- Гуманность - понятие растяжимое, - сказал Артур и, взяв меня под руку, медленно повел по Стахановцев в сторону Заневского. - Предположим, что кто-то слезно просит вас повеситься у него на глазах. Можно ведь из соображений гуманности и выполнить его просьбу, чтобы не расстраивать человека…
- Не говорите глупости, - засмеялась я. - Может быть, я и дура, но, во-первых, дура красивая, а во-вторых - не до такой же степени!
- Насчет первого не соглашусь, - решительно возразил Артур.
- Что - некрасивая?
- Нет - не дура.
- А насчет второго?
- А на второе жареная рыба.
Я засмеялась и вдруг вспомнила, что Артур что-то говорил про подарок.
- Между прочим, вы говорили о каком-то подарке… - задумчиво сказала я. - Или у меня были слуховые галлюцинации?
- А может быть, это у меня был говорительный бред?
- Такие, как вы, не бредят, - уверенно заявила я. - Кремень и сталь. Их слово крепче кизяка.
- Точно, крепче, - усмехнулся Артур. - А насчет подарка…
Он остановился и сказал:
- Вот он.
Я тоже остановилась и, глядя на него, спросила: -Где?
- Вы зря на меня смотрите. Я, конечно, вполне подарок, но, во-первых, себя я вам уже преподнес, а это, - и он указал на новенькую голубую "Хонду", стоявшую у тротуара, - еще нет. Так что - вот мой подарок.
Он достал из кармана какие-то бумаги и протянул их мне.
- Машина оформлена на вас. Страховка, техосмотр - все сделано.
- То есть как это…
Ничего умнее я сказать не могла.
- А вот так. Следите за губами. Я дарю вам машину, - с преувеличенной артикуляцией произнес Артур.
- Вы сошли с ума… - пробормотала я, не отрывая, впрочем, взгляда от "Хонды". - Такие подарки…
- И слышать ничего не желаю. Хотя, может быть, лучше подарить вам колечко из дутого китайского золота?
- Нет, - я замотала головой, - не надо колечка. Так. Давайте с начала, а то у меня в голове все перепуталось. Эта машина теперь моя?
- Ваша, - терпеливо сказал Артур. - Вы даже можете на всякий случай спросить об этом еще раз. И я отвечу вам то же самое.
Я подошла к "Хонде" и потрогала ее. "Хонда" не растаяла в воздухе и не провалилась сквозь землю.
- Настоящая… - у меня почему-то вдруг защипало в глазах. - Ух ты… Нет, Артур, вы и в самом деле не в своем уме. У меня есть хороший психиатр, могу дать телефончик.
- Это тот, у которого вы лечитесь уже пятый десяток лет? - парировал Артур.
- Кто? - щипать в глазах моментально перестало. - Я? Пятый десяток?
Артур быстро отошел на несколько шагов.
- А что это вы от меня бегаете?
- Я боюсь, - ответил он, опасливо глядя на меня. - Боюсь, что вы снова начнете отдавливать мне ноги.
- Не бойтесь, не начну, - милостиво вздохнула я. Можете приблизиться.
Артур послушно подошел, и я, встав на цыпочки, поцеловала его в губы.
- Вот так, - сказала я.
Губы у него были теплые и сухие… Артур закрыл глаза, и я тут же сказала:
- Только не вздумайте говорить мне, чтобы я больше так не делала.
Снова открыв глаза, Артур с улыбкой посмотрел на меня и сказал:
- Не скажу. Может быть, вам подарить еще одну "Хонду"?
- Не надо. Я поцелую вас и так, - ответила я и поцеловала его еще раз. Артур засмеялся и сказал:
- А если бы я подарил вам теплоход "Мадам Грицацуева"?
- Не стоит разбрасываться пароходами ради того, что и так принадлежит вам.
Артур взял меня за руку и, поднеся ее к своему лицу, подышал в ладонь.
По моему затылку пробежали мурашки, и Артур сказал:
- Да, принадлежит… Мы принадлежим друг другу…
Потом он, сделав над собой видимое усилие, отпустил мою руку и с интонацией терпеливого учителя, говорящего с безнадежно тупым учеником, произнес:
- А эта машина - повторяю в третий раз - принадлежит вам. Почему я не слышу счастливого визга и не наблюдаю дикарских плясок вокруг добычи?
И я счастливо завизжала и запрыгала вокруг "Хонды".
Артур с улыбкой наблюдал за мной, а проходившая тетка с авоськами прошипела:
- Госсссссссссади! Совсем сбрендили, не иначе как с жиру бесются, олигархи проклятые!
- Молчи, жаба! - грозно прикрикнула я на нее. - Авоськи растеряешь!
- Лина! - Артур укоризненно посмотрел на меня. - Ну где ваше воспитание, ваша культура?
- Провалились! - радостно ответила я. - Я изо всех сил прикидывалась воспитанной и культурной, и, как видите, мои старания увенчались успехом - машина моя!
- Ах вы корыстная, бессовестная, многоликая самка! - возмутился Артур. - Вы хоть водить-то машину умеете?
- А умею! - гордо ответила я и вытащила из сумочки права, которые, несмотря на отсутствие личного транспорта, упрямо носила с собой шесть лет. - И хорошо умею, между прочим.
Мне и в самом деле приходилось часто ездить на чужих машинах, особенно когда их хозяева - мои друзья - назюзюкивалисъ на вечеринках. Да и в рекламной фирме у меня была служебная машина, которой я пользовалась как своей.
- А ну, покажите класс! - И Артур протянул мне ключи с брелоком.
Разобравшись с пулътиком сигнализации, я нажала на нужную кнопку. "Хонда" тихонько свистнула и отперла двери.
- Садитесь справа, - небрежно сказала я и пошла к водительской двери, пребольно ударившись голенью о бампер.
Однако виду я не подала, а только подумала, что теперь будет синяк, которого Артур, судя по всему не застанет. Я видела, что он еще не решился безоглядно броситься со мной в вечность. А небезоглядно мне и самой не хотелось…
Сев за руль, я вставила ключ в замок и повернула его.
"Хонда" вздрогнула и тихонько заурчала. Этот звук был настолько приятен, что я не выдержала и снова сказала:
- Ух, здорово!
- Конечно, здорово, - сказал Артур, устраиваясь рядом со мной. - Вот я смотрю на вас и, поверьте мне, получаю удовольствие едва ли не большее, чем вы сами. Верите?
- Верю, - кивнула я, прислушиваясь к шелковому звуку двигателя. - Я сама, когда дарю что-нибудь и вижу, что человек радуется этому, тоже радуюсь, наверное, больше, чем он.
- Да, - кивнул Артур, - это действительно здорово…
- Ну что, поехали?
- Поехали, - сказал Артур и махнул рукой. "Хонда" оказалась автоматом, и, включив "драйв", я решительно нажала на газ.
Мотор взвыл, и нас прижало к спинкам сидений.
- Пожалейте машину! - обеспокоенно воскликнул Артур.
Я сбавила обороты и спокойно ответила:
- Полет проходит в соответствии с графиком. Вижу впереди красный свет. Мягко нажимаю на педаль тормоза, глядя в зеркало заднего вида. А то еще кто-нибудь врежется со страху…
Остановившись перед светофором, я еще раз посмотрела в зеркало и поправила волосы.
- Вот-вот, - горестно кивнул Артур, - вот этого я и боялся. Только не вздумайте красить губы в машине.
- Вы хоть раз видели меня с накрашенными губами? - возмутилась я.
- Нет, не видел, - ответил Артур, - но боюсь, что теперь в вас проснутся могучие женские инстинкты, которые велят женщине красить губы на скорости восемьдесят и резко жать на тормоз, увидев в толпе такую же кофточку, как у вас.
Я в футболке.
- Значит, такую же футболку.
- Замолчите, пассажир, вы мешаете мне править. А то высажу.
- Кстати, насчет высадки… Вы не могли бы высадить меня на проспекте Блюхера?
- Артур, у вас опять дела? - я сделала губы сковородником.
- Да, - вздохнул он, - опять. Оставьте в живых этого дяденьку Ему и так плохо, видите, как криво он идет через дорогу?
- А как насчет кинжала милосердия? - спросила я, объезжая нетвердо шагавшего по проезжей части алкаша. - Может быть, ему лучше погибнуть под колесами экипажа, которым управляет красавица, чем уныло загнуться в богадельне?
- Может быть, - согласился Артур, - но красавицу затаскают по судам.
- Ладно, пусть живет. Какой вам дом на Блюхера нужен?
А потом я поехала покататься - куда глаза глядят.
А глядели они в сторону центра, поэтому я очень скоро оказалась на набережной, переехала через Охтинский мост, ныне - мост императора Петра Великого, и через пять минут уже проезжала под мостом Александра Невского. Посмотрев на приборы, я увидела, что не помешало бы заправиться, и тут же впереди показалась заправка "ПТК".
Вот и хорошо, подумала я и стала перестраиваться.
Лихо заехав на заправку, я от чувств чуть не врезалась в стоявший у колонки огромный черный джип, и выходивший из павильона здоровенный детина с совершенно уголовной мордой громко сказал:
- Ты, овца, поаккуратнее, а то на Искровском всю жизнь отрабатывать будешь.
Я знала, что на Искровском пасутся дешевые проститутки, поэтому отлично поняла, что он имел в виду. Опустив стекло, я возмутилась:
- Придержите язык, уважаемый!
- Чо ты там квакаешь? - удивился детина и стукнул кулачищем по крыше "Хонды".
Я испугалась и нажала на газ. И тут случилось то, чего я никак не могла ожидать.
Все мое внимание было сосредоточено на этом бугристом двухметровом уроде, и я не заметила, что впереди, буквально в метре от меня, стояли строительные леса, на которых расположился красивший козырек заправки рабочий.
"Хонда" рванулась вперед, и левая сторона бампера протаранила ближайшую ко мне высокую деревянную ногу. Раздался хруст, нога подломилась, сверху раздалось затейливое ругательство рабочего, потом леса начали крениться в мою сторону, и от испуга я снова нажала на газ.
Машина прыгнула вперед, унося на капоте кусок сломанной доски, а я, посмотрев в зеркало, с ужасом увидела, что дощатый помост вместе с маляром и полным ведром красной краски рухнул прямо на черный лакированный джип.
Маляр, ударившись о крышу джипа, свалился на землю, ведро с краской - тоже. Но прежде оно щедро выкрасило крышу и всю левую сторону джипа в радостный помидорный цвет. Мускулистый, коротко стриженный знаток проститутского бизнеса взревел и бросился за мной в погоню. Я в третий раз нажала на газ и тут же вылетела на набережную Обводного канала, едва не врезавшись в большой и страшный грузовик. Увернувшись от грузовика, я оглянулась и увидела, что джип сорвался с места и мчится за мной.
Та-ак…
Народная мудрость гласит - у бедного Ванюшки вечно в попке камушки.
Простите меня, Артур, но, по-моему, у меня снова проблемы.
Я нажала на газ и понеслась по Обводному, моля всех святых, чтобы под американскими мостами не было пробки.
А там - посмотрим.
"Только бы никого не угробить!" - подумала Лина, уворачиваясь от очередного ротозея, с отсутствующим видом переходящего улицу. И тут же сзади послышался удар. Взглянув в зеркало, Лина успела заметить, как тело несчастного пешехода отлетело на тротуар, отброшенное массивным бампером джипа, снова догонявшего ее. Выругавшись, Лина свернула на Разъезжую и, снова взглянув в зеркало, увидела, что бандит повторил ее маневр.
Да, подумала она, водишь ты, конечно, неплохо, но все равно я от тебя смоюсь.
Или ты меня догонишь…
Эта мысль, заставившая Лину содрогнуться, добавила ей адреналина, и, стиснув зубы, она пронеслась на волосок от выехавшего из узкой поперечной улицы автобуса, на верхней палубе которого развлекались и глазели по сторонам беспечные туристы из глубинки.
Догонявшему ее бандиту пришлось притормозить и, резко вывернув руль, объехать успевший высунуться еще на полкорпуса автобус. На этом Лина выиграла несколько десятков метров. Вдруг она увидела в двух кварталах впереди школьников, переходящих улицу, и учительницу, остановившую движение красным флажком. Ехать туда было никак нельзя. Лине не оставалось ничего другого, как повернуть на Большую Московскую. Пролетев до Владимирской площади, Лина увидела, что, судя по клубам дыма и разноцветным вспышкам, там происходила киносъемка.
Она решительно крутанула руль влево и выскочила на Загородный.
И тут же поняла, что сюда сворачивать тоже не стоило. Дорогу ей загораживал стоявший прямо посреди улицы "Додж Караван".
Но объехать его она уже не успела. Аккуратненькая "Хонда" врезалась прямо в радиатор "Доджа". Лина была пристегнута, и поэтому всего лишь больно ударилась коленом о колонку руля. Мгновенно отстегнув ремень, она выскочила из машины и, превозмогая боль, бросилась бежать. Успев отбежать метров на пятнадцать, Лина услышала сзади скрежещущий звук удара и, оглянувшись, увидела черный джип, добивший ее новенькую "Хонду", и вылезшего из него рассвирепевшего бандита, который тут же бросился ее догонять.
Браток гнал Лину с упорством стаи волков, загоняющей оленя.
Лина вдруг испытала испугавшее ее ощущение дежа вю. Ей показалось, что эта погоня уже была в ее жизни, был такой же день, цветные огни, разлетавшиеся от стоявшего у поребрика автомобиля, был такой же страшный мускулистый дикарь, который гнался за ней…
Стряхнув наваждение, она обратила внимание на широко открытые двери универмага "Владимирский пассаж", до которых было метров пятьдесят, и бросилась туда. Ей не оставалось ничего другого, как попытаться скрыться в толпе, чтобы получить время на передышку и обдумывание дальнейших действий.
Расталкивая входивших и выходивших людей, Лина вбежала в вестибюль и, смешавшись с толпой, резко сбавила обороты. Ей нельзя было выделяться. Она ссутулилась, чтобы стать меньше ростом, взяла со стенда какой-то журнал и прикрыла им лицо, как шпион из старого фильма. Обернувшись к входу и выглядывая из-за журнала, как солдат поверх бруствера, она увидела стоящего в толпе бандита, который вертел головой и злобно шевелил губами.
Лина ссутулилась еще больше и шмыгнула в кафе-кондитерскую "Балтийский хлеб", расположенную справа от центрального входа. Затем пулей промчалась мимо столиков и выбежала обратно на Владимирский проспект, свернула направо между домами и рванула дворами в сторону улицы Рубинштейна. Тут ей повезло. Она заметила такси, высаживавшее пассажира около паба Molly's, запрыгнула в черную "Волгу" и велела:
- Едем на Марата.
Такси послушно тронулось с места, Лина откинулась на сиденье и облегченно вздохнула. Кажется, на этот раз она выпуталась…
Глава 12
Граф, по примеру Шервуда снявший галстук, и раскрасневшийся Желвак спели "Черного ворона" и "Мурку". Шервуд, не оставшись в долгу, с гнусавым техасским акцентом исполнил песню про сбежавшего с каторги парня, который, вернувшись домой, нашел только могилы и, обидевшись, пострелял всех гадов, а потом уехал в Мексику…
Когда Граф перевел текст песни Желваку, тот помрачнел и, шмыгнув носом, сказал:
- Правильная песня. Ты, Майкл, нормальный пацан.
Шервуд, услышав свое имя, вопросительно посмотрел на Графа, и тот сказал по-английски:
- Ник говорит, что песня, которую ты исполнил, проникла в самую глубину его души.
Шервуд засмущался и по-дружески двинул Желвака в плечо.
- Спасибо, - сказал он, - но все равно ваша песня про черную птицу лучше. Прямо как про меня написана. Давайте за это выпьем!
- Легко! - ответил Граф и стал разливать водку по рюмкам.
В это время в кармане у Желвака задрожала трубка.
- Ну кто там еще, - недовольно пробормотал он. - Отдохнуть не дают…
Достав трубку, он поднес ее к уху и проскрипел: -Ну?
Потом с паузами сказал несколько фраз:
- Я сейчас занят. Что значит - очень важно? У меня все дела важные. Уверен? Ну смотри, отвечаешь. Если я решу, что не очень важно, то жопу разорву. Понял? Ладно, давай, одна нога там, другая здесь.
Закончив разговор, он посмотрел на Графа и сказал:
- Вот, звонил один крендель, Гобсек называется. Знаешь такого?
По причине общего алкогольного увеселения Желвак позволил себе некоторую фамильярность, обратившись к Графу на "ты".
- Слышал, - усмехнулся Граф. - Известная личность.
- Говорит, что у него есть новости для нас.
- Так и сказал - для нас?
- Именно! Я, говорит, знаю, что вы там с Графом сидите, и для вас, говорит, специальная новость есть. Сами, говорит, благодарить будете.
- Интересно, - Граф поднял бровь. - Ну и что, приедет?
- Приедет, - кивнул Желвак, - но если новость не новая, я ему…
- Жопу разорвешь, - закончил Граф, тоже демократично перешедший на "ты".
- Вот именно.
- Скоро он будет-то?
- Говорит, через полчаса.
- Ну и ладно, - кивнул Граф. - А мы пока водочки выпьем.
Услышав уже знакомое слово "водочка", Шервуд оживился и, подняв рюмку, сказал:
- На здравье!
- На здравье! - засмеявшись, ответил Граф. - Подожди, брат, вот я тебя русскому языку обучу, и тогда ты будешь знать много тостов. Их у русских - знаешь сколько?
- Не знаю, но верю, - ответил Шервуд. И они снова выпили за здоровье. Шервуд по совету Графа закусил соленым груздочком, а потом сказал:
- У меня друг есть… Старый друг, ну и в бизнесе мы с ним вместе. Сам понимаешь, без друзей никак… Так он на банджо бренчит, как настоящий артист, и песни сам сочиняет. Вот он одну песню недавно сочинил, я музыки не помню, но смысл расскажу.
- Давай, Майкл, расскажи, - одобрительно улыбнулся Граф, - а мы послушаем.
- Ага. Значит, песня такая. Представляешь, по Миссисипи плывет пароход. Старый такой, с колесом позади. А в трюме этого парохода плывет парень, такой, какими мы с тобой были лет двадцать пять назад. И парень этот сидит, значит, в трюме и думает о своей жизни. Отец их бросил, когда он совсем еще пацаном был, мать-проститутка - неизвестно где, сам он ничего не умеет, только ножом махать, и нет у него ни кола ни двора. Но выходит он на пристани маленького городка с красивым названием и встречает обалденную девушку и влюбляется в нее, и она в него влюбляется, хотя он грязный, как негр, и нет у него ничего. И такая у них любовь, на полпесни, а потом он узнает, что это его сестра… А она заболела тяжело и деньги нужны на лекарство, он выходит ночью и убивает проститутку ради десяти долларов, а это оказывается его мать. Шериф его арестовал, а шериф оказывается его отец… Классная песня, правда?
- Классная, - согласился Граф. - Подожди, я ее Нику переведу.
Желвак выслушал перевод и, подняв брови, сказал:
- Так это… У нас тоже такая песня есть, и папаша там прокурор, и мать проститутка, и сестра то ли больная, то ли безногая…
- Действительно, есть, - кивнул Граф. - А о чем это говорит?
- А о чем это говорит? - повторил Желвак.
- А говорит это о том, - Граф со значением поднял палец, - что все воры света одним миром мазаны. И нужды у них одни, и страсти у них одни, и счастье с несчастьем одно на всех.
- Точно! - Желвак от чувств грохнул кулаком по столу.
Дверь тут же приотворилась, и в кабинет заглянул официант.
- Что-нибудь желаете? - с любезной улыбкой спросил он.
- Нет, ничего, - отмахнулся Граф. Потом он повернулся к Желваку и укоризненно сказал:
- Ну что ты, Николай Иваныч, обслугу мне пугаешь!
- Все, Константин Эду… Эдуардович, - Желвак прижал палец к губам, - сидим как мышки. Мы же интеллигентные люди?
- Конечно, интеллигентные, - уверенно кивнул Граф, - особенно те, кого общество авторитетом признает. А ты, Николай Иваныч, и вообще скоро в закон войдешь.
- Ну, Константин Эдуардович, это еще когда будет, - вздохнул Желвак. - И вообще - не говори гоп. Давай-ка еще по водочке.
- Давайте, - неожиданно сказал по-русски Шервуд, - водка на здравье.
Видимо, в процессе застолья он успел выучить часто повторяемое слово "давайте", которое вполне соответствовало простому английскому come on, и решил блеснуть знанием русского языка.
- Во! - обрадованно воскликнул Желвак. - Уже выучил! Это, как его, прогресс!
- Прогресс! - поддержал его Граф. - Ну, за прогресс!
И они выпили за прогресс.
Потом выпили за джинсы, за американцев на Луне, за подвеску Макферсона, а когда Желвак неожиданно предложил тост за развитие животноводства, в дверь тихо постучали.
- Да, войдите, - сказал Граф, повернувшись к двери, и в кабинет бочком проскользнул Миха Гобсек.
- Приветствую вас, Михаил, - учтиво сказал Граф, однако не встал и руки Гобсеку не протянул, а только гостеприимно показал глазами в сторону стола.
Гобсек помялся у двери, затем смущенно кашлянул и, подойдя к указанному месту, осторожно опустился на краешек кресла.
- Николай Иванович сказал, что у вас к нам какая-то новость. Слушаю вас.
- Если позволите, я с самого начала.
- Да, конечно, - кивнул Граф. - Это будет весьма правильно. Водочки?
- Если позволите.
- Конечно, позволю. Мало того, даже настойчиво порекомендую, потому что у нас тут не простая вечеринка, а особая. Тут, понимаете, такое дело… - говорил Граф, наливая Гобсеку, а заодно и всем остальным. - У меня брат нашелся. В самой что ни на есть Америке. Вот такой праздничек.
- Ну, - оживился Гобсек, - за такое дело выпить сам Бог велел.
Он взял рюмку и, посмотрев на братьев, восхищенно покачал головой:
- Это надо же, из самой Америки… Ну, со свиданьицем!
Он снова посмотрел сначала на Графа, потом на Шервуда и опрокинул рюмку в рот. Остальные последовали его примеру, а Гобсек занюхал водку корочкой хлеба и сказал:
- После первой не закусываю.
Граф понимающе кивнул и взялся за бутылку, но Гобсек протестующе выставил руку:
- Да я не в том смысле, Константин Эдуардович. Это просто присказка такая.
- А хоть и присказка, - улыбнулся Граф. - Мы - то уже приняли на грудь…
Он оглядел стол и сказал:
- Аж по целой бутылке. А вы, Михаил, еще свеженький. Так что не чинитесь. Считайте, что это штрафная.
И он налил Гобсеку еще.
Тот поблагодарил радушного хозяина, а в том, что хозяин здесь именно Граф, сомневаться не приходилось, и выпил вторую. Вкусно крякнув, Гобсек выбрал огурчик поменьше, схрумкал его и сказал:
- Если позволите, я все-таки расскажу, зачем пришел.
- Конечно, - сказал Граф, - расскажите. А если еще водочки…
- Не-не, пока хватит, - ответил Гобсек. - В общем, так. По роду своей деятельности я сталкиваюсь со множеством ценных вещей и ювелирных изделий.
- А какое у вас образование? - перебил его Граф.
- У меня? - удивился Гобсек. - Школа и три курса филфака. А что?
- Ну, - Граф улыбнулся, - весьма складно излагаете мысли. Для человека вашей специальности…
- Благодарю вас. Однако к делу. И мне в руки попала одна на первый взгляд весьма обычная вещь. Но… Не желаете взглянуть? Слышал, вы чем-то таким интересуетесь.
- Желаю, - ответил Граф.
- Извольте.
И Гобсек небрежно выложил на стол овальный серебряный медальон.
Все трое уставились на него, как на отрезанную голову Филиппа Киркорова, и настала драматическая пауза. Наконец Граф нервно кашлянул и, бросив на Гобсека быстрый взгляд, взял медальон в руки. Раскрыв его, он, шевеля губами, прочел надпись и сказал Шервуду по-английски:
- Это он. И буква "s" в слове "Lupus" перевернута.
Шервуд резво выхватил медальон из рук брата и внимательно осмотрел его.
- Точно, - радостно сказал он, - и тут еще рядом с замком три черточки нацарапаны. Отец рассказывал о них. Это вроде дополнительного пароля.
Граф посмотрел на Гобсека, который сидел с подчеркнуто равнодушным видом, и, хлопнув его по плечу, сказал:
Посмотрев в ту сторону, он увидел в отдалении игрушечные вагончики, показавшиеся из-за леса. Серега знал, что это московский сидячий экспресс.
"Не подведи нас", - снова услышал Серега голос Артура.
- Я не подведу, - вслух ответил он, зная, что сейчас выполнит важный приказ.
И, когда мчавшийся поезд приблизился, Серега, торжествуя, шагнул на рельсы, расставив руки крестом и закинув голову. То, что произошло в следующую секунду, было похоже на удар помидором об стенку.
Машинист, проработавший на железной дороге уже девятнадцать лет, повернул кран экстренного торможения и флегматично сообщил:
- Восьмой.
Его помощник, проработавший не так долго, вздохнул и отозвался:
- А у меня третий…
Глава 11
АТАС, БАБА ЗА РУЛЕМ!
Артур строго смотрел на меня и молчал.- Ну а что я могла сделать? - сказала я, чтобы хоть что-нибудь сказать. - Я шла себе, а он подъехал на "Волге" и стал спрашивать про какую-то Малую Торговую. А потом - пшик - и я проснулась уже в кресле. Привязанная.
Обреченно покачав головой, Артур улыбнулся и сказал:
- Правило первое - люби и знай свой край. В городе улицы с таким названием нет. Правило второе - никогда не разговаривайте с неизвестными. Надеюсь, классика вам известна?
- Известна, - уныло сказала я, - но ведь я девушка гуманная, а он так вежливо попросил объяснить дорогу…
Пять минут назад Доктора, которого я оглушила пепельницей и привязала к креслу, увезли неприветливые молчаливые мужчины, которых вызвал Артур. В его квартире на улице Стахановцев теперь хозяйничали другие неприветливые мужчины…
Хотя - вру.
Один из них, заходя в квартиру, весьма приветливо подмигнул мне. Это был тот самый майор Беседа, который водил меня по кабинетам с детекторами лжи и правды.
- Гуманность - понятие растяжимое, - сказал Артур и, взяв меня под руку, медленно повел по Стахановцев в сторону Заневского. - Предположим, что кто-то слезно просит вас повеситься у него на глазах. Можно ведь из соображений гуманности и выполнить его просьбу, чтобы не расстраивать человека…
- Не говорите глупости, - засмеялась я. - Может быть, я и дура, но, во-первых, дура красивая, а во-вторых - не до такой же степени!
- Насчет первого не соглашусь, - решительно возразил Артур.
- Что - некрасивая?
- Нет - не дура.
- А насчет второго?
- А на второе жареная рыба.
Я засмеялась и вдруг вспомнила, что Артур что-то говорил про подарок.
- Между прочим, вы говорили о каком-то подарке… - задумчиво сказала я. - Или у меня были слуховые галлюцинации?
- А может быть, это у меня был говорительный бред?
- Такие, как вы, не бредят, - уверенно заявила я. - Кремень и сталь. Их слово крепче кизяка.
- Точно, крепче, - усмехнулся Артур. - А насчет подарка…
Он остановился и сказал:
- Вот он.
Я тоже остановилась и, глядя на него, спросила: -Где?
- Вы зря на меня смотрите. Я, конечно, вполне подарок, но, во-первых, себя я вам уже преподнес, а это, - и он указал на новенькую голубую "Хонду", стоявшую у тротуара, - еще нет. Так что - вот мой подарок.
Он достал из кармана какие-то бумаги и протянул их мне.
- Машина оформлена на вас. Страховка, техосмотр - все сделано.
- То есть как это…
Ничего умнее я сказать не могла.
- А вот так. Следите за губами. Я дарю вам машину, - с преувеличенной артикуляцией произнес Артур.
- Вы сошли с ума… - пробормотала я, не отрывая, впрочем, взгляда от "Хонды". - Такие подарки…
- И слышать ничего не желаю. Хотя, может быть, лучше подарить вам колечко из дутого китайского золота?
- Нет, - я замотала головой, - не надо колечка. Так. Давайте с начала, а то у меня в голове все перепуталось. Эта машина теперь моя?
- Ваша, - терпеливо сказал Артур. - Вы даже можете на всякий случай спросить об этом еще раз. И я отвечу вам то же самое.
Я подошла к "Хонде" и потрогала ее. "Хонда" не растаяла в воздухе и не провалилась сквозь землю.
- Настоящая… - у меня почему-то вдруг защипало в глазах. - Ух ты… Нет, Артур, вы и в самом деле не в своем уме. У меня есть хороший психиатр, могу дать телефончик.
- Это тот, у которого вы лечитесь уже пятый десяток лет? - парировал Артур.
- Кто? - щипать в глазах моментально перестало. - Я? Пятый десяток?
Артур быстро отошел на несколько шагов.
- А что это вы от меня бегаете?
- Я боюсь, - ответил он, опасливо глядя на меня. - Боюсь, что вы снова начнете отдавливать мне ноги.
- Не бойтесь, не начну, - милостиво вздохнула я. Можете приблизиться.
Артур послушно подошел, и я, встав на цыпочки, поцеловала его в губы.
- Вот так, - сказала я.
Губы у него были теплые и сухие… Артур закрыл глаза, и я тут же сказала:
- Только не вздумайте говорить мне, чтобы я больше так не делала.
Снова открыв глаза, Артур с улыбкой посмотрел на меня и сказал:
- Не скажу. Может быть, вам подарить еще одну "Хонду"?
- Не надо. Я поцелую вас и так, - ответила я и поцеловала его еще раз. Артур засмеялся и сказал:
- А если бы я подарил вам теплоход "Мадам Грицацуева"?
- Не стоит разбрасываться пароходами ради того, что и так принадлежит вам.
Артур взял меня за руку и, поднеся ее к своему лицу, подышал в ладонь.
По моему затылку пробежали мурашки, и Артур сказал:
- Да, принадлежит… Мы принадлежим друг другу…
Потом он, сделав над собой видимое усилие, отпустил мою руку и с интонацией терпеливого учителя, говорящего с безнадежно тупым учеником, произнес:
- А эта машина - повторяю в третий раз - принадлежит вам. Почему я не слышу счастливого визга и не наблюдаю дикарских плясок вокруг добычи?
И я счастливо завизжала и запрыгала вокруг "Хонды".
Артур с улыбкой наблюдал за мной, а проходившая тетка с авоськами прошипела:
- Госсссссссссади! Совсем сбрендили, не иначе как с жиру бесются, олигархи проклятые!
- Молчи, жаба! - грозно прикрикнула я на нее. - Авоськи растеряешь!
- Лина! - Артур укоризненно посмотрел на меня. - Ну где ваше воспитание, ваша культура?
- Провалились! - радостно ответила я. - Я изо всех сил прикидывалась воспитанной и культурной, и, как видите, мои старания увенчались успехом - машина моя!
- Ах вы корыстная, бессовестная, многоликая самка! - возмутился Артур. - Вы хоть водить-то машину умеете?
- А умею! - гордо ответила я и вытащила из сумочки права, которые, несмотря на отсутствие личного транспорта, упрямо носила с собой шесть лет. - И хорошо умею, между прочим.
Мне и в самом деле приходилось часто ездить на чужих машинах, особенно когда их хозяева - мои друзья - назюзюкивалисъ на вечеринках. Да и в рекламной фирме у меня была служебная машина, которой я пользовалась как своей.
- А ну, покажите класс! - И Артур протянул мне ключи с брелоком.
Разобравшись с пулътиком сигнализации, я нажала на нужную кнопку. "Хонда" тихонько свистнула и отперла двери.
- Садитесь справа, - небрежно сказала я и пошла к водительской двери, пребольно ударившись голенью о бампер.
Однако виду я не подала, а только подумала, что теперь будет синяк, которого Артур, судя по всему не застанет. Я видела, что он еще не решился безоглядно броситься со мной в вечность. А небезоглядно мне и самой не хотелось…
Сев за руль, я вставила ключ в замок и повернула его.
"Хонда" вздрогнула и тихонько заурчала. Этот звук был настолько приятен, что я не выдержала и снова сказала:
- Ух, здорово!
- Конечно, здорово, - сказал Артур, устраиваясь рядом со мной. - Вот я смотрю на вас и, поверьте мне, получаю удовольствие едва ли не большее, чем вы сами. Верите?
- Верю, - кивнула я, прислушиваясь к шелковому звуку двигателя. - Я сама, когда дарю что-нибудь и вижу, что человек радуется этому, тоже радуюсь, наверное, больше, чем он.
- Да, - кивнул Артур, - это действительно здорово…
- Ну что, поехали?
- Поехали, - сказал Артур и махнул рукой. "Хонда" оказалась автоматом, и, включив "драйв", я решительно нажала на газ.
Мотор взвыл, и нас прижало к спинкам сидений.
- Пожалейте машину! - обеспокоенно воскликнул Артур.
Я сбавила обороты и спокойно ответила:
- Полет проходит в соответствии с графиком. Вижу впереди красный свет. Мягко нажимаю на педаль тормоза, глядя в зеркало заднего вида. А то еще кто-нибудь врежется со страху…
Остановившись перед светофором, я еще раз посмотрела в зеркало и поправила волосы.
- Вот-вот, - горестно кивнул Артур, - вот этого я и боялся. Только не вздумайте красить губы в машине.
- Вы хоть раз видели меня с накрашенными губами? - возмутилась я.
- Нет, не видел, - ответил Артур, - но боюсь, что теперь в вас проснутся могучие женские инстинкты, которые велят женщине красить губы на скорости восемьдесят и резко жать на тормоз, увидев в толпе такую же кофточку, как у вас.
Я в футболке.
- Значит, такую же футболку.
- Замолчите, пассажир, вы мешаете мне править. А то высажу.
- Кстати, насчет высадки… Вы не могли бы высадить меня на проспекте Блюхера?
- Артур, у вас опять дела? - я сделала губы сковородником.
- Да, - вздохнул он, - опять. Оставьте в живых этого дяденьку Ему и так плохо, видите, как криво он идет через дорогу?
- А как насчет кинжала милосердия? - спросила я, объезжая нетвердо шагавшего по проезжей части алкаша. - Может быть, ему лучше погибнуть под колесами экипажа, которым управляет красавица, чем уныло загнуться в богадельне?
- Может быть, - согласился Артур, - но красавицу затаскают по судам.
- Ладно, пусть живет. Какой вам дом на Блюхера нужен?
***
Доставив Артура по указанному адресу, я опять поцеловала его в губы - пусть привыкает, оттаивает, надо же наконец взломать на его сердце давнюю горестную корку… Рядом с ним, в конце концов, живая, теплая женщина.А потом я поехала покататься - куда глаза глядят.
А глядели они в сторону центра, поэтому я очень скоро оказалась на набережной, переехала через Охтинский мост, ныне - мост императора Петра Великого, и через пять минут уже проезжала под мостом Александра Невского. Посмотрев на приборы, я увидела, что не помешало бы заправиться, и тут же впереди показалась заправка "ПТК".
Вот и хорошо, подумала я и стала перестраиваться.
Лихо заехав на заправку, я от чувств чуть не врезалась в стоявший у колонки огромный черный джип, и выходивший из павильона здоровенный детина с совершенно уголовной мордой громко сказал:
- Ты, овца, поаккуратнее, а то на Искровском всю жизнь отрабатывать будешь.
Я знала, что на Искровском пасутся дешевые проститутки, поэтому отлично поняла, что он имел в виду. Опустив стекло, я возмутилась:
- Придержите язык, уважаемый!
- Чо ты там квакаешь? - удивился детина и стукнул кулачищем по крыше "Хонды".
Я испугалась и нажала на газ. И тут случилось то, чего я никак не могла ожидать.
Все мое внимание было сосредоточено на этом бугристом двухметровом уроде, и я не заметила, что впереди, буквально в метре от меня, стояли строительные леса, на которых расположился красивший козырек заправки рабочий.
"Хонда" рванулась вперед, и левая сторона бампера протаранила ближайшую ко мне высокую деревянную ногу. Раздался хруст, нога подломилась, сверху раздалось затейливое ругательство рабочего, потом леса начали крениться в мою сторону, и от испуга я снова нажала на газ.
Машина прыгнула вперед, унося на капоте кусок сломанной доски, а я, посмотрев в зеркало, с ужасом увидела, что дощатый помост вместе с маляром и полным ведром красной краски рухнул прямо на черный лакированный джип.
Маляр, ударившись о крышу джипа, свалился на землю, ведро с краской - тоже. Но прежде оно щедро выкрасило крышу и всю левую сторону джипа в радостный помидорный цвет. Мускулистый, коротко стриженный знаток проститутского бизнеса взревел и бросился за мной в погоню. Я в третий раз нажала на газ и тут же вылетела на набережную Обводного канала, едва не врезавшись в большой и страшный грузовик. Увернувшись от грузовика, я оглянулась и увидела, что джип сорвался с места и мчится за мной.
Та-ак…
Народная мудрость гласит - у бедного Ванюшки вечно в попке камушки.
Простите меня, Артур, но, по-моему, у меня снова проблемы.
Я нажала на газ и понеслась по Обводному, моля всех святых, чтобы под американскими мостами не было пробки.
А там - посмотрим.
***
Лина мчалась по направлению к центру, как пескарь, за которым гонится щука. Черный джип с огромным бандитом за рулем не отставал, и Лине приходилось туго. Наступил час пик, и лавировать между множеством машин, заполнявших улицы, становилось все труднее."Только бы никого не угробить!" - подумала Лина, уворачиваясь от очередного ротозея, с отсутствующим видом переходящего улицу. И тут же сзади послышался удар. Взглянув в зеркало, Лина успела заметить, как тело несчастного пешехода отлетело на тротуар, отброшенное массивным бампером джипа, снова догонявшего ее. Выругавшись, Лина свернула на Разъезжую и, снова взглянув в зеркало, увидела, что бандит повторил ее маневр.
Да, подумала она, водишь ты, конечно, неплохо, но все равно я от тебя смоюсь.
Или ты меня догонишь…
Эта мысль, заставившая Лину содрогнуться, добавила ей адреналина, и, стиснув зубы, она пронеслась на волосок от выехавшего из узкой поперечной улицы автобуса, на верхней палубе которого развлекались и глазели по сторонам беспечные туристы из глубинки.
Догонявшему ее бандиту пришлось притормозить и, резко вывернув руль, объехать успевший высунуться еще на полкорпуса автобус. На этом Лина выиграла несколько десятков метров. Вдруг она увидела в двух кварталах впереди школьников, переходящих улицу, и учительницу, остановившую движение красным флажком. Ехать туда было никак нельзя. Лине не оставалось ничего другого, как повернуть на Большую Московскую. Пролетев до Владимирской площади, Лина увидела, что, судя по клубам дыма и разноцветным вспышкам, там происходила киносъемка.
Она решительно крутанула руль влево и выскочила на Загородный.
И тут же поняла, что сюда сворачивать тоже не стоило. Дорогу ей загораживал стоявший прямо посреди улицы "Додж Караван".
Но объехать его она уже не успела. Аккуратненькая "Хонда" врезалась прямо в радиатор "Доджа". Лина была пристегнута, и поэтому всего лишь больно ударилась коленом о колонку руля. Мгновенно отстегнув ремень, она выскочила из машины и, превозмогая боль, бросилась бежать. Успев отбежать метров на пятнадцать, Лина услышала сзади скрежещущий звук удара и, оглянувшись, увидела черный джип, добивший ее новенькую "Хонду", и вылезшего из него рассвирепевшего бандита, который тут же бросился ее догонять.
Браток гнал Лину с упорством стаи волков, загоняющей оленя.
Лина вдруг испытала испугавшее ее ощущение дежа вю. Ей показалось, что эта погоня уже была в ее жизни, был такой же день, цветные огни, разлетавшиеся от стоявшего у поребрика автомобиля, был такой же страшный мускулистый дикарь, который гнался за ней…
Стряхнув наваждение, она обратила внимание на широко открытые двери универмага "Владимирский пассаж", до которых было метров пятьдесят, и бросилась туда. Ей не оставалось ничего другого, как попытаться скрыться в толпе, чтобы получить время на передышку и обдумывание дальнейших действий.
Расталкивая входивших и выходивших людей, Лина вбежала в вестибюль и, смешавшись с толпой, резко сбавила обороты. Ей нельзя было выделяться. Она ссутулилась, чтобы стать меньше ростом, взяла со стенда какой-то журнал и прикрыла им лицо, как шпион из старого фильма. Обернувшись к входу и выглядывая из-за журнала, как солдат поверх бруствера, она увидела стоящего в толпе бандита, который вертел головой и злобно шевелил губами.
Лина ссутулилась еще больше и шмыгнула в кафе-кондитерскую "Балтийский хлеб", расположенную справа от центрального входа. Затем пулей промчалась мимо столиков и выбежала обратно на Владимирский проспект, свернула направо между домами и рванула дворами в сторону улицы Рубинштейна. Тут ей повезло. Она заметила такси, высаживавшее пассажира около паба Molly's, запрыгнула в черную "Волгу" и велела:
- Едем на Марата.
Такси послушно тронулось с места, Лина откинулась на сиденье и облегченно вздохнула. Кажется, на этот раз она выпуталась…
Глава 12
О ПОЛЬЗЕ НЕДРУЖЕСКИХ СВЯЗЕЙ
Очередная вечеринка, посвященная братанию российского и американского криминала, была в самом разгаре.Граф, по примеру Шервуда снявший галстук, и раскрасневшийся Желвак спели "Черного ворона" и "Мурку". Шервуд, не оставшись в долгу, с гнусавым техасским акцентом исполнил песню про сбежавшего с каторги парня, который, вернувшись домой, нашел только могилы и, обидевшись, пострелял всех гадов, а потом уехал в Мексику…
Когда Граф перевел текст песни Желваку, тот помрачнел и, шмыгнув носом, сказал:
- Правильная песня. Ты, Майкл, нормальный пацан.
Шервуд, услышав свое имя, вопросительно посмотрел на Графа, и тот сказал по-английски:
- Ник говорит, что песня, которую ты исполнил, проникла в самую глубину его души.
Шервуд засмущался и по-дружески двинул Желвака в плечо.
- Спасибо, - сказал он, - но все равно ваша песня про черную птицу лучше. Прямо как про меня написана. Давайте за это выпьем!
- Легко! - ответил Граф и стал разливать водку по рюмкам.
В это время в кармане у Желвака задрожала трубка.
- Ну кто там еще, - недовольно пробормотал он. - Отдохнуть не дают…
Достав трубку, он поднес ее к уху и проскрипел: -Ну?
Потом с паузами сказал несколько фраз:
- Я сейчас занят. Что значит - очень важно? У меня все дела важные. Уверен? Ну смотри, отвечаешь. Если я решу, что не очень важно, то жопу разорву. Понял? Ладно, давай, одна нога там, другая здесь.
Закончив разговор, он посмотрел на Графа и сказал:
- Вот, звонил один крендель, Гобсек называется. Знаешь такого?
По причине общего алкогольного увеселения Желвак позволил себе некоторую фамильярность, обратившись к Графу на "ты".
- Слышал, - усмехнулся Граф. - Известная личность.
- Говорит, что у него есть новости для нас.
- Так и сказал - для нас?
- Именно! Я, говорит, знаю, что вы там с Графом сидите, и для вас, говорит, специальная новость есть. Сами, говорит, благодарить будете.
- Интересно, - Граф поднял бровь. - Ну и что, приедет?
- Приедет, - кивнул Желвак, - но если новость не новая, я ему…
- Жопу разорвешь, - закончил Граф, тоже демократично перешедший на "ты".
- Вот именно.
- Скоро он будет-то?
- Говорит, через полчаса.
- Ну и ладно, - кивнул Граф. - А мы пока водочки выпьем.
Услышав уже знакомое слово "водочка", Шервуд оживился и, подняв рюмку, сказал:
- На здравье!
- На здравье! - засмеявшись, ответил Граф. - Подожди, брат, вот я тебя русскому языку обучу, и тогда ты будешь знать много тостов. Их у русских - знаешь сколько?
- Не знаю, но верю, - ответил Шервуд. И они снова выпили за здоровье. Шервуд по совету Графа закусил соленым груздочком, а потом сказал:
- У меня друг есть… Старый друг, ну и в бизнесе мы с ним вместе. Сам понимаешь, без друзей никак… Так он на банджо бренчит, как настоящий артист, и песни сам сочиняет. Вот он одну песню недавно сочинил, я музыки не помню, но смысл расскажу.
- Давай, Майкл, расскажи, - одобрительно улыбнулся Граф, - а мы послушаем.
- Ага. Значит, песня такая. Представляешь, по Миссисипи плывет пароход. Старый такой, с колесом позади. А в трюме этого парохода плывет парень, такой, какими мы с тобой были лет двадцать пять назад. И парень этот сидит, значит, в трюме и думает о своей жизни. Отец их бросил, когда он совсем еще пацаном был, мать-проститутка - неизвестно где, сам он ничего не умеет, только ножом махать, и нет у него ни кола ни двора. Но выходит он на пристани маленького городка с красивым названием и встречает обалденную девушку и влюбляется в нее, и она в него влюбляется, хотя он грязный, как негр, и нет у него ничего. И такая у них любовь, на полпесни, а потом он узнает, что это его сестра… А она заболела тяжело и деньги нужны на лекарство, он выходит ночью и убивает проститутку ради десяти долларов, а это оказывается его мать. Шериф его арестовал, а шериф оказывается его отец… Классная песня, правда?
- Классная, - согласился Граф. - Подожди, я ее Нику переведу.
Желвак выслушал перевод и, подняв брови, сказал:
- Так это… У нас тоже такая песня есть, и папаша там прокурор, и мать проститутка, и сестра то ли больная, то ли безногая…
- Действительно, есть, - кивнул Граф. - А о чем это говорит?
- А о чем это говорит? - повторил Желвак.
- А говорит это о том, - Граф со значением поднял палец, - что все воры света одним миром мазаны. И нужды у них одни, и страсти у них одни, и счастье с несчастьем одно на всех.
- Точно! - Желвак от чувств грохнул кулаком по столу.
Дверь тут же приотворилась, и в кабинет заглянул официант.
- Что-нибудь желаете? - с любезной улыбкой спросил он.
- Нет, ничего, - отмахнулся Граф. Потом он повернулся к Желваку и укоризненно сказал:
- Ну что ты, Николай Иваныч, обслугу мне пугаешь!
- Все, Константин Эду… Эдуардович, - Желвак прижал палец к губам, - сидим как мышки. Мы же интеллигентные люди?
- Конечно, интеллигентные, - уверенно кивнул Граф, - особенно те, кого общество авторитетом признает. А ты, Николай Иваныч, и вообще скоро в закон войдешь.
- Ну, Константин Эдуардович, это еще когда будет, - вздохнул Желвак. - И вообще - не говори гоп. Давай-ка еще по водочке.
- Давайте, - неожиданно сказал по-русски Шервуд, - водка на здравье.
Видимо, в процессе застолья он успел выучить часто повторяемое слово "давайте", которое вполне соответствовало простому английскому come on, и решил блеснуть знанием русского языка.
- Во! - обрадованно воскликнул Желвак. - Уже выучил! Это, как его, прогресс!
- Прогресс! - поддержал его Граф. - Ну, за прогресс!
И они выпили за прогресс.
Потом выпили за джинсы, за американцев на Луне, за подвеску Макферсона, а когда Желвак неожиданно предложил тост за развитие животноводства, в дверь тихо постучали.
- Да, войдите, - сказал Граф, повернувшись к двери, и в кабинет бочком проскользнул Миха Гобсек.
- Приветствую вас, Михаил, - учтиво сказал Граф, однако не встал и руки Гобсеку не протянул, а только гостеприимно показал глазами в сторону стола.
Гобсек помялся у двери, затем смущенно кашлянул и, подойдя к указанному месту, осторожно опустился на краешек кресла.
- Николай Иванович сказал, что у вас к нам какая-то новость. Слушаю вас.
- Если позволите, я с самого начала.
- Да, конечно, - кивнул Граф. - Это будет весьма правильно. Водочки?
- Если позволите.
- Конечно, позволю. Мало того, даже настойчиво порекомендую, потому что у нас тут не простая вечеринка, а особая. Тут, понимаете, такое дело… - говорил Граф, наливая Гобсеку, а заодно и всем остальным. - У меня брат нашелся. В самой что ни на есть Америке. Вот такой праздничек.
- Ну, - оживился Гобсек, - за такое дело выпить сам Бог велел.
Он взял рюмку и, посмотрев на братьев, восхищенно покачал головой:
- Это надо же, из самой Америки… Ну, со свиданьицем!
Он снова посмотрел сначала на Графа, потом на Шервуда и опрокинул рюмку в рот. Остальные последовали его примеру, а Гобсек занюхал водку корочкой хлеба и сказал:
- После первой не закусываю.
Граф понимающе кивнул и взялся за бутылку, но Гобсек протестующе выставил руку:
- Да я не в том смысле, Константин Эдуардович. Это просто присказка такая.
- А хоть и присказка, - улыбнулся Граф. - Мы - то уже приняли на грудь…
Он оглядел стол и сказал:
- Аж по целой бутылке. А вы, Михаил, еще свеженький. Так что не чинитесь. Считайте, что это штрафная.
И он налил Гобсеку еще.
Тот поблагодарил радушного хозяина, а в том, что хозяин здесь именно Граф, сомневаться не приходилось, и выпил вторую. Вкусно крякнув, Гобсек выбрал огурчик поменьше, схрумкал его и сказал:
- Если позволите, я все-таки расскажу, зачем пришел.
- Конечно, - сказал Граф, - расскажите. А если еще водочки…
- Не-не, пока хватит, - ответил Гобсек. - В общем, так. По роду своей деятельности я сталкиваюсь со множеством ценных вещей и ювелирных изделий.
- А какое у вас образование? - перебил его Граф.
- У меня? - удивился Гобсек. - Школа и три курса филфака. А что?
- Ну, - Граф улыбнулся, - весьма складно излагаете мысли. Для человека вашей специальности…
- Благодарю вас. Однако к делу. И мне в руки попала одна на первый взгляд весьма обычная вещь. Но… Не желаете взглянуть? Слышал, вы чем-то таким интересуетесь.
- Желаю, - ответил Граф.
- Извольте.
И Гобсек небрежно выложил на стол овальный серебряный медальон.
Все трое уставились на него, как на отрезанную голову Филиппа Киркорова, и настала драматическая пауза. Наконец Граф нервно кашлянул и, бросив на Гобсека быстрый взгляд, взял медальон в руки. Раскрыв его, он, шевеля губами, прочел надпись и сказал Шервуду по-английски:
- Это он. И буква "s" в слове "Lupus" перевернута.
Шервуд резво выхватил медальон из рук брата и внимательно осмотрел его.
- Точно, - радостно сказал он, - и тут еще рядом с замком три черточки нацарапаны. Отец рассказывал о них. Это вроде дополнительного пароля.
Граф посмотрел на Гобсека, который сидел с подчеркнуто равнодушным видом, и, хлопнув его по плечу, сказал: