Страница:
Doctor: Философия как тип мировоззрения характеризуется в первую очередь традиционной приверженностью Логосу, т.е. понятию, мысли, разуму, идее. Философское мировоззрение рационально в самой своей основе, хотя в истории философии имели место и иррациональные, нигилистические течения. В философии понятия, суждения и умозаключения выстраиваются в логическую цепь аргументов и доказательств. Философское мировоззрение, однако, не просто сумма отдельных знаний об объективной реальности. Они (знания) представляют собой определенную целостную систему и отличаются иерархией, высокой степенью упорядоченности основных теоретических обобщений и выводов.
Ignorant: В таком случае для большинства людей подлинная философия недоступна, это дело избранных. Научить философии невозможно!
Doctor: Может, ты и прав, однако учти, что философию легче понять и объяснить, непосредственно занимаясь ею, т.е. философствуя, нежели описывая ее со стороны. Например, существует сравнение обучения философии с обучением танго. Действительно, что будет эффективнее: или прослушать лекцию по теории и истории танго, о достижениях выдающихся танцоров, или обучать приемам танго в процессе танца, когда наставник сам показывает, корректирует движения ученика, и потом ученик
схватывает саму суть танца и вносит в танец свою индивидуальную манеру исполнения? Ответ ясен.
Мераб Константинович Мамардашвили: Мы философствуем в той мере, в какой пытаемся выяснить условия, при которых мысль может состояться как состояние живого сознания.
Ignorant: Чересчур мудрено, я не понимаю!
Мераб Константинович Мамардашвили: Например, есть какая-то мысль Платона или Канта, но главное не то, что она просто есть, а мыслима ли она как возможность моего собственного мышления, т.е., иными словами, могу ли я ее помыслить как реально выполненную, не как вербально существующую, а как реально выполненное состояние моего мышления?
Doctor: Действительно, некоторые вербальные записи мыслеподобных состояний такого испытания не выдерживают, показывая тем самым, что хотя и есть мыслеподобие, но, строго говоря, это не мысли, потому что я не могу их исполнять. Ведь мысль существует только в исполнении, как и всякое явление сознания, как и всякое духовное явление.
Мераб Константинович Мамардашвили: Вот именно. Мысль существует только в момент и внутри своего собственного вновь-исполнения. Так же как, скажем, симфония, нотная запись которой, конечно же, еще не является музыкой. Чтобы была музыка, ее надо исполнить. Бытие симфонии, как и бытие книги, – это бытие смысла внутри существ, способных выполнить смысл[10].
Мамардашвили Мераб Константинович (1930–1990)
Doctor: Таким образом, философия – это форма духовной деятельности, направленная на постановку, анализ и решение конкретных мировоззренческих вопросов, связанных с выработкой целостного взгляда на мир и место в нем человека. Философствование базируется главным образом на теоретических методах постижения действительности с использованием особых логических и гносеологических критериев для обоснования своих положений. Темы философствования имеют предельный, самоценный, смыслополагающий, конструктивный, экстраординарный, «возвышенный», «эталонный», всечеловеческий характер. Философские проблемы характеризуются предельностью, фундаментальностью, универсальностью.
Ignorant: А что философия может дать мне, простому, не искушенному в учености человеку?
Карл Ясперс: Уникальность философского познания связана с проявлением личностно-экзистенциального характера решения философских проблем, поэтому познание в форме философствования – это всегда обретение действительности в ситуации, в которой в тот или иной момент оказывается человек. В процессе философствования человек определяет себя посредством своего осуществления. Философствование – это то, посредством чего человек становится самим собой, в то время как он становится сопричастным действительности[11].
Doctor: Философия специфична не своим предметом, а способом отношения человека к бытию. Сущность философии образует не какой-то особый специфический предмет рассмотрения, а само философское мышление, философствование. Понятно?
Ignorant: Не совсем. Если философия доступна каждому, если это просто способ самовыражения, самореализации, «осуществления», значит, ее нельзя назвать наукой.
Ясперс Карл (1883–1969)
Doctor: Правильно. Философия – это не наука в строгом смысле этого слова, а духовно-практическая форма освоения действительности. В отличие от науки она представляет собой не просто теоретическое знание, интеллектуальную конструкцию, а является выражением основных убеждений человека, его нравственной позиции. Философствование – это духовный акт, в котором действует не только интеллект, но вся совокупность духовных сил человека, включая эмоциональные и волевые качества. В основе философии лежит опыт человеческого существования во всей его полноте.
Иоанн Дамаскин: Друзья мои, определений философии много. Но следует усвоить хотя бы шесть самых важных: 1) философия есть знание природы сущего; 2) философия есть знание божественных и человеческих дел, т.е. всего видимого и невидимого; 3) философия есть упражнение в смерти; 4) философия есть уподобление Богу; а уподобиться Богу человек может с помощью трех вещей: мудрости, или знания истинного блага, справедливости, которая заключается в распределении поровну и беспристрастии в суждении, благочестия, которое выше справедливости, ибо велит отвечать добром на зло; 5) философия – начало всех искусств и наук; 6) философия есть любовь к мудрости; поскольку же истинная мудрость – это Бог, то любовь к Богу и есть подлинная философия[12].
1.2. Предпосылки философии внутри нас
Ignorant: В таком случае для большинства людей подлинная философия недоступна, это дело избранных. Научить философии невозможно!
Doctor: Может, ты и прав, однако учти, что философию легче понять и объяснить, непосредственно занимаясь ею, т.е. философствуя, нежели описывая ее со стороны. Например, существует сравнение обучения философии с обучением танго. Действительно, что будет эффективнее: или прослушать лекцию по теории и истории танго, о достижениях выдающихся танцоров, или обучать приемам танго в процессе танца, когда наставник сам показывает, корректирует движения ученика, и потом ученик
схватывает саму суть танца и вносит в танец свою индивидуальную манеру исполнения? Ответ ясен.
Мераб Константинович Мамардашвили: Мы философствуем в той мере, в какой пытаемся выяснить условия, при которых мысль может состояться как состояние живого сознания.
Ignorant: Чересчур мудрено, я не понимаю!
Мераб Константинович Мамардашвили: Например, есть какая-то мысль Платона или Канта, но главное не то, что она просто есть, а мыслима ли она как возможность моего собственного мышления, т.е., иными словами, могу ли я ее помыслить как реально выполненную, не как вербально существующую, а как реально выполненное состояние моего мышления?
Doctor: Действительно, некоторые вербальные записи мыслеподобных состояний такого испытания не выдерживают, показывая тем самым, что хотя и есть мыслеподобие, но, строго говоря, это не мысли, потому что я не могу их исполнять. Ведь мысль существует только в исполнении, как и всякое явление сознания, как и всякое духовное явление.
Мераб Константинович Мамардашвили: Вот именно. Мысль существует только в момент и внутри своего собственного вновь-исполнения. Так же как, скажем, симфония, нотная запись которой, конечно же, еще не является музыкой. Чтобы была музыка, ее надо исполнить. Бытие симфонии, как и бытие книги, – это бытие смысла внутри существ, способных выполнить смысл[10].
Doctor: Таким образом, философия – это форма духовной деятельности, направленная на постановку, анализ и решение конкретных мировоззренческих вопросов, связанных с выработкой целостного взгляда на мир и место в нем человека. Философствование базируется главным образом на теоретических методах постижения действительности с использованием особых логических и гносеологических критериев для обоснования своих положений. Темы философствования имеют предельный, самоценный, смыслополагающий, конструктивный, экстраординарный, «возвышенный», «эталонный», всечеловеческий характер. Философские проблемы характеризуются предельностью, фундаментальностью, универсальностью.
Ignorant: А что философия может дать мне, простому, не искушенному в учености человеку?
Карл Ясперс: Уникальность философского познания связана с проявлением личностно-экзистенциального характера решения философских проблем, поэтому познание в форме философствования – это всегда обретение действительности в ситуации, в которой в тот или иной момент оказывается человек. В процессе философствования человек определяет себя посредством своего осуществления. Философствование – это то, посредством чего человек становится самим собой, в то время как он становится сопричастным действительности[11].
Doctor: Философия специфична не своим предметом, а способом отношения человека к бытию. Сущность философии образует не какой-то особый специфический предмет рассмотрения, а само философское мышление, философствование. Понятно?
Ignorant: Не совсем. Если философия доступна каждому, если это просто способ самовыражения, самореализации, «осуществления», значит, ее нельзя назвать наукой.
Doctor: Правильно. Философия – это не наука в строгом смысле этого слова, а духовно-практическая форма освоения действительности. В отличие от науки она представляет собой не просто теоретическое знание, интеллектуальную конструкцию, а является выражением основных убеждений человека, его нравственной позиции. Философствование – это духовный акт, в котором действует не только интеллект, но вся совокупность духовных сил человека, включая эмоциональные и волевые качества. В основе философии лежит опыт человеческого существования во всей его полноте.
Иоанн Дамаскин: Друзья мои, определений философии много. Но следует усвоить хотя бы шесть самых важных: 1) философия есть знание природы сущего; 2) философия есть знание божественных и человеческих дел, т.е. всего видимого и невидимого; 3) философия есть упражнение в смерти; 4) философия есть уподобление Богу; а уподобиться Богу человек может с помощью трех вещей: мудрости, или знания истинного блага, справедливости, которая заключается в распределении поровну и беспристрастии в суждении, благочестия, которое выше справедливости, ибо велит отвечать добром на зло; 5) философия – начало всех искусств и наук; 6) философия есть любовь к мудрости; поскольку же истинная мудрость – это Бог, то любовь к Богу и есть подлинная философия[12].
1.2. Предпосылки философии внутри нас
Ignorant: Теперь мне хочется понять, что же побуждает людей философствовать. Откуда берется сама потребность к этому?
Doctor: Позволь мне прочитать тебе одно стихотворение. Оно хотя и наивное, но в нем очень глубокий смысл и, как мне кажется, в нем заключается ответ на твой вопрос.
Doctor: Сейчас разберемся. Всю нашу жизнь можно сравнить с путешествием от определенного начала к установленному концу. Мы вправе спросить себя, что в этом путешествии будет зависеть только от нас?
Ignorant: Видимо, те ориентиры, которые мы выбираем в пути, те цели, которые ставим перед собой.
Doctor: Правильно. От этой нашей способности к ориентированию зависит качество нашей жизни. Более того, мы понимаем, что в самом главном и существенном мы должны полагаться только на себя, потому что у каждого из нас свой собственный уникальный и неповторимый путь жизни.
Ignorant: Однако с детства человека ориентируют разные люди и многие с готовностью берут нашу ориентацию на себя, тем самым облегчая нам груз ответственности.
Doctor: Но при этом необходимо помнить, что все равно самое важное для человека зависит только от него самого, от его свободного выбора.
Ignorant: Но всегда ли у человека есть свободный выбор?
Doctor: Не будем спешить с ответом, прибегнем к иносказанию. Вот тебе притча. Две вольные и свободные собаки были пойманы и привязаны к двум телегам. Они попали в одинаковые условия внешней несвободы, но вести они себя стали по-разному. Одна собака смирилась со своей судьбой и приняла ее. Телега ехала быстрей – собака бежала быстрей, телега ехала медленнее – собака шла шагом, телега остановилась – собака получила возможность лечь и отдохнуть. Другая же собака оказалась «свободолюбивой». Она грызла свой поводок, кидалась на телегу, упиралась лапами, лаяла и скулила, но телега неумолимо влекла ее за собой. И вот собака, совсем обессилев от неравной борьбы, кинулась под колеса телеги и погибла. Так какая из этих двух собак оказалась более свободной: первая или вторая?
Ignorant: Мне кажется, что вторая. Она не смирилась со своей ситуацией, пыталась противостоять ей. В этом ее свобода.
Doctor: Хорошо, но тогда возникает другой вопрос: а что дала ей эта свобода? А может, просто эта собака оказалась недостаточно умна и рассудительна и поэтому не смогла реально оценить ситуацию? У притчи есть продолжение. Первая собака увидела на телеге человека и поняла, что телега движется не сама по себе, а управляется им. Этот же человек, оказалось, был намерен проявлять заботу о собаке; он давал ей еду, причем такую обильную и питательную, о какой раньше, будучи свободной, она и не мечтала. Прошли годы, собака служила человеку верой и правдой, и вот человек решил подарить ей свободу и снял с ее шеи поводок. Но как только телега тронулась, собака, не раздумывая, побежала за ней. Возникает вопрос, можно ли эту собаку назвать свободной?
Ignorant: Мне кажется, что нет. Это просто зависимость от хозяина.
Doctor: Но ведь у этой собаки был выбор, она его сделала, то есть получается, реализовала свою свободу. Чтобы смысл притчи был ясен, нужно задуматься вот над чем: ставит ли нас жизнь в ситуации, когда мы не в состоянии противиться внешней необходимости? Возможна ли вообще «внешняя» свобода? В чем тогда проявляет себя наш свободный выбор?
Бенедикт Спиноза: А может, в том, что если мы изменяем свое отношение к тому или иному событию, тем самым мы и реализуем свою свободу? А если свобода – это лишь наше отношение к событию или «осознание необходимости» того, что с нами происходит, то в таком случае наша свобода всегда в наших руках и она безгранична?
Антитезис: Объективной свободы нет, но свобода переживается субъективно. Мы в состоянии почувствовать себя свободными. Кроме того, мы имеем возможность поступать по-разному. Если даже мы не можем не подчиняться внешней несвободе, у нас есть внутренняя свобода выбора (например, способа действия или отношения к происходящему)[14].
Спиноза Бенедикт (1632–1677)
Doctor: Мне кажется, что каждое философское учение есть система ориентирования в жизни, следовательно, знакомство с этими системами расширяет пространство нашего выбора.
Ignorant: Однако у меня есть право соотносить любое философское учение со своим собственным жизненным опытом, рассматривать его с точки зрения практической ценности, полезности для меня. Ведь в конечном счете самым главным философом для каждого человека является он сам. Все дело в том, хорошим он будет для себя философом или плохим.
Doctor: О, кажется, ты уже начинаешь улавливать суть дела! Давай рассуждать дальше. Итак, мы целиком и полностью погружены, по сути, в одну реальность – жизнь как историю, временность. Данная реальность дана нам посредством различных форм «отражения».
Ignorant: То есть нас можно уподобить зеркалам, отражающим мир?
Doctor: Видишь ли, не все так просто. Вообще «отражение» как всеобщее свойство реальности связанно с потенциальной информацией, кроющейся в бытии. Так вот, для нас это своего рода информационное взаимодействие с реальностью.
Ignorant: А что представляет собой это «информационное взаимодействие»?
Doctor: Думаю, тебе это отчасти известно. Его простейший вид – раздражимость, далее – возбудимость нервных тканей (нейрофизиологическое «отражение») и, наконец, – психика. Если информационное взаимодействие на уровне раздражимости и простейшей чувствительности обеспечивает активность организма, то нейрофизиологическое «отражение» по мере развития нервной системы дает возможность осуществлять сложные схемы организованной последовательности действий, в конечном счете направленной на достижение жизненно значимой цели.
Ignorant: А как это происходит?
Doctor: Организм в процессе взаимодействия с внешней средой не просто реагирует на внешние раздражители, но и активно реализует в столкновении с внешней средой свою внутреннюю программу, в основе которой лежат нейрофизиологические структуры, аккумулирующие «видовой опыт» организма. Так возникает психический образ как результат отношения, взаимодействия его носителя с внешним миром. Это своего рода модель, отображение реальности, представляющее собой определенную программу возможного поведения во внешней реальности, схему «действия до действия».
Ignorant: Я не совсем понял, что же все-таки представляет собой этот «психический образ» и какова его роль?
Doctor: Поскольку, как я уже сказал, психический образ строится живым существом в процессе активного взаимодействия с внешним миром, значит, по своему содержанию он является отражением свойств, связей и отношений внешнего мира, освоенных субъектом психики в процессе взаимодействия с миром. Схема действия во внешнем мире, представляющая собой содержание образа, «кодируется» в нейродинамических структурах организма. Формирование и использование психических образов представляет собой органическое единство познавательных и эмоциональных процессов, работы памяти и активности волевой сферы психики. Это предполагает у организма определенную, включенную в этот процесс «схему мира». Но последняя, в свою очередь, в качестве своего необходимого компонента предполагает и определенную «схему тела».
Пьер Тейяр де Шарден: Даже не нужно быть человеком, чтобы заметить, как предметы и силы располагаются «кружком» вокруг нас. Все животные воспринимают это так же, как мы сами. Но только человек занимает такое положение в природе, при котором это схождение линий является не просто видимым, а структурным.
Ignorant: А что это значит?
Тейяр де Шарден Пьер (1881–1955)
Пьер Тейяр де Шарден: Это значит, что в силу качества и биологических свойств мысли мы оказываемся в уникальной точке, в узле, господствующем над целым участком космоса, открытым в настоящее время для нашего опыта. Центр перспективы – человек, одновременно центр конструирования универсума[15].
Ignorant: То есть во всех ключевых вопросах восприятия и понимания мира мы обращаемся к нашему непосредственному жизненному опыту?
Doctor: Совершенно верно, но мы не можем обнаружить ничего значимого в каком-либо опыте иначе, как посредством рефлексии, т.е. способности сознания сосредоточиться на самом себе и овладеть самим собой как предметом, обладающим своей специфической устойчивостью и своим специфическим значением. Хотим мы того или нет, но рефлексия всегда будет «искажать» наш опыт. Вместо предметов, ценностей, целей, вспомогательных средств, мы рассматриваем тот субъективный опыт, в котором они «являются», т.е. всегда имеем дело с «явлениями» (феноменами).
Ignorant: Ну вот… Мне казалось, что хотя бы в чем-то мы уже достигли ясности, но опять возникла проблема. Неужели мир, который существует в нашем восприятии, и мир, который существует сам по себе, не одно и то же?
Ignorant: Ну все. Теперь ты меня совсем запутал…
Doctor: На самом деле все просто. Например, если мы смотрим в окно и видим дерево, растущее во дворе, то составной частью этого акта сознания будет не только само наблюдение, но и содержание этого наблюдения, т.е. это дерево как видимое нами. В этом качестве данное дерево будет не физическим, а лишь интенциональным объектом, лишь феноменом нашего сознания.
Ignorant: То есть ты хочешь сказать, что дерево, которое мы видим, существует только благодаря тому, что мы на него смотрим, а также оно существует не само по себе, а только в качестве феномена нашего сознания? Прекрасно! Но я всегда считал и продолжаю считать, что оно существует само по себе как физический объект!
Doctor: Давай будем последовательными. Мы ведь сейчас говорим о свойствах нашего сознания, а не о наших убеждениях. Не будем подменять тему. Так вот, мы установили, что наше сознание как бы двуслойно: один слой – это сама направленность его актов, их интенция, а другой – это содержание данной направленности: объекты, на которые направлены акты сознания, т.е. чисто интенциональные объекты.
Ignorant: Да, это мне понятно. Но…
Doctor: Так вот, давай сначала попытаемся «настроить» наше внутреннее зрение, которое и открывает мир, базирующийся на непосредственном восприятии. Здесь мы обнаружим несколько разновидностей чувств, населяющих наш внутренний мир.
Пьер Тейяр де Шарден: Первая группа чувств – это онтологические чувства: 1) чувство пространственной необъятности в великом и малом; 2) чувство времени (необъятная глубина времени, упрощающая («прессующая») прошлое и «растягивающая» будущее); 3) чувство количества (или чувство множества), представляющее мир как бесконечное множество объектов; 4) чувство качества, благодаря которому мир воспринимается в пропорции, соразмерности его элементов; 5) чувство новизны, движения, т.е. способность воспринимать изменения под «вуалью покоя» мира; 6) чувство целостности, т.е. восприятие многообразных связей и структурного единства мира[16].
Ignorant: То есть эти чувства дают нам представление об окружающем мире. Ясно.
Doctor: Вторая группа чувств – это чувства существования. К этой группе относятся чувство родства, чувство эмпатии и антипатии, страдания и радости, свободы и ответственности, страха и защищенности, чувство любви, социальное (корпоративное) чувство, т.е. чувство, связанное с принадлежностью человека к той или иной социальной общности.
Ignorant: Кажется, понимаю. Эти чувства дают представление о нашем Я.
Doctor: И третья группа чувств – это направляющие чувства. Самые мощные из них: 1) чувство долга (этическое чувство), которое было привито нам в самом начале процесса формирования нашего сознания, а потом оно уже стало восприниматься нами как объективно существующая, направляющая сила; 2) чувство прекрасного (эстетическое чувство), которое для своего проявления нуждается не только во внутренних, но и во внешних подтверждениях; 3) чувство веры (религиозное чувство), которое, если захватывает нас, способно кардинально изменить всю нашу жизнь; 4) чувство логики (рассудок), т.е. чувство, координирующее наш разум. Оно оценивает суждения, аргументы, ситуации с точки зрения их согласованности, последовательности, непротиворечивости. Мы зачастую сначала чувствуем логическую ошибку, а уже в дальнейшем разум дает этой ошибке объяснение.
Ignorant: Хорошо. Допустим, есть у нас эти чувства, и что дальше?
Doctor: Так вот эти «реальности» нашего внутреннего мира и являются теми необходимыми предпосылками философской рефлексии, которые есть у каждого.
Ignorant: Но у меня был и другой вопрос: когда же все-таки философия становится необходима, актуальна для человека? Когда у человека появляется потребность философствовать?
Doctor: Философия становится востребованной в условиях так называемых «пограничных ситуаций», когда наши чувства и разум сталкиваются с неразрешимыми проблемами, парадоксами, противоречиями, побуждающими нас к размышлению.
Ignorant: А что такое «пограничные ситуации»?
Карл Ясперс: Это смерть, борьба, страдание, вина. В переживании пограничных ситуаций становится очевидно, что лежащая на поверхности опора на внешние условия может обрушиться, и я окажусь радикально отброшен назад, к себе самому. Сильнее всего это проявляется в осознании смерти: то, что остается нерушимым перед лицом смерти, относится к подлинному бытию, а то, что теряет силу, есть простое наличное бытие[17].
Ignorant: Я кажется понимаю. Это «безвыходные» ситуации, когда внешне ничего изменить нельзя. Это судьба. Единственное, что может сделать человек в этих ситуациях, – это измениться сам, изменить свое отношение к происходящему. Здесь зафилософствуешь поневоле! И не хотел бы думать, голову ломать, а приходится.
Doctor: Лучше и не скажешь. Ты все понял. Давай рассмотрим пример «пограничной ситуации», взятый из Библии. Люди верят, что Вселенной управляет справедливый и добрый Бог. Праведным воздается, злые наказываются – и это универсальный закон, который срабатывает всегда. Вот Иов. Он непорочен, праведен, справедлив, далек от зла. Но и он страдает. Возникает вопрос, почему и за что?
Слова его слушались и решения его ждали, как ждут позднего дождя. Для слепого он был глазами, для хромого – ногами, для сироты – отцом. Таким был Иов, живший в почете и богатстве. И имел он дом, стада, семерых сыновей и троих дочерей. К нему-то и пришел Сатана, и вызвал бурю и уничтожил в один день все стада его и все богатства. Иов только вздохнул глубоко: «Бог дал, Бог и взял. Все от Бога». Но страшная буря на этом не кончилась. Она обрушила дом, в котором находились дети Иова, и все они погибли. И зарыдал Иов, и разодрал на себе одежды, посыпал голову пеплом, но душа его и тут не отвернулась от Бога: «Бог – дал, Бог – взял, – сказал он. – Все Божье». – «Много можешь вынести, больше дам», – сказал Сатана и послал Иову страшную болезнь: все тело его покрыла проказа от кончиков пальцев до кончиков волос. И заметалось сердце Иова. – «Господи, что сделал я Тебе?!» – «Прокляни Бога, – сказала ему жена, – и умри. Разве можно столько вынести?» – «Я принимал от Бога счастье, приму и горе», – ответил Иов. И принял полную чашу. И перелилась эта чаша через край так, что захлебнулась душа. «Что сделал я тебе, Господи?! Вот я сижу один на гноище своем и даже жене моей тяжел мой запах, слуги мои избегают меня, а те, кто счастливы были видеть мою улыбку, смеются надо мной…»
Пришли к Иову друзья и не узнали его. А узнав, заплакали. И долго сидели молча. И тогда зарыдал Иов, и проклял ночь, в которую был зачат, и день, в который родился.
«Для чего я не умер в утробе, из чрева вышел и не скончался? Зачем встретили меня колена и к чему сосцы, что я должен был сосать?» – «Что ты, Иов, стыдно, Иов, покайся, Иов», – заговорили друзья. – «В чем мне каяться, друзья мои? Я не вижу за собой вины». – «Нет, Иов. Значит, ты в чем-нибудь грешен. Бог не посылает такие страдания зря. Покайся и попроси у Бога прощения». – «Вы для этого пришли ко мне? О, если бы вы могли помолчать, – какой бы это было милостью!» – «Иов, Иов, но ты богохульствуешь. Неужели ты считаешь Бога несправедливым? Что же, ты – праведнее Бога?» – «Вам мало моего страдания, вы хотите найти на мне еще вину?! Неужели вы не в силах пожалеть меня, друзья мои?.. Нет на мне никакой вины. Я безгрешен. Не с вами, а с Богом говорю, и пусть Бог ответит мне: за что?!»
И Бог ответил ему из бури. Бог, развернувший небо и землю, горы и море, Бог, создавший душу, сказал: «Вот я! Пусть замолчат люди. Не они, а Я буду говорить с тобой. Перед ними ты безгрешен и нет человека чище и лучше тебя, но зачем ты оставил меня, Иов?»
– Я, Господи?!
– Все, и даже ты. Я один с тех пор, как Адам ушел. Я один. Я создал мир, чтобы ты вместил его. Вместил ли ты? Проник ли ты в глубину Мою? Взвесил ли Мои замыслы? Был ли со Мной в час творения? Помогал ли Мне держать землю и расчислять звезды, вонзать луч в лес и золотить горы? Глядел ли в Мои глаза вместе с утихшим морем? Уходил ли в Меня вместе с горою? И что ты сам дал Мне, чтобы судить Меня? Хорошо знать, что кто-то есть, кто может одарить тебя и защитить, кто несет тебя на себе и судит справедливым судом. А кто есть надо Мной? Я сам. Один. Я сам держу все. А Меня – никто. Пробовал ли ты вместе со Мной держать мир и отвечать, а не только спрашивать?
Doctor: Позволь мне прочитать тебе одно стихотворение. Оно хотя и наивное, но в нем очень глубокий смысл и, как мне кажется, в нем заключается ответ на твой вопрос.
Ignorant: Кажется, я начинаю что-то понимать, но ясно выразить это не могу.
Мудрейший мудрец
Когда темно и страшно,
Он входит в темноте…
И что темно – неважно!
Не страшно с ним нигде!
Он самый – самый – самый
Удалый – удалец!
Он храбрый – храбрый – храбрый,
Мудрейший он мудрец.
И если надо, горе
Он может победить!
И если надо, горы
Он может своротить!
Искать его не нужно
Вблизи или вдали,
Он не живет снаружи,
Он живет внутри…[13]
Doctor: Сейчас разберемся. Всю нашу жизнь можно сравнить с путешествием от определенного начала к установленному концу. Мы вправе спросить себя, что в этом путешествии будет зависеть только от нас?
Ignorant: Видимо, те ориентиры, которые мы выбираем в пути, те цели, которые ставим перед собой.
Doctor: Правильно. От этой нашей способности к ориентированию зависит качество нашей жизни. Более того, мы понимаем, что в самом главном и существенном мы должны полагаться только на себя, потому что у каждого из нас свой собственный уникальный и неповторимый путь жизни.
Ignorant: Однако с детства человека ориентируют разные люди и многие с готовностью берут нашу ориентацию на себя, тем самым облегчая нам груз ответственности.
Doctor: Но при этом необходимо помнить, что все равно самое важное для человека зависит только от него самого, от его свободного выбора.
Ignorant: Но всегда ли у человека есть свободный выбор?
Doctor: Не будем спешить с ответом, прибегнем к иносказанию. Вот тебе притча. Две вольные и свободные собаки были пойманы и привязаны к двум телегам. Они попали в одинаковые условия внешней несвободы, но вести они себя стали по-разному. Одна собака смирилась со своей судьбой и приняла ее. Телега ехала быстрей – собака бежала быстрей, телега ехала медленнее – собака шла шагом, телега остановилась – собака получила возможность лечь и отдохнуть. Другая же собака оказалась «свободолюбивой». Она грызла свой поводок, кидалась на телегу, упиралась лапами, лаяла и скулила, но телега неумолимо влекла ее за собой. И вот собака, совсем обессилев от неравной борьбы, кинулась под колеса телеги и погибла. Так какая из этих двух собак оказалась более свободной: первая или вторая?
Ignorant: Мне кажется, что вторая. Она не смирилась со своей ситуацией, пыталась противостоять ей. В этом ее свобода.
Doctor: Хорошо, но тогда возникает другой вопрос: а что дала ей эта свобода? А может, просто эта собака оказалась недостаточно умна и рассудительна и поэтому не смогла реально оценить ситуацию? У притчи есть продолжение. Первая собака увидела на телеге человека и поняла, что телега движется не сама по себе, а управляется им. Этот же человек, оказалось, был намерен проявлять заботу о собаке; он давал ей еду, причем такую обильную и питательную, о какой раньше, будучи свободной, она и не мечтала. Прошли годы, собака служила человеку верой и правдой, и вот человек решил подарить ей свободу и снял с ее шеи поводок. Но как только телега тронулась, собака, не раздумывая, побежала за ней. Возникает вопрос, можно ли эту собаку назвать свободной?
Ignorant: Мне кажется, что нет. Это просто зависимость от хозяина.
Doctor: Но ведь у этой собаки был выбор, она его сделала, то есть получается, реализовала свою свободу. Чтобы смысл притчи был ясен, нужно задуматься вот над чем: ставит ли нас жизнь в ситуации, когда мы не в состоянии противиться внешней необходимости? Возможна ли вообще «внешняя» свобода? В чем тогда проявляет себя наш свободный выбор?
Бенедикт Спиноза: А может, в том, что если мы изменяем свое отношение к тому или иному событию, тем самым мы и реализуем свою свободу? А если свобода – это лишь наше отношение к событию или «осознание необходимости» того, что с нами происходит, то в таком случае наша свобода всегда в наших руках и она безгранична?
Спор о свободе
Тезис: Строгий детерминизм. Мир управляется строгими и безусловными законами природы. Зная состояние мира в определенный момент времени и законы природы, мы можем утверждать, что будущее предопределено. Все объекты мира (включая людей) подчиняются тем же природным закономерностям, они не могут быть от них свободны. Следовательно, у человека нет никакой свободной воли.Антитезис: Объективной свободы нет, но свобода переживается субъективно. Мы в состоянии почувствовать себя свободными. Кроме того, мы имеем возможность поступать по-разному. Если даже мы не можем не подчиняться внешней несвободе, у нас есть внутренняя свобода выбора (например, способа действия или отношения к происходящему)[14].
Doctor: Мне кажется, что каждое философское учение есть система ориентирования в жизни, следовательно, знакомство с этими системами расширяет пространство нашего выбора.
Ignorant: Однако у меня есть право соотносить любое философское учение со своим собственным жизненным опытом, рассматривать его с точки зрения практической ценности, полезности для меня. Ведь в конечном счете самым главным философом для каждого человека является он сам. Все дело в том, хорошим он будет для себя философом или плохим.
Doctor: О, кажется, ты уже начинаешь улавливать суть дела! Давай рассуждать дальше. Итак, мы целиком и полностью погружены, по сути, в одну реальность – жизнь как историю, временность. Данная реальность дана нам посредством различных форм «отражения».
Ignorant: То есть нас можно уподобить зеркалам, отражающим мир?
Doctor: Видишь ли, не все так просто. Вообще «отражение» как всеобщее свойство реальности связанно с потенциальной информацией, кроющейся в бытии. Так вот, для нас это своего рода информационное взаимодействие с реальностью.
Ignorant: А что представляет собой это «информационное взаимодействие»?
Doctor: Думаю, тебе это отчасти известно. Его простейший вид – раздражимость, далее – возбудимость нервных тканей (нейрофизиологическое «отражение») и, наконец, – психика. Если информационное взаимодействие на уровне раздражимости и простейшей чувствительности обеспечивает активность организма, то нейрофизиологическое «отражение» по мере развития нервной системы дает возможность осуществлять сложные схемы организованной последовательности действий, в конечном счете направленной на достижение жизненно значимой цели.
Ignorant: А как это происходит?
Doctor: Организм в процессе взаимодействия с внешней средой не просто реагирует на внешние раздражители, но и активно реализует в столкновении с внешней средой свою внутреннюю программу, в основе которой лежат нейрофизиологические структуры, аккумулирующие «видовой опыт» организма. Так возникает психический образ как результат отношения, взаимодействия его носителя с внешним миром. Это своего рода модель, отображение реальности, представляющее собой определенную программу возможного поведения во внешней реальности, схему «действия до действия».
Ignorant: Я не совсем понял, что же все-таки представляет собой этот «психический образ» и какова его роль?
Doctor: Поскольку, как я уже сказал, психический образ строится живым существом в процессе активного взаимодействия с внешним миром, значит, по своему содержанию он является отражением свойств, связей и отношений внешнего мира, освоенных субъектом психики в процессе взаимодействия с миром. Схема действия во внешнем мире, представляющая собой содержание образа, «кодируется» в нейродинамических структурах организма. Формирование и использование психических образов представляет собой органическое единство познавательных и эмоциональных процессов, работы памяти и активности волевой сферы психики. Это предполагает у организма определенную, включенную в этот процесс «схему мира». Но последняя, в свою очередь, в качестве своего необходимого компонента предполагает и определенную «схему тела».
Пьер Тейяр де Шарден: Даже не нужно быть человеком, чтобы заметить, как предметы и силы располагаются «кружком» вокруг нас. Все животные воспринимают это так же, как мы сами. Но только человек занимает такое положение в природе, при котором это схождение линий является не просто видимым, а структурным.
Ignorant: А что это значит?
Пьер Тейяр де Шарден: Это значит, что в силу качества и биологических свойств мысли мы оказываемся в уникальной точке, в узле, господствующем над целым участком космоса, открытым в настоящее время для нашего опыта. Центр перспективы – человек, одновременно центр конструирования универсума[15].
Ignorant: То есть во всех ключевых вопросах восприятия и понимания мира мы обращаемся к нашему непосредственному жизненному опыту?
Doctor: Совершенно верно, но мы не можем обнаружить ничего значимого в каком-либо опыте иначе, как посредством рефлексии, т.е. способности сознания сосредоточиться на самом себе и овладеть самим собой как предметом, обладающим своей специфической устойчивостью и своим специфическим значением. Хотим мы того или нет, но рефлексия всегда будет «искажать» наш опыт. Вместо предметов, ценностей, целей, вспомогательных средств, мы рассматриваем тот субъективный опыт, в котором они «являются», т.е. всегда имеем дело с «явлениями» (феноменами).
Ignorant: Ну вот… Мне казалось, что хотя бы в чем-то мы уже достигли ясности, но опять возникла проблема. Неужели мир, который существует в нашем восприятии, и мир, который существует сам по себе, не одно и то же?
Феномен (от греч. phainomenon – являющееся) – явление, данное нам в опыте чувственного познания.Doctor: Давай разбираться. Исследованием сознания и его феноменов занимается такое направление современной философии, как феноменология. Так вот, одним из важных свойств, характеризующих сознание, которое установили феноменологи, является свойство интенциональности. Оно обозначает свойство психических феноменов (в отличие от физических) быть направленным на что-либо, т.е. всегда быть сознанием чего-то. Принцип интенциональности сознания говорит о том, что всякий акт сознания направлен на какой-то объект; при этом важно то, что объект, на который направлен тот или иной акт сознания, сам является составной частью этого акта, не в качестве, конечно, физического, скажем, объекта, а в качестве объекта интенционального.
Интенция (от лат. intentio – намерение, тенденция, стремление) – направленность сознания, мышления на какой-либо предмет.
Ignorant: Ну все. Теперь ты меня совсем запутал…
Doctor: На самом деле все просто. Например, если мы смотрим в окно и видим дерево, растущее во дворе, то составной частью этого акта сознания будет не только само наблюдение, но и содержание этого наблюдения, т.е. это дерево как видимое нами. В этом качестве данное дерево будет не физическим, а лишь интенциональным объектом, лишь феноменом нашего сознания.
Ignorant: То есть ты хочешь сказать, что дерево, которое мы видим, существует только благодаря тому, что мы на него смотрим, а также оно существует не само по себе, а только в качестве феномена нашего сознания? Прекрасно! Но я всегда считал и продолжаю считать, что оно существует само по себе как физический объект!
Doctor: Давай будем последовательными. Мы ведь сейчас говорим о свойствах нашего сознания, а не о наших убеждениях. Не будем подменять тему. Так вот, мы установили, что наше сознание как бы двуслойно: один слой – это сама направленность его актов, их интенция, а другой – это содержание данной направленности: объекты, на которые направлены акты сознания, т.е. чисто интенциональные объекты.
Ignorant: Да, это мне понятно. Но…
Doctor: Так вот, давай сначала попытаемся «настроить» наше внутреннее зрение, которое и открывает мир, базирующийся на непосредственном восприятии. Здесь мы обнаружим несколько разновидностей чувств, населяющих наш внутренний мир.
Пьер Тейяр де Шарден: Первая группа чувств – это онтологические чувства: 1) чувство пространственной необъятности в великом и малом; 2) чувство времени (необъятная глубина времени, упрощающая («прессующая») прошлое и «растягивающая» будущее); 3) чувство количества (или чувство множества), представляющее мир как бесконечное множество объектов; 4) чувство качества, благодаря которому мир воспринимается в пропорции, соразмерности его элементов; 5) чувство новизны, движения, т.е. способность воспринимать изменения под «вуалью покоя» мира; 6) чувство целостности, т.е. восприятие многообразных связей и структурного единства мира[16].
Ignorant: То есть эти чувства дают нам представление об окружающем мире. Ясно.
Doctor: Вторая группа чувств – это чувства существования. К этой группе относятся чувство родства, чувство эмпатии и антипатии, страдания и радости, свободы и ответственности, страха и защищенности, чувство любви, социальное (корпоративное) чувство, т.е. чувство, связанное с принадлежностью человека к той или иной социальной общности.
Ignorant: Кажется, понимаю. Эти чувства дают представление о нашем Я.
Doctor: И третья группа чувств – это направляющие чувства. Самые мощные из них: 1) чувство долга (этическое чувство), которое было привито нам в самом начале процесса формирования нашего сознания, а потом оно уже стало восприниматься нами как объективно существующая, направляющая сила; 2) чувство прекрасного (эстетическое чувство), которое для своего проявления нуждается не только во внутренних, но и во внешних подтверждениях; 3) чувство веры (религиозное чувство), которое, если захватывает нас, способно кардинально изменить всю нашу жизнь; 4) чувство логики (рассудок), т.е. чувство, координирующее наш разум. Оно оценивает суждения, аргументы, ситуации с точки зрения их согласованности, последовательности, непротиворечивости. Мы зачастую сначала чувствуем логическую ошибку, а уже в дальнейшем разум дает этой ошибке объяснение.
Ignorant: Хорошо. Допустим, есть у нас эти чувства, и что дальше?
Doctor: Так вот эти «реальности» нашего внутреннего мира и являются теми необходимыми предпосылками философской рефлексии, которые есть у каждого.
Ignorant: Но у меня был и другой вопрос: когда же все-таки философия становится необходима, актуальна для человека? Когда у человека появляется потребность философствовать?
Doctor: Философия становится востребованной в условиях так называемых «пограничных ситуаций», когда наши чувства и разум сталкиваются с неразрешимыми проблемами, парадоксами, противоречиями, побуждающими нас к размышлению.
Ignorant: А что такое «пограничные ситуации»?
Карл Ясперс: Это смерть, борьба, страдание, вина. В переживании пограничных ситуаций становится очевидно, что лежащая на поверхности опора на внешние условия может обрушиться, и я окажусь радикально отброшен назад, к себе самому. Сильнее всего это проявляется в осознании смерти: то, что остается нерушимым перед лицом смерти, относится к подлинному бытию, а то, что теряет силу, есть простое наличное бытие[17].
Ignorant: Я кажется понимаю. Это «безвыходные» ситуации, когда внешне ничего изменить нельзя. Это судьба. Единственное, что может сделать человек в этих ситуациях, – это измениться сам, изменить свое отношение к происходящему. Здесь зафилософствуешь поневоле! И не хотел бы думать, голову ломать, а приходится.
Doctor: Лучше и не скажешь. Ты все понял. Давай рассмотрим пример «пограничной ситуации», взятый из Библии. Люди верят, что Вселенной управляет справедливый и добрый Бог. Праведным воздается, злые наказываются – и это универсальный закон, который срабатывает всегда. Вот Иов. Он непорочен, праведен, справедлив, далек от зла. Но и он страдает. Возникает вопрос, почему и за что?
Иов
…Жил человек в земле Уц. Иов имя его. Был он лучшим из всех людей на земле. Самым справедливым, самым добрым.Слова его слушались и решения его ждали, как ждут позднего дождя. Для слепого он был глазами, для хромого – ногами, для сироты – отцом. Таким был Иов, живший в почете и богатстве. И имел он дом, стада, семерых сыновей и троих дочерей. К нему-то и пришел Сатана, и вызвал бурю и уничтожил в один день все стада его и все богатства. Иов только вздохнул глубоко: «Бог дал, Бог и взял. Все от Бога». Но страшная буря на этом не кончилась. Она обрушила дом, в котором находились дети Иова, и все они погибли. И зарыдал Иов, и разодрал на себе одежды, посыпал голову пеплом, но душа его и тут не отвернулась от Бога: «Бог – дал, Бог – взял, – сказал он. – Все Божье». – «Много можешь вынести, больше дам», – сказал Сатана и послал Иову страшную болезнь: все тело его покрыла проказа от кончиков пальцев до кончиков волос. И заметалось сердце Иова. – «Господи, что сделал я Тебе?!» – «Прокляни Бога, – сказала ему жена, – и умри. Разве можно столько вынести?» – «Я принимал от Бога счастье, приму и горе», – ответил Иов. И принял полную чашу. И перелилась эта чаша через край так, что захлебнулась душа. «Что сделал я тебе, Господи?! Вот я сижу один на гноище своем и даже жене моей тяжел мой запах, слуги мои избегают меня, а те, кто счастливы были видеть мою улыбку, смеются надо мной…»
Пришли к Иову друзья и не узнали его. А узнав, заплакали. И долго сидели молча. И тогда зарыдал Иов, и проклял ночь, в которую был зачат, и день, в который родился.
«Для чего я не умер в утробе, из чрева вышел и не скончался? Зачем встретили меня колена и к чему сосцы, что я должен был сосать?» – «Что ты, Иов, стыдно, Иов, покайся, Иов», – заговорили друзья. – «В чем мне каяться, друзья мои? Я не вижу за собой вины». – «Нет, Иов. Значит, ты в чем-нибудь грешен. Бог не посылает такие страдания зря. Покайся и попроси у Бога прощения». – «Вы для этого пришли ко мне? О, если бы вы могли помолчать, – какой бы это было милостью!» – «Иов, Иов, но ты богохульствуешь. Неужели ты считаешь Бога несправедливым? Что же, ты – праведнее Бога?» – «Вам мало моего страдания, вы хотите найти на мне еще вину?! Неужели вы не в силах пожалеть меня, друзья мои?.. Нет на мне никакой вины. Я безгрешен. Не с вами, а с Богом говорю, и пусть Бог ответит мне: за что?!»
И Бог ответил ему из бури. Бог, развернувший небо и землю, горы и море, Бог, создавший душу, сказал: «Вот я! Пусть замолчат люди. Не они, а Я буду говорить с тобой. Перед ними ты безгрешен и нет человека чище и лучше тебя, но зачем ты оставил меня, Иов?»
– Я, Господи?!
– Все, и даже ты. Я один с тех пор, как Адам ушел. Я один. Я создал мир, чтобы ты вместил его. Вместил ли ты? Проник ли ты в глубину Мою? Взвесил ли Мои замыслы? Был ли со Мной в час творения? Помогал ли Мне держать землю и расчислять звезды, вонзать луч в лес и золотить горы? Глядел ли в Мои глаза вместе с утихшим морем? Уходил ли в Меня вместе с горою? И что ты сам дал Мне, чтобы судить Меня? Хорошо знать, что кто-то есть, кто может одарить тебя и защитить, кто несет тебя на себе и судит справедливым судом. А кто есть надо Мной? Я сам. Один. Я сам держу все. А Меня – никто. Пробовал ли ты вместе со Мной держать мир и отвечать, а не только спрашивать?