Страница:
– Ты! Подруга называется!.. Чего расселась?
– Надь, я на работе сегодня, знаешь, как напрыгалась…
– А я там лежала, да? – она тянула Олю вместе со стулом.
– Сказала же, не хочу! Что, не понимаешь?!..
На секунду Надюша опешила, но потом махнула рукой и вернулась в центр комнаты. Началась новая мелодия, однако, то ли утратилось ощущение новизны, то ли у исполнительницы пропал азарт, и Женя решил, что шаманы здесь ни при чем.
– Надюш, выпить хочешь? – он принялся наполнять рюмки.
– Конечно, хочу! – она пританцевала к дивану и плюхнулась, устало откинувшись на спинку.
– Фридрих-Штат-Палас на каникулах.
Все засмеялись, лишь Надюша продолжала полулежать, прикрыв глаза, погруженная в свои мысли.
– Жень, расскажи что-нибудь – у тебя ж куча всяких историй, – попросила Оля, – а то именинница заснет.
– Легко! – Женя устроился поудобнее, – значит, история номер двенадцать о том, как мы…
– Терпеть не могу «домашние заготовки», – Надюша выпрямилась, – и, вообще, мы собирались выпить. Все-таки четвертак стукнул – должно ж это хоть чем-то запомниться.
…Похоже, не будет у меня тут уютного гнездышка, – подумал Женя, – хотя без хаты его и так не будет, а таскаться по гостиницам, так можно найти девку поинтереснее… но трахнуть ее надо!.. Что я, зря сюда приперся?..
– За именинницу! За ее первый четвертак! – провозгласил Слава; все дружно выпили, и Надюша, вместо того, чтоб закусить, уткнулась в Женино плечо. Ему ничего не оставалось, как обнять ее; это продолжалось всего несколько мгновений, пока она снова не приняла прежнюю позу, но Женя успел почувствовать, какое у нее приятное спортивное тело. …И все-таки жаль, что у нее нет хаты, – подумал он.
По мере того, как бутылки исчезали со стола, время будто ускоряло бег, и когда Слава убрал под стол последнюю и посмотрел на часы, то даже присвистнул от удивления.
– Полдвенадцатого! В такое время уже не продают.
– А мне хватит, – засмеялась Надюша, – я пьяная-я-я… глаза закрываю, и все кружится, кружится… – она привалилась к Жениному плечу, – а так не кружится – здесь я и буду жить.
Женя крепко прижал ее к себе. Надюша замерла; вдруг неожиданно повернув голову, чмокнула его в губы и снова отвернулась с тем же ничего не выражавшим лицом. Женя не понял, что это был за жест, но подумал: …В койку, и побыстрее!.. Что с нее еще возьмешь?..
– И тебе хватит, а то опять завтра болеть будешь, – Оля повернула к себе Славино лицо, чтоб он не смотрел так тоскливо в пустую рюмку, – ребята, давайте спать! Впереди еще целых два выходных – чего сидеть, туканить?
– И то правда, – Слава поднялся, – Жень, давай вытащим на кухню диван; классное у вас будет спальня – рядом с закуской.
Женя хотел увидеть Надюшину реакцию, но та молча встала и направилась в ванную; через минуту там зашумела вода.
– Жень, – Оля открыла ящик с бельем, – Надюшке ты понравился – уж я знаю ее повадки. А она тебе?
– Ну, под низ пройдет, – Женя пожал плечами.
– Фу, какой ты стал грубый. На, вот, – она подала простыни, – хорошая девчонка, только сама не знает, чего ей надо. Я думала, ты ей растолкуешь, как знаток женских сердец, а ты – под низ…
– Надь! – раздался из коридора Славин голос, – ты не утонула случайно? Тут еще есть желающие!
Через минуту дверь открылась и появилась улыбающаяся Надюша; на ней была лишь длинная футболка со споткнувшимся о пачку «Marlboro» ковбоем; грудь с ней сделалась маленькой, но весьма аппетитной; к тому же она потянулась, продемонстрировав белые трусики. Вряд ли это получилось случайно, и Женя усмехнулся. …Ну, сучка…
– Ужасно люблю воду, – пояснила она, – мать, небось, врет – от дельфина она меня родила, а не от отца.
– От акулы, скорее. Не дай бог, жить с тобой в коммуналке, – Слава взял полотенце, показывая, кто идет следующим, – в ванную не попадешь.
– А ты умеешь плавать? – Надюша повернулась к Жене.
– Слушайте, идите к себе – я тут переодеваться буду, – Оля стянула с головы ленту и отвернулась к зеркалу.
– Пошли, – Надюша потащила Женю на кухню.
Включать свет не стали, и в бликах уличных фонарей он видел, как Надюша юркнула под одеяло, а через секунду оттуда вылетела футболка и упала точно на стул.
– Йес! – радостно воскликнула Надюша, – а теперь говори, умеешь плавать или нет? Если не умеешь, буду относиться к тебе на полстакана хуже.
– Еще хуже? – Женя засмеялся.
– А чего ты хочешь от дочери акулы? Так что, колись.
– Умею, – присев на подоконник, Женя достал сигарету. Он бы с удовольствием поскорее забрался к ней под одеяло, но «дочери акулы» вряд ли б понравилось соседство с человеком, проведшим ночь в душном поезде, а потом полдня мотавшимся по пыльным электричкам. Собственно, он ведь никуда не спешит.
– Не поверишь, – Женя чиркнул зажигалкой, – первый раз поплыл я только в восьмом классе. До этого от воды шарахался, как при первой стадии бешенства.
– Правда? А я с пяти лет в бассейн ходила… О! За это мы не выпили – получается, двадцать лет, как я плаваю!.. – она засмеялась, – ну, и как же ты поплыл?
Эта история не входила в стандартный набор, Но в этот раз все шло как-то не по правилам.
– Послали нас в военизированный лагерь. Домики, там; лес, речка. По утрам зарядка, кросс, потом соревнования; война между «красными» и «синими»… короче, чтоб любимую Родину защитить, в случае чего. А речка глубокая, холодная; питается только из родников. В лагере что-то типа большого «лягушатника» было – там только у самой загородки с головой, и то не каждому. Однажды пошли в поход. Привал, и все, естественно, купаться. Место глубокое, широкое; кусты по берегу – где попало, не вылезешь. И вот, лежу я один под деревом и гляжу, как остальные резвятся… Ты слушай! – Женя вскинул руку, видя, что Надюша собирается вставить какую-то шутку, – наплавался народ; вылезли и стали меня доставать. Короче, поспорил я, что на другую сторону переплыву. И пошел. Помню, одна мысль была: не думать, что подо мной нет дна; только почувствую это – сразу утону. И попер я на одном дыхании; подплыл к другому берегу, а вылезти не могу – кусты. Сижу в воде и держусь за лозину – со стороны смешно, наверное; чувствую, пора обратно плыть, а дыхалки-то нет, руки дрожат. Честно говоря, не помню, как доплыл, но точно знаю – не спасали. А потом, как спортом заниматься стал, так и пошло… – Женя махнул рукой.
– И чем же ты занимался?
– А всем понемногу, пока в институте учился. Первый и второй разряд по легкой атлетике – первый, в прыжках, а второй, в толкании ядра; первый по боксу; еще гандбол, волейбол… Знаешь, как-то надоедает все быстро. Пока в новинку, вроде, интересно, а как начинается рутинная работа на результат, так сразу и думаешь – в сборную страны все равно не попаду, и на фиг оно мне нужно, время тратить.
– Абсолютно та же фигня, – Надюша вздохнула, – мне тоже все быстро надоедает.
– Все-таки интересная ты девчонка…
– Да ничего интересного – просто я делаю то, что хочу, только и всего. А хотеть я могу самых разных вещей, так что особо не пытайся меня понять. Кстати, ты в Москву надолго?
– Сейчас на пару дней, но вообще я здесь часто бываю.
– Пары дней вполне достаточно, – Надюша повернулась на бок, чтоб лучше видеть собеседника, – за пару дней ты, наверное, мне уже надоешь.
– Уверена? – по большому счету, Жене было все равно, но пресловутая мужская гордость не могла допустить, чтоб его бросили первым.
– Я ни в чем не уверена, но раньше всегда так было. Иди, мойся – хозяева, вроде, уже угомонились.
В спальне действительно было тихо, и по темному коридору Женя прокрался в ванную, где его ждало заботливо оставленное Олей полотенце.
…Мое отображение в женском варианте, – эта мысль возникла, когда Женя взглянул в зеркало; мысль была теплой и немного грустной, но упругая струя воды смыла ее, – значит, точно, у нас ничего не получится; если б Олька предупредила, что там за подружка, я б и не дергался – смысл?.. Хотя все-таки забавно – есть в ней нечто притягательное… нет, если б что-то получилось, было б классно…
Когда Женя вернулся на кухню, Надюша сидела на подоконнике, совсем как он сам десять минут назад.
– Ну, что? – она щелчком запустила сигарету в окно, – пошли, а то, небось, утро скоро, – по второму разу отправила на стул футболку и вновь залезла в постель, – чего стоишь?
– Я уже не стою – я лежу, – Женя прыгнул на диван, и тот противно заскрипел.
– Ну и лежанка нам досталась, – Надюша вздохнула, – явно не для любви.
Кроме «музыкальности», диван оказался еще и слишком узким, поэтому они повернулись на бок, лицом друг к другу. Женины руки нежно исследовали незнакомое тело и добравшись до узкой полоски материи, остановились.
– Ты не хочешь? – прошептала Надюша; не дожидаясь ответа, ее руки крепко обхватили Женину шею…
– А ты, как мужик, правда, ничего – почти как Олька рассказывала. Интересно, сколько сейчас времени?
…Так они еще и делятся впечатлениями, сучки!.. Не то, чтоб это открытие оскорбило Женю – просто подобная мысль не приходила ему в голову, но даже слово «почти» в язвительных Надюшиных устах вовсе не выглядело обидным. Он поднял часы, разглядывая тусклый циферблат.
– Около трех.
– Потише – хозяев разбудим. Олька злая, когда не выспится.
– Если их не разбудил диван, то теперь главное, чтоб Царь-пушка не выстрелила.
– Тише, – Надюша прижала палец к Жениным губам; потом ладонь распрямилась, лаская лицо, – такой мохнатый весь… Женя… Мне с тобой, правда, хорошо.
– Мне тоже… – фраза вырвалась как-то сама собой.
– Спать хочешь? – спросила Надюша.
– Нет, – чтоб не упасть, Женя вновь повернул Надюшу на бок и крепко прижал к себе.
– Я тоже. Давай, покурим, что ли – везде ведь говорят, мол, после секса положено покурить.
После этого казенного предложения атмосфера интима разрушилась; Женя перебрался на подоконник и выпуская дым, молча наблюдал, как ярко красный огонек, то затухал, то вспыхивал, освещая Надюшины губы и нос. Ему стало жаль потерянной хрупкой идиллии, хотя что в ней было такого особенного, он не мог объяснить – просто было жаль.
– Знаешь, – сказала Надюша, неизвестно к чему, – я никогда б не смогла прожить без Москвы. Как можно выходить на какую-то улицу, считать ее центром города, и знать, что это не улица Горького? Как можно жить без метро, безо всех этих домов?.. Переезжай в Москву, а? – она поднялась на локте.
– Зачем? – Женя подумал, что она, как все женщины, наконец-то заговорит о чувствах, но Надюша пожала плечами.
– Как зачем? Неужто ты сам не понимаешь, что жить надо только в Москве!
– Не понимаю, – Женя разочарованно покачал головой, – в Воронеже у меня дом, в отличие от ваших «скворечников»…
– Фи, Воронеж… – Женя не мог видеть, но, наверное, Надюша презрительно скривила губы, – помнишь у Шолохова в «Тихом Доне» про Воронеж? Что-то… короче, там сильные ветры и много хохлов, да?
– Я не читал «Тихий Дон», – признался Женя, – зато я объездил весь Советский Союз, а, возможно, и в загранку попаду – ходят слухи, что кто-то от нас должен поехать. Разве это хуже, чем всю жизнь торчать в Москве?
– В этом я тебе даже завидую… но жить все равно надо в Москве! Продавай свой дом и переезжай сюда. Я к тебе в гости приходить буду.
– Почему только в гости? – Жене все-таки хотелось толкнуть ее мысль в нужном направлении, но Надюша никак не хотела двигаться путем, проторенным десятками других женщин.
– Конечно, в гости, – она протянула сигарету, чтоб Женя затушил ее в пепельнице, – оно мне надо, чтоб твоя жена писала мне на работу жалобы? У нас, знаешь, с моральным обликом строго. Или еще встретит, да оттаскает за волосы…
– Нет у меня жены! – оборвал Женя поток глупостей.
– Так будет когда-нибудь.
– А если это будешь ты?
– Какой же ты нудный, – Надюша вздохнула, – и пошутить с тобой нельзя, – она неожиданно отвернулась к стене и сказав «спокойной ночи», затихла.
Это была какая-то совсем не красивая концовка – Женя не привык к таким «эндшпилям», да и спать ему не хотелось.
– Надюш, – он ласково погладил ее по голове.
– Оставь меня в покое. Я сплю!
Женя убрал руку и осторожно забравшись под одеяло, уставился в темноту. …И что это было? Говорят, женщина отдается сначала душой, а только потом телом; если она сначала отдается телом, значит, души у нее нет. Но у Надюши-то она есть – я чувствую! Просто душа ее летает где-то…
– Ты спишь? – услышал он возле самого уха.
– Нет.
– А почему тогда лежишь и ничего не делаешь?
– Но ведь ты собиралась спать!
– Придурок. А если б я сразу сказала, что у меня болит голова – ты б с самого начала так и лежал бревном?
– Нет, почему?.. – Женя почувствовал себя идиотом.
– По кочану! Был у меня один мальчик; я ему говорю – завтра не звони, потому как я занята – иду с другим в кино. Он отвечает – хорошо, я позвоню послезавтра. Усек, да? Это так, на будущее, а теперь я, действительно, буду спать, и попробуй ко мне прикоснуться. Честное слово, я встану, и буду читать книгу, пока метро не откроется. Все, – она снова отвернулась.
Это был явный перебор – Женя на многое не обращал внимания, но женщины никогда не пытались выставить его идиотом!.. Нет, если б она извинилась и перевела все в шутку, Женя б простил, но Надюша и не думала этого делать.
– Что ты будешь?.. Читать?.. – он развернул ее и зажал рот поцелуем. Обычно в таких случаях сопротивление длилось не больше минуты, плавно превращаясь в игру, но Надюша сопротивлялась реально – ее ногти впились в Женину спину; она мотала головой, а ноги сучили по простыне, грозя окончательно развалить диван, только силы-то были не равны.
В конце концов, руки были обезврежены, сжатые ноги раздвинуты, и только тогда Женя освободил ее рот.
– Сдаюсь… не могу я… – дышала Надюша тяжело и не ровно, – биться с таким лосем…
Женя чувствовал, что они возбуждены сильнее, чем в первый раз – наверное, поэтому все получилось просто здорово!
…Так нормальные люди превращаются в насильников, – подумал Женя, когда оба в изнеможении затихли. У него сил больше не было, а Надюша еще сумела забросить на него ногу, уложить голову ему на плечо.
– Можно теперь я буду спать? – как послушная девочка, прошептала она.
– Я люблю тебя, – пробормотал Женя.
– Я не верю, – Вздохнув, Надюша закрыла глаза, – и, вообще, зря ты это сказал…
Но Женя уже ничего не слышал – он проваливался в бездну, и это был потрясающий полет, наполненный легкостью!..
Очнулся он среди симпатичных южных домиков, окруженных горами. Правда, сориентироваться до конца не успел – небо потемнело и на землю обрушился ливень. Все происходило настолько быстро, словно оператор проматывал неважные фрагменты, приближая развязку – Женя еще только успел подумать, где б ему укрыться, как сверху понесся грязевой поток, сносивший на своем пути дома, деревья; вертевший, неизвестно откуда принесенные автомобили и туши каких-то животных. Поток подхватил и Женю-Актера, хватавшегося за все, что попадалось под руки, но это «все» тут же переставало быть опорой и вместе с ним неслось вниз. Правда, страха не возникало – наверное, истинного Жени было больше в Зрителе.
В конце концов, поток опустил его в долину и бесследно исчез; так же бесследно исчезли следы жуткого природного катаклизма, и Женя, совершенно сухой и невредимый, оказался на улице с аккуратными домиками и гранатовыми садами. (Он никогда не видел настоящих гранатовых деревьев, поэтому они напоминали яблони из его сада).
Из ближайшего дома появилась девушка, и вот тут мнения Жени-Зрителя и Жени-Актера разошлись: один счел ее красавицей и заворожено остановился, а другому она виделась жутко худой и страшной, похожей на смерть…
– …Жень! Жень, твою мать!
Женя открыл глаза. Мысленно он еще находился в гранатовом саду, но постепенно опознал Славу, стол с неубранной посудой, стены, потолок; потом заскрипел диван, и тут полностью вернулся реальный мир. Повернув голову, Женя обнаружил, что рядом никого нет.
– А где Надюшка?..
– Это я у тебя хотел спросить, – Слава взял со стола листок, – во, тебе послание: «Женя, все было классно, но повторение – это мать не учения, а скуки, поэтому я уехала на дачу с одним мальчиком…» Вот, стерва! – Слава покачал головой и вернулся к тексту, – «…будешь в Москве, звони. Если буду свободна, встретимся». Дальше телефон.
– Что тут у вас? – войдя, Оля тоже заглянула в записку, – Женька!.. Если Надюшка оставила телефон, значит, влюбилась.
– Манал я такую любовь, – Женя потер виски, – а если сейчас взять и махнуть к ней на дачу? Ты знаешь, где это?
– Конечно, знаю – это по Киевской дороге.
– Я б на Женькином месте скрутил ее, привез сюда и надрал задницу!.. – Слава уселся на подоконник.
– Ой, какие мы строгие, – Оля засмеялась, – Жень, не езди никуда – она упрямая, как коза…
– Знаю, какая она, – Женя вспомнил, их фантастическая ночь, – ты только адрес скажи.
– Не скажу, – Оля покачала головой, – нет, если, конечно, будешь пытать, скажу – я, девушка слабая, боли боюсь, но, во-первых, надеюсь, Славка заступится, а, во-вторых, там от станции шесть километров пешком по лесу – заблудишься.
– Но я хочу поехать! – Женя стукнул кулаком по дивану.
– Жень, если б она не собиралась с тобой встречаться, то телефон бы не оставила, так что все нормально. А дача у нее классная… – Оля мечтательно подняла глаза, освежая воспоминания, – как-то мы чуть не вляпались – приехали туда вдвоем… Слав, слышишь, вдвоем – без мужиков! Целый день на речке, а к вечеру захотелось нам «Рислинга», но за ним только в Нарафоминск ехать. Ну, поймали частника; довез он, а в магазине вообще никакого «сушняка» – только в кабак идти. Заходим… – она засмеялась, – это видеть надо! Представляете, две девицы в юбках до пупа; морды обгорелые, но при макияже! И за вином. Там все на нас вылупились. Взяли мы пузырь, и два каких-то козла за нами увязались. Мы дворами, а дороги не знаем, да еще темно – страшно. Еле до электрички добежали; а еще ж по лесу топать – натерпелись, короче. Пока добрались, уже совсем ночь. Заперлись в доме, а бутылку открыть нечем – штопора нету. Надюшка давай пробку внутрь давить – не фига не выходит… – Оля поняла, что никто ее не слушает, – Жень, – она взяла его за руку, – не психуй. За Надюшкой все мужики бегают. Не знаю уж, что в ней такого, но буквально все!.. Я думала, ты – великий дон Жуан, обломаешь ее, а тут, вон, чего получилось…
– Да не бегаю я за ней!
– А зачем тебе тогда на дачу ехать? – удивилась Оля.
– Не знаю! – Женя действительно не знал, чего хочет – однозначно не жениться и не, что называется, встречаться; приезжать к ней некуда; переспать? Но повторить сегодняшнюю спонтанную ночь вряд ли удастся – другие наверняка будут хуже, – бред какой-то… – он взял записку, перечитал ее и спрятал в карман, – ладно, проехали. На фиг, дачу; и звонить я ей не буду!
– Хозяин – барин, – Оля встала, – ты есть хочешь?
– Ничего я не хочу от этой жизни! Сейчас поеду, куплю билет и вечерней лошадью, на Воронеж.
– А мы что будем делать? – Оля повернулась к Славе, – погода смотри какая классная – неохота дома сидеть.
– А поехали на озеро! – Слава вытянул в окно руку, – тепло. Позагораем, по лесу побродим; может, и вода прогрелась, а?
– Загорайте, ребята, – Женя принялся торопливо натягивать джинсы – ему хотелось поскорее покинуть эту квартиру, эту кухню и, главное, этот диван.
Расстались они корректно, но Женя знал, что после таких «гастролей» больше сюда не приедет.
Вокзальная суета захлестнула его, и даже взяв билет, он решил не покидать это пристанище заблудших и неприкаянных; Москва вдруг превратилась в нечто ужасное, выворачивающее наизнанку и наполняющее душу неуемной тоской – вроде, вся она была наполнена призраками Надюши, злорадно караулящими его на каждом перекрестке, на каждой станции метро – путешествие по ней было сродни мазохизму, а таковым недугом Женя не страдал, и знал это совершенно точно.
Он осел в привокзальном ресторане, заказав бутылку водки, и сидел там, пока не выпил ее; потом, скорее всего, взял еще… короче, он плохо помнил, как вышел из ресторана, а потом оказался в поезде. Зато с соседями ему повезло – кроме девушки, отгородившейся от мира детективом в пестрой обложке, в купе ехали двое ребят, оказавшихся студентами политехнического института, который он сам закончил много лет назад. Правда, пока они познакомились и пару раз сходили покурить, водка у проводниц закончилось, но это было хорошо, иначе б Женя упал в тамбуре, а так пришлось ограничиться пивом и студенческие вспоминания дотянулись до самой ночи. Когда синий свет погрузил купе в загадочный сумрак, и девушка, отвернулась к стенке, укрывшись с головой, Женя, по-братски облобызав будущих инженеров, рухнул на полку и мгновенно вырубился. Даже если ему что-то и снилось, оно не смогло удержаться в одурманенном сознании.
Проснулся он от яркого солнечного света. Студенты уже выпили чай и внимательно изучали пахший типографской краской журнал с голыми девицами. После бурной ночи они выглядели притихшими и усталыми. Женя потянулся и спустил ноги на пол. Голова немного кружилась, во рту было неприятно сухо, зато водка унесла из сознания весь трагизм вчерашнего дня, и это было главным – остальное всегда можно поправить.
Тоже попросив у проводницы чай, Женя уселся у окна, бессмысленно разглядывая едва распустившиеся деревья, в которых не было ничего интересного, и с удивлением сообразил, что вчера даже не попытался познакомиться с соседкой; странная лень охватила его – не хотелось попусту улыбаться, ворочать извилинами, придумывая хитроумные варианты. Зачем все это?..
– Машина для обработки металла. Пять букв, последняя «с». Никто не знает? – девушка, осмелевшая при свете утра, подняла голову от кроссворда, на который сменила детектив.
– Пресс, – подсказал Женя. В другое время эта тема стала бы идеальной для начала знакомства, но он понял, что не собирается с ней знакомиться и даже испугался собственной пассивности. …Просто я не в настроении, – утешил он себя, – пройдет пара дней и наваждение исчезнет, уступив место чему-то новому. А если нет?..
В общем, девушке повезло. С Жениной помощью кроссворд оказался разгадан, а ее чувства (если таковые имелись) остались в неприкосновенности, не потревоженные сомнениями; если же таковых не имелось, ей повезло еще больше, ведь парень, прекрасный, как скандинавский бог, по прибытии в Воронеж, молча вышел из вагона и растворился в толпе, даже не попросив ее телефон. А самым замечательным было то, что сегодняшнее воскресенье являлось последним в месяце, а, значит, рабочим – это был привычный график, когда план закрывался тридцать первого числа. …Сейчас возьму командировку и завтра, на хрен, отсюда! – радостно подумал Женя, – очень кстати шеф обещал мне какую-то хитрую точку…
Заводская проходная всегда воспринималась им, как граница двух миров, и хотя миры эти не были враждебны друг другу, граница существовала. Еще полчаса назад, когда Женя вышел из вагона, казалось, что Надюшино лицо отпечаталось в памяти, если не навсегда, то, по крайней мере, до появления следующей интересной женщины, однако стоило ему протянуть в стеклянную будку пропуск, как оно стало тускнеть; а уж когда Женя шел через цех (это был кратчайший путь к отделу), оно и вовсе растворилось в воздухе, наполненном запахом металла и машинного масла.
Курилка была пуста; ткнувшись в запертую дверь кабинета, Женя уселся на раскуроченный электрошкаф, не один год служивший для наладчиков диваном. До начала рабочего дня оставалось двадцать минут, так что все здесь шло своим чередом, все было правильно.
Женя закурил. …Что ж этому козлу от меня надо? Бабы мои ему не угодили… рассказать бы, как меня кинули, а то считает, что я трахаю всех, без исключения – завидует, небось. С другой стороны, ее-то я тоже трахнул, да еще как!..
Воспоминания, запретными тропами просочились через границу, и в открывшийся коридор хлынула прежняя тоска и прежние желания. …С дачи она, небось, приедет только вечером… если, вообще, ездила!.. Дурак, надо было позвонить! Вдруг она сидела дома и ждала?.. Как я не сообразил?..
В это время на лестнице послышались шаги, и крамольные мысли спрятались, уступая место другим, подобающим моменту.
– Федор Николаевич, – Женя спрыгнул с «дивана», – прибыл, как договаривались. Значит, в Перово ситуация такая…
– Да не волнует меня их ситуация. Захотят – позовут, а не захотят… – шеф протянул руку, и после пожатия не отпустил его, а повел за собой, – заходи, – и плотно закрыл дверь.
Такой оборот окончательно сбил Женю с толку, ведь, как правило, дверь оставалась открыта, чтоб шеф мог видеть, кто толчется в курилке. Один на один он беседовал, только если случалось ЧП – либо кто-то попадал в вытрезвитель, либо приходили жалобы от заказчика, но за Женей подобных грехов не водилось никогда.
– Садись, – шеф указал на место вечно опаздывавшей Нины; долго молчал, и лишь когда Женя нетерпеливо заерзал на стуле, сказал, – жениться тебе надо. Причем, очень быстро. Можешь среди своих шлюх найти хоть одну приличную девку?
– Надь, я на работе сегодня, знаешь, как напрыгалась…
– А я там лежала, да? – она тянула Олю вместе со стулом.
– Сказала же, не хочу! Что, не понимаешь?!..
На секунду Надюша опешила, но потом махнула рукой и вернулась в центр комнаты. Началась новая мелодия, однако, то ли утратилось ощущение новизны, то ли у исполнительницы пропал азарт, и Женя решил, что шаманы здесь ни при чем.
– Надюш, выпить хочешь? – он принялся наполнять рюмки.
– Конечно, хочу! – она пританцевала к дивану и плюхнулась, устало откинувшись на спинку.
– Фридрих-Штат-Палас на каникулах.
Все засмеялись, лишь Надюша продолжала полулежать, прикрыв глаза, погруженная в свои мысли.
– Жень, расскажи что-нибудь – у тебя ж куча всяких историй, – попросила Оля, – а то именинница заснет.
– Легко! – Женя устроился поудобнее, – значит, история номер двенадцать о том, как мы…
– Терпеть не могу «домашние заготовки», – Надюша выпрямилась, – и, вообще, мы собирались выпить. Все-таки четвертак стукнул – должно ж это хоть чем-то запомниться.
…Похоже, не будет у меня тут уютного гнездышка, – подумал Женя, – хотя без хаты его и так не будет, а таскаться по гостиницам, так можно найти девку поинтереснее… но трахнуть ее надо!.. Что я, зря сюда приперся?..
– За именинницу! За ее первый четвертак! – провозгласил Слава; все дружно выпили, и Надюша, вместо того, чтоб закусить, уткнулась в Женино плечо. Ему ничего не оставалось, как обнять ее; это продолжалось всего несколько мгновений, пока она снова не приняла прежнюю позу, но Женя успел почувствовать, какое у нее приятное спортивное тело. …И все-таки жаль, что у нее нет хаты, – подумал он.
По мере того, как бутылки исчезали со стола, время будто ускоряло бег, и когда Слава убрал под стол последнюю и посмотрел на часы, то даже присвистнул от удивления.
– Полдвенадцатого! В такое время уже не продают.
– А мне хватит, – засмеялась Надюша, – я пьяная-я-я… глаза закрываю, и все кружится, кружится… – она привалилась к Жениному плечу, – а так не кружится – здесь я и буду жить.
Женя крепко прижал ее к себе. Надюша замерла; вдруг неожиданно повернув голову, чмокнула его в губы и снова отвернулась с тем же ничего не выражавшим лицом. Женя не понял, что это был за жест, но подумал: …В койку, и побыстрее!.. Что с нее еще возьмешь?..
– И тебе хватит, а то опять завтра болеть будешь, – Оля повернула к себе Славино лицо, чтоб он не смотрел так тоскливо в пустую рюмку, – ребята, давайте спать! Впереди еще целых два выходных – чего сидеть, туканить?
– И то правда, – Слава поднялся, – Жень, давай вытащим на кухню диван; классное у вас будет спальня – рядом с закуской.
Женя хотел увидеть Надюшину реакцию, но та молча встала и направилась в ванную; через минуту там зашумела вода.
– Жень, – Оля открыла ящик с бельем, – Надюшке ты понравился – уж я знаю ее повадки. А она тебе?
– Ну, под низ пройдет, – Женя пожал плечами.
– Фу, какой ты стал грубый. На, вот, – она подала простыни, – хорошая девчонка, только сама не знает, чего ей надо. Я думала, ты ей растолкуешь, как знаток женских сердец, а ты – под низ…
– Надь! – раздался из коридора Славин голос, – ты не утонула случайно? Тут еще есть желающие!
Через минуту дверь открылась и появилась улыбающаяся Надюша; на ней была лишь длинная футболка со споткнувшимся о пачку «Marlboro» ковбоем; грудь с ней сделалась маленькой, но весьма аппетитной; к тому же она потянулась, продемонстрировав белые трусики. Вряд ли это получилось случайно, и Женя усмехнулся. …Ну, сучка…
– Ужасно люблю воду, – пояснила она, – мать, небось, врет – от дельфина она меня родила, а не от отца.
– От акулы, скорее. Не дай бог, жить с тобой в коммуналке, – Слава взял полотенце, показывая, кто идет следующим, – в ванную не попадешь.
– А ты умеешь плавать? – Надюша повернулась к Жене.
– Слушайте, идите к себе – я тут переодеваться буду, – Оля стянула с головы ленту и отвернулась к зеркалу.
– Пошли, – Надюша потащила Женю на кухню.
Включать свет не стали, и в бликах уличных фонарей он видел, как Надюша юркнула под одеяло, а через секунду оттуда вылетела футболка и упала точно на стул.
– Йес! – радостно воскликнула Надюша, – а теперь говори, умеешь плавать или нет? Если не умеешь, буду относиться к тебе на полстакана хуже.
– Еще хуже? – Женя засмеялся.
– А чего ты хочешь от дочери акулы? Так что, колись.
– Умею, – присев на подоконник, Женя достал сигарету. Он бы с удовольствием поскорее забрался к ней под одеяло, но «дочери акулы» вряд ли б понравилось соседство с человеком, проведшим ночь в душном поезде, а потом полдня мотавшимся по пыльным электричкам. Собственно, он ведь никуда не спешит.
– Не поверишь, – Женя чиркнул зажигалкой, – первый раз поплыл я только в восьмом классе. До этого от воды шарахался, как при первой стадии бешенства.
– Правда? А я с пяти лет в бассейн ходила… О! За это мы не выпили – получается, двадцать лет, как я плаваю!.. – она засмеялась, – ну, и как же ты поплыл?
Эта история не входила в стандартный набор, Но в этот раз все шло как-то не по правилам.
– Послали нас в военизированный лагерь. Домики, там; лес, речка. По утрам зарядка, кросс, потом соревнования; война между «красными» и «синими»… короче, чтоб любимую Родину защитить, в случае чего. А речка глубокая, холодная; питается только из родников. В лагере что-то типа большого «лягушатника» было – там только у самой загородки с головой, и то не каждому. Однажды пошли в поход. Привал, и все, естественно, купаться. Место глубокое, широкое; кусты по берегу – где попало, не вылезешь. И вот, лежу я один под деревом и гляжу, как остальные резвятся… Ты слушай! – Женя вскинул руку, видя, что Надюша собирается вставить какую-то шутку, – наплавался народ; вылезли и стали меня доставать. Короче, поспорил я, что на другую сторону переплыву. И пошел. Помню, одна мысль была: не думать, что подо мной нет дна; только почувствую это – сразу утону. И попер я на одном дыхании; подплыл к другому берегу, а вылезти не могу – кусты. Сижу в воде и держусь за лозину – со стороны смешно, наверное; чувствую, пора обратно плыть, а дыхалки-то нет, руки дрожат. Честно говоря, не помню, как доплыл, но точно знаю – не спасали. А потом, как спортом заниматься стал, так и пошло… – Женя махнул рукой.
– И чем же ты занимался?
– А всем понемногу, пока в институте учился. Первый и второй разряд по легкой атлетике – первый, в прыжках, а второй, в толкании ядра; первый по боксу; еще гандбол, волейбол… Знаешь, как-то надоедает все быстро. Пока в новинку, вроде, интересно, а как начинается рутинная работа на результат, так сразу и думаешь – в сборную страны все равно не попаду, и на фиг оно мне нужно, время тратить.
– Абсолютно та же фигня, – Надюша вздохнула, – мне тоже все быстро надоедает.
– Все-таки интересная ты девчонка…
– Да ничего интересного – просто я делаю то, что хочу, только и всего. А хотеть я могу самых разных вещей, так что особо не пытайся меня понять. Кстати, ты в Москву надолго?
– Сейчас на пару дней, но вообще я здесь часто бываю.
– Пары дней вполне достаточно, – Надюша повернулась на бок, чтоб лучше видеть собеседника, – за пару дней ты, наверное, мне уже надоешь.
– Уверена? – по большому счету, Жене было все равно, но пресловутая мужская гордость не могла допустить, чтоб его бросили первым.
– Я ни в чем не уверена, но раньше всегда так было. Иди, мойся – хозяева, вроде, уже угомонились.
В спальне действительно было тихо, и по темному коридору Женя прокрался в ванную, где его ждало заботливо оставленное Олей полотенце.
…Мое отображение в женском варианте, – эта мысль возникла, когда Женя взглянул в зеркало; мысль была теплой и немного грустной, но упругая струя воды смыла ее, – значит, точно, у нас ничего не получится; если б Олька предупредила, что там за подружка, я б и не дергался – смысл?.. Хотя все-таки забавно – есть в ней нечто притягательное… нет, если б что-то получилось, было б классно…
Когда Женя вернулся на кухню, Надюша сидела на подоконнике, совсем как он сам десять минут назад.
– Ну, что? – она щелчком запустила сигарету в окно, – пошли, а то, небось, утро скоро, – по второму разу отправила на стул футболку и вновь залезла в постель, – чего стоишь?
– Я уже не стою – я лежу, – Женя прыгнул на диван, и тот противно заскрипел.
– Ну и лежанка нам досталась, – Надюша вздохнула, – явно не для любви.
Кроме «музыкальности», диван оказался еще и слишком узким, поэтому они повернулись на бок, лицом друг к другу. Женины руки нежно исследовали незнакомое тело и добравшись до узкой полоски материи, остановились.
– Ты не хочешь? – прошептала Надюша; не дожидаясь ответа, ее руки крепко обхватили Женину шею…
* * *
Фонари погасли все, одновременно, и сразу исчезли блики на стенах, погрузив все в кромешную тьму. Изменение интерьера что-то сместило в сознании. Надюша устало вздохнула и повернулась на спину, чуть не столкнув Женю с дивана.– А ты, как мужик, правда, ничего – почти как Олька рассказывала. Интересно, сколько сейчас времени?
…Так они еще и делятся впечатлениями, сучки!.. Не то, чтоб это открытие оскорбило Женю – просто подобная мысль не приходила ему в голову, но даже слово «почти» в язвительных Надюшиных устах вовсе не выглядело обидным. Он поднял часы, разглядывая тусклый циферблат.
– Около трех.
– Потише – хозяев разбудим. Олька злая, когда не выспится.
– Если их не разбудил диван, то теперь главное, чтоб Царь-пушка не выстрелила.
– Тише, – Надюша прижала палец к Жениным губам; потом ладонь распрямилась, лаская лицо, – такой мохнатый весь… Женя… Мне с тобой, правда, хорошо.
– Мне тоже… – фраза вырвалась как-то сама собой.
– Спать хочешь? – спросила Надюша.
– Нет, – чтоб не упасть, Женя вновь повернул Надюшу на бок и крепко прижал к себе.
– Я тоже. Давай, покурим, что ли – везде ведь говорят, мол, после секса положено покурить.
После этого казенного предложения атмосфера интима разрушилась; Женя перебрался на подоконник и выпуская дым, молча наблюдал, как ярко красный огонек, то затухал, то вспыхивал, освещая Надюшины губы и нос. Ему стало жаль потерянной хрупкой идиллии, хотя что в ней было такого особенного, он не мог объяснить – просто было жаль.
– Знаешь, – сказала Надюша, неизвестно к чему, – я никогда б не смогла прожить без Москвы. Как можно выходить на какую-то улицу, считать ее центром города, и знать, что это не улица Горького? Как можно жить без метро, безо всех этих домов?.. Переезжай в Москву, а? – она поднялась на локте.
– Зачем? – Женя подумал, что она, как все женщины, наконец-то заговорит о чувствах, но Надюша пожала плечами.
– Как зачем? Неужто ты сам не понимаешь, что жить надо только в Москве!
– Не понимаю, – Женя разочарованно покачал головой, – в Воронеже у меня дом, в отличие от ваших «скворечников»…
– Фи, Воронеж… – Женя не мог видеть, но, наверное, Надюша презрительно скривила губы, – помнишь у Шолохова в «Тихом Доне» про Воронеж? Что-то… короче, там сильные ветры и много хохлов, да?
– Я не читал «Тихий Дон», – признался Женя, – зато я объездил весь Советский Союз, а, возможно, и в загранку попаду – ходят слухи, что кто-то от нас должен поехать. Разве это хуже, чем всю жизнь торчать в Москве?
– В этом я тебе даже завидую… но жить все равно надо в Москве! Продавай свой дом и переезжай сюда. Я к тебе в гости приходить буду.
– Почему только в гости? – Жене все-таки хотелось толкнуть ее мысль в нужном направлении, но Надюша никак не хотела двигаться путем, проторенным десятками других женщин.
– Конечно, в гости, – она протянула сигарету, чтоб Женя затушил ее в пепельнице, – оно мне надо, чтоб твоя жена писала мне на работу жалобы? У нас, знаешь, с моральным обликом строго. Или еще встретит, да оттаскает за волосы…
– Нет у меня жены! – оборвал Женя поток глупостей.
– Так будет когда-нибудь.
– А если это будешь ты?
– Какой же ты нудный, – Надюша вздохнула, – и пошутить с тобой нельзя, – она неожиданно отвернулась к стене и сказав «спокойной ночи», затихла.
Это была какая-то совсем не красивая концовка – Женя не привык к таким «эндшпилям», да и спать ему не хотелось.
– Надюш, – он ласково погладил ее по голове.
– Оставь меня в покое. Я сплю!
Женя убрал руку и осторожно забравшись под одеяло, уставился в темноту. …И что это было? Говорят, женщина отдается сначала душой, а только потом телом; если она сначала отдается телом, значит, души у нее нет. Но у Надюши-то она есть – я чувствую! Просто душа ее летает где-то…
– Ты спишь? – услышал он возле самого уха.
– Нет.
– А почему тогда лежишь и ничего не делаешь?
– Но ведь ты собиралась спать!
– Придурок. А если б я сразу сказала, что у меня болит голова – ты б с самого начала так и лежал бревном?
– Нет, почему?.. – Женя почувствовал себя идиотом.
– По кочану! Был у меня один мальчик; я ему говорю – завтра не звони, потому как я занята – иду с другим в кино. Он отвечает – хорошо, я позвоню послезавтра. Усек, да? Это так, на будущее, а теперь я, действительно, буду спать, и попробуй ко мне прикоснуться. Честное слово, я встану, и буду читать книгу, пока метро не откроется. Все, – она снова отвернулась.
Это был явный перебор – Женя на многое не обращал внимания, но женщины никогда не пытались выставить его идиотом!.. Нет, если б она извинилась и перевела все в шутку, Женя б простил, но Надюша и не думала этого делать.
– Что ты будешь?.. Читать?.. – он развернул ее и зажал рот поцелуем. Обычно в таких случаях сопротивление длилось не больше минуты, плавно превращаясь в игру, но Надюша сопротивлялась реально – ее ногти впились в Женину спину; она мотала головой, а ноги сучили по простыне, грозя окончательно развалить диван, только силы-то были не равны.
В конце концов, руки были обезврежены, сжатые ноги раздвинуты, и только тогда Женя освободил ее рот.
– Сдаюсь… не могу я… – дышала Надюша тяжело и не ровно, – биться с таким лосем…
Женя чувствовал, что они возбуждены сильнее, чем в первый раз – наверное, поэтому все получилось просто здорово!
…Так нормальные люди превращаются в насильников, – подумал Женя, когда оба в изнеможении затихли. У него сил больше не было, а Надюша еще сумела забросить на него ногу, уложить голову ему на плечо.
– Можно теперь я буду спать? – как послушная девочка, прошептала она.
– Я люблю тебя, – пробормотал Женя.
– Я не верю, – Вздохнув, Надюша закрыла глаза, – и, вообще, зря ты это сказал…
Но Женя уже ничего не слышал – он проваливался в бездну, и это был потрясающий полет, наполненный легкостью!..
Очнулся он среди симпатичных южных домиков, окруженных горами. Правда, сориентироваться до конца не успел – небо потемнело и на землю обрушился ливень. Все происходило настолько быстро, словно оператор проматывал неважные фрагменты, приближая развязку – Женя еще только успел подумать, где б ему укрыться, как сверху понесся грязевой поток, сносивший на своем пути дома, деревья; вертевший, неизвестно откуда принесенные автомобили и туши каких-то животных. Поток подхватил и Женю-Актера, хватавшегося за все, что попадалось под руки, но это «все» тут же переставало быть опорой и вместе с ним неслось вниз. Правда, страха не возникало – наверное, истинного Жени было больше в Зрителе.
В конце концов, поток опустил его в долину и бесследно исчез; так же бесследно исчезли следы жуткого природного катаклизма, и Женя, совершенно сухой и невредимый, оказался на улице с аккуратными домиками и гранатовыми садами. (Он никогда не видел настоящих гранатовых деревьев, поэтому они напоминали яблони из его сада).
Из ближайшего дома появилась девушка, и вот тут мнения Жени-Зрителя и Жени-Актера разошлись: один счел ее красавицей и заворожено остановился, а другому она виделась жутко худой и страшной, похожей на смерть…
– …Жень! Жень, твою мать!
Женя открыл глаза. Мысленно он еще находился в гранатовом саду, но постепенно опознал Славу, стол с неубранной посудой, стены, потолок; потом заскрипел диван, и тут полностью вернулся реальный мир. Повернув голову, Женя обнаружил, что рядом никого нет.
– А где Надюшка?..
– Это я у тебя хотел спросить, – Слава взял со стола листок, – во, тебе послание: «Женя, все было классно, но повторение – это мать не учения, а скуки, поэтому я уехала на дачу с одним мальчиком…» Вот, стерва! – Слава покачал головой и вернулся к тексту, – «…будешь в Москве, звони. Если буду свободна, встретимся». Дальше телефон.
– Что тут у вас? – войдя, Оля тоже заглянула в записку, – Женька!.. Если Надюшка оставила телефон, значит, влюбилась.
– Манал я такую любовь, – Женя потер виски, – а если сейчас взять и махнуть к ней на дачу? Ты знаешь, где это?
– Конечно, знаю – это по Киевской дороге.
– Я б на Женькином месте скрутил ее, привез сюда и надрал задницу!.. – Слава уселся на подоконник.
– Ой, какие мы строгие, – Оля засмеялась, – Жень, не езди никуда – она упрямая, как коза…
– Знаю, какая она, – Женя вспомнил, их фантастическая ночь, – ты только адрес скажи.
– Не скажу, – Оля покачала головой, – нет, если, конечно, будешь пытать, скажу – я, девушка слабая, боли боюсь, но, во-первых, надеюсь, Славка заступится, а, во-вторых, там от станции шесть километров пешком по лесу – заблудишься.
– Но я хочу поехать! – Женя стукнул кулаком по дивану.
– Жень, если б она не собиралась с тобой встречаться, то телефон бы не оставила, так что все нормально. А дача у нее классная… – Оля мечтательно подняла глаза, освежая воспоминания, – как-то мы чуть не вляпались – приехали туда вдвоем… Слав, слышишь, вдвоем – без мужиков! Целый день на речке, а к вечеру захотелось нам «Рислинга», но за ним только в Нарафоминск ехать. Ну, поймали частника; довез он, а в магазине вообще никакого «сушняка» – только в кабак идти. Заходим… – она засмеялась, – это видеть надо! Представляете, две девицы в юбках до пупа; морды обгорелые, но при макияже! И за вином. Там все на нас вылупились. Взяли мы пузырь, и два каких-то козла за нами увязались. Мы дворами, а дороги не знаем, да еще темно – страшно. Еле до электрички добежали; а еще ж по лесу топать – натерпелись, короче. Пока добрались, уже совсем ночь. Заперлись в доме, а бутылку открыть нечем – штопора нету. Надюшка давай пробку внутрь давить – не фига не выходит… – Оля поняла, что никто ее не слушает, – Жень, – она взяла его за руку, – не психуй. За Надюшкой все мужики бегают. Не знаю уж, что в ней такого, но буквально все!.. Я думала, ты – великий дон Жуан, обломаешь ее, а тут, вон, чего получилось…
– Да не бегаю я за ней!
– А зачем тебе тогда на дачу ехать? – удивилась Оля.
– Не знаю! – Женя действительно не знал, чего хочет – однозначно не жениться и не, что называется, встречаться; приезжать к ней некуда; переспать? Но повторить сегодняшнюю спонтанную ночь вряд ли удастся – другие наверняка будут хуже, – бред какой-то… – он взял записку, перечитал ее и спрятал в карман, – ладно, проехали. На фиг, дачу; и звонить я ей не буду!
– Хозяин – барин, – Оля встала, – ты есть хочешь?
– Ничего я не хочу от этой жизни! Сейчас поеду, куплю билет и вечерней лошадью, на Воронеж.
– А мы что будем делать? – Оля повернулась к Славе, – погода смотри какая классная – неохота дома сидеть.
– А поехали на озеро! – Слава вытянул в окно руку, – тепло. Позагораем, по лесу побродим; может, и вода прогрелась, а?
– Загорайте, ребята, – Женя принялся торопливо натягивать джинсы – ему хотелось поскорее покинуть эту квартиру, эту кухню и, главное, этот диван.
Расстались они корректно, но Женя знал, что после таких «гастролей» больше сюда не приедет.
Вокзальная суета захлестнула его, и даже взяв билет, он решил не покидать это пристанище заблудших и неприкаянных; Москва вдруг превратилась в нечто ужасное, выворачивающее наизнанку и наполняющее душу неуемной тоской – вроде, вся она была наполнена призраками Надюши, злорадно караулящими его на каждом перекрестке, на каждой станции метро – путешествие по ней было сродни мазохизму, а таковым недугом Женя не страдал, и знал это совершенно точно.
Он осел в привокзальном ресторане, заказав бутылку водки, и сидел там, пока не выпил ее; потом, скорее всего, взял еще… короче, он плохо помнил, как вышел из ресторана, а потом оказался в поезде. Зато с соседями ему повезло – кроме девушки, отгородившейся от мира детективом в пестрой обложке, в купе ехали двое ребят, оказавшихся студентами политехнического института, который он сам закончил много лет назад. Правда, пока они познакомились и пару раз сходили покурить, водка у проводниц закончилось, но это было хорошо, иначе б Женя упал в тамбуре, а так пришлось ограничиться пивом и студенческие вспоминания дотянулись до самой ночи. Когда синий свет погрузил купе в загадочный сумрак, и девушка, отвернулась к стенке, укрывшись с головой, Женя, по-братски облобызав будущих инженеров, рухнул на полку и мгновенно вырубился. Даже если ему что-то и снилось, оно не смогло удержаться в одурманенном сознании.
Проснулся он от яркого солнечного света. Студенты уже выпили чай и внимательно изучали пахший типографской краской журнал с голыми девицами. После бурной ночи они выглядели притихшими и усталыми. Женя потянулся и спустил ноги на пол. Голова немного кружилась, во рту было неприятно сухо, зато водка унесла из сознания весь трагизм вчерашнего дня, и это было главным – остальное всегда можно поправить.
Тоже попросив у проводницы чай, Женя уселся у окна, бессмысленно разглядывая едва распустившиеся деревья, в которых не было ничего интересного, и с удивлением сообразил, что вчера даже не попытался познакомиться с соседкой; странная лень охватила его – не хотелось попусту улыбаться, ворочать извилинами, придумывая хитроумные варианты. Зачем все это?..
– Машина для обработки металла. Пять букв, последняя «с». Никто не знает? – девушка, осмелевшая при свете утра, подняла голову от кроссворда, на который сменила детектив.
– Пресс, – подсказал Женя. В другое время эта тема стала бы идеальной для начала знакомства, но он понял, что не собирается с ней знакомиться и даже испугался собственной пассивности. …Просто я не в настроении, – утешил он себя, – пройдет пара дней и наваждение исчезнет, уступив место чему-то новому. А если нет?..
В общем, девушке повезло. С Жениной помощью кроссворд оказался разгадан, а ее чувства (если таковые имелись) остались в неприкосновенности, не потревоженные сомнениями; если же таковых не имелось, ей повезло еще больше, ведь парень, прекрасный, как скандинавский бог, по прибытии в Воронеж, молча вышел из вагона и растворился в толпе, даже не попросив ее телефон. А самым замечательным было то, что сегодняшнее воскресенье являлось последним в месяце, а, значит, рабочим – это был привычный график, когда план закрывался тридцать первого числа. …Сейчас возьму командировку и завтра, на хрен, отсюда! – радостно подумал Женя, – очень кстати шеф обещал мне какую-то хитрую точку…
Заводская проходная всегда воспринималась им, как граница двух миров, и хотя миры эти не были враждебны друг другу, граница существовала. Еще полчаса назад, когда Женя вышел из вагона, казалось, что Надюшино лицо отпечаталось в памяти, если не навсегда, то, по крайней мере, до появления следующей интересной женщины, однако стоило ему протянуть в стеклянную будку пропуск, как оно стало тускнеть; а уж когда Женя шел через цех (это был кратчайший путь к отделу), оно и вовсе растворилось в воздухе, наполненном запахом металла и машинного масла.
Курилка была пуста; ткнувшись в запертую дверь кабинета, Женя уселся на раскуроченный электрошкаф, не один год служивший для наладчиков диваном. До начала рабочего дня оставалось двадцать минут, так что все здесь шло своим чередом, все было правильно.
Женя закурил. …Что ж этому козлу от меня надо? Бабы мои ему не угодили… рассказать бы, как меня кинули, а то считает, что я трахаю всех, без исключения – завидует, небось. С другой стороны, ее-то я тоже трахнул, да еще как!..
Воспоминания, запретными тропами просочились через границу, и в открывшийся коридор хлынула прежняя тоска и прежние желания. …С дачи она, небось, приедет только вечером… если, вообще, ездила!.. Дурак, надо было позвонить! Вдруг она сидела дома и ждала?.. Как я не сообразил?..
В это время на лестнице послышались шаги, и крамольные мысли спрятались, уступая место другим, подобающим моменту.
– Федор Николаевич, – Женя спрыгнул с «дивана», – прибыл, как договаривались. Значит, в Перово ситуация такая…
– Да не волнует меня их ситуация. Захотят – позовут, а не захотят… – шеф протянул руку, и после пожатия не отпустил его, а повел за собой, – заходи, – и плотно закрыл дверь.
Такой оборот окончательно сбил Женю с толку, ведь, как правило, дверь оставалась открыта, чтоб шеф мог видеть, кто толчется в курилке. Один на один он беседовал, только если случалось ЧП – либо кто-то попадал в вытрезвитель, либо приходили жалобы от заказчика, но за Женей подобных грехов не водилось никогда.
– Садись, – шеф указал на место вечно опаздывавшей Нины; долго молчал, и лишь когда Женя нетерпеливо заерзал на стуле, сказал, – жениться тебе надо. Причем, очень быстро. Можешь среди своих шлюх найти хоть одну приличную девку?