Страница:
– Михей считает, что груз хапнул беспредельщик один, Химик, то есть Гриша Химкин. Он сейчас в ментовке, у Курина. Ты его хорошо знаешь…
– Короче, – нетерпеливо вздохнул Федор Николаевич, – ты хочешь, чтоб его там с пристрастием допросили?
Луганов-младший кивнул.
– Ясно. Это все?
– Нет, не все. Михей не совсем уверен, что это Химик.
Луганов-старший свел брови на переносице.
– Не понимаю.
– Был еще третий корабль, – вздохнул Игорь, – Рокотова. Может, это он… Только он ведь наркотой не занимается, в противном случае Михей бы его в два счета вычислил.
– Не бреши про наркоту, имей приличия, – недовольным властным тоном сказал Федор Николаевич. – И потом, я же тебе рекомендовал одну страховую компанию. Ты мог бы сейчас не только за свое корыто компенсацию получить, но и, поделясь с определенными людьми, еще нажиться. Это все твоя небрежность. Как был оболтусом, так и остался, – проговорил он с брезгливой досадой, точно выплюнул пересоленную икру.
– Да не в краболове дело! – воскликнул Игорь.
– Знаю, – резко произнес Федор Николаевич, – думаешь, маленький? Но я не только выгоду Михея блюду, но и твою, дурень ты стоеросовый!
– А ты… а вы? – заикаясь от волнения, прокричал Игорь.
– Цыц! – гаркнул Федор Николаевич.
Они услышали нетвердые шаги по трапу и оба замолчали. В салон, бережно ведомый мичманом, спустился губернатор Коваль.
– Ругаетесь? – усмехнулся он. – Не на-а-адо, – раскатисто и упреждающе произнес он, – этак не годится.
– Да вот, – с подобострастным оттенком улыбнулся Федор Николаевич, – все учу, как жить.
– Это правильно, – губернатор грузно опустился на диван. – Неприятности? – проницательно посмотрел он на Луганова-младшего.
Тот понял, что губернатор тоже в курсе.
– Кому-то все никак спокойно жить не хочется, – с небрежным видом погрязшего в роскоши правителя заметил Коваль. – А пограничники тоже хороши – спят в оглоблях, мать иху в тартарары!
– Борис Кондратич, – обратился к разомлевшему, так что казалось, он вот-вот захрапит (несмотря на сердитый тон последней фразы), губернатору Луганов-старший. – Мы все обсудили, я сейчас Игоря провожу и вернусь.
– Дава-а-ай, – последний слог перетек в длинную зевоту.
Луганов-старший сделал сыну знак глазами. Они поднялись на палубу. Потом медленно направились к трапу. Веселье на кокпите сменилось сонным покоем, девицы молча нежились в шезлонгах, потягивая коктейли, матросы с ялика перебрались на палубу и, куря, тихо переговаривались, глядя на Лугановых. Темный неясный контур торпедного сторожевого катера по-прежнему маячил у горизонта.
– У него сейчас голова кругом, как, впрочем, и у меня, – неожиданно доверительным тоном обратился к сыну Луганов-старший, – комиссия с Запада едет.
На Дальнем Востоке всех, кто жил западнее Читы, называли «людьми с Запада». Здешние жители, казалось, были ближе к заокеанской Америке, чем к Москве или даже Новосибирску. Несмотря на свой беспокойный и коварный характер, океан жителям Таруты и прибрежной зоны материка казался пространством более открытым и преодолимым, чем суша, отделявшая их от Среднерусской возвышенности. Такова была здешняя мифология, в чем-то родственная мифологии любого морского народа, будь то финикийцы, греки или португальцы. Близкое соседство с Японией и Кореей, менее близкое – с Филиппинами и Гавайями действовало на мозг возбуждающе и представлялось зачастую большей реальностью, чем жизнь городов, расположенных западнее сто десятого меридиана.
– Кондратич переживает, – продолжил после небольшой паузы Федор Николаевич, задумчиво глядя вдаль, – комиссия-то серьезная. А тут еще эти морские бои. Пограничники тоже всполошились, Кондратичу сейчас не до разборок, сам понимаешь…
– Не фига было в демократа играть, – резко сказал Игорь, – все ему ма-ало! Строит из себя барина. Если хочет, чтоб ему башляли, пусть потерпит. Да и потом, если бы не его жадность, не было бы такого беспредела на море.
– Мал ты еще старших учить, – оборвал его Федор Николаевич, – вы со своим Михеем даже с грабителями без нашей помощи разобраться не можете!
– Надеюсь, – проглотив обиду, посмотрел в упор на отца Игорь, – что Михей этого так не оставит. И если ты не примешь участия в этом деле, он все сделает сам.
– Только скажи ему, – забеспокоился Луганов-старший, – чтобы без шума.
– Но ведь ты тоже поможешь? – Игорь не отводил от лица Федора Николаевича испытующего взгляда.
– Попробую связаться с пограничниками, но пусть Слава не обольщается, мои возможности тоже не беспредельны, и потом – у меня от другого голова пухнет.
Он сплюнул в серовато-зеленую воду и посмотрел на сына долгим взглядом.
– Это ведь не в первый раз уже со Славой случается, – он вздохнул, – то одно у него утащили, то другое. Он знает, кто это?
– Химик или Рок, больше некому, – Луганов-младший скосил взгляд на носки своих туфель, – они же беспредельщики, никому не башляют, делают что хотят. Михей, пока это его серьезно не затрагивало, спускал все на тормозах… -… а теперь захныкал? – едко усмехнулся Луганов-старший. – И потом, где доказательства, что это именно Химкин или Рокотов?
– А кто же еще?
– Только не прикидывайся, будто ничего не знаешь, – скривился Федор Николаевич, – у нас здесь не институт благородных девиц. Каждый пытается урвать от пирога кусок побольше или стянуть, что плохо лежит. Я не могу задействовать исполнительную власть, пока не буду уверен, что это именно тот, о ком ты говоришь. Сейчас все ушлые стали. Знаешь, какой шум может подняться в прессе, если мы ошибемся? До Москвы долетит. И потом, думай головой, Игорек. Что перевозил Михей, может быть, крабов или треску, а? А кто владелец «Акроса»? То-то же. Если даже это Рокотов, я не смогу использовать официальные каналы. А вдруг всплывет эта история с героином?… – Луганов понизил голос. – В первую очередь достанется, конечно, Славе, мать его, но какой с него спрос? А вот ты как главный акционер получишь по полной программе, и мне как твоему папаше достанется. Какого вообще черта он стал возить товар морем?
– Раньше Михей таджикскими делами занимался, с Большой земли товар получал…
– Да знаю я, – раздраженно махнул рукой Федор Николаевич.
– А если что и волок из Китая да из Кореи, то так, пустячки… – невзирая на недовольство отца, продолжил Игорь.
Его бесило это желание отца не поднимать щекотливых тем, напрямую, между прочим, связанных с его процветанием. Раздражала Игоря и манера отца говорить на эти темы – если уж обстоятельства требовали, – уклоняясь от прямых ответов, заменяя опасные, грубые слова экивоками.
О другой просьбе Михея, насчет сторожевиков для парома, Игорь заикаться не стал. В том настроении, в каком пребывал нынче Федор Николаевич, обращаться к нему с такой просьбой было не просто бесполезно, но и опасно. Игорь был сыт по горло отцовским недовольством и нравоучениями.
– Да-а, – Федор Николаевич почесал свой заросший редкой бородой подбородок, – надо что-то делать, дальше так продолжаться не может. Но не сейчас! – решительным тоном добавил он.
– А когда?
– Когда столичные уберутся, – со злобой выдавил из себя Луганов-старший.
– Что-то не видно, что Главный насчет этого переживает, вон развлекается, – кивнул Игорь в сторону дремлющих девушек, – или это он так нервный стресс снимает?
– Ты не усмехайся, – одернул сына Федор Николаевич, – тебе бы побыть в его шкуре!
– Представляю! – с саркастичной интонацией сказал Игорь.
– Ты, вместо того чтобы других обсуждать, занялся бы страховкой своих корыт. Тогда не нужно было бы трястись за каждое суденышко. И потом, мне сказали, что ты часто в «Кураже» появляешься.
– Кто сказал? – возмутился Игорь.
– Сказали, – ушел от прямого ответа Федор Николаевич.
Он выпятил губы, рассеянно пожевал ими. В его взгляде затаилась грусть. Это был момент слабости, когда закованное в железные латы необходимости лгать и изворачиваться сердце вице-губернатора вдруг открылось простым человеческим чувствам и сразу ощутило на себе груз прожитых лет и разочарований. Но он тут же отогнал от себя невеселые мысли и с осуждающей нетерпимостью взглянул на сына.
– Брось свою девку, не к лицу тебе это.
– Мне не десять лет! – огрызнулся Игорь. – Я же не советую тебе бросить твоих девок.
– Заткнись! – прикрикнул на сына Федор Николаевич. – Я тебя предупредил. Не позорь меня, я не хочу, чтобы надо мной всякая сволочь потешалась.
– Кому какое дело, как я провожу свободное время? – горя негодованием, воскликнул Игорь.
– Мне есть дело до твоего досуга, – обрубил Луганов-старший, – ты – сын вице-губернатора! Иди, мне к губернатору пора, – торжественно добавил он.
Луганов-младший зло и насмешливо кивнул и, пропустив вперед одного из своих телохранителей, державшихся все время чуть поодаль, стал медленно спускаться по трапу.
ГЛАВА 5
– Короче, – нетерпеливо вздохнул Федор Николаевич, – ты хочешь, чтоб его там с пристрастием допросили?
Луганов-младший кивнул.
– Ясно. Это все?
– Нет, не все. Михей не совсем уверен, что это Химик.
Луганов-старший свел брови на переносице.
– Не понимаю.
– Был еще третий корабль, – вздохнул Игорь, – Рокотова. Может, это он… Только он ведь наркотой не занимается, в противном случае Михей бы его в два счета вычислил.
– Не бреши про наркоту, имей приличия, – недовольным властным тоном сказал Федор Николаевич. – И потом, я же тебе рекомендовал одну страховую компанию. Ты мог бы сейчас не только за свое корыто компенсацию получить, но и, поделясь с определенными людьми, еще нажиться. Это все твоя небрежность. Как был оболтусом, так и остался, – проговорил он с брезгливой досадой, точно выплюнул пересоленную икру.
– Да не в краболове дело! – воскликнул Игорь.
– Знаю, – резко произнес Федор Николаевич, – думаешь, маленький? Но я не только выгоду Михея блюду, но и твою, дурень ты стоеросовый!
– А ты… а вы? – заикаясь от волнения, прокричал Игорь.
– Цыц! – гаркнул Федор Николаевич.
Они услышали нетвердые шаги по трапу и оба замолчали. В салон, бережно ведомый мичманом, спустился губернатор Коваль.
– Ругаетесь? – усмехнулся он. – Не на-а-адо, – раскатисто и упреждающе произнес он, – этак не годится.
– Да вот, – с подобострастным оттенком улыбнулся Федор Николаевич, – все учу, как жить.
– Это правильно, – губернатор грузно опустился на диван. – Неприятности? – проницательно посмотрел он на Луганова-младшего.
Тот понял, что губернатор тоже в курсе.
– Кому-то все никак спокойно жить не хочется, – с небрежным видом погрязшего в роскоши правителя заметил Коваль. – А пограничники тоже хороши – спят в оглоблях, мать иху в тартарары!
– Борис Кондратич, – обратился к разомлевшему, так что казалось, он вот-вот захрапит (несмотря на сердитый тон последней фразы), губернатору Луганов-старший. – Мы все обсудили, я сейчас Игоря провожу и вернусь.
– Дава-а-ай, – последний слог перетек в длинную зевоту.
Луганов-старший сделал сыну знак глазами. Они поднялись на палубу. Потом медленно направились к трапу. Веселье на кокпите сменилось сонным покоем, девицы молча нежились в шезлонгах, потягивая коктейли, матросы с ялика перебрались на палубу и, куря, тихо переговаривались, глядя на Лугановых. Темный неясный контур торпедного сторожевого катера по-прежнему маячил у горизонта.
– У него сейчас голова кругом, как, впрочем, и у меня, – неожиданно доверительным тоном обратился к сыну Луганов-старший, – комиссия с Запада едет.
На Дальнем Востоке всех, кто жил западнее Читы, называли «людьми с Запада». Здешние жители, казалось, были ближе к заокеанской Америке, чем к Москве или даже Новосибирску. Несмотря на свой беспокойный и коварный характер, океан жителям Таруты и прибрежной зоны материка казался пространством более открытым и преодолимым, чем суша, отделявшая их от Среднерусской возвышенности. Такова была здешняя мифология, в чем-то родственная мифологии любого морского народа, будь то финикийцы, греки или португальцы. Близкое соседство с Японией и Кореей, менее близкое – с Филиппинами и Гавайями действовало на мозг возбуждающе и представлялось зачастую большей реальностью, чем жизнь городов, расположенных западнее сто десятого меридиана.
– Кондратич переживает, – продолжил после небольшой паузы Федор Николаевич, задумчиво глядя вдаль, – комиссия-то серьезная. А тут еще эти морские бои. Пограничники тоже всполошились, Кондратичу сейчас не до разборок, сам понимаешь…
– Не фига было в демократа играть, – резко сказал Игорь, – все ему ма-ало! Строит из себя барина. Если хочет, чтоб ему башляли, пусть потерпит. Да и потом, если бы не его жадность, не было бы такого беспредела на море.
– Мал ты еще старших учить, – оборвал его Федор Николаевич, – вы со своим Михеем даже с грабителями без нашей помощи разобраться не можете!
– Надеюсь, – проглотив обиду, посмотрел в упор на отца Игорь, – что Михей этого так не оставит. И если ты не примешь участия в этом деле, он все сделает сам.
– Только скажи ему, – забеспокоился Луганов-старший, – чтобы без шума.
– Но ведь ты тоже поможешь? – Игорь не отводил от лица Федора Николаевича испытующего взгляда.
– Попробую связаться с пограничниками, но пусть Слава не обольщается, мои возможности тоже не беспредельны, и потом – у меня от другого голова пухнет.
Он сплюнул в серовато-зеленую воду и посмотрел на сына долгим взглядом.
– Это ведь не в первый раз уже со Славой случается, – он вздохнул, – то одно у него утащили, то другое. Он знает, кто это?
– Химик или Рок, больше некому, – Луганов-младший скосил взгляд на носки своих туфель, – они же беспредельщики, никому не башляют, делают что хотят. Михей, пока это его серьезно не затрагивало, спускал все на тормозах… -… а теперь захныкал? – едко усмехнулся Луганов-старший. – И потом, где доказательства, что это именно Химкин или Рокотов?
– А кто же еще?
– Только не прикидывайся, будто ничего не знаешь, – скривился Федор Николаевич, – у нас здесь не институт благородных девиц. Каждый пытается урвать от пирога кусок побольше или стянуть, что плохо лежит. Я не могу задействовать исполнительную власть, пока не буду уверен, что это именно тот, о ком ты говоришь. Сейчас все ушлые стали. Знаешь, какой шум может подняться в прессе, если мы ошибемся? До Москвы долетит. И потом, думай головой, Игорек. Что перевозил Михей, может быть, крабов или треску, а? А кто владелец «Акроса»? То-то же. Если даже это Рокотов, я не смогу использовать официальные каналы. А вдруг всплывет эта история с героином?… – Луганов понизил голос. – В первую очередь достанется, конечно, Славе, мать его, но какой с него спрос? А вот ты как главный акционер получишь по полной программе, и мне как твоему папаше достанется. Какого вообще черта он стал возить товар морем?
– Раньше Михей таджикскими делами занимался, с Большой земли товар получал…
– Да знаю я, – раздраженно махнул рукой Федор Николаевич.
– А если что и волок из Китая да из Кореи, то так, пустячки… – невзирая на недовольство отца, продолжил Игорь.
Его бесило это желание отца не поднимать щекотливых тем, напрямую, между прочим, связанных с его процветанием. Раздражала Игоря и манера отца говорить на эти темы – если уж обстоятельства требовали, – уклоняясь от прямых ответов, заменяя опасные, грубые слова экивоками.
О другой просьбе Михея, насчет сторожевиков для парома, Игорь заикаться не стал. В том настроении, в каком пребывал нынче Федор Николаевич, обращаться к нему с такой просьбой было не просто бесполезно, но и опасно. Игорь был сыт по горло отцовским недовольством и нравоучениями.
– Да-а, – Федор Николаевич почесал свой заросший редкой бородой подбородок, – надо что-то делать, дальше так продолжаться не может. Но не сейчас! – решительным тоном добавил он.
– А когда?
– Когда столичные уберутся, – со злобой выдавил из себя Луганов-старший.
– Что-то не видно, что Главный насчет этого переживает, вон развлекается, – кивнул Игорь в сторону дремлющих девушек, – или это он так нервный стресс снимает?
– Ты не усмехайся, – одернул сына Федор Николаевич, – тебе бы побыть в его шкуре!
– Представляю! – с саркастичной интонацией сказал Игорь.
– Ты, вместо того чтобы других обсуждать, занялся бы страховкой своих корыт. Тогда не нужно было бы трястись за каждое суденышко. И потом, мне сказали, что ты часто в «Кураже» появляешься.
– Кто сказал? – возмутился Игорь.
– Сказали, – ушел от прямого ответа Федор Николаевич.
Он выпятил губы, рассеянно пожевал ими. В его взгляде затаилась грусть. Это был момент слабости, когда закованное в железные латы необходимости лгать и изворачиваться сердце вице-губернатора вдруг открылось простым человеческим чувствам и сразу ощутило на себе груз прожитых лет и разочарований. Но он тут же отогнал от себя невеселые мысли и с осуждающей нетерпимостью взглянул на сына.
– Брось свою девку, не к лицу тебе это.
– Мне не десять лет! – огрызнулся Игорь. – Я же не советую тебе бросить твоих девок.
– Заткнись! – прикрикнул на сына Федор Николаевич. – Я тебя предупредил. Не позорь меня, я не хочу, чтобы надо мной всякая сволочь потешалась.
– Кому какое дело, как я провожу свободное время? – горя негодованием, воскликнул Игорь.
– Мне есть дело до твоего досуга, – обрубил Луганов-старший, – ты – сын вице-губернатора! Иди, мне к губернатору пора, – торжественно добавил он.
Луганов-младший зло и насмешливо кивнул и, пропустив вперед одного из своих телохранителей, державшихся все время чуть поодаль, стал медленно спускаться по трапу.
ГЛАВА 5
Химика отпустили через несколько дней после его задержания. Пришлось, конечно, кое-кого подмазать, чтобы заставить машину исполнительной власти крутиться быстрее, но, в сущности, предъявить Грише Химкину было нечего. Сам он прикинулся бедным морячком, краболов которого расстреляли посреди моря какие-то беспредельщики. Выходу Химика на свободу, конечно же, способствовал небезызвестный Кондрашов, стремящийся тайком вредить Михею. На то у полковника были свои личные мотивы. Но тут Кондрашов прогадал, не подозревая о тайных планах Михея насчет Григория. Химик был хитрым малым и перед тем, как на его судно ступили пограничники со сторожевого катера, успел выбросить за борт все оружие, так что повесить на него гибель пограничного вертолета не удалось. Михею же Гриша был очень нужен. Старому авторитету не терпелось лично разузнать, куда делся его товар стоимостью двести тысяч долларов – сумма не малая даже для такого крупного вора, как Михей. Поэтому он отправил своих людей, приказав, чтобы те доставили ему Химика непременно живым. Он предварительно проинструктировал Колю Ухтыркина – начальника собственной охраны, – разрешив ему действовать любыми способами.
Николай отправился за Химиком на двух машинах, предполагая, что если за Гришей заявятся его беспредельщики (а это было почти стопроцентно), то захватить его на выходе будет не так-то просто. Но и брать его где-то в другом месте, к примеру, на корабле, тоже было бы проблематично. Поэтому он решил действовать наверняка, хоть и не без выдумки. Ухтыркин не стал подъезжать вплотную к СИЗО, а остановил машины на перекрестках, с обоих концов улицы, и наблюдал за воротами в морской бинокль.
У ворот СИЗО Химика действительно поджидали три человека из его команды, которые оставались на берегу и не попали под обстрел в то утро, когда Гриша грабанул краболов Михея с грузом героина. «Ниссан Патрол», в котором они дожидались своего главаря, был припаркован немного в стороне от центральных ворот, что позволяло никому не мозолить глаза и в то же время удобно просматривать подходы. У каждого из команды под сиденьями было спрятано автоматическое оружие, и каждый готов был пустить его в ход, в зависимости от ситуации. Парни нервничали, выкуривая сигарету за сигаретой, потому что назначенное время давно прошло, а хозяин все не показывался. Наконец открылась скрипучая железная дверь, выкрашенная рыжей половой эмалью, и на улице появился Химик.
На нем были синие джинсы и пестрая гавайская рубаха, а на лысой башке красовалась зеленая бейсболка, прикрывавшая от солнца глаза. Химик был высоким крепким парнем, немного глуповатым на вид из-за вечно полуоткрытого рта и высоко поднятых коротких бровей, но на самом деле, хоть он и считался беспредельщиком, не боявшимся бросать вызов другим руководителям группировок, в его глубоко посаженных глазах можно было рассмотреть (при желании) толику ума и звериное чутье хищника.
Шагнув за ворота, Гриша быстрым взглядом окинул улицу и, заметив знакомый «Ниссан», направился к нему. В джипе тоже увидели Химика. Но прежде чем водитель повернул ключ в замке зажигания и тронулся с места, к «Ниссану» подкрался сзади один из людей Ухтыркина и, согнувшись в три погибели, прикрепил к днищу магнитное взрывное устройство. Сам он еще немного посидел в полуприседе, делая вид, что завязывает шнурки на кроссовках, потом выпрямился, поправил тельняшку, закурил сигарету и, развернувшись на сто восемьдесят градусов, пошел в противоположную сторону. Даже если бы пассажиры и водитель «Ниссана» что-то и заметили, они бы уже ничего не смогли предпринять. Но внимание пассажиров «Ниссана» было направлено на своего главаря. Как только человек Ухтыркина отошел на безопасное расстояние, следивший за его передвижениями Николай нажал на кнопку радиоэлектронного детонатора. Мина взорвалась в тот момент, когда Химик был метрах в двадцати от двинувшегося к нему джипа. Он ухмылялся, раскинув руки и предвкушая встречу со своими приятелями, когда заднюю часть «Ниссана Патрол» приподняло в воздух взрывной волной и опрокинуло вперед. Плотная воздушная масса ударила Химика, сбила его с ног и повалила на разогретый солнцем асфальт.
В воздухе Гриша успел сгруппироваться, отчего удар о землю получился не таким сильным. Он тут же вскочил на ноги и бросился прочь от заполыхавшего джипа, в котором горели его товарищи, но вторая взрывная волна от сдетонировавшего бака с горючим ударила его в спину и поволокла по шершавому асфальту. На какое-то время он потерял сознание, а когда очнулся, то понял, что его заталкивают в багажник автомобиля. Он не знал, что это был один из автомобилей – здоровенный бордовый «Крайслер», – на которых приехал Коля Ухтыркин. Вторая машина – юркий синий джип «Сузуки», – визжа резиной, сорвалась с противоположного перекрестка, подобрала взрывника и, резко развернувшись, двинула следом за «Крайслером». Через минуту перед воротами СИЗО остался только полыхающий «Ниссан Патрол», в котором начал рваться боезапас.
Час спустя «Крайслер» и «Сузуки» затормозили рядом с «Лендкруизером» Михея, возле бревенчатого охотничьего домика. Выгрузив Химика, словно это был не человек, а кусок свинины, его затащили в сени и, быстро закрыв дверь, чтобы не напустить мошку и комаров, связали ему руки за спиной. По дороге он пришел в себя, но сопротивлялся слабо, видя, что с такой бригадой ему не справиться. Ухтыркин, обнажая в ухмылке черную дырку на месте двух передних выбитых в драке зубов, сам ввел его в дом, где в глубоком кожаном кресле, закинув ногу на ногу, развалился Михей.
Внутри дома стоял специфический запах диметилфталата, которым все детали помещения были обработаны сверху донизу.
Главный зал дома напоминал большую русскую избу, где по стенам были развешаны охотничьи трофеи. Только кирпичный камин несколько нарушал этакий деревенский уклад. Сам Михей, одетый в брезентовый охотничий костюм, походил на барина, собирающегося на охоту. На низком деревянном столе перед ним стоял запотевший графинчик водки и коническая хрустальная рюмка на тонкой ножке. Здесь же на подносе были разложены закуски.
Проведя Химика в гостиную, Ухтыркин небрежно толкнул его в свободное кресло, а сам встал позади, готовый в любую минуту вмешаться, если тот попытается подняться. Трое других бойцов из охраны, все в тельняшках, с той лишь разницей, что на одном была бескозырка с оторванными ленточками, свернули в соседнюю комнатку, где расположились на просторном диване, и достали сигареты.
– А вот и наш герой, – выпив рюмку водки, сказал Михей, глядя на ободранного Химика. – Где это тебя так угораздило?
– Ну ты, блин, даешь, дядя, – хмыкнул Химик, – ты меня че, за лоха держишь?
– Где ты его взял, такого покореженного? – Не обратив внимания на восклицание Химика, Михей посмотрел поверх его головы на Ухтыркина.
– Там у СИЗО его тачка взорвалась, в натуре, – пожал плечами Николай. – Если бы не мы, этому доходяге ноги бы поотрывало на хрен. Нашпигуют машины динамитом, в натуре, и разъезжают по острову. Отморозки, ей-богу.
– Так тебя, Гришаня, мои бойцы спасли, – Михей наклонился в кресле в сторону Химкина, – а ты, сволочь неблагодарная, хамить мне вздумал!
Положение у Химика было не самое лучшее, если не сказать, безнадежное, но он с присущей ему жизненной силой цеплялся за любую возможность выкрутиться даже из такой ситуации. Этим и был вызван его нагловатый тон, который он выбрал для общения с главным авторитетом острова. То, что Михей наезжал на него, было для Химика обычной игрой, в которой правила устанавливает каждый сам для себя. Впрочем, Гриша понимал, что сейчас ему придется подыгрывать Михею, но он и вообразить себе не мог, чем для него закончится это представление. Он предполагал, что Михей наорет на него, его прихвостни набьют ему морду, а потом, если он не проболтается о том, что ограбил судно Михея, его отпустят, предварительно, естественно, добавив пару хороших оплеух. Правда, билась у него в мозгу подленькая мыслишка, что Михей знает о покушении на его краболов больше, чем думает он, Гриша, но у него не оставалось даже тени сомнения, что он выберется из этого охотничьего домика если и не невредимым, то, по крайней мере, живым.
– Ладно, Михей, брось прикидываться, – Химик поерзал на кресле, показывая, как неудобно ему сидеть, – лучше бы приказал развязать меня. Или боишься, что я разгромлю всю твою команду?
– Коля, развяжи его, – Михей бросил взгляд на своего главного телохранителя, – пусть не думает, что мы такие же хамы, как он.
– Замечательно, – Химик расплылся в улыбке, потирая затекшие руки, когда Николай снял с них веревку, завязанную морским узлом.
Михей сам наполнил две рюмки, одну из которых взял себе.
– Выпей со мной, Химик, – с видом хозяина предложил Михей, – может, больше не придется.
– Выпить выпью, – согласился Григорий, – вот только не нужно меня так пугать, а то у меня уже поджилки трясутся. Если есть что сказать – говори, не зря же ты такое представление устроил. Ну а если сказать нечего, тогда я пойду.
Он хотел подняться, чтобы взять предложенную ему рюмку, но Ухтыркин, вынув руку из кармана матросских брюк, положил ему на плечо тяжелую ладонь.
– Сиди, – остановил он Химика, – сегодня я за тобой поухаживаю.
Выйдя из-за кресла, он взял рюмку и передал ее Химику.
– Ну дела, – ухмыльнулся Химик, принимая водку, – кому расскажу – не поверят.
– Может, кому и расскажешь, – Михей упер в него колющий взгляд, – если вернешь мне товар.
– Какой товар?! – Химик застыл с рюмкой в руке, изобразив на лице неподдельное удивление.
– Видно, разговора у нас с тобой не получится. Твое здоровье, оно тебе пригодится. – Михей выпил водку, немного посидел неподвижно, смакуя напиток, а потом, поставив пустую рюмку на стол, ложкой зачерпнул черной икры и отправил в рот.
Химик тоже выпил, но, помня, что встать ему не велели, обернулся к Ухтыркину.
– Дай закусить-то, братан.
– Перебьешься, – лицо Коли не выражало ничего, кроме презрения, зловещий характер которому придавало отсутствие передних зубов – Колян, демонстрируя пренебрежение, приподнимал верхнюю губу.
– Ну, как знаешь.
Химик попытался было сам встать, чтобы взять закуску, но тут же получил короткий удар по шее.
– Михей, – заорал он, схватившись за шею, – чего тебе от меня надо?! Мало того, что твои живодеры разбомбили мой джип с бойцами, так ты еще и в молчанку играешь.
– Где мой товар? – акцентируя каждое слово, повторил Михей, закурив коричневую сигарету с запахом шоколада.
– Мамой клянусь, ничего не знаю ни о каком товаре, – Химик даже ударил себя кулаком в грудь для убедительности. – Меня самого подставили, как последнего лоха… Я вышел снасти на краба поставить. Да, я понимаю, что не отстегиваю в общак, но это мои принципы, Михей. Я ведь ни у кого ничего и не прошу. Какой-то мудак раздолбал мне корму ни с того ни с сего, но я с ним сам разберусь – это моя проблема. Но ни о каком товаре, клянусь мамой, я не знаю. Мне теперь мою посудину придется месяц в сухом доке на ремонте держать, и я ничего у тебя не прошу. Но и на меня чужие грехи не нужно вешать.
– Значит, ты мой товар не трогал, Гришаня? – медленно, растягивая слова, проговорил Михей.
Он был тертым калачом и чувствовал, что Химик лепит ему горбатого, но хотел, чтобы тот запутал себя окончательно.
– Мамой клянусь, не знаю ни про какой товар. О чем ты говоришь?
– О героине на двести тысяч кусков, мудила, – рявкнул Михей, – который уплыл с моего краболова, словно его кашалот слопал.
– Я ничего об этом не знаю, Михей, вот тебе крест, – Химик неумело перекрестился. – Я собирался рыбу тралить…
– Твою посудину сторожевик засек почти на шкентеле (оконечности) острова, когда уже рассвело, – Михей немного сбавил обороты. – Все снасти были у тебя на борту, я узнавал.
– У меня в тот день еще одно дело было, – замялся Химик, – так я собирался сразу после этого. А здесь как раз этот торпедник, как черт из табакерки. Дал по мне залп, и все дейдвуды вдребезги, в бога-душу-мать!
– Военный? – насторожился Михей.
– Говорю же, торпедный катер, самый натуральный, – зачастил Химик, поняв, что ему начинают верить, – может, это он и твой краболов потопил.
Вообще-то он не собирался говорить про этот катер, потому как, найдя его, Михей бы узнал, что товар был на борту Гришкиной посудины, а тогда… Но что-то щелкнуло в мозгу у Химика, и он уже не мог остановиться. Если товар не у него, рассуждал он, то и спроса с него нет.
– С чего ты взял, что мой краболов затонул? – с ласковой издевкой в голосе поинтересовался Михей, поняв, что заставил Химика проговориться. – Может, ты работаешь на пару с этим торпедоносцем, а? Взяли мой товар, потопили краболов, а потом товар не поделили, и твой напарник тебя же и расстрелял… Так все было, Гришаня?
– Нет, – замотал головой Химик, – этот торпедоносец, он потом ко мне подошел.
– Ты знаешь, чей это катер?
– Да об этом все знают, – пожал плечами Химик, – Рок, паскуда, со своей командой его почти два года восстанавливал.
– А что же ты сразу мне о нем не сказал?
– А ты не спрашивал.
Сигарета, которую Михей оставил в пепельнице и о которой он забыл, давно потухла, поэтому он налил себе водки, выпил, закусил и закурил опять.
– По-твоему, – снова заговорил он, – это Рок, мать его, отбил у меня товар?
– Не знаю, – Химик спокойно пожал плечами, думая, что угроза миновала.
Он ошибся. По знаку Михея стоявший позади кресла Химика Ухтыркин обхватил своей здоровенной ручищей его шею и начал сдавливать изо всех сил. Гриша был крепким парнем, но находился в неудобном положении, поэтому сделать ничего не мог. Он схватился обеими руками за руку Ухтыркина, сжимавшую ему горло, пытался ослабить хватку, но все его усилия оказались тщетными. Он сучил ногами, желая выкрутиться и хоть как-то облегчить свое положение, но у него ничего не получалось. Глаза его налились кровью и вылезли из орбит, как у выползшего на берег краба, лицо покраснело. Он открывал рот, шевелил посиневшими губами, но изо рта вырывался только сдавленный хрип.
Два дюжих «телка» в тельняшках и камуфляжных кепи, ждавшие в соседней комнате, появились в гостиной, схватили его за руки и, оторвав их от руки Николая, заломили их за спинку кресла.
Михей шевельнул тяжелой головой, и Ухтыркин ослабил хватку. Грудь Химика начала вздыматься, как кузнечные мехи. Свежий воздух попал в легкие, кровь заструилась по жилам, разнося кислород по ослабевшему телу.
– Какого черта, Михей? – Химик смотрел на вора в законе затуманенным взором.
– Где товар? – спросил Михей, дождавшись, когда Химик более-менее оклемается.
– Не знаю, – предчувствуя, что все только начинается, прошептал Химик.
– Я так и думал, – разочарованно пробормотал Михей. – Одевайтесь, поехали в сопки.
Братки, по очереди придерживая Химика, напялили на себя брезентовые робы, тщательно заправляя в высокие ботинки штанины. Лица и открытые части рук густо обрызгали диметилом из баллончика. Химик смотрел на их приготовления осоловевшим взором, не решаясь спросить, к чему этот маскарад.
Грише снова связали руки за спиной и вывели из домика. Теперь его подвели не к «Крайслеру», а к джипу Михея. Открыли заднюю дверцу и запихнули внутрь. С ним поехали еще трое: сам Михей, Ухтыркин, севший за руль, и один из телохранителей, который устроился на заднем сиденье.
– Вперед, – скомандовал Михей, и тяжелая бронированная машина легко тронулась с места.
Вскоре Николай остановил «Лендкруизер» в ложбинке между сопок, где на полянке росла одинокая сосна. Он посмотрел на Михея, и тот удовлетворенно кивнул. Сам он остался сидеть в салоне, а двое его подручных выволокли Химика из джипа. Его лицо, руки, ноги тут же облепили мириады мошки и комаров. Здесь их были тучи. Здоровенные комары безо всякой подготовки вонзали свои острые хоботки в кожу и тут же начинали наливаться кровью. Это были не комары Среднерусской возвышенности, изнеженные, пугливые, маленькие насекомые. Эти были здоровые и безжалостные. Они пикировали на запах пота, как реактивные истребители, с ходу впиваясь в тело и оставляя на месте укуса огромные волдыри. Место укуса начинало нестерпимо чесаться, словно после укуса пчелы. Их были тучи, этих комаров. От них невозможно было избавиться, нельзя было отмахнуться.
Но еще большее отвращение вызывала мошка. Эти крошечные вампиры проникали в самые потаенные уголки между кожей и одеждой. Их были сотни тысяч, миллионы, миллиарды. Мошка облепляла лицо, лезла в рот, в глаза и в уши. Невозможно было вздохнуть, чтобы она не набилась в ноздри. Даже защищенные репеллентом телохранители, тащившие Химика к сосне, и те с ожесточением крутили головами, щурили глаза и старались не дышать.
Николай отправился за Химиком на двух машинах, предполагая, что если за Гришей заявятся его беспредельщики (а это было почти стопроцентно), то захватить его на выходе будет не так-то просто. Но и брать его где-то в другом месте, к примеру, на корабле, тоже было бы проблематично. Поэтому он решил действовать наверняка, хоть и не без выдумки. Ухтыркин не стал подъезжать вплотную к СИЗО, а остановил машины на перекрестках, с обоих концов улицы, и наблюдал за воротами в морской бинокль.
У ворот СИЗО Химика действительно поджидали три человека из его команды, которые оставались на берегу и не попали под обстрел в то утро, когда Гриша грабанул краболов Михея с грузом героина. «Ниссан Патрол», в котором они дожидались своего главаря, был припаркован немного в стороне от центральных ворот, что позволяло никому не мозолить глаза и в то же время удобно просматривать подходы. У каждого из команды под сиденьями было спрятано автоматическое оружие, и каждый готов был пустить его в ход, в зависимости от ситуации. Парни нервничали, выкуривая сигарету за сигаретой, потому что назначенное время давно прошло, а хозяин все не показывался. Наконец открылась скрипучая железная дверь, выкрашенная рыжей половой эмалью, и на улице появился Химик.
На нем были синие джинсы и пестрая гавайская рубаха, а на лысой башке красовалась зеленая бейсболка, прикрывавшая от солнца глаза. Химик был высоким крепким парнем, немного глуповатым на вид из-за вечно полуоткрытого рта и высоко поднятых коротких бровей, но на самом деле, хоть он и считался беспредельщиком, не боявшимся бросать вызов другим руководителям группировок, в его глубоко посаженных глазах можно было рассмотреть (при желании) толику ума и звериное чутье хищника.
Шагнув за ворота, Гриша быстрым взглядом окинул улицу и, заметив знакомый «Ниссан», направился к нему. В джипе тоже увидели Химика. Но прежде чем водитель повернул ключ в замке зажигания и тронулся с места, к «Ниссану» подкрался сзади один из людей Ухтыркина и, согнувшись в три погибели, прикрепил к днищу магнитное взрывное устройство. Сам он еще немного посидел в полуприседе, делая вид, что завязывает шнурки на кроссовках, потом выпрямился, поправил тельняшку, закурил сигарету и, развернувшись на сто восемьдесят градусов, пошел в противоположную сторону. Даже если бы пассажиры и водитель «Ниссана» что-то и заметили, они бы уже ничего не смогли предпринять. Но внимание пассажиров «Ниссана» было направлено на своего главаря. Как только человек Ухтыркина отошел на безопасное расстояние, следивший за его передвижениями Николай нажал на кнопку радиоэлектронного детонатора. Мина взорвалась в тот момент, когда Химик был метрах в двадцати от двинувшегося к нему джипа. Он ухмылялся, раскинув руки и предвкушая встречу со своими приятелями, когда заднюю часть «Ниссана Патрол» приподняло в воздух взрывной волной и опрокинуло вперед. Плотная воздушная масса ударила Химика, сбила его с ног и повалила на разогретый солнцем асфальт.
В воздухе Гриша успел сгруппироваться, отчего удар о землю получился не таким сильным. Он тут же вскочил на ноги и бросился прочь от заполыхавшего джипа, в котором горели его товарищи, но вторая взрывная волна от сдетонировавшего бака с горючим ударила его в спину и поволокла по шершавому асфальту. На какое-то время он потерял сознание, а когда очнулся, то понял, что его заталкивают в багажник автомобиля. Он не знал, что это был один из автомобилей – здоровенный бордовый «Крайслер», – на которых приехал Коля Ухтыркин. Вторая машина – юркий синий джип «Сузуки», – визжа резиной, сорвалась с противоположного перекрестка, подобрала взрывника и, резко развернувшись, двинула следом за «Крайслером». Через минуту перед воротами СИЗО остался только полыхающий «Ниссан Патрол», в котором начал рваться боезапас.
* * *
Час спустя «Крайслер» и «Сузуки» затормозили рядом с «Лендкруизером» Михея, возле бревенчатого охотничьего домика. Выгрузив Химика, словно это был не человек, а кусок свинины, его затащили в сени и, быстро закрыв дверь, чтобы не напустить мошку и комаров, связали ему руки за спиной. По дороге он пришел в себя, но сопротивлялся слабо, видя, что с такой бригадой ему не справиться. Ухтыркин, обнажая в ухмылке черную дырку на месте двух передних выбитых в драке зубов, сам ввел его в дом, где в глубоком кожаном кресле, закинув ногу на ногу, развалился Михей.
Внутри дома стоял специфический запах диметилфталата, которым все детали помещения были обработаны сверху донизу.
Главный зал дома напоминал большую русскую избу, где по стенам были развешаны охотничьи трофеи. Только кирпичный камин несколько нарушал этакий деревенский уклад. Сам Михей, одетый в брезентовый охотничий костюм, походил на барина, собирающегося на охоту. На низком деревянном столе перед ним стоял запотевший графинчик водки и коническая хрустальная рюмка на тонкой ножке. Здесь же на подносе были разложены закуски.
Проведя Химика в гостиную, Ухтыркин небрежно толкнул его в свободное кресло, а сам встал позади, готовый в любую минуту вмешаться, если тот попытается подняться. Трое других бойцов из охраны, все в тельняшках, с той лишь разницей, что на одном была бескозырка с оторванными ленточками, свернули в соседнюю комнатку, где расположились на просторном диване, и достали сигареты.
– А вот и наш герой, – выпив рюмку водки, сказал Михей, глядя на ободранного Химика. – Где это тебя так угораздило?
– Ну ты, блин, даешь, дядя, – хмыкнул Химик, – ты меня че, за лоха держишь?
– Где ты его взял, такого покореженного? – Не обратив внимания на восклицание Химика, Михей посмотрел поверх его головы на Ухтыркина.
– Там у СИЗО его тачка взорвалась, в натуре, – пожал плечами Николай. – Если бы не мы, этому доходяге ноги бы поотрывало на хрен. Нашпигуют машины динамитом, в натуре, и разъезжают по острову. Отморозки, ей-богу.
– Так тебя, Гришаня, мои бойцы спасли, – Михей наклонился в кресле в сторону Химкина, – а ты, сволочь неблагодарная, хамить мне вздумал!
Положение у Химика было не самое лучшее, если не сказать, безнадежное, но он с присущей ему жизненной силой цеплялся за любую возможность выкрутиться даже из такой ситуации. Этим и был вызван его нагловатый тон, который он выбрал для общения с главным авторитетом острова. То, что Михей наезжал на него, было для Химика обычной игрой, в которой правила устанавливает каждый сам для себя. Впрочем, Гриша понимал, что сейчас ему придется подыгрывать Михею, но он и вообразить себе не мог, чем для него закончится это представление. Он предполагал, что Михей наорет на него, его прихвостни набьют ему морду, а потом, если он не проболтается о том, что ограбил судно Михея, его отпустят, предварительно, естественно, добавив пару хороших оплеух. Правда, билась у него в мозгу подленькая мыслишка, что Михей знает о покушении на его краболов больше, чем думает он, Гриша, но у него не оставалось даже тени сомнения, что он выберется из этого охотничьего домика если и не невредимым, то, по крайней мере, живым.
– Ладно, Михей, брось прикидываться, – Химик поерзал на кресле, показывая, как неудобно ему сидеть, – лучше бы приказал развязать меня. Или боишься, что я разгромлю всю твою команду?
– Коля, развяжи его, – Михей бросил взгляд на своего главного телохранителя, – пусть не думает, что мы такие же хамы, как он.
– Замечательно, – Химик расплылся в улыбке, потирая затекшие руки, когда Николай снял с них веревку, завязанную морским узлом.
Михей сам наполнил две рюмки, одну из которых взял себе.
– Выпей со мной, Химик, – с видом хозяина предложил Михей, – может, больше не придется.
– Выпить выпью, – согласился Григорий, – вот только не нужно меня так пугать, а то у меня уже поджилки трясутся. Если есть что сказать – говори, не зря же ты такое представление устроил. Ну а если сказать нечего, тогда я пойду.
Он хотел подняться, чтобы взять предложенную ему рюмку, но Ухтыркин, вынув руку из кармана матросских брюк, положил ему на плечо тяжелую ладонь.
– Сиди, – остановил он Химика, – сегодня я за тобой поухаживаю.
Выйдя из-за кресла, он взял рюмку и передал ее Химику.
– Ну дела, – ухмыльнулся Химик, принимая водку, – кому расскажу – не поверят.
– Может, кому и расскажешь, – Михей упер в него колющий взгляд, – если вернешь мне товар.
– Какой товар?! – Химик застыл с рюмкой в руке, изобразив на лице неподдельное удивление.
– Видно, разговора у нас с тобой не получится. Твое здоровье, оно тебе пригодится. – Михей выпил водку, немного посидел неподвижно, смакуя напиток, а потом, поставив пустую рюмку на стол, ложкой зачерпнул черной икры и отправил в рот.
Химик тоже выпил, но, помня, что встать ему не велели, обернулся к Ухтыркину.
– Дай закусить-то, братан.
– Перебьешься, – лицо Коли не выражало ничего, кроме презрения, зловещий характер которому придавало отсутствие передних зубов – Колян, демонстрируя пренебрежение, приподнимал верхнюю губу.
– Ну, как знаешь.
Химик попытался было сам встать, чтобы взять закуску, но тут же получил короткий удар по шее.
– Михей, – заорал он, схватившись за шею, – чего тебе от меня надо?! Мало того, что твои живодеры разбомбили мой джип с бойцами, так ты еще и в молчанку играешь.
– Где мой товар? – акцентируя каждое слово, повторил Михей, закурив коричневую сигарету с запахом шоколада.
– Мамой клянусь, ничего не знаю ни о каком товаре, – Химик даже ударил себя кулаком в грудь для убедительности. – Меня самого подставили, как последнего лоха… Я вышел снасти на краба поставить. Да, я понимаю, что не отстегиваю в общак, но это мои принципы, Михей. Я ведь ни у кого ничего и не прошу. Какой-то мудак раздолбал мне корму ни с того ни с сего, но я с ним сам разберусь – это моя проблема. Но ни о каком товаре, клянусь мамой, я не знаю. Мне теперь мою посудину придется месяц в сухом доке на ремонте держать, и я ничего у тебя не прошу. Но и на меня чужие грехи не нужно вешать.
– Значит, ты мой товар не трогал, Гришаня? – медленно, растягивая слова, проговорил Михей.
Он был тертым калачом и чувствовал, что Химик лепит ему горбатого, но хотел, чтобы тот запутал себя окончательно.
– Мамой клянусь, не знаю ни про какой товар. О чем ты говоришь?
– О героине на двести тысяч кусков, мудила, – рявкнул Михей, – который уплыл с моего краболова, словно его кашалот слопал.
– Я ничего об этом не знаю, Михей, вот тебе крест, – Химик неумело перекрестился. – Я собирался рыбу тралить…
– Твою посудину сторожевик засек почти на шкентеле (оконечности) острова, когда уже рассвело, – Михей немного сбавил обороты. – Все снасти были у тебя на борту, я узнавал.
– У меня в тот день еще одно дело было, – замялся Химик, – так я собирался сразу после этого. А здесь как раз этот торпедник, как черт из табакерки. Дал по мне залп, и все дейдвуды вдребезги, в бога-душу-мать!
– Военный? – насторожился Михей.
– Говорю же, торпедный катер, самый натуральный, – зачастил Химик, поняв, что ему начинают верить, – может, это он и твой краболов потопил.
Вообще-то он не собирался говорить про этот катер, потому как, найдя его, Михей бы узнал, что товар был на борту Гришкиной посудины, а тогда… Но что-то щелкнуло в мозгу у Химика, и он уже не мог остановиться. Если товар не у него, рассуждал он, то и спроса с него нет.
– С чего ты взял, что мой краболов затонул? – с ласковой издевкой в голосе поинтересовался Михей, поняв, что заставил Химика проговориться. – Может, ты работаешь на пару с этим торпедоносцем, а? Взяли мой товар, потопили краболов, а потом товар не поделили, и твой напарник тебя же и расстрелял… Так все было, Гришаня?
– Нет, – замотал головой Химик, – этот торпедоносец, он потом ко мне подошел.
– Ты знаешь, чей это катер?
– Да об этом все знают, – пожал плечами Химик, – Рок, паскуда, со своей командой его почти два года восстанавливал.
– А что же ты сразу мне о нем не сказал?
– А ты не спрашивал.
Сигарета, которую Михей оставил в пепельнице и о которой он забыл, давно потухла, поэтому он налил себе водки, выпил, закусил и закурил опять.
– По-твоему, – снова заговорил он, – это Рок, мать его, отбил у меня товар?
– Не знаю, – Химик спокойно пожал плечами, думая, что угроза миновала.
Он ошибся. По знаку Михея стоявший позади кресла Химика Ухтыркин обхватил своей здоровенной ручищей его шею и начал сдавливать изо всех сил. Гриша был крепким парнем, но находился в неудобном положении, поэтому сделать ничего не мог. Он схватился обеими руками за руку Ухтыркина, сжимавшую ему горло, пытался ослабить хватку, но все его усилия оказались тщетными. Он сучил ногами, желая выкрутиться и хоть как-то облегчить свое положение, но у него ничего не получалось. Глаза его налились кровью и вылезли из орбит, как у выползшего на берег краба, лицо покраснело. Он открывал рот, шевелил посиневшими губами, но изо рта вырывался только сдавленный хрип.
Два дюжих «телка» в тельняшках и камуфляжных кепи, ждавшие в соседней комнате, появились в гостиной, схватили его за руки и, оторвав их от руки Николая, заломили их за спинку кресла.
Михей шевельнул тяжелой головой, и Ухтыркин ослабил хватку. Грудь Химика начала вздыматься, как кузнечные мехи. Свежий воздух попал в легкие, кровь заструилась по жилам, разнося кислород по ослабевшему телу.
– Какого черта, Михей? – Химик смотрел на вора в законе затуманенным взором.
– Где товар? – спросил Михей, дождавшись, когда Химик более-менее оклемается.
– Не знаю, – предчувствуя, что все только начинается, прошептал Химик.
– Я так и думал, – разочарованно пробормотал Михей. – Одевайтесь, поехали в сопки.
Братки, по очереди придерживая Химика, напялили на себя брезентовые робы, тщательно заправляя в высокие ботинки штанины. Лица и открытые части рук густо обрызгали диметилом из баллончика. Химик смотрел на их приготовления осоловевшим взором, не решаясь спросить, к чему этот маскарад.
Грише снова связали руки за спиной и вывели из домика. Теперь его подвели не к «Крайслеру», а к джипу Михея. Открыли заднюю дверцу и запихнули внутрь. С ним поехали еще трое: сам Михей, Ухтыркин, севший за руль, и один из телохранителей, который устроился на заднем сиденье.
– Вперед, – скомандовал Михей, и тяжелая бронированная машина легко тронулась с места.
Вскоре Николай остановил «Лендкруизер» в ложбинке между сопок, где на полянке росла одинокая сосна. Он посмотрел на Михея, и тот удовлетворенно кивнул. Сам он остался сидеть в салоне, а двое его подручных выволокли Химика из джипа. Его лицо, руки, ноги тут же облепили мириады мошки и комаров. Здесь их были тучи. Здоровенные комары безо всякой подготовки вонзали свои острые хоботки в кожу и тут же начинали наливаться кровью. Это были не комары Среднерусской возвышенности, изнеженные, пугливые, маленькие насекомые. Эти были здоровые и безжалостные. Они пикировали на запах пота, как реактивные истребители, с ходу впиваясь в тело и оставляя на месте укуса огромные волдыри. Место укуса начинало нестерпимо чесаться, словно после укуса пчелы. Их были тучи, этих комаров. От них невозможно было избавиться, нельзя было отмахнуться.
Но еще большее отвращение вызывала мошка. Эти крошечные вампиры проникали в самые потаенные уголки между кожей и одеждой. Их были сотни тысяч, миллионы, миллиарды. Мошка облепляла лицо, лезла в рот, в глаза и в уши. Невозможно было вздохнуть, чтобы она не набилась в ноздри. Даже защищенные репеллентом телохранители, тащившие Химика к сосне, и те с ожесточением крутили головами, щурили глаза и старались не дышать.