Старый шагрит, утомившийся от шума и суеты комедиантов, тяжело поднялся и направился в свои покои. Рутис тотчас поспешил следом, прихватив накидку из шкуры горной кошки, в которую любил кутать зябнущие ноги Закиф.
   Проводив господина, Рутис помчался по собственным делам: белл Эрайн, изводившая придирками прислугу Белого Дворца, очень заботилась о том, чтобы свободного времени у слуг было как можно меньше, и нагружала поручениями каждого, кто имел неосторожность попасться ей на глаза. Прачечная, куда следовало отнести белье из покоев шагрита, владения кастелянши – там надо было получить чистые простыни и полотенца, кухня, где Рутису вручили блюдо с горячими булочками для шагрита, а заодно дали по шее, чтоб в следующий раз не опаздывал… словом, когда слуга вернулся в комнаты военачальника, солнечные часы во дворе Белого Дворца показывали уже около четырех часов пополудни.
   Рутис сразу же заметил, что военачальник чем-то расстроен: шагрит сидел в своем любимом кресле с закрытыми глазами, но чувствовалось, что он не спит. На столике стояли чайник и две пустые чашки. Рутис понимающе кивнул: не иначе как заходил белл Хевден. В этом не было ничего удивительного, переписчик Белого Дворца довольно часто навещал брата, к которому был искренне привязан. Прислуживая при чаепитии, Рутис слышал, как братья вели разговор о рукописях, что помощник Хевдена переписывал для шагрита – Закиф хотел навести порядок в военной библиотеке, – либо вспоминали детство, проведенное в небольшом городке под Руноном. Старший переписчик был добрым человеком и частенько приносил для Рутиса свитки из библиотеки. Юный слуга читал о сражениях, в которых принимал участие его господин, и не мог поверить, что этот старый человек когда-то был молодым и смелым воином. Сам он не мог представить собственную старость и твердо знал, что наступит она не скоро – лет этак через сто, Рутис убрал чашки, смахнул крошки и принялся раскладывать на рабочем столе документы – шагрит начинал постепенно передавать дела преемнику. Слуга загляделся на развернутую морскую карту: море было изображено коричневой краской, морские пути – желтыми линиями, а по ним плыли крошечные кораблики с надутыми попутным ветром парусами.
   – Эта карта вдвое старше меня самого, – проговорил Закиф. Рутис вздрогнул, как это шагрит увидел, сидя с закрытыми глазами, что он делает?
   – Ее рисовал Тергоф Отважный, читал о нем в летописях?
   – Да, белл, – соврал Рутис.
   Закиф усмехнулся:
   – Он был умным человеком и отважным воином, но плохо кончил. Помнишь как?
   – Ну… э… – Рутис замялся, отчаянно роясь в памяти. – Он совершил государственную измену! – воскликнул слуга с облегчением. – Он выдал врагу военную тайну! Изменил правителю, которому присягнул на верность!
   Шагрит медленно кивнул:
   – Да, нарушил присягу. Изменник.
   – Его до конца дней продержали в подводных темницах Драконьих скал, – продолжил Рутис. Он поставил рядом с документами серебряную чернильницу, положил несколько очинённых перьев. – Тергоф прожил там год или два…
   – Пять лет.
   Закиф прикрыл глаза. Разговор с Хевденом не шел у него из головы. Брат осторожно выбирал слова, но Закиф хорошо знал его и умел сопоставлять факты и делать выводы. Смерть Наместника – дело ближайшего будущего. Война магов – не вздорные слухи. Уничтожение норлоков – вопрос решенный; новый Наместник даже не запачкает рук в этом грязном деле. «Брат, держись в стороне, – вот как сказал Хевден. – Просто держись в стороне, и пусть все идет, как идет».
   Стало быть, Хевден все же решил прибегнуть к Запретной магии…
   – Он был изменником, белл! Изменникам место в тюрьме или на плахе. – Рутис передвинул тяжелые подсвечники, отметив про себя, что не мешало бы их хорошенько почистить. – Измена – самое тяжелое преступление.
   – Да, ты прав.
   Шагрит вздохнул: измена – тяжелое преступление. Именно это он и собирается совершить.
   Пять лет в подводной темнице, в каменном мешке, по колено в ледяной тухлой воде. Как этот несчастный, должно быть, желал смерти, как был рад, когда она, наконец, вспомнила о нем! У Тергофа Отважного даже не было возможности покончить с собой: на темницы наложено заклятие, которое не позволяло осужденным на вечное заточение совершить самоубийство. Шагрит снова тяжело вздохнул. Тергоф, когда попал в темницы, был моложе его почти на десять лет. Он, Закиф, пяти лет не протянет. Самое большее – несколько месяцев. К тому же, возможно, брат сжалится и пришлет Смертельное заклятие…
   Но может быть, все обойдется. Нельзя ввязываться в битву, думая о поражении. Но измена…
   Шагрит тряхнул головой и открыл глаза:
   – Рутис, открой нижний ящик моего стола. Что там?
   Тяжелый ящик негодующе заскрипел – открывали его нечасто.
   – Тут пачки пергаментов, белл. Сломанные перья… старая чернильница… обрывки веревочек…
   – Отлично, – Шагрит секунду колебался – еще не поздно передумать и оставить все, как есть, но тут же устыдился собственных мыслей.
   – Принеси веревки, – приказал он.
   Рутис повиновался. Закиф откинулся на спинку кресла, перебирая в руках обрывки; все они были разной длины и разного цвета: бурые, серые, черные, шелковые и обычные пеньковые. Юный слуга глядел на своего господина с любопытством.
   – Знаешь, что это? – спросил шагрит.
   Рутис отрицательно мотнул головой, потом спохватился и ответил почтительно:
   – Нет, белл.
   Закиф пропустил между пальцами шершавые веревки.
   – Ты читал про Кадгарские войны?
   – Читал, белл. Белый Дворец вел их вместе с норлоками и…
   – Да… Войска стояли далеко друг от друга, и мы передавали сведения зашифрованными письмами. Если посыльный попадал в лапы степняков, он ничего не мог выдать. Он понятия не имел, какие сведения содержались в зашифрованном письме. У нас были шифровальщики – несколько человек в нашей армии и пара норлоков у Сульга.
   – Я ничего не слышал об этом, белл!
   Закиф усмехнулся. Его пальцы медленно двигались, выбирая два обрывка веревочек: коричневый и черный.
   – Ну, была целая система знаков, которые говорили о том, где находится войско противника, о его передвижениях и прочее. Возможно, где-то в летописях сохранилась системы шифров. Были еще шифровальные дощечки, но узелковые письма надежнее. Надеюсь, Тирк помнит. Когда-то он умел читать их довольно быстро.
   – Начальник тайной стражи?
   Шагрит кивнул. Он сложил веревочки вдвое и завязал особый узел – один, затем другой, похожий, но все же Рутис заметил разницу. Потом Закиф отмерил пальцем расстояние и завязал подряд еще два узелка.
   – Рутис, я хочу дать тебе очень важное поручение, – проговорил он, серьезно глядя на слугу из-под седых бровей.
 
   – Слушаюсь, белл. – Юноша внезапно почувствовал холодок в животе.
   – Поручение ты должен держать в секрете, от этого зависит очень многое. Твоя жизнь и моя жизнь. Понятно?
   Рутис сглотнул слюну и кивнул.
   Закиф завязал последний, пятый узелок, придирчиво оглядел свою работу и поднял взгляд на Рутиса. У того поползли мурашки по спине: у старого шагрита были холодные и решительные глаза.
   – Ты должен выйти из Дворца так, чтобы тебя никто не заметил, и передать это начальнику тайной стражи Серого Замка.
   Сердце Рутиса рухнуло вниз и замерло. Он кивнул, потом выдавил:
   – Да, белл. Я сделаю, белл. – Он снова сглотнул. – Но как мне найти его? Я имею в виду, попасть в Серый Замок?
   – Знаешь улицу Гончаров? – Закиф понизил голос, хотя в комнате никого не было, кроме них двоих. – Она примыкает к парку Серого Замка. Свернешь в проулок, там боковая калитка. Подойди туда и покажи письмо «волку», который будет там дежурить. Скажи ему, чтоб он передал начальнику тайной стражи. Он поймет.
   Рутису стало страшно, он сам не мог понять – почему.
   Закиф поколебался и протянул юноше веревочки с пятью узелками.
   – Нет нужды говорить тебе, что в этом послании. Передай письмо и сразу же возвращайся.
   Рутис кивнул. Он спрятал веревки в карман и незаметно вытер о куртку вспотевшие ладони.
   – Иди, мальчик, – сказал шагрит, и голос его дрогнул.
   Главный переписчик Белого Дворца покинул один из залов библиотеки, где скрипели перьями писцы, и направился к себе. Ему была отведена скромная комната во флигеле за Восточным крылом Дворца, там же, где жила вся прислуга. Завидев прогуливающихся по аллее вельмож из Баттапа, которых сопровождал Режис, любезно показывая гостям красоты огромного сада, Хевден опустил глаза, как и полагалось слугам и прочим незначительным личностям при встрече с господами. В саду было малолюдно, лишь по боковой аллее быстрым шагом шел слуга Закифа, Рутис, Лицо юноши было сосредоточенно, губы сжаты.
   Брови Хевдена сдвинулись. Он бросил внимательный взгляд на Рутиса и, дойдя до поворота аллеи, оглянулся. Торопливой походкой тот направлялся к маленькой калитке за поварским флигелем. Это насторожило Хевдена: обычно после обеда Закиф разбирал собственный архив, и Рутис всегда присутствовал при этом. Обладая прекрасным зрением, он вслух читал старому шагриту некоторые документы. Что за срочное дело погнало мальчишку в город? Главный переписчик прищурил глаза, наблюдая за Рутисом. Тот подошел к калитке, огляделся и быстро юркнул в дверь.
   Хевден проводил его взглядом и прибавил шагу. Теперь он направлялся не к флигелю прислуги, его путь лежал к Западному крылу Дворца, где находились покои будущего Наместника. Вдоль стены тянулся Сад камней и папоротников: огромные валуны, поросшие разноцветным мхом, маленькие, причудливой формы деревца, привезенные из-за моря, заросли ажурных папоротников. Хевден миновал главный вход, прошел сад и оказался в дальнем его конце. Там две огромные, позеленевшие от времени скульптуры скрывали резную дверь. Гвардейцы из личной охраны Луберта пропустили главного переписчика, не задав ни единого вопроса. Пройдя потайным коридором, он оказался возле покоев, оглянулся и стукнул в дверь. Маленький паж поклонился, Хевден отстранил его и быстро прошел в комнату.
   Завидев переписчика, будущий Наместник поспешно отодвинул пергаменты с генеалогическими линиями невест, которые он изучал, делая на листе какие-то пометки, и поднялся.
   – Где Горгит? – вполголоса спросил Хевден.
   Через минуту молчаливый слуга-сарамит сбежал по ступенькам крыльца и исчез в аллее парка, ведущей к калитке.

Глава девятая
ПЕРСТЕНЬ «ВОЛКОВ»

   Сквозь дрему, балансируя на грани сна и яви, Сульг вслушивался в ночную жизнь леса. Где-то далеко закричала птица, налетевший ветер прошумел по кустам, прошмыгнула лисица, вышедшая на охоту. Маленький ежик долго шуршал в траве, исследуя что-то под тележкой и недовольно фыркая, затем неторопливо направился к ручью. Мысли норлока текли медленно, словно темная река меж холмов. Он то возвращался к недавним событиям в Брере, то пытался предугадать, каким будет следующий шаг Хевдена, то беспокойно ворочался, вспоминая Айши и Тальма, исчезнувших в Брере. Невидимый меч Фиренца лежал рядом, и чудилось, что от клинка исходит еле заметное тепло.
   Ночь уже была на исходе, небо начинало светлеть, когда норлок внезапно почуял опасность.
   Он отбросил край плаща и сел. Сон мгновенно слетел с него.
   – Румита, – позвал он негромко.
   Девушка встрепенулась, села и уставилась на Сульга бессмысленными спросонья глазами. Кругом стояла тишина, такая глубокая и полная, какая наступает только перед рассветом.
   – Кто-то приближается, – вполголоса сказал Сульг. Он поднялся на ноги и вынул из ножен меч с тремя алыми камнями в рукояти.
   – Виры? – испуганно спросила Румита севшим голосом – то ли со сна, то ли от страха.
   – Не знаю. Может быть.
   В глазах Румиты появился ужас. Она вскочила на ноги, путаясь в плаще, которым укрывалась, не таясь от норлока, сорвала с пояса небольшой нож, отбросила ножны и замерла, испуганно озираясь по сторонам.
   – Убери нож, – по-прежнему тихо приказал Сульг. Возьми посох. Умеешь с ним обращаться?
   Румита бросилась к тележке и обеими руками ухватилась за дорожный посох.
   Норлок осторожно скользнул по поляне, бесшумно, словно кошка, не делая ни одного лишнего движения. В одно мгновение он оказался возле зарослей и замер, прислушиваясь.
   Сульг был готов к нападению, но все же вылетевшие из кустов стремительные тени заставили его вздрогнуть. Секунды оказалось достаточно, чтобы норлок почуял вир, и тут же, похолодев, понял, что Румита оказалась права: это были не те виры, что потерянно скитались на границах Мглистой земли. И на тех, с кем он когда-то встречался в Доршате, они тоже были совсем не похожи: виры никогда не проявляли агрессии ни к людям, ни к норлокам и никогда не использовали магию во вред кому-то. Появившиеся оборотни казались совсем другими. Норлок всей кожей ощутил их магию – не мерцающую и слабую, что еле-еле теплилась в нынешних вирах-скитальцах, а обжигающую и яростную, бушующую в крови, словно жидкое пламя, такую, что была присуща когда-то вирам Доршаты. Но прежние виры умели управлять ею, магия же появившихся на поляне оборотней являла собой хаос, грозивший вот-вот вырваться из-под слабого контроля. Сульг немало знал о колдовской силе вир и понимал: случись такое, от него с Румитой останется лишь кучка пепла.
   Норлок настороженно следил за вирами. Чтобы убивать, им не нужно было оружие, тем не менее один из них держал меч – старый, сточенный, с зазубренным темным лезвием. Сульг отметил это мельком, не задаваясь вопросом, из чьих рук вырвал его вир: и так было ясно, что хозяин лежит где-нибудь со вспоротым животом.
   Отчаяние и жалость шевельнулись в сердце, никогда еще норлокам не доводилось проливать кровь вир. Но уже в следующее мгновение Сульг отбросил эти мысли и нанес первый удар.
   Оборотничество давало вирам силу, ловкость и реакцию диких зверей. Вир было всего трое, но они перемещались так стремительно, что казалось – их гораздо больше. Они умудрялись возникать одновременно и слева, и справа, и впереди, и, что хуже всего, сзади. Сульг вспомнил это качество вир и лихорадочно пытался к нему приспособиться. В конце концов, каким бы сильным и ловким ни был оборотень, пытающийся достать норлока зазубренным лезвием, ему нечасто приходилось пользоваться оружием. Сульг выбил меч из его руки и одним ударом прикончил оборотня. Другой вир метнулся к нему, словно кошка, норлок отпрянул, с силой выдернул лезвие, застрявшее в груди убитого, настороженно следя за противником; изготовившийся к прыжку оборотень способен убивать голыми руками, именно по этой причине виры редко и неохотно пользовались мечами.
   Пронзительный визг Румиты заставил Сульга бросить быстрый взгляд в сторону.
   Девушка отчаянно размахивала палкой: было совершенно ясно, что ни опыта, ни умения у нее не было, и только чудом ей пока что удавалось держать оборотня на расстоянии. Другой вир воспользовался тем, что норлок на мгновение отвел глаза, бросился вперед и нырнул под руку Сульга. Свистнул меч, вспыхнули алые камни – вир легко увернулся, уходя от удара, и в это мгновение снова раздался визг девушки.
   – Румита! – закричал Сульг, пытаясь не выпускать из поля зрения вира. – Не подпускай его близко!
   Но вместо того чтобы напасть на норлока, вир метнулся в сторону и серой тенью заскользил туда, где под сосной валялся скомканный; плащ Сульга. Норлок бросился к девушке.
   Смелости, чтобы атаковать самой, у нее, конечно, не было и в помине. Румита изо всех сил махала палкой, крепко зажмурившись от страха. Вир легко преодолел жалкую защиту и вцепился девушке в горло. Она пыталась вырваться из цепких рук, но внезапно глаза ее распахнулись в изумлении – Румита остолбенела. Она, конечно, слышала об умении оборотней мгновенно принимать чужой облик, но никогда еще гадалке из Доршаты не приходилось видеть магию вир в действии. Потрясенная Румита внезапно увидела перед собой самое себя, ноги ее подкосились, и, если б вир не продолжал держать девушку, она рухнула бы на землю: перевоплощение всегда производило на людей сильнейшее впечатление.
   Сульг мельком отметил, что вир перевоплотился мгновенно, значит, был уже взрослым, молодые тратили на это не меньше минуты-двух. Норлок схватил его за шиворот и рванул к себе. Лезвие стремительно прошло сквозь тело, жизнь и магия покинули вира. Сульг вытащил меч и отшвырнул оборотня в сторону.
   Долю секунды Румита стояла неподвижно, уставившись на труп, и вдруг, сорвавшись с места, кинулась бежать прочь, с треском продираясь сквозь заросли. Сульг мельком глянул ей вслед, затем отыскал взглядом последнего вира. Кровь застыла в жилах норлока: оборотень искал меч Фиренца. Пока что он не видел его, наложенные драконом заклятия делали клинок невидимым, но вир определенно чуял магию, и это приводило его в сильнейшее беспокойство. Сульг бросился к пригорку под сосной, туда, где, сузив дымчатые глаза, замерев, стоял оборотень, улавливая легчайшее дуновение волшебства, исходящее от меча. Чары меча не позволили бы взять его никому, кроме хозяина, но сейчас, ощущая бешеную магию вира, норлок впервые усомнился в этом. Стоит оборотню случайно задеть клинок, и силой собственной магии он невольно вполне сможет сделать меч видимым. Не исключено, что на какое-то мгновение он сможет подчинить его себе, и тогда…
   Сульг задержал дыхание: против собственного зачарованного меча в руках вира-мага ему не выстоять.
   Вир перетекал с места на место, забыв обо всем на свете, скаля зубы и щуря глаза, близкое присутствие сильного магического источника будоражило его. Сульг замер, неотрывно следя за виром, и в то мгновение, когда тот на секунду замер, в воздухе блеснуло лезвие, и брошенный меч вошел в грудь оборотня. Вир упал рядом с невидимым мечом, словно пытаясь разглядеть его незрячими мертвыми глазами.
   Некоторое время Сульг стоял неподвижно, глядя на убитых и не чувствуя ничего, кроме усталости и горечи. Он направился к пригорку, но успел сделать лишь несколько шагов, когда за спиной раздался короткий рык и чье-то тяжелое тело повисло на плечах. Норлок не заметил, когда еще один вир, четвертый, появился из кустов, и сейчас, рухнув на землю и пытаясь отодрать от себя вцепившегося мертвой хваткой оборотня, проклинал себя за оплошность. В следующее мгновение вир перевоплотился. Сульг ожидал этого, но все же на долю секунды опешил: каждый раз перевоплощение поражало так же сильно, как и вначале. Он глядел в свои глаза, темно-серые, полные ярости, видел собственное лицо, искаженное усилием борьбы. Но уже в следующую секунду наваждение исчезло. Сульг оттолкнул оборотня и попытался вытащить нож, пальцы скользнули по рукояти, но тут же бессильно разжались – вир стиснул его руку с такой силой, что, казалось, вот-вот раздробит запястье.
   А мгновение спустя норлок почувствовал еще кое-что.
   Магия вира хлынула сплошным потоком, словно горная Савина, что, сорвавшись с вершины, сметает все на своем пути. Невозможно было сопротивляться такой силе, Сульгу казалось, что он слышит, как хрустят его кости, как бурлит кровь в жилах, грозя вот-вот вскипеть, чувствовал, как застрял в легких воздух, внезапно ставший густым и обжигающим. По телу прокатилась дрожь, предвестница смерти. Вдруг вир дернулся, изо рта его хлынула кровь, заливая лицо норлока. В доли .секунды произошло обратное перевоплощение. Сульг столкнул тяжелое тело и сел, кашляя и отплевываясь от чужой крови, пытаясь отдышаться. Он вытер лицо рукавом и поднял голову: рядом стояла Румита, бледная и решительная, с его собственным мечом в руке. Мгновение Сульг смотрел на девушку, словно стараясь вспомнить, кто это, потом тряхнул головой и поднялся. Взгляд гадалки оставался настороженным, лезвие клинка целилось в сердце норлока.
   – Молодец, – сказал Сульг, внимательно следя за каждым ее движением, затем улыбнулся и осторожно протянул руку. Румита поколебалась и неохотно отдала меч. Сульг прошелся по поляне, осмотрел трупы, добил одного из вир и вернулся к повозке. Рядом с колесами лежал оборотень, убитый гадалкой. Норлок склонился над телом, разглядывая, затем перевернул на спину и присвистнул. Румита нанесла свой неумелый удар с такой силой, что меч, войдя в спину виру, прошел его насквозь и пробил грудную клетку.
   – Еще немного, и ты прикончила бы меня вместе с ним, – заметил норлок. Он поймал испуганный взгляд девушки и поспешил добавить: – Ну, ничего, все обошлось. Спасибо за помощь. Честно говоря, я думал, что ты убежала.
   – Но я же вернулась! – резко ответила Румита, сердито блеснув глазами. – Хотя могла бросить тебя здесь вместе с вирами!
   – Ладно. – Он положил меч в траву рядом с клинком Фиренца. – Вернулась – и хорошо. Займемся делом, надо убрать тела…– Он не договорил.
   Глаза Румиты расширились:
   – Что? Снова виры?
   Сульг отрицательно мотнул головой, прислушиваясь. Кто-то мчался по заброшенной дороге, не жалея лошадей.
   – Нет. Я слышу топот копыт, а виры не ездят верхом, лошади их боятся. Это патруль или почтовая служба. – Норлок окинул взглядом поляну и вдруг крикнул: – Быстро! Затаскивай убитых в кусты!
   Он ухватил за шиворот труп и поволок в заросли. Румита. пересиливая страх и отвращение, с трудом потащила за ноги другого вира, стараясь не касаться мертвого тела.
   – Зачем? – растерянно спросила она. – Зачем это делать?
   – Шевелись! – рявкнул Сульг. – Живее! Я – простолюдин, фермер, неужели не понятно? У любого человека возникнут вопросы, как обычный огородник уложил четырех виp! А уж когда увидят раны от меча, то и вопросов не останется!
   Он оттащил еще одного вира и бегом вернулся на поляну.
   – Давай сюда его меч, живо! Снимай с него перевязь!
   Румита торопливо расстегнула пояс на убитом. Сульг убрал в кусты собственный меч вместе с клинком Фиренца и надел чужой пояс с прицепленными к нему деревянными ножнами. Такой меч, дешевый и не лучшего качества, вполне мог принадлежать селянину, отправляющемуся в путь.
   – Этого оставь! – приказал он Румите, видя, что она пытается сдвинуть тело заколотого ею вира.
   – Слушай внимательно, – проговорил он, не отрывая взгляда от дороги, – из-за поворота уже показались три всадника, двое из них были в форме почтовой связи с нашитыми на рукавах двумя лентами, желтой и синей: доставка срочных донесений. Третий носил обычный дорожный плащ. Норлок сузил глаза: этот третий мог оказаться кем угодно.
   На нас напали два вира. Два, поняла? Одного мы убили, другой скрылся раненый. Говори поменьше, понятно? А лучше: вообще держи рот закрытым!
   Румита торопливо кивнула.
   Всадники приблизились и остановили лошадей.
   Один из них, грузный и краснолицый, глянул на Сульга из-под седых бровей.
   – Эй, ты! – крикнул он повелительно. – Подойди!
   Норлок пробрался сквозь кустарник и вышел на дорогу.
   Следом за ним, спотыкаясь, двинулась и Румита.
   – Что тут произошло? – Всадник, привстав на стременах, разглядывал истоптанную поляну, разбросанные вещи и тело убитого, залитое кровью.
   – Мы идем из Брера в Дайру. – Сульг постарался вложить в голос как можно больше почтительности. – Переночевали тут… а утром напали виры.
   Всадники переглянулись.
   – Виры? Ну-ка, переверни его на спину, – коротко приказал другой. – Может, ты прикончил кого-то из своих дружков, а? Напились вчера, повздорили, а ты и решил с ним счеты свести?
   Сульг послушно направился на поляну. Всадники тронули лошадей и подъехали ближе, наблюдая, как норлок переворачивает тело убитого.
   – Вир, точно, – определил первый. Он сдвинул шляпу и почесал в затылке. – Проклятье, уже третий за этот месяц. Эй! – крикнул он. – Сколько их было?
   – Двое. Один убежал. Другого мне удалось заколоть.
   Второй всадник, смуглый и черноглазый, поджав губы, скользнул пренебрежительным взглядом по дешевому мечу в потрепанных деревянных ножнах.
   – Повезло тебе, деревенщина, – бросил он, брезгливо разглядывая стоящего перед ним человека в грязной, заляпанной кровью одежде, с перепачканным лицом. – Могло быть и хуже. Только недоумки вроде тебя ночуют в кустах у дороги! Небось после праздника еще не весь хмель из башки выветрился?
   Внезапно в разговор вмешался еще один: средних лет мужчина, закутанный в дорожный плащ.
   – Откуда, говоришь, вы идете? – негромко переспросил он.
   – Из Брера в Дайру. Домой возвращаемся, с осеннего праздника.
   – Далековато, чтоб пешком добираться. – Он внимательно разглядывал норлока, прищурив голубые глаза. – Обычно, кто направляется в Дайру, покупает место в повозке, а не шляется по дорогам, где бродят виры.
   – Это да, – покладисто сказал норлок, лихорадочно соображая, какая ложь покажется наиболее убедительной: у голубоглазого человека был проницательный и тяжелый взгляд. – Но…
   Неожиданно позади раздался сердитый голос Румиты. Сульг похолодел.
   Девушка шагнула вперед, оттолкнув стоявшего на пути норлока.
   – Не на что покупать, – раздраженно сообщила она. – Все деньги, что на оплату места были отложены, этот пьяница проклятый в кабаках оставил! Чтоб он когда-нибудь этим пивом до смерти упился, золотуха его возьми!
   Сульг растерянно заморгал глазами, с изумлением услышав в голосе Румиты сварливые нотки.
   – Мы из Брера должны были вместе с родственниками выехать, – пояснила она всадникам. – Но муженек-то так накануне нажрался, что и встать не мог. Понятное дело, ждать нас не стали!