По дороге в райцентр я еще раз посмотрел в старой и грязной теперь боровской газете заметку о том, что в помещении районной библиотеки прошло очередное заседание местного общества краеведов-любителей под руководством его председателя, а по роду своей основной деятельности главного редактора местной газеты «Боровчанин» Геннадия Титова, к которому я сейчас и держал путь.
Редакция газеты располагалась в одной небольшой комнате, где кроме невысокого щуплого парнишки лет двадцати пяти, ожесточенно правившего что-то на допотопном компьютере, была только молоденькая девушка никак не старше восемнадцати лет, которая что-то писала, а сама украдкой поглядывала в сторону Титова влюбленным взглядом.
– Здравствуйте! – сказал я, входя. – Как мне увидеть господина Титова?
– Это я, а что? – оторвался от своего занятия парень.
– Видите ли, я живу на даче недалеко от Салтыковки и недели две назад видел по телевизору передачу о наших местах, а в частности о Яхонт-Изумрудове, – начал было я, и Титов понятливо покивал головой.
– Я ее тоже видел! А еще эту фикстулю – приходила она ко мне. Показал я ей кое-что, рассказал, а она уже из этого передачу слепила. Знал бы я, что из этого выйдет, выгнал бы эту так называемую журналюшку к еловой бабуле!
– Что же вы сами не выступаете с такими передачами? Вы же знаете гораздо больше! – удивился я. – Да и получилось бы у вас гораздо интереснее, по крайней мере не оговаривались бы чуть ли не через слово.
– А у меня папика нет, который бы меня двигал! – усмехнулся он. – Неужели с первого взгляда не понятно, что девица эта не сама на телевидение пробилась, а ее за ручку привели. Она же и двигается словно вся на шарнирах, как Буратино, и в тексте путалась, а уж читала его таким тоном, словно отчетный доклад на собрании районного актива.
– Вообще-то похоже, – улыбнулся я, вспомнив ту журналистку.
– Так чего же вам от меня надо? – спросил Титов.
– Понимаете, я сам являюсь членом областного общества краеведов. – Тут я достал из барсетки и предъявил ему членский билет. – И тоже интересуюсь подобными вещами. Моя жена постоянно на грядках поклоны бьет...
– Грядки – это святое! – перебив меня, рассмеялся он. – Моя мама там тоже от зари до зари торчит и упаси бог ее отвлечь – беды не оберешься! Только здесь и спасаюсь от принудработ!
– Не могли бы вы поговорить со мной об этом странном человеке, чтобы я мог себя хоть чем-то занять? А то я уже осатанел от безделья! – попросил я.
– Все понял, но извини, старый, у меня сейчас запарка, – по-свойски ответил парень. – Приходи часа через два, а лучше три, тогда и поболтаем. А пока сходи в наш краеведческий музей... – предложил он, но тут же поправился: – Хотя! Не стоит! Туда потом! – махнул рукой он и объяснил: – Там о Яхонт-Изумрудове практически ничего нет, одна только фотография есть – дом-то сгорел, и ничего не осталось. Лучше наведайся в нашу районную библиотеку и попроси подшивку нашей дореволюционной уездной газеты – уверен, что найдешь там массу любопытного, а потом мы с тобой это обсудим – ты ведь уже хоть до некоторой степени будешь в теме. А потом и в музей вместе сходим. Годится?
– А ты не уйдешь? – тоже переходя на «ты», спросил я.
– Если бы! – вздохнул он. – Мне тут еще два опуса править надо, так что я здесь до вечера.
Районная библиотека, как ей и положено, находилась на центральной площади Боровска, и идти до нее было минуты три, не больше. Около входа я увидел «Ниву» Куркуля, а войдя внутрь, и его самого. Он сидел над подшивкой местных газет, которые постоянно печатали как «Лунный календарь садовода», так и прочие полезные советы, и старательно выписывал оттуда что-то остро ему необходимое для своей куркульской деятельности: то ли о прививке деревьев, то ли об удобрениях – бог его ведает. Я предупредительно с ним поздоровался и в ответ удостоился еле заметного кивка – ну и черт с тобой!
Я заказал у библиотекарши подшивку газеты «Голос Боровска» и приготовился ждать, но она принесла их неожиданно быстро. Заметив мое удивление, пояснила:
– Наши краеведы ее часто берут, вот и не убираю далеко.
Удобно устроившись за довольно шатким столом, я с головой погрузился в дореволюционную жизнь российской глубинки. Чего там только не было! С огромным интересом я читал рекламу новейших корсетов прямо из Парижа, средства для придания усам особого блеска и ухоженности, самого надежного в мире «Персидского порошка» от клопов, а также объявление о снижении цен на продукцию шляпной мастерской госпожи Терентьевой, небольшую заметку о драке пьяных извозчиков около заведения мадам Артамоновой – вероятно, это был бордель – и все в том же духе. Очень скоро поняв, что если буду читать все подряд, то проведу в библиотеке несколько ближайших суток, я начал смотреть газеты, ориентируясь по заголовкам статей, и был за это вознагражден. Сначала мне попалось интервью местного репортера Миловидова с настоятелем церкви святого Николая Чудотворца отцом Василием, где священник метал в Яхонт-Изумрудова громы и молнии и предрекал все возможные кары земные и небесные за его приверженность чернокнижию и безбожию. Прошелся он также и по поводу проводившихся в доме этого господина сеансов спиритизма, что являлось делом категорически не богоугодным. Потом я нашел статью того же Миловидова о финансовых махинациях Яхонт-Изумрудова. Уж неизвестно, откуда этому репортеру стало все известно, но, оказывается, Антихрист владел коллекцией редчайших античных монет, с которой никак не желал расставаться, чтобы рассчитаться с многочисленными долгами, образовавшимися в результате его алхимических опытов, требовавших особого оборудования и химикатов. Зато он весьма охотно брал кредиты под залог этой коллекции и умудрился сделать это сразу аж в трех местах. Разразился страшный скандал, и Яхонт-Изумрудов вынужден был погасить два кредита, совершенно неизвестно откуда взявшимися деньгами.
Прочитав это, я невольно хмыкнул:
– Ну и жук! – И тут почувствовал у себя за спиной какое-то движение.
Я быстро обернулся и увидел, что сзади меня стоял Куркуль и заглядывал мне через плечо. Встретив мой взгляд, он сделал вид, что тут совсем ни при чем, и вернулся на свое место, а я, поудивлявшись его интересу к краеведению, стал смотреть газеты дальше.
Видимо, Миловидов почему-то очень сильно недолюбливал этого спирита и цеплялся к нему, как репей к собачьему хвосту, потому что еще в одной газете я нашел статью, основанную на словах свидетеля, который лично присутствовал на спиритическом сеансе в доме Яхонт-Изумрудова и отзывался потом о нем крайне неодобрительно, обвиняя Антипадиста Доримедонтовича в поверхностном знании этого дела: и стол был не такой, и блюдце, и руки не такие.
Потом было много газет, где имя Яхонт-Изумрудова не упоминалось, и наконец-то почти в конце, а если точнее, то в самом начале подшивки, потому что в ней были собраны в хронологическом порядке все уцелевшие к нашему времени газеты, несмотря на год издания, я нашел заметку без подписи, озаглавленную: «К нам пришла цивилизация», и она привлекла мое самое пристальное внимание. В ней говорилось о том, что в 1898 году господин Яхонт-Изумрудов, опасаясь за сохранность своей коллекции, не только провел в дом телефонную линию и сделал тревожную кнопку вызова полиции, но и заказал в Ревельской фирме «Бромбенблюхер и компания» самый современный несгораемый сейф для хранения этой самой коллекции, который и был установлен в подвале его дома. Рядом с заметкой публиковалась реклама этой торговой фирмы по производству и установке несгораемых сейфов. Заметка была явно заказная, потому что и в то время торговый люд рекламой не пренебрегал.
«Теперь мне все понятно! – подумал я. – Дом подожгли, а потом в нем взорвались химикаты Антихриста для проведения алхимических опытов, и здание сровняло с землей, а вот монеты находились в подвале, да к тому же в несгораемом сейфе, а следовательно, не пострадали и лежат там себе до сих пор. Скорее всего их-то Хлыщ со своим сообщником и ищут! Потому что больше вроде бы нечего! Но... Я ведь не все знаю! Может быть, есть еще что-то, и об этом мне расскажет Титов».
Я вернул подшивку и вышел на улицу. Проходя мимо библиотеки в сторону редакции, я мельком глянул на окна и увидел, что Куркуль стоит напротив библиотекарши, а на столе перед ним лежит подшивка газет, которую я только что сдал. «Зря старается! – мысленно хмыкнул я. – Об удобрениях, рассаде и всем прочем там ничего нет!»
Вернувшись в редакцию, я застал Геннадия, наслаждавшегося заслуженным отдыхом. Откинувшись в кресле, он глубокомысленно курил трубку, явно подражая матерым редакционным зубрам из какой-нибудь центральной газеты. Увидев меня, он радушно показал на стул напротив и распорядился:
– Настюня! Сваргань нам кофейку!
– Сейчас, Геночка! – заторопилась она.
Кофе был, естественно, дешевый и отдавал кислым, но я стоически терпел – не кофе же пить пришел я сюда.
– Ну, как тебе наш Антихрист? – с интересом спросил он.
– Судя по газетным статьям, первостепенный проходимец, а уж как там на самом деле, я не знаю, – ответил я. – Очевидцев, как я понимаю, не сохранилось.
– Но память о нем в народе жива! – сказал Титов и даже указательный палец воздел, чтобы привлечь внимание к своим словам. – Мои предшественники в свое время многих о нем в Салтыковке расспрашивали. Можно сказать только одно: человек был неординарный. Спиритизм, алхимические опыты, игра на геликоне...
– На геликоне? – переспросил я. – Это, случайно, не его звуки в ночи окрестные крестьяне принимали за крики невинно загубленных душ?
– Скорее всего, – согласился Гена. – Естественно, что необразованные крестьяне не могли знать, что это звуки музыкального духового инструмента, и принимали их за черт-те что.
– Слушай, давай о нем с самого начала! – попросил я.
– Извольте, сударь! – усмехнулся он. – Род Яхонт-Изумрудовых был старинным, но неприметным. В глаза не лезли, ко двору его императорского величества пробиться не старались, а жили себе тихонько и в ус не дули.
– По принципу: «Минуй нас пуще всех печалей...» – понятливо кивнул я.
– Вот именно! – подтвердил он. – Были они не скажу чтобы очень, но довольно богаты, во всяком случае, имений у них в Подмосковье было несколько.
– Включая и то, что возле Салтыковки, – дополнил я, но Титов укоризненно покачал головой.
– Не спеши! И до него дойду, – и продолжил: – Мы докопались только до деда Антипадиста Варфсония Аполлинарьевича, который жил в Стародубском уезде. У него было несколько детей, и младшим, а поэтому, вероятно, и самым любимым, был Доримедонт. Но он рано умер – простудился на зимней охоте, потом воспаление легких, и преставился, оставив молодую жену и маленького сына Антипадиста. Вдовушка погоревала да и вышла снова замуж, но вот сына ей Варфсоний не отдал! При себе оставил и воспитывал. Этот дедушка был человеком дальновидным и всех своих остальных детей выделил при жизни...
– Чтобы его единственным наследником стал Антипадист, – догадался я.
– Да! – кивнул Гена. – Занимался он внуком вплотную и даже отправил его учиться в Сорбонну!
– Даже так? – удивился я.
– Ага! Вероятно, он возлагал на него большие надежды или просто решил, что пора их роду выходить из тени на свет божий и занять в нем достойное место, а уж как там было на самом деле, никто не знает, – развел руками Титов.
– Скорее всего, он его очень любил, а может, просто поддался модным веяниям, – заметил я.
– Все может быть! – пожал плечами Гена. – Да вот только Антипадистушка заразился во Франции спиритизмом, а попутно и всей прочей ерундой вроде алхимии, чернокнижия и тэ дэ и тэ пэ. Прослышав об этом, разгневанный дедушка вернул его в Россию, но было уже поздно – его внук просто свихнулся на этой почве. Довольно скоро Варфсоний скончался. Оставшись сам себе хозяином, и к тому же с солидным капиталом, Антипадист предался своему увлечению целиком. И в результате такой вот ненаучной деятельности он за несколько лет спустил все свое немалое наследство, что отвратило от него всех его родственников, и они разорвали с ним отношения.
– А эта усадьба? – удивился я.
– Так «Отрада», как она называлась до революции, принадлежала младшей сестре его деда. Старушка она была одинокая, детей не имела, вот и завещала ее внучатому племяннику. Так что в наших краях Яхонт-Изумрудов появился в 1897 году, когда она преставилась, и было ему тогда немногим более тридцати лет. Уездные барышни тут же сделали на него стойку, но он был неприступен. – Тут Геннадий пояснил: – Красив он был необыкновенно! Вот увидишь в музее его фотографию и сам убедишься! Хрупкий голубоглазый блондин всегда в черном!
– Эдакий разочаровавшийся в жизни и романтически настроенный байроновский херувимчик от алхимии, – хмыкнул я.
– Что-то вроде! – подтвердил Титов и стал рассказывать дальше. – Прежде в доме было не протолкнуться от приживалок и прочей прислуги дамского пола, но с появлением Антипадиста они разбежались кто куда. Часть осела в Салтыковке и других окрестных деревнях, часть в Боровске, а Яхонт-Изумрудов остался в доме с одним только слугой, который с ним и приехал, и стал един в одном лице: и за повара, и за лакея, и за кучера, и так далее! И тут!.. – Титов интригующе замолчал.
– Ну не томи уж! – попросил я.
– И тут по городу поползли слухи о его спиритических сеансах и занятиях алхимией, – пояснил Геннадий.
– Что еще добавило ему загадочности и привлекательности в глазах уездных дам! – закончил я.
– Щас! – усмехнулся Титов. – Если бы за ним только этот грех числился, то еще ничего. Но! От разбежавшихся женщин все узнали, что Антипадист спит в одной постели со своим слугой, эдаким здоровущим детиной самого подлого происхождения!
– Значит, он во Франции не только спиритизмом заразился, но еще и в «голубизну» ударился, – понял я.
– Так точно! Естественно, что после этого все двери перед Антипадистом были закрыты, и он превратился в изгоя! – почему-то торжественно заявил Геннадий.
– Ну, теперь мне понятно, почему Миловидов его так невзлюбил, – усмехнулся я. – Эдакий рупор совести и выразитель взглядов широких слоев общества!
– Кроме того, этот репортер был очень верующим человеком, вот и не одобрял, – заступился за своего древнего коллегу Гена.
– Но журналистка говорила, что к нему такие люди приезжали! Шуваловы, Репнины, Юсуповы! – напомнил ему я.
– Приврала для красного словца! – отмахнулся он. – Простоват он был для них! Не стали бы они до него опускаться и из Санкт-Петербурга в нашу глухомань ехать! У них и в столице своих спиритов хватало, причем из самого высшего общества.
– А что там с его финансовыми махинациями? – поинтересовался я. – Как ты думаешь, он смог расплатиться с теми двумя кредитами, что обманом взял?
– Понимаешь, к нему разные люди из Москвы шастали, бывали и очень богатые, хотя и незнатные, из купцов и тому подобное – спиритизмом же тогда многие увлекались. Он им свою коллекцию демонстрировал, а потом деньги в долг просил. А как не дать, когда человек таким сокровищем владеет? Вот он у одних любителей потустороннего, какой-нибудь купчихи, которая дух своего покойного мужа вызывала, занимал, а с другими этими деньгами расплачивался, но и у него кое-что оседало, – объяснил Гена.
– А что это за коллекция там упоминается? – спросил я.
– Так она во всем мире была известна! Самое полное собрание античных монет! – выразительно сказал он.
– И как она к Антипадисту попала? – удивился я. – Он же только транжирить умел.
– О, это отдельная история! Вообще-то эта коллекция хранилась в итальянском роду графов Кастельяно, очень богатом и знатном. А Варфсоний, когда женился, поехал в свадебное путешествие именно в Италию и вернулся домой с этой коллекцией. Как она ему досталась – неизвестно! То ли в карты выиграл, то ли получил в виде извинения за то, что граф пытался приударить за молодой женой Варфсония – а она красавица была редкостная! Если поедешь в Стародубск, то обязательно загляни там в краеведческий музей – у них ее портрет есть.
– Обязательно! – охотно заверил его я, хотя на самом деле мне было совсем не до красоты этой женщины.
– Короче! – продолжил Гена. – Как бы там ни было, но Варфсоний привез коллекцию в Россию.
– Экспертиза была? – с интересом спросил я.
– А как же! – воскликнул Титов. – Я же тебе говорил, что Варфсоний Аполлинарьевич был человеком деловым и очень дальновидным. Достоверно известно, что она была оценена в двадцать тысяч золотых царских рублей.
– Сколько же на наши деньги будет? – с неподдельным интересом спросил я.
– Это, старый, сумма с таким количеством нулей, что их считать устанешь, – отмахнулся он.
– Значит, Антипадист ее унаследовал, но не продал даже тогда, когда у него все деньги кончились, и с собой сюда привез, раз специально для нее сейф заказал? – с замиранием сердца спросил я.
– Да! К нему неоднократно обращались с просьбой продать эту коллекцию, но он всегда отказывался и говорил, что дед взял с него клятву никогда с ней не расставаться, – пояснил Гена.
– Странно, все наследство пустил коту под хвост, а это пожалел, – удивился я. – Как ты думаешь, Гена, почему Яхонт-Изумрудов не продал свои монеты? – спросил я. – Жил бы себе припеваючи – много ли одному... Ну, пусть даже ему с любовником надо было?
– Понимаешь, старый, деньги имеют поганую особенность кончаться! И подо что же он тогда стал бы их занимать? – в свою очередь спросил Гена. – Узнав, что он продал коллекцию, а это обязательно стало бы известно – вещь-то редчайшая, ему бы больше никто и гроша не дал! Да и на случай крайних обстоятельств, если бы вдруг бежать пришлось? Ссыпал их в кошелек – и вся недолга! Кто там будет на границе разбираться, что у тебя среди мелочи болтается? Нет! Он мудро поступил, что не продал ее!
– Но кому бы он сам ее оставил, если не был женат? – удивился я. – Он же со всеми своими родственниками отношения разорвал!
– Тайна, покрытая мраком! – зловещим тоном произнес Титов. – Во всяком случае, никто из родственников к нему никогда не приезжал, но... Это то, что знаем мы сейчас, а как там было на самом деле – бог ведает! Может быть, он с ними где-то на нейтральной территории и встречался. Как бы там ни было, но в январе 18-го крестьяне подожгли его дом, и тот взорвался! Вот и получилось, что Антипадист сдержал данную деду клятву никогда не расставаться с этой коллекцией, и она сгинула вместе с ним! Ты ведь уже знаешь, что он сгорел вместе со своим домом?
– Да! Журналюшка говорила об этом по телевизору, – подтвердил я. – И что? Никто и никогда не пытался найти эти монеты?
– Так все окрестные жители считали это место проклятым и ни за что туда не пошли бы даже для того, чтобы попытаться чем-нибудь поживиться, – ответил Гена.
– Интересно, что можно было найти там после взрыва? – усмехнулся я. – Но, наверное, те, кто побойчее из соседних деревень, не побрезговали и что-нибудь металлическое прихватили: кастрюли там... Прочую утварь!
– Да ты что! – воскликнул он. – Там на развалинах дома даже и дети не играли! И потом, тогда у нас в районном музее хоть что-нибудь было бы оттуда, а там ничего, кроме фотографии, нет, – возразил он.
– А затем, когда народ немного успокоился? – не унимался я.
– Старый, тогда не до раскопок было! – отмахнулся он. – Гражданская война! Сталинщина! Потом вся страна начала дружно строить социализм! Затем Великая Отечественная война! Так что людям было не до наследия проклятого прошлого! А потом, знаешь, годы и непогоды как-то очень быстро, но окончательно уничтожили даже остатки этого дома.
– Значит, халтурщики среди строителей и до революции водились! – заметил я.
– Все может быть! – пожал он плечами. – Так что теперь даже точного места, где стоял этот дом, никто указать не сможет, а от него самого и фундамента не осталось – время беспощадно! – трагично заключил Титов.
«А вот я смогу! – подумал я, но вслух, естественно, ничего не сказал. – Достаточно того, что тестю с тещей пришлось несколько машин кирпичных обломком и всего такого вывезти. А еще вилка с гербом и вензелем! Так что стоял этот дом как раз на месте нашего участка, и мне теперь ясно, что там ищут Хлыщ и Тип – коллекцию! Но как они о ней узнали? Может быть, один из них потомок Яхонт-Изумрудова? А что? Сразу же после революции он, естественно, не мог сюда приехать и начать искать, а теперь времена другие. Узнал от своих предков о коллекции и решил найти».
– Ну что? Пошли в музей? – спросил, поднимаясь, Гена.
– Пошли! – согласился я, хотя мне была совсем не интересна физиономия Антипадиста, но свою роль следовало доиграть до конца.
Мы с ним вышли на площадь и, перейдя ее, оказались около входа в музей. Титов был там встречен с распростертыми объятиями, причем часть радушия распространилась и на меня. Нас тут же провели к стенду, где за стеклом среди прочих была и фотография действительно очень красивого, одетого в черное мужчины. «Видимо, Антипадист в бабушку пошел», – подумал я, делая вид, что внимательно рассматриваю старинный снимок. Потом мы с Геной вышли на улицу и направились обратно к редакции, где я оставил свою машину. Поблагодарив Титова за увлекательный рассказ, я распрощался с ним, сел в автомобиль и, разворачиваясь, увидел, что у библиотеки по-прежнему стоит «Нива» Куркуля – он явно повышал уровень своего образования.
Редакция газеты располагалась в одной небольшой комнате, где кроме невысокого щуплого парнишки лет двадцати пяти, ожесточенно правившего что-то на допотопном компьютере, была только молоденькая девушка никак не старше восемнадцати лет, которая что-то писала, а сама украдкой поглядывала в сторону Титова влюбленным взглядом.
– Здравствуйте! – сказал я, входя. – Как мне увидеть господина Титова?
– Это я, а что? – оторвался от своего занятия парень.
– Видите ли, я живу на даче недалеко от Салтыковки и недели две назад видел по телевизору передачу о наших местах, а в частности о Яхонт-Изумрудове, – начал было я, и Титов понятливо покивал головой.
– Я ее тоже видел! А еще эту фикстулю – приходила она ко мне. Показал я ей кое-что, рассказал, а она уже из этого передачу слепила. Знал бы я, что из этого выйдет, выгнал бы эту так называемую журналюшку к еловой бабуле!
– Что же вы сами не выступаете с такими передачами? Вы же знаете гораздо больше! – удивился я. – Да и получилось бы у вас гораздо интереснее, по крайней мере не оговаривались бы чуть ли не через слово.
– А у меня папика нет, который бы меня двигал! – усмехнулся он. – Неужели с первого взгляда не понятно, что девица эта не сама на телевидение пробилась, а ее за ручку привели. Она же и двигается словно вся на шарнирах, как Буратино, и в тексте путалась, а уж читала его таким тоном, словно отчетный доклад на собрании районного актива.
– Вообще-то похоже, – улыбнулся я, вспомнив ту журналистку.
– Так чего же вам от меня надо? – спросил Титов.
– Понимаете, я сам являюсь членом областного общества краеведов. – Тут я достал из барсетки и предъявил ему членский билет. – И тоже интересуюсь подобными вещами. Моя жена постоянно на грядках поклоны бьет...
– Грядки – это святое! – перебив меня, рассмеялся он. – Моя мама там тоже от зари до зари торчит и упаси бог ее отвлечь – беды не оберешься! Только здесь и спасаюсь от принудработ!
– Не могли бы вы поговорить со мной об этом странном человеке, чтобы я мог себя хоть чем-то занять? А то я уже осатанел от безделья! – попросил я.
– Все понял, но извини, старый, у меня сейчас запарка, – по-свойски ответил парень. – Приходи часа через два, а лучше три, тогда и поболтаем. А пока сходи в наш краеведческий музей... – предложил он, но тут же поправился: – Хотя! Не стоит! Туда потом! – махнул рукой он и объяснил: – Там о Яхонт-Изумрудове практически ничего нет, одна только фотография есть – дом-то сгорел, и ничего не осталось. Лучше наведайся в нашу районную библиотеку и попроси подшивку нашей дореволюционной уездной газеты – уверен, что найдешь там массу любопытного, а потом мы с тобой это обсудим – ты ведь уже хоть до некоторой степени будешь в теме. А потом и в музей вместе сходим. Годится?
– А ты не уйдешь? – тоже переходя на «ты», спросил я.
– Если бы! – вздохнул он. – Мне тут еще два опуса править надо, так что я здесь до вечера.
Районная библиотека, как ей и положено, находилась на центральной площади Боровска, и идти до нее было минуты три, не больше. Около входа я увидел «Ниву» Куркуля, а войдя внутрь, и его самого. Он сидел над подшивкой местных газет, которые постоянно печатали как «Лунный календарь садовода», так и прочие полезные советы, и старательно выписывал оттуда что-то остро ему необходимое для своей куркульской деятельности: то ли о прививке деревьев, то ли об удобрениях – бог его ведает. Я предупредительно с ним поздоровался и в ответ удостоился еле заметного кивка – ну и черт с тобой!
Я заказал у библиотекарши подшивку газеты «Голос Боровска» и приготовился ждать, но она принесла их неожиданно быстро. Заметив мое удивление, пояснила:
– Наши краеведы ее часто берут, вот и не убираю далеко.
Удобно устроившись за довольно шатким столом, я с головой погрузился в дореволюционную жизнь российской глубинки. Чего там только не было! С огромным интересом я читал рекламу новейших корсетов прямо из Парижа, средства для придания усам особого блеска и ухоженности, самого надежного в мире «Персидского порошка» от клопов, а также объявление о снижении цен на продукцию шляпной мастерской госпожи Терентьевой, небольшую заметку о драке пьяных извозчиков около заведения мадам Артамоновой – вероятно, это был бордель – и все в том же духе. Очень скоро поняв, что если буду читать все подряд, то проведу в библиотеке несколько ближайших суток, я начал смотреть газеты, ориентируясь по заголовкам статей, и был за это вознагражден. Сначала мне попалось интервью местного репортера Миловидова с настоятелем церкви святого Николая Чудотворца отцом Василием, где священник метал в Яхонт-Изумрудова громы и молнии и предрекал все возможные кары земные и небесные за его приверженность чернокнижию и безбожию. Прошелся он также и по поводу проводившихся в доме этого господина сеансов спиритизма, что являлось делом категорически не богоугодным. Потом я нашел статью того же Миловидова о финансовых махинациях Яхонт-Изумрудова. Уж неизвестно, откуда этому репортеру стало все известно, но, оказывается, Антихрист владел коллекцией редчайших античных монет, с которой никак не желал расставаться, чтобы рассчитаться с многочисленными долгами, образовавшимися в результате его алхимических опытов, требовавших особого оборудования и химикатов. Зато он весьма охотно брал кредиты под залог этой коллекции и умудрился сделать это сразу аж в трех местах. Разразился страшный скандал, и Яхонт-Изумрудов вынужден был погасить два кредита, совершенно неизвестно откуда взявшимися деньгами.
Прочитав это, я невольно хмыкнул:
– Ну и жук! – И тут почувствовал у себя за спиной какое-то движение.
Я быстро обернулся и увидел, что сзади меня стоял Куркуль и заглядывал мне через плечо. Встретив мой взгляд, он сделал вид, что тут совсем ни при чем, и вернулся на свое место, а я, поудивлявшись его интересу к краеведению, стал смотреть газеты дальше.
Видимо, Миловидов почему-то очень сильно недолюбливал этого спирита и цеплялся к нему, как репей к собачьему хвосту, потому что еще в одной газете я нашел статью, основанную на словах свидетеля, который лично присутствовал на спиритическом сеансе в доме Яхонт-Изумрудова и отзывался потом о нем крайне неодобрительно, обвиняя Антипадиста Доримедонтовича в поверхностном знании этого дела: и стол был не такой, и блюдце, и руки не такие.
Потом было много газет, где имя Яхонт-Изумрудова не упоминалось, и наконец-то почти в конце, а если точнее, то в самом начале подшивки, потому что в ней были собраны в хронологическом порядке все уцелевшие к нашему времени газеты, несмотря на год издания, я нашел заметку без подписи, озаглавленную: «К нам пришла цивилизация», и она привлекла мое самое пристальное внимание. В ней говорилось о том, что в 1898 году господин Яхонт-Изумрудов, опасаясь за сохранность своей коллекции, не только провел в дом телефонную линию и сделал тревожную кнопку вызова полиции, но и заказал в Ревельской фирме «Бромбенблюхер и компания» самый современный несгораемый сейф для хранения этой самой коллекции, который и был установлен в подвале его дома. Рядом с заметкой публиковалась реклама этой торговой фирмы по производству и установке несгораемых сейфов. Заметка была явно заказная, потому что и в то время торговый люд рекламой не пренебрегал.
«Теперь мне все понятно! – подумал я. – Дом подожгли, а потом в нем взорвались химикаты Антихриста для проведения алхимических опытов, и здание сровняло с землей, а вот монеты находились в подвале, да к тому же в несгораемом сейфе, а следовательно, не пострадали и лежат там себе до сих пор. Скорее всего их-то Хлыщ со своим сообщником и ищут! Потому что больше вроде бы нечего! Но... Я ведь не все знаю! Может быть, есть еще что-то, и об этом мне расскажет Титов».
Я вернул подшивку и вышел на улицу. Проходя мимо библиотеки в сторону редакции, я мельком глянул на окна и увидел, что Куркуль стоит напротив библиотекарши, а на столе перед ним лежит подшивка газет, которую я только что сдал. «Зря старается! – мысленно хмыкнул я. – Об удобрениях, рассаде и всем прочем там ничего нет!»
Вернувшись в редакцию, я застал Геннадия, наслаждавшегося заслуженным отдыхом. Откинувшись в кресле, он глубокомысленно курил трубку, явно подражая матерым редакционным зубрам из какой-нибудь центральной газеты. Увидев меня, он радушно показал на стул напротив и распорядился:
– Настюня! Сваргань нам кофейку!
– Сейчас, Геночка! – заторопилась она.
Кофе был, естественно, дешевый и отдавал кислым, но я стоически терпел – не кофе же пить пришел я сюда.
– Ну, как тебе наш Антихрист? – с интересом спросил он.
– Судя по газетным статьям, первостепенный проходимец, а уж как там на самом деле, я не знаю, – ответил я. – Очевидцев, как я понимаю, не сохранилось.
– Но память о нем в народе жива! – сказал Титов и даже указательный палец воздел, чтобы привлечь внимание к своим словам. – Мои предшественники в свое время многих о нем в Салтыковке расспрашивали. Можно сказать только одно: человек был неординарный. Спиритизм, алхимические опыты, игра на геликоне...
– На геликоне? – переспросил я. – Это, случайно, не его звуки в ночи окрестные крестьяне принимали за крики невинно загубленных душ?
– Скорее всего, – согласился Гена. – Естественно, что необразованные крестьяне не могли знать, что это звуки музыкального духового инструмента, и принимали их за черт-те что.
– Слушай, давай о нем с самого начала! – попросил я.
– Извольте, сударь! – усмехнулся он. – Род Яхонт-Изумрудовых был старинным, но неприметным. В глаза не лезли, ко двору его императорского величества пробиться не старались, а жили себе тихонько и в ус не дули.
– По принципу: «Минуй нас пуще всех печалей...» – понятливо кивнул я.
– Вот именно! – подтвердил он. – Были они не скажу чтобы очень, но довольно богаты, во всяком случае, имений у них в Подмосковье было несколько.
– Включая и то, что возле Салтыковки, – дополнил я, но Титов укоризненно покачал головой.
– Не спеши! И до него дойду, – и продолжил: – Мы докопались только до деда Антипадиста Варфсония Аполлинарьевича, который жил в Стародубском уезде. У него было несколько детей, и младшим, а поэтому, вероятно, и самым любимым, был Доримедонт. Но он рано умер – простудился на зимней охоте, потом воспаление легких, и преставился, оставив молодую жену и маленького сына Антипадиста. Вдовушка погоревала да и вышла снова замуж, но вот сына ей Варфсоний не отдал! При себе оставил и воспитывал. Этот дедушка был человеком дальновидным и всех своих остальных детей выделил при жизни...
– Чтобы его единственным наследником стал Антипадист, – догадался я.
– Да! – кивнул Гена. – Занимался он внуком вплотную и даже отправил его учиться в Сорбонну!
– Даже так? – удивился я.
– Ага! Вероятно, он возлагал на него большие надежды или просто решил, что пора их роду выходить из тени на свет божий и занять в нем достойное место, а уж как там было на самом деле, никто не знает, – развел руками Титов.
– Скорее всего, он его очень любил, а может, просто поддался модным веяниям, – заметил я.
– Все может быть! – пожал плечами Гена. – Да вот только Антипадистушка заразился во Франции спиритизмом, а попутно и всей прочей ерундой вроде алхимии, чернокнижия и тэ дэ и тэ пэ. Прослышав об этом, разгневанный дедушка вернул его в Россию, но было уже поздно – его внук просто свихнулся на этой почве. Довольно скоро Варфсоний скончался. Оставшись сам себе хозяином, и к тому же с солидным капиталом, Антипадист предался своему увлечению целиком. И в результате такой вот ненаучной деятельности он за несколько лет спустил все свое немалое наследство, что отвратило от него всех его родственников, и они разорвали с ним отношения.
– А эта усадьба? – удивился я.
– Так «Отрада», как она называлась до революции, принадлежала младшей сестре его деда. Старушка она была одинокая, детей не имела, вот и завещала ее внучатому племяннику. Так что в наших краях Яхонт-Изумрудов появился в 1897 году, когда она преставилась, и было ему тогда немногим более тридцати лет. Уездные барышни тут же сделали на него стойку, но он был неприступен. – Тут Геннадий пояснил: – Красив он был необыкновенно! Вот увидишь в музее его фотографию и сам убедишься! Хрупкий голубоглазый блондин всегда в черном!
– Эдакий разочаровавшийся в жизни и романтически настроенный байроновский херувимчик от алхимии, – хмыкнул я.
– Что-то вроде! – подтвердил Титов и стал рассказывать дальше. – Прежде в доме было не протолкнуться от приживалок и прочей прислуги дамского пола, но с появлением Антипадиста они разбежались кто куда. Часть осела в Салтыковке и других окрестных деревнях, часть в Боровске, а Яхонт-Изумрудов остался в доме с одним только слугой, который с ним и приехал, и стал един в одном лице: и за повара, и за лакея, и за кучера, и так далее! И тут!.. – Титов интригующе замолчал.
– Ну не томи уж! – попросил я.
– И тут по городу поползли слухи о его спиритических сеансах и занятиях алхимией, – пояснил Геннадий.
– Что еще добавило ему загадочности и привлекательности в глазах уездных дам! – закончил я.
– Щас! – усмехнулся Титов. – Если бы за ним только этот грех числился, то еще ничего. Но! От разбежавшихся женщин все узнали, что Антипадист спит в одной постели со своим слугой, эдаким здоровущим детиной самого подлого происхождения!
– Значит, он во Франции не только спиритизмом заразился, но еще и в «голубизну» ударился, – понял я.
– Так точно! Естественно, что после этого все двери перед Антипадистом были закрыты, и он превратился в изгоя! – почему-то торжественно заявил Геннадий.
– Ну, теперь мне понятно, почему Миловидов его так невзлюбил, – усмехнулся я. – Эдакий рупор совести и выразитель взглядов широких слоев общества!
– Кроме того, этот репортер был очень верующим человеком, вот и не одобрял, – заступился за своего древнего коллегу Гена.
– Но журналистка говорила, что к нему такие люди приезжали! Шуваловы, Репнины, Юсуповы! – напомнил ему я.
– Приврала для красного словца! – отмахнулся он. – Простоват он был для них! Не стали бы они до него опускаться и из Санкт-Петербурга в нашу глухомань ехать! У них и в столице своих спиритов хватало, причем из самого высшего общества.
– А что там с его финансовыми махинациями? – поинтересовался я. – Как ты думаешь, он смог расплатиться с теми двумя кредитами, что обманом взял?
– Понимаешь, к нему разные люди из Москвы шастали, бывали и очень богатые, хотя и незнатные, из купцов и тому подобное – спиритизмом же тогда многие увлекались. Он им свою коллекцию демонстрировал, а потом деньги в долг просил. А как не дать, когда человек таким сокровищем владеет? Вот он у одних любителей потустороннего, какой-нибудь купчихи, которая дух своего покойного мужа вызывала, занимал, а с другими этими деньгами расплачивался, но и у него кое-что оседало, – объяснил Гена.
– А что это за коллекция там упоминается? – спросил я.
– Так она во всем мире была известна! Самое полное собрание античных монет! – выразительно сказал он.
– И как она к Антипадисту попала? – удивился я. – Он же только транжирить умел.
– О, это отдельная история! Вообще-то эта коллекция хранилась в итальянском роду графов Кастельяно, очень богатом и знатном. А Варфсоний, когда женился, поехал в свадебное путешествие именно в Италию и вернулся домой с этой коллекцией. Как она ему досталась – неизвестно! То ли в карты выиграл, то ли получил в виде извинения за то, что граф пытался приударить за молодой женой Варфсония – а она красавица была редкостная! Если поедешь в Стародубск, то обязательно загляни там в краеведческий музей – у них ее портрет есть.
– Обязательно! – охотно заверил его я, хотя на самом деле мне было совсем не до красоты этой женщины.
– Короче! – продолжил Гена. – Как бы там ни было, но Варфсоний привез коллекцию в Россию.
– Экспертиза была? – с интересом спросил я.
– А как же! – воскликнул Титов. – Я же тебе говорил, что Варфсоний Аполлинарьевич был человеком деловым и очень дальновидным. Достоверно известно, что она была оценена в двадцать тысяч золотых царских рублей.
– Сколько же на наши деньги будет? – с неподдельным интересом спросил я.
– Это, старый, сумма с таким количеством нулей, что их считать устанешь, – отмахнулся он.
– Значит, Антипадист ее унаследовал, но не продал даже тогда, когда у него все деньги кончились, и с собой сюда привез, раз специально для нее сейф заказал? – с замиранием сердца спросил я.
– Да! К нему неоднократно обращались с просьбой продать эту коллекцию, но он всегда отказывался и говорил, что дед взял с него клятву никогда с ней не расставаться, – пояснил Гена.
– Странно, все наследство пустил коту под хвост, а это пожалел, – удивился я. – Как ты думаешь, Гена, почему Яхонт-Изумрудов не продал свои монеты? – спросил я. – Жил бы себе припеваючи – много ли одному... Ну, пусть даже ему с любовником надо было?
– Понимаешь, старый, деньги имеют поганую особенность кончаться! И подо что же он тогда стал бы их занимать? – в свою очередь спросил Гена. – Узнав, что он продал коллекцию, а это обязательно стало бы известно – вещь-то редчайшая, ему бы больше никто и гроша не дал! Да и на случай крайних обстоятельств, если бы вдруг бежать пришлось? Ссыпал их в кошелек – и вся недолга! Кто там будет на границе разбираться, что у тебя среди мелочи болтается? Нет! Он мудро поступил, что не продал ее!
– Но кому бы он сам ее оставил, если не был женат? – удивился я. – Он же со всеми своими родственниками отношения разорвал!
– Тайна, покрытая мраком! – зловещим тоном произнес Титов. – Во всяком случае, никто из родственников к нему никогда не приезжал, но... Это то, что знаем мы сейчас, а как там было на самом деле – бог ведает! Может быть, он с ними где-то на нейтральной территории и встречался. Как бы там ни было, но в январе 18-го крестьяне подожгли его дом, и тот взорвался! Вот и получилось, что Антипадист сдержал данную деду клятву никогда не расставаться с этой коллекцией, и она сгинула вместе с ним! Ты ведь уже знаешь, что он сгорел вместе со своим домом?
– Да! Журналюшка говорила об этом по телевизору, – подтвердил я. – И что? Никто и никогда не пытался найти эти монеты?
– Так все окрестные жители считали это место проклятым и ни за что туда не пошли бы даже для того, чтобы попытаться чем-нибудь поживиться, – ответил Гена.
– Интересно, что можно было найти там после взрыва? – усмехнулся я. – Но, наверное, те, кто побойчее из соседних деревень, не побрезговали и что-нибудь металлическое прихватили: кастрюли там... Прочую утварь!
– Да ты что! – воскликнул он. – Там на развалинах дома даже и дети не играли! И потом, тогда у нас в районном музее хоть что-нибудь было бы оттуда, а там ничего, кроме фотографии, нет, – возразил он.
– А затем, когда народ немного успокоился? – не унимался я.
– Старый, тогда не до раскопок было! – отмахнулся он. – Гражданская война! Сталинщина! Потом вся страна начала дружно строить социализм! Затем Великая Отечественная война! Так что людям было не до наследия проклятого прошлого! А потом, знаешь, годы и непогоды как-то очень быстро, но окончательно уничтожили даже остатки этого дома.
– Значит, халтурщики среди строителей и до революции водились! – заметил я.
– Все может быть! – пожал он плечами. – Так что теперь даже точного места, где стоял этот дом, никто указать не сможет, а от него самого и фундамента не осталось – время беспощадно! – трагично заключил Титов.
«А вот я смогу! – подумал я, но вслух, естественно, ничего не сказал. – Достаточно того, что тестю с тещей пришлось несколько машин кирпичных обломком и всего такого вывезти. А еще вилка с гербом и вензелем! Так что стоял этот дом как раз на месте нашего участка, и мне теперь ясно, что там ищут Хлыщ и Тип – коллекцию! Но как они о ней узнали? Может быть, один из них потомок Яхонт-Изумрудова? А что? Сразу же после революции он, естественно, не мог сюда приехать и начать искать, а теперь времена другие. Узнал от своих предков о коллекции и решил найти».
– Ну что? Пошли в музей? – спросил, поднимаясь, Гена.
– Пошли! – согласился я, хотя мне была совсем не интересна физиономия Антипадиста, но свою роль следовало доиграть до конца.
Мы с ним вышли на площадь и, перейдя ее, оказались около входа в музей. Титов был там встречен с распростертыми объятиями, причем часть радушия распространилась и на меня. Нас тут же провели к стенду, где за стеклом среди прочих была и фотография действительно очень красивого, одетого в черное мужчины. «Видимо, Антипадист в бабушку пошел», – подумал я, делая вид, что внимательно рассматриваю старинный снимок. Потом мы с Геной вышли на улицу и направились обратно к редакции, где я оставил свою машину. Поблагодарив Титова за увлекательный рассказ, я распрощался с ним, сел в автомобиль и, разворачиваясь, увидел, что у библиотеки по-прежнему стоит «Нива» Куркуля – он явно повышал уровень своего образования.
Глава 13
Маша. Жизнь становится все страньше и страньше!
«Ну вот! Сашка сбежал, а я теперь сиди и гадай, что он такого затеял! – недовольно подумала я, глядя вслед нашей машине. – Хотя сидеть сейчас не время – работать надо!»
Разведя в ведерке марганцовку, я пошла подкармливать овощи, потому что марганцево-кислый калий очень даже неплохое удобрение, а главное – органическое. Покончив с этим, я пошла проведать накрытую пленкой рассаду помидоров – в этом году я достала районированные сорта, которые, как обещали, должны были вызреть в грунте в нашем Подмосковье. Полюбовавшись на зеленые побеги, я решила выпить чаю, когда вдруг услышала шум на участке Жлоба.
«Кто это может быть? – удивилась я. – Жлоб с Фифой ведь уехали!» Я подошла к забору и заглянула туда. Интересные дела творятся! Двое непонятно откуда взявшихся рабочих, судя по смуглой коже и усатости – молдован, одетые в новенькие спецовки, возились с досками и явно собирались что-то строить.
– Эй! Вы что делаете? – крикнула я. – Хозяев дома нет! Они уехали! Кто вам разрешил здесь возиться?
– Хозяин велел! – с неожиданным кавказским акцентом бросил мне один их них через плечо.
– А почему я ничего не знаю? – воскликнула я.
– А ты ему кто? – все так же не поворачиваясь, спросил тот же рабочий.
Тут мне стало стыдно! Очень стыдно! Ведь получилось, что я в курсе дел соседей, а значит, я за ними подглядываю и подслушиваю. Не буду же я, в самом деле, объяснять этим строителям, что Жлоб с Фифой разговаривают на таких повышенных тонах, что весь поселок в курсе их дел. Хотя всех ли? Ведь вполне возможно, что какие-нибудь хозяйственные вопросы они так громогласно не обсуждают. Да и потом Фифа, может быть, вообще не знает о затеянном ее любовником строительстве – вдруг он решил сделать ей приятный сюрприз. Вот вернутся они из поездки, а тут!.. Интересно, а что тут? Душ? Солярий? Утепленный туалет? Да мало ли что тут может быть! Вот начнут строить, тогда и узнаю.
Я, как и собиралась, пошла пить чай, а сама продолжала угрызаться разными мыслями вроде: «И действительно, чего я лезу? Какое мне дело до того, что делается на участке Жлоба? Пусть хоть деревянный гараж для своей машины строит! Но грохоту будет! Не успели избавиться от воплей Фифы, как на тебе! Новая напасть – эти же рабочие и гвозди будут забивать, и пилить, и все такое прочее! Ну, точно! Потому-то Жлоб эту стройку и заказал в свое отсутствие, чтобы всего этого не слышать, а вот нам-то за что такое мучение? Нет! Прав Сашка – нет счастья в жизни! Хорошо хоть то, что они сначала будут рыть ямы под столбы опоры, а это занятие не очень шумное».
Размышляя так, я испортила себе все удовольствие от чая и, вздохнув, вернулась к своим грядкам, чтобы хоть там отдохнуть душой. Старательно пропалывая морковку, я как ни старалась, но так и не смогла отделаться от мысли: а что же они там все-таки строят. Через три часа я не выдержала и, коря себя на все корки за любопытство, потихоньку пошла к забору и осторожно заглянула на соседний участок, но ничего особенного там не увидела: где-то в метре или полутора от нашего забора в аккуратно проделанных ямах уже стояли в земле четыре столба, и рабочие, негромко переговариваясь, подтаскивали к ним доски, чтобы начать обшивать. Ну вот! Теперь-то грохот и начнется! И, словно в подтверждение моих мыслей, работяги дружно застучали молотками.
Я быстренько ретировалась на дальний край нашего участка, чтобы не слышать этот шум, а вслед мне раздался пронзительный визг пилы. «Нет! Фифу было слушать все-таки приятнее! – подумала я и тут же поправилась: – Скорее, интереснее! Слава богу, что хоть рабочие ведут себя тихо: матом не ругаются, громко не разговаривают и вообще стараются не привлекать к себе внимания – наверное, у них регистрации нет и они боятся, что мы вызовем милицию и их заберут, – решала я. – Да, бог с ними! Пусть работают! У них же там жизнь – не сахар, если они в такую даль приперлись, чтобы семьям на кусок хлеба заработать. А этот шум как-нибудь и перетерпеть можно – это же не Мажор с его дискотеками».
Разведя в ведерке марганцовку, я пошла подкармливать овощи, потому что марганцево-кислый калий очень даже неплохое удобрение, а главное – органическое. Покончив с этим, я пошла проведать накрытую пленкой рассаду помидоров – в этом году я достала районированные сорта, которые, как обещали, должны были вызреть в грунте в нашем Подмосковье. Полюбовавшись на зеленые побеги, я решила выпить чаю, когда вдруг услышала шум на участке Жлоба.
«Кто это может быть? – удивилась я. – Жлоб с Фифой ведь уехали!» Я подошла к забору и заглянула туда. Интересные дела творятся! Двое непонятно откуда взявшихся рабочих, судя по смуглой коже и усатости – молдован, одетые в новенькие спецовки, возились с досками и явно собирались что-то строить.
– Эй! Вы что делаете? – крикнула я. – Хозяев дома нет! Они уехали! Кто вам разрешил здесь возиться?
– Хозяин велел! – с неожиданным кавказским акцентом бросил мне один их них через плечо.
– А почему я ничего не знаю? – воскликнула я.
– А ты ему кто? – все так же не поворачиваясь, спросил тот же рабочий.
Тут мне стало стыдно! Очень стыдно! Ведь получилось, что я в курсе дел соседей, а значит, я за ними подглядываю и подслушиваю. Не буду же я, в самом деле, объяснять этим строителям, что Жлоб с Фифой разговаривают на таких повышенных тонах, что весь поселок в курсе их дел. Хотя всех ли? Ведь вполне возможно, что какие-нибудь хозяйственные вопросы они так громогласно не обсуждают. Да и потом Фифа, может быть, вообще не знает о затеянном ее любовником строительстве – вдруг он решил сделать ей приятный сюрприз. Вот вернутся они из поездки, а тут!.. Интересно, а что тут? Душ? Солярий? Утепленный туалет? Да мало ли что тут может быть! Вот начнут строить, тогда и узнаю.
Я, как и собиралась, пошла пить чай, а сама продолжала угрызаться разными мыслями вроде: «И действительно, чего я лезу? Какое мне дело до того, что делается на участке Жлоба? Пусть хоть деревянный гараж для своей машины строит! Но грохоту будет! Не успели избавиться от воплей Фифы, как на тебе! Новая напасть – эти же рабочие и гвозди будут забивать, и пилить, и все такое прочее! Ну, точно! Потому-то Жлоб эту стройку и заказал в свое отсутствие, чтобы всего этого не слышать, а вот нам-то за что такое мучение? Нет! Прав Сашка – нет счастья в жизни! Хорошо хоть то, что они сначала будут рыть ямы под столбы опоры, а это занятие не очень шумное».
Размышляя так, я испортила себе все удовольствие от чая и, вздохнув, вернулась к своим грядкам, чтобы хоть там отдохнуть душой. Старательно пропалывая морковку, я как ни старалась, но так и не смогла отделаться от мысли: а что же они там все-таки строят. Через три часа я не выдержала и, коря себя на все корки за любопытство, потихоньку пошла к забору и осторожно заглянула на соседний участок, но ничего особенного там не увидела: где-то в метре или полутора от нашего забора в аккуратно проделанных ямах уже стояли в земле четыре столба, и рабочие, негромко переговариваясь, подтаскивали к ним доски, чтобы начать обшивать. Ну вот! Теперь-то грохот и начнется! И, словно в подтверждение моих мыслей, работяги дружно застучали молотками.
Я быстренько ретировалась на дальний край нашего участка, чтобы не слышать этот шум, а вслед мне раздался пронзительный визг пилы. «Нет! Фифу было слушать все-таки приятнее! – подумала я и тут же поправилась: – Скорее, интереснее! Слава богу, что хоть рабочие ведут себя тихо: матом не ругаются, громко не разговаривают и вообще стараются не привлекать к себе внимания – наверное, у них регистрации нет и они боятся, что мы вызовем милицию и их заберут, – решала я. – Да, бог с ними! Пусть работают! У них же там жизнь – не сахар, если они в такую даль приперлись, чтобы семьям на кусок хлеба заработать. А этот шум как-нибудь и перетерпеть можно – это же не Мажор с его дискотеками».