Платформа оказалась безлюдной, только какой-то старичок дремал на перевернутом вверх дном ведре в тени расписания электропоездов.
– Следующий на Москву не скоро пойдет? – спросила я у старичка.
Он посмотрел на меня сонным рассеянным взглядом и мотнул головой на расписание, висевшее над ним. Я углубилась в его изучение.
До электрички было минут пятнадцать. Все это время я проторчала на платформе, вышагивая по ней из конца в конец под лучами нежаркого утреннего солнца и наслаждаясь ощущением свободы и открывающихся передо мною перспектив. Правда, какого рода это были перспективы и в чем они заключались, я старалась не думать и даже нарочно отгоняла от себя такие мысли, если они начинали лезть мне в голову. Не хотелось портить себе настроение.
Подошла наконец электричка, мы со старичком сели в нее, двери закрылись, и мне показалось, что все мои проблемы решены. По крайней мере, на ближайший час, пока я буду ехать к Москве.
Народу в вагоне было много, я с трудом отыскала себе место, уселась между двумя тетками дачно-интеллигентного вида, и мне тут же вспомнилась моя недавняя поездка в Москву – по поручению Лаптева…
Глава 9
Глава 10
Глава 11
– Следующий на Москву не скоро пойдет? – спросила я у старичка.
Он посмотрел на меня сонным рассеянным взглядом и мотнул головой на расписание, висевшее над ним. Я углубилась в его изучение.
До электрички было минут пятнадцать. Все это время я проторчала на платформе, вышагивая по ней из конца в конец под лучами нежаркого утреннего солнца и наслаждаясь ощущением свободы и открывающихся передо мною перспектив. Правда, какого рода это были перспективы и в чем они заключались, я старалась не думать и даже нарочно отгоняла от себя такие мысли, если они начинали лезть мне в голову. Не хотелось портить себе настроение.
Подошла наконец электричка, мы со старичком сели в нее, двери закрылись, и мне показалось, что все мои проблемы решены. По крайней мере, на ближайший час, пока я буду ехать к Москве.
Народу в вагоне было много, я с трудом отыскала себе место, уселась между двумя тетками дачно-интеллигентного вида, и мне тут же вспомнилась моя недавняя поездка в Москву – по поручению Лаптева…
Глава 9
Я тогда обернулась за один день. Вернее, в Москве была только один день, еще два у меня ушло на дорогу туда и обратно. Но ночевать мне тогда в Москве не пришлось, потому что поезд из Арбатова приходит в Москву утром, а обратно идет поздно ночью, уже после полуночи, поэтому о ночлеге у меня голова не болела. Тем более что я была уверена, что успею выполнить поручение Лаптева всего за пару часов, а остальное время буду просто гулять по московским улицам и развлекаться. И такая перспектива меня нисколько не огорчала.
Но я угадала только часть программы, а именно – связанную с прогулками по Москве. Мне и в самом деле пришлось немало в тот день попутешествовать. Но если уж вспоминать, то по порядку.
Выйдя из поезда на Павелецком вокзале и добравшись на метро до Казанского, я принялась расспрашивать прохожих, где мне найти кафе «Пробоина». Удивительно, но из ста человек, которым я успела задать этот вопрос, пока мне это не надоело окончательно, девяносто пять оказались приезжими и лишь смущенно улыбались в ответ или просто отмахивались. Пятеро же москвичей посмотрели на меня как на полную дуру и в один голос уверенно заявили, что первый раз слышат такое название.
Я несколько приуныла. Поручение Лаптева уже не казалось мне таким элементарным. Я вернулась на Казанский вокзал, единственный известный мне точно надежный ориентир в моих поисках, уселась на каменный парапет около огромного универмага и закурила, размышляя, где же может находиться эта загадочная «Дыра» и как мне об этом узнать.
Мимо меня то и дело проходили мужчины, то в одну, то в другую сторону, пока меня наконец не заинтересовало столь «однополое» движение. Проследив глазами курс одного из них, я уперлась взглядом в вывеску «Пиво». И едва не хлопнула себя ладонью по лбу. Ну конечно! У мужиков нужно спрашивать! Но спрашивать только у местных, то есть не просто у москвичей, но именно у тех москвичей, которые постоянно бывают в интересующем меня районе. Рядом с Казанским вокзалом.
Подумав еще минут пять, я набрела на мысль, показавшуюся мне удачной. Я отправилась на поиски носильщиков. Уж эти-то люди должны знать все! Первый же из них, молодой еще на вид парень, ничего не знал о «Пробоине», но знал человека, которому наверняка известно все, что находится вокруг Казанского вокзала.
– Бутылку «Анапы» купишь ему? – спросил парень, которому, как я поняла, хотелось со мной подольше пообщаться. Дело для мужчин обычное.
Я с готовностью кивнула.
– Куплю водки бутылку.
– Тогда пошли. Но водку он уже не пьет. Купи лучше «Анапы»…
Я сделала, как мне посоветовали – купила в ларьке бутылку «Анапы», и парень повел меня вдоль крайнего левого пути, кажется первого, в сторону от вокзала. Минут через пять, попрыгав по шпалам и продравшись через какие-то кусты, мы с ним пришли к металлическому ангару, в который входил один из путей. Вероятно, это было какое-то ремонтное депо или что-то в этом роде. Черт его знает, я так и не разобралась.
Поминутно рискуя перемазаться в мазуте, саже, масле и прочих прелестях, я проследовала за парнем внутрь этого сооружения. В одном из закоулков оказалась тесная маленькая каморка, в которой и находился тот, кто мне был нужен. Это был старый иссохший мужчина лет, наверное, семидесяти с лишним, который точил напильником какую-то зажатую в тисках длинную железяку. Все стены каморки занимали полки со всякого рода инструментом и железками непонятного происхождения и назначения, а на широком металлическом верстаке стоял большой электрический самовар и рядом с ним огромный и удивительно чистый литровый заварочный чайник.
Старик бросил точить свою железяку и вопросительно уставился на парня.
– Вот, дядь Слав, – к тебе…
Парень сдержанно кивнул в мою сторону. Я обратила внимание, что разговаривал он со старичком уважительно, так, наверное, с аксакалами в среднеазиатских аулах разговаривают.
Старичок перевел взгляд на меня и стал разглядывать с головы до ног поверх привязанных веревочкой к его голове очков, у которых совсем не было дужек.
– Ты чья? – спросил дядя Слава.
Вопрос поставил меня в тупик. Я недоуменно пожала плечами.
– Своя, – сказала я, не найдя другого, более подходящего ответа.
– Ну, коли своя, говори, че надо?
Дядя Слава разговаривал явно недружелюбно, не доверял мне и поглядывал на парня, который меня привел, сердито. Постукивал напильником по ладони. Парень, стоявший у него за спиной, начал жестами мне показывать, что нужно достать бутылку.
– Извини, дядь Слав, я что-то… – я извиняющимся жестом дотронулась до своей головы и достала из сумочки бутылку.
– Сейчас у многих с головой не в порядке, особенно у молодых, – сказал он сердито и скомандовал мне: – Открывай! И лей вот сюда…
Он показал напильником на заварочный чайник. А в ответ на мой недоуменный взгляд добавил:
– Я спиртное в руки не беру. Такой договор с начальством. Не стану же я его обманывать… Я в жизни никого не обманывал. Меня сколько раз обманывали, а я – нет… Тару здесь не оставляй, с собой забери. А то всю конспирацию мою нарушишь… Что у тебя за дело-то? – спросил он, когда я перелила вино в чайник, а пустую бутылку, как он приказал, спрятала обратно в сумочку.
– Да никак не могу найти забегаловку одну, дядь Слав, – озабоченно сказала я. – А должна быть где-то здесь рядом… «Пробоина» называется.
– Ну ты скажешь – «Пробоина»! – засмеялся старик. – «Дыра» она называется, а не «Пробоина». Она и сорок лет назад «Дырой» называлась и сейчас так называется… Да здесь она, рядом совсем. Только тебе-то чего там? Там ведь люди-то одного сорта бывают, а не такие… Вот даже он туда не ходит…
Дядя Слава кивнул головой на парня, который меня сюда привел.
– Мне только человека там найти, больше ничего, – начала я почему-то оправдываться. – Я ведь только на минуту туда…
– Человека, говоришь? – старик спросил это как-то удивленно. – Что ж ты лучше-то место не выбрала, где тебе человека-то поискать… Я там всех знаю, человека ты там не найдешь…
Дядя Слава покачал головой, а я уже начинала злиться. Стоило, конечно, тащиться в эту заваленную металлом и заросшую грязью каморку, чтобы выслушивать проповеди старого алкоголика!
– Мне нужен Крот! – резко сказала я ему. – На два слова.
– Да хоть на одно! Разве в этом дело? – сказал дядя Слава. – Ты смотри, осторожней с этим Кротом. А то он тебя быстро приспособит. Ты деваха видная… Смотри, не пей ничего, что он тебе наливать будет! Он будет наливать, вот увидишь. А то очнешься потом в какой-нибудь грязной каморке, вроде этой…
Он обвел глазами свои владения.
– …и будут тебя колоть, пока память не потеряешь. А потом будешь минет в «Дыре» делать за то, чтобы Крот тебе дозу вколол…
Я, честно говоря, была ошарашена. И не столько нравами московского дна, сколько связями Лаптева с такого рода людьми.
– Хорошо, дядь Слав, спасибо, что предупредил. Я буду осторожна, – сказала я. – Говори, как пройти туда…
Минуты три он объяснял мне, как найти «Дыру» в сплетении переулков и тупиков около Казанского вокзала. Забегаловка действительно оказалась рядом, но ему пришлось подробно нарисовать мне на клочке бумаги, где нужно будет сворачивать, сколько поворотов идти направо, сколько налево, а где придется перелезть забор и пройти метров сто заброшенным сквериком.
Я отправилась на поиски и, оглянувшись в двери его каморки, увидела, как он наливает в чайную чашку темную жидкость из заварочного чайника.
Но я угадала только часть программы, а именно – связанную с прогулками по Москве. Мне и в самом деле пришлось немало в тот день попутешествовать. Но если уж вспоминать, то по порядку.
Выйдя из поезда на Павелецком вокзале и добравшись на метро до Казанского, я принялась расспрашивать прохожих, где мне найти кафе «Пробоина». Удивительно, но из ста человек, которым я успела задать этот вопрос, пока мне это не надоело окончательно, девяносто пять оказались приезжими и лишь смущенно улыбались в ответ или просто отмахивались. Пятеро же москвичей посмотрели на меня как на полную дуру и в один голос уверенно заявили, что первый раз слышат такое название.
Я несколько приуныла. Поручение Лаптева уже не казалось мне таким элементарным. Я вернулась на Казанский вокзал, единственный известный мне точно надежный ориентир в моих поисках, уселась на каменный парапет около огромного универмага и закурила, размышляя, где же может находиться эта загадочная «Дыра» и как мне об этом узнать.
Мимо меня то и дело проходили мужчины, то в одну, то в другую сторону, пока меня наконец не заинтересовало столь «однополое» движение. Проследив глазами курс одного из них, я уперлась взглядом в вывеску «Пиво». И едва не хлопнула себя ладонью по лбу. Ну конечно! У мужиков нужно спрашивать! Но спрашивать только у местных, то есть не просто у москвичей, но именно у тех москвичей, которые постоянно бывают в интересующем меня районе. Рядом с Казанским вокзалом.
Подумав еще минут пять, я набрела на мысль, показавшуюся мне удачной. Я отправилась на поиски носильщиков. Уж эти-то люди должны знать все! Первый же из них, молодой еще на вид парень, ничего не знал о «Пробоине», но знал человека, которому наверняка известно все, что находится вокруг Казанского вокзала.
– Бутылку «Анапы» купишь ему? – спросил парень, которому, как я поняла, хотелось со мной подольше пообщаться. Дело для мужчин обычное.
Я с готовностью кивнула.
– Куплю водки бутылку.
– Тогда пошли. Но водку он уже не пьет. Купи лучше «Анапы»…
Я сделала, как мне посоветовали – купила в ларьке бутылку «Анапы», и парень повел меня вдоль крайнего левого пути, кажется первого, в сторону от вокзала. Минут через пять, попрыгав по шпалам и продравшись через какие-то кусты, мы с ним пришли к металлическому ангару, в который входил один из путей. Вероятно, это было какое-то ремонтное депо или что-то в этом роде. Черт его знает, я так и не разобралась.
Поминутно рискуя перемазаться в мазуте, саже, масле и прочих прелестях, я проследовала за парнем внутрь этого сооружения. В одном из закоулков оказалась тесная маленькая каморка, в которой и находился тот, кто мне был нужен. Это был старый иссохший мужчина лет, наверное, семидесяти с лишним, который точил напильником какую-то зажатую в тисках длинную железяку. Все стены каморки занимали полки со всякого рода инструментом и железками непонятного происхождения и назначения, а на широком металлическом верстаке стоял большой электрический самовар и рядом с ним огромный и удивительно чистый литровый заварочный чайник.
Старик бросил точить свою железяку и вопросительно уставился на парня.
– Вот, дядь Слав, – к тебе…
Парень сдержанно кивнул в мою сторону. Я обратила внимание, что разговаривал он со старичком уважительно, так, наверное, с аксакалами в среднеазиатских аулах разговаривают.
Старичок перевел взгляд на меня и стал разглядывать с головы до ног поверх привязанных веревочкой к его голове очков, у которых совсем не было дужек.
– Ты чья? – спросил дядя Слава.
Вопрос поставил меня в тупик. Я недоуменно пожала плечами.
– Своя, – сказала я, не найдя другого, более подходящего ответа.
– Ну, коли своя, говори, че надо?
Дядя Слава разговаривал явно недружелюбно, не доверял мне и поглядывал на парня, который меня привел, сердито. Постукивал напильником по ладони. Парень, стоявший у него за спиной, начал жестами мне показывать, что нужно достать бутылку.
– Извини, дядь Слав, я что-то… – я извиняющимся жестом дотронулась до своей головы и достала из сумочки бутылку.
– Сейчас у многих с головой не в порядке, особенно у молодых, – сказал он сердито и скомандовал мне: – Открывай! И лей вот сюда…
Он показал напильником на заварочный чайник. А в ответ на мой недоуменный взгляд добавил:
– Я спиртное в руки не беру. Такой договор с начальством. Не стану же я его обманывать… Я в жизни никого не обманывал. Меня сколько раз обманывали, а я – нет… Тару здесь не оставляй, с собой забери. А то всю конспирацию мою нарушишь… Что у тебя за дело-то? – спросил он, когда я перелила вино в чайник, а пустую бутылку, как он приказал, спрятала обратно в сумочку.
– Да никак не могу найти забегаловку одну, дядь Слав, – озабоченно сказала я. – А должна быть где-то здесь рядом… «Пробоина» называется.
– Ну ты скажешь – «Пробоина»! – засмеялся старик. – «Дыра» она называется, а не «Пробоина». Она и сорок лет назад «Дырой» называлась и сейчас так называется… Да здесь она, рядом совсем. Только тебе-то чего там? Там ведь люди-то одного сорта бывают, а не такие… Вот даже он туда не ходит…
Дядя Слава кивнул головой на парня, который меня сюда привел.
– Мне только человека там найти, больше ничего, – начала я почему-то оправдываться. – Я ведь только на минуту туда…
– Человека, говоришь? – старик спросил это как-то удивленно. – Что ж ты лучше-то место не выбрала, где тебе человека-то поискать… Я там всех знаю, человека ты там не найдешь…
Дядя Слава покачал головой, а я уже начинала злиться. Стоило, конечно, тащиться в эту заваленную металлом и заросшую грязью каморку, чтобы выслушивать проповеди старого алкоголика!
– Мне нужен Крот! – резко сказала я ему. – На два слова.
– Да хоть на одно! Разве в этом дело? – сказал дядя Слава. – Ты смотри, осторожней с этим Кротом. А то он тебя быстро приспособит. Ты деваха видная… Смотри, не пей ничего, что он тебе наливать будет! Он будет наливать, вот увидишь. А то очнешься потом в какой-нибудь грязной каморке, вроде этой…
Он обвел глазами свои владения.
– …и будут тебя колоть, пока память не потеряешь. А потом будешь минет в «Дыре» делать за то, чтобы Крот тебе дозу вколол…
Я, честно говоря, была ошарашена. И не столько нравами московского дна, сколько связями Лаптева с такого рода людьми.
– Хорошо, дядь Слав, спасибо, что предупредил. Я буду осторожна, – сказала я. – Говори, как пройти туда…
Минуты три он объяснял мне, как найти «Дыру» в сплетении переулков и тупиков около Казанского вокзала. Забегаловка действительно оказалась рядом, но ему пришлось подробно нарисовать мне на клочке бумаги, где нужно будет сворачивать, сколько поворотов идти направо, сколько налево, а где придется перелезть забор и пройти метров сто заброшенным сквериком.
Я отправилась на поиски и, оглянувшись в двери его каморки, увидела, как он наливает в чайную чашку темную жидкость из заварочного чайника.
Глава 10
Только разыскав «Пробоину», я поняла, что, если бы не помощь дяди Славы, я бы просто не нашла ее никогда. Я перелезла через забор в том месте, которое он мне указал, прошла через заросший кустами сквер и оказалась в глухом дворе. В правой его стене я увидела пять дверей и пошла ко второй слева. Ни над ней, ни на ней не было ни вывески, ни надписи, ни даже стрелки, нарисованной мелом. И все пять дверей были совершенно одинаковыми – грязными и облезлыми.
Открыв одну из них, я спустилась по узкой расшатанной деревянной лестнице, прошла длинным грязным коридором с несколькими закрытыми дверями и наконец, открыв дверь в самом конце коридора, оказалась в зале со сводчатыми стенами и куполообразным потолком.
Из-за табачного дыма разглядеть что-нибудь в зале было очень сложно. Ясно было, что он небольшой, столов на шесть-семь. Все они оказались заняты, за всеми сидели личности полууголовного вида, те, кого называют «синяками», все курили, все пили водку или вино, все матерились. Никто ничего не ел, не закусывал, когда пил. Кололись в открытую, время от времени обращаясь к бармену за шприцем. Никакой музыки слышно не было.
В глубине зала я разглядела прилавок или стойку бара, за которой торчал лысый человек среднего роста. Подойдя поближе, я увидела его маленькие бегающие глазки. Вытянутое вперед лицо, заканчивающееся острым носом, и маленькие жесткие усики, черневшие под носом. Не было никаких сомнений, что это и есть сам Крот, настолько его лицо оправдывало эту кличку.
Когда я вошла, никто из сидящих в зале на меня внимания не обратил. Но у бармена я сразу же заметила хищный интерес в глазах. Заговорил он со мной первым, криво улыбаясь и глядя очень настороженно.
– Что, красотка, невтерпеж? Ширнуться надо?
Я покачала головой.
– Тогда выпей со мной! Я угощаю…
Не дожидаясь моего согласия, он поставил на стойку две стопки. Плеснул грамм тридцать водки сначала в одну, потом в другую. Если бы не предупреждение дяди Славы, я бы и внимания не обратила, что после того, как он налил одну стопку, Крот сделал вид, что его что-то отвлекло и на секунду отвернулся от стойки с бутылкой в руке. Я еле успела заметить, как он ее подменил. И потом уже налил мне. Но уже не водку, а неизвестно что.
– Давай! – сказал Крот, поднимая свою стопку. – За красивых девушек, которые развлекают старого Крота в его норе!
Я не спешила поддержать его тост. Признаюсь честно, уже давно, как только я поняла, к какого сорта людям направил меня Лаптев, где-то на краю моего сознания все время копошилась одна и та же мысль. Она, как я чувствовала, могла завести меня очень далеко.
«Интересно, – подумала я, – что может быть общего у Лаптева с этим Кротом?»
– Тебе привет из Арбатова, Крот, – сказала я, отодвинув от себя водку и глядя ему в глаза.
Но в его бегающих глазках ничего не изменилось. В них не прибавилось интереса ко мне, не появилось и никакого беспокойства. С таким же успехом Крот, наверное, принял бы привет из любого города России. Я поняла, что выстрел мой оказался холостым. Но просто так сдаваться я не собиралась. Сдаваться – это просто не вяжется с моим характером. Не прошел номер – ну и не надо. У меня есть в запасе и другие варианты.
Крот вновь придвинул ко мне водку со своей отравой. Что, интересно, у него там намешано? Снотворное? Нет, скорее всего что-нибудь психотропное.
– Не дури, девочка, – сказал он обиженно-угрожающим тоном. – Я уже выпил за тебя. Ведь ты же не хочешь, чтобы я рассердился?
Не могу сказать, что я его боялась, но некоторые опасения он мне все же внушал. Если он начнет меня хватать и куда-нибудь тащить, я вряд ли смогу оказать ему реальное сопротивление. Мужичок он довольно плотный… А я даже ни одного приема не знаю.
Но и его план игры принимать тоже нельзя. Его маневр я уже поняла. Или я выпиваю его отраву и попадаю в его лапы, или отказываюсь, и он тогда разыгрывает вариант с оскорблением, с неоплаченной выпивкой. Я, мол, тварь неблагодарная, и меня надо проучить. И я вновь попадаю в его лапы. На чью-то помощь мне рассчитывать трудно… Надо показать, что я его не боюсь.
Я взяла стопку с водкой, подняла ее на уровень лица и медленно вылила на пол. Крот замер и напрягся. Он как-то даже оцепенел от напряжения. Я понимала, что все это – театр, что он доволен развитием событий и уже уверен, что я в его руках. По-моему, самое время выкладывать козыри… Пока они еще могут сыграть…
– Ты что ж это делаешь, сука? – очень спокойно, с ощущением хозяина ситуации, спросил Крот. – Придется тебя научить вежливости…
– Заткнись, Крот! – перебила я его. – Пей сам свой крысиный яд! И можешь сдохнуть, если хочешь. Только сначала сделаешь то, что ты должен сделать…
Я перегнулась через стойку и, приблизив свое лицо к его остроносой физиономии, заглянула прямо в его маленькие злые глазки.
– Вилли приглашает Крошку на устрицы, – произнесла я, отделяя каждое слово от остальных. – Ты понял, Крот? Или повторить?
Он медленно покачал головой. Фраза не произвела на него никакого впечатления. Но злость в его глазах потухла и тут же сменилась полным ко мне безразличием. Он меня просто перестал замечать. Он принялся за свои барменские дела, словно меня вообще не существовало. Грязным полотенцем стал протирать низкие стаканы под водку из такого толстого стекла, что они, наверное, не разбивались, когда обколотая публика роняла их на кафельный пол.
Миссия моя была, собственно, окончена. Но тут меня осенила гениальная идея. Вознаграждение в 500 долларов показалось мне мизерным пустяком по сравнению с тем, какие перспективы открывались, если влезть во всю эту историю поосновательней. Мне нужна была, собственно, только информация. Какого рода? Я и сама не знаю. Но если все же выяснить, что за дела у Крота и Лаптева, можно будет попробовать прижать немного пославшего меня в Москву владельца «Экспоцентра». С него можно тогда потребовать не 500, а все 5000 долларов за свое молчание. Молчание о чем? Да черт его знает – о чем. Но я была уверена, что есть о чем. Это нужно выяснить, не теряя времени…
Признаюсь, меня мучили сомнения. Не знаю, честное слово, не знаю, решилась бы я на шантаж реально, если бы дело до того дошло… Но пока оно маячило где-то в перспективе, пока было лишь неясной возможностью – оно не казалось мне ни отвратительным, ни опасным. Да мне, собственно, ничто не казалось невозможным, когда я видела перед собой четкий, хотя и довольно сомнительный путь к успеху…
Я выбралась на улицу и устроилась в том самом скверике, о котором говорил дядя Слава. Из «Дыры», как я поняла, вела единственная дорога, и Крот обязательно должен был пройти мимо меня. Я решила его дождаться и проследить, какому такому Крошке он передаст приглашение какого-то Вилли?
В этом скверике мне пришлось проторчать три часа! Я просто измаялась бродить по нему, глядя то по сторонам, то себе под ноги, то считая шаги, то переводя их в метры. Я уже посидела на каком-то камушке, постелив на него полиэтиленовый пакет, чтобы не испачкать платье. Я перепела вполголоса все песни, которые только знала… А Крота все не было и не было.
Моя затея уже казалась мне ужасно глупой, мне было смертельно скучно торчать в этом глухом скверике, где за полчаса проходил, дай бог, один прохожий… Но я уже не могла просто взять и уйти отсюда. Что же получилось бы? – я столько времени зря проторчала на одном месте, а потом ушла, не добившись результата? Я могла бы отказаться и уйти, но только если бы сделала это сразу. Теперь мне просто жалко было истраченного зря времени. Я бы просто уважать себя перестала, если бы отступила!
Открыв одну из них, я спустилась по узкой расшатанной деревянной лестнице, прошла длинным грязным коридором с несколькими закрытыми дверями и наконец, открыв дверь в самом конце коридора, оказалась в зале со сводчатыми стенами и куполообразным потолком.
Из-за табачного дыма разглядеть что-нибудь в зале было очень сложно. Ясно было, что он небольшой, столов на шесть-семь. Все они оказались заняты, за всеми сидели личности полууголовного вида, те, кого называют «синяками», все курили, все пили водку или вино, все матерились. Никто ничего не ел, не закусывал, когда пил. Кололись в открытую, время от времени обращаясь к бармену за шприцем. Никакой музыки слышно не было.
В глубине зала я разглядела прилавок или стойку бара, за которой торчал лысый человек среднего роста. Подойдя поближе, я увидела его маленькие бегающие глазки. Вытянутое вперед лицо, заканчивающееся острым носом, и маленькие жесткие усики, черневшие под носом. Не было никаких сомнений, что это и есть сам Крот, настолько его лицо оправдывало эту кличку.
Когда я вошла, никто из сидящих в зале на меня внимания не обратил. Но у бармена я сразу же заметила хищный интерес в глазах. Заговорил он со мной первым, криво улыбаясь и глядя очень настороженно.
– Что, красотка, невтерпеж? Ширнуться надо?
Я покачала головой.
– Тогда выпей со мной! Я угощаю…
Не дожидаясь моего согласия, он поставил на стойку две стопки. Плеснул грамм тридцать водки сначала в одну, потом в другую. Если бы не предупреждение дяди Славы, я бы и внимания не обратила, что после того, как он налил одну стопку, Крот сделал вид, что его что-то отвлекло и на секунду отвернулся от стойки с бутылкой в руке. Я еле успела заметить, как он ее подменил. И потом уже налил мне. Но уже не водку, а неизвестно что.
– Давай! – сказал Крот, поднимая свою стопку. – За красивых девушек, которые развлекают старого Крота в его норе!
Я не спешила поддержать его тост. Признаюсь честно, уже давно, как только я поняла, к какого сорта людям направил меня Лаптев, где-то на краю моего сознания все время копошилась одна и та же мысль. Она, как я чувствовала, могла завести меня очень далеко.
«Интересно, – подумала я, – что может быть общего у Лаптева с этим Кротом?»
– Тебе привет из Арбатова, Крот, – сказала я, отодвинув от себя водку и глядя ему в глаза.
Но в его бегающих глазках ничего не изменилось. В них не прибавилось интереса ко мне, не появилось и никакого беспокойства. С таким же успехом Крот, наверное, принял бы привет из любого города России. Я поняла, что выстрел мой оказался холостым. Но просто так сдаваться я не собиралась. Сдаваться – это просто не вяжется с моим характером. Не прошел номер – ну и не надо. У меня есть в запасе и другие варианты.
Крот вновь придвинул ко мне водку со своей отравой. Что, интересно, у него там намешано? Снотворное? Нет, скорее всего что-нибудь психотропное.
– Не дури, девочка, – сказал он обиженно-угрожающим тоном. – Я уже выпил за тебя. Ведь ты же не хочешь, чтобы я рассердился?
Не могу сказать, что я его боялась, но некоторые опасения он мне все же внушал. Если он начнет меня хватать и куда-нибудь тащить, я вряд ли смогу оказать ему реальное сопротивление. Мужичок он довольно плотный… А я даже ни одного приема не знаю.
Но и его план игры принимать тоже нельзя. Его маневр я уже поняла. Или я выпиваю его отраву и попадаю в его лапы, или отказываюсь, и он тогда разыгрывает вариант с оскорблением, с неоплаченной выпивкой. Я, мол, тварь неблагодарная, и меня надо проучить. И я вновь попадаю в его лапы. На чью-то помощь мне рассчитывать трудно… Надо показать, что я его не боюсь.
Я взяла стопку с водкой, подняла ее на уровень лица и медленно вылила на пол. Крот замер и напрягся. Он как-то даже оцепенел от напряжения. Я понимала, что все это – театр, что он доволен развитием событий и уже уверен, что я в его руках. По-моему, самое время выкладывать козыри… Пока они еще могут сыграть…
– Ты что ж это делаешь, сука? – очень спокойно, с ощущением хозяина ситуации, спросил Крот. – Придется тебя научить вежливости…
– Заткнись, Крот! – перебила я его. – Пей сам свой крысиный яд! И можешь сдохнуть, если хочешь. Только сначала сделаешь то, что ты должен сделать…
Я перегнулась через стойку и, приблизив свое лицо к его остроносой физиономии, заглянула прямо в его маленькие злые глазки.
– Вилли приглашает Крошку на устрицы, – произнесла я, отделяя каждое слово от остальных. – Ты понял, Крот? Или повторить?
Он медленно покачал головой. Фраза не произвела на него никакого впечатления. Но злость в его глазах потухла и тут же сменилась полным ко мне безразличием. Он меня просто перестал замечать. Он принялся за свои барменские дела, словно меня вообще не существовало. Грязным полотенцем стал протирать низкие стаканы под водку из такого толстого стекла, что они, наверное, не разбивались, когда обколотая публика роняла их на кафельный пол.
Миссия моя была, собственно, окончена. Но тут меня осенила гениальная идея. Вознаграждение в 500 долларов показалось мне мизерным пустяком по сравнению с тем, какие перспективы открывались, если влезть во всю эту историю поосновательней. Мне нужна была, собственно, только информация. Какого рода? Я и сама не знаю. Но если все же выяснить, что за дела у Крота и Лаптева, можно будет попробовать прижать немного пославшего меня в Москву владельца «Экспоцентра». С него можно тогда потребовать не 500, а все 5000 долларов за свое молчание. Молчание о чем? Да черт его знает – о чем. Но я была уверена, что есть о чем. Это нужно выяснить, не теряя времени…
Признаюсь, меня мучили сомнения. Не знаю, честное слово, не знаю, решилась бы я на шантаж реально, если бы дело до того дошло… Но пока оно маячило где-то в перспективе, пока было лишь неясной возможностью – оно не казалось мне ни отвратительным, ни опасным. Да мне, собственно, ничто не казалось невозможным, когда я видела перед собой четкий, хотя и довольно сомнительный путь к успеху…
Я выбралась на улицу и устроилась в том самом скверике, о котором говорил дядя Слава. Из «Дыры», как я поняла, вела единственная дорога, и Крот обязательно должен был пройти мимо меня. Я решила его дождаться и проследить, какому такому Крошке он передаст приглашение какого-то Вилли?
В этом скверике мне пришлось проторчать три часа! Я просто измаялась бродить по нему, глядя то по сторонам, то себе под ноги, то считая шаги, то переводя их в метры. Я уже посидела на каком-то камушке, постелив на него полиэтиленовый пакет, чтобы не испачкать платье. Я перепела вполголоса все песни, которые только знала… А Крота все не было и не было.
Моя затея уже казалась мне ужасно глупой, мне было смертельно скучно торчать в этом глухом скверике, где за полчаса проходил, дай бог, один прохожий… Но я уже не могла просто взять и уйти отсюда. Что же получилось бы? – я столько времени зря проторчала на одном месте, а потом ушла, не добившись результата? Я могла бы отказаться и уйти, но только если бы сделала это сразу. Теперь мне просто жалко было истраченного зря времени. Я бы просто уважать себя перестала, если бы отступила!
Глава 11
Я уже начала петь свои любимые песни по третьему кругу, когда из облезлой двери, за которой я издалека наблюдала, появился наконец Крот. Я едва успела спрятаться за какие-то кусты, чтобы он меня не увидел. Но он и не думал смотреть по сторонам. Крот шел ссутулившись, втянув голову в плечи, смотрел себе под ноги. Увидев его, я подумала, что кличку ему могли дать не только за внешнее сходство с кротом, но еще и потому, что на улице он держал себя так, словно ненавидел солнечный свет.
Я никогда прежде не занималась слежкой и вдруг поняла, что это безумно интересно. Нужно вести себя естественно, чтобы не каждый встречный-поперечный понимал, чем ты занимаешься. Нужно не попадаться на глаза тому, за кем ты следишь, то есть держаться довольно далеко от него. И в то же время – видеть все, что он делает, с кем встречается, успевать сообразить, куда он направляется, то есть быть к нему как можно ближе. В результате все это становится похожим на увлекательную игру, в которой тебе отведена одна из главных ролей. И когда наконец ты получаешь ту информацию, за которой охотилась, у тебя возникает чувство победы, словно ты и вправду выиграла в состязании со своим соперником. А я люблю это чувство.
Крот помотал меня по Москве основательно. Я Москву знаю плохо, и единственное, что я поняла, – мы с ним побывали на Тверской, где заглянули в какой-то полутемный подвальчик. Вернее, заглянул он, а я только спустилась по ступенькам и, слегка приоткрыв дверь, увидела, как Крот обшаривает взглядом заведение. Не найдя того, кто ему был нужен, он двинулся к выходу. Я едва успела отскочить от двери и скрыться за углом. Он вышел, вздохнул и отправился в метро. Я, конечно, за ним.
Хуже всего вести слежку в метро. Эскалатор ползет слишком медленно. И когда идущий впереди объект вашего внимания уже покидает подвижные ступени, вам приходится еще несколько секунд подниматься в полном неведении, куда он направится. За те несколько секунд, пока вы находитесь в состоянии оперативной беспомощности, тот, кого вы ведете, имеет прекрасную возможность, резко увеличив скорость, оторваться от вас, уйти за пределы видимости и, таким образом, избавиться от преследования. Если, конечно, он заметит за собой слежку.
Но это были мои, так сказать, теоретические открытия. Крот не думал, похоже, что за ним кто-то может наблюдать. И мотался по городу вовсе не для того, чтобы избавиться от меня. Я уверена – он и не подозревал, что я за ним наблюдаю. Крот просто искал в Москве кого-то, это было совершенно ясно.
Кроме подвальчика на Тверской, мы с ним посетили еще с десяток подобных заведений в разных районах города. Часа полтора он таскал меня по Москве, пока не отыскал нужного человека. Крот нашел его в маленьком бистро, оно называлось то ли «Шеф», то ли «Босс», на углу Селезневской и какого-то кривого переулка, застроенного облезлыми, полуразвалившимися домишками. Я с некоторым удивлением для себя прочитала на угловом доме табличку с его названием – «Переулок Достоевского».
Через стеклянные стены бистро я четко видела, как Крот вошел в кафе и резко остановился. Я тут же поняла, что он увидел нужного ему человека. И вся превратилась в зрение, поскольку слышать с другой стороны улицы все равно ничего не могла. Стоило мне только взглянуть на человека, перед которым остановился Крот, как я сразу же поняла, что это и есть Крошка. Он был меньше Крота на две головы! А Крота самого нельзя было назвать высоким, тот был примерно с меня ростом. А этот был просто какой-то недоросток. Ну, самый настоящий Крошка.
Но как же я расстроилась, когда поняла, что ничего, собственно говоря, не произошло! Я хорошо видела, как Крошка молча посмотрел на застывшего перед ним Крота, а тот сказал ему одну-единственную фразу. Могу поклясться, что это были именно те слова, которые я передала Кроту от Лаптева. Он просто передал их этому Крошке, и все. А тот вообще ничего не ответил, только головой кивнул. И они расстались. Крот вышел из бистро и, не торопясь, отправился по Селезневской к станции метро.
Я стояла на перекрестке в полной растерянности. Что делать-то? Я же так ничего и не узнала, ничего не поняла. Но я уже столько времени истратила на то, чтобы проникнуть в тайну этой фразы! А теперь у меня не было выбора. Нужно было продолжать то, что я начала. Не бросать же дело на полдороге!
Крот мне был уже неинтересен. Теперь надо было следить за Крошкой. Однако я порядком устала, ноги мои отчаянно ныли, в пояснице появилась противная ломота, и мне ужасно захотелось куда-нибудь если не прилечь, то хотя бы присесть.
Я уже думала, не зайти ли мне в бистро и не пристроиться ли за соседним с Крошкой столиком – ведь он меня не знает и вряд ли заподозрит, что я за ним наблюдаю. Но Крошка не дал мне осуществить эту идею. Он быстренько что-то такое допил и вышел на улицу. Я тяжело вздохнула и поплелась за ним. На мое счастье, он меня долго по Москве не мотал, а сразу же повел по конкретному адресу, я это чувствовала по его поведению.
Шла я за ним не особенно долго. Начинало темнеть, и я уже просто молила бога, чтобы все это побыстрее как-нибудь закончилось. Иначе я умру от усталости. Прямо здесь на улице, на ходу.
Крошка зашел в какой-то ресторанчик на Миусской площади, и я, не раздумывая, зашла туда тоже. Но Крошка прошел через зал и скрылся в соседнем помещении. Судя по звуку сталкивающихся шаров, там была бильярдная. Мне пришлось идти за ним, хотя больше всего я хотела сейчас сесть за столик и не вставать до закрытия. Но из-за столика я ничего бы не увидела и не услышала. Поэтому я встала в дверном проеме и смогла наблюдать, как Крошка тронул за плечо высокого и мрачного типа с длинными волосами, прямым римским носом и кием в руке. О чем они там между собой говорили, мне не слышно было, но вряд ли сказали друг другу больше десяти слов. И я поняла, что мне опять придется сменить объект наблюдения.
Я чуть было не отказалась от своей затеи – собрать как можно больше информации о деле, которое поручил мне Лаптев. Представив еще одно путешествие по Москве, пусть даже недолгое, я поняла, что просто не смогу двинуться с места. Но долговязый, похоже, никуда не торопился. Он что-то переспросил у Крошки, тот заглянул в свою записную книжку, которую вытащил из кармана, что-то ответил и направился к выходу. Я стояла на пути у него и не в силах была двинуться с места.
Он остановился прямо передо мной, провел взглядом по ногам, бюсту, словно ощупал, и, плотоядно ухмыльнувшись, спросил:
– Перебрала, малышка? Люблю пьяных баб…
«Малышка!» – это он сказал мне, глядя на меня снизу вверх. Мне стало смешно. Он меня снять решил! Хорошо же я, наверное, выгляжу, что меня принимают за пьяную проститутку. В Арбатове со мной этого никогда не случалось. Даже когда я поначалу работала в ресторанах очень активно, стоило мне выйти на улицу, как никто из встречных не мог заподозрить во мне «жрицу любви».
Крошка нагло протянул руку и сжал мне грудь. Однако я знала, как наверняка от него избавиться. Не мог же он не комплексовать из-за своего роста! Особенно перед женщиной! Я обеими руками оттолкнула его от себя замедленным пьяным жестом и, смерив его с головы до ног ироничным взглядом, презрительно усмехнулась:
– Вали, недомерок! Чем тебе любить-то…
Вероятность того, что он мне после этой фразы врежет, была примерно процентов семьдесят. Поэтому я заранее выбрала самого накачанного из бильярдистов и, произнося последнюю фразу, смотрела на него, а не на Крошку, и, когда тот, привлеченный моим выкриком, взглянул на меня, послала ему обворожительную улыбку. Крошка невольно проследил мой взгляд и поежился.
– Сука… – процедил он сквозь зубы.
Крошка не посмел меня даже оттолкнуть с дороги, а осторожно протиснулся боком в дверной проем. Я сочла за лучшее посторониться. А проводив его глазами до дверей, уселась за ближайший столик и, дождавшись неторопливого официанта, заказала пива и холодную закуску. Аппетит я почувствовала просто ужасный.
Мне повезло. Долговязый, не торопясь, доигрывал свою партию, и я сорок минут наслаждалась долгожданным отдыхом. Я настолько устала, что кружки пива оказалось вполне достаточно, чтобы в голове у меня зашумело, а настроение резко повысилось. Я все-таки выследила их всех! И долговязого выслежу! И обязательно что-нибудь узнаю про темные делишки Лаптева…
Когда верзила с римским носом вышел из бильярдной и, выпив у стойки стопку чего-то крепкого, направился к выходу, я бросила на столик деньги и направилась за ним, стараясь не афишировать своего к нему интереса. Выйдя на улицу, я удивилась: уже совсем стемнело. Это беспокоило меня только по одной причине – успею ли я на свой арбатовский поезд, до отхода которого оставалось всего часа полтора.
Еще больше я удивилась поведению долговязого. Он, не торопясь, перешел площадь и, свернув в какой-то переулок, остановился у магазина «Оружейная палата». Магазин был давно закрыт, на витрину-окно была опущена железная штора. Но долговязый зашел за угол и постучал в освещенное окно, судя по всему, какого-то подсобного помещения магазина. В окно кто-то выглянул, затем рядом открылась дверь, которую я поначалу в темноте не заметила, и долговязого впустили внутрь. Я прилипла к окну.
Я никогда прежде не занималась слежкой и вдруг поняла, что это безумно интересно. Нужно вести себя естественно, чтобы не каждый встречный-поперечный понимал, чем ты занимаешься. Нужно не попадаться на глаза тому, за кем ты следишь, то есть держаться довольно далеко от него. И в то же время – видеть все, что он делает, с кем встречается, успевать сообразить, куда он направляется, то есть быть к нему как можно ближе. В результате все это становится похожим на увлекательную игру, в которой тебе отведена одна из главных ролей. И когда наконец ты получаешь ту информацию, за которой охотилась, у тебя возникает чувство победы, словно ты и вправду выиграла в состязании со своим соперником. А я люблю это чувство.
Крот помотал меня по Москве основательно. Я Москву знаю плохо, и единственное, что я поняла, – мы с ним побывали на Тверской, где заглянули в какой-то полутемный подвальчик. Вернее, заглянул он, а я только спустилась по ступенькам и, слегка приоткрыв дверь, увидела, как Крот обшаривает взглядом заведение. Не найдя того, кто ему был нужен, он двинулся к выходу. Я едва успела отскочить от двери и скрыться за углом. Он вышел, вздохнул и отправился в метро. Я, конечно, за ним.
Хуже всего вести слежку в метро. Эскалатор ползет слишком медленно. И когда идущий впереди объект вашего внимания уже покидает подвижные ступени, вам приходится еще несколько секунд подниматься в полном неведении, куда он направится. За те несколько секунд, пока вы находитесь в состоянии оперативной беспомощности, тот, кого вы ведете, имеет прекрасную возможность, резко увеличив скорость, оторваться от вас, уйти за пределы видимости и, таким образом, избавиться от преследования. Если, конечно, он заметит за собой слежку.
Но это были мои, так сказать, теоретические открытия. Крот не думал, похоже, что за ним кто-то может наблюдать. И мотался по городу вовсе не для того, чтобы избавиться от меня. Я уверена – он и не подозревал, что я за ним наблюдаю. Крот просто искал в Москве кого-то, это было совершенно ясно.
Кроме подвальчика на Тверской, мы с ним посетили еще с десяток подобных заведений в разных районах города. Часа полтора он таскал меня по Москве, пока не отыскал нужного человека. Крот нашел его в маленьком бистро, оно называлось то ли «Шеф», то ли «Босс», на углу Селезневской и какого-то кривого переулка, застроенного облезлыми, полуразвалившимися домишками. Я с некоторым удивлением для себя прочитала на угловом доме табличку с его названием – «Переулок Достоевского».
Через стеклянные стены бистро я четко видела, как Крот вошел в кафе и резко остановился. Я тут же поняла, что он увидел нужного ему человека. И вся превратилась в зрение, поскольку слышать с другой стороны улицы все равно ничего не могла. Стоило мне только взглянуть на человека, перед которым остановился Крот, как я сразу же поняла, что это и есть Крошка. Он был меньше Крота на две головы! А Крота самого нельзя было назвать высоким, тот был примерно с меня ростом. А этот был просто какой-то недоросток. Ну, самый настоящий Крошка.
Но как же я расстроилась, когда поняла, что ничего, собственно говоря, не произошло! Я хорошо видела, как Крошка молча посмотрел на застывшего перед ним Крота, а тот сказал ему одну-единственную фразу. Могу поклясться, что это были именно те слова, которые я передала Кроту от Лаптева. Он просто передал их этому Крошке, и все. А тот вообще ничего не ответил, только головой кивнул. И они расстались. Крот вышел из бистро и, не торопясь, отправился по Селезневской к станции метро.
Я стояла на перекрестке в полной растерянности. Что делать-то? Я же так ничего и не узнала, ничего не поняла. Но я уже столько времени истратила на то, чтобы проникнуть в тайну этой фразы! А теперь у меня не было выбора. Нужно было продолжать то, что я начала. Не бросать же дело на полдороге!
Крот мне был уже неинтересен. Теперь надо было следить за Крошкой. Однако я порядком устала, ноги мои отчаянно ныли, в пояснице появилась противная ломота, и мне ужасно захотелось куда-нибудь если не прилечь, то хотя бы присесть.
Я уже думала, не зайти ли мне в бистро и не пристроиться ли за соседним с Крошкой столиком – ведь он меня не знает и вряд ли заподозрит, что я за ним наблюдаю. Но Крошка не дал мне осуществить эту идею. Он быстренько что-то такое допил и вышел на улицу. Я тяжело вздохнула и поплелась за ним. На мое счастье, он меня долго по Москве не мотал, а сразу же повел по конкретному адресу, я это чувствовала по его поведению.
Шла я за ним не особенно долго. Начинало темнеть, и я уже просто молила бога, чтобы все это побыстрее как-нибудь закончилось. Иначе я умру от усталости. Прямо здесь на улице, на ходу.
Крошка зашел в какой-то ресторанчик на Миусской площади, и я, не раздумывая, зашла туда тоже. Но Крошка прошел через зал и скрылся в соседнем помещении. Судя по звуку сталкивающихся шаров, там была бильярдная. Мне пришлось идти за ним, хотя больше всего я хотела сейчас сесть за столик и не вставать до закрытия. Но из-за столика я ничего бы не увидела и не услышала. Поэтому я встала в дверном проеме и смогла наблюдать, как Крошка тронул за плечо высокого и мрачного типа с длинными волосами, прямым римским носом и кием в руке. О чем они там между собой говорили, мне не слышно было, но вряд ли сказали друг другу больше десяти слов. И я поняла, что мне опять придется сменить объект наблюдения.
Я чуть было не отказалась от своей затеи – собрать как можно больше информации о деле, которое поручил мне Лаптев. Представив еще одно путешествие по Москве, пусть даже недолгое, я поняла, что просто не смогу двинуться с места. Но долговязый, похоже, никуда не торопился. Он что-то переспросил у Крошки, тот заглянул в свою записную книжку, которую вытащил из кармана, что-то ответил и направился к выходу. Я стояла на пути у него и не в силах была двинуться с места.
Он остановился прямо передо мной, провел взглядом по ногам, бюсту, словно ощупал, и, плотоядно ухмыльнувшись, спросил:
– Перебрала, малышка? Люблю пьяных баб…
«Малышка!» – это он сказал мне, глядя на меня снизу вверх. Мне стало смешно. Он меня снять решил! Хорошо же я, наверное, выгляжу, что меня принимают за пьяную проститутку. В Арбатове со мной этого никогда не случалось. Даже когда я поначалу работала в ресторанах очень активно, стоило мне выйти на улицу, как никто из встречных не мог заподозрить во мне «жрицу любви».
Крошка нагло протянул руку и сжал мне грудь. Однако я знала, как наверняка от него избавиться. Не мог же он не комплексовать из-за своего роста! Особенно перед женщиной! Я обеими руками оттолкнула его от себя замедленным пьяным жестом и, смерив его с головы до ног ироничным взглядом, презрительно усмехнулась:
– Вали, недомерок! Чем тебе любить-то…
Вероятность того, что он мне после этой фразы врежет, была примерно процентов семьдесят. Поэтому я заранее выбрала самого накачанного из бильярдистов и, произнося последнюю фразу, смотрела на него, а не на Крошку, и, когда тот, привлеченный моим выкриком, взглянул на меня, послала ему обворожительную улыбку. Крошка невольно проследил мой взгляд и поежился.
– Сука… – процедил он сквозь зубы.
Крошка не посмел меня даже оттолкнуть с дороги, а осторожно протиснулся боком в дверной проем. Я сочла за лучшее посторониться. А проводив его глазами до дверей, уселась за ближайший столик и, дождавшись неторопливого официанта, заказала пива и холодную закуску. Аппетит я почувствовала просто ужасный.
Мне повезло. Долговязый, не торопясь, доигрывал свою партию, и я сорок минут наслаждалась долгожданным отдыхом. Я настолько устала, что кружки пива оказалось вполне достаточно, чтобы в голове у меня зашумело, а настроение резко повысилось. Я все-таки выследила их всех! И долговязого выслежу! И обязательно что-нибудь узнаю про темные делишки Лаптева…
Когда верзила с римским носом вышел из бильярдной и, выпив у стойки стопку чего-то крепкого, направился к выходу, я бросила на столик деньги и направилась за ним, стараясь не афишировать своего к нему интереса. Выйдя на улицу, я удивилась: уже совсем стемнело. Это беспокоило меня только по одной причине – успею ли я на свой арбатовский поезд, до отхода которого оставалось всего часа полтора.
Еще больше я удивилась поведению долговязого. Он, не торопясь, перешел площадь и, свернув в какой-то переулок, остановился у магазина «Оружейная палата». Магазин был давно закрыт, на витрину-окно была опущена железная штора. Но долговязый зашел за угол и постучал в освещенное окно, судя по всему, какого-то подсобного помещения магазина. В окно кто-то выглянул, затем рядом открылась дверь, которую я поначалу в темноте не заметила, и долговязого впустили внутрь. Я прилипла к окну.