Страница:
– Ладно, Жень, извини. Я убегаю, а девочка пусть звонит. Пока, до пятницы.
В трубке послышались гудки, и Женя мечтательно прикрыл глаза. …Москва! Город мечты!.. Да еще Олькина подруга!.. Идеальный вариант!.. А если у нее еще есть хата!..
– Жень, я пойду?..
– Да что ты, глупышка! – ему даже стало неловко за слова, произнесенные в самолете, но он знал, что это пройдет, как только вместо Москвы, он окажется в Красноярске, – куда ты пойдешь? Доставай блокнот, – он продиктовал телефон, – если не улетишь, позвони после девяти. Зовут ее Оля, мужика – Слава; и еще запиши телефон Виталика в Запорожье – тоже мой друг; я у них как-то сдавал пару прессов… – поймав Танин взгляд, Женя решил, что если б ему не надо было уезжать, они б прямо сейчас поехали к Славке и все решили здесь, без всякого Красноярска.
– Жень, зачем ты… кто я тебе?.. – Таня уткнулась в его плечо, и он прижал девушку к себе, пытаясь вспомнить, как называется шампунь, которым пахнут ее волосы.
– Ты – самая лучшая девчонка в мире!.. – правда, это было адресовано уже не ей, а той, другой, с которой он непременно познакомится в пятницу.
– Неужто мы больше не увидимся? – Таня подняла голову (…поцеловать или ну ее?.. – подумал Женя), – я таких, как ты, никогда не встречала. Ты обязательно приезжай, – она сама поцеловала его в щеку, – только позвони, а то я живу с родителями… – она покраснела от собственной смелости и быстро сменила тему, – так, где тут автобус?
На остановке они целовались долго и уже по-настоящему; при этом Женя искоса поглядывал на часы, понимая, что теряет драгоценное время, но не мог испортить такую красивую Игру. Наконец Таня исчезла в салоне, послав прощальный воздушный поцелуй; Женя дождался, пока закроются двери, и метнулся к стоянке такси.
– Шеф, на Казанский! Пулей! – он плюхнулся рядом с водителем, и машина сорвалась с места. …Так, все классно, – откинувшись на сиденье, Женя закурил, – нет, кто бы что ни говорил, жизнь прекрасна и удивительна!..
Женя сразу направился к шестой кассе, но вместо Любы там сидела незнакомая дама с тусклым взглядом; табло же, тем временем, фиксировало, что даже на самый захудалый пассажирский поезд до Воронежа осталось всего тридцать два места, и те в плацкарте.
…Черт, уже тридцать одно! – Женя увидел, как черная двойка сменилась единичкой, – и куда все едут?.. Неужто действительно верят, что там, где нас нет, лучше? Из-за жратвы и тряпок принимать такие мучения!.. Женя направился к группке людей, смиренно стоявших перед закрытым окошком с табличкой «перерыв». …Вот, не хватает ума сообразить, что она откроется через пятнадцать минут, а в открытые, они будут стоять три часа!.. Кругом дебилы!.. С другой стороны, это ж хорошо – нам жить проще…
Он занял место за мужчиной, с умным видом изучавшим газету «За рубежом»; самого Женю политические проблемы не привлекали. …Вот, если б «за руб. ежом»!.. – подумал он весело и окинув зал наметанным взглядом, пришел к выводу, что все красивые девушки уже уехали на более приличных поездах. …Ладно, почитаем, как оно там, в «мире капитала»… Женя пристроился к мужчине, заглядывая ему через плечо.
Наконец касса открылась.
– …Куда лезешь?! Куда, говорю, лезешь?!..
Обернувшись, Женя увидел растрепанную бабу, пытавшуюся вытолкнуть из быстро растущей очереди девушку с плоским, как сковородка, лицом и раскосыми глазами.
– Я ж занимала… правда, – покраснев, девушка беспомощно озиралась по сторонам.
– Не было тебя! Мужчина, скажите, кто за вами занимал?..
Сосед по очереди лишь промямлил что-то невнятное, не желая связываться с фурией.
– Нахалка! Знаешь где, мы таких видали?!..
Губы девушки дрогнули; она уже собралась переместиться в хвост очереди, но Жене стало жаль ее, и он поманил пальцем.
– Вы ж за мной занимали. Забыли, да?
– Как за вами?! – взвился потрепанный мужичок с полной авоськой апельсинов.
– Заглохни, – Женя глянул на него презрительно, – девушка отходила. Еще вопросы есть?
– Я не видел ее!..
– Еще вякнешь – вместо поезда поедешь прямиком в Склиф.
Мужичок замолчал, видимо, решив, что предлагаемый вариант не самый удачный, и даже скандальная тетка притихла, перестав взывать к справедливости.
– Что ж вы так?.. А я, вот, вас запомнил, – улыбнувшись, Женя поставил девушку в очередь, но желания продолжить знакомство не возникло – даже статья о тяжелом положении негров в США показалась ему интереснее, поэтому искреннее «спасибо» безответно повисло в воздухе.
Став счастливым обладателем кусочка картона, открывавшего путь домой, Женя вышел на площадь; остановился, вдыхая теплый весенний воздух, наслаждаясь непрерывающимся гулом Садового кольца и с завистью глядя на спешивших мимо людей. Как ему не хотелось уезжать! Ведь безымянная Олина подруга пребывала где-то рядом и прекрасно себя чувствовала среди этой радостной суеты, а ему предстояло влиться в «окающую» и «акающую» толпу, озабоченную лишь неподъемными сумками …со всяким дерьмом. Но такова судьба, – Женя вздохнул, – по крайней мере, до пятницы, а потом я смогу приезжать, когда захочу и на сколько захочу. Так что, Москва, не прощаюсь… Закончив мысленный монолог, он нехотя вышел на перрон, где его уже ждал поезд.
Соседи по вагону полностью отвечали статусу плацкарты: один уже громко храпел на верхней полке; второй, в идиотской желтой рубахе, тупо смотрел в окно, демонстративно не желая общаться с третьим – подвыпившим толстым кавказцем в мятом пиджаке, но кавказец хватал «желторубашечника» за руку, твердя заплетающимся языком:
– Не сердись, товарищ. Знаешь, какой у меня день?.. Ты не знаешь, какой у меня день!..
Парень стряхнул его руку, однако кавказец не отставал.
– Друг, давай выпьем – у меня есть рубль, – он с готовностью полез в карман, – неужели мы не найдем выпить?..
– Добрый вечер, – Женя остановился, и кавказец тут же переключился на него.
– О, товарищ, садись, на здоровье! – он тут же протянул рубль новому соседу, – смотри. Мы найдем где-нибудь выпить? Ты не обижай меня! Зачем думаешь, что я пьяный? У меня есть…
– Не могу больше! – «желторубашечник» встал, – как он достал своим рублем! Может, покурим? – обратился он к Жене.
Тот молча бросил сумку, и они вышли на улицу, где сгущавшийся вечер уютно прятал силуэты высоток.
– Вроде, уже и не Москва, – Женя разглядывал темно-зеленые бока вагонов, одинаковые шторки на окнах, девушек в униформе, попарно стоявших у дверей, а, главное, вдыхал фантастический запах, накрывавший весь вокзал. Он был настолько родным, что его не требовалось описывать словами, – чувствуешь? – Женя выразительно потянул носом.
– Меня уже тошнит от него! Я ж с Петропавловска еду…
– Камчатского?
– Нет, Казахского, – парень усмехнулся, – с Целины! Я туда пацаном уехал, по комсомольской путевке; даже медаль есть!
Женя не любил медали, считая, что это такая игра, придуманная государством, чтоб не платить нормальные деньги. У него самого было целых два значка «Победитель социалистического соревнования», и что? Разве от этого его жизнь стала лучше? А вот прессы, запущенные в Красноярске, реально грели, и карман, и душу.
– Слушай, – продолжал парень, не получив оценки своих подвигов, – выпить-то есть, но не хочется с обезьяной сидеть.
– Давай выгоним «обезьяну», – Женя пожал плечами, и тут проводница позвала всех обратно в вагон. Они даже не успели докурить, зато кавказцу хватило времени, чтоб вырубиться, и увидев это, «целинник» сразу полез в сумку.
– Меня Валерой звать, а тебя?
– С утра Женей был… – он достал остатки красноярской колбасы; как у всякого пассажира, бутылка у него тоже имелась, но бутылка сувенирная – с кедровой настойкой, и предназначалась она совсем для иных ситуаций.
– И как там целина? – Женя по-хозяйски разлил вонючую казахскую водку. Сам он был в «тех углах» лишь раз, и если обычно запоминал города по женщинам, с которыми проводил время, то в данном случае в памяти смутно всплывали лишь грязные улицы, застроенные трехэтажными бараками, и пьяные люди, громко разговаривавшие на уродливом языке.
– Там хорошо, – Валера вздохнул, – там деньги платят, а у нас в деревне что заработаешь?..
Женю не интересовала деревенская жизнь, поэтому он молча поднял стакан. Оба выпили, и Валера принялся с восторгом рассказывать о новых комбайнах, полученных совхозом в прошлом году, а Женя отвернулся к окну, погрузившись в радостные мысли о предстоящей пятнице.
– Может, в карты сыграем? – предложил Валера, наконец поняв, что его не слушают.
Женя скептически оглядел партнера – сам он предпочитал преферанс, которым прекрасно владел еще со студенческих лет, но целинник-то наверняка имел в виду «дурака».
– Пойдем, лучше покурим, – Женя встал.
Лавируя среди торчащих с полок вонючих ног и вещей, стоящих в проходе, они направились к тамбуру, и на боковушке, рядом с туалетом, Женя увидел девушку из очереди.
– Ой, мы опять соседи! – она заулыбалась, – я вас давно увидела! Еще раз спасибо вам!
Женя нехотя остановился. Он разглядывал «азиатку», все же пытаясь отыскать в ней хоть что-то привлекательное, но не находил – это был явно не его типаж.
– А вы в карты играете? – Валера вынырнул из-за его спины.
– Тань! – девушка постучала в верхнюю полку, – слезай – пошли в карты играть!
Сверху свесилась аккуратно подстриженная головка.
…А это уже кое-что, – Женя оценивающе прищурился, – выходит, не зря я вступился за уродину – все в мире происходит со смыслом… Но ведь опять Таня! Это уже не смешно. Придется нумеровать их – никакой фантазии у людей…
– Вы идите, курите, – «азиатка» увидела, как нетерпеливо Женя вертит в руке пачку, – мы сейчас.
В открытую дверь тамбура было хорошо видно, как Таня спустилась, осторожно нащупав край полки маленькой ножкой в белом носочке, и достав косметичку; присела за столик.
– Готовится, да? – глупо хихикнул Валера.
…Губищи-то закатай, козел… – Женя отвернулся, прикуривая, – тебе вторую – ты привык к «узкопленочным»… Но сказал он совсем другое:
– В кабак сгоняй. Шампусик возьми, конфет, фруктов.
– Да оно это… – смутился Валера.
– Понял, – Женя достал две пятидесятирублевки, и подумав, добавил третью, – это чтоб не говорил, что апельсины по семь рублей за штуку – дорого.
– По семь за штуку?.. – испугался Валера, – в Москве пять рублей килограмм – я сам видел! Надо было там взять, да?
– Заранее только презервативы берут, а остальное решается в процессе… кстати, у тебя есть?
– Что, презервативы? – Валера покраснел, – я ж женат.
– О, как! – рассмеялся Женя, – так, может, ты с чужими бабами и не пьешь? Или только не трахаешься?
– Нет, почему?.. Я пью…
– А чего стоишь? Дуй в кабак.
Женя с удовольствием наблюдал, как в ходе разговора менялось лицо целинника – пять минут назад в нем читалась гордость за такую состоявшуюся, отмеченную медалью жизнь; наверное, он даже сравнивал себя с длинноволосым бородатым бродягой в рубашке без двух пуговиц… и тут такой облом!
– Я мухой! – Валера сунул деньги в карман.
Дождавшись, пока гонец исчезнет из вида, Женя вернулся в вагон и плюхнулся на полку, разглядывая подругу «азиатки».
– Ну что, девчонки, давайте знакомиться. Женя.
– Валя, – представилась «азиатка», – а вы москвич?
На подобные вопросы тоже имелся готовый ответ.
– Я – гражданин мира; сегодня здесь, завтра там…
– Но где-то ж вы живете, – похоже, Валя была совсем не романтичной девушкой.
– Прописан в Воронеже. А вы, девчонки?
– И мы из Воронежа! – воодушевилась Валя, – к подруге на свадьбу ездили. Прикиньте, на море с пацаном из Москвы познакомилась, и вон что получилось. Нам бы так, да, Тань?
Таня покраснела, и Женя решил, что может закончить Игру одним ходом, но обещать жениться, он считал некорректным; вот, провести женщину по грани, ничего не обещая, но и не разрушая надежд – это истинная Игра!..
– Что ж у вас за работа такая, «гражданин мира»? – заинтересовалась Таня.
– Работа у меня классная, – в подробности Женя вдаваться не стал, потому что девушек, очень стремящихся замуж, занимает не процесс добывания денег, а конечный результат; поэтому, распаляя их любопытство, сообщил, – у меня есть дом, целое поместье земли, машина… короче, красиво жить не запретишь, а хреново – не заставишь.
– Везет вашей жене, – Валя отвернулась.
– Какая ты меркантильная, – вздохнул Женя, – а то, что муж будет появляться на пару дней в месяц, тебя не волнует?
– Зато каждый раз – праздник, – Таня засмеялась, – я б так смогла – никакой рутины, да?
…Если б ты еще сказала, что никогда не будешь выяснять, чем я занимаюсь в командировках, то была б почти идеальной женой. Такую и буду искать, если когда-нибудь соберусь жениться… Но продумать перспективу до конца Женя не успел, потому что вернулся гонец. То ли разочаровавшись в строительстве коммунизма, то ли сэкономив халявных денег, но добавил он в ресторане весьма прилично – его мотало между полок, тыча лицом в грязные носки, надетые на чьи-то грязные ноги; при этом он постоянно икал и извинялся, снова икал и снова извинялся. Наконец водрузив перед Женей пакет, Валера рухнул на голый матрац, совсем перестав отличаться от «кавказца», которого так презирал трезвым умом.
– Вот и пошли дебила… – Женя достал из пакета бутылку с укутанным в фольгу горлышком, – схожу за стаканами, а вы изучите, что он там еще притащил.
Стоя в противоположном конце вагона, Женя наблюдал, как девушки беседовали между собой: сначала они смеялись, потом спорили и в конце, похоже, поссорились, потому что замолчали, отвернувшись в разные стороны. В это время раздражающе яркий свет сменился мягкой голубизной, в которой прорисовывались лишь нечеткие загадочные силуэты, и девушки ушли курить. Вернулись они снова веселые; сбросив туфли, Валя сразу полезла на верхнюю полку, а Таня осталась разбирать содержимое пакета.
…Что и требовалось – очень мудрое решение, – Женя постучал к проводнице и получив желаемую тару, пошел обратно, – сейчас разберемся, что это за очередная Татьяна…
Поставив стаканы, он присел рядом с девушкой, уютно забившейся в уголок у закрытого дерматиновой шторкой окна. На столике угадывалась коробка конфет, раскатившиеся шары апельсинов и что-то кривое, похожее на банан.
– За знакомство? – бесшумно открыв бутылку, Женя плеснул в стаканы вспенившуюся жидкость, – Тань, как думаешь, случайность, что мы оказались в одном вагоне или нет?
– Не знаю, – она сделала глоток, второй; мгновенно появившаяся легкость требовала откровений, – мы, когда ехали в Москву, – Таня поставила недопитый стакан, – познакомились с парнем – он стихи пишет; так вот, он объяснял нам, почему людей в поездах тянет друг к другу. Хочешь, покажу? – она достала мятый листок и высунулась из своего гнездышка поближе к тусклому свету, – короче, почему людей в поезде тянет друг к другу. «…Их связывает нечто большее, чем общее купе. Скорее всего, это город, из которого они уезжают. Пусть они ни разу там не встретились, но им хочется вспоминать его, чтоб отыскать друг в друге частичку общего прошлого, оставшегося за двойными стеклами вагона. Их тянет не физически и не духовно, а просто потому что поезд прощает многое, не прощаемое в обычной, бесколесной жизни – не зря ведь железная дорога называется полосой отчуждения… Их тянет друг к другу, как кусочки разбитого вдребезги, несоединимого мира; тянет, чтоб сжаться в один комок, плакать и шептать невысказанное, возможно, предназначенное кому-то другому, оставшемуся среди других обломков, увезенных совсем в другую сторону. А если между ними возникает нечто большее, чем невинные слезы и выплывающий из воспоминаний шепот, то виновата в этом только полоса отчуждения с ее близорукими фонарями за окном и стыдливо-тусклыми светильниками купе…» Вот.
– Короче, клеил тебя, – сделал вывод Женя.
– Может, и клеил. Только я не поддалась…
Женя сжал Танины пальцы, как из тюбика выдавив на ее лицо алую краску; она прикрыла глаза, стыдясь того, что так прозрачно пыталась примерить к себе чужие сумбурные образы.
– Но сама идея тебе понравилось?..
– Нет, – Женя покачал головой, – я – человек технический, поэтому знаю, что «полоса отчуждения» – термин сугубо профессиональный, а не поэтический; обозначает он не поезд, где с людьми что-то там происходит, а полоску земли установленной ширины, включающую рельсы и прилегающие к ним насыпи…
– Какой ты… – Таня забрала руку и вздохнула.
– Обиделась? – Женя засмеялся, – хочешь, расскажу тебе что-нибудь веселое из реальной жизни? Например, представь – Ленинград, лето, шикарная погода, воскресенье…
Это была красивая история номер одиннадцать, но Таня никогда не бывала в Ленинграде и не могла представить его. Ее рот чуть приоткрылся, а глаза распахнулись, медленно и широко, как у большой куклы.
…И почему у нас плацкартный вагон?.. Оборвав никому не интересный рассказ, он наклонился, ласково провел по щеке; Таня почувствовала запах солнца от его волос и испугалась своих победивших чар – своих собственных без чужих дурацких стихов! Первый раз в жизни ей удалось заполучить прекрасного принца, похожего на древнего скандинавского бога, а не очкарика из параллельной группы и не пьяного отморозка с танцплощадки. Ей казалось, что это самая счастливая минута ее жизни… так неужто, правда, дело лишь в стуке колес и всесильной полосе отчуждения?..
– Утром приедем, и больше я тебя никогда не увижу, да?.. – Таня замерла, с ужасом ожидая ответа.
– Зачем же так печально?
– Просто печально… хоть скажи – все-таки кто ты?
– Странствующий рыцарь, – Женя улыбнулся, – дон Кихот; только тот воевал с ветряными мельницами, а я с железными.
Таня закрыла глаза, почувствовав прикосновение его губ – какое ей дело до его «мельниц»? Гораздо важнее его руки, сначала нежно, а потом все сильнее ласкавшие ее грудь… В другом конце вагона послышались шаркающие шаги.
– Кто-то идет, – прошептала Таня, пытаясь оттолкнуть чудесные руки.
– И что?.. Кому, какое дело?..
Мимо прошла сонная женщина в халате; хлопнула дверь туалета. Женя стиснул Танины плечи…
– Я не могу так, – она отрицательно мотнула головой, – когда ходят постоянно… если я дам телефон, ты позвонишь?
– Конечно!
Таня долго держала паузу, надеясь, что он добавит: – …Ведь мы всегда будем вместе! Но Женя не собирался никого обнадеживать, и она вздохнула.
– Я знаю, так не бывает; сейчас ты выйдешь и все забудешь. При твоей жизни – это ж эпизод, а я?.. Сижу в своем институте; закончу его, и зашлют меня врачом в какое-нибудь Задрюкино, и все – жизнь закончится…
Мимо прошел еще кто-то; снова хлопнула дверь, и Таня снова вздохнула.
– Чего людям не спится?.. Наверное, не хотят, чтоб мы были вместе… ладно, – она легко высвободилась из ненавязчивых объятий, вытянулась и подсунув под голову подушку, принялась изучать явившееся ей в человеческом образе, чудо. Впрочем, при таком освещении работала, скорее, фантазия, нежели зрение, но это не имело значения, – ты собирался рассказать мне что-то, – напомнила она, но Жене уже не хотелось ничего рассказывать. Веселые истории ему пригодятся в будущем – чтоб его уход не выглядел бегством, пока эта дурочка, лежа в постельке, будет остывать от «неземной» любви.
…Надо сегодня же ее трахнуть, – решил он, – после пятницы будет не до нее… нет, а почему, собственно, не брать то, что просто валяется под ногами…
– Может, поспишь? – Женя посмотрел на часы, – приезжаем мы в полчетвертого – день получится длинный.
– Бог с ним, – Таня вяло махнула рукой, – высплюсь. Мне в больницу только вечером – у нас сейчас практика. А знаешь, – она засмеялась, – родичи меня ждут днем – с другим поездом, но на него билетов не было.
– О, как!.. – Женя мгновенно оценил намек, – так зачем поднимать родителей в такую рань – днем и явишься, а?
– Нормально ты придумал, – она взъерошила Женины волосы, – только жена-то у тебя, небось, есть?
– Значит, все у нас начинается с недоверия?..
– Ну, извини…
Но Женя, решив ее проучить, отвернулся.
– Не хочешь разговаривать, тогда я сплю, – Таня вздохнула.
– А я покурю, – Женя уже поднялся, когда девушка поймала его руку и заставив сесть обратно, поцеловала в губы.
– Теперь можешь идти.
Выйдя в тамбур, Женя зевнул; прижался лбом к холодному стеклу. …Как же не хочется тащить ее к себе!.. Девка она, похоже, настырная – раз хату засветишь, так потом не выгонишь. Боже, как все просто!.. «Нравится – не нравится» – это самое светлое чувство, а остальное, уж совсем голый расчет. Я ж понимаю – после распределения ей надо любой ценой зацепиться в Воронеже… черт, а спать-то хочется. Надо прилечь, а то раздену ее и вырублюсь – неудобно получится…
Миновать Таню, понуро смотревшую в пустой проход, было невозможно, тем более, она радостно улыбнулась.
– Соня. Я тебя даже за ушком щекотала – ноль эмоций.
– Да разве я сплю? – пришлось присесть рядом, – вот, был я в Чернигове с Ленькой Клюевым – о, спит человек! Я как-то возвращаюсь ночью, а дверь заперта изнутри. Барабанил так, что соседа разбудил; сосед из своего номера стал в стенку лупить – ноль эмоций. Прибежала горничная; стала по телефону звонить (а телефон прямо над ухом стоит) – ноль эмоций. Во, как!
– А дальше что?
– Короче, спал я в холле, – Женя разгладил ладонями «помятое» лицо, – а ты говоришь, за ушком щекотала…
В окне в это время уже плыли желтые вокзальные фонари.
Воронеж встретил их милицейским нарядом, лениво прогуливавшимся по перрону, да таксистами, курившими у выхода в город; даже пассажиры, покидавшие вагоны, не нарушали этого сонного царства, тихонько рассасываясь по темным улицам.
– Прохладно, – Таня поежилась, и Женина рука тут же опустилась ей на плечо. Девушка словно ждала этого, чтоб прижаться и замереть.
– У меня есть бутылочка шикарной кедровой настойки, – заметил Женя, – натуральный сибирский продукт. Тех, кто не брезгает пить по утрам, могу согреть.
– А пойдемте ко мне, – неожиданно предложила Валя, – здесь пять минут пешком.
– Ты что, одна живешь? – удивился Женя.
– Живу я с родителями, но у нас частный дом, и есть времянка, где всякое старье свалено – Танька знает. Там нормально – стол есть, стулья, кровать…
…Нет, Бог, точно, есть – иначе откуда берутся такие расклады!.. Женя стиснул Танины плечи; девушка взвизгнула, но вырываться не стала, и это говорило о том, что предложение принято.
Дом действительно оказался совсем не далеко – каменный, добротный, выходивший окнами на улицу; а во дворе стояла беленькая времянка под шиферной крышей.
– Тсс, – Валя прижала палец к губам, – я примерная девочка.
– А времянка тогда зачем? – прошептал Женя.
Валя засмеялась и достав ключ, аккуратно открыла дверь. Все оказались в темной комнатушке, пропахшей пылью старых вещей; пошарив на полке, Валя нашла свечку.
– Соблюдаем конспирацию, а то родители свет увидят, так еще ментов вызовут – мы ж еще, типа, в Москве, – задернув шторы, она чиркнула спичкой, – есть соленые огурцы на закусь, только я пить не буду, а то дыхну – родители обалдеют.
– А ты? – Женя присел на жалобно скрипнувший стул.
– Она тоже. Иначе ей отец так всыплет!..
– Ой, ну, хватит! – перебила Таня, – тебе только скажи!
– Ладно, разберетесь сами, но учтите – родители уходят в восемь, и желательно, чтоб вы не встретились, а то не видать мне больше ключей от времянки.
Валя не успела закрыть за собой дверь, как Таня устроилась на Жениных коленях и по-вампирски прильнула к его шее.
…Только, вот, без засосов!.. Женя отстранил ее голову, а рука привычным движением проникла к застежке лифчика.
– Я сама, – Таня встала, – только не смотри, пожалуйста.
– Да ради бога! – Женя закурил и отвернулся, глядя, как в щель между шторами начинают проступать силуэты деревьев, забор, крыши каких-то строений. Это было странное ощущение, когда единый и понятный мир ночи распадается на множество крохотных неизвестных мирков, живущих по своим собственным законам… нет, все-таки ночь была Жене гораздо ближе.
Наконец заскрипела кровать, и это являлось сигналом. Быстро раздевшись, Женя юркнул под одеяло, столкнувшись там с теплым, податливым телом. Игра закончилась – наступило время получать заслуженные призы.
В трубке послышались гудки, и Женя мечтательно прикрыл глаза. …Москва! Город мечты!.. Да еще Олькина подруга!.. Идеальный вариант!.. А если у нее еще есть хата!..
– Жень, я пойду?..
– Да что ты, глупышка! – ему даже стало неловко за слова, произнесенные в самолете, но он знал, что это пройдет, как только вместо Москвы, он окажется в Красноярске, – куда ты пойдешь? Доставай блокнот, – он продиктовал телефон, – если не улетишь, позвони после девяти. Зовут ее Оля, мужика – Слава; и еще запиши телефон Виталика в Запорожье – тоже мой друг; я у них как-то сдавал пару прессов… – поймав Танин взгляд, Женя решил, что если б ему не надо было уезжать, они б прямо сейчас поехали к Славке и все решили здесь, без всякого Красноярска.
– Жень, зачем ты… кто я тебе?.. – Таня уткнулась в его плечо, и он прижал девушку к себе, пытаясь вспомнить, как называется шампунь, которым пахнут ее волосы.
– Ты – самая лучшая девчонка в мире!.. – правда, это было адресовано уже не ей, а той, другой, с которой он непременно познакомится в пятницу.
– Неужто мы больше не увидимся? – Таня подняла голову (…поцеловать или ну ее?.. – подумал Женя), – я таких, как ты, никогда не встречала. Ты обязательно приезжай, – она сама поцеловала его в щеку, – только позвони, а то я живу с родителями… – она покраснела от собственной смелости и быстро сменила тему, – так, где тут автобус?
На остановке они целовались долго и уже по-настоящему; при этом Женя искоса поглядывал на часы, понимая, что теряет драгоценное время, но не мог испортить такую красивую Игру. Наконец Таня исчезла в салоне, послав прощальный воздушный поцелуй; Женя дождался, пока закроются двери, и метнулся к стоянке такси.
– Шеф, на Казанский! Пулей! – он плюхнулся рядом с водителем, и машина сорвалась с места. …Так, все классно, – откинувшись на сиденье, Женя закурил, – нет, кто бы что ни говорил, жизнь прекрасна и удивительна!..
* * *
Вокзал встретил Женю привычным столпотворением. Это был хорошо знакомый мир, населенный калеками, алкашами, бабами в платках, торжественно восседавшими на грудах сумок; интеллигентами, прохаживающимися заложив руки за спину, и бесчисленными очередями – за бутербродами, газировкой, сувенирами, газетами и, естественно, за билетами.Женя сразу направился к шестой кассе, но вместо Любы там сидела незнакомая дама с тусклым взглядом; табло же, тем временем, фиксировало, что даже на самый захудалый пассажирский поезд до Воронежа осталось всего тридцать два места, и те в плацкарте.
…Черт, уже тридцать одно! – Женя увидел, как черная двойка сменилась единичкой, – и куда все едут?.. Неужто действительно верят, что там, где нас нет, лучше? Из-за жратвы и тряпок принимать такие мучения!.. Женя направился к группке людей, смиренно стоявших перед закрытым окошком с табличкой «перерыв». …Вот, не хватает ума сообразить, что она откроется через пятнадцать минут, а в открытые, они будут стоять три часа!.. Кругом дебилы!.. С другой стороны, это ж хорошо – нам жить проще…
Он занял место за мужчиной, с умным видом изучавшим газету «За рубежом»; самого Женю политические проблемы не привлекали. …Вот, если б «за руб. ежом»!.. – подумал он весело и окинув зал наметанным взглядом, пришел к выводу, что все красивые девушки уже уехали на более приличных поездах. …Ладно, почитаем, как оно там, в «мире капитала»… Женя пристроился к мужчине, заглядывая ему через плечо.
Наконец касса открылась.
– …Куда лезешь?! Куда, говорю, лезешь?!..
Обернувшись, Женя увидел растрепанную бабу, пытавшуюся вытолкнуть из быстро растущей очереди девушку с плоским, как сковородка, лицом и раскосыми глазами.
– Я ж занимала… правда, – покраснев, девушка беспомощно озиралась по сторонам.
– Не было тебя! Мужчина, скажите, кто за вами занимал?..
Сосед по очереди лишь промямлил что-то невнятное, не желая связываться с фурией.
– Нахалка! Знаешь где, мы таких видали?!..
Губы девушки дрогнули; она уже собралась переместиться в хвост очереди, но Жене стало жаль ее, и он поманил пальцем.
– Вы ж за мной занимали. Забыли, да?
– Как за вами?! – взвился потрепанный мужичок с полной авоськой апельсинов.
– Заглохни, – Женя глянул на него презрительно, – девушка отходила. Еще вопросы есть?
– Я не видел ее!..
– Еще вякнешь – вместо поезда поедешь прямиком в Склиф.
Мужичок замолчал, видимо, решив, что предлагаемый вариант не самый удачный, и даже скандальная тетка притихла, перестав взывать к справедливости.
– Что ж вы так?.. А я, вот, вас запомнил, – улыбнувшись, Женя поставил девушку в очередь, но желания продолжить знакомство не возникло – даже статья о тяжелом положении негров в США показалась ему интереснее, поэтому искреннее «спасибо» безответно повисло в воздухе.
Став счастливым обладателем кусочка картона, открывавшего путь домой, Женя вышел на площадь; остановился, вдыхая теплый весенний воздух, наслаждаясь непрерывающимся гулом Садового кольца и с завистью глядя на спешивших мимо людей. Как ему не хотелось уезжать! Ведь безымянная Олина подруга пребывала где-то рядом и прекрасно себя чувствовала среди этой радостной суеты, а ему предстояло влиться в «окающую» и «акающую» толпу, озабоченную лишь неподъемными сумками …со всяким дерьмом. Но такова судьба, – Женя вздохнул, – по крайней мере, до пятницы, а потом я смогу приезжать, когда захочу и на сколько захочу. Так что, Москва, не прощаюсь… Закончив мысленный монолог, он нехотя вышел на перрон, где его уже ждал поезд.
Соседи по вагону полностью отвечали статусу плацкарты: один уже громко храпел на верхней полке; второй, в идиотской желтой рубахе, тупо смотрел в окно, демонстративно не желая общаться с третьим – подвыпившим толстым кавказцем в мятом пиджаке, но кавказец хватал «желторубашечника» за руку, твердя заплетающимся языком:
– Не сердись, товарищ. Знаешь, какой у меня день?.. Ты не знаешь, какой у меня день!..
Парень стряхнул его руку, однако кавказец не отставал.
– Друг, давай выпьем – у меня есть рубль, – он с готовностью полез в карман, – неужели мы не найдем выпить?..
– Добрый вечер, – Женя остановился, и кавказец тут же переключился на него.
– О, товарищ, садись, на здоровье! – он тут же протянул рубль новому соседу, – смотри. Мы найдем где-нибудь выпить? Ты не обижай меня! Зачем думаешь, что я пьяный? У меня есть…
– Не могу больше! – «желторубашечник» встал, – как он достал своим рублем! Может, покурим? – обратился он к Жене.
Тот молча бросил сумку, и они вышли на улицу, где сгущавшийся вечер уютно прятал силуэты высоток.
– Вроде, уже и не Москва, – Женя разглядывал темно-зеленые бока вагонов, одинаковые шторки на окнах, девушек в униформе, попарно стоявших у дверей, а, главное, вдыхал фантастический запах, накрывавший весь вокзал. Он был настолько родным, что его не требовалось описывать словами, – чувствуешь? – Женя выразительно потянул носом.
– Меня уже тошнит от него! Я ж с Петропавловска еду…
– Камчатского?
– Нет, Казахского, – парень усмехнулся, – с Целины! Я туда пацаном уехал, по комсомольской путевке; даже медаль есть!
Женя не любил медали, считая, что это такая игра, придуманная государством, чтоб не платить нормальные деньги. У него самого было целых два значка «Победитель социалистического соревнования», и что? Разве от этого его жизнь стала лучше? А вот прессы, запущенные в Красноярске, реально грели, и карман, и душу.
– Слушай, – продолжал парень, не получив оценки своих подвигов, – выпить-то есть, но не хочется с обезьяной сидеть.
– Давай выгоним «обезьяну», – Женя пожал плечами, и тут проводница позвала всех обратно в вагон. Они даже не успели докурить, зато кавказцу хватило времени, чтоб вырубиться, и увидев это, «целинник» сразу полез в сумку.
– Меня Валерой звать, а тебя?
– С утра Женей был… – он достал остатки красноярской колбасы; как у всякого пассажира, бутылка у него тоже имелась, но бутылка сувенирная – с кедровой настойкой, и предназначалась она совсем для иных ситуаций.
– И как там целина? – Женя по-хозяйски разлил вонючую казахскую водку. Сам он был в «тех углах» лишь раз, и если обычно запоминал города по женщинам, с которыми проводил время, то в данном случае в памяти смутно всплывали лишь грязные улицы, застроенные трехэтажными бараками, и пьяные люди, громко разговаривавшие на уродливом языке.
– Там хорошо, – Валера вздохнул, – там деньги платят, а у нас в деревне что заработаешь?..
Женю не интересовала деревенская жизнь, поэтому он молча поднял стакан. Оба выпили, и Валера принялся с восторгом рассказывать о новых комбайнах, полученных совхозом в прошлом году, а Женя отвернулся к окну, погрузившись в радостные мысли о предстоящей пятнице.
– Может, в карты сыграем? – предложил Валера, наконец поняв, что его не слушают.
Женя скептически оглядел партнера – сам он предпочитал преферанс, которым прекрасно владел еще со студенческих лет, но целинник-то наверняка имел в виду «дурака».
– Пойдем, лучше покурим, – Женя встал.
Лавируя среди торчащих с полок вонючих ног и вещей, стоящих в проходе, они направились к тамбуру, и на боковушке, рядом с туалетом, Женя увидел девушку из очереди.
– Ой, мы опять соседи! – она заулыбалась, – я вас давно увидела! Еще раз спасибо вам!
Женя нехотя остановился. Он разглядывал «азиатку», все же пытаясь отыскать в ней хоть что-то привлекательное, но не находил – это был явно не его типаж.
– А вы в карты играете? – Валера вынырнул из-за его спины.
– Тань! – девушка постучала в верхнюю полку, – слезай – пошли в карты играть!
Сверху свесилась аккуратно подстриженная головка.
…А это уже кое-что, – Женя оценивающе прищурился, – выходит, не зря я вступился за уродину – все в мире происходит со смыслом… Но ведь опять Таня! Это уже не смешно. Придется нумеровать их – никакой фантазии у людей…
– Вы идите, курите, – «азиатка» увидела, как нетерпеливо Женя вертит в руке пачку, – мы сейчас.
В открытую дверь тамбура было хорошо видно, как Таня спустилась, осторожно нащупав край полки маленькой ножкой в белом носочке, и достав косметичку; присела за столик.
– Готовится, да? – глупо хихикнул Валера.
…Губищи-то закатай, козел… – Женя отвернулся, прикуривая, – тебе вторую – ты привык к «узкопленочным»… Но сказал он совсем другое:
– В кабак сгоняй. Шампусик возьми, конфет, фруктов.
– Да оно это… – смутился Валера.
– Понял, – Женя достал две пятидесятирублевки, и подумав, добавил третью, – это чтоб не говорил, что апельсины по семь рублей за штуку – дорого.
– По семь за штуку?.. – испугался Валера, – в Москве пять рублей килограмм – я сам видел! Надо было там взять, да?
– Заранее только презервативы берут, а остальное решается в процессе… кстати, у тебя есть?
– Что, презервативы? – Валера покраснел, – я ж женат.
– О, как! – рассмеялся Женя, – так, может, ты с чужими бабами и не пьешь? Или только не трахаешься?
– Нет, почему?.. Я пью…
– А чего стоишь? Дуй в кабак.
Женя с удовольствием наблюдал, как в ходе разговора менялось лицо целинника – пять минут назад в нем читалась гордость за такую состоявшуюся, отмеченную медалью жизнь; наверное, он даже сравнивал себя с длинноволосым бородатым бродягой в рубашке без двух пуговиц… и тут такой облом!
– Я мухой! – Валера сунул деньги в карман.
Дождавшись, пока гонец исчезнет из вида, Женя вернулся в вагон и плюхнулся на полку, разглядывая подругу «азиатки».
– Ну что, девчонки, давайте знакомиться. Женя.
– Валя, – представилась «азиатка», – а вы москвич?
На подобные вопросы тоже имелся готовый ответ.
– Я – гражданин мира; сегодня здесь, завтра там…
– Но где-то ж вы живете, – похоже, Валя была совсем не романтичной девушкой.
– Прописан в Воронеже. А вы, девчонки?
– И мы из Воронежа! – воодушевилась Валя, – к подруге на свадьбу ездили. Прикиньте, на море с пацаном из Москвы познакомилась, и вон что получилось. Нам бы так, да, Тань?
Таня покраснела, и Женя решил, что может закончить Игру одним ходом, но обещать жениться, он считал некорректным; вот, провести женщину по грани, ничего не обещая, но и не разрушая надежд – это истинная Игра!..
– Что ж у вас за работа такая, «гражданин мира»? – заинтересовалась Таня.
– Работа у меня классная, – в подробности Женя вдаваться не стал, потому что девушек, очень стремящихся замуж, занимает не процесс добывания денег, а конечный результат; поэтому, распаляя их любопытство, сообщил, – у меня есть дом, целое поместье земли, машина… короче, красиво жить не запретишь, а хреново – не заставишь.
– Везет вашей жене, – Валя отвернулась.
– Какая ты меркантильная, – вздохнул Женя, – а то, что муж будет появляться на пару дней в месяц, тебя не волнует?
– Зато каждый раз – праздник, – Таня засмеялась, – я б так смогла – никакой рутины, да?
…Если б ты еще сказала, что никогда не будешь выяснять, чем я занимаюсь в командировках, то была б почти идеальной женой. Такую и буду искать, если когда-нибудь соберусь жениться… Но продумать перспективу до конца Женя не успел, потому что вернулся гонец. То ли разочаровавшись в строительстве коммунизма, то ли сэкономив халявных денег, но добавил он в ресторане весьма прилично – его мотало между полок, тыча лицом в грязные носки, надетые на чьи-то грязные ноги; при этом он постоянно икал и извинялся, снова икал и снова извинялся. Наконец водрузив перед Женей пакет, Валера рухнул на голый матрац, совсем перестав отличаться от «кавказца», которого так презирал трезвым умом.
– Вот и пошли дебила… – Женя достал из пакета бутылку с укутанным в фольгу горлышком, – схожу за стаканами, а вы изучите, что он там еще притащил.
Стоя в противоположном конце вагона, Женя наблюдал, как девушки беседовали между собой: сначала они смеялись, потом спорили и в конце, похоже, поссорились, потому что замолчали, отвернувшись в разные стороны. В это время раздражающе яркий свет сменился мягкой голубизной, в которой прорисовывались лишь нечеткие загадочные силуэты, и девушки ушли курить. Вернулись они снова веселые; сбросив туфли, Валя сразу полезла на верхнюю полку, а Таня осталась разбирать содержимое пакета.
…Что и требовалось – очень мудрое решение, – Женя постучал к проводнице и получив желаемую тару, пошел обратно, – сейчас разберемся, что это за очередная Татьяна…
Поставив стаканы, он присел рядом с девушкой, уютно забившейся в уголок у закрытого дерматиновой шторкой окна. На столике угадывалась коробка конфет, раскатившиеся шары апельсинов и что-то кривое, похожее на банан.
– За знакомство? – бесшумно открыв бутылку, Женя плеснул в стаканы вспенившуюся жидкость, – Тань, как думаешь, случайность, что мы оказались в одном вагоне или нет?
– Не знаю, – она сделала глоток, второй; мгновенно появившаяся легкость требовала откровений, – мы, когда ехали в Москву, – Таня поставила недопитый стакан, – познакомились с парнем – он стихи пишет; так вот, он объяснял нам, почему людей в поездах тянет друг к другу. Хочешь, покажу? – она достала мятый листок и высунулась из своего гнездышка поближе к тусклому свету, – короче, почему людей в поезде тянет друг к другу. «…Их связывает нечто большее, чем общее купе. Скорее всего, это город, из которого они уезжают. Пусть они ни разу там не встретились, но им хочется вспоминать его, чтоб отыскать друг в друге частичку общего прошлого, оставшегося за двойными стеклами вагона. Их тянет не физически и не духовно, а просто потому что поезд прощает многое, не прощаемое в обычной, бесколесной жизни – не зря ведь железная дорога называется полосой отчуждения… Их тянет друг к другу, как кусочки разбитого вдребезги, несоединимого мира; тянет, чтоб сжаться в один комок, плакать и шептать невысказанное, возможно, предназначенное кому-то другому, оставшемуся среди других обломков, увезенных совсем в другую сторону. А если между ними возникает нечто большее, чем невинные слезы и выплывающий из воспоминаний шепот, то виновата в этом только полоса отчуждения с ее близорукими фонарями за окном и стыдливо-тусклыми светильниками купе…» Вот.
– Короче, клеил тебя, – сделал вывод Женя.
– Может, и клеил. Только я не поддалась…
Женя сжал Танины пальцы, как из тюбика выдавив на ее лицо алую краску; она прикрыла глаза, стыдясь того, что так прозрачно пыталась примерить к себе чужие сумбурные образы.
– Но сама идея тебе понравилось?..
– Нет, – Женя покачал головой, – я – человек технический, поэтому знаю, что «полоса отчуждения» – термин сугубо профессиональный, а не поэтический; обозначает он не поезд, где с людьми что-то там происходит, а полоску земли установленной ширины, включающую рельсы и прилегающие к ним насыпи…
– Какой ты… – Таня забрала руку и вздохнула.
– Обиделась? – Женя засмеялся, – хочешь, расскажу тебе что-нибудь веселое из реальной жизни? Например, представь – Ленинград, лето, шикарная погода, воскресенье…
Это была красивая история номер одиннадцать, но Таня никогда не бывала в Ленинграде и не могла представить его. Ее рот чуть приоткрылся, а глаза распахнулись, медленно и широко, как у большой куклы.
…И почему у нас плацкартный вагон?.. Оборвав никому не интересный рассказ, он наклонился, ласково провел по щеке; Таня почувствовала запах солнца от его волос и испугалась своих победивших чар – своих собственных без чужих дурацких стихов! Первый раз в жизни ей удалось заполучить прекрасного принца, похожего на древнего скандинавского бога, а не очкарика из параллельной группы и не пьяного отморозка с танцплощадки. Ей казалось, что это самая счастливая минута ее жизни… так неужто, правда, дело лишь в стуке колес и всесильной полосе отчуждения?..
– Утром приедем, и больше я тебя никогда не увижу, да?.. – Таня замерла, с ужасом ожидая ответа.
– Зачем же так печально?
– Просто печально… хоть скажи – все-таки кто ты?
– Странствующий рыцарь, – Женя улыбнулся, – дон Кихот; только тот воевал с ветряными мельницами, а я с железными.
Таня закрыла глаза, почувствовав прикосновение его губ – какое ей дело до его «мельниц»? Гораздо важнее его руки, сначала нежно, а потом все сильнее ласкавшие ее грудь… В другом конце вагона послышались шаркающие шаги.
– Кто-то идет, – прошептала Таня, пытаясь оттолкнуть чудесные руки.
– И что?.. Кому, какое дело?..
Мимо прошла сонная женщина в халате; хлопнула дверь туалета. Женя стиснул Танины плечи…
– Я не могу так, – она отрицательно мотнула головой, – когда ходят постоянно… если я дам телефон, ты позвонишь?
– Конечно!
Таня долго держала паузу, надеясь, что он добавит: – …Ведь мы всегда будем вместе! Но Женя не собирался никого обнадеживать, и она вздохнула.
– Я знаю, так не бывает; сейчас ты выйдешь и все забудешь. При твоей жизни – это ж эпизод, а я?.. Сижу в своем институте; закончу его, и зашлют меня врачом в какое-нибудь Задрюкино, и все – жизнь закончится…
Мимо прошел еще кто-то; снова хлопнула дверь, и Таня снова вздохнула.
– Чего людям не спится?.. Наверное, не хотят, чтоб мы были вместе… ладно, – она легко высвободилась из ненавязчивых объятий, вытянулась и подсунув под голову подушку, принялась изучать явившееся ей в человеческом образе, чудо. Впрочем, при таком освещении работала, скорее, фантазия, нежели зрение, но это не имело значения, – ты собирался рассказать мне что-то, – напомнила она, но Жене уже не хотелось ничего рассказывать. Веселые истории ему пригодятся в будущем – чтоб его уход не выглядел бегством, пока эта дурочка, лежа в постельке, будет остывать от «неземной» любви.
…Надо сегодня же ее трахнуть, – решил он, – после пятницы будет не до нее… нет, а почему, собственно, не брать то, что просто валяется под ногами…
– Может, поспишь? – Женя посмотрел на часы, – приезжаем мы в полчетвертого – день получится длинный.
– Бог с ним, – Таня вяло махнула рукой, – высплюсь. Мне в больницу только вечером – у нас сейчас практика. А знаешь, – она засмеялась, – родичи меня ждут днем – с другим поездом, но на него билетов не было.
– О, как!.. – Женя мгновенно оценил намек, – так зачем поднимать родителей в такую рань – днем и явишься, а?
– Нормально ты придумал, – она взъерошила Женины волосы, – только жена-то у тебя, небось, есть?
– Значит, все у нас начинается с недоверия?..
– Ну, извини…
Но Женя, решив ее проучить, отвернулся.
– Не хочешь разговаривать, тогда я сплю, – Таня вздохнула.
– А я покурю, – Женя уже поднялся, когда девушка поймала его руку и заставив сесть обратно, поцеловала в губы.
– Теперь можешь идти.
Выйдя в тамбур, Женя зевнул; прижался лбом к холодному стеклу. …Как же не хочется тащить ее к себе!.. Девка она, похоже, настырная – раз хату засветишь, так потом не выгонишь. Боже, как все просто!.. «Нравится – не нравится» – это самое светлое чувство, а остальное, уж совсем голый расчет. Я ж понимаю – после распределения ей надо любой ценой зацепиться в Воронеже… черт, а спать-то хочется. Надо прилечь, а то раздену ее и вырублюсь – неудобно получится…
* * *
Проснулся Женя от яркого электрического света и разлепив тяжелые веки, увидел, что наиболее трезвые пассажиры уже копошились, собирая вещи. …Значит, подъезжаем. Таня… может, она мне приснилась? Я уж забыл, как она выглядит… да, скорее всего, она тоже, и это к лучшему – не зря говорят, не следи, где живешь. Что мне, целой страны мало?.. Это ж придется график составлять, чтоб они с Ленкой не пересекались… а можно и не составлять – прикольно, как они станут друг дружке волосенки рвать… Спрыгнув с полки, он пошел умываться.Миновать Таню, понуро смотревшую в пустой проход, было невозможно, тем более, она радостно улыбнулась.
– Соня. Я тебя даже за ушком щекотала – ноль эмоций.
– Да разве я сплю? – пришлось присесть рядом, – вот, был я в Чернигове с Ленькой Клюевым – о, спит человек! Я как-то возвращаюсь ночью, а дверь заперта изнутри. Барабанил так, что соседа разбудил; сосед из своего номера стал в стенку лупить – ноль эмоций. Прибежала горничная; стала по телефону звонить (а телефон прямо над ухом стоит) – ноль эмоций. Во, как!
– А дальше что?
– Короче, спал я в холле, – Женя разгладил ладонями «помятое» лицо, – а ты говоришь, за ушком щекотала…
В окне в это время уже плыли желтые вокзальные фонари.
Воронеж встретил их милицейским нарядом, лениво прогуливавшимся по перрону, да таксистами, курившими у выхода в город; даже пассажиры, покидавшие вагоны, не нарушали этого сонного царства, тихонько рассасываясь по темным улицам.
– Прохладно, – Таня поежилась, и Женина рука тут же опустилась ей на плечо. Девушка словно ждала этого, чтоб прижаться и замереть.
– У меня есть бутылочка шикарной кедровой настойки, – заметил Женя, – натуральный сибирский продукт. Тех, кто не брезгает пить по утрам, могу согреть.
– А пойдемте ко мне, – неожиданно предложила Валя, – здесь пять минут пешком.
– Ты что, одна живешь? – удивился Женя.
– Живу я с родителями, но у нас частный дом, и есть времянка, где всякое старье свалено – Танька знает. Там нормально – стол есть, стулья, кровать…
…Нет, Бог, точно, есть – иначе откуда берутся такие расклады!.. Женя стиснул Танины плечи; девушка взвизгнула, но вырываться не стала, и это говорило о том, что предложение принято.
Дом действительно оказался совсем не далеко – каменный, добротный, выходивший окнами на улицу; а во дворе стояла беленькая времянка под шиферной крышей.
– Тсс, – Валя прижала палец к губам, – я примерная девочка.
– А времянка тогда зачем? – прошептал Женя.
Валя засмеялась и достав ключ, аккуратно открыла дверь. Все оказались в темной комнатушке, пропахшей пылью старых вещей; пошарив на полке, Валя нашла свечку.
– Соблюдаем конспирацию, а то родители свет увидят, так еще ментов вызовут – мы ж еще, типа, в Москве, – задернув шторы, она чиркнула спичкой, – есть соленые огурцы на закусь, только я пить не буду, а то дыхну – родители обалдеют.
– А ты? – Женя присел на жалобно скрипнувший стул.
– Она тоже. Иначе ей отец так всыплет!..
– Ой, ну, хватит! – перебила Таня, – тебе только скажи!
– Ладно, разберетесь сами, но учтите – родители уходят в восемь, и желательно, чтоб вы не встретились, а то не видать мне больше ключей от времянки.
Валя не успела закрыть за собой дверь, как Таня устроилась на Жениных коленях и по-вампирски прильнула к его шее.
…Только, вот, без засосов!.. Женя отстранил ее голову, а рука привычным движением проникла к застежке лифчика.
– Я сама, – Таня встала, – только не смотри, пожалуйста.
– Да ради бога! – Женя закурил и отвернулся, глядя, как в щель между шторами начинают проступать силуэты деревьев, забор, крыши каких-то строений. Это было странное ощущение, когда единый и понятный мир ночи распадается на множество крохотных неизвестных мирков, живущих по своим собственным законам… нет, все-таки ночь была Жене гораздо ближе.
Наконец заскрипела кровать, и это являлось сигналом. Быстро раздевшись, Женя юркнул под одеяло, столкнувшись там с теплым, податливым телом. Игра закончилась – наступило время получать заслуженные призы.