Страница:
Влад вытер ребром ладони губы и сплюнул на землю. Во рту тлел горький привкус то ли гари, то ли прибрежной пыли вперемешку с характерным привкусом крови, который ни с чем не спутаешь.
– Горько, – тупо пробормотал он, словно шафер на свадьбе, но на этот раз расхожая формула утратила свой привычный смысл. Инна, очевидно, не услышала этой обмолвки Влада.
– Сейчас мы пойдем на квартиру к одному моему другу, – сказала она. – Ты только чего не подумай… Он нам поможет. Правда, есть один нюанс: его сейчас нет дома. Ничего, если мы войдем в пустую квартиру?
– Лично я входил в пустые квартиры много раз и поэтому никаких угрызений совести не испытываю. Только ты что… собралась взламывать дверь? Ключей у тебя явно нет.
– А ты не смог бы открыть тщательно запертую дверь? – лукаво прищурившись, спросила Инна.
Свиридов задумчиво поскреб в затылке.
– А есть ли необходимость выбалтывать мои профессиональные тайны?
– Как сказал вор-домушник, открывая бронированную дверь, – продолжила Инна. – Впрочем, ты прав. Дима оставлял мне в укромном месте ключи, чтобы я в случае необходимости приходила к нему. Я редко использовала подобную возможность…
Она замялась, и Свиридов почему-то подумал, что Дима будет очень рад, если на этот раз Инна все-таки возьмет ключи из тайника и придет к нему домой.
Даже вместе с ним, Свиридовым.
– А это далеко? – спросил Влад.
– Если пешком, то минут семь, – ответила девушка. – Я же специально попросила тебя остановить именно здесь.
…Под углом старого кирпичного гаража во дворе пятиэтажного панельного дома Инна выкопала покрытую ржавчиной железную коробочку. В ней действительно оказались ключи. Инна засмеялась, покрутила их на пальце и сказала, что последний раз брала их в одиннадцатом классе.
– А кто он? – спросил Влад, когда они вошли в небольшую темную прихожую, где Инна обессиленно рухнула на низенький пуфик возле довольно-таки пыльного трюмо. – Единственное, что я могу о нем сказать, это что он не женат и у него нет постоянной подруги.
– Почему ты так решил?
– А посмотри на это зеркало, – сказал Свиридов и ткнул пальцем в трюмо. – Слой пыли чуть не в сантиметр. Хотя, откровенно говоря, в наше время это не показатель.
– Он капитан ФСБ, Володя, – серьезно сказала Инна, – и самый хороший и честный человек из всех, кого я когда-либо знала.
– Для капитана ФСБ это действительно редкость, – ядовито отозвался Свиридов.
– А ты, судя по всему, не особо расположен к властям, – подозрительно выговорила девушка. – Кто ты вообще такой?
– Замечательно сказано, – усмехнулся Влад. – Только прежде чем начать почти семейные разборки, я хотел бы принять душ. После всех этих передряг я изрядно потрепан.
– Я первая! – негодующе воскликнула Инна и посмотрела на свое рваное, грязное платье и разукрашенные синяками и царапинами руки и ноги.
Но Свиридов уже закрыл дверь.
– Ах вот как! – гневно пробормотала Инна и одним движением разодрала многострадальное платье от груди до подола, оставшись в том самом купальнике, в котором Влад впервые увидел ее на пляже «Алого Горизонта».
Через секунду верх купальника полетел в один угол, а трусики – в другой. Чтобы дать представление о том, с каким энтузиазмом Инна это делала, достаточно упомянуть, что вообще-то купальник был сплошной.
Она рассмотрела в зеркало свое великолепное тело, при виде которого побледнели бы от зависти все греческие богини (надо сказать, по современным меркам они были несколько толстоваты) и западные манекенщицы (вот они против Инны проходили бы разве что по меркам сушеной трески).
Ее фигуру не портила ни полоса грязи на плечах, ни здоровенная ссадина на левой руке, ни царапина наискосок от внутренней части бедра до колена.
Она решительно направилась в ванную, и надо признать, никакие Свиридовы в этот момент ее не интересовали ни в малейшей степени. Она просто была до крайности рассержена тем возмутительным обстоятельством, что какой-то мужик пренебрег ее правом приоритета на мытье в ванной.
Она дернула дверь на себя и ступила босой ногой на мокрый кафель.
Свиридов уже намылил голову и преспокойно тер себя мочалкой, включив душ и при этом даже не задернув мутную целлофановую занавеску.
– Безобразие! – негромко произнесла она и вырвала мочалку из рук. – А ну… помой ее, намыль снова и потри мне спину, мужлан!
Влад скользнул взглядом по ее телу и, одобрительно присвистнув, отозвался:
– Я с удовольствием, но ты же вырвала у меня мочалку. Как я могу ее намылить?
– На!
Влад принял мочалку, но в ту же секунду поскользнулся и, чтобы сохранить равновесие, схватился за Инну. При этом его пятерня словно нарочно проехалась наискосок по ее груди и животу и так далее до левого колена.
– Но-но! – прикрикнула она, не без труда скорчив сердитую мину. – Только без рук!
– Интересная игра, – пробормотал Влад и, намылив мочалку, бесцеремонно развернул девушку спиной к себе и начал усердно драить ее изящную хрупкую спину с такой яростью, словно перед ним был здоровенный мужик, завсегдатай банных процедур.
Она сначала ойкала и ежилась, а потом начала орать, но Влад не обращал на это никакого внимания. Такой же экзекуции были подвергнуты и остальные кожные покровы Инки, при этом лицо Свиридова оставалось спокойным и сосредоточенным и не отражало ни малейших эмоций… как будто этот человек всю жизнь только тем и занимался, что мыл красавиц. Потом он окатил ее прохладной водой из душа и сказал:
– Ну вот, готово… полотенцем вытирать или сама справишься?
– Ой, нет! – Она пулей выскочила из-под душа и закуталась в просторное махровое полотенце. – Ты с меня всю кожу сдерешь. Когда ты меня мыл, у меня было такое ощущение, словно я попала под наждачный круг… Знаешь, на котором ножи точат?
Свиридов молча натирал себе спину и грудь.
– Ты плохо трешься, – заключила она, – меня ты тер не так. А ну-ка дай!
Она увлеченно закусила губу и начала с ожесточением натирать ему спину, пока наконец он не сказал:
– Что ты трешь в одном месте, я же скоро стану тонкий, как промокашка… надраишь до дыр.
– Повернись.
Он послушно повернулся.
Она долго смотрела на его усталое мужественное лицо, на широкие мускулистые плечи и крепкие ключицы, на одной из которых алел глубокий свежий шрам. Ее взгляд скользнул ниже, и вдруг она беспомощно, по-детски осела в угол и, зажав мокрую голову руками, заплакала.
– Ну… – протянул Свиридов, – только этого и не хватало. – Он выпрыгнул из ванной и, присев на корточки рядом с ней, погладил девушку по голове: – Успокойся же, господи, Инка. Только два дня знакомы, а ты мне уже второй раз устраиваешь такое, понимаешь, мокрое дело, прости за каламбур. Непорядок.
Инка подняла голову и через силу улыбнулась, а потом пролепетала:
– Мне стало так страшно… Ты не понимаешь, на что я иду. Но когда ты сел рядом, стало спокойно… Это, наверно, потому, что ты спокойный. Иногда слишком спокойный.
– Я? – улыбнулся он. – Да я самый взбалмошный человек на этом свете. Спроси хотя бы у Афанасия.
Он поцеловал ее в приоткрывшиеся навстречу ему губы, и тогда словно вспыхнуло и спеленало их разрядом неотвратимого властного порыва. Она сомкнула руки на его шее, Влад легко подхватил на руки выгнувшееся божественное тело и понес Инну в комнату.
– У тебя горькие губы, – проговорила она…
Глава 7
– Горько, – тупо пробормотал он, словно шафер на свадьбе, но на этот раз расхожая формула утратила свой привычный смысл. Инна, очевидно, не услышала этой обмолвки Влада.
– Сейчас мы пойдем на квартиру к одному моему другу, – сказала она. – Ты только чего не подумай… Он нам поможет. Правда, есть один нюанс: его сейчас нет дома. Ничего, если мы войдем в пустую квартиру?
– Лично я входил в пустые квартиры много раз и поэтому никаких угрызений совести не испытываю. Только ты что… собралась взламывать дверь? Ключей у тебя явно нет.
– А ты не смог бы открыть тщательно запертую дверь? – лукаво прищурившись, спросила Инна.
Свиридов задумчиво поскреб в затылке.
– А есть ли необходимость выбалтывать мои профессиональные тайны?
– Как сказал вор-домушник, открывая бронированную дверь, – продолжила Инна. – Впрочем, ты прав. Дима оставлял мне в укромном месте ключи, чтобы я в случае необходимости приходила к нему. Я редко использовала подобную возможность…
Она замялась, и Свиридов почему-то подумал, что Дима будет очень рад, если на этот раз Инна все-таки возьмет ключи из тайника и придет к нему домой.
Даже вместе с ним, Свиридовым.
– А это далеко? – спросил Влад.
– Если пешком, то минут семь, – ответила девушка. – Я же специально попросила тебя остановить именно здесь.
…Под углом старого кирпичного гаража во дворе пятиэтажного панельного дома Инна выкопала покрытую ржавчиной железную коробочку. В ней действительно оказались ключи. Инна засмеялась, покрутила их на пальце и сказала, что последний раз брала их в одиннадцатом классе.
– А кто он? – спросил Влад, когда они вошли в небольшую темную прихожую, где Инна обессиленно рухнула на низенький пуфик возле довольно-таки пыльного трюмо. – Единственное, что я могу о нем сказать, это что он не женат и у него нет постоянной подруги.
– Почему ты так решил?
– А посмотри на это зеркало, – сказал Свиридов и ткнул пальцем в трюмо. – Слой пыли чуть не в сантиметр. Хотя, откровенно говоря, в наше время это не показатель.
– Он капитан ФСБ, Володя, – серьезно сказала Инна, – и самый хороший и честный человек из всех, кого я когда-либо знала.
– Для капитана ФСБ это действительно редкость, – ядовито отозвался Свиридов.
– А ты, судя по всему, не особо расположен к властям, – подозрительно выговорила девушка. – Кто ты вообще такой?
– Замечательно сказано, – усмехнулся Влад. – Только прежде чем начать почти семейные разборки, я хотел бы принять душ. После всех этих передряг я изрядно потрепан.
– Я первая! – негодующе воскликнула Инна и посмотрела на свое рваное, грязное платье и разукрашенные синяками и царапинами руки и ноги.
Но Свиридов уже закрыл дверь.
– Ах вот как! – гневно пробормотала Инна и одним движением разодрала многострадальное платье от груди до подола, оставшись в том самом купальнике, в котором Влад впервые увидел ее на пляже «Алого Горизонта».
Через секунду верх купальника полетел в один угол, а трусики – в другой. Чтобы дать представление о том, с каким энтузиазмом Инна это делала, достаточно упомянуть, что вообще-то купальник был сплошной.
Она рассмотрела в зеркало свое великолепное тело, при виде которого побледнели бы от зависти все греческие богини (надо сказать, по современным меркам они были несколько толстоваты) и западные манекенщицы (вот они против Инны проходили бы разве что по меркам сушеной трески).
Ее фигуру не портила ни полоса грязи на плечах, ни здоровенная ссадина на левой руке, ни царапина наискосок от внутренней части бедра до колена.
Она решительно направилась в ванную, и надо признать, никакие Свиридовы в этот момент ее не интересовали ни в малейшей степени. Она просто была до крайности рассержена тем возмутительным обстоятельством, что какой-то мужик пренебрег ее правом приоритета на мытье в ванной.
Она дернула дверь на себя и ступила босой ногой на мокрый кафель.
Свиридов уже намылил голову и преспокойно тер себя мочалкой, включив душ и при этом даже не задернув мутную целлофановую занавеску.
– Безобразие! – негромко произнесла она и вырвала мочалку из рук. – А ну… помой ее, намыль снова и потри мне спину, мужлан!
Влад скользнул взглядом по ее телу и, одобрительно присвистнув, отозвался:
– Я с удовольствием, но ты же вырвала у меня мочалку. Как я могу ее намылить?
– На!
Влад принял мочалку, но в ту же секунду поскользнулся и, чтобы сохранить равновесие, схватился за Инну. При этом его пятерня словно нарочно проехалась наискосок по ее груди и животу и так далее до левого колена.
– Но-но! – прикрикнула она, не без труда скорчив сердитую мину. – Только без рук!
– Интересная игра, – пробормотал Влад и, намылив мочалку, бесцеремонно развернул девушку спиной к себе и начал усердно драить ее изящную хрупкую спину с такой яростью, словно перед ним был здоровенный мужик, завсегдатай банных процедур.
Она сначала ойкала и ежилась, а потом начала орать, но Влад не обращал на это никакого внимания. Такой же экзекуции были подвергнуты и остальные кожные покровы Инки, при этом лицо Свиридова оставалось спокойным и сосредоточенным и не отражало ни малейших эмоций… как будто этот человек всю жизнь только тем и занимался, что мыл красавиц. Потом он окатил ее прохладной водой из душа и сказал:
– Ну вот, готово… полотенцем вытирать или сама справишься?
– Ой, нет! – Она пулей выскочила из-под душа и закуталась в просторное махровое полотенце. – Ты с меня всю кожу сдерешь. Когда ты меня мыл, у меня было такое ощущение, словно я попала под наждачный круг… Знаешь, на котором ножи точат?
Свиридов молча натирал себе спину и грудь.
– Ты плохо трешься, – заключила она, – меня ты тер не так. А ну-ка дай!
Она увлеченно закусила губу и начала с ожесточением натирать ему спину, пока наконец он не сказал:
– Что ты трешь в одном месте, я же скоро стану тонкий, как промокашка… надраишь до дыр.
– Повернись.
Он послушно повернулся.
Она долго смотрела на его усталое мужественное лицо, на широкие мускулистые плечи и крепкие ключицы, на одной из которых алел глубокий свежий шрам. Ее взгляд скользнул ниже, и вдруг она беспомощно, по-детски осела в угол и, зажав мокрую голову руками, заплакала.
– Ну… – протянул Свиридов, – только этого и не хватало. – Он выпрыгнул из ванной и, присев на корточки рядом с ней, погладил девушку по голове: – Успокойся же, господи, Инка. Только два дня знакомы, а ты мне уже второй раз устраиваешь такое, понимаешь, мокрое дело, прости за каламбур. Непорядок.
Инка подняла голову и через силу улыбнулась, а потом пролепетала:
– Мне стало так страшно… Ты не понимаешь, на что я иду. Но когда ты сел рядом, стало спокойно… Это, наверно, потому, что ты спокойный. Иногда слишком спокойный.
– Я? – улыбнулся он. – Да я самый взбалмошный человек на этом свете. Спроси хотя бы у Афанасия.
Он поцеловал ее в приоткрывшиеся навстречу ему губы, и тогда словно вспыхнуло и спеленало их разрядом неотвратимого властного порыва. Она сомкнула руки на его шее, Влад легко подхватил на руки выгнувшееся божественное тело и понес Инну в комнату.
– У тебя горькие губы, – проговорила она…
Глава 7
«Грех» бизнесмена Никольского и генерала Кострова
Фокин пришел в себя оттого, что кто-то с заслуживающей лучшего применения настойчивостью пинал его в бок, время от времени выпуская в атмосферу односложные грубые ругательства.
– Ну хватит, ты! – услышал он чуть поодаль суровый властный голос, в котором мелькали сдержанные аристократические нотки. – Отойди от него.
Он открыл глаза и увидел перед собой строго улыбающееся лицо молодого мужчины лет тридцати, аккуратно выбритого и одетого в стильный светло-серый костюм.
– Мне очень жаль, что все так произошло, – сказал мужчина. – Но вы влезли не в свое дело, дорогой господин… не знаю, как вас по имени-отчеству. Вы проявили замечательное упорство в ситуации, которая вовсе того не требовала. Благодаря вам мы понесли некоторые издержки, которые вы и ваши друзья, без сомнения, не откажетесь возместить.
Фокин поднял голову: у дальней стены на низком диване сидел Константин Макарыч с Наполеоном на руках, а рядом отец Велимир увидел Алену, бледную, как подол ее белого платья. Свиридова, однако, не было, и это наполнило приунывшего было Афанасия чувством относительной уверенности в будущем.
– Мои друзья? – осторожно переспросил он, стараясь вложить в свои слова как можно больше робости и почтительности. – Но я не вижу… простите, а где мой друг Влад?
Мужчина в сером костюме снисходительно улыбнулся.
– Вы блестяще играете испуг, – сказал он. – Значит, мне не придется в вас разочароваться.
Инна была дочерью генерал-майора МВД Александра Сергеевича Кострова, который, как известно, некоторое время возглавлял милицию Ульяновской области. Он и до своего возвышения никогда не был мелкой сошкой, и потому его благосостояние и положение в обществе было безукоризненно и вызывало зависть многих не столь удачливых в жизни людей.
Александр Сергеевич всегда был удивительно удачлив. Во всем, начиная с благозвучного имени-отчества, которое, как известно, носил величайший русский поэт. Он быстро продвигался по службе, внушал доверие начальству и окружающим и потому имел обширные и разносторонние связи и знакомства.
Наконец, он необыкновенно нравился женщинам.
Думаю, не будет откровением сказать, что при словосочетании «генерал-майор МВД» у большинства граждан России возникает устойчивая ассоциация: важный лысый начальственный тип с квадратной челюстью и в грозном форменном мундире, в лучших традициях российской исполнительной власти гаркающий то «Не потеррплю!», то «Ррраззорррю!». Генерал Костров был совершенно иным. Высокий, статный, элегантный, с несколько сомнительным чувством юмора, которое все, однако, находили очаровательным. Любимец подчиненных (!!) и женщин.
Впрочем, стоит сказать, что не все было благополучно в жизни и у этого баловня судьбы.
А именно семья.
От первой жены у него остались чудовищные воспоминания и на голове шрам от сковороды. От второй жены – дочь Инна. С третьей он жил всего несколько лет и успел дать жизнь сыну Саше и совсем еще маленькой дочери Юле. Им генерал, в августе 1998 года вышедший в отставку накануне своего полувекового юбилея, и посвящал большую часть своего свободного времени.
Со старшей дочерью у генерала были прекрасные отношения. Он устроил Инну в лучший вуз в городе, предлагал ей переехать в Москву и брался устроить ее московское будущее. Она отказалась, потому что не привыкла жить одна и вообще панически боялась внешнего мира.
Все кардинально изменилось после того, как отец познакомил Инну с бизнесменом в сфере шоу-бизнеса, выпускником института кинематографии, а ныне блестящим клипмейкером Сергеем Никольским, и не менее блестящим офицером морского спецназа, а до того – чемпионом Европы по тайскому боксу Игорем Маметкуловым.
Оба были весьма эффектные мужчины, оба до чрезвычайности понравились Инне, и ее старый скромный друг Дима Григорьев как-то сразу отошел на второй план.
Неизвестно, какие планы вынашивал генерал, знакомя свою редкостно красивую дочь с этими в высшей степени замечательными людьми, но случилось то, что и должно было случиться – девушка по уши влюбилась в красавца Маметкулова и даже решилась на необыкновенно глупый и опрометчивый поступок: переехала к нему.
Если бы она только могла представить, к каким последствиям приведет этот жест безоглядно влюбленной женщины!
Она полагала, что то время, которое она провела с Игорем, станет счастливейшим в ее жизни, но так не бывает. Ей суждено было снять розовые очки, через которые она до того времени смотрела на жизнь в целом и в особенности на Игоря Маметкулова.
…Никольский, Костров и Маметкулов встретились недаром. Августовский кризис, который для многих высокопоставленных и богатых людей оказался не столь болезнен, перевернул все их жизненные устои. Фирма, которую возглавлял Никольский, чудом удержалась на грани, за которой маячило зловещее слово «банкротство». От этого фирму спасло только вмешательство могущественного и богатого Александра Сергеевича Кострова.
В голове изобретательного недавнего деятеля шоу-бизнеса роились проекты один другого заманчивей, и для претворения их в жизнь он не брезговал привлекать к сотрудничеству самых что ни на есть подозрительных и сомнительных людей.
Одним из таких людей был Никита Билич, бывший аспирант университетской кафедры органической химии; он мотал срок за торговлю наркотиками и по непонятной причине был досрочно освобожден. В криминальных кругах он проходил под прозвищем Никитич.
Другим человеком был известный своей жестокостью Игорь Маметкулов, бывший спецназовец, знаменитый и титулованный тай-боксер.
Однажды Никольский – это было примерно в пору утверждения Примакова на посту премьера – пришел к Кострову и заявил буквально с порога:
– Александр Сергеевич, есть идея.
Идея состояла в следующем: Никольский предлагал запустить проект развлекательной шоу-студии, которая снимала бы ошеломительные ролики и фильмы на известные сюжеты русских писателей. Сергей Иванович заверил генерала, что проект, имеющий в своей основе «russian exotic», будет хорошо реализуем на Западе. В доказательство он привел свою договоренность со шведским концерном «Private». Разумеется, Костров понял, какого рода кино– и видеопродукцию вознамерился выпускать Никольский под маркой «SIN Studio», дочернего предприятия основной и весьма успешно до недавнего времени функционировавшей фирмы «Калипсо».
– Че, значит, порнуху штамповать собрался?
– Александр Сергеевич, – изобразив на лице бесконечное терпение, проговорил Никольский, – в России сейчас денег нет. Они есть только на Западе. А единственное, что имеет сбыт на Западе после радений господина Кириенко, это наша нефть, газ, кое-что из военной техники и еще русские женщины. С нефтью и газом, сами понимаете, не ахти… все-таки ни Алекперов, ни Вяхирев в родне не значатся, а зенитные комплексы С-300 вещь, конечно, занятная, но я и не «Росвооружение». Зато в шоу-индустрии у меня большие связи и большие знакомства, в том числе за границей. Сейчас, сами понимаете, безработица, и я могу нанять таких профессионалов своего дела, что все студии в Западной Европе и Скандинавии удавятся от зависти. Если подойти к этому обстоятельно, эта индустрия – золотое дно. Да и в нашей стране, я думаю, определенный сбыт будет иметь место, хотя на большие сборы от продаж рассчитывать здесь пока не приходится. Оборудование, персонал такой студии, рабочий процесс и сбыт готовой продукции – все это я беру на себя. Не хватает одного – помещения.
– И ты что, хочешь, чтобы я нашел тебе помещение?
– Оно уже найдено. Осталось получить разрешение на его ремонт и эксплуатацию.
– И что это за помещение? – не без интереса спросил Костров.
– Знаете пансионат «Алый Горизонт»? Вы должны знать, Алесан Сергеич, наверно, не раз отдыхали.
– Ну, знаю, – ответил тот.
– Возле него, километрах в пяти в сторону от Волги, находится монастырь, кажется, женский. Запущенное зданьице, между прочим.
– Монастырь? – воскликнул Костров, а потом вдруг рассмеялся. – Да ты в своем уме, Сережа? Порностудия в монастыре? Да такое только в кино бывает.
– А я о чем говорю? – усмехнулся Никольский. – Местный митрополит, если не ошибаюсь, ваш хороший друг, не раз вместе на охоту да по дачам с девочками ездили. Попросите, он вам все подпишет без базара.
Костров задумался.
– Глобально мыслишь, Сергей, – наконец выговорил он. – Ну хорошо… только надо будет как-то мотивировать это юридически, и чтобы мое имя не фигурировало рядом с твоей студией.
– Да о ней вообще никто знать не будет, – заверил его Никольский. – Эта варварская страна еще не дошла до той стадии цивилизованности, чтобы легально иметь такие продвинутые заведения.
Известную особенность российского законодательства – закон что дышло, куда повернешь, туда и вышло, – Никольский и Костров использовали на полную катушку. В результате счастливые монахини встречали хлебом-солью своих радетелей и избавителей от нищеты. А потом смотрели сквозь пальцы на то, как параллельно с ремонтом самого монастырского здания возводится новый корпус, в котором, собственно, и должно было располагаться любимое детище Никольского, называемое «головным офисом» фирмы «Калипсо».
– А почему «SIN Studio»? – как-то спросил генерал.
– Потому что-то SIN – это мое Ф.И.О.: Сергей Иванович Никольский, – ответил тот, – а английское слово «sin» переводится на русский язык словом «грех». Красиво обыграно, правда?
Инна тем временем блаженствовала со своим любимым Маметкуловым. С отцом она на этой почве рассорилась, и ссора была достаточно серьезна, потому что тот не привык, чтобы шли поперек его воли. Наконец он заявил, что Инна ему не дочь и может делать все, что ей заблагорассудится.
Под коммуникабельной оболочкой генерала, как оказалось, скрывался тиран и деспотичнейший из отцов.
Инне было все равно.
Но и с Маметкуловым у нее вскоре не заладилось. Он где-то пропадал целыми днями, потом это начало распространяться и на ночи. А она оставалась одна.
Однажды Маметкулов пришел домой в прекрасном настроении, бросил Инне пачку долларов и сказал, что заработал на полную катушку новый филиал их фирмы. Сказал, что по этому поводу будет банкет и что он сейчас уходит на этот банкет. Ее с собой, естественно, взять не может.
Инна попыталась возражать, но он пришел в бешенство, обозвал ее сучкой, дурой и другими столь же лестными наименованиями, а потом, недолго думая, ударил по лицу. Чуть-чуть, вполсилы, так сказать, но у бывшего чемпиона Европы по тайскому боксу и это получилось достаточно убойно.
Выполнив свою благородную миссию, Маметкул хлопнул дверью, тщательно запер ее и удалился.
Оскорбленная девушка поклялась жестоко отомстить негодяю, каких, по ее мнению, не было от сотворения мира. Клятвы эти она сопровождала опустошением бутылки коньяка (хорошо, что не нашла никаких транквилизаторов – в смеси с алкоголем они действуют совершенно по-иному), потом вытащила из потайного угла маленький пистолет и решительно направилась к двери с твердым намерением застрелить Маметкула, а там будь что будет.
И только тут ей пришло в голову, что она не знает, куда именно он поехал.
Инна вспомнила, что ее отец, генерал Костров, был не чужд деятельности фирмы «Калипсо» (как и еще нескольких фирм в городе). Пьяному море по колено, и она сделала то, на что никогда бы не пошла в трезвом виде: позвонила отцу и довольно невежливо спросила, где находится новый филиал фирмы «Калипсо» и куда это поехал Маметкул.
Генерал Костров заколебался, но Инна стала кричать на него и заявила, что он, отец, не хотел, чтобы она встречалась с Маметкуловым, а теперь не дает ей порвать с ним.
– Монастырь возле «Алого Горизонта»… там твой Маметкул! – брякнул выведенный из себя генерал. – Только лучше не езди туда, хуже будет…
Он боялся, как бы она в таком состоянии не натворила черт-те чего, а Инна подумала, будто он ей угрожает, и закричала, что она плевать хотела на его предупреждения. Она, мол, давно знает, что папаша якшается с мафией.
И бросила трубку.
Генерал хотел было поехать к дочери и удержать ее от опрометчивых шагов, а потом подумал… с какой стати? Еще не хватало, чтобы он, генерал Костров, встревал в пьяные разборки дочери и ее любовника.
И сел читать «Спорт-Экспресс».
Взбешенная девушка допила коньяк, попыталась открыть дверь, а когда это ей не удалось, несколькими выстрелами разбила заблокированный замок, а два других с трудом открыла дрожащими от нервного возбуждения руками.
Вырвавшись на свободу, она подумала, что, может, лучше поехать к подруге Камилле, которая жила одна. Купить двойную дозу кокаина – себе и ей. Денег-то полно. Но тут перед глазами всплыло так неожиданно ставшее ненавистным красивое лицо Игоря, и алая пелена бешенства застила взор.
…До монастыря она буквально долетела на своей новенькой «девятке», которую перед самой ссорой подарил ей отец. Железных ворот, которые впоследствии вышиб Свиридов, еще не было, а деревянную «времянку» она выбила и на полной скорости влетела в монастырский двор.
На втором этаже нового корпуса пылали зарева огромных окон. Она ворвалась внутрь, как разгневанная фурия, и промчалась по оказавшемуся пустынным длинному коридору. Ее внимание привлекли голоса и полоска молочно-белого света, пробивавшаяся из полуоткрытой двери. Неожиданно для самой себя она оттолкнула стоявшего в дверях рослого охранника и, распахнув дверь, ворвалась внутрь.
Это был просторный, ярко освещенный зал. Посредине располагалось то, в чем ее уже помутившееся сознание определило съемочную площадку.
То, что творилось на этой съемочной площадке, отказывалось фиксировать самое искаженное сознание.
Перед объективом кинокамеры плюгавого косматого оператора происходила какая-то разнузданная бесстыдная оргия. Непонятно, кто с кем и чего… из переплетения высовывались поочередно чьи-то голые руки и ноги. Чуть в стороне стоял голый «актер» в парике под Леля из «Снегурочки». Он выставил перед собой руку, а невысокий плотный мужчина с ярко-рыжими волосами делал ему внутривенную инъекцию.
– Никитич… – в ужасе пробормотала Инка.
Она знала этого рыжего. Никита Билич. В свое время генерал Костров, который был тогда еще полковником, посадил его за торговлю синтетическими – самопальными, но очень высокого качества – наркотиками.
– Инка, а ты что тут делаешь? – вплыл в левое ухо знакомый мягкий голос.
Она обернулась и увидела Никольского с бокалом шампанского в руке, а за его спиной – рослую фигуру и мрачное лицо Маметкулова.
– Сережа… – пролепетала Инна. – Что это?
– А, это? – Никольский окинул взглядом съемочную площадку. – Это заключительная сцена колядования как их… берендеев из «Снегурочки». Да ты не нервничай, Инночка.
– А что тут делает Билич?
Лицо Никольского приобрело необычайно жесткое для него выражение. Ответил Маметкулов:
– Ты стала не в меру любопытной, дорогая. Я же велел тебе оставаться дома.
– Ах ты, козел! – прошипела Инна и, выхватив бокал из пальцев Никольского, швырнула им в оператора.
Бокал попал в камеру и окатил съемочную группу шквалом мельчайших осколков. Кто-то порезался и болезненно вскрикнул, оператор как ни в чем не бывало продолжал снимать.
– Стоп! – крикнул Никольский и подошел к Инне вплотную. – Ты что же, милая, не понимаешь, что идет творческий процесс?
– Это?.. – Она задыхалась и не находила слов. – Со стимуляторами?
– Что бы ты понимала! – мягко выговорил Сергей Иванович, и это показалось куда более зловеще, чем его предыдущий окрик. – Здесь, если бы ты только знала, есть немало заслуженных и талантливых людей. Из московских театров, с региональных конкурсов красоты и модельных агентств.
– Да как же они согласились? – пролепетала Инна.
– Согласились, – угрюмо сказал Маметкулов. – И ты согласишься, если уж сюда приехала, шалава.
– Да я… – начала было она, но мускулистые руки Маметкула мгновенно скрутили отбивающуюся девушку. – Да мой отец…
– Твой отец, крошка, – саркастически выговорил Никольский, – твой отец и помог нам все это организовать. Хочешь, покажу тебе бумаги за его подписью?
«Лучше не езди туда, хуже будет…» – всплыли в памяти слова отца. Все поползло перед глазами, как стеклышки калейдоскопа, и, хрипло выдохнув, она потеряла сознание.
– Ее нельзя выпускать отсюда, – сказал Никольский. – Если об этом узнает генерал, все пропало.
– Генерал с ней в контрах, он и не вспомнит, что она сюда ездила. Главное – не выпускать ее отсюда.
С тех пор Инна была переведена на положение рабыни. Нет, ее даже выпускали на пляж «Алого Горизонта». Но под присмотром четырех верных амбалов Маметкула.
Это продолжалось до тех пор, пока девушка не попалась на глаза Владимиру Свиридову…
– Ты не представляешь, Володя, что значит идти против собственного отца, – проговорила Инна. – Он ведь, и он… он первый отрекся от меня и бросил на поживу этим ублюдкам… Ты ведь тоже так считаешь?
Свиридов, который только что выслушал жуткую и несообразную историю дочери, преданной собственным высокопоставленным и респектабельным отцом ради корыстных и преступных интересов, долгое время молчал, а потом сказал:
– Конечно. Впрочем, во всем этом нет ничего удивительного для нашего времени, Инка. Я слыхал истории и похуже. Очень плохо…
Он повернулся на бок, скользнул почти нежным взглядом по ее растерянному и слепо доверчивому лицу и подумал, что она еще очень молода, почти девочка. И вот такое выпало в жизни.
– Но ты права, – сказал он, – ты права… мы будем играть против них.
При слове «играть» Инна протянула руку и, повернув к себе его лицо, спросила:
– А теперь твоя очередь. Ты только что сказал: «Мы будем играть против них». То есть мы в одной команде. Я сама это выбрала… да. Но я не знаю о тебе ничего, кроме твоего имени, а ты кажешься мне опасным, очень опасным. Опаснее Маметкула.
– Ну хватит, ты! – услышал он чуть поодаль суровый властный голос, в котором мелькали сдержанные аристократические нотки. – Отойди от него.
Он открыл глаза и увидел перед собой строго улыбающееся лицо молодого мужчины лет тридцати, аккуратно выбритого и одетого в стильный светло-серый костюм.
– Мне очень жаль, что все так произошло, – сказал мужчина. – Но вы влезли не в свое дело, дорогой господин… не знаю, как вас по имени-отчеству. Вы проявили замечательное упорство в ситуации, которая вовсе того не требовала. Благодаря вам мы понесли некоторые издержки, которые вы и ваши друзья, без сомнения, не откажетесь возместить.
Фокин поднял голову: у дальней стены на низком диване сидел Константин Макарыч с Наполеоном на руках, а рядом отец Велимир увидел Алену, бледную, как подол ее белого платья. Свиридова, однако, не было, и это наполнило приунывшего было Афанасия чувством относительной уверенности в будущем.
– Мои друзья? – осторожно переспросил он, стараясь вложить в свои слова как можно больше робости и почтительности. – Но я не вижу… простите, а где мой друг Влад?
Мужчина в сером костюме снисходительно улыбнулся.
– Вы блестяще играете испуг, – сказал он. – Значит, мне не придется в вас разочароваться.
Инна была дочерью генерал-майора МВД Александра Сергеевича Кострова, который, как известно, некоторое время возглавлял милицию Ульяновской области. Он и до своего возвышения никогда не был мелкой сошкой, и потому его благосостояние и положение в обществе было безукоризненно и вызывало зависть многих не столь удачливых в жизни людей.
Александр Сергеевич всегда был удивительно удачлив. Во всем, начиная с благозвучного имени-отчества, которое, как известно, носил величайший русский поэт. Он быстро продвигался по службе, внушал доверие начальству и окружающим и потому имел обширные и разносторонние связи и знакомства.
Наконец, он необыкновенно нравился женщинам.
Думаю, не будет откровением сказать, что при словосочетании «генерал-майор МВД» у большинства граждан России возникает устойчивая ассоциация: важный лысый начальственный тип с квадратной челюстью и в грозном форменном мундире, в лучших традициях российской исполнительной власти гаркающий то «Не потеррплю!», то «Ррраззорррю!». Генерал Костров был совершенно иным. Высокий, статный, элегантный, с несколько сомнительным чувством юмора, которое все, однако, находили очаровательным. Любимец подчиненных (!!) и женщин.
Впрочем, стоит сказать, что не все было благополучно в жизни и у этого баловня судьбы.
А именно семья.
От первой жены у него остались чудовищные воспоминания и на голове шрам от сковороды. От второй жены – дочь Инна. С третьей он жил всего несколько лет и успел дать жизнь сыну Саше и совсем еще маленькой дочери Юле. Им генерал, в августе 1998 года вышедший в отставку накануне своего полувекового юбилея, и посвящал большую часть своего свободного времени.
Со старшей дочерью у генерала были прекрасные отношения. Он устроил Инну в лучший вуз в городе, предлагал ей переехать в Москву и брался устроить ее московское будущее. Она отказалась, потому что не привыкла жить одна и вообще панически боялась внешнего мира.
Все кардинально изменилось после того, как отец познакомил Инну с бизнесменом в сфере шоу-бизнеса, выпускником института кинематографии, а ныне блестящим клипмейкером Сергеем Никольским, и не менее блестящим офицером морского спецназа, а до того – чемпионом Европы по тайскому боксу Игорем Маметкуловым.
Оба были весьма эффектные мужчины, оба до чрезвычайности понравились Инне, и ее старый скромный друг Дима Григорьев как-то сразу отошел на второй план.
Неизвестно, какие планы вынашивал генерал, знакомя свою редкостно красивую дочь с этими в высшей степени замечательными людьми, но случилось то, что и должно было случиться – девушка по уши влюбилась в красавца Маметкулова и даже решилась на необыкновенно глупый и опрометчивый поступок: переехала к нему.
Если бы она только могла представить, к каким последствиям приведет этот жест безоглядно влюбленной женщины!
Она полагала, что то время, которое она провела с Игорем, станет счастливейшим в ее жизни, но так не бывает. Ей суждено было снять розовые очки, через которые она до того времени смотрела на жизнь в целом и в особенности на Игоря Маметкулова.
…Никольский, Костров и Маметкулов встретились недаром. Августовский кризис, который для многих высокопоставленных и богатых людей оказался не столь болезнен, перевернул все их жизненные устои. Фирма, которую возглавлял Никольский, чудом удержалась на грани, за которой маячило зловещее слово «банкротство». От этого фирму спасло только вмешательство могущественного и богатого Александра Сергеевича Кострова.
В голове изобретательного недавнего деятеля шоу-бизнеса роились проекты один другого заманчивей, и для претворения их в жизнь он не брезговал привлекать к сотрудничеству самых что ни на есть подозрительных и сомнительных людей.
Одним из таких людей был Никита Билич, бывший аспирант университетской кафедры органической химии; он мотал срок за торговлю наркотиками и по непонятной причине был досрочно освобожден. В криминальных кругах он проходил под прозвищем Никитич.
Другим человеком был известный своей жестокостью Игорь Маметкулов, бывший спецназовец, знаменитый и титулованный тай-боксер.
Однажды Никольский – это было примерно в пору утверждения Примакова на посту премьера – пришел к Кострову и заявил буквально с порога:
– Александр Сергеевич, есть идея.
Идея состояла в следующем: Никольский предлагал запустить проект развлекательной шоу-студии, которая снимала бы ошеломительные ролики и фильмы на известные сюжеты русских писателей. Сергей Иванович заверил генерала, что проект, имеющий в своей основе «russian exotic», будет хорошо реализуем на Западе. В доказательство он привел свою договоренность со шведским концерном «Private». Разумеется, Костров понял, какого рода кино– и видеопродукцию вознамерился выпускать Никольский под маркой «SIN Studio», дочернего предприятия основной и весьма успешно до недавнего времени функционировавшей фирмы «Калипсо».
– Че, значит, порнуху штамповать собрался?
– Александр Сергеевич, – изобразив на лице бесконечное терпение, проговорил Никольский, – в России сейчас денег нет. Они есть только на Западе. А единственное, что имеет сбыт на Западе после радений господина Кириенко, это наша нефть, газ, кое-что из военной техники и еще русские женщины. С нефтью и газом, сами понимаете, не ахти… все-таки ни Алекперов, ни Вяхирев в родне не значатся, а зенитные комплексы С-300 вещь, конечно, занятная, но я и не «Росвооружение». Зато в шоу-индустрии у меня большие связи и большие знакомства, в том числе за границей. Сейчас, сами понимаете, безработица, и я могу нанять таких профессионалов своего дела, что все студии в Западной Европе и Скандинавии удавятся от зависти. Если подойти к этому обстоятельно, эта индустрия – золотое дно. Да и в нашей стране, я думаю, определенный сбыт будет иметь место, хотя на большие сборы от продаж рассчитывать здесь пока не приходится. Оборудование, персонал такой студии, рабочий процесс и сбыт готовой продукции – все это я беру на себя. Не хватает одного – помещения.
– И ты что, хочешь, чтобы я нашел тебе помещение?
– Оно уже найдено. Осталось получить разрешение на его ремонт и эксплуатацию.
– И что это за помещение? – не без интереса спросил Костров.
– Знаете пансионат «Алый Горизонт»? Вы должны знать, Алесан Сергеич, наверно, не раз отдыхали.
– Ну, знаю, – ответил тот.
– Возле него, километрах в пяти в сторону от Волги, находится монастырь, кажется, женский. Запущенное зданьице, между прочим.
– Монастырь? – воскликнул Костров, а потом вдруг рассмеялся. – Да ты в своем уме, Сережа? Порностудия в монастыре? Да такое только в кино бывает.
– А я о чем говорю? – усмехнулся Никольский. – Местный митрополит, если не ошибаюсь, ваш хороший друг, не раз вместе на охоту да по дачам с девочками ездили. Попросите, он вам все подпишет без базара.
Костров задумался.
– Глобально мыслишь, Сергей, – наконец выговорил он. – Ну хорошо… только надо будет как-то мотивировать это юридически, и чтобы мое имя не фигурировало рядом с твоей студией.
– Да о ней вообще никто знать не будет, – заверил его Никольский. – Эта варварская страна еще не дошла до той стадии цивилизованности, чтобы легально иметь такие продвинутые заведения.
Известную особенность российского законодательства – закон что дышло, куда повернешь, туда и вышло, – Никольский и Костров использовали на полную катушку. В результате счастливые монахини встречали хлебом-солью своих радетелей и избавителей от нищеты. А потом смотрели сквозь пальцы на то, как параллельно с ремонтом самого монастырского здания возводится новый корпус, в котором, собственно, и должно было располагаться любимое детище Никольского, называемое «головным офисом» фирмы «Калипсо».
– А почему «SIN Studio»? – как-то спросил генерал.
– Потому что-то SIN – это мое Ф.И.О.: Сергей Иванович Никольский, – ответил тот, – а английское слово «sin» переводится на русский язык словом «грех». Красиво обыграно, правда?
Инна тем временем блаженствовала со своим любимым Маметкуловым. С отцом она на этой почве рассорилась, и ссора была достаточно серьезна, потому что тот не привык, чтобы шли поперек его воли. Наконец он заявил, что Инна ему не дочь и может делать все, что ей заблагорассудится.
Под коммуникабельной оболочкой генерала, как оказалось, скрывался тиран и деспотичнейший из отцов.
Инне было все равно.
Но и с Маметкуловым у нее вскоре не заладилось. Он где-то пропадал целыми днями, потом это начало распространяться и на ночи. А она оставалась одна.
Однажды Маметкулов пришел домой в прекрасном настроении, бросил Инне пачку долларов и сказал, что заработал на полную катушку новый филиал их фирмы. Сказал, что по этому поводу будет банкет и что он сейчас уходит на этот банкет. Ее с собой, естественно, взять не может.
Инна попыталась возражать, но он пришел в бешенство, обозвал ее сучкой, дурой и другими столь же лестными наименованиями, а потом, недолго думая, ударил по лицу. Чуть-чуть, вполсилы, так сказать, но у бывшего чемпиона Европы по тайскому боксу и это получилось достаточно убойно.
Выполнив свою благородную миссию, Маметкул хлопнул дверью, тщательно запер ее и удалился.
Оскорбленная девушка поклялась жестоко отомстить негодяю, каких, по ее мнению, не было от сотворения мира. Клятвы эти она сопровождала опустошением бутылки коньяка (хорошо, что не нашла никаких транквилизаторов – в смеси с алкоголем они действуют совершенно по-иному), потом вытащила из потайного угла маленький пистолет и решительно направилась к двери с твердым намерением застрелить Маметкула, а там будь что будет.
И только тут ей пришло в голову, что она не знает, куда именно он поехал.
Инна вспомнила, что ее отец, генерал Костров, был не чужд деятельности фирмы «Калипсо» (как и еще нескольких фирм в городе). Пьяному море по колено, и она сделала то, на что никогда бы не пошла в трезвом виде: позвонила отцу и довольно невежливо спросила, где находится новый филиал фирмы «Калипсо» и куда это поехал Маметкул.
Генерал Костров заколебался, но Инна стала кричать на него и заявила, что он, отец, не хотел, чтобы она встречалась с Маметкуловым, а теперь не дает ей порвать с ним.
– Монастырь возле «Алого Горизонта»… там твой Маметкул! – брякнул выведенный из себя генерал. – Только лучше не езди туда, хуже будет…
Он боялся, как бы она в таком состоянии не натворила черт-те чего, а Инна подумала, будто он ей угрожает, и закричала, что она плевать хотела на его предупреждения. Она, мол, давно знает, что папаша якшается с мафией.
И бросила трубку.
Генерал хотел было поехать к дочери и удержать ее от опрометчивых шагов, а потом подумал… с какой стати? Еще не хватало, чтобы он, генерал Костров, встревал в пьяные разборки дочери и ее любовника.
И сел читать «Спорт-Экспресс».
Взбешенная девушка допила коньяк, попыталась открыть дверь, а когда это ей не удалось, несколькими выстрелами разбила заблокированный замок, а два других с трудом открыла дрожащими от нервного возбуждения руками.
Вырвавшись на свободу, она подумала, что, может, лучше поехать к подруге Камилле, которая жила одна. Купить двойную дозу кокаина – себе и ей. Денег-то полно. Но тут перед глазами всплыло так неожиданно ставшее ненавистным красивое лицо Игоря, и алая пелена бешенства застила взор.
…До монастыря она буквально долетела на своей новенькой «девятке», которую перед самой ссорой подарил ей отец. Железных ворот, которые впоследствии вышиб Свиридов, еще не было, а деревянную «времянку» она выбила и на полной скорости влетела в монастырский двор.
На втором этаже нового корпуса пылали зарева огромных окон. Она ворвалась внутрь, как разгневанная фурия, и промчалась по оказавшемуся пустынным длинному коридору. Ее внимание привлекли голоса и полоска молочно-белого света, пробивавшаяся из полуоткрытой двери. Неожиданно для самой себя она оттолкнула стоявшего в дверях рослого охранника и, распахнув дверь, ворвалась внутрь.
Это был просторный, ярко освещенный зал. Посредине располагалось то, в чем ее уже помутившееся сознание определило съемочную площадку.
То, что творилось на этой съемочной площадке, отказывалось фиксировать самое искаженное сознание.
Перед объективом кинокамеры плюгавого косматого оператора происходила какая-то разнузданная бесстыдная оргия. Непонятно, кто с кем и чего… из переплетения высовывались поочередно чьи-то голые руки и ноги. Чуть в стороне стоял голый «актер» в парике под Леля из «Снегурочки». Он выставил перед собой руку, а невысокий плотный мужчина с ярко-рыжими волосами делал ему внутривенную инъекцию.
– Никитич… – в ужасе пробормотала Инка.
Она знала этого рыжего. Никита Билич. В свое время генерал Костров, который был тогда еще полковником, посадил его за торговлю синтетическими – самопальными, но очень высокого качества – наркотиками.
– Инка, а ты что тут делаешь? – вплыл в левое ухо знакомый мягкий голос.
Она обернулась и увидела Никольского с бокалом шампанского в руке, а за его спиной – рослую фигуру и мрачное лицо Маметкулова.
– Сережа… – пролепетала Инна. – Что это?
– А, это? – Никольский окинул взглядом съемочную площадку. – Это заключительная сцена колядования как их… берендеев из «Снегурочки». Да ты не нервничай, Инночка.
– А что тут делает Билич?
Лицо Никольского приобрело необычайно жесткое для него выражение. Ответил Маметкулов:
– Ты стала не в меру любопытной, дорогая. Я же велел тебе оставаться дома.
– Ах ты, козел! – прошипела Инна и, выхватив бокал из пальцев Никольского, швырнула им в оператора.
Бокал попал в камеру и окатил съемочную группу шквалом мельчайших осколков. Кто-то порезался и болезненно вскрикнул, оператор как ни в чем не бывало продолжал снимать.
– Стоп! – крикнул Никольский и подошел к Инне вплотную. – Ты что же, милая, не понимаешь, что идет творческий процесс?
– Это?.. – Она задыхалась и не находила слов. – Со стимуляторами?
– Что бы ты понимала! – мягко выговорил Сергей Иванович, и это показалось куда более зловеще, чем его предыдущий окрик. – Здесь, если бы ты только знала, есть немало заслуженных и талантливых людей. Из московских театров, с региональных конкурсов красоты и модельных агентств.
– Да как же они согласились? – пролепетала Инна.
– Согласились, – угрюмо сказал Маметкулов. – И ты согласишься, если уж сюда приехала, шалава.
– Да я… – начала было она, но мускулистые руки Маметкула мгновенно скрутили отбивающуюся девушку. – Да мой отец…
– Твой отец, крошка, – саркастически выговорил Никольский, – твой отец и помог нам все это организовать. Хочешь, покажу тебе бумаги за его подписью?
«Лучше не езди туда, хуже будет…» – всплыли в памяти слова отца. Все поползло перед глазами, как стеклышки калейдоскопа, и, хрипло выдохнув, она потеряла сознание.
– Ее нельзя выпускать отсюда, – сказал Никольский. – Если об этом узнает генерал, все пропало.
– Генерал с ней в контрах, он и не вспомнит, что она сюда ездила. Главное – не выпускать ее отсюда.
С тех пор Инна была переведена на положение рабыни. Нет, ее даже выпускали на пляж «Алого Горизонта». Но под присмотром четырех верных амбалов Маметкула.
Это продолжалось до тех пор, пока девушка не попалась на глаза Владимиру Свиридову…
– Ты не представляешь, Володя, что значит идти против собственного отца, – проговорила Инна. – Он ведь, и он… он первый отрекся от меня и бросил на поживу этим ублюдкам… Ты ведь тоже так считаешь?
Свиридов, который только что выслушал жуткую и несообразную историю дочери, преданной собственным высокопоставленным и респектабельным отцом ради корыстных и преступных интересов, долгое время молчал, а потом сказал:
– Конечно. Впрочем, во всем этом нет ничего удивительного для нашего времени, Инка. Я слыхал истории и похуже. Очень плохо…
Он повернулся на бок, скользнул почти нежным взглядом по ее растерянному и слепо доверчивому лицу и подумал, что она еще очень молода, почти девочка. И вот такое выпало в жизни.
– Но ты права, – сказал он, – ты права… мы будем играть против них.
При слове «играть» Инна протянула руку и, повернув к себе его лицо, спросила:
– А теперь твоя очередь. Ты только что сказал: «Мы будем играть против них». То есть мы в одной команде. Я сама это выбрала… да. Но я не знаю о тебе ничего, кроме твоего имени, а ты кажешься мне опасным, очень опасным. Опаснее Маметкула.