– И вызревают?
– Еще как! – гордо ответила я.
– Надо будет попробовать, – пообещал он самому себе.
– В этом году уже поздно, – предупредила я.
– Ничего! В следующем попробую, – заверил он меня и вернулся к основной теме нашей беседы: – Так что там насчет мужа?
– Ах да! Вот он и решил себя чем-то занять, пока я над грядками поклоны бью, – продолжила я. – Съездил в Боровск, поговорил с краеведами, почитал старые газеты и узнал, что коллекция хранилась в сейфе. Вот он и решил, что такой надежный сейф не мог пострадать во время взрыва, а значит, и коллекция цела! Он занялся раскопками и нашел!
– Где же он копал? – с интересом спросил следователь.
– Да прямо у нас на участке, – грустно ответила я. – Прямо на грядках! Палатку поставил, чтобы удобнее было... Ну, чтобы там солнце не пекло и все такое!
– И вы ради этого пожертвовали своими грядками? – потрясенно воскликнул он.
– Так ведь чуть до развода не дошло! – со слезой в голосе сказала я и отвернулась. – Вот я и рассудила, что грядки у меня и на следующий год будут грядками, а вот мужа может уже не быть! – и тоскливо вздохнула.
– Понимаю! – сочувственно заметил Михаил Михайлович. – Но, как видите, его труд и ваши грядки не пропали зря!
– Одно только это и утешает, – невесело ответила я и добавила. – Но я предпочла бы грядки!
– Очень даже понимаю вас! – согласился он. – А что это за эстонцы, которые вам помогали?
– Очень милые люди и необыкновенно порядочные! Таких теперь уже редко встретишь! – совершенно искренне заверила я его.
– А какое отношение они имеют к этой коллекции? – спросил он, и мне пришлось выкручиваться, выдумывая на ходу.
– Видите ли, Михаил Михайлович! Когда муж прочел в газете, что сейф был изготовлен фирмой «Бромбенблюхер и компания», чья продукция всегда славилась своей надежностью, он связался с Томасом и попросил приехать, пообещав, что пятьдесят процентов от той суммы, что мы получим, будут его. Подумайте сами, как бы он, то есть муж, смог открыть этот сейф без помощи специалиста? Вот Томас и приехал со своим менеджером, чтобы помочь нам. Они у нас и жили на даче. Естественно, втроем они справились гораздо быстрее, чем если бы муж копал один.
– А у этого Бром... Ну, вы поняли! У него не было желания забрать монеты и не ждать обещанной суммы? – в лоб спросил следователь, пристально глядя на меня.
– Помилуйте, Михаил Михайлович! – воскликнула я. – Да как же он их через границу провез бы? И потом эстонцы люди очень законопослушные!
– Ну, будем считать, что я вам, – подчеркнул он, – поверил, а с остальными отдельно побеседую. А сейчас давайте сюда эту коллекцию! – потребовал он.
– Извините, Михаил Михайлович, но я сначала уберу подложки в сумку, потом вы ее опечатаете в присутствии всех заинтересованных лиц, и только после этого я буду спокойна за ее целостность, – твердо заявила я. – Люди бывают разные, и не стоит вводить их в искушение! А мне вы выдадите расписку в том, что приняли от меня коллекцию.
Немного обалдев от моего напора, следователь помолчал, а потом с ужасом спросил:
– Вы хотите, чтобы я переписывал все монеты поштучно?
– Зачем? Они же будут в опечатанной сумке! Она совершенно целая и очень прочная, так что если в ней неизвестно откуда появятся дыры или порезы вроде тех, что делают карманники, то это будет уже на вашей совести и вызовет некоторые последствия в полном соответствии с Уголовным кодексом, – безмятежно ответила я.
Михаил Михайлович потрясенно уставился на меня и, поняв, что я не отступлю, только что не плюнул, но потом сдался. В его кабинет пригласили Сашку и Томаса с Андреасом, чтобы в их присутствии опечатать сумку, причем я настояла, чтобы ее сверху по замку-молнии заклеили бумагой, на которой стояла бы печать отделения и роспись следователя и Митьки, который наблюдал за этой процедурой с бо-о-ольшим неодобрением. Воспользовавшись суматохой, я тихонько шепнула мужу:
– Это ты, узнав, чей сейф, пригласил Хлыща сюда, чтобы он его открыл, и пообещал половину!
Сашка понятливо кивнул и, чуть-чуть сместившись, прошептал что-то Хлыщу, а уже тот – Типу. Но вот опечатанную и заклеенную сумку поместили на наших глазах в сейф, пообещав, что завтра же утром, точнее уже сегодня утром, ее отвезут в Москву. После этого меня спровадили, и следователь взялся на Сашку. Я же сидела в коридоре вместе с эстонцами, а Митька бдительно следил за тем, чтобы мы не разговаривали.
Михаил Михайлович не стал долго мурыжить мужа, и Сашка появился довольно быстро с совершенно спокойным лицом, по которому я поняла, что все закончилось благополучно. У Хлыща же с Типом просто переписали паспортные данные, а допрашивать даже не стали, потому что Хлыщ невинно поинтересовался у следователя:
– А когда приедет представитель нашего посольства?
Районной милиции явно не хотелось иметь неприятности с эстонским посольством и вмешиваться в международный скандал, тем более что история с кладом так благополучно завершилась, и их мигом отпустили.
Когда мы вышли из отделения, утро было уже в разгаре. Ярко светило солнце, небо радостно синело над головой, а ветер весело гонял из стороны в сторону маленькие кучевые облачка, которые я в другом настроении сравнила бы с овечками, но сейчас меня ничего не радовало. Взглянув на остальных, я поняла, что их состояние ничем не лучше моего.
– Как будем до дома добираться? – спросила я, чтобы разрядить обстановку. – Лично я денег с собой не захватила.
– Я тоже, – хмуро поддержал меня Сашка.
– Я взял с собой бумажник, – вздохнув, сказал Томас. – Только предварительно не мешало бы зайти в магазин и купить алкоголь, а то на душе так муторно, что выть хочется.
– Можно подумать, нам легче, – огрызнулся Сашка.
– И все из-за этого проклятого Куркуля! – с ненавистью заявила я, и все на меня уставились. – Да-да! Это он из больницы в милицию позвонил! Разве вам не сказали?
– А мы ему еще «Скорую» вызывали! – гневно бросил Сашка. – Нужно было оттащить его к нему на участок и пусть бы там в себя приходил!
– Черт с ним! Здесь другое! Если бы мы не пошли ночью докапываться до сейфа, то фигу с маком сейчас милиция чего-нибудь имела бы! – зло сказал Андреас.
– Точно! – согласился Сашка. – Пришли бы они, а мы культурно отдыхаем на даче! А что яма во дворе, так это, как правильно сказала тогда Маруся, мы погреб копаем!
– Кстати, а кто предложил пойти в подкоп ночью? – с нехорошим интересом спросила я.
Тут все уставились на Сашку, который виновато опустил голову и, вздохнув, сказал:
– Ну я! Кто же знал, что все так повернется?
– Ладно! – махнула рукой я. – Сделанного все равно не воротишь! Пошли спиртное покупать, а то без него совсем паршиво! Я не любительница, но сейчас выпью! Да чего там выпью! Напьюсь с горя!
В магазине с гордым названием «Супермаркет Гурман» мы сначала купили продукты, а потом так долго и придирчиво разглядывали бутылки с водкой, что продавщица не выдержала и рявкнула:
– Вы будете брать или нет?
– Будем, но только качественную, – ответила я.
Услышав это, Томас удивился:
– У вас бывает некачественная?
– У нас, как в Греции, все бывает! И она тоже! – вздохнул Сашка и попросил продавщицу: – Девушка! Посоветуйте нам что-нибудь приличное. У нас большое горе, но кончать жизнь самоубийством мы все-таки не собираемся! Дайте нам три... Нет! Четыре бутылки самой лучшей водки!
Мой муж, высокий голубоглазый блондин скандинавского типа, всегда умел производить впечатление на женщин, и эта раскрашенная девица с ресницами, которыми при желании можно подметать пол, не стала исключением. Выразительно вихляя пятой точкой, она немного прошла, наклонилась за прилавок, демонстрирую нам через почти прозрачный халатик, надетый прямо поверх нижнего белья, дешевые стринги ярко-красного цвета, и, наконец, вынырнула оттуда с двумя бутылками в каждой руке.
– Это вам понравится! – многозначительно глядя в глаза мужу, пропела она.
– Вы наша спасительница! – проникновенно сказал Сашка, пока Томас расплачивался с ней.
Ждать автобуса на Салтыковку мы не стали – гулять так гулять! – и наняли машину, которая довезла нас до самой дачи. Готовить завтрак мне категорически не хотелось, о чем я во всеуслышание и заявила.
– Обойдемся подножным кормом, – отмахнулся Сашка.
Мужчины в шесть рук быстро нарезали колбасу, сыр и хлеб, открыли консервы и пригласили меня к столу. Несмотря на все треволнения минувшей ночи и части утра, при виде еды во мне проснулся зверский аппетит, и я сглотнула слюну – наверное, это и есть нервный жор. Сашка открыл водку и разлил ее по рюмкам, а для меня еще поставил стакан с соком и сказал:
– Давайте за то, что мы все-таки не все потеряли!
Мы дружно выпили и набросились на еду. Некоторое время над столом раздавалось только урчание, но потом мы утолили первый голод, и на нас снизошло некоторое благодушие. Когда выпили по второй, я уже миролюбиво сказала:
– Все-таки пятую часть от стоимости коллекции мы со временем получим, а это лучше, чем ничего. Деньги будут совершенно легальные, и бояться нам нечего.
– Ты бы лучше подумала, Мари, сколько налога с них сдерут! – вздохнул Томас.
– Да уж! Своего дела мне на них не начать! – грустно сказал Тип. – А какие планы были!
– У нас говорят: «Хочешь рассмешить Господа Бога, расскажи ему о своих планах!» – заметила я.
Некоторое время мы помолчали, а потом я, почувствовав некоторую осоловелость организма, поднялась и, выпив третью рюмку, решительно заявила:
– Пойду спать! Должна же быть у меня хоть какая-то радость в жизни.
Войдя в спальню, я рухнула на кровать и уже сквозь сон слышала, как мужчины о чем-то переговариваются на веранде под звон сдвигаемых рюмок.
«Ну, это теперь у них надолго!» – было последнее, что промелькнуло у меня в голове.
Проснулась я часа через три совершенно бодрая и свежая. С веранды доносились уже невнятные мужские голоса, и я вышла посмотреть, как они там. Все трое были, что называется, в зюзю, но самое главное было то, что Андреас кормил тушенкой, причем прямо с руки, уже совершенно отощавшую и грязную Заразу, приговаривая при этом с пьяной сентиментальностью:
– Хорошая Зараза! Голодная Зараза! Кушай, моя хорошая! Кушай!
– А эта тут откуда? – возмутилась я.
– Она, наверное, из леса прибежала, – с трудом артикулируя, ответил Сашка. – Она всегда туда бегает, а потом возвращается... Правда, Зараза? – спросил он у собаки, но та ему ничего не ответила.
– Пусть хоть в Сахару бегает! – взорвалась я. – Я спрашиваю, как она попала на наш участок? Опять подкоп под забором устроила? Или еще одну доску оторвала?
– Не знаю, – развел руками муж. – Мы ее услышали, когда она под дверью скулила!
Тут у меня в душе зашевелилась жалость к этой несчастной псине, чей хозяин лежал сейчас в больнице, причем исключительно по нашей вине, но при этом совершенно заслуженно. Вот такая загогулина, как любил говорить наш первый президент.
– Эй, Тереза! – позвала я ее.
Но она и ухом не повела – все ее внимание было поглощено еще одним куском тушенки, который протягивал Андреас. Слопав его, она заискивающе повиляла хвостом, выпрашивая добавку, и даже поставила свои грязные лапы на его колени, а тот, размякший от водки, посмотрел в уже пустую банку и пообещал:
– Я тебе сейчас селедки дам! – и принялся открывать жестяную банку, но при этом никак не мог попасть пальцем в кольцо. – Хорошо тебе, собаке! Тебе денег не надо! Тебе вообще, кроме жратвы, ничего не надо! А вот мне!.. Мне много чего надо!
Томас же, не выдержав испытания широтой русского застолья, тихонько отполз на раскладушку, где и засопел, отрешившись от всего сущего, включая нашу неудачу с коллекцией.
Вдруг со стороны участка Жлоба раздался истошный вопль Фифы:
– Это еще что такое? Сережа! Ты только посмотри! Тут какой-то непонятный сарай, а в нем яма! Ой, а воняет из нее как! Сережа! На нашей земле кто-то себе туалет поставил!
Я поспешила к забору и увидела дочерна загорелых Жлоба и Фифу, а возле них стояли чемоданы.
– Простите, Мария! – соизволил обратить на меня внимание Жлоб, блеснув стеклами новых черных очков. – Вы не в курсе, что это за стройка такая странная, которую я не заказывал?
«Ну вот оно и началось!» – с тоской подумала я, а вслух сказала:
– Представления не имею! Какие-то рабочие тут возились, но мне не до них было!
– Но я ничего не просил мне строить! – удивился он. – Я ни материалы не оплачивал, ни работу!
– Может быть, просто участок перепутали! – предположила я.
– Скорее всего! – согласился он и, обойдя сарай, сказал: – Что с воза упало, то пропало! Завтра же пришлю сюда своих работяг, чтобы они это разобрали и ко мне в гостиницу перевезли – не пропадать же добру.
«Ну ты и Жлоб!» – пронеслось у меня в голове, но из чувства долга я предупредила его:
– Учтите! Они там какую-то яму копали.
– Мои засыплют! – отмахнулся он и потерял ко мне всякий интерес.
– Ну и черт с тобой! – прошептала я себе под нос и поспешила в дом.
«Сейчас самое главное – Хлыща и Типа отсюда спровадить, чтобы Жлоб с Фифой их не увидели и не узнали в них так называемых риэлторов, которые их путевкой наградили ни за что ни про что, – думала я. – А то вдруг Жлоб начнет им какие-нибудь претензии предъявлять? С него станется! У, Жлобище!»
Глава 30
Глава 31
– Еще как! – гордо ответила я.
– Надо будет попробовать, – пообещал он самому себе.
– В этом году уже поздно, – предупредила я.
– Ничего! В следующем попробую, – заверил он меня и вернулся к основной теме нашей беседы: – Так что там насчет мужа?
– Ах да! Вот он и решил себя чем-то занять, пока я над грядками поклоны бью, – продолжила я. – Съездил в Боровск, поговорил с краеведами, почитал старые газеты и узнал, что коллекция хранилась в сейфе. Вот он и решил, что такой надежный сейф не мог пострадать во время взрыва, а значит, и коллекция цела! Он занялся раскопками и нашел!
– Где же он копал? – с интересом спросил следователь.
– Да прямо у нас на участке, – грустно ответила я. – Прямо на грядках! Палатку поставил, чтобы удобнее было... Ну, чтобы там солнце не пекло и все такое!
– И вы ради этого пожертвовали своими грядками? – потрясенно воскликнул он.
– Так ведь чуть до развода не дошло! – со слезой в голосе сказала я и отвернулась. – Вот я и рассудила, что грядки у меня и на следующий год будут грядками, а вот мужа может уже не быть! – и тоскливо вздохнула.
– Понимаю! – сочувственно заметил Михаил Михайлович. – Но, как видите, его труд и ваши грядки не пропали зря!
– Одно только это и утешает, – невесело ответила я и добавила. – Но я предпочла бы грядки!
– Очень даже понимаю вас! – согласился он. – А что это за эстонцы, которые вам помогали?
– Очень милые люди и необыкновенно порядочные! Таких теперь уже редко встретишь! – совершенно искренне заверила я его.
– А какое отношение они имеют к этой коллекции? – спросил он, и мне пришлось выкручиваться, выдумывая на ходу.
– Видите ли, Михаил Михайлович! Когда муж прочел в газете, что сейф был изготовлен фирмой «Бромбенблюхер и компания», чья продукция всегда славилась своей надежностью, он связался с Томасом и попросил приехать, пообещав, что пятьдесят процентов от той суммы, что мы получим, будут его. Подумайте сами, как бы он, то есть муж, смог открыть этот сейф без помощи специалиста? Вот Томас и приехал со своим менеджером, чтобы помочь нам. Они у нас и жили на даче. Естественно, втроем они справились гораздо быстрее, чем если бы муж копал один.
– А у этого Бром... Ну, вы поняли! У него не было желания забрать монеты и не ждать обещанной суммы? – в лоб спросил следователь, пристально глядя на меня.
– Помилуйте, Михаил Михайлович! – воскликнула я. – Да как же он их через границу провез бы? И потом эстонцы люди очень законопослушные!
– Ну, будем считать, что я вам, – подчеркнул он, – поверил, а с остальными отдельно побеседую. А сейчас давайте сюда эту коллекцию! – потребовал он.
– Извините, Михаил Михайлович, но я сначала уберу подложки в сумку, потом вы ее опечатаете в присутствии всех заинтересованных лиц, и только после этого я буду спокойна за ее целостность, – твердо заявила я. – Люди бывают разные, и не стоит вводить их в искушение! А мне вы выдадите расписку в том, что приняли от меня коллекцию.
Немного обалдев от моего напора, следователь помолчал, а потом с ужасом спросил:
– Вы хотите, чтобы я переписывал все монеты поштучно?
– Зачем? Они же будут в опечатанной сумке! Она совершенно целая и очень прочная, так что если в ней неизвестно откуда появятся дыры или порезы вроде тех, что делают карманники, то это будет уже на вашей совести и вызовет некоторые последствия в полном соответствии с Уголовным кодексом, – безмятежно ответила я.
Михаил Михайлович потрясенно уставился на меня и, поняв, что я не отступлю, только что не плюнул, но потом сдался. В его кабинет пригласили Сашку и Томаса с Андреасом, чтобы в их присутствии опечатать сумку, причем я настояла, чтобы ее сверху по замку-молнии заклеили бумагой, на которой стояла бы печать отделения и роспись следователя и Митьки, который наблюдал за этой процедурой с бо-о-ольшим неодобрением. Воспользовавшись суматохой, я тихонько шепнула мужу:
– Это ты, узнав, чей сейф, пригласил Хлыща сюда, чтобы он его открыл, и пообещал половину!
Сашка понятливо кивнул и, чуть-чуть сместившись, прошептал что-то Хлыщу, а уже тот – Типу. Но вот опечатанную и заклеенную сумку поместили на наших глазах в сейф, пообещав, что завтра же утром, точнее уже сегодня утром, ее отвезут в Москву. После этого меня спровадили, и следователь взялся на Сашку. Я же сидела в коридоре вместе с эстонцами, а Митька бдительно следил за тем, чтобы мы не разговаривали.
Михаил Михайлович не стал долго мурыжить мужа, и Сашка появился довольно быстро с совершенно спокойным лицом, по которому я поняла, что все закончилось благополучно. У Хлыща же с Типом просто переписали паспортные данные, а допрашивать даже не стали, потому что Хлыщ невинно поинтересовался у следователя:
– А когда приедет представитель нашего посольства?
Районной милиции явно не хотелось иметь неприятности с эстонским посольством и вмешиваться в международный скандал, тем более что история с кладом так благополучно завершилась, и их мигом отпустили.
Когда мы вышли из отделения, утро было уже в разгаре. Ярко светило солнце, небо радостно синело над головой, а ветер весело гонял из стороны в сторону маленькие кучевые облачка, которые я в другом настроении сравнила бы с овечками, но сейчас меня ничего не радовало. Взглянув на остальных, я поняла, что их состояние ничем не лучше моего.
– Как будем до дома добираться? – спросила я, чтобы разрядить обстановку. – Лично я денег с собой не захватила.
– Я тоже, – хмуро поддержал меня Сашка.
– Я взял с собой бумажник, – вздохнув, сказал Томас. – Только предварительно не мешало бы зайти в магазин и купить алкоголь, а то на душе так муторно, что выть хочется.
– Можно подумать, нам легче, – огрызнулся Сашка.
– И все из-за этого проклятого Куркуля! – с ненавистью заявила я, и все на меня уставились. – Да-да! Это он из больницы в милицию позвонил! Разве вам не сказали?
– А мы ему еще «Скорую» вызывали! – гневно бросил Сашка. – Нужно было оттащить его к нему на участок и пусть бы там в себя приходил!
– Черт с ним! Здесь другое! Если бы мы не пошли ночью докапываться до сейфа, то фигу с маком сейчас милиция чего-нибудь имела бы! – зло сказал Андреас.
– Точно! – согласился Сашка. – Пришли бы они, а мы культурно отдыхаем на даче! А что яма во дворе, так это, как правильно сказала тогда Маруся, мы погреб копаем!
– Кстати, а кто предложил пойти в подкоп ночью? – с нехорошим интересом спросила я.
Тут все уставились на Сашку, который виновато опустил голову и, вздохнув, сказал:
– Ну я! Кто же знал, что все так повернется?
– Ладно! – махнула рукой я. – Сделанного все равно не воротишь! Пошли спиртное покупать, а то без него совсем паршиво! Я не любительница, но сейчас выпью! Да чего там выпью! Напьюсь с горя!
В магазине с гордым названием «Супермаркет Гурман» мы сначала купили продукты, а потом так долго и придирчиво разглядывали бутылки с водкой, что продавщица не выдержала и рявкнула:
– Вы будете брать или нет?
– Будем, но только качественную, – ответила я.
Услышав это, Томас удивился:
– У вас бывает некачественная?
– У нас, как в Греции, все бывает! И она тоже! – вздохнул Сашка и попросил продавщицу: – Девушка! Посоветуйте нам что-нибудь приличное. У нас большое горе, но кончать жизнь самоубийством мы все-таки не собираемся! Дайте нам три... Нет! Четыре бутылки самой лучшей водки!
Мой муж, высокий голубоглазый блондин скандинавского типа, всегда умел производить впечатление на женщин, и эта раскрашенная девица с ресницами, которыми при желании можно подметать пол, не стала исключением. Выразительно вихляя пятой точкой, она немного прошла, наклонилась за прилавок, демонстрирую нам через почти прозрачный халатик, надетый прямо поверх нижнего белья, дешевые стринги ярко-красного цвета, и, наконец, вынырнула оттуда с двумя бутылками в каждой руке.
– Это вам понравится! – многозначительно глядя в глаза мужу, пропела она.
– Вы наша спасительница! – проникновенно сказал Сашка, пока Томас расплачивался с ней.
Ждать автобуса на Салтыковку мы не стали – гулять так гулять! – и наняли машину, которая довезла нас до самой дачи. Готовить завтрак мне категорически не хотелось, о чем я во всеуслышание и заявила.
– Обойдемся подножным кормом, – отмахнулся Сашка.
Мужчины в шесть рук быстро нарезали колбасу, сыр и хлеб, открыли консервы и пригласили меня к столу. Несмотря на все треволнения минувшей ночи и части утра, при виде еды во мне проснулся зверский аппетит, и я сглотнула слюну – наверное, это и есть нервный жор. Сашка открыл водку и разлил ее по рюмкам, а для меня еще поставил стакан с соком и сказал:
– Давайте за то, что мы все-таки не все потеряли!
Мы дружно выпили и набросились на еду. Некоторое время над столом раздавалось только урчание, но потом мы утолили первый голод, и на нас снизошло некоторое благодушие. Когда выпили по второй, я уже миролюбиво сказала:
– Все-таки пятую часть от стоимости коллекции мы со временем получим, а это лучше, чем ничего. Деньги будут совершенно легальные, и бояться нам нечего.
– Ты бы лучше подумала, Мари, сколько налога с них сдерут! – вздохнул Томас.
– Да уж! Своего дела мне на них не начать! – грустно сказал Тип. – А какие планы были!
– У нас говорят: «Хочешь рассмешить Господа Бога, расскажи ему о своих планах!» – заметила я.
Некоторое время мы помолчали, а потом я, почувствовав некоторую осоловелость организма, поднялась и, выпив третью рюмку, решительно заявила:
– Пойду спать! Должна же быть у меня хоть какая-то радость в жизни.
Войдя в спальню, я рухнула на кровать и уже сквозь сон слышала, как мужчины о чем-то переговариваются на веранде под звон сдвигаемых рюмок.
«Ну, это теперь у них надолго!» – было последнее, что промелькнуло у меня в голове.
Проснулась я часа через три совершенно бодрая и свежая. С веранды доносились уже невнятные мужские голоса, и я вышла посмотреть, как они там. Все трое были, что называется, в зюзю, но самое главное было то, что Андреас кормил тушенкой, причем прямо с руки, уже совершенно отощавшую и грязную Заразу, приговаривая при этом с пьяной сентиментальностью:
– Хорошая Зараза! Голодная Зараза! Кушай, моя хорошая! Кушай!
– А эта тут откуда? – возмутилась я.
– Она, наверное, из леса прибежала, – с трудом артикулируя, ответил Сашка. – Она всегда туда бегает, а потом возвращается... Правда, Зараза? – спросил он у собаки, но та ему ничего не ответила.
– Пусть хоть в Сахару бегает! – взорвалась я. – Я спрашиваю, как она попала на наш участок? Опять подкоп под забором устроила? Или еще одну доску оторвала?
– Не знаю, – развел руками муж. – Мы ее услышали, когда она под дверью скулила!
Тут у меня в душе зашевелилась жалость к этой несчастной псине, чей хозяин лежал сейчас в больнице, причем исключительно по нашей вине, но при этом совершенно заслуженно. Вот такая загогулина, как любил говорить наш первый президент.
– Эй, Тереза! – позвала я ее.
Но она и ухом не повела – все ее внимание было поглощено еще одним куском тушенки, который протягивал Андреас. Слопав его, она заискивающе повиляла хвостом, выпрашивая добавку, и даже поставила свои грязные лапы на его колени, а тот, размякший от водки, посмотрел в уже пустую банку и пообещал:
– Я тебе сейчас селедки дам! – и принялся открывать жестяную банку, но при этом никак не мог попасть пальцем в кольцо. – Хорошо тебе, собаке! Тебе денег не надо! Тебе вообще, кроме жратвы, ничего не надо! А вот мне!.. Мне много чего надо!
Томас же, не выдержав испытания широтой русского застолья, тихонько отполз на раскладушку, где и засопел, отрешившись от всего сущего, включая нашу неудачу с коллекцией.
Вдруг со стороны участка Жлоба раздался истошный вопль Фифы:
– Это еще что такое? Сережа! Ты только посмотри! Тут какой-то непонятный сарай, а в нем яма! Ой, а воняет из нее как! Сережа! На нашей земле кто-то себе туалет поставил!
Я поспешила к забору и увидела дочерна загорелых Жлоба и Фифу, а возле них стояли чемоданы.
– Простите, Мария! – соизволил обратить на меня внимание Жлоб, блеснув стеклами новых черных очков. – Вы не в курсе, что это за стройка такая странная, которую я не заказывал?
«Ну вот оно и началось!» – с тоской подумала я, а вслух сказала:
– Представления не имею! Какие-то рабочие тут возились, но мне не до них было!
– Но я ничего не просил мне строить! – удивился он. – Я ни материалы не оплачивал, ни работу!
– Может быть, просто участок перепутали! – предположила я.
– Скорее всего! – согласился он и, обойдя сарай, сказал: – Что с воза упало, то пропало! Завтра же пришлю сюда своих работяг, чтобы они это разобрали и ко мне в гостиницу перевезли – не пропадать же добру.
«Ну ты и Жлоб!» – пронеслось у меня в голове, но из чувства долга я предупредила его:
– Учтите! Они там какую-то яму копали.
– Мои засыплют! – отмахнулся он и потерял ко мне всякий интерес.
– Ну и черт с тобой! – прошептала я себе под нос и поспешила в дом.
«Сейчас самое главное – Хлыща и Типа отсюда спровадить, чтобы Жлоб с Фифой их не увидели и не узнали в них так называемых риэлторов, которые их путевкой наградили ни за что ни про что, – думала я. – А то вдруг Жлоб начнет им какие-нибудь претензии предъявлять? С него станется! У, Жлобище!»
Глава 30
Саша. Привет тебе, Облом Обломович!
– Как ты думаешь, долго еще будет продолжаться эта экспертиза? – спросил я у Маруси. – Уже неделя прошла, а от милиции и музеев ни слуху ни духу!
– А я откуда знаю? – нервно ответила она. – Может быть, они вообще решили нас кинуть!
– Но у тебя же расписка есть! – возмутился я.
– Да! По собственной глупости я сама предложила следователю написать расписку в том, что он забрал у меня красную сумку, и все! – злясь на саму себя, выпалила она. – Нет чтобы заставить его описать там каждую монетку! Доказывай теперь, что там в ней на самом деле было!
– Не расстраивайся, дорогая! – попытался я утешить ее. – Ты вспомни, в каком состоянии мы все были! Нас ведь действительно могли обвинить в том, что мы хотели скрыть клад, и если бы не твоя находчивость, то у нас могли бы быть очень серьезные неприятности. Чего же удивляться, что такая мысль не пришла тебе в голову! Но сделанного не воротишь, а кулаками, которыми машут после драки, обычно бьют себя по голове!
– Премного ты меня успокоил! – окрысилась жена.
Неизвестно, чем бы закончилась наша милая беседа, но тут зазвонил телефон. Вздрогнув от неожиданности, мы смотрели на него, как завороженные, но никто не решался взять его. Наконец я не выдержал.
– Алле? – сказал я, а Маруся тут же прилепилась к сотовому с другой стороны в надежде что-нибудь услышать.
– Александр? – спросил приятный мужской голос.
– Да, это я, – ответил с огромным чувством облегчения, решив, что это просто потенциальный клиент, которому нужно провести экспертизу.
– С вами говорят из Исторического музея в связи со сданной вами государству коллекцией античных монет. Моя фамилия Соколов.
– Да-да! Слушаю вас! – дрогнувшим голосом отозвался я.
– Не могли бы вы к нам приехать, и чем скорее, тем лучше? – спросил Соколов.
– Конечно! – чуть не заорал я. – Мы выезжаем немедленно и будем у вас, – тут я посмотрел на часы, – к двенадцати часам.
– Нас это устраивает. Значит, мы пригласим господ Бромбенблюхера и Смирнова на это же время. Вы скажите охране, что вы ко мне, и вас проведут. До встречи!
– Мы приглашены в Исторический музей! – торжественно сказал я жене, отключив телефон.
– Уже слышала! – растерянно сказала она. – Как ты думаешь, нам прямо сегодня деньги заплатят или нужно будет еще что-то оформлять?
– Представления не имею! – весело ответил я. – Главное, что эта нервотрепка из-за ожидания наконец-то закончилась. Мы должны там быть к двенадцати часам, так что убедительно прошу: не копайся, как всегда!
Собирались мы в авральном порядке, но, на удивление, ничего не забыли. Как я без аварии доехал до Москвы, до сих пор не знаю, потому что голова была занята всем, чем угодно, но только не соблюдением правил дорожного движения, а в душе пели ангелы. Подъехав к музею, я увидел, что машина Томаса уже припаркована на стоянке, и расстроился, поняв, что мы не первые, хотя, казалось бы, какая разница. Заметно нервничавшие Томас и Андреас, которые все это время прожили в «Космосе» и периодически с нами созванивались, хотя приехать и не решались из-за Жлоба, ждали нас возле стола охраны. На душе у меня сразу же потеплело – все-таки приличные они люди оказались! Уже вчетвером мы в сопровождении охранника прошли в служебное помещение, где нас отвели к Соколову. Он оказался высоким и довольно молодым человеком приятной наружности с такой спортивной фигурой, что она категорически не вязалась со сложившимся в моей голове образом музейного работника, эдакой серой, лысой и пахнущей пылью мышью в нарукавниках.
– Приветствую вас! – сказал он. – Присаживайтесь!
Мы дружно расселись и воззрились на него как на бога. Ну, пусть не как на бога, а как на его первого заместителя по музейному делу – сути дела это не меняло!
– Поздравляю вас! – улыбнулся он. – Вы нашли очень интересные вещи! Для меня было истинным наслаждением заниматься с ними!
– Не томите нас, господин Соколов! – попросил Хлыщ. – Нумизматов среди нас нет, и мы все равно не сможем в должной мере разделить вашу радость – мы в монетах не разбираемся.
– Я это сразу понял, как только увидел то, что вы нашли, – покивал он.
– Что-то не так? – сразу же севшим голосом прохрипел Томас.
– Все не так, уважаемый! Это подделки! – уверенно ответил Соколов.
– Как – подделки? – чуть не заорал я. – Эта коллекция подвергалась оценке специалистов, когда Яхонт-Изумрудов, получивший ее от графа Кастельяно, вернулся из Италии в Россию! И ее подлинность ни у кого не вызвала сомнения!
– Совершенно естественно, что известная во всем мире коллекция графа Кастельяно ни у кого не вызвала сомнений в ее подлинности! – подтвердил Соколов. – Только это не она!
– Не верю! – категорично заявил Томас. – В доставшихся мне по наследству документах указана стоимость сейфа и проведенных работ. Это очень, – выделил он, – солидная сумма по тем временам, и Яхонт-Изумрудову не было смысла выбрасывать такие деньги, чтобы хранить подделки.
– Когда был установлен сейф? – спросил Соколов.
– В 1898 году, – не задумываясь, ответил тот.
– Вот именно! – выразительно сказал Соколов. – Значит, тогда коллекция еще была подлинной! Но до 1918 года, когда дом Яхонт-Изумрудова был сожжен, прошло двадцать лет!
– Вы хотите сказать, что он ее продал? – воскликнула Маруся.
– Да! Причем сбывал, видимо, по одной-две штуки, потому что всплыви где-нибудь эта очень хорошо известная в нумизматическом мире коллекция целиком, это сразу же стало бы всем известно. А он поступил мудро! Как я выяснил, он занимался алхимическими опытами, а значит, и тигель, и прочее оборудование у него было. Он делал дубликат монеты из серебра, которое тогда использовалось для изготовления столовой посуды...
– Например, из вилки! – горько усмехнулась Маруся и подарила мне такой взгляд, что я поежился.
– Из вилки, из ложки... Какая разница? – отмахнулся Соколов и продолжил: – И заменял этим дубликатом настоящую монету. Мы провели анализ всех предоставленных вами монет, и должен вам сказать, что изготовлялись они на протяжении нескольких лет, то есть он спускал свою коллекцию постепенно, пока оригиналы не кончились.
– В свое время он потратил все свое немалое наследство на алхимические опыты, – пояснил я Томасу и Андреасу, потому что Маруся об этом уже знала. – Чего он хотел добиться, неизвестно! Может быть, пытался превратить обычный металл в золото? Воду – в вино? Искал эликсир вечной жизни? Этого мы теперь уже никогда не узнаем. Главное то, что в конце концов у него не осталось ничего, кроме этой коллекции, когда он получил в наследство усадьбу рядом с Салтыковкой. Переехав туда, он и заказал этот сейф – видимо, надеялся, что сможет получить золото из какой-нибудь меди и этим поправить свои дела.
– Но у него ничего не вышло! – продолжил Соколов. – И тогда он начал потихоньку распродавать свою коллекцию, заменяя оригиналы дубликатами, а при необходимости демонстрировал полный комплект – коллекция-то была хорошо известна.
– Только люди, которым он показывал монеты, не разбирались в нумизматике и не увидели, что это подделки, – заметил я. – Они продолжали верить, что он очень богатый человек, раз владеет такой ценностью, и давали ему в долг. Он одалживал деньги у одних и возвращал долг другим, и так жил все время, пока его не сожгли.
– Значит, эта коллекция совсем ничего не стоит? – вернула нас с Соколовым от отвлеченных размышлений к грешной жизни Маруся.
– Эту коллекцию мы можем использовать только для того, чтобы демонстрировать, как еще в начале двадцатого века некоторые проходимцы подделывали античные монеты, и все! Но это такие копейки, о которых и говорить не стоит, – развел руками Соколов. – Увы!
Вышли мы все из музея в очень подавленном настроении, и это еще мягко сказано!
– Да, нерадостно закончилось наше приключение! – грустно сказал Томас. – Столько денег я в него вложил, и все, как оказалось, зря!
– Лично меня утешает только то, что я ничего не потерял, – добавил Андреас. – Как ничего не было, так и нет!
– А вот я потеряла очень много! – гневно глядя на меня, заявила жена. – Но это мы с мужем обсудим наедине!
«Как бы до развода дело не дошло! – с опаской посмотрев на нее, подумал я. – Она же за свои грядки кого угодно со свету сживет!» И решил, что пора спасать положение.
– А вот я приобрел! – весело сказал я. – Двух друзей! Тебя, Томас, и тебя, Андрей! Дорогу в Россию вы уже знаете, так что приезжайте в гости! Не уверен, что вы застанете нас с Марусей по-прежнему женатыми, но лично я всегда буду рад вас видеть! Вы же меня от смерти спасли! Да и потом вели себя по отношению к нам честно и порядочно, а в наше время такое большая редкость!
– И вы к нам приезжайте, если захотите посмотреть Таллин! – пригласил Томас. – Но только вдвоем!
– Не беспокойся, Томас! – твердо заявила жена. – Если мы когда-нибудь и приедем, то только вдвоем! Этот авантюрист так просто от меня не отделается! Ему предстоит еще яму закапывать! Плодородный слой на место возвращать! А потом он у меня, как миленький, будет еще и грядки полоть!
– Да сколько угодно! – охотно согласился, подумав: «Ну все! За сохранность семейной жизни можно больше не волноваться, а с остальным я как-нибудь разберусь!»
– Мари! Вы передайте, пожалуйста, наши извинения господину Богданову, – попросил Томас. – Все-таки мы на его участке очень заметно посвоевольничали!
– Не надо ничего передавать, Мари! – возмутился Андреас. – Он с любовницей за твой счет в Египте отдохнул, а ты еще извиняться вздумал!
– И не подумаю! – решительно заявила жена. – Его рабочие сарай уже разобрали, и он эти материалы к какому-нибудь делу приспособил, а от ямы даже следа не осталось!
– Ну что ж! Тогда прощайте? – спросил я.
– До свидания! – поправил меня Томас. – Может быть, мы к вам еще и заедем перед отъездом, чтобы нормально попрощаться!
Мы пошли каждый к своей машине, и лично я шел, как на плаху – мне предстоял разговор с женой, от которого я не ждал ничего хорошего, но... Заслуженно ведь, черт побери!
– А я откуда знаю? – нервно ответила она. – Может быть, они вообще решили нас кинуть!
– Но у тебя же расписка есть! – возмутился я.
– Да! По собственной глупости я сама предложила следователю написать расписку в том, что он забрал у меня красную сумку, и все! – злясь на саму себя, выпалила она. – Нет чтобы заставить его описать там каждую монетку! Доказывай теперь, что там в ней на самом деле было!
– Не расстраивайся, дорогая! – попытался я утешить ее. – Ты вспомни, в каком состоянии мы все были! Нас ведь действительно могли обвинить в том, что мы хотели скрыть клад, и если бы не твоя находчивость, то у нас могли бы быть очень серьезные неприятности. Чего же удивляться, что такая мысль не пришла тебе в голову! Но сделанного не воротишь, а кулаками, которыми машут после драки, обычно бьют себя по голове!
– Премного ты меня успокоил! – окрысилась жена.
Неизвестно, чем бы закончилась наша милая беседа, но тут зазвонил телефон. Вздрогнув от неожиданности, мы смотрели на него, как завороженные, но никто не решался взять его. Наконец я не выдержал.
– Алле? – сказал я, а Маруся тут же прилепилась к сотовому с другой стороны в надежде что-нибудь услышать.
– Александр? – спросил приятный мужской голос.
– Да, это я, – ответил с огромным чувством облегчения, решив, что это просто потенциальный клиент, которому нужно провести экспертизу.
– С вами говорят из Исторического музея в связи со сданной вами государству коллекцией античных монет. Моя фамилия Соколов.
– Да-да! Слушаю вас! – дрогнувшим голосом отозвался я.
– Не могли бы вы к нам приехать, и чем скорее, тем лучше? – спросил Соколов.
– Конечно! – чуть не заорал я. – Мы выезжаем немедленно и будем у вас, – тут я посмотрел на часы, – к двенадцати часам.
– Нас это устраивает. Значит, мы пригласим господ Бромбенблюхера и Смирнова на это же время. Вы скажите охране, что вы ко мне, и вас проведут. До встречи!
– Мы приглашены в Исторический музей! – торжественно сказал я жене, отключив телефон.
– Уже слышала! – растерянно сказала она. – Как ты думаешь, нам прямо сегодня деньги заплатят или нужно будет еще что-то оформлять?
– Представления не имею! – весело ответил я. – Главное, что эта нервотрепка из-за ожидания наконец-то закончилась. Мы должны там быть к двенадцати часам, так что убедительно прошу: не копайся, как всегда!
Собирались мы в авральном порядке, но, на удивление, ничего не забыли. Как я без аварии доехал до Москвы, до сих пор не знаю, потому что голова была занята всем, чем угодно, но только не соблюдением правил дорожного движения, а в душе пели ангелы. Подъехав к музею, я увидел, что машина Томаса уже припаркована на стоянке, и расстроился, поняв, что мы не первые, хотя, казалось бы, какая разница. Заметно нервничавшие Томас и Андреас, которые все это время прожили в «Космосе» и периодически с нами созванивались, хотя приехать и не решались из-за Жлоба, ждали нас возле стола охраны. На душе у меня сразу же потеплело – все-таки приличные они люди оказались! Уже вчетвером мы в сопровождении охранника прошли в служебное помещение, где нас отвели к Соколову. Он оказался высоким и довольно молодым человеком приятной наружности с такой спортивной фигурой, что она категорически не вязалась со сложившимся в моей голове образом музейного работника, эдакой серой, лысой и пахнущей пылью мышью в нарукавниках.
– Приветствую вас! – сказал он. – Присаживайтесь!
Мы дружно расселись и воззрились на него как на бога. Ну, пусть не как на бога, а как на его первого заместителя по музейному делу – сути дела это не меняло!
– Поздравляю вас! – улыбнулся он. – Вы нашли очень интересные вещи! Для меня было истинным наслаждением заниматься с ними!
– Не томите нас, господин Соколов! – попросил Хлыщ. – Нумизматов среди нас нет, и мы все равно не сможем в должной мере разделить вашу радость – мы в монетах не разбираемся.
– Я это сразу понял, как только увидел то, что вы нашли, – покивал он.
– Что-то не так? – сразу же севшим голосом прохрипел Томас.
– Все не так, уважаемый! Это подделки! – уверенно ответил Соколов.
– Как – подделки? – чуть не заорал я. – Эта коллекция подвергалась оценке специалистов, когда Яхонт-Изумрудов, получивший ее от графа Кастельяно, вернулся из Италии в Россию! И ее подлинность ни у кого не вызвала сомнения!
– Совершенно естественно, что известная во всем мире коллекция графа Кастельяно ни у кого не вызвала сомнений в ее подлинности! – подтвердил Соколов. – Только это не она!
– Не верю! – категорично заявил Томас. – В доставшихся мне по наследству документах указана стоимость сейфа и проведенных работ. Это очень, – выделил он, – солидная сумма по тем временам, и Яхонт-Изумрудову не было смысла выбрасывать такие деньги, чтобы хранить подделки.
– Когда был установлен сейф? – спросил Соколов.
– В 1898 году, – не задумываясь, ответил тот.
– Вот именно! – выразительно сказал Соколов. – Значит, тогда коллекция еще была подлинной! Но до 1918 года, когда дом Яхонт-Изумрудова был сожжен, прошло двадцать лет!
– Вы хотите сказать, что он ее продал? – воскликнула Маруся.
– Да! Причем сбывал, видимо, по одной-две штуки, потому что всплыви где-нибудь эта очень хорошо известная в нумизматическом мире коллекция целиком, это сразу же стало бы всем известно. А он поступил мудро! Как я выяснил, он занимался алхимическими опытами, а значит, и тигель, и прочее оборудование у него было. Он делал дубликат монеты из серебра, которое тогда использовалось для изготовления столовой посуды...
– Например, из вилки! – горько усмехнулась Маруся и подарила мне такой взгляд, что я поежился.
– Из вилки, из ложки... Какая разница? – отмахнулся Соколов и продолжил: – И заменял этим дубликатом настоящую монету. Мы провели анализ всех предоставленных вами монет, и должен вам сказать, что изготовлялись они на протяжении нескольких лет, то есть он спускал свою коллекцию постепенно, пока оригиналы не кончились.
– В свое время он потратил все свое немалое наследство на алхимические опыты, – пояснил я Томасу и Андреасу, потому что Маруся об этом уже знала. – Чего он хотел добиться, неизвестно! Может быть, пытался превратить обычный металл в золото? Воду – в вино? Искал эликсир вечной жизни? Этого мы теперь уже никогда не узнаем. Главное то, что в конце концов у него не осталось ничего, кроме этой коллекции, когда он получил в наследство усадьбу рядом с Салтыковкой. Переехав туда, он и заказал этот сейф – видимо, надеялся, что сможет получить золото из какой-нибудь меди и этим поправить свои дела.
– Но у него ничего не вышло! – продолжил Соколов. – И тогда он начал потихоньку распродавать свою коллекцию, заменяя оригиналы дубликатами, а при необходимости демонстрировал полный комплект – коллекция-то была хорошо известна.
– Только люди, которым он показывал монеты, не разбирались в нумизматике и не увидели, что это подделки, – заметил я. – Они продолжали верить, что он очень богатый человек, раз владеет такой ценностью, и давали ему в долг. Он одалживал деньги у одних и возвращал долг другим, и так жил все время, пока его не сожгли.
– Значит, эта коллекция совсем ничего не стоит? – вернула нас с Соколовым от отвлеченных размышлений к грешной жизни Маруся.
– Эту коллекцию мы можем использовать только для того, чтобы демонстрировать, как еще в начале двадцатого века некоторые проходимцы подделывали античные монеты, и все! Но это такие копейки, о которых и говорить не стоит, – развел руками Соколов. – Увы!
Вышли мы все из музея в очень подавленном настроении, и это еще мягко сказано!
– Да, нерадостно закончилось наше приключение! – грустно сказал Томас. – Столько денег я в него вложил, и все, как оказалось, зря!
– Лично меня утешает только то, что я ничего не потерял, – добавил Андреас. – Как ничего не было, так и нет!
– А вот я потеряла очень много! – гневно глядя на меня, заявила жена. – Но это мы с мужем обсудим наедине!
«Как бы до развода дело не дошло! – с опаской посмотрев на нее, подумал я. – Она же за свои грядки кого угодно со свету сживет!» И решил, что пора спасать положение.
– А вот я приобрел! – весело сказал я. – Двух друзей! Тебя, Томас, и тебя, Андрей! Дорогу в Россию вы уже знаете, так что приезжайте в гости! Не уверен, что вы застанете нас с Марусей по-прежнему женатыми, но лично я всегда буду рад вас видеть! Вы же меня от смерти спасли! Да и потом вели себя по отношению к нам честно и порядочно, а в наше время такое большая редкость!
– И вы к нам приезжайте, если захотите посмотреть Таллин! – пригласил Томас. – Но только вдвоем!
– Не беспокойся, Томас! – твердо заявила жена. – Если мы когда-нибудь и приедем, то только вдвоем! Этот авантюрист так просто от меня не отделается! Ему предстоит еще яму закапывать! Плодородный слой на место возвращать! А потом он у меня, как миленький, будет еще и грядки полоть!
– Да сколько угодно! – охотно согласился, подумав: «Ну все! За сохранность семейной жизни можно больше не волноваться, а с остальным я как-нибудь разберусь!»
– Мари! Вы передайте, пожалуйста, наши извинения господину Богданову, – попросил Томас. – Все-таки мы на его участке очень заметно посвоевольничали!
– Не надо ничего передавать, Мари! – возмутился Андреас. – Он с любовницей за твой счет в Египте отдохнул, а ты еще извиняться вздумал!
– И не подумаю! – решительно заявила жена. – Его рабочие сарай уже разобрали, и он эти материалы к какому-нибудь делу приспособил, а от ямы даже следа не осталось!
– Ну что ж! Тогда прощайте? – спросил я.
– До свидания! – поправил меня Томас. – Может быть, мы к вам еще и заедем перед отъездом, чтобы нормально попрощаться!
Мы пошли каждый к своей машине, и лично я шел, как на плаху – мне предстоял разговор с женой, от которого я не ждал ничего хорошего, но... Заслуженно ведь, черт побери!
Глава 31
Маша. Все хорошо, что хорошо кончается!
На дачу мы возвращались в самом минорном настроении, а Сашка, предчувствуя скандал, даже начал напевать «Похоронный марш». Он сидел за рулем и, не отрываясь, смотрел на дорогу – боялся встретиться со мной взглядом. Я была зла на него, как сто тысяч чертей, но и своей вины во всем произошедшем отрицать не могла.
«Я же сама, идиотка, клюнула на эту авантюру! А могла ведь и не соглашаться, и тогда ничего этого не случилось бы! И грядки мои ненаглядные были бы целы и невредимы! Так нет! Журавля в небе захотелось! Авантюризм во мне взыграл, чтоб ему! Но этот грех за собой я знаю, а вот то, что в Сашке тоже авантюрная жилка есть, я даже не подозревала. Нужно быть впредь настороже, чтобы он еще чего-нибудь не учудил! – решила я, но мне тут же стало стыдно: – Чья бы корова мычала! А кто фальшивый клад придумал? А привидение, которое чуть Куркуля не угробило? Что уж тут говорить, если мы с ним оказались два сапога пара?»
За этими размышлениями я не заметила, как мы добрались до дачи. Злость на мужа у меня уже прошла, и я только сердито буркнула ему:
– Ты бы хоть палатку убрал, что ли? А то стоит здесь, как памятник нашей глупости!
А она действительно продолжала стоять, потому что все предыдущие дни нам было не до нее и мы нервничали из-за монет. Как оказалось, не зря!
Обрадовавшись, что мой гнев приобрел более умеренные формы, муж тут же бросился снимать палатку и, когда он отвязал веревки, выдернул колышки и вытащил ее на дорогу, чтобы там сложить, моим глазкам предстало такое зрелище, что я залилась слезами – Мамай прошел! Иначе не скажешь! Грустно бродила я практически по целине, которая осталась после нашей неразумной деятельности, и никак не могла решить, что же мне дальше делать и как вернуть этому безобразию нормальный вид. В моей голове уже начал понемногу складываться план дальнейших действий, когда во двор вернулся веселый Сашка. Он уже убрал сложенную палатку в машину и, решив, что гроза миновала, только что не насвистывал. Увидев мое зареванное лицо, он тут же сник, бросился ко мне, обнял и прижал к себе.
«Я же сама, идиотка, клюнула на эту авантюру! А могла ведь и не соглашаться, и тогда ничего этого не случилось бы! И грядки мои ненаглядные были бы целы и невредимы! Так нет! Журавля в небе захотелось! Авантюризм во мне взыграл, чтоб ему! Но этот грех за собой я знаю, а вот то, что в Сашке тоже авантюрная жилка есть, я даже не подозревала. Нужно быть впредь настороже, чтобы он еще чего-нибудь не учудил! – решила я, но мне тут же стало стыдно: – Чья бы корова мычала! А кто фальшивый клад придумал? А привидение, которое чуть Куркуля не угробило? Что уж тут говорить, если мы с ним оказались два сапога пара?»
За этими размышлениями я не заметила, как мы добрались до дачи. Злость на мужа у меня уже прошла, и я только сердито буркнула ему:
– Ты бы хоть палатку убрал, что ли? А то стоит здесь, как памятник нашей глупости!
А она действительно продолжала стоять, потому что все предыдущие дни нам было не до нее и мы нервничали из-за монет. Как оказалось, не зря!
Обрадовавшись, что мой гнев приобрел более умеренные формы, муж тут же бросился снимать палатку и, когда он отвязал веревки, выдернул колышки и вытащил ее на дорогу, чтобы там сложить, моим глазкам предстало такое зрелище, что я залилась слезами – Мамай прошел! Иначе не скажешь! Грустно бродила я практически по целине, которая осталась после нашей неразумной деятельности, и никак не могла решить, что же мне дальше делать и как вернуть этому безобразию нормальный вид. В моей голове уже начал понемногу складываться план дальнейших действий, когда во двор вернулся веселый Сашка. Он уже убрал сложенную палатку в машину и, решив, что гроза миновала, только что не насвистывал. Увидев мое зареванное лицо, он тут же сник, бросился ко мне, обнял и прижал к себе.