Страница:
Ответ прозвучал приблизительно так:
«А вы нацепите на своих секретных сотрудников бейджики – типа „Не трогать! Работает в Организации!“ А то ведь в лицо их не знаем. Кидаем всех, кто попадается под руку. На что ж тогда жить, кого вымолачивать, [7] если метать икру [8] при виде любого лоха: «А вдруг какой деловой? А вдруг потом за него нам накатят предъяву?»»
«Мне до лампочки, – улыбнулся Антон, – по какому принципу вы себе выбираете жертв. Просто ставлю тебя в известность, что всякий раз, когда тронете кого-либо из наших, будете отвечать. А мы для почина накажем тех перцев, которые в среду побеспокоили нашего человека».
«Не забывай: ваш человек дал такую оборотку, что один из моих сейчас в больничке. И неизвестно, сколько там проваляется. Так что это еще вопрос, кто кому должен».
«Никакого вопроса, – отрезал Антон. – Кто начал, тот и должен. Поэтому делаем вот что: тот подраненный, который в больнице, пусть так дальше там и валяется. Бог с ним, с болезным. Что же касается остальных, кто работал с ним в группе… Короче, в субботу все они к семи вечера должны быть в „Чаше Грааля“. Только они! –выделил голосом последнюю фразу Антон. – А ты со своими танкистами [9] чтобы не крутился там даже и близко».
«Ты что же, считаешь: я так просто возьму и отдам вам своих жульманов? – Грузин скривил тонкие губы в надменной улыбке. – Да кем же я после этого буду?»
«Ничего плохого с твоими жульманами не сделаем. И пальцем не тронем. Потолкуем, и все… Через пару часов они уже будут стоять перед тобой и докладывать, что все ништяк».
«Нет!»
«Ты разве хочешь войны, генацвале? С нами?!! Опомнись…»
«Еще раз нет, дорогой!!! А насчет войны… Хм, интересно. Об этом стоит подумать»…
Вот примерно в таком непростом ключе проходили накануне переговоры между Антоном и одним из питерских положенцев. Переговоры, зашедшие, как и предполагал изначально Антон, в беспросветный тупик. Никто никому никаких гарантий так и не смог дать. Вернее, гарантии были лишь на словах, а что значат простые слова, когда одна сторона представляет блатной мир, а другая – некую полуправительственную организацию?..
– А ведь когда мы обсуждали эту операцию с Борщихой, все казалось элементарным, – разочарованно произнес я. – И я, и она… мы оба даже предположить не могли, что на перспективу конфронтации с нами блатнякам окажется начхать. Даже не сомневались, что нескольких проштрафившихся воришек нам отдадут, стоит лишь попросить. Ан нет!
– Денис, ты не учитываешь, что мы имеем дело с пиковыми. [10] – Антон допил пиво, поставил пустую банку на столик. – Вроде бы, такие же уголовники, как и славяне, вроде бы, руководствуются одними и теми же воровскими понятиями, но разница между ними на самом деле огромная. Со славянами разговаривать просто. Попробуешь о чем-нибудь договориться с лаврушником – наткнешься на сплошные понты. Особенно если имеешь дело с таким нафаршированным амбициями щенком, с каким я общался сегодня. Ко всему прочему, у этих баранов особый менталитет, и они очень часто принимают решения вопреки здравому смыслу, зато в соответствии со своим первобытным законом гор. Тот вчерашний чувак даже толком не выучил русский язык, так чего уж там говорить о тонкостях цивилизованной жизни! Он даже представить не может, что порой, чтобы не подставлять под войну сотни людей, куда разумнее попрать свои принципы, какими бы чистыми и благородными они ни казались, и принести в жертву всего двоих – троих земляков. Тем более, что они виноваты…
– Не могу за это его осуждать, – прервал я затянувшуюся тираду Антона.
– Я тоже. Но не забывай вот о чем. Этот момавали сейчас живет лишь одной мыслью: как бы поскорее короноваться. Так что не могу исключить, что он сегодня уперся вовсе не потому, что так уж печется о своих лизунах, [11] а потому, что боится подорвать свой авторитет. Для этого шпака предпочтительнее война. Что ж, – губы Антона раздвинулись в зловещей улыбочке, – мы эту забаву ему обеспечим легко. И вышвырнем всю его кодлу из Питера меньше чем за день. – Он с громким пшиком открыл новую баночку пива, пеной облил себе брюки, крепко выругался и продолжал: – Это мой город, я в нем родился, я прожил в нем всю свою жизнь! А этот сопляк вылупился из яйца в каком-то горном ауле и здесь только гость. Но вчера он разговаривал со мной как хозяин. Просто потому, что не знал, перед кем сидит. Он, конечно, слышал об Организации. Все они слышали, твари! Но никто из них даже представить не может, что же это такое на самом деле…
Антон, спохватившись, что чуть было не наболтал лишнего, резко умолк, переключил все свое внимание на «Туборг». И я, и Олег, и Данила, перед которыми он только что вдохновенно митинговал, вдруг перестали для него существовать.
Минута… Вторая…
Антон потягивал пиво и, погруженный в какие-то тяжкие думы, не произносил ни единого слова. Сейчас он больше походил на эдакого отрешенного от мирских забот созерцателя, нежели на секретного агента могущественной Организации.
«Черт с ним, пускай отдохнет», – решил я и принялся обсуждать с его спутниками, как они будут охранять Василису.
Через пятнадцать минут я уже был в курсе, что Олег и Данила – профессиональные телохранители, обученные и таким тонкостям, как скрытое сопровождение и сопровождение принципала на расстоянии. Именно это нам и требовалось. Пасти Василису собирались на неброской «копейке» с форсированным движком и усиленной подвеской. Или – там, где нельзя на машине, – просто пешком. Естественно, соблюдая дистанцию. И, если этого потребует ситуация, изображая из себя подгулявших приятелей, с трудом держащихся на ногах и не имеющих никакого отношения к одинокой девчонке.
– Не двоих подгулявших приятелей, а троих, – внес поправку я. – Дам вам в нагрузку еще одного человека. Оператора. Думаю, он не помешает. Вы будете делать свою работу, а он свою.
– О\'кей, – согласно кивнул Данила. – Не помешает.
Он не мог не вызвать симпатии, этот слегка флегматичный амбал. Впрочем, как и его напарник. За час, что они пробыли у меня, ни один не закурил и не прикоснулся к пиву. Что одно, что другое я зачислил им в плюс. И в конце концов не смог удержаться от комплимента:
– За Василису теперь я спокоен. Хоть Антон и уверяет, что так никогда не бывает, могу сказать твердо: спокоен на все сто процентов. Или я не прав?
– Вообще-то, – в ответ многозначительно улыбнулся Олег, – может быть, завтра в «Чаше Грааля» у тебя будет возможность посмотреть нас в работе.
Типун тебе на язык!
Я очень надеялся, что до этого не дойдет.
Но интуиция подсказывала обратное:
«Хочешь не хочешь, а без серьезной разборки не обойдется. В результате которой „Подстава“ добавит в свой банк под названием „зрительский рейтинг“ очередную пригоршню черных жетонов. [12] А ты, Забродин, пополнишь список своих, мягко сказать, недоброжелателей еще одним: к ментам, бандитам и мафиози в лице Наркевича и Афанасова добавится грузинская воровская диаспора. И получится полный джентльменский набор экстремала, мечтающего, чтобы у него горела земля под ногами, – именно то, к чему последнее время ты так упорно стремишься».
Антон наконец вышел из состояния глубокой прострации. Открыл очередную баночку «Туборга». Объяснил свое затянувшееся на полчаса отсутствие в реальности так:
– Я вот что сейчас обмозговывал. Насчет завтрашней стрелки…
И мы вчетвером опять погрузились в обсуждение предстоящей встречи с барсеточниками и вполне вероятной разборки с их крышей.
…На часах была полночь, когда я вызвал из памяти телефона тот номер, который мне дали позавчера.
Ответили сразу. Знакомый «кавказский акцент».
– Узнал, кто говорит? – вместо того, чтобы поздороваться, спросил я.
Он помолчал, собираясь с мыслями. Я щедро выделил ему на это пару секунд. И, наконец, дождался лаконичного:
– Да.
– Навел справки, кто я такой?
– Нет. – Кажется, этот нерусский либо уже спал, когда я позвонил, либо решил изъясняться сегодня со мной исключительно односложно.
– Ничего, завтра узнаешь. Тебе уже передали, где и когда?
– Ничего не передавали. Кто мог передать?
– Было кому, – отрубил я, совершенно уверенный в том, что «кавказский акцент» сейчас лепит горбатого. Несомненно, его уже поставили в известность, с кем завтра предстоит иметь дело. И, конечно, до икоты накачали инструкциями. – Завтра в семь вечера жду тех, кто испоганил мне лаком стекло, в «Чаше Грааля». Это небольшой кабачок в Сосновой Поляне. – Я назвал точный адрес. – Он будет закрыт на мероприятие, но вас пропустят. Сразу учти две важные вещи. Первое: вас должно быть не больше четырех человек. Второе: никакого оружия. Оно вам не понадобится. Ни торцевать, ни ставить на бабки вас никто не собирается. Посидим, потолкуем, покушаем. Так что не бздите, все будет путем. Усвоил, приятель?
– Договорились, – невнятно пробухтел в ответ «кавказский акцент». Все-таки, кажется, я его своим звонком разбудил. – Мы будем. – И он, не прощаясь, повесил трубку.
А я подумал, что так до сих пор и не спросил, как же его зовут.
Ничего, познакомимся завтра. Если, конечно, это знакомство не сорвет чересчур рьяный ишак момавали.
– Денис Дмитриевич, это пустая трата времени, – затараторила Светка, стоило мне взять трубку. – Кроме детей и собачников на этого обормота никто не обращает внимания. Так ведь можно проболтаться впустую все лето.
– Ну и болтайся. – Я удивился: «И чего ей неймется!» – Гуляешь с собачкой, дышишь воздухом, попиваешь пивко, и за это тебе, между прочим, отстегивают приличные бабки. Чем ты недовольна?
– У меня скоро отвалится рука! Это во-первых. Во-вторых, ко мне постоянно пристают какие-то пьяные синяки и… – Светлана хихикнула. Похоже, что пристававшие к ней синяки были не такими уж пьяными и синими, если воспоминание о них привело ее в хорошее расположение духа, – и почему-то курсанты. Тоже пьяные. И ту-у-упы-ы-ые! Все, как сговорились, первым делом интересуются: не Глюкоза ли я?
«Нельзя их в этом винить, – сразу подумал я. – Даже мне, встреть я худенькую белобрысую Светку с ее доберманом, первым делом пришла бы в голову именно эта ассоциация. Что уж тут говорить о бедных курсантах с их закупоренными мыслительными каналами и мозговыми извилинами, строго – как стрелки компасов – ориентированными в одну сторону».
– А в-третьих, – продолжала Светлана, – терпеть не могу делать что-нибудь, что не приносит никаких результатов, и к тому же еще получать за это зарплату.
– Ах ты ж, какие мы щепетильные! – заметил с иронией я. – Впрочем, здесь я тебя понимаю. Сам не люблю работать впустую. Но объясни мне другое. С чего это вдруг у тебя отваливается рука? Была б ты мужиком. Одиноким…
Глава 3 НА ОКНАХ РЕШЕТКИ – НА ДЖИПЕ ЛЕБЕДКА
«А вы нацепите на своих секретных сотрудников бейджики – типа „Не трогать! Работает в Организации!“ А то ведь в лицо их не знаем. Кидаем всех, кто попадается под руку. На что ж тогда жить, кого вымолачивать, [7] если метать икру [8] при виде любого лоха: «А вдруг какой деловой? А вдруг потом за него нам накатят предъяву?»»
«Мне до лампочки, – улыбнулся Антон, – по какому принципу вы себе выбираете жертв. Просто ставлю тебя в известность, что всякий раз, когда тронете кого-либо из наших, будете отвечать. А мы для почина накажем тех перцев, которые в среду побеспокоили нашего человека».
«Не забывай: ваш человек дал такую оборотку, что один из моих сейчас в больничке. И неизвестно, сколько там проваляется. Так что это еще вопрос, кто кому должен».
«Никакого вопроса, – отрезал Антон. – Кто начал, тот и должен. Поэтому делаем вот что: тот подраненный, который в больнице, пусть так дальше там и валяется. Бог с ним, с болезным. Что же касается остальных, кто работал с ним в группе… Короче, в субботу все они к семи вечера должны быть в „Чаше Грааля“. Только они! –выделил голосом последнюю фразу Антон. – А ты со своими танкистами [9] чтобы не крутился там даже и близко».
«Ты что же, считаешь: я так просто возьму и отдам вам своих жульманов? – Грузин скривил тонкие губы в надменной улыбке. – Да кем же я после этого буду?»
«Ничего плохого с твоими жульманами не сделаем. И пальцем не тронем. Потолкуем, и все… Через пару часов они уже будут стоять перед тобой и докладывать, что все ништяк».
«Нет!»
«Ты разве хочешь войны, генацвале? С нами?!! Опомнись…»
«Еще раз нет, дорогой!!! А насчет войны… Хм, интересно. Об этом стоит подумать»…
Вот примерно в таком непростом ключе проходили накануне переговоры между Антоном и одним из питерских положенцев. Переговоры, зашедшие, как и предполагал изначально Антон, в беспросветный тупик. Никто никому никаких гарантий так и не смог дать. Вернее, гарантии были лишь на словах, а что значат простые слова, когда одна сторона представляет блатной мир, а другая – некую полуправительственную организацию?..
– А ведь когда мы обсуждали эту операцию с Борщихой, все казалось элементарным, – разочарованно произнес я. – И я, и она… мы оба даже предположить не могли, что на перспективу конфронтации с нами блатнякам окажется начхать. Даже не сомневались, что нескольких проштрафившихся воришек нам отдадут, стоит лишь попросить. Ан нет!
– Денис, ты не учитываешь, что мы имеем дело с пиковыми. [10] – Антон допил пиво, поставил пустую банку на столик. – Вроде бы, такие же уголовники, как и славяне, вроде бы, руководствуются одними и теми же воровскими понятиями, но разница между ними на самом деле огромная. Со славянами разговаривать просто. Попробуешь о чем-нибудь договориться с лаврушником – наткнешься на сплошные понты. Особенно если имеешь дело с таким нафаршированным амбициями щенком, с каким я общался сегодня. Ко всему прочему, у этих баранов особый менталитет, и они очень часто принимают решения вопреки здравому смыслу, зато в соответствии со своим первобытным законом гор. Тот вчерашний чувак даже толком не выучил русский язык, так чего уж там говорить о тонкостях цивилизованной жизни! Он даже представить не может, что порой, чтобы не подставлять под войну сотни людей, куда разумнее попрать свои принципы, какими бы чистыми и благородными они ни казались, и принести в жертву всего двоих – троих земляков. Тем более, что они виноваты…
– Не могу за это его осуждать, – прервал я затянувшуюся тираду Антона.
– Я тоже. Но не забывай вот о чем. Этот момавали сейчас живет лишь одной мыслью: как бы поскорее короноваться. Так что не могу исключить, что он сегодня уперся вовсе не потому, что так уж печется о своих лизунах, [11] а потому, что боится подорвать свой авторитет. Для этого шпака предпочтительнее война. Что ж, – губы Антона раздвинулись в зловещей улыбочке, – мы эту забаву ему обеспечим легко. И вышвырнем всю его кодлу из Питера меньше чем за день. – Он с громким пшиком открыл новую баночку пива, пеной облил себе брюки, крепко выругался и продолжал: – Это мой город, я в нем родился, я прожил в нем всю свою жизнь! А этот сопляк вылупился из яйца в каком-то горном ауле и здесь только гость. Но вчера он разговаривал со мной как хозяин. Просто потому, что не знал, перед кем сидит. Он, конечно, слышал об Организации. Все они слышали, твари! Но никто из них даже представить не может, что же это такое на самом деле…
Антон, спохватившись, что чуть было не наболтал лишнего, резко умолк, переключил все свое внимание на «Туборг». И я, и Олег, и Данила, перед которыми он только что вдохновенно митинговал, вдруг перестали для него существовать.
Минута… Вторая…
Антон потягивал пиво и, погруженный в какие-то тяжкие думы, не произносил ни единого слова. Сейчас он больше походил на эдакого отрешенного от мирских забот созерцателя, нежели на секретного агента могущественной Организации.
«Черт с ним, пускай отдохнет», – решил я и принялся обсуждать с его спутниками, как они будут охранять Василису.
Через пятнадцать минут я уже был в курсе, что Олег и Данила – профессиональные телохранители, обученные и таким тонкостям, как скрытое сопровождение и сопровождение принципала на расстоянии. Именно это нам и требовалось. Пасти Василису собирались на неброской «копейке» с форсированным движком и усиленной подвеской. Или – там, где нельзя на машине, – просто пешком. Естественно, соблюдая дистанцию. И, если этого потребует ситуация, изображая из себя подгулявших приятелей, с трудом держащихся на ногах и не имеющих никакого отношения к одинокой девчонке.
– Не двоих подгулявших приятелей, а троих, – внес поправку я. – Дам вам в нагрузку еще одного человека. Оператора. Думаю, он не помешает. Вы будете делать свою работу, а он свою.
– О\'кей, – согласно кивнул Данила. – Не помешает.
Он не мог не вызвать симпатии, этот слегка флегматичный амбал. Впрочем, как и его напарник. За час, что они пробыли у меня, ни один не закурил и не прикоснулся к пиву. Что одно, что другое я зачислил им в плюс. И в конце концов не смог удержаться от комплимента:
– За Василису теперь я спокоен. Хоть Антон и уверяет, что так никогда не бывает, могу сказать твердо: спокоен на все сто процентов. Или я не прав?
– Вообще-то, – в ответ многозначительно улыбнулся Олег, – может быть, завтра в «Чаше Грааля» у тебя будет возможность посмотреть нас в работе.
Типун тебе на язык!
Я очень надеялся, что до этого не дойдет.
Но интуиция подсказывала обратное:
«Хочешь не хочешь, а без серьезной разборки не обойдется. В результате которой „Подстава“ добавит в свой банк под названием „зрительский рейтинг“ очередную пригоршню черных жетонов. [12] А ты, Забродин, пополнишь список своих, мягко сказать, недоброжелателей еще одним: к ментам, бандитам и мафиози в лице Наркевича и Афанасова добавится грузинская воровская диаспора. И получится полный джентльменский набор экстремала, мечтающего, чтобы у него горела земля под ногами, – именно то, к чему последнее время ты так упорно стремишься».
Антон наконец вышел из состояния глубокой прострации. Открыл очередную баночку «Туборга». Объяснил свое затянувшееся на полчаса отсутствие в реальности так:
– Я вот что сейчас обмозговывал. Насчет завтрашней стрелки…
И мы вчетвером опять погрузились в обсуждение предстоящей встречи с барсеточниками и вполне вероятной разборки с их крышей.
…На часах была полночь, когда я вызвал из памяти телефона тот номер, который мне дали позавчера.
Ответили сразу. Знакомый «кавказский акцент».
– Узнал, кто говорит? – вместо того, чтобы поздороваться, спросил я.
Он помолчал, собираясь с мыслями. Я щедро выделил ему на это пару секунд. И, наконец, дождался лаконичного:
– Да.
– Навел справки, кто я такой?
– Нет. – Кажется, этот нерусский либо уже спал, когда я позвонил, либо решил изъясняться сегодня со мной исключительно односложно.
– Ничего, завтра узнаешь. Тебе уже передали, где и когда?
– Ничего не передавали. Кто мог передать?
– Было кому, – отрубил я, совершенно уверенный в том, что «кавказский акцент» сейчас лепит горбатого. Несомненно, его уже поставили в известность, с кем завтра предстоит иметь дело. И, конечно, до икоты накачали инструкциями. – Завтра в семь вечера жду тех, кто испоганил мне лаком стекло, в «Чаше Грааля». Это небольшой кабачок в Сосновой Поляне. – Я назвал точный адрес. – Он будет закрыт на мероприятие, но вас пропустят. Сразу учти две важные вещи. Первое: вас должно быть не больше четырех человек. Второе: никакого оружия. Оно вам не понадобится. Ни торцевать, ни ставить на бабки вас никто не собирается. Посидим, потолкуем, покушаем. Так что не бздите, все будет путем. Усвоил, приятель?
– Договорились, – невнятно пробухтел в ответ «кавказский акцент». Все-таки, кажется, я его своим звонком разбудил. – Мы будем. – И он, не прощаясь, повесил трубку.
А я подумал, что так до сих пор и не спросил, как же его зовут.
Ничего, познакомимся завтра. Если, конечно, это знакомство не сорвет чересчур рьяный ишак момавали.
* * *
На следующий день, лишь только я пришел на работу, меня сразу атаковала по телефону Светлана – та самая девочка из театральной академии, которая полмесяца назад так удачно подставилась под «дорожников». Теперь она выполняла другое задание: вот уже вторую неделю каждый вечер подолгу выгуливала в парке Победы добродушного до инфантильности добермана, взятого напрокат в собачьем приюте. Пока безуспешно.– Денис Дмитриевич, это пустая трата времени, – затараторила Светка, стоило мне взять трубку. – Кроме детей и собачников на этого обормота никто не обращает внимания. Так ведь можно проболтаться впустую все лето.
– Ну и болтайся. – Я удивился: «И чего ей неймется!» – Гуляешь с собачкой, дышишь воздухом, попиваешь пивко, и за это тебе, между прочим, отстегивают приличные бабки. Чем ты недовольна?
– У меня скоро отвалится рука! Это во-первых. Во-вторых, ко мне постоянно пристают какие-то пьяные синяки и… – Светлана хихикнула. Похоже, что пристававшие к ней синяки были не такими уж пьяными и синими, если воспоминание о них привело ее в хорошее расположение духа, – и почему-то курсанты. Тоже пьяные. И ту-у-упы-ы-ые! Все, как сговорились, первым делом интересуются: не Глюкоза ли я?
«Нельзя их в этом винить, – сразу подумал я. – Даже мне, встреть я худенькую белобрысую Светку с ее доберманом, первым делом пришла бы в голову именно эта ассоциация. Что уж тут говорить о бедных курсантах с их закупоренными мыслительными каналами и мозговыми извилинами, строго – как стрелки компасов – ориентированными в одну сторону».
– А в-третьих, – продолжала Светлана, – терпеть не могу делать что-нибудь, что не приносит никаких результатов, и к тому же еще получать за это зарплату.
– Ах ты ж, какие мы щепетильные! – заметил с иронией я. – Впрочем, здесь я тебя понимаю. Сам не люблю работать впустую. Но объясни мне другое. С чего это вдруг у тебя отваливается рука? Была б ты мужиком. Одиноким…
– Этот придурок постоянно заставляет меня кидать палки! – не дала мне развить интересную тему Светлана. Куда сильнее, нежели одинокие мужики с натруженными руками, ее волновал доберман. – Когда-нибудь я не выдержу и обломаю одну из них об его костлявый хребет!
Обладателя костлявого хребта звали Гимлером, и, по моему мнению, это была не совсем подходящая кличка для несерьезного жизнелюбивого обормота. Пусть даже и добермана.
– Ха! – развеселился я. – Детка, оказывается, ты не любишь собак… Короче, у тебя есть какое-то конкретное предложение или ты просто звонишь мне пожаловаться на жизнь?
– Конкретное предложение. – Светлана тут же принялась развивать свою мысль: – Если за десять дней я ни разу не наткнулась в парке Победы на этих типов, значит, они здесь и не водятся. У них другие места охоты…
Типов, с которыми никак не удавалось пересечься Светлане, мы между собой называли «кинологами». Вообще-то, между этой довольно редкой породой мошенников и уже хорошо знакомыми нам «дорожниками» существовало довольно близкое сходство. И те, и другие сперва подставлялись, а потом разводили клиента на деньги. Разве что жертвами «дорожников» являлись автомобилисты, «кинологи» же специализировались на владельцах породистых и недешевых собак.
Этим бизнесом занимались люди, как правило, в той или иной мере причастные к собаководству и умеющие спровоцировать самую добродушную и флегматичную псину – незаметными глазу хозяина приемами вызвать у нее агрессивную реакцию на свои действия. В результате животное «нападало» на своего обидчика, который со стороны выглядел невинной жертвой внезапно взбесившегося пса. Сделать так, чтобы собака оставила на теле и одежде «потерпевшего» следы укусов, которые выглядели бы весьма внушительно (хотя на самом деле и были бы абсолютно безвредны), для опытного «кинолога» не составляло никакого труда. Так же как не составляло труда убедительно разыграть сцены ужаса и боли с криками, падениями на землю и прочими атрибутами «битвы человека с монстром».
Как мне рассказывал Котляров, подобные театральные действа порой потрясали своей реалистичностью. Что и немудрено.
«Если умело просунуть руку в пасть лающей, но не кусающей псине и аккуратно ухватить ее за нижнюю челюсть, – со знанием дела объяснял мой двоюродный брат, – она не сможет сжать челюсти и причинить хоть какой-то вред. Сама перепуганная неожиданным наездом, собака попытается вырваться. Начнет трясти головой, упираться лапами в землю, рычать. Со стороны это будет выглядеть супер! Ну точь-в-точь как если бы тварь с остервенением грызла и рвала руку „несчастного“. Короче, – смеялся Серега, – зверюга рычит, „жертва“ визжит! Но вот собаку оттаскивают. Или ей самой наконец удается вырваться из объятий подставщика. Само собой, тот бьется в истерике, вопит, что его чуть не загрызли, грозится мусарней, судом и усыплением искалечившего его чудовища. Естественно, сразу же объявляются заранее припасенные „свидетели“. Эдакие очевидцы-миротворцы, которые тут же начинают предлагать не доводить дело до суда и казни несчастной собачки, а уладить все миром. Хозяину советуют успокоить потерпевшего некой суммой лавэ, а потерпевшего, в свою очередь, „уговаривают“ взять бабки и не привлекать к инциденту ментов. А то, и правда, придется такую хорошую собаченцию усыпить. Короче, стандартный развод лоха на бабло. Кстати, практически безотказный. Хозяин растерян, напуган. Он видит раны „потерпевшего“, его разодранную в клочья дорогую одежду. Вокруг собралась целая толпа свидетелей, притом лишь один – два подставные, а так обычные праздные зеваки. Такие же лохи, как хозяин. А поэтому все на стороне „жертвы“. Обстановочка угнетающая. И немудрено, что хозяин, чтобы поскорее избавиться от этого кошмара, готов выложить бабки. Обычно, это что-то в пределах от трех до десяти тысяч рублей, но иногда, при удачном раскладе, удается вытрясти из лоха и штуку бачинских».
– …В общем, я подумала, – продолжала Светлана, – что в парке Победы нам ничего не светит. Пора менять дислокацию. Не топтаться на месте, а искать этих зоофитов самим.
Я усмехнулся.
Ха! «Зоофилы»! Если добавить, что к тому же и мазохисты, точнее не придумаешь.
– Света, святая наивность! Здесь у нас ситуация, схожая с той, которая в арифметике называется: «От перемены мест слагаемых сумма не меняется». Меняй дислокацию хоть сотню раз, шансы попасть на этих… ха! …извращенцев не увеличатся. По той простой причине, что те тоже не сидят на месте. Если «дорожники» строго привязаны к определенным участкам дороги, то в распоряжении «кинологов» целый город, все парки и пустыри, не считая обычных дворов. Утром они подставляются в Озерках, а вечером уже в Купчине. Притом думаю, и сами не ведают, куда отправятся на охоту в следующий раз. Так что, сама понимаешь, от того, что начнем метаться по Питеру, никакого проку не выйдет. Остается набраться терпения и поджидать этих жуликов в определенном месте. Кстати, одном из наиболее привлекательных для них. Как-никак, собак в парке Победы по вечерам предостаточно.
– Ну вы сказали! – ядовито заметила Света. – «Определенное место»! Квартал на квартал! Да только на то, чтобы быстрым шагом обойти этот парк по периметру, у меня уходит час. Как тут наткнешься на «кинологов», даже если они соизволят приехать?! И поди отличи их от нормальных людей, пусть даже наткнусь. А что, если не сниму сам момент нападения, если вдруг отвлекусь?! Не могу же я постоянно держать в кадре собаку! Тем более такую непоседливую, как этот урод! Или я не права? А, Денис Дмитриевич?
Я молчал, смущенный тем, что Светлана взяла вот сейчас и бесхитростно выложила открытым текстом то, о чем я упорно не желал даже думать: затея с «кинологами» – дорогостоящая авантюра, изначально обреченная на провал. Шансы на то, что пути нашей «Глюкозы» и мошенников пересекутся, если и не равнялись нулю, то были ничтожно малы. А рассчитывать на то, что эту встречу (если произойдет невероятное и она все-таки состоится) удастся не только заснять на скрытую камеру, но и выдать в эфир хотя бы в режиме дэд-лайн, мог только напрочь оторванный от реальности оптимист. Таковым я себя не считал. А поэтому приходилось честно признавать, что ошибся, ставить крест на затее с «кинологами», возвращать Гимлера в собачий приют и обеспечивать Светке другой фронт работы.
Правда, существовал и другой вариант.
Бедный безотказный альтруист Котляров, получивший за все свои труды во благо «Подставы» лишь несколько жалких бутылочек пива.
– А вообще-то… – почувствовал ощутимый укол совести я, – вообще-то, детка, по части того, что нам надо не топтаться на месте, а искать этих паршивцев самим, ты права. Вот только мы не будем для этого менять дислокацию и метаться по городу. Попробуем действовать наверняка.
– М-м-м? – вопросительно промычала Светлана, что в ее устах должно было означать нетерпеливое «Как?».
– Можешь на время прервать прогулки по парку. А я пока постараюсь устроить так, чтобы «кинологи» сами искали тебя.
– М-м-м? – на этот раз уже не столь вопросительное, сколь удивленное. – А им это надо?
– Сделаю так, чтобы было надо, – пообещал я. Хотя был совсем не уверен, что сделаю. Вся надежда на Котлярова. И на его оперативные связи. – Мерзавцы получат такое заманчивое предложение, что не смогут от него отказаться. Короче, жди звонка, детка. Я сообщу, когда тебя решат поиметь на бабло, – сказал я на прощание. Добавил: – Не обижай добермана. Он хороший.
И принялся искать в записной книжке рабочий телефон Котлярова. Стараясь не думать о том, с каким «воодушевлением» он воспримет очередную просьбу своего непоседливого кузена.
Обладателя костлявого хребта звали Гимлером, и, по моему мнению, это была не совсем подходящая кличка для несерьезного жизнелюбивого обормота. Пусть даже и добермана.
– Ха! – развеселился я. – Детка, оказывается, ты не любишь собак… Короче, у тебя есть какое-то конкретное предложение или ты просто звонишь мне пожаловаться на жизнь?
– Конкретное предложение. – Светлана тут же принялась развивать свою мысль: – Если за десять дней я ни разу не наткнулась в парке Победы на этих типов, значит, они здесь и не водятся. У них другие места охоты…
Типов, с которыми никак не удавалось пересечься Светлане, мы между собой называли «кинологами». Вообще-то, между этой довольно редкой породой мошенников и уже хорошо знакомыми нам «дорожниками» существовало довольно близкое сходство. И те, и другие сперва подставлялись, а потом разводили клиента на деньги. Разве что жертвами «дорожников» являлись автомобилисты, «кинологи» же специализировались на владельцах породистых и недешевых собак.
Этим бизнесом занимались люди, как правило, в той или иной мере причастные к собаководству и умеющие спровоцировать самую добродушную и флегматичную псину – незаметными глазу хозяина приемами вызвать у нее агрессивную реакцию на свои действия. В результате животное «нападало» на своего обидчика, который со стороны выглядел невинной жертвой внезапно взбесившегося пса. Сделать так, чтобы собака оставила на теле и одежде «потерпевшего» следы укусов, которые выглядели бы весьма внушительно (хотя на самом деле и были бы абсолютно безвредны), для опытного «кинолога» не составляло никакого труда. Так же как не составляло труда убедительно разыграть сцены ужаса и боли с криками, падениями на землю и прочими атрибутами «битвы человека с монстром».
Как мне рассказывал Котляров, подобные театральные действа порой потрясали своей реалистичностью. Что и немудрено.
«Если умело просунуть руку в пасть лающей, но не кусающей псине и аккуратно ухватить ее за нижнюю челюсть, – со знанием дела объяснял мой двоюродный брат, – она не сможет сжать челюсти и причинить хоть какой-то вред. Сама перепуганная неожиданным наездом, собака попытается вырваться. Начнет трясти головой, упираться лапами в землю, рычать. Со стороны это будет выглядеть супер! Ну точь-в-точь как если бы тварь с остервенением грызла и рвала руку „несчастного“. Короче, – смеялся Серега, – зверюга рычит, „жертва“ визжит! Но вот собаку оттаскивают. Или ей самой наконец удается вырваться из объятий подставщика. Само собой, тот бьется в истерике, вопит, что его чуть не загрызли, грозится мусарней, судом и усыплением искалечившего его чудовища. Естественно, сразу же объявляются заранее припасенные „свидетели“. Эдакие очевидцы-миротворцы, которые тут же начинают предлагать не доводить дело до суда и казни несчастной собачки, а уладить все миром. Хозяину советуют успокоить потерпевшего некой суммой лавэ, а потерпевшего, в свою очередь, „уговаривают“ взять бабки и не привлекать к инциденту ментов. А то, и правда, придется такую хорошую собаченцию усыпить. Короче, стандартный развод лоха на бабло. Кстати, практически безотказный. Хозяин растерян, напуган. Он видит раны „потерпевшего“, его разодранную в клочья дорогую одежду. Вокруг собралась целая толпа свидетелей, притом лишь один – два подставные, а так обычные праздные зеваки. Такие же лохи, как хозяин. А поэтому все на стороне „жертвы“. Обстановочка угнетающая. И немудрено, что хозяин, чтобы поскорее избавиться от этого кошмара, готов выложить бабки. Обычно, это что-то в пределах от трех до десяти тысяч рублей, но иногда, при удачном раскладе, удается вытрясти из лоха и штуку бачинских».
– …В общем, я подумала, – продолжала Светлана, – что в парке Победы нам ничего не светит. Пора менять дислокацию. Не топтаться на месте, а искать этих зоофитов самим.
Я усмехнулся.
Ха! «Зоофилы»! Если добавить, что к тому же и мазохисты, точнее не придумаешь.
– Света, святая наивность! Здесь у нас ситуация, схожая с той, которая в арифметике называется: «От перемены мест слагаемых сумма не меняется». Меняй дислокацию хоть сотню раз, шансы попасть на этих… ха! …извращенцев не увеличатся. По той простой причине, что те тоже не сидят на месте. Если «дорожники» строго привязаны к определенным участкам дороги, то в распоряжении «кинологов» целый город, все парки и пустыри, не считая обычных дворов. Утром они подставляются в Озерках, а вечером уже в Купчине. Притом думаю, и сами не ведают, куда отправятся на охоту в следующий раз. Так что, сама понимаешь, от того, что начнем метаться по Питеру, никакого проку не выйдет. Остается набраться терпения и поджидать этих жуликов в определенном месте. Кстати, одном из наиболее привлекательных для них. Как-никак, собак в парке Победы по вечерам предостаточно.
– Ну вы сказали! – ядовито заметила Света. – «Определенное место»! Квартал на квартал! Да только на то, чтобы быстрым шагом обойти этот парк по периметру, у меня уходит час. Как тут наткнешься на «кинологов», даже если они соизволят приехать?! И поди отличи их от нормальных людей, пусть даже наткнусь. А что, если не сниму сам момент нападения, если вдруг отвлекусь?! Не могу же я постоянно держать в кадре собаку! Тем более такую непоседливую, как этот урод! Или я не права? А, Денис Дмитриевич?
Я молчал, смущенный тем, что Светлана взяла вот сейчас и бесхитростно выложила открытым текстом то, о чем я упорно не желал даже думать: затея с «кинологами» – дорогостоящая авантюра, изначально обреченная на провал. Шансы на то, что пути нашей «Глюкозы» и мошенников пересекутся, если и не равнялись нулю, то были ничтожно малы. А рассчитывать на то, что эту встречу (если произойдет невероятное и она все-таки состоится) удастся не только заснять на скрытую камеру, но и выдать в эфир хотя бы в режиме дэд-лайн, мог только напрочь оторванный от реальности оптимист. Таковым я себя не считал. А поэтому приходилось честно признавать, что ошибся, ставить крест на затее с «кинологами», возвращать Гимлера в собачий приют и обеспечивать Светке другой фронт работы.
Правда, существовал и другой вариант.
Бедный безотказный альтруист Котляров, получивший за все свои труды во благо «Подставы» лишь несколько жалких бутылочек пива.
– А вообще-то… – почувствовал ощутимый укол совести я, – вообще-то, детка, по части того, что нам надо не топтаться на месте, а искать этих паршивцев самим, ты права. Вот только мы не будем для этого менять дислокацию и метаться по городу. Попробуем действовать наверняка.
– М-м-м? – вопросительно промычала Светлана, что в ее устах должно было означать нетерпеливое «Как?».
– Можешь на время прервать прогулки по парку. А я пока постараюсь устроить так, чтобы «кинологи» сами искали тебя.
– М-м-м? – на этот раз уже не столь вопросительное, сколь удивленное. – А им это надо?
– Сделаю так, чтобы было надо, – пообещал я. Хотя был совсем не уверен, что сделаю. Вся надежда на Котлярова. И на его оперативные связи. – Мерзавцы получат такое заманчивое предложение, что не смогут от него отказаться. Короче, жди звонка, детка. Я сообщу, когда тебя решат поиметь на бабло, – сказал я на прощание. Добавил: – Не обижай добермана. Он хороший.
И принялся искать в записной книжке рабочий телефон Котлярова. Стараясь не думать о том, с каким «воодушевлением» он воспримет очередную просьбу своего непоседливого кузена.
Глава 3 НА ОКНАХ РЕШЕТКИ – НА ДЖИПЕ ЛЕБЕДКА
Несмотря на свое претенциозное название, «Чаша Грааля» оказалась обычной затрапезной кафешкой, рассчитанной на непритязательных и небогатых обитателей окрестных домов. Только на них! Складывалось впечатление, что эта секретная забегаловка специально расположена так, чтобы не бросаться в глаза чужакам, – в стороне от торных троп не то что городского, но даже и районного значения; в глубине двора, надежно огражденного от мира серыми блочными многоэтажками.
На крашенной суриком металлической двери рядом с грозным предупреждением: «Собакам и торговым агентам вход воспрещен. Штраф 1000 руб.» болталась намалеванная от руки большая (чтобы смогли прочитать даже пьяные) табличка: «Извините, сегодня закрыто. У нас мероприятие». Табличку охранял невзрачный молодой человек с крысиной мордочкой, в стоптанных туфлях и мятом пиджаке.
Молодой человек поспешил одарить меня кислой улыбочкой.
Я сказал ему: «Здрасте».
Он невнятно пискнул что-то в ответ и предупредительно распахнул передо мной дверь, по случаю «мероприятия» сегодня напрочь закрытую для простых смертных.
Естественно, никакого холла; никакого гардероба, отсутствие которого восполняли железные вешалки-стойки, расставленные по углам обеденного зала. Длинный ряд обычных «общепитовских» столиков. Короткая барная стойка, из-за которой мне радушно улыбался Антон.
– Налить тебе выпить? – вместо приветствия поинтересовался он. И, не дожидаясь ответа, водрузил на столешницу два высоких блестящих бокала. Один для себя.
– Я ж за рулем.
– А никакого спиртного. – Рядом с бокалами появилась картонная коробочка сока. – Кстати, у нас все готово.
Я в этом не сомневался.
Еще днем в «Чашу Грааля» отправился видеоинженер, которому было поручено установить в зале парочку скрытых камер (это помимо тех, которые должны были быть закреплены на мне и Антоне). Вся работа при неудачном раскладе могла занять минут сорок, не более, тогда как в распоряжении инженера было четыре часа. Так что времени на то, чтобы спрятать камеры, у него было в избытке.
– Куда дел моего видака? – Я отхлебнул из бокала и еще раз обвел взглядом неуютный зал; кроме нас с Антоном в зале никого не было. Сок оказался полнейшим дерьмом.
– Твой видак воткнул свои камеры, слопал пиццу, и я его выставил. – Антон в свою очередь отпил из бокала и кисло поморщился. И без слов было ясно: в том, что сок дерьмо, он со мной солидарен. – Данила с Олегом только что отзвонились. Сейчас подъедут. Заходить к нам не будут. Сразу займут позиции снаружи.
Я молча кивнул и отправился за один из «общепитовских» столиков. Достал телефон, вызвал из памяти номер Никиты. Меня очень беспокоил вопрос:
– Картинку получаете?
– И не одну, – довольным тоном сообщил выпускающий. – Прямо сейчас вижу тебя со спины и анфас. Сидишь за столом, трубка у правого уха. Что еще тебе рассказать?
Я пожал плечами.
Вроде бы, все, что хотел узнать, узнал: сигнал с двух скрытых где-то в недрах обеденного зала камер нареканий не вызывает.
Вроде бы, сегодняшнее мероприятие облизали с Никитой со всех возможных (и невозможных) сторон, и обсуждать больше нечего.
Программный выпускающий меня не подведет (я был в этом уверен), и теперь все зависело лишь от того, как сложатся обстоятельства; какую свинью нам подложит момавали. Я очень надеялся, что не слишком большую и толстую.
– Пока все, Никита. – Я посмотрел на часы: четверть седьмого. – Если наши клиенты хоть чуть-чуть пунктуальны, будь готов через сорок минут. Очень надеюсь, тогда все и начнется.
Я не добавил, что вполне возможен такой вариант: никто не подъедет, никто не станет подкладывать нам свинью (большую и толстую). Нас просто проигнорируют.
До чего же тогда будет обидно!Ко мне подсел Антон, положил на стол пачку «Мальборо» и маленькую черную рацию. Сообщил:
– Данила… точнее, все наши люди на месте. И еще… только что пообщался со службой наружки. Момавали со свитой в своем курятнике в Александровке. Как вернулся утром из казино, так больше никуда не высовывался.
– Это хорошо. – Яулыбнулся: насколько мне было известно, «курятник», являвшийся штаб-квартирой грузинских воров, представлял собой трехэтажный особняк, воздвигнутый по проекту не абы кого, а самого Паскаля Арана. [13]
– Это хреново! – не согласился со мной Антон. – То, что наши друзья не проявляют активности, еще ничего не значит. Даже, наоборот, подозрительно. – Он вытянул из пачки сигаретину, с задумчивым видом покрутил ее в пальцах. – Впрочем, самое мерзкое-то в другом. Кобадзе до сих пор торчит дома и, похоже, никуда не собирается. По тому телефону, который был оставлен тебе, он так больше ни с кем и не говорил. Домашний молчит со вчерашнего вечера. Сотовый определить не успели.
Гоча Кобадзе и был тем самым «кавказским акцентом», с которым я имел честь общаться аж целых два раза. Его вычислили уже на следующий день после нашего первого телефонного разговора; после моей разборки с барсеточниками. Номер, который грузин оставил мне, естественно, был одноразовым – только для связи со мной. Обычная практика. Вот только Кобадзе допустил ляп, каких не позволяют себе и последние дилетанты: открыл этот номер по документам сожительницы. Меня… вернее, Организацию он явно недооценил. А в результате получил, что заслуживал: его домашний телефон оказался на прослушивании, за его квартирой установили наружку. Которая сейчас и доложила Антону, что клятый грузин как ни в чем не бывало сидит дома и никуда не спешит.
– Звякну-ка я этой мрази. – Я вновь схватился за трубку.
– Что ж, позвони, – согласился Антон. – Только сразу могу сказать, что он ответит. Типа: «Не беспокойся, чувак. Мои генацвале прибудут на стрелку минута в минуту; а сам я на нее и не собирался».
…Он так и ответил. Почти слово в слово:
– Все хорошо, дорогой. Будем вовремя.
– Вовремя? – Я бросил взгляд на часы. До назначенного часа оставалось тридцать пять минут. – Тогда какого хрена ты все еще дома?!!
Кобадзе удивленно икнул, – такое ощущение, будто своей осведомленностью я двинул его поддых. Ему достало ума только на идиотский вопрос:
– Почему дома? – Это прозвучало как: «А откуда ты знаешь?»
– Ты сидишь в квартире, приятель! У своей Валентины, – окончательно добил я Кобадзе. – И не чешешься. Теперь скажи мне, что на встречу со мной и не собирался. Приедут другие. А ты только диспетчер на телефоне.
На крашенной суриком металлической двери рядом с грозным предупреждением: «Собакам и торговым агентам вход воспрещен. Штраф 1000 руб.» болталась намалеванная от руки большая (чтобы смогли прочитать даже пьяные) табличка: «Извините, сегодня закрыто. У нас мероприятие». Табличку охранял невзрачный молодой человек с крысиной мордочкой, в стоптанных туфлях и мятом пиджаке.
Молодой человек поспешил одарить меня кислой улыбочкой.
Я сказал ему: «Здрасте».
Он невнятно пискнул что-то в ответ и предупредительно распахнул передо мной дверь, по случаю «мероприятия» сегодня напрочь закрытую для простых смертных.
Естественно, никакого холла; никакого гардероба, отсутствие которого восполняли железные вешалки-стойки, расставленные по углам обеденного зала. Длинный ряд обычных «общепитовских» столиков. Короткая барная стойка, из-за которой мне радушно улыбался Антон.
– Налить тебе выпить? – вместо приветствия поинтересовался он. И, не дожидаясь ответа, водрузил на столешницу два высоких блестящих бокала. Один для себя.
– Я ж за рулем.
– А никакого спиртного. – Рядом с бокалами появилась картонная коробочка сока. – Кстати, у нас все готово.
Я в этом не сомневался.
Еще днем в «Чашу Грааля» отправился видеоинженер, которому было поручено установить в зале парочку скрытых камер (это помимо тех, которые должны были быть закреплены на мне и Антоне). Вся работа при неудачном раскладе могла занять минут сорок, не более, тогда как в распоряжении инженера было четыре часа. Так что времени на то, чтобы спрятать камеры, у него было в избытке.
– Куда дел моего видака? – Я отхлебнул из бокала и еще раз обвел взглядом неуютный зал; кроме нас с Антоном в зале никого не было. Сок оказался полнейшим дерьмом.
– Твой видак воткнул свои камеры, слопал пиццу, и я его выставил. – Антон в свою очередь отпил из бокала и кисло поморщился. И без слов было ясно: в том, что сок дерьмо, он со мной солидарен. – Данила с Олегом только что отзвонились. Сейчас подъедут. Заходить к нам не будут. Сразу займут позиции снаружи.
Я молча кивнул и отправился за один из «общепитовских» столиков. Достал телефон, вызвал из памяти номер Никиты. Меня очень беспокоил вопрос:
– Картинку получаете?
– И не одну, – довольным тоном сообщил выпускающий. – Прямо сейчас вижу тебя со спины и анфас. Сидишь за столом, трубка у правого уха. Что еще тебе рассказать?
Я пожал плечами.
Вроде бы, все, что хотел узнать, узнал: сигнал с двух скрытых где-то в недрах обеденного зала камер нареканий не вызывает.
Вроде бы, сегодняшнее мероприятие облизали с Никитой со всех возможных (и невозможных) сторон, и обсуждать больше нечего.
Программный выпускающий меня не подведет (я был в этом уверен), и теперь все зависело лишь от того, как сложатся обстоятельства; какую свинью нам подложит момавали. Я очень надеялся, что не слишком большую и толстую.
– Пока все, Никита. – Я посмотрел на часы: четверть седьмого. – Если наши клиенты хоть чуть-чуть пунктуальны, будь готов через сорок минут. Очень надеюсь, тогда все и начнется.
Я не добавил, что вполне возможен такой вариант: никто не подъедет, никто не станет подкладывать нам свинью (большую и толстую). Нас просто проигнорируют.
До чего же тогда будет обидно!Ко мне подсел Антон, положил на стол пачку «Мальборо» и маленькую черную рацию. Сообщил:
– Данила… точнее, все наши люди на месте. И еще… только что пообщался со службой наружки. Момавали со свитой в своем курятнике в Александровке. Как вернулся утром из казино, так больше никуда не высовывался.
– Это хорошо. – Яулыбнулся: насколько мне было известно, «курятник», являвшийся штаб-квартирой грузинских воров, представлял собой трехэтажный особняк, воздвигнутый по проекту не абы кого, а самого Паскаля Арана. [13]
– Это хреново! – не согласился со мной Антон. – То, что наши друзья не проявляют активности, еще ничего не значит. Даже, наоборот, подозрительно. – Он вытянул из пачки сигаретину, с задумчивым видом покрутил ее в пальцах. – Впрочем, самое мерзкое-то в другом. Кобадзе до сих пор торчит дома и, похоже, никуда не собирается. По тому телефону, который был оставлен тебе, он так больше ни с кем и не говорил. Домашний молчит со вчерашнего вечера. Сотовый определить не успели.
Гоча Кобадзе и был тем самым «кавказским акцентом», с которым я имел честь общаться аж целых два раза. Его вычислили уже на следующий день после нашего первого телефонного разговора; после моей разборки с барсеточниками. Номер, который грузин оставил мне, естественно, был одноразовым – только для связи со мной. Обычная практика. Вот только Кобадзе допустил ляп, каких не позволяют себе и последние дилетанты: открыл этот номер по документам сожительницы. Меня… вернее, Организацию он явно недооценил. А в результате получил, что заслуживал: его домашний телефон оказался на прослушивании, за его квартирой установили наружку. Которая сейчас и доложила Антону, что клятый грузин как ни в чем не бывало сидит дома и никуда не спешит.
– Звякну-ка я этой мрази. – Я вновь схватился за трубку.
– Что ж, позвони, – согласился Антон. – Только сразу могу сказать, что он ответит. Типа: «Не беспокойся, чувак. Мои генацвале прибудут на стрелку минута в минуту; а сам я на нее и не собирался».
…Он так и ответил. Почти слово в слово:
– Все хорошо, дорогой. Будем вовремя.
– Вовремя? – Я бросил взгляд на часы. До назначенного часа оставалось тридцать пять минут. – Тогда какого хрена ты все еще дома?!!
Кобадзе удивленно икнул, – такое ощущение, будто своей осведомленностью я двинул его поддых. Ему достало ума только на идиотский вопрос:
– Почему дома? – Это прозвучало как: «А откуда ты знаешь?»
– Ты сидишь в квартире, приятель! У своей Валентины, – окончательно добил я Кобадзе. – И не чешешься. Теперь скажи мне, что на встречу со мной и не собирался. Приедут другие. А ты только диспетчер на телефоне.