– Но там же пустырь площадью в тысячу акров! Заинтересуется полиция…
   – Что, полиция заинтересуется встречей двоих джентльменов посреди этого пустыря? В десять, Малкольм. Там.
   И Мартынов, отключив связь, сунул телефон в карман.
   Русская женщина сидела в номере гостиницы Hilton с трубкой в руке вот уже четверть часа.
   Полчаса назад она едва подавила в себе желание выброситься из окна. Она уже три раза приняла душ, в номер дважды вкатывали тележки с ужином, и дважды портье выкатывал нетронутые яства обратно. Нью-Йорк был ей ненавистен. Она смотрела на город с высоты птичьего полета и презирала его всей душой. Этот город как магнит притянул их с Андреем к себе и теперь, злорадно щерясь огнями окон, словно светом свечи в выщербленной тыкве, обещал ей пустоту и скуку… Этот город грозил забрать её Андрея, чтобы никогда уже более не вернуть.
   Андрей обещал звонить каждый час, но позвонил только теперь… Он сказал, что любит, что время проводит в жуткой тоске, что осталось совсем немного, что «этот Малкольм куда-то затерялся, что улицы серы и скучны, и что он считает минуты до встречи». В принципе, неплохо сказал: подходить к распахнутому окну у неё желания больше не было. И ее наконец-то перестало колотить. Захотелось есть и даже отругать портье за эти стремительные выносы тарелок и блюд, покрытых стальными колпаками.
   Она сняла с телефона трубку и услышала приветствие портье.
   И тут только сообразила, что толком попросить привезти ужин обратно вряд ли сумеет. Все ее познания в английском языке не выдержали столкновения с нью-йоркским произношением. А ведь там, в России, она гордо заявила Андрею, что говорит по-английски. Или это все же пережитый стресс отбил у нее способность разбирать чужой язык?
   Будь что будет, решила она, привела себя в порядок, накинула на плечо ремень сумочки и вышла из номера, имея твердое желание найти ресторан и выпить кофе.
   Но едва нога её переступила через порог, как она увидела мужчину лет сорока на вид, тучного, безразличного к жизни. На нем была форма полицейского Нью-Йорка, включая легендарную фуражку-восьмиклинку. Значок блистал, кобура сверкала.
   Угадав желание девушки, он покачал головой и отложил свежий номер Life в сторону.
   – Я есть хочу! – закричала ему прямо в лицо Маша, соображая попутно, когда чувак с рубашкой-гавайкой под пиджаком от Ponti и с явным уголовным прошлым в глазах сменился у дверей на благопристойного копа. Потом кое-как составила английскую фразу.
   Имя «Чески» Маша не знала, а потому вряд ли могла догадаться, кто и когда произвел смену караула.
   Полицейский что-то залопотал, налегая на «о» и «г». Сняв с пояса рацию, он что-то снова пробормотал, после чего виновато улыбнулся и пригласил Машу зайти обратно в номер.
   Через десять минут портье вкатил в дверь тележку с парящими блюдами.
   Коп успокоился и снова развернул журнал. Однако через минуту снова вскинулся, потому что из дверей опять показалась очаровательная женщина, которую ему было приказано охранять так, как он охранял бы президента Буша.
   – What?.. – не понял он обращенной к нему фразы.
   – Салат из крабов, говорю, возьми, съешь! У меня аллергия на морепродукты…
   Через полчаса после первого разговора и через двадцать минут после второго распечатки бесед Малкольма с человеком по имени Эндрю Мартенсон лежали на столе Генри Чески. Он с интересом перечитал их, сложил вчетверо и уложил в карман.
   – Засекли, откуда был разговор?
   – Первый раз Мартенсон звонил Малкольму с Южной улицы. Метрах в пятистах от Бруклинского моста есть парковка, однако найти среди тысячи машин нужную не представляется возможным. Место для разговора выбрано идеально – десяток полицейских, трусящих по гигантской парковке, тотчас привлек бы его внимание.
   – Он умный парень, – похвалил Чески, вынимая из кармана сигару и переламывая её пополам. – Второй разговор?
   – Полагаем, что из-под Бруклинского моста, – ответил спец из отдела расследований, отвечающий за техническое обеспечение. – Но там ночуют сотни бездомных, сэр… Это то же самое, что парковка…
   Чески рассмеялся. Ему было приятно работатьс Мартенсоном.
   – Ещё один момент. – Спец потоптался на месте и вынул из папки ещё один лист. Телефон, по которому разговаривает Мартенсон, зарегистрирован на имя Бронко. Видимо, подозреваемый забрал его, покидая «Хэммет Старс».
   Кивнув спецу и убедившись, что тот вышел, Чески посмотрел на МакКуина, готового на все ради доброй службы с самым неуживчивым детективом Нью-Йорка.
   – Парня не беспокоить. Пока будем следить за событиями без комментариев. Но я хочу, чтобы сегодня в четыре часа утра пустырь за «Голубым Марлином» был окружен группой SWAT [2]. Распорядись и вызови ко мне лейтенанта Брауна.
   Через час командир SWAT, входящего в организационно-штатную структуру NYPD [3], был у Чески. Потом до четырех часов Чески спал, а МакКуин чистил свою «беретту» и вытирал от заводской смазки новенькие патроны. Он благодарил Бога за тот день и час, в который был сведен с Генри Чески. Люди, подобные Сомерсету МакКуину, подвержены двум страстям: они легко заражаются вирусом азарта, и глубже, чем остальные, переживают неудачу. Первый вирус уже бурлил в крови молодого сыщика, вирусу второму предстояло соединиться с первым в девять часов сорок две минуты наступающего утра…
   Мартынов никак не мог привыкнуть к нью-йоркскому климату. Континентальный, он был влажен, и смена погоды в столице мировых финансовых операций часто давала ему знать о себе перепадом давления. Гипертоник Мартынов предчувствовал изменение температуры за несколько часов, и ощущения эти были не самыми приятными. Голова иногда просто разламывалась от боли. В эти часы лучше всего находиться дома и, приняв бета-блокаторы, лежать на диване, ожидая сна. Сон спасал от неприятного ощущения «ливера» в груди, тревоги, от беспокойного поведения, словом, всего набора симптомов, описанных в учебнике для начинающих терапевтов в главе «Вегетососудистая дистония».
   Он лежал на собранных и принесенных с берега картонных коробках, чувствовал спиной прохладу и мечтал только об одном – поскорее заснуть. Усталость, накопившаяся за день, была столь велика, что оттеснила на задний план приближающуюся тревогу. Таблеток не было, не было и виски, чтобы утомить сознание окончательно и провалиться в яму забытья. Он терпел и ждал забытья…
   Сандра, осторожно прижавшись к плечу Андрея, думала о нем и размышляла уже не прагматично, а так, как рассуждает влюбившаяся в незнакомого и сразу сразившего её своей неотразимостью мужчине. Она ревновала его к кольцу на правой руке, к его делам, и подозревала, как ей было бы хорошо с этим сильным мужчиной, случись так, что он остался бы с нею надолго. Странная русская женщина, отпустившая мужа навстречу смерти, вряд ли понимает его и не достойна быть рядом.
   Через два часа молчания, когда костер уже не играл языками пламени, а жарко тлел, она прислушалась к дыханию мистера Мартенсона. Он спал.
   Повернувшись к нему и положив руку на локоть Эндрю так, чтобы чувствовала это прикосновение только она, Сандра натянула на плечи его пиджак и закрыла глаза.
   Ощущение единства их умиротворенных душ длилось для неё недолго. Когда она почувствовала истому, означавшую приближение сна, её герой повел себя более чем странно. Одним движением оторвав свое мощное тело от земли, он откатился от девушки и мгновенно поднялся на ноги.
   Неужели этот русский столь мнителен и глуп, чтобы принять короткое объятие за предтечу желания совратить его с пути истинного?!
   Но когда она с удивленным и разочарованным видом села и посмотрела на Мартенсона, то заметила странную картину. Взгляд его был обращен не к ней, а куда-то в темноту. В ту сторону, где вода тихо плескалась об опору моста.
   Повторив движение его глаз, она пришла в неописуемый ужас. Перед ними, жадно оглядывая пространство вокруг костра, стояли четверо чернокожих. Двое из них, огромного роста, держали в руках палки, третий потирал руки и облизывал губы. Вид их был столь ужасен, что Сандра, на мгновение съежившись, снова посмотрела на мистера Мартенсона. И тут же отметила, что он спокоен, даже более спокоен, чем в ту минуту, когда стоял держа ее на руках, на высоте ста метров над землей.
    Он сделал для меня не так уж мало,подумалось ей. Он не хочет меня, дорожит своею женушкой. Он предлагает мне деньги, полагая, что я ни на что иное, кроме как быть спасаемой и несчастной, не способна.
   Всё равно это начнется, поняла она, решительно поднимаясь на ноги. Однако я покажу ему, что не являюсь обузой в нашей компании. Она вспомнила, как избежала в колледже насилия от урода Тони МакКартура. Он так же, как и эти чернокожие, считал, что если девочка не имеет родителей и учится по социальной программе для малообеспеченных, то ничего не стоит завалить её на пол в раздевалке для мальчиков и потешиться. Затащить в раздевалку удалось, но вот потешиться Тони МакКартуру пришлось потом не скоро…
   Быстро преодолев расстояние, разделявшее их и негров, Сандра с размаху всадила носок своей туфельки меж ног тому, что казался ей похожим на измазавшегося сажей Халка.
   Выронив палку, негр опустился на колени, как раскаявшийся грешник. Ещё несколько секунд под Бруклинским мостом царили тишина и покой, а потом разрывающий душу рев пронесся по всем его микрорайонам и закоулкам.
   – Fuck!! Fuck you!.. Fuck you, little rat!!!
   Мартынов отступил на шаг и округлил глаза. Переживая в душе то, что переживал сейчас громадный негр, он сглотнул и опустил руку на живот.
   Сандра, впечатленная собственным успехом, схватила с земли палку и опустила её на спину наклонившемуся к товарищу негру с такой силой, что та переломилась пополам.
   Негр хрюкнул и рухнул под ноги тому, кто снова потерял дар речи, вернувшийся к нему на мгновение, чтобы выразить отношение к злобной стерве.
   Остановив нарастающую агрессию девушки, окончательно распрощавшейся с обликом милой мисс, Мартынов вырвал из её рук обломок палки и оттащил от гостей.
   – Какого черта ты тут гусаришь?! – отбросив палку подальше, Мартенсон виновато посмотрел на негров, занимающих все позы, которые только может принять человек – один сидел, другой стоял, третий лежал.
   – Переломай им ноги, – шепнула Сандра, хищно блеснув глазами.
   Мартынов вздохнул, отпустил её руку и направился к пораженным врагам. По пути обернулся и напомнил ей, чтобы не забыть: «Потом мне немножко о себе расскажешь», и неграм:
   – Вам нужен был доллар, господа?
   – Если можно… – почти беззвучно выдавил стоявший перед ним на коленях бродяга с отбитыми гениталиями. – Пожалуйста, сэр… Умираем от жажды…
   Мартынов сунул руку в карман и вынул портмоне из питоновой кожи.
   – Вот десять, ребята… Ещё десять – на анестетики… и ещё пять – для потери памяти. Это не Нью-Йорк, – пробормотал он, поглядывая то на Сандру, то на её жертв, – это просто Люберцы какие-то. Выпейте за мое здоровье и благоразумие этой мисс. Однако, сами понимаете, не мне вам объяснять, что доллары просто так не достаются. Чтобы приготовить омлет, нужно разбить…
   – Но почему именно мои?! – с завистью поглядывая на спутников, перебил попрошайка.
   Поднявшись при помощи счастливчика, до которого не успела добраться секретарь «Хэммет Старс», он застонал от боли. – Кто бы мог подумать, что такая золотовласая фея… наяда, можно сказать… синдерелла на балу… Кто тебя научил так бить бывших саксофонистов меж больших пальцев ног, нимфа?
   Распрощавшись с ними, Мартынов присел у умершего костра и саркастически посмотрел на Сандру.
   – Браво.
   – Мне стыдно.
   – Нет, браво, браво.
   – Не смотри на меня, я сгораю от стыда.
   – Да, ладно, чего уж там. Третьему нужно было вогнать кол в сердце. А потом плеснуть в глаза растворителем.
   Она поворошила угли обломком палки и бросила её на подернутые дымкой угли. Мартынов положил сверху ещё две. Через полчаса они, прижавшись спинами, засыпали.
   – Как твое имя по-русски, Эндрю?
   – Андрей.
   – Андрей, что такое Lyubertsy?
   Зевая, он промычал:
   – Это ваш Гарлем. Тебя как называли в детстве, девочка?
   Сандра улыбнулась:
   – Кошка. А тебя?
   – Мартын. И в детстве, и на зоне, и потом. Меня всегда звали Мартыном.
   – А что это такое – Martyn?
   – Это птица такая, невзрачная, некрасивая на вид. Но эта птица не терпит неволи, она независима и горда, а потому вызывает немало неприязни и убить её не прочь любой мерзавец. Спи.
   Через час она, разбуженная дурным предчувствием, проснулась. Предчувствие её не обмануло. У костра сидел на корточках, помешивая угли, как картофель, здоровенный чернокожий детина с длинными, до плеч, толстыми плетеными косичками. За спиной его стояли ещё двое. Сандра посмотрела по сторонам и убедилась, что ещё двое замерли в ожидании справа и слева от их спального места.
   – Господа, вам нужны деньги? – счастливая оттого, что может исправить свою ошибку, полюбопытствовала она и толкнула Мартынова в плечо.
   – Вы удивительно прозорливы, мисс, – тихо проговорил негр, не отрывая сверкающих десятками красных огней глаз от костра. – Как зовут вашего спутника? Эндрю?
   – Верно… – пробормотала словно сомнамбула Сандра.
   – Мартенсон?
   – Я сейчас разбужу… мужа, – зачем-то солгала она. Ей показалось, что в этой ситуации она может так лгать. – Он даст вам десять долларов.
   – А вот это ошибка, мисс. Он должен нам не десять, а два миллиона долларов.

Часть вторая
ЗАМЕНА ВКЛАДЧИКА

Глава 9
СКРЫТАЯ УГРОЗА

   Малкольм ждал Мартынова в Нью-Йорке. Доказывать обратное было бы глупо. За пять лет, что бывший русский уголовник провел под началом самого «тёмного» и не поддающегося характеристикам прессы деятеля околоспортивных кругов, Стив Малкольм изучил каждый штришок в поведении своего советника. Управляя им и не слишком при этом напрягая, можно было получать большие дивиденды. Малкольм понимал это и никогда не перебирал с заданиями. В тот день, когда новоиспеченному Эндрю Мартенсону, получившему гражданство США исключительно благодаря помощи Малкольма, был предложен контракт, будущий советник прочел его и улыбнулся. Он спросил, как можно доверять такому контракту, и зачем он, вообще, нужен, если на словах его функции выглядели совсем по-другому. Флеммер, сидевший рядом с тестем, рассмеялся:
   – Это фикция, мистер Мартенсон, которая нужна для того, чтобы получать в кассе заработную плату. Самое главное, чтобы вы запомнили обязанности, которые будете выполнять на самом деле. Почесав мочку уха, Андрей кивнул и ответил:
   – Хорошо. Но тогда я прошу и вас на словах запомнить то, чего я не стану делать при выполнении этих функций. Ни при каких обстоятельствах.
   И он принялся считать на пальцах, разжимая их, как принято в Америке, а не сжимая по одному в кулак, как принято в России.
   – А – убийство. В – причинение боли женщине или ребенку. С – прикасаться к наркотикам и всему, что с ними связано. D – любое другое преступление, преследуемое законами США. Если вас не устраивает этот виртуальный список, ищите другого советника.
   Флеммер и Малкольм тихо засмеялись и согласились.
   Впоследствии Мартынову не раз приходилось преступать закон, однако он никогда не убивал и не причинял боли женщинам и детям.
   И вот теперь, когда до главы «Хэммет Старс» донесся слух, что Мартенсоном в его офисе убиты двое латиноамериканцев, работавших на «Хэммет Старс», Стив почувствовал легкое разочарование и беспокойство. Мартынов убил.И этим сказал: наш контракт исчерпан.
   Малкольм ждал его звонка, но поначалу ошибся, решив, что звонит Бронко. После разговора с советником Стив выпил несколько стопок виски, вызвал Флеммера и человека, пришедшего на замену Вайсу. Неизвестно, чем бы закончился разговор, неизвестно, как выглядел бы выстроенный план обороны от сумасшедшего русского, если бы в комнате для совещаний огромного дома на юге Манхэттена не зазвонил телефон.
   Флеммер снял трубку, долго слушал, а потом лицо его окрасилось каким-то больным цветом, очень похожим на застоявшуюся в чернике воду.
   – Вы, вероятно, ошибаетесь… – бормотал он в трубку. – Такой у нас, действительно, служит… Точнее сказать, служил, но мы не имеем к этому никакого отношения… Хорошо, вы можете перезвонить, но вряд ли за этот срок положение вещей изменится…
   – Ерунда какая-то, Стив, – недоумевая, Флеммер дотянулся до сифона и вспенил стакан. – Звонили какие-то парни. Сказали, что за нами должок. Мол, наш человек грохнул в России «сыпучих товаров» на два миллиона баксов, и теперь он вернулся домой. Хотят встретиться… Я ничего не понимаю.
   – И что это за человек?
   – Наш Мартенсон.
   Стив дотянулся до стакана и заполнил его на палец сорокоградусным. В глазах его, как на мониторе компа, Флеммер видел смену окон, файлов и программ.
   – Сыпучие товары, надо полагать, это – наркота. Мартынов – и наркота? Есть ли более несовместимые вещи?.. Я хочу поговорить с этими людьми. Кстати, откуда они узнали номер телефона?
   – Об этом лучше спросить у них.
   Ровно через час такая возможность представилась.
   На бровке пустующего стадиона бейсбольного клуба New York Yankee, куда Малкольм имел свободный доступ, были приглашены звонившие неизвестные. Неизвестные до того момента, пока Стив Малкольм не увидел с десяток рож явно ямайского происхождения в подобающей одежде. Они-то и раскрыли для главы «Хэммет Старс» картину, полную красок и всяких непоняток.
   Во время своего «российского турне» Мартынов пересекся с группой наркокурьеров, мелких сошек из России, занимавшихся транспортировкой товара для дальних регионов страны. Канал был проверен и существовал уже более трех лет. Партии кокакина для VIP-персон российского бомонда закупались ямайцами в Колумбии и перевозились в Европу. Там одна группа курьеров переправляла «кокс» в Москву и Питер, другая везла в глубь страны. Отношения между поставщиками и покупателями находились в той стадии доверительных отношений, когда появилась возможность передавать товар для реализации, выручая на этом десять процентов от цены в качестве премиальных.
   В один день такого выгодного товарооборота трое курьеров следовали со ста двадцатью фунтами кокаина по маршруту Омск – Красноярск. К моменту прибытия в город самого большого края России у них должно было остаться тридцать фунтов, остальное следовало раздать известным покупателям на руки. Передавшим в Красноярске остаток груза курьерам было предписано отзвониться в Москву хозяевам, а те, в свою очередь, должны были сообщить о получении товара в Нью-Йорк людям, которых мистер Малкольм видел сейчас перед собой.
   Однако ни в контрольный день, ни на следующий, ни через неделю курьеры не дали о себе знать, из чего следовало сделать вывод, что они исчезли. Нетрудно было понять, что исчез и груз. Если на первое можно было не обращать внимания, курьеров кругом хоть отбавляй, то не заметить второго просто невозможно. Сто двадцать фунтов кокаина высшего качества могли принести господам с Ямайки, а ныне – гражданам США, два миллиона долларов. И сумму эту никто из них прощать обидчикам не собирается. А потому уважаемые в своих кругах господа спрашивают уважаемого в его мире мистера Малкольма: когда его человек по имени Мартенсон вернет деньги?
   Господа готовы не включать в счет неустойку за потрепанные нервы и телефонные переговоры с Россией; они готовы забыть и о тех суммах, которые были перечислены в Новосибирск для дачи взяток следственным органом и для получения достоверной информации о грузе, но согласны на такой беспрецедентный поступок только в том случае, если в течение двух часов мистер Малкольм привезет им мистера Мартенсона. Последний будет держать за ручку чемодан, с указанной выше суммой.
   – Я все понял, – кивнул, выслушав, Стив. – Я не понял главного. Почему вы решили, что кокаин присвоил Мартенсон? Дело в том, что в мире существуют субстанции, которые по природе своей не уживаются вместе априори. Таковыми, к примеру, являются: масло и вода, огонь и лёд, деньги и дружба. Среди прочих не перечисленных я запамятовал упомянуть ещё два антипода. Это: Мартенсон и наркотики. Друзья, если вы попробуете меня убедить, что Эндрю Мартенсон является братом Билли Клинтона, то я вам, быть может, поверю. Но в то, что он, так или иначе, оказался втянут в историю с коксом – в это, джентльмены, я не поверю, даже если вы приведете его ко мне с перепачканным порошком лицом.
   – Всё произошло случайно, – заверил старший из приехавших на встречу.
   – Мистер Джексон, в истории США произошла только одна случайность, – Малкольма стал раздражать разговор. – Это когда придурок Ли Харви Освальд стрелял из окна по голубям и попал в президента Кеннеди.
   Пришлось начинать с самого начала. У Малкольма появилась удивительная возможность узнать о похождениях Мартынова в России, не описанных в сообщениях Вайса. История со стрельбой на теплоходе, пропавшие сумки с товаром, появление оных в распоряжении сыщика российской полиции Метлицкого и, наконец, заключение экспертизы, свидетельствующее о том, что это тот самый кокаин. Он был найден на базе, принадлежавшей русскому Мартенсону, и нет никаких сомнений в том, что советник «Хэммет Старс» перебил курьеров и спрятал «порошок» на своей территории, чтобы распорядиться им, когда схлынет волна. Таким образом следует признать, что мистер Мартенсон получил товар и теперь должен за него рассчитаться.Так принято. И не только в мире, где правят балом жесткие наркотики. Поскольку же мистер Мартенсон состоит на службе у уважаемого мистера Малкольма, а последний по общеизвестным понятиям должен отвечать за действия своих подчиненных, мистеру Малкольму и задается вопрос, который задается во все времена людям, задолжавшим по контрактам: ГДЕ ДЕНЬГИ, МИСТЕР?
   Малкольм лихорадочно соображал. Через час ему должен был позвонить советник и, конечно, он назначит встречу…
   Голубая мечта Малкольма на этот момент была… бог с ними, с десятью миллионами… это увидеть Мартынова трупом. И она была близка к реализации.
   Однако эти немытые ямайцы подсказывают тему, при реализации которой можно и рыбу съесть, и кости сдать! Пусть он вернет им два, а остальные восемь отдаст Малкольму! А он обязательно отдаст, потому что к тому времени эта девка в «Хилтоне» станет достоянием «Хэммет Старс».
   Напрасно Мартынов приехал в Штаты, напрасно…
   Если убрать Мартенсона, в путь отправятся, как было сказано, некие письма… Мартынов не блефует. Он назвал факты, доказать причастность Малкольма к которым легко, а опровергнуть – невозможно…
   А вот если все будут знать, что Мартынов погорел на наркотиках… Тогда кто поверит ему, наркоделыгу? То же ФБР обратит внимание в первую очередь на Мартенсона, а уже потом на Малкольма… Но к этому времени появится шанс затереть следы и подготовить прессу и следствие…
   – Я помогу вам выйти на Мартенсона, – закончив думать, уверенно произнес Малкольм, обращаясь к начавшим терять терпение ямайцам. – При этом заявляю, что не имею отношения к вашему товару. В противном случае я, передав вам Мартынова, поставил бы себя под удар. Раз это неоспоримый довод, то, по тем же понятиям, которые вы только что огласили, вы являетесь моими должниками. А потому пусть будет так: вы найдете Мартынова и заберете у него ваши два миллиона, а после того, как это случится, вы отдадите его мне. ОК?
   На всякий случай ямайцы предупредили мистера Малкольма об ответственности за дачу заведомо ложной информации и убыли ожидать звонка.
   А предупрежденный, но ничуть не озабоченный этим Стив Малкольм внимательно посмотрел на Флеммера.
   – Заставь сменщика Вайса вычислить местонахождение Мартынова. Он будет звонить мне если не через два часа, то ночью – обязательно. Пусть подключит всю свою долбанную электронику! Мне нужно знать, на каком из полутора миллионов квадратных ярдов Нью-Йорка расположена задница моего советника!.. Это не было мне нужно два часа назад, сейчас же это решение всех проблем…
   – Я вспоминаю славные шестидесятые, Рой… – заговорил он, несколько успокоившись. – Если бы во времена великих расовых беспорядков негр заговорил так с мистером Малкольмом, он уже через минуту кормил бы окуней в Гудзоне… А сейчас мы разыгрываем с черножопыми карты стоимостью в несколько миллионов и гордимся ненавистью к расизму… Найди мне Мартенсона к утру, Рой, и я не расскажу Мэри, как тебя трахали в Майами три сучки шестнадцатилетнего возраста. Договорились, сынок?
   Эта встреча вышла из-под контроля Чески, поскольку МакКуин организовал прослушивание телефонных разговоров Малкольма лишь спустя четверть часа после того, как состоялась встреча на стадионе.
   Однако следующий звонок, звонок, которым Малкольм со своего мобильного телефона побеспокоил некоего Махани Джексона, МакКуин не пропустил. Вырвав компьютерную распечатку разговора из гнезда принтера, он с недоумевающим видом прошел в кабинет Чески и придавил на его столе ладонью принесенный лист.