– Да нет, – поморщился Китаец, – это не я, они сами разбились, а бак взорвался от детонации. Кстати, можешь звать меня Владимиром, – добавил он.
– Ну-ну, Владимир, – Михалыч усиленно задымил сигарой, – так что же ты от меня-то хочешь?
– Скажи, чьи пацаны на красной «БМВ» ездили, ведь ты наверняка знаешь…
– Может, не всех, – задумчиво произнес капитан, – но знаю. Только тебе я этого не скажу.
– Почему?
– Никогда Михалыч стукачом не был и не будет, понял? – наклонившись вперед, сурово произнес капитан.
– А может, ты просто навешал мне тут лапши на уши и думаешь, что я тебе поверил? – Танин тоже наклонился немного вперед, глядя Михалычу в глаза. – Я ведь знаю, что Монахов тебя терпеть не мог, а ты говоришь, что уважал его. Что-то в это слабо верится.
– Хочешь сказать, я вру? – спокойно спросил Михалыч, но его глаза начали наливаться кровью, предвещая бурю.
– Просто я не верю в чистоту ваших воровских законов, – не менее спокойно ответил Танин. – Подставить кого-то, чтобы поживиться за его счет, – вот ваши так называемые законы. И не пытайся меня убедить, что именно ты самый честный из воров, все равно я останусь при своем мнении. Ты же философ, а у философов могут быть совершенно противоположные мнения.
Китаец, конечно, рисковал, выдавая такую откровенную тираду, но последняя его фраза, видно, подействовала на капитана успокаивающе. Буря затихла, так и не начавшись.
– Не знаю, сыщик, может, ты и прав, – Михалыч, гремя льдом в стакане, допил мартини, – только зря ты приехал, все равно я тебе ничего не скажу. Вот если бы ты привел мне какие-то веские аргументы…
– Эти люди, которые катались на красной «БМВ», – убийцы, – сказал Китаец. – Они поджарились в своей тачке и больше не смогут убивать, но тот, кто стоял за ними и руководил их действиями, – жив. Он найдет себе новых исполнителей и будет продолжать убивать, как и раньше. Подумай об этом на досуге. Скольких они еще отправят на тот свет? И ради чего? Стоят ли человеческие жизни тех денег, ради которых убивают?
– Это меня не касается, – скептически поморщился Михалыч, – я никого не убивал.
– Ладно, я пошел. – Поняв, что дольше оставаться на яхте не имеет смысла, Китаец встал и направился к выходу.
– Куда же ты? – остановил его Михалыч. – Оставайся, отдохнешь с девочками, поговорим с тобой о смысле жизни… Сейчас привезут жрачку из ресторана.
– Нет, Михалыч, – Китаец обернулся и покачал головой, – как-нибудь в другой раз.
– Будет время – заходи, – крикнул ему вслед начинающий философ, – пообщаемся.
«Пообщаемся, – пробормотал едва слышно Китаец, – и очень скоро».
Черноволосый, похожий на цыгана Яшка сидел на борту, потягивая пиво из банки. Когда Танин вышел на палубу, он вскочил и направился в каюту. Убедившись, что с шефом все в порядке, вытащил из кармана «ПМ» и, держа его за ствол, протянул Китайцу. Танин молча забрал свой пистолет, сунул его в кобуру и быстро спустился по трапу, рядом с которым нес вахту Шуба. Он зло покосился на своего обидчика и, буркнув «еще увидимся», сделал шаг в сторону, пропуская Танина. Девушек на палубе видно не было, видимо, они сидели в капитанской рубке.
Еще в каюте «Святой Анны» Танину показалось, что стало теплее. И не просто теплее, а даже жарко, но тогда он решил, что это связано с герметичностью яхты. Однако, выбравшись наружу, Китаец понял, что температура существенно поднялась.
Танин сел за руль, опустил стекло и, бросив прощальный взгляд на красавицу-яхту, запустил двигатель.
Оставив «Массо» на небольшой площадке во дворе своего дома, Китаец направился к подъезду, но тут же почувствовал какое-то едва уловимое жжение между лопатками, которое всегда предвещало опасность. Он прислушался к этому знакомому ощущению и понял, что тревожные импульсы исходят с разных сторон двора. Кто-то пожаловал по его душу.
Не доходя несколько шагов до подъезда, Танин остановился, прикуривая, и незаметно окинул взглядом двор. Высокая растущая луна, висящая между редкими облаками, хорошо освещала каждый уголок.
Один сидел, не скрываясь, на грубо сколоченной скамейке возле второго подъезда соседнего дома. Другой выглядывал из-за угла дома, стоявшего напротив. Возможно, где-нибудь прятался кто-то еще, но Китайцу сейчас было не до размышлений.
Страха не было, просто заработали навыки выживания. Он действовал почти автоматически, зная, что его тренированное тело само о себе позаботится. Сделав несколько рваных рывков, чтобы не дать возможности нападавшим стрелять прицельно, Китаец упал на асфальт рядом с распахнутой дверью.
Как оказалось, вовремя. Три или четыре пули ударились в стену дома, отколов несколько кусочков кирпича: одна застряла в старой деревянной двери. Стреляли из пистолетов калибра «макарова» или чуть больше. Пистолеты были с глушителями, так как самих выстрелов слышно не было.
Быстро закатившись в подъезд, Китаец достал пистолет и опустил флажок предохранителя. Еще две пули, выпущенные с разных сторон, застряли в двери на уровне груди, видимо, стрелявшие не поняли, что «мишень» бросилась на землю.
Осторожно выглянув во двор, Китаец увидел, что сидевший на скамейке преодолел уже больше половины расстояния до подъезда и был от него метрах в пятнадцати. Второй тоже выскочил из своего укрытия и приближался справа, но двигался не так быстро, прикрывая первого. Китайцу было удобнее стрелять в него.
«Больше ты без клюшки ходить не сможешь», – без сожаления подумал Танин. Он плавно потянул за спусковой крючок и, как только прогремел выстрел, эхом отражаясь от стен ближайших домов, тут же откатился в сторону. Пуля, выпущенная из пистолета Китайца, раздробила нападавшему коленную чашечку и застряла в бедренной кости. Тот взвыл и, изрыгая проклятия, грохнулся на асфальт. В то же самое мгновение второй нападавший выпустил несколько пуль в то место, откуда полыхнуло пламя выстрела. Только Танина там уже не было.
Успокоив дыхание, Китаец прицелился и выстрелил еще раз, теперь во второго нападающего. И попал ему в плечо. Тот выронил пистолет из пробитой руки, но сразу же поднял его здоровой рукой и, подпрыгивая от боли на месте, сунул за пояс.
Из-за угла дома, где он прятался, на большой скорости вынырнул светлый импортный микроавтобус и резко затормозил рядом с ранеными. Оттуда выскочил здоровенный детина, помог неудавшимся киллерам загрузиться в салон и, быстро сев за руль, рванул со двора.
Китаец поднялся, отряхнул пыль и, сунув «пээм» в кобуру, стал подниматься по лестнице.
Глава 8
– Ну-ну, Владимир, – Михалыч усиленно задымил сигарой, – так что же ты от меня-то хочешь?
– Скажи, чьи пацаны на красной «БМВ» ездили, ведь ты наверняка знаешь…
– Может, не всех, – задумчиво произнес капитан, – но знаю. Только тебе я этого не скажу.
– Почему?
– Никогда Михалыч стукачом не был и не будет, понял? – наклонившись вперед, сурово произнес капитан.
– А может, ты просто навешал мне тут лапши на уши и думаешь, что я тебе поверил? – Танин тоже наклонился немного вперед, глядя Михалычу в глаза. – Я ведь знаю, что Монахов тебя терпеть не мог, а ты говоришь, что уважал его. Что-то в это слабо верится.
– Хочешь сказать, я вру? – спокойно спросил Михалыч, но его глаза начали наливаться кровью, предвещая бурю.
– Просто я не верю в чистоту ваших воровских законов, – не менее спокойно ответил Танин. – Подставить кого-то, чтобы поживиться за его счет, – вот ваши так называемые законы. И не пытайся меня убедить, что именно ты самый честный из воров, все равно я останусь при своем мнении. Ты же философ, а у философов могут быть совершенно противоположные мнения.
Китаец, конечно, рисковал, выдавая такую откровенную тираду, но последняя его фраза, видно, подействовала на капитана успокаивающе. Буря затихла, так и не начавшись.
– Не знаю, сыщик, может, ты и прав, – Михалыч, гремя льдом в стакане, допил мартини, – только зря ты приехал, все равно я тебе ничего не скажу. Вот если бы ты привел мне какие-то веские аргументы…
– Эти люди, которые катались на красной «БМВ», – убийцы, – сказал Китаец. – Они поджарились в своей тачке и больше не смогут убивать, но тот, кто стоял за ними и руководил их действиями, – жив. Он найдет себе новых исполнителей и будет продолжать убивать, как и раньше. Подумай об этом на досуге. Скольких они еще отправят на тот свет? И ради чего? Стоят ли человеческие жизни тех денег, ради которых убивают?
– Это меня не касается, – скептически поморщился Михалыч, – я никого не убивал.
– Ладно, я пошел. – Поняв, что дольше оставаться на яхте не имеет смысла, Китаец встал и направился к выходу.
– Куда же ты? – остановил его Михалыч. – Оставайся, отдохнешь с девочками, поговорим с тобой о смысле жизни… Сейчас привезут жрачку из ресторана.
– Нет, Михалыч, – Китаец обернулся и покачал головой, – как-нибудь в другой раз.
– Будет время – заходи, – крикнул ему вслед начинающий философ, – пообщаемся.
«Пообщаемся, – пробормотал едва слышно Китаец, – и очень скоро».
Черноволосый, похожий на цыгана Яшка сидел на борту, потягивая пиво из банки. Когда Танин вышел на палубу, он вскочил и направился в каюту. Убедившись, что с шефом все в порядке, вытащил из кармана «ПМ» и, держа его за ствол, протянул Китайцу. Танин молча забрал свой пистолет, сунул его в кобуру и быстро спустился по трапу, рядом с которым нес вахту Шуба. Он зло покосился на своего обидчика и, буркнув «еще увидимся», сделал шаг в сторону, пропуская Танина. Девушек на палубе видно не было, видимо, они сидели в капитанской рубке.
Еще в каюте «Святой Анны» Танину показалось, что стало теплее. И не просто теплее, а даже жарко, но тогда он решил, что это связано с герметичностью яхты. Однако, выбравшись наружу, Китаец понял, что температура существенно поднялась.
Танин сел за руль, опустил стекло и, бросив прощальный взгляд на красавицу-яхту, запустил двигатель.
* * *
Оставив «Массо» на небольшой площадке во дворе своего дома, Китаец направился к подъезду, но тут же почувствовал какое-то едва уловимое жжение между лопатками, которое всегда предвещало опасность. Он прислушался к этому знакомому ощущению и понял, что тревожные импульсы исходят с разных сторон двора. Кто-то пожаловал по его душу.
Не доходя несколько шагов до подъезда, Танин остановился, прикуривая, и незаметно окинул взглядом двор. Высокая растущая луна, висящая между редкими облаками, хорошо освещала каждый уголок.
Один сидел, не скрываясь, на грубо сколоченной скамейке возле второго подъезда соседнего дома. Другой выглядывал из-за угла дома, стоявшего напротив. Возможно, где-нибудь прятался кто-то еще, но Китайцу сейчас было не до размышлений.
Страха не было, просто заработали навыки выживания. Он действовал почти автоматически, зная, что его тренированное тело само о себе позаботится. Сделав несколько рваных рывков, чтобы не дать возможности нападавшим стрелять прицельно, Китаец упал на асфальт рядом с распахнутой дверью.
Как оказалось, вовремя. Три или четыре пули ударились в стену дома, отколов несколько кусочков кирпича: одна застряла в старой деревянной двери. Стреляли из пистолетов калибра «макарова» или чуть больше. Пистолеты были с глушителями, так как самих выстрелов слышно не было.
Быстро закатившись в подъезд, Китаец достал пистолет и опустил флажок предохранителя. Еще две пули, выпущенные с разных сторон, застряли в двери на уровне груди, видимо, стрелявшие не поняли, что «мишень» бросилась на землю.
Осторожно выглянув во двор, Китаец увидел, что сидевший на скамейке преодолел уже больше половины расстояния до подъезда и был от него метрах в пятнадцати. Второй тоже выскочил из своего укрытия и приближался справа, но двигался не так быстро, прикрывая первого. Китайцу было удобнее стрелять в него.
«Больше ты без клюшки ходить не сможешь», – без сожаления подумал Танин. Он плавно потянул за спусковой крючок и, как только прогремел выстрел, эхом отражаясь от стен ближайших домов, тут же откатился в сторону. Пуля, выпущенная из пистолета Китайца, раздробила нападавшему коленную чашечку и застряла в бедренной кости. Тот взвыл и, изрыгая проклятия, грохнулся на асфальт. В то же самое мгновение второй нападавший выпустил несколько пуль в то место, откуда полыхнуло пламя выстрела. Только Танина там уже не было.
Успокоив дыхание, Китаец прицелился и выстрелил еще раз, теперь во второго нападающего. И попал ему в плечо. Тот выронил пистолет из пробитой руки, но сразу же поднял его здоровой рукой и, подпрыгивая от боли на месте, сунул за пояс.
Из-за угла дома, где он прятался, на большой скорости вынырнул светлый импортный микроавтобус и резко затормозил рядом с ранеными. Оттуда выскочил здоровенный детина, помог неудавшимся киллерам загрузиться в салон и, быстро сев за руль, рванул со двора.
Китаец поднялся, отряхнул пыль и, сунув «пээм» в кобуру, стал подниматься по лестнице.
Глава 8
Раздевшись, Китаец встал под холодный душ. Вода смывала усталость и пот, придавала бодрость и свежесть. Гель для душа на основе минералов Мертвого моря приятно растекался по коже густой пеной с тонким ароматом.
Растеревшись полотенцем, Танин набросил махровый халат и прошел на кухню. Достал рюмку из шкафа и направился в гостиную. Там перед журнальным столиком сел на диван и плеснул в рюмку граммов пятьдесят коньяка.
Пустота его квартиры показалась ему сейчас тоскливой. Он взял телефон, поставил его на колени и пробежал пальцами по кнопкам.
– Да, – ответил ему знакомый голос.
– Доброй ночи, – тихо проговорил он, – уверен, что разбудил вас…
– Кто это говорит? – забеспокоились на том конце провода.
– Вы меня не узнали? – интригующим тоном спросил он.
– Не… постойте… Владимир Алексеевич?
– У вас хорошая память, – шутливо сказал он, – мне пришла в голову одна сумасшедшая мысль…
– Какая? – заинтересовалась Стася.
– Почему бы нам не встретиться, так сказать, в неофициальной обстановке? Хороший коньяк, спокойная музыка и все такое. – Танин поморщился от банальности собственного предложения.
– Сейчас? – недоуменно воскликнула Стася.
– Вы – занятая женщина, я – занятой мужчина, – Китаец снова поморщился, – зачем терять время?
– Но это так неожиданно… – Стася засомневалась.
– Откровенно говоря, я думал, что вы меня пошлете куда подальше…
– Ну что вы, – засмеялась Стася, – вы себя недооцениваете.
– Если я заеду за вами, скажем, минут через пятнадцать, вы как, не откажете бедному кабальеро?
– Хорошо, – неожиданно быстро согласилась Стася.
Повесив трубку, Танин надел чистую рубашку, нацепил кобуру и вышел из квартиры. Внизу было все спокойно. Жаркая тишина летней ночи липла к нагретому камню домов.
Танин сел в джип и уже минут через пятнадцать был возле набережной. Он въехал во двор, где был накануне, и, заблокировав дверцы, поднялся на второй этаж.
Стася была уже собрана. На этот раз она облачилась в полупрозрачное коротенькое платье фиолетового цвета, низко открывавшего спину. На ногах у Стаси были серебристые босоножки без задников на высоком каблуке. Им соответствовала такая же сумочка.
– Рад вас видеть, – благожелательно улыбнулся Китаец, входя в прихожую.
– Мы едем в ночной клуб или ресторан? – приподняла Стася свои темные брови.
– Я хотел предложить вам нечто более скромное и интимное. – Китаец постарался притушить тонкой улыбкой слишком смелое определение. – Ко мне домой.
– Ну что ж, – Стася игриво улыбнулась, – тоже неплохо. Погляжу, как живут сыщики, – шутливо добавила она.
Квартира Танина произвела на нее то же впечатление, что и на других посетителей, в первый раз перешагнувших порог его полупустого жилища. На кухне она увидела портрет знаменитого Фу Си-ши, и Танину пришлось рассказывать ей об этом прославленном китайском императоре, которого так восхвалял Конфуций. От позднего ужина Стася отказалась, а вот на коньяк охотно согласилась.
Танин порезал лимон, достал из холодильника шоколад, открыл коробку конфет, подал виноград и апельсины на красивом керамическом блюде.
Стася на этот раз держалась более непринужденно и дружески. Она шутила и отвечала на шутки Танина искренним смехом.
– Я невольно явился свидетелем вашей парковки у «Золотого рога», видел вашего спутника. Он выглядит солидно… – намекающе улыбнулся он, когда они выпили по две рюмки.
– Ах это, – с пренебрежительным оттенком в голосе отозвалась Стася, – это мой приятель.
– Влюблен в вас?
– Безответно, – засмеялась Стася.
– Мне жаль его, – хитро улыбнулся Китаец, – хотя просто поговорить, а тем более поужинать с вами уже большая удача. А чем он занимается, если не секрет, этот ваш преданный воздыхатель?
– Бизнесом, как и большинство непьющих предприимчивых мужчин, – хмыкнула Стася.
– Это вы посоветовали ему поужинать в «Золотом роге»? – не отставал Танин.
– Он сам знает этот ресторан. В «Роге» вкусно кормят, к тому же там великолепное обслуживание – заслуга Олега. – Она вдруг загрустила.
– Вы в курсе, что десять процентов акций ресторана из своих семидесяти Олег завещал Ильиной?
– Это называется, по-вашему, неофициальной обстановкой? – с полупрезрительной укоризной взглянула на него Стася. – Я смотрела множество фильмов про детективов и знаю, что эти неуемные субъекты не способны просто отдыхать или разговаривать. Они вечно чувствуют себя при исполнении, – растянула она губы в неодобрительной усмешке.
– Но ведь и люди других профессий, если, конечно, они увлечены своим делом, с трудом абстрагируются от своего главного занятия. Возьмите писателей, поэтов или музыкантов, например.
– Писатель говорит о книгах, поэт – о стихах, музыкант вечно что-то напевает, а детектив вечно ищет виновного, – передернула она плечами. – Он общается с тобой, а сам тебя подозревает во всех смертных грехах!
– Вижу, вы недолюбливаете детективов… – улыбнулся Танин.
– Нет, просто я хочу, если уж мне обещали неофициальную обстановку, в ней и общаться и не смешивать кислое с пресным, – решительно заявила она.
Танин молча поднялся с дивана и включил проигрыватель для лазерных дисков. Широкими волнами в комнату вплыл низкий грудной голос Нины Саймон.
– Так лучше? – улыбнулся он.
– Под это не танцуют, – разочарованно тряхнула головой Стася.
– Давай попробуем. – Танин резко перешел на «ты», не боясь, что такую разборчивую особу, как Стася, покоробит подобная фамильярность.
Стася лениво встала с дивана и подошла к Китайцу. Она была на несколько сантиметров выше его – он не разрешил ей снять босоножки. Стася с беззаботной грацией капризной девчонки, которой все позволено ее папой-мафиози, стянула с Танина пиджак. Увидев кобуру, она тронула рукоятку «макарова» и вынула пистолет.
– Так ты знаешь про эти десять процентов? – Китаец притянул ее к себе и обнял.
Стасина рука с пистолетом оказалась у нее за спиной.
– Знаю. Меня это не очень интересует, – улыбнулась она, отстраняясь и шутливо целясь в Китайца. – Ты не боишься, что он выстрелит?
– Это не смешно, – нахмурился Китаец.
– Ты нервничаешь?
– У меня нет причин нервничать, просто я не хочу мешать кислое с пресным, – с упрямым видом сказал он.
– Ты считаешь нашу встречу чем-то пресным? – натянуто хихикнула она.
– Я считаю ее острой приправой к причудливому блюду, которое мне только еще предстоит отведать… – засмеялся он.
– Повеяло чем-то китайским… – напряженно всматриваясь в лицо Китайца, проговорила Стася.
– То есть?
– Хитрое восточное красноречие, уклончивое и опасное…
– У тебя богатое воображение. – Он снова притянул Стасю к себе и, несмотря на ее протесты, зажал ей рот долгим поцелуем.
Едва его руки легли на голую спину Стаси, его пронзило жгучее желание. Стасин рот был нежным и влажным, словно обитая бархатом пещера. Когда поцелуй был прерван, она не оттолкнула его, а, наоборот, обняла за талию, бросив «ПМ» на кресло. Он взял ее голову в ладони и принялся медленно, сдерживая желание, становившееся с каждой секундой все более неукротимым, целовать ее пылавшее от возбуждения и гордости лицо. Потом нашел молнию на платье, расстегнул и заставил его соскользнуть на пол. Стася осталась в узких черных трусиках. Ее пальцы лихорадочно теребили пуговицы на его рубашке, потом сделали попытку расстегнуть ремень.
Когда, нагие и нетерпеливые, они оказались в спальне, на кровати, Китаец без промедления овладел ею. Стася вздрагивала и стонала, подчиняясь его воле. Ее тело было гибким и податливым, словно зрелая виноградная лоза, не утратившая упругости и силы. И он, как опытный садовод, заставлял ее то стелиться по земле, то подвязывал, вознося навстречу солнцу плотской радости, то позволял изгибаться, следуя естественным контурам. Едва она затихла, обессиленная наслаждением и полная сонного покоя, он снова вошел в нее. На этот раз Стася была еще покорнее и откровеннее.
Наконец, отяжелевшие и потные, они разомкнули объятия, и тогда Стася засмеялась глухим счастливым смехом удовлетворенной женщины.
Китаец протянул руку, взял с тумбочки сигареты и щелкнул зажигалкой.
– Ты так молчалив в постели, – затянувшись, сказала она.
– Ученики Конфуция говорили о нем: «Учитель был ровен, полон достоинства, почтителен и вежлив, но с сознанием собственного достоинства и всегда спокоен. В личной жизни – умерен и приличен. Не ел много, когда ел – не говорил, когда был в постели – тоже молчал…» – с улыбкой процитировал Китаец.
– Это твой идеал? – снова засмеялась Стася.
– Отчасти, – уклончиво ответил Танин, – я в большей степени романтик, чем среднестатистический китаец. Мой отец был русским. Мне нравится испытывать себя на прочность, а не просто, как ты сказала, «отрабатывать гонорар».
– Приятное с полезным, – иронично взглянула на него Стася.
– В этом нет ничего зазорного.
– Ты произнес эту фразу совсем как среднестатистический китаец, – усмехнулась она, – но женщины, наверное, многое тебе прощают… – Она лукаво улыбнулась.
– Они не прощают мне главный мой порок… или достоинство… Скорее, просто свойство.
– Каково же твое главное свойство? – Стася пристально глядела на него, изредка щурясь от едкого дыма.
– Непостоянство. Есть такая книга «И Цзын». Так вот, я чувствую себя ее частицей – сплошные перемены!
– Ты меня пугаешь. – Жеманно гримасничая, она провела ладонью по гладкой коже на его груди.
– А твой приятель тебя не пугает?
– Что ты к нему прицепился? – раздраженно фыркнула Стася.
– Ладно, черт с ним. – Китаец невозмутимо посмотрел на Стасю. – Что ты будешь делать с акциями «Золотого рога»?
– Постой ты, – насмешливо хмыкнула Стася, – они мне еще не принадлежат, и не знаю, будут ли принадлежать… – Она зевнула, прикрывая рот ладонью. – И потом, какое тебе дело?
– Вначале ты говорила, что я хитрый… – Он скосил на нее свои лукавые глаза. – Твоя главная черта – та же, что и у меня, – непостоянство. Кстати, тебе никто не предлагал их купить?
– Нет. – Стася удивленно посмотрела на Китайца. – Думаю, что ты докажешь, что моя сестра ни при чем, и мне не придется владеть этими чертовыми акциями. Думаешь, кто-то на них покушается?
– Вполне возможно, – пожал плечами Китаец. – А что ты думаешь об Ильиной?
– Ничего, – рассмеялась Стася, – я с ней едва знакома. Знаю, у нее что-то было с Олегом – кто ж этого не знает!
– Ты не можешь сказать, чем занимается твой приятель?
– Ты меня как сыщик спрашиваешь? – возмутилась Стася.
– Как твой любовник, если тебе будет легче от этого, – хмыкнул он.
– Я не привыкла, чтобы со мной разговаривали в таком тоне! – взъерепенилась она, вскакивая с кровати. – Мало того, что ты следишь за мной, так еще и пристаешь с глупыми вопросами!
– Куда ты?
– Ухожу, – презрительно бросила она, выбегая в гостиную, где на полу лежало ее платье.
В этот момент издал пронзительную трель телефон. Китаец взял лежавшую на тумбочке трубку.
– Слушаю.
– Извините, что так поздно звоню вам… – он узнал голос Ильиной, – мне нужно с вами поговорить.
По ее дрожащему голосу Китаец понял, что она взволнована и даже напугана.
– Вы хотите, чтобы я к вам приехал?
– Сейчас поздно. Я сама найду вас завтра.
– Приезжайте в мой офис в половине восьмого утра, хорошо?
– Давайте лучше встретимся на набережной, у входа в речной вокзал в восемь, – предложила Ильина.
– Идет. Я буду на синем джипе. До утра?
– Спасибо, – с оттенком смущения поблагодарила она, – и еще раз извините.
Китаец нажал на «отбой» и, как был, нагой, пошел в гостиную. Стася уже оделась, но уходить медлила. Она смотрела на Китайца и таинственно улыбалась.
– Не хочется так расставаться. – Ее улыбка стала шире. – Мы ведь еще встретимся?
– Ты можешь сказать хотя бы, как зовут твоего приятеля?
– Ты несносен! Что тебе это даст? Ты что, хочешь с ним поговорить? – насмешливо и холодно взглянула на него Стася.
– Почему бы нет? – приподнял Китаец брови.
– И что ты у него спросишь?
– Я люблю импровизировать, заранее никогда не думаю и не обсуждаю, что скажу человеку при встрече, – снисходительно улыбнулся Китаец.
– Ну, это ты врешь! – недоверчиво покачала головой Стася. – Ты из тех, кто все просчитывают наперед, даже то, как они будут вести себя с женщиной.
– Свое недоверие к миру ты переносишь на меня. Я не таков, я доверяю своей интуиции не меньше, чем доводам рассудка, – невозмутимо парировал Китаец.
– Ладно. – Стася разочарованно вздохнула. – Его зовут Леонид Сергеевич. Фамилии его я не знаю – шапочное знакомство, сам понимаешь. Я встречаюсь с ним второй раз. Он обещал позвонить.
– Если он тебе позвонит, сообщи мне, хорошо? – улыбнулся Китаец.
– Непременно. Вызови мне такси.
– Я сам отвезу тебя. – Китаец вернулся в спальню, быстро оделся и снова вышел в гостиную.
– Очень мило с твоей стороны, – с оттенком сарказма усмехнулась Стася.
Китаец молча продефилировал в прихожую, обулся и, проверив наличие ключей, вопросительно взглянул на Стасю.
– Ты даже не предлагаешь мне остаться? – надула она свои сочные губы.
– Ты – занятая женщина…
– А ты – занятой мужчина… – ухмыльнулась она.
Китаец выразительно посмотрел на Стасю и кивнул.
– У меня, начиная с завтрашнего утра, напряженный график, – сказал он в оправдание своей бесцеремонной поспешности, – а с тобой, – на его губах заиграла лукаво-плотоядная улыбка, – я рискую не уснуть до утра. Так что прости.
Стася была упоена собой, поэтому восприняла эту фразу как комплимент, на что, впрочем, и надеялся Китаец. Он открыл перед ней дверь, и Стася, грациозно ступая и слегка покачивая бедрами, вышла на лестничную площадку.
В подъезде, подобно воде в болоте, стояла мертвая тишина. Китаец взял Стасю за руку, и они стали спускаться. На улице было душно и темно. Ни одно окно не горело – население спало мирным сном, лишь из какого-то дальнего двора доносились отголоски кошачьего «плача» и визга. Китаец вдруг подумал, что сон безусловно восстанавливает силы человека, но отнимает у него бездну времени и, быть может, возможность узнать то новое, что он никогда потом не узнает. «Глупо, конечно, – поморщился он своей несвоевременной мысли, показавшейся ему сейчас капризно-детской и досадно-максималистской, – но если пришло в голову, то куда от этого денешься?»
И что он, собственно, узнал такого важного и выдающегося, ради чего можно пожертвовать тремя часами здорового сна? Да, он испытал наслаждение, но оно было с душком сиюминутной надобности… Чувствовал ли он что-нибудь к этой женщине кроме физического влечения? Нет, не чувствовал. Он старался быть честным с самим собой, и это, пожалуй, было единственным, ради чего можно было не спать. Но, с другой стороны, во сне мы пускаемся в загадочные и порой рискованные приключения… Риск заключается в том, что, просыпаясь, мы стараемся расшифровать прихотливые узоры своих видений в добрых традициях дедушки Фрейда и, если до конца остаемся честными с самими собой, добираемся порой до такого… Подобные экспедиции в джунгли бессознательного зачастую грозят нашей самооценке, нашему самоуважению, всему тому, что мы себе навоображали, следуя культурным рецептам.
Так думал Китаец, сидя за рулем «Массо». Стася делилась с ним своими женскими проблемами. Его рассеянный слух не улавливал, в чем они состоят, и лишь когда она заговорила о сестре, вдруг собрался в воронку, жадно всасывающую мутноватую влагу семейных откровений. Хотя все то, что она поведала ему, он мог предугадать и знать. Отношения двух сестер были довольно сложными и запутанными, переходящими, так сказать, от света к тени. В них были и любовь, и взаимная приязнь, и ненависть с привкусом ревности и обиды…
Проводив Стасю до квартиры и наскоро поцеловав ее, он отправился в обратный путь, зевая и предвкушая крепкий сон в одинокой постели. И, конечно, рюмку коньяка, чтобы слаще спалось.
Будильник поднял его в семь двадцать.
Он принял душ, побрился, выпил неизменную чашку какао, которое варил в медном котелке, с внутренней стороны облепленном засохшими хлопьями пены и пленок, а с внешней – покрытом подозрительной, в глазах Лизы, зеленцой, оделся, нацепил кобуру и выскочил из квартиры. Минут через пять он уже тормозил возле речного вокзала.
Ильиной еще не было. На набережной было пустынно, несмотря на яркое солнце, с утра одевшее город в прозрачную золотистую тунику.
У причала замер трехпалубный теплоход. Туристы, видимо, уже покинули его комфортабельные каюты и гостеприимные палубы, и их тощая кучка растеклась по окрестным улицам. Проезжая мимо Троицкого собора, он видел одну немолодую пару, снимавшую камерой эту тарасовскую достопримечательность, среди золотых луковиц которой так негармонично и весело мелькают куски зеленой кровли, сочетаясь по цвету лишь с крышей Краеведческого музея, стоящего напротив.
В летних кафе продавцы еще только выставляли товар. Тоскливо пахло мокрым асфальтом и пролитым на землю пивом, уже высохшим, но продолжавшим распространять характерный кисло-прелый запах. «Слабый след вчерашнего дня», – подумал Китаец и взглянул на часы: до восьми оставалось три минуты. Закурив сигарету, он приготовился ждать. Вскоре с пригорка, следуя линии тротуара, окаймлявшего огромную, залитую асфальтом, без единой травинки и лепестка площадь, съехал серебристый двухдверный «Хендай». Машина подъехала прямо к его джипу. За рулем сидела Ильина. Китаец выпрыгнул из «Массо» и замер невдалеке от него.
Выбравшись из авто, Ильина с натугой улыбнулась ему. Танин шагнул ей навстречу.
– Что-то случилось? – спросил Китаец, заметив на ее лице «стигматы» бессонной ночи: темные круги под глазами, бледность и красные веки.
– Я назначила вам встречу здесь, потому что не хочу, чтобы меня лишний раз видели возле вашего офиса, – стараясь выглядеть спокойной, но выдавая себя интонацией, сказала Лидия Ивановна. – Вчера вы спрашивали меня, не предлагали ли мне купить акции ресторана.
– Покупатель появился? – бодро спросил Китаец.
– Он был уже вчера, просто я вам не сказала. Я в очень трудном положении. А теперь вот решилась рассказать… – Она напряженно смотрела на него.
– Я вас слушаю.
– Мне приказали молчать. Помните, мне позвонили, когда вы сидели у меня в кабинете? – Ильина теребила матерчатый пояс на платье. – Так вот, это был тот самый покупатель.
Она опустила голову и погрузилась в молчание.
– Что он вам сказал?
– Что если я буду упрямиться, моего мужа ждет крах, а мою дочь… – Она всхлипнула и, торопливо достав из сумочки платок, прижала его к губам.
Растеревшись полотенцем, Танин набросил махровый халат и прошел на кухню. Достал рюмку из шкафа и направился в гостиную. Там перед журнальным столиком сел на диван и плеснул в рюмку граммов пятьдесят коньяка.
Пустота его квартиры показалась ему сейчас тоскливой. Он взял телефон, поставил его на колени и пробежал пальцами по кнопкам.
– Да, – ответил ему знакомый голос.
– Доброй ночи, – тихо проговорил он, – уверен, что разбудил вас…
– Кто это говорит? – забеспокоились на том конце провода.
– Вы меня не узнали? – интригующим тоном спросил он.
– Не… постойте… Владимир Алексеевич?
– У вас хорошая память, – шутливо сказал он, – мне пришла в голову одна сумасшедшая мысль…
– Какая? – заинтересовалась Стася.
– Почему бы нам не встретиться, так сказать, в неофициальной обстановке? Хороший коньяк, спокойная музыка и все такое. – Танин поморщился от банальности собственного предложения.
– Сейчас? – недоуменно воскликнула Стася.
– Вы – занятая женщина, я – занятой мужчина, – Китаец снова поморщился, – зачем терять время?
– Но это так неожиданно… – Стася засомневалась.
– Откровенно говоря, я думал, что вы меня пошлете куда подальше…
– Ну что вы, – засмеялась Стася, – вы себя недооцениваете.
– Если я заеду за вами, скажем, минут через пятнадцать, вы как, не откажете бедному кабальеро?
– Хорошо, – неожиданно быстро согласилась Стася.
Повесив трубку, Танин надел чистую рубашку, нацепил кобуру и вышел из квартиры. Внизу было все спокойно. Жаркая тишина летней ночи липла к нагретому камню домов.
Танин сел в джип и уже минут через пятнадцать был возле набережной. Он въехал во двор, где был накануне, и, заблокировав дверцы, поднялся на второй этаж.
Стася была уже собрана. На этот раз она облачилась в полупрозрачное коротенькое платье фиолетового цвета, низко открывавшего спину. На ногах у Стаси были серебристые босоножки без задников на высоком каблуке. Им соответствовала такая же сумочка.
– Рад вас видеть, – благожелательно улыбнулся Китаец, входя в прихожую.
– Мы едем в ночной клуб или ресторан? – приподняла Стася свои темные брови.
– Я хотел предложить вам нечто более скромное и интимное. – Китаец постарался притушить тонкой улыбкой слишком смелое определение. – Ко мне домой.
– Ну что ж, – Стася игриво улыбнулась, – тоже неплохо. Погляжу, как живут сыщики, – шутливо добавила она.
Квартира Танина произвела на нее то же впечатление, что и на других посетителей, в первый раз перешагнувших порог его полупустого жилища. На кухне она увидела портрет знаменитого Фу Си-ши, и Танину пришлось рассказывать ей об этом прославленном китайском императоре, которого так восхвалял Конфуций. От позднего ужина Стася отказалась, а вот на коньяк охотно согласилась.
Танин порезал лимон, достал из холодильника шоколад, открыл коробку конфет, подал виноград и апельсины на красивом керамическом блюде.
Стася на этот раз держалась более непринужденно и дружески. Она шутила и отвечала на шутки Танина искренним смехом.
– Я невольно явился свидетелем вашей парковки у «Золотого рога», видел вашего спутника. Он выглядит солидно… – намекающе улыбнулся он, когда они выпили по две рюмки.
– Ах это, – с пренебрежительным оттенком в голосе отозвалась Стася, – это мой приятель.
– Влюблен в вас?
– Безответно, – засмеялась Стася.
– Мне жаль его, – хитро улыбнулся Китаец, – хотя просто поговорить, а тем более поужинать с вами уже большая удача. А чем он занимается, если не секрет, этот ваш преданный воздыхатель?
– Бизнесом, как и большинство непьющих предприимчивых мужчин, – хмыкнула Стася.
– Это вы посоветовали ему поужинать в «Золотом роге»? – не отставал Танин.
– Он сам знает этот ресторан. В «Роге» вкусно кормят, к тому же там великолепное обслуживание – заслуга Олега. – Она вдруг загрустила.
– Вы в курсе, что десять процентов акций ресторана из своих семидесяти Олег завещал Ильиной?
– Это называется, по-вашему, неофициальной обстановкой? – с полупрезрительной укоризной взглянула на него Стася. – Я смотрела множество фильмов про детективов и знаю, что эти неуемные субъекты не способны просто отдыхать или разговаривать. Они вечно чувствуют себя при исполнении, – растянула она губы в неодобрительной усмешке.
– Но ведь и люди других профессий, если, конечно, они увлечены своим делом, с трудом абстрагируются от своего главного занятия. Возьмите писателей, поэтов или музыкантов, например.
– Писатель говорит о книгах, поэт – о стихах, музыкант вечно что-то напевает, а детектив вечно ищет виновного, – передернула она плечами. – Он общается с тобой, а сам тебя подозревает во всех смертных грехах!
– Вижу, вы недолюбливаете детективов… – улыбнулся Танин.
– Нет, просто я хочу, если уж мне обещали неофициальную обстановку, в ней и общаться и не смешивать кислое с пресным, – решительно заявила она.
Танин молча поднялся с дивана и включил проигрыватель для лазерных дисков. Широкими волнами в комнату вплыл низкий грудной голос Нины Саймон.
– Так лучше? – улыбнулся он.
– Под это не танцуют, – разочарованно тряхнула головой Стася.
– Давай попробуем. – Танин резко перешел на «ты», не боясь, что такую разборчивую особу, как Стася, покоробит подобная фамильярность.
Стася лениво встала с дивана и подошла к Китайцу. Она была на несколько сантиметров выше его – он не разрешил ей снять босоножки. Стася с беззаботной грацией капризной девчонки, которой все позволено ее папой-мафиози, стянула с Танина пиджак. Увидев кобуру, она тронула рукоятку «макарова» и вынула пистолет.
– Так ты знаешь про эти десять процентов? – Китаец притянул ее к себе и обнял.
Стасина рука с пистолетом оказалась у нее за спиной.
– Знаю. Меня это не очень интересует, – улыбнулась она, отстраняясь и шутливо целясь в Китайца. – Ты не боишься, что он выстрелит?
– Это не смешно, – нахмурился Китаец.
– Ты нервничаешь?
– У меня нет причин нервничать, просто я не хочу мешать кислое с пресным, – с упрямым видом сказал он.
– Ты считаешь нашу встречу чем-то пресным? – натянуто хихикнула она.
– Я считаю ее острой приправой к причудливому блюду, которое мне только еще предстоит отведать… – засмеялся он.
– Повеяло чем-то китайским… – напряженно всматриваясь в лицо Китайца, проговорила Стася.
– То есть?
– Хитрое восточное красноречие, уклончивое и опасное…
– У тебя богатое воображение. – Он снова притянул Стасю к себе и, несмотря на ее протесты, зажал ей рот долгим поцелуем.
Едва его руки легли на голую спину Стаси, его пронзило жгучее желание. Стасин рот был нежным и влажным, словно обитая бархатом пещера. Когда поцелуй был прерван, она не оттолкнула его, а, наоборот, обняла за талию, бросив «ПМ» на кресло. Он взял ее голову в ладони и принялся медленно, сдерживая желание, становившееся с каждой секундой все более неукротимым, целовать ее пылавшее от возбуждения и гордости лицо. Потом нашел молнию на платье, расстегнул и заставил его соскользнуть на пол. Стася осталась в узких черных трусиках. Ее пальцы лихорадочно теребили пуговицы на его рубашке, потом сделали попытку расстегнуть ремень.
Когда, нагие и нетерпеливые, они оказались в спальне, на кровати, Китаец без промедления овладел ею. Стася вздрагивала и стонала, подчиняясь его воле. Ее тело было гибким и податливым, словно зрелая виноградная лоза, не утратившая упругости и силы. И он, как опытный садовод, заставлял ее то стелиться по земле, то подвязывал, вознося навстречу солнцу плотской радости, то позволял изгибаться, следуя естественным контурам. Едва она затихла, обессиленная наслаждением и полная сонного покоя, он снова вошел в нее. На этот раз Стася была еще покорнее и откровеннее.
Наконец, отяжелевшие и потные, они разомкнули объятия, и тогда Стася засмеялась глухим счастливым смехом удовлетворенной женщины.
Китаец протянул руку, взял с тумбочки сигареты и щелкнул зажигалкой.
– Ты так молчалив в постели, – затянувшись, сказала она.
– Ученики Конфуция говорили о нем: «Учитель был ровен, полон достоинства, почтителен и вежлив, но с сознанием собственного достоинства и всегда спокоен. В личной жизни – умерен и приличен. Не ел много, когда ел – не говорил, когда был в постели – тоже молчал…» – с улыбкой процитировал Китаец.
– Это твой идеал? – снова засмеялась Стася.
– Отчасти, – уклончиво ответил Танин, – я в большей степени романтик, чем среднестатистический китаец. Мой отец был русским. Мне нравится испытывать себя на прочность, а не просто, как ты сказала, «отрабатывать гонорар».
– Приятное с полезным, – иронично взглянула на него Стася.
– В этом нет ничего зазорного.
– Ты произнес эту фразу совсем как среднестатистический китаец, – усмехнулась она, – но женщины, наверное, многое тебе прощают… – Она лукаво улыбнулась.
– Они не прощают мне главный мой порок… или достоинство… Скорее, просто свойство.
– Каково же твое главное свойство? – Стася пристально глядела на него, изредка щурясь от едкого дыма.
– Непостоянство. Есть такая книга «И Цзын». Так вот, я чувствую себя ее частицей – сплошные перемены!
– Ты меня пугаешь. – Жеманно гримасничая, она провела ладонью по гладкой коже на его груди.
– А твой приятель тебя не пугает?
– Что ты к нему прицепился? – раздраженно фыркнула Стася.
– Ладно, черт с ним. – Китаец невозмутимо посмотрел на Стасю. – Что ты будешь делать с акциями «Золотого рога»?
– Постой ты, – насмешливо хмыкнула Стася, – они мне еще не принадлежат, и не знаю, будут ли принадлежать… – Она зевнула, прикрывая рот ладонью. – И потом, какое тебе дело?
– Вначале ты говорила, что я хитрый… – Он скосил на нее свои лукавые глаза. – Твоя главная черта – та же, что и у меня, – непостоянство. Кстати, тебе никто не предлагал их купить?
– Нет. – Стася удивленно посмотрела на Китайца. – Думаю, что ты докажешь, что моя сестра ни при чем, и мне не придется владеть этими чертовыми акциями. Думаешь, кто-то на них покушается?
– Вполне возможно, – пожал плечами Китаец. – А что ты думаешь об Ильиной?
– Ничего, – рассмеялась Стася, – я с ней едва знакома. Знаю, у нее что-то было с Олегом – кто ж этого не знает!
– Ты не можешь сказать, чем занимается твой приятель?
– Ты меня как сыщик спрашиваешь? – возмутилась Стася.
– Как твой любовник, если тебе будет легче от этого, – хмыкнул он.
– Я не привыкла, чтобы со мной разговаривали в таком тоне! – взъерепенилась она, вскакивая с кровати. – Мало того, что ты следишь за мной, так еще и пристаешь с глупыми вопросами!
– Куда ты?
– Ухожу, – презрительно бросила она, выбегая в гостиную, где на полу лежало ее платье.
В этот момент издал пронзительную трель телефон. Китаец взял лежавшую на тумбочке трубку.
– Слушаю.
– Извините, что так поздно звоню вам… – он узнал голос Ильиной, – мне нужно с вами поговорить.
По ее дрожащему голосу Китаец понял, что она взволнована и даже напугана.
– Вы хотите, чтобы я к вам приехал?
– Сейчас поздно. Я сама найду вас завтра.
– Приезжайте в мой офис в половине восьмого утра, хорошо?
– Давайте лучше встретимся на набережной, у входа в речной вокзал в восемь, – предложила Ильина.
– Идет. Я буду на синем джипе. До утра?
– Спасибо, – с оттенком смущения поблагодарила она, – и еще раз извините.
Китаец нажал на «отбой» и, как был, нагой, пошел в гостиную. Стася уже оделась, но уходить медлила. Она смотрела на Китайца и таинственно улыбалась.
– Не хочется так расставаться. – Ее улыбка стала шире. – Мы ведь еще встретимся?
– Ты можешь сказать хотя бы, как зовут твоего приятеля?
– Ты несносен! Что тебе это даст? Ты что, хочешь с ним поговорить? – насмешливо и холодно взглянула на него Стася.
– Почему бы нет? – приподнял Китаец брови.
– И что ты у него спросишь?
– Я люблю импровизировать, заранее никогда не думаю и не обсуждаю, что скажу человеку при встрече, – снисходительно улыбнулся Китаец.
– Ну, это ты врешь! – недоверчиво покачала головой Стася. – Ты из тех, кто все просчитывают наперед, даже то, как они будут вести себя с женщиной.
– Свое недоверие к миру ты переносишь на меня. Я не таков, я доверяю своей интуиции не меньше, чем доводам рассудка, – невозмутимо парировал Китаец.
– Ладно. – Стася разочарованно вздохнула. – Его зовут Леонид Сергеевич. Фамилии его я не знаю – шапочное знакомство, сам понимаешь. Я встречаюсь с ним второй раз. Он обещал позвонить.
– Если он тебе позвонит, сообщи мне, хорошо? – улыбнулся Китаец.
– Непременно. Вызови мне такси.
– Я сам отвезу тебя. – Китаец вернулся в спальню, быстро оделся и снова вышел в гостиную.
– Очень мило с твоей стороны, – с оттенком сарказма усмехнулась Стася.
Китаец молча продефилировал в прихожую, обулся и, проверив наличие ключей, вопросительно взглянул на Стасю.
– Ты даже не предлагаешь мне остаться? – надула она свои сочные губы.
– Ты – занятая женщина…
– А ты – занятой мужчина… – ухмыльнулась она.
Китаец выразительно посмотрел на Стасю и кивнул.
– У меня, начиная с завтрашнего утра, напряженный график, – сказал он в оправдание своей бесцеремонной поспешности, – а с тобой, – на его губах заиграла лукаво-плотоядная улыбка, – я рискую не уснуть до утра. Так что прости.
Стася была упоена собой, поэтому восприняла эту фразу как комплимент, на что, впрочем, и надеялся Китаец. Он открыл перед ней дверь, и Стася, грациозно ступая и слегка покачивая бедрами, вышла на лестничную площадку.
В подъезде, подобно воде в болоте, стояла мертвая тишина. Китаец взял Стасю за руку, и они стали спускаться. На улице было душно и темно. Ни одно окно не горело – население спало мирным сном, лишь из какого-то дальнего двора доносились отголоски кошачьего «плача» и визга. Китаец вдруг подумал, что сон безусловно восстанавливает силы человека, но отнимает у него бездну времени и, быть может, возможность узнать то новое, что он никогда потом не узнает. «Глупо, конечно, – поморщился он своей несвоевременной мысли, показавшейся ему сейчас капризно-детской и досадно-максималистской, – но если пришло в голову, то куда от этого денешься?»
И что он, собственно, узнал такого важного и выдающегося, ради чего можно пожертвовать тремя часами здорового сна? Да, он испытал наслаждение, но оно было с душком сиюминутной надобности… Чувствовал ли он что-нибудь к этой женщине кроме физического влечения? Нет, не чувствовал. Он старался быть честным с самим собой, и это, пожалуй, было единственным, ради чего можно было не спать. Но, с другой стороны, во сне мы пускаемся в загадочные и порой рискованные приключения… Риск заключается в том, что, просыпаясь, мы стараемся расшифровать прихотливые узоры своих видений в добрых традициях дедушки Фрейда и, если до конца остаемся честными с самими собой, добираемся порой до такого… Подобные экспедиции в джунгли бессознательного зачастую грозят нашей самооценке, нашему самоуважению, всему тому, что мы себе навоображали, следуя культурным рецептам.
Так думал Китаец, сидя за рулем «Массо». Стася делилась с ним своими женскими проблемами. Его рассеянный слух не улавливал, в чем они состоят, и лишь когда она заговорила о сестре, вдруг собрался в воронку, жадно всасывающую мутноватую влагу семейных откровений. Хотя все то, что она поведала ему, он мог предугадать и знать. Отношения двух сестер были довольно сложными и запутанными, переходящими, так сказать, от света к тени. В них были и любовь, и взаимная приязнь, и ненависть с привкусом ревности и обиды…
Проводив Стасю до квартиры и наскоро поцеловав ее, он отправился в обратный путь, зевая и предвкушая крепкий сон в одинокой постели. И, конечно, рюмку коньяка, чтобы слаще спалось.
* * *
Будильник поднял его в семь двадцать.
Он принял душ, побрился, выпил неизменную чашку какао, которое варил в медном котелке, с внутренней стороны облепленном засохшими хлопьями пены и пленок, а с внешней – покрытом подозрительной, в глазах Лизы, зеленцой, оделся, нацепил кобуру и выскочил из квартиры. Минут через пять он уже тормозил возле речного вокзала.
Ильиной еще не было. На набережной было пустынно, несмотря на яркое солнце, с утра одевшее город в прозрачную золотистую тунику.
У причала замер трехпалубный теплоход. Туристы, видимо, уже покинули его комфортабельные каюты и гостеприимные палубы, и их тощая кучка растеклась по окрестным улицам. Проезжая мимо Троицкого собора, он видел одну немолодую пару, снимавшую камерой эту тарасовскую достопримечательность, среди золотых луковиц которой так негармонично и весело мелькают куски зеленой кровли, сочетаясь по цвету лишь с крышей Краеведческого музея, стоящего напротив.
В летних кафе продавцы еще только выставляли товар. Тоскливо пахло мокрым асфальтом и пролитым на землю пивом, уже высохшим, но продолжавшим распространять характерный кисло-прелый запах. «Слабый след вчерашнего дня», – подумал Китаец и взглянул на часы: до восьми оставалось три минуты. Закурив сигарету, он приготовился ждать. Вскоре с пригорка, следуя линии тротуара, окаймлявшего огромную, залитую асфальтом, без единой травинки и лепестка площадь, съехал серебристый двухдверный «Хендай». Машина подъехала прямо к его джипу. За рулем сидела Ильина. Китаец выпрыгнул из «Массо» и замер невдалеке от него.
Выбравшись из авто, Ильина с натугой улыбнулась ему. Танин шагнул ей навстречу.
– Что-то случилось? – спросил Китаец, заметив на ее лице «стигматы» бессонной ночи: темные круги под глазами, бледность и красные веки.
– Я назначила вам встречу здесь, потому что не хочу, чтобы меня лишний раз видели возле вашего офиса, – стараясь выглядеть спокойной, но выдавая себя интонацией, сказала Лидия Ивановна. – Вчера вы спрашивали меня, не предлагали ли мне купить акции ресторана.
– Покупатель появился? – бодро спросил Китаец.
– Он был уже вчера, просто я вам не сказала. Я в очень трудном положении. А теперь вот решилась рассказать… – Она напряженно смотрела на него.
– Я вас слушаю.
– Мне приказали молчать. Помните, мне позвонили, когда вы сидели у меня в кабинете? – Ильина теребила матерчатый пояс на платье. – Так вот, это был тот самый покупатель.
Она опустила голову и погрузилась в молчание.
– Что он вам сказал?
– Что если я буду упрямиться, моего мужа ждет крах, а мою дочь… – Она всхлипнула и, торопливо достав из сумочки платок, прижала его к губам.