Страница:
- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- 6
- 7
- 8
- Следующая »
- Последняя >>
Сергей Валентинович Борисов
Основы философии
Pluralitas non est ponenda sine necessitate.
Уильям Оккам
От автора
О философии сказано много и большей частью много лишнего, не имеющего отношения к сути ее предмета. Эта книга не о философии, это сама философия. Если мы любим жизнь, если мы любим мудрость, если мы ценим разумное и доброе человеческое общение, если мы заботимся об этих чистых чувствах, значит, мы настоящие философы. Философия всегда где-то рядом, философия живет в нас, следовательно, искать ничего не нужно, достаточно внимательно приглядеться и прислушаться к тому, что уже есть, познать огромный и неповторимый мир нашего Я.
Эта книга – диалог. На протяжении всех ее глав разговор с читателем будут поддерживать Ignorant (профан), Doctor (ученый) и Мыслители прошлого и современности, оставившие наиболее заметный след в философии. Разговор будет идти на равных, ведь самым главным философом для человека является он сам.
Для удобства восприятия материала текст учебного пособия сопровожден маргиналиями, содержащими пояснения специальных философских терминов и понятий, а также схемами и рисунками. В конце каждой главы представлены наиболее острые и дискуссионные вопросы по изучаемым темам, не имеющие однозначных ответов, а также список литературы для дальнейшего более глубокого проникновения в философскую проблематику.
Эта книга – диалог. На протяжении всех ее глав разговор с читателем будут поддерживать Ignorant (профан), Doctor (ученый) и Мыслители прошлого и современности, оставившие наиболее заметный след в философии. Разговор будет идти на равных, ведь самым главным философом для человека является он сам.
Для удобства восприятия материала текст учебного пособия сопровожден маргиналиями, содержащими пояснения специальных философских терминов и понятий, а также схемами и рисунками. В конце каждой главы представлены наиболее острые и дискуссионные вопросы по изучаемым темам, не имеющие однозначных ответов, а также список литературы для дальнейшего более глубокого проникновения в философскую проблематику.
Глава 1.
Что такое философия? Введение в предмет философии
Не следует делать вид, что занимаешься философией, но следует на самом деле заниматься ею: ведь нам нужно не казаться здоровыми, а быть поистине здоровыми.
Эпикур
Диалоги
1.1. Специфика философского мировоззрения1.2. Предпосылки философии внутри нас
1.3. Основания философской рефлексии
1.4. Структура философского знания
1.5. Основной вопрос философии и его аспекты
Действующие лица
Ignorant — профан.Doctor — ученый.
Дэвид Юм — шотландский философ XVIII в.
Иммануил Кант — немецкий философ XVIII в.
Хосе Ортега-и-Гассет — испанский философ ХХ в.
Готфрид Вильгельм Лейбниц — немецкий философ XVII–XVIII вв.
Николай Александрович Бердяев — русский философ XIX–XX вв.
Фридрих Ницше — немецкий философ XIX в.
Вильгельм Дильтей — немецкий философ XIX в.
Мераб Константинович Мамардашвили — советский философ.
Карл Ясперс — немецкий философ ХХ в.
Иоанн Дамаскин — византийский философ VII–VIII вв.
Бенедикт Спиноза — нидерландский философ XVII в.
Пьер Тейяр де Шарден — французский философ ХХ в.
Мартин Хайдеггер — немецкий философ ХХ в.
Рене Декарт — французский философ XVII в.
Августин Блаженный — средневековый философ IV–V вв.
Аристотель Стагирит — древнегреческий философ IV в. до н.э.
Николай Кузанский — немецкий философ XV в.
Иоганн Готлиб Фихте — немецкий философ XVIII–XIX вв.
Конфуций — китайский философ VI–V вв до н.э.
Фридрих Энгельс — немецкий философ XIX в.
Жюльен Офре де Ламетри — французский философ XVIII в.
1.1. Специфика философского мировоззрения
Doctor: Скажи, любезный, считаешь ли ты, что можно хоть в чем-то быть абсолютно уверенным?
Ignorant: А почему ты спрашиваешь? А-а, знаю. Ты хочешь опять выставить меня профаном, не так ли? Но у тебя ничего не получится. Да поможет мне его величество здравый смысл! Например, я абсолютно уверен (да и ты тоже), что завтра опять взойдет Солнце.
Doctor: А на чем основывается твое утверждение?
Ignorant: На простом ежедневном наблюдении. Изо дня в день, примерно в одно и то же время происходит одно и то же событие – восход Солнца. Природа единообразна.
Doctor: Однако из того, что раньше было так, логически не следует, что потом все повторится. В том, что Солнце завтра не взойдет, нет логического противоречия.
Ignorant: Я не понимаю тебя. Что ты хочешь этим сказать?
Doctor: Только то, что восход Солнца нельзя обосновать дедуктивно, а только индуктивно. Однако индукция всегда опирается на неоправданное допущение.
Doctor: Потому что данное допущение о единообразии природы ты можешь полагать только независимо от опыта, так как ты ведь не можешь наблюдать всю природу в ее прошлом и будущем. Однако пытаясь оправдать предположение о единообразии природы, ты опять будешь ссылаться на свой опыт, а потом опять будешь утверждать, что так было везде и всегда. Ты попадаешь в порочный круг. Например, барон Мюнхгаузен рассказывал небылицы, а в подтверждение своих слов приводил «аргумент», что всегда говорит только правду.
Ignorant: Значит, ты хочешь сказать, что моя уверенность в восходе Солнца столь же неоправданна, как уверенность барона Мюнхгаузена в том, что он поднял себя за волосы?
Дэвид Юм: Наше мышление устроено таким образом, что, когда нам удается обнаружить некоторую регулярность, мы вынуждены верить в то, что эта регулярность сохранится в будущем. Каузально (индуктивно) эту веру обосновать невозможно, она у нас просто есть[1].
Юм Дэвид (1711–1776)
Иммануил Кант: Да, нельзя не признать скандалом для философии и общечеловеческого разума необходимость принимать лишь на веру существование вещей вне нас и невозможность противопоставить какое бы то ни было удовлетворительное доказательство этого существования, если бы кто-нибудь вздумал подвергнуть его сомнению[2].
Кант Иммануил (1724–1804)
Ignorant: Нет, господа философы, вы меня нисколько не убедили, и я продолжаю настаивать на том, что могу быть уверенным в восходе Солнца! А что ты делаешь?
Doctor: Бросаю монету. Орел или решка?
Ignorant: Орел.
Doctor: Так и есть. Означает ли это, что ты знал, какой стороной упадет монета?
Ignorant: Нет, я просто угадал.
Doctor: Но ты же верил в это, и твоя вера оказалась истинной.
Ignorant: Да, но этого мало.
Doctor: А что еще требуется для знания?
Ignorant: Нужно хотя бы какое-то объяснение, обоснование. А вот обоснованная истинная вера и будет знанием.
Doctor: Однако обоснованность бывает разной степени. Например, я вижу своего приятеля в дорогом костюме за рулем шикарного автомобиля. На основе этого я делаю вывод, что он обзавелся деньгами. Когда же он мне говорит, что у него есть еще вертолет и дом в Майами, мои основания подтверждаются. Однако проблема в том, что мой приятель солгал. Костюм и автомобиль он одолжил, чтобы произвести впечатление на свою знакомую, а вертолет и дом он просто приплел для большего эффекта.
Ignorant: Значит наши основания нуждаются в проверке.
Doctor: Но тут мы сталкиваемся с проблемой регресса оснований.
Ignorant: Я тебя не понимаю, опять ты хочешь меня запутать?!
Doctor: Вовсе нет, я только хочу внести ясность. Смотри, моя вера базируется на определенных основаниях, эти основания явились следствием другой веры, которую тоже нужно обосновать, и так до бесконечности.
Ignorant: Вот именно! Поэтому должны существовать хотя бы некоторые убеждения, которые можно принять на веру и считать знанием без обоснования. Иначе все можно подвергнуть сомнению, в том числе и то, что для нас свято – наши принципы, ценности, убеждения. Это недопустимо!
Doctor: А ты считаешь, что мировоззрение человека и общества не подвержено изменениям и не нуждается в обосновании? Человек всегда создает себя, собирает по крупицам. Поэтому он всегда будет задумываться над вопросом: зачем все это? Зачем этот мир и я в нем? Что происходит вокруг нас? Что делают эти люди, которые нас окружают? Куда они бегут? О чем они разговаривают? О чем думают? Куда бегу я вслед за ними? Чего я хочу от жизни, что я могу знать, на что я смею надеяться, что я должен делать?
Ignorant: Стоп, хватит! Уверен, вопросов будет больше, чем ответов. Такие рефлексивные остановки небезопасны. Ведь, как знать, ответов на большинство этих вопросов у нас может так и не появиться.
Doctor: А что тогда? Бежать дальше? А зачем?
Хосе Ортега-и-Гассет: Все мы представители массового общества, а значит, у нас не должно быть подобных вопросов. Но они возникают и никуда от них не деться. Это говорит том, что у нас нет определенного духовного стержня, а, следовательно, в современном массовом обществе растет степень отчужденности человека. Из творца общественных отношений человек превращается в массового потребителя.
Хосе Ортега-и-Гассет: Данное состояние порождает иллюзию доступности жизни во всех проявлениях; все дается мне только по праву моего рождения без каких-либо душевных усилий с моей стороны. Но, превращаясь в простого потребителя, я лишаюсь того «собственно человеческого», что поддерживает и воспроизводит культуру, что придает ей ценность[3].
Готфрид Вильгельм Лейбниц: Однако дело не только в том, чтобы ясно мыслить и всегда совершать рациональный выбор; дело в том, что для такого выбора нужна энергия воли, а ее-то и может перебивать беспокойство повседневных желаний. В зазоры нашего мышления мгновенно внедряется мощный поток иррациональных мотивов и желаний, и мы подчиняемся ему, засыпая наяву и уносясь на крыльях грез. Внимание рассеивается, воля сменяется слепым желанием. Мы не хотим мыслить. Так обнаруживается «ленивый разум»[4].
Ортега-и-Гассет Хосе (1883–1955)
Лейбниц Готфрид Вильгельм (1646–1716)
Ignorant: А что такое «ленивый разум» и каковы его проявления?
Готфрид Вильгельм Лейбниц: Во-первых, это наше нежелание мыслить. Во-вторых, это наше притворство (ведь мы осознаем, что спим наяву). В-третьих, это наша привычка не мыслить, мы не в состоянии побороть собственную лень.
Doctor: Но как бороться с «ленивым разумом»?
Готфрид Вильгельм Лейбниц: Нужно мыслить до конца. Если мы мыслим до конца, мы получаем особое наслаждение от процесса мышления, которое сохраняется в памяти. Поэтому, помня об этой радости, мы вновь обращаемся к мышлению. Эта радость позволяет преодолевать естественный сон интеллекта, просыпаться в своем повседневном существовании, преодолевать зазоры, в которые вклиниваются наши повседневные иррациональные желания, и сохранять непрерывность существования. Именно память о том, как душа радовалась, когда мыслила, и склоняет нашу волю в пользу интеллекта, а не спонтанных желаний.
Ignorant: Хорошо, господа философы, все это верно, но если мы придем к утверждению, что единственным действенным противоядием от «массовизации» духовной жизни будет занятие философией, то современные практичные люди нас не поймут. Современная культура не может в равной степени поддерживать все стороны человеческой жизни, в своих построениях она ищет более надежные опоры, чем «отвлеченные» конструкции философской мысли.
Николай Александрович Бердяев: Да, друзья, положение философа в современном мире поистине трагично, философа почти никто не любит. На протяжении всей истории культуры обнаруживается вражда к философии, и притом с самых разнообразных сторон. Поэтому философия есть самая незащищенная сторона культуры. Постоянно подвергается сомнениям сама возможность философии, и каждый философ принужден начинать свое дело с защиты философии и оправдания ее возможности и плодотворности. Философия подвергается нападению сверху и снизу, ей враждебна религия и ей враждебна наука. Она совсем не пользуется тем, что называется общественным престижем. Философ совсем не производит впечатления человека, исполняющего социальный заказ[5].
Doctor: Чего же не могут простить философам?
Николай Александрович Бердяев: Прежде всего не могут простить того, что философия кажется людям ненужной, неоправданной, существующей лишь для немногих, пустой игрой мысли.
Doctor: Но все-таки непонятно, почему «ненужная» и «неоправданная» игра мысли самой незначительной кучки людей вызывает такое недоброжелательство и почти негодование?
Ignorant: Дело в том, что современный человек относится к философии как к самой неопределенной и отвлеченной области знания, наиболее удаленной от повседневной жизни.
Бердяев Николай Александрович (1874–1948)
Doctor: Но это же заблуждение! Во-первых, каждый из нас, отдаем ли мы себе в этом отчет или нет, имеет какие-то философские воззрения. А во-вторых, даже в обыденной речи современные люди активно пользуются такими терминами, как «философия», «философски», «философствовать» и т.п. Может быть, все-таки причина непонимания заключается в нас самих, а за философию мы зачастую принимаем совсем не то, чем она является на самом деле? Философия в переводе с древнегреческого означает «любовь к мудрости». Но в том-то и дело, что любви нельзя научить, как и нельзя заставить любить. Любовь – это чувство, которое возникает однажды. Это чувство нужно в себе развивать, о нем нужно заботиться.
Ignorant: Действительно, в процессе повседневного общения очень многие толкуют о философии. Например, мы слышим: «Мне нравится твоя жизненная философия». Значит, философия в этом смысле – это образ жизни, деятельности, мысли, способ поведения и т.п. Или: «Не переживай, относись к этому философски». В таком понимании философия – это принятие жизни такой, какая она есть, отстраненное, перспективное рассмотрение жизни. Или (с негативным оттенком): «Хватит философствовать, пора дело делать». То есть здесь философия – это абстрактное, оторванное от жизни рассуждение, неумение четко и логично выразить свои мысли и чувства.
Doctor: Ты прав. Образчик здравого смысла – «Словарь русского языка» С.И. Ожегова – дает следующие определения понятиям «философия», «философски», «философствовать»: например, «философ – это специалист по философии, а также вообще – мыслитель, занятый разработкой вопросов мировоззрения». Или другое определение, на этот раз в переносном смысле: «Философ – это человек, который разумно, рассудительно и спокойно относится ко всем явлениям жизни, ко всем невзгодам». Ну а понятие «философствовать» употребляется, как правило, в негативном контексте: «философствовать – это мудрено или беспочвенно рассуждать, умствовать, рассуждать на отвлеченные темы»[6].
Ignorant: Обыденное представление о философе столь же противоречиво. В обыденном представлении философ фигурирует либо как мыслитель-теоретик, посвятивший себя созерцанию мировых проблем и созданию отвлеченных теоретических систем, либо как мыслитель-пророк, который способен предвидеть будущее, способен давать рецепты счастья и благоденствия для всего человечества или предвещать беды и лишения. Потому он должен нести ответственность за все хорошее и плохое, что происходит в жизни.
Фридрих Ницше: В самом деле, толпа долгое время не узнавала философа и смешивала его то с человеком науки и идеальным ученым, то с религиозно-вдохновенным, умертвившем в себе все плотское, «отрекшимся от мира» фанатиком и пьянчугой Божьим. И если даже в наши дни доводится услышать, что кого-нибудь хвалят за то, что он живет «мудро» или «как философ», то это означает не более как «умно и в стороне»[7].
Ignorant: Так кто же это – «философ»?
Doctor: Характерный для философа вид связи с миром и манера познания вновь и вновь проявляются во все времена и у всех философски одаренных людей. Философ – это тип человека, стремящегося к окончательной, всеобъемлющей ясности и истинности. «Наивный философ» есть в каждом человеке. Стержень философии можно обнаружить внутри нас. Однажды древнегреческого философа Сократа спросили с явной иронией, а стоит ли вообще заниматься философией, на что философ ответил вполне серьезно: «А стоит ли вообще жить, так и не разобравшись в жизни».
Ignorant: Действительно, прежде чем поставить перед собой те или иные задачи, вполне резонно спросить себя, насколько это важно и нужно для меня, какой в этом для меня видится смысл? В этих вопросах и ответах на них находится корень любого поступка человека, который может быть до поры до времени скрыт не только от других, но даже от него самого.
Ницше Фридрих (1844–1900)
Doctor: Верно. Поэтому занятие философией часто предстает не как необходимость, а как то, что надлежит реализовать с помощью нашей собственной деятельности. По отношению к нашей свободе философия выступает в качестве задачи, которую предстоит решить, но не потому, что есть такое принуждение или необходимость, а потому, что философия может считаться за благо. Конечно же, можно жить не философствуя. Но жизнь, не знающая радости и свободы мышления, жизнь, когда человек не стремится стать хозяином своей судьбы, – такая жизнь не является хорошей жизнью. Если для жизни как таковой философия есть излишество, то для подлинно человеческой жизни она как нельзя более необходима.
Ignorant: Философия, как уже говорилось ранее, – это «любовь к мудрости». Следовательно, философ любит не знания, а мудрость.
Doctor: И это верно. Мудрость применима к различным аспектам нашей жизнедеятельности, характеризует наше отношение к знанию, к его применению и использованию на практике, а также к конечной цели наших усилий. Например, у древнегреческого философа Платона можно найти: онтологическую трактовку мудрости, когда она рассматривается не только как свойство мыслящего, решающего и действующего человека, но и как объективное свойство мира («Филеб», «Гиппий Большой»); этическую трактовку мудрости как проявление доброй воли, доблести, поступка, связанного с заботой о сохранении и умножении мудрости в своей душе и мире («Евтидем», «Протагор», «Лахет»); трактовку мудрости как искусства («Протагор»); трактовку мудрости как знания («Алквиад», «Менон», «Протагор»). То есть вместо простого накопления массы разрозненных мнений и сведений все это должно быть, во-первых, проверено на состоятельность, во-вторых, тщательно и всесторонне рассмотрено и, в-третьих, организовано в стройную логически непротиворечивую систему воззрений и жизненного опыта. Философия, по сути, формирует мировоззрение.
Doctor: Говоря о мировоззрении, как правило, имеют в виду, во-первых, систему взглядов (воззрений) на объективный мир; во-вторых, совокупность взглядов не только на роль и место человека в окружающем мире, но и отношение человека к нему и к самому себе; в-третьих, обусловленные вышесказанным основные жизненно важные позиции людей и социальных общностей; их убеждения, ценностные ориентации, идеалы, а также принципы познания и деятельности. Последнее обстоятельство – свидетельство огромного практического смысла и значения мировоззрения для жизни человека.
Вильгельм Дильтей: Я бы выделил три основных типа мировоззренческих систем: натурализм (человек понимается как биологическое существо, рассчитанное на удовлетворение влечений и подчиненное материальным условиям своего существования); волюнтаризм (свободная творческая самореализация, независимость человека); холизм (достижение гармонии человека и мира как целого). Однако ни одно из мировоззрений не обладает всей полнотой истины, а лишь выражает один ее аспект. Мировоззрения коренятся в природе универсума и в отношении к ней духа, познающего в конечных формах. И каждое из них выражает в рамках нашего мышления лишь одну сторону универсума. В этих пределах каждое истинно. Но каждое в то же время односторонне. Нам не дано увидеть единство всех этих сторон. Чистый свет истины доступен нам лишь в разложенном виде[8].
Дильтей Вильгельм (1833–1911)
Хосе Ортега-и-Гассет: Любой мировоззренческой позиции присущ рациовитализм.
Ignorant: А что это такое?
Хосе Ортега-и-Гассет: Ratio (разум) + vita (жизнь). Трудно дать точное определение понятию «жизнь». Жизнь – это проявление витальной силы, которая сродни космической, это вечное движение, становление, изменение. А потому «жизнь есть время». Время как сущность жизни – это время необратимое, ограниченное, конкретно-историческое, неразрывно связанное с содержанием человеческой деятельности, а потому это – сама история. В истории же действуют люди как существа разумные, мыслящие, стремящиеся к достижению определенных целей. Бесцельность отрицает жизнь, она хуже смерти. Ибо жить – значит делать что-то определенное, выполнять задание. Выбор же цели, ее определение – это задача разума, который таким образом становится витальным разумом[9].
Doctor: Таким образом, рациовитализм – это учение о жизни как истории, которая нерасторжима с разумом. Функция витального разума – самоистолкование жизни, что выражается в созидании мировоззрений, определяющих ценностные координаты человеческой деятельности. Система ценностных ориентаций определяет человеческую деятельность, ее ориентиры, придает ей смысл и цель, активность, направленность. Жизнь как история с ее самоистолкованием и конструированием мировоззренческих систем – единственная реальность, в которую погружен человек.
Хосе Ортега-и-Гассет: Но не следует забывать, что мировоззренческие системы подвержены историческим изменениям. В Средние века человек обретал жизненную ориентацию в вере в Бога как творца и гаранта абсолютных ценностей. Начиная с эпохи Возрождения Бог постепенно переставал быть реальностью для человека, философы все чаще видели в нем продукт человеческого сознания. В Новое время место Бога как подлинной реальности занимает природа, а наука, ее исследующая, трактуется как носительница истины о мире. Для человека XX века наука, как и современная техника, есть уже нечто практически полезное – созданная человеком производительная сила для реализации человеческих целей, «проекта» жизни; но сама она этого «проекта» не создает. Современное человечество призвано осознать, что только историческая жизнь (жизнь как история) есть единственная подлинная реальность, которая определяет все человеческие «проекты», ценности и идеалы, что она сама конструировала то, что люди принимали за независимое от человека и человечества: космос – в эпоху античности; Бога – в Средние века; природу – в Новое время.
Ignorant: Уважаемые философы, а в чем же тогда специфика философского мировоззрения?
Ignorant: А почему ты спрашиваешь? А-а, знаю. Ты хочешь опять выставить меня профаном, не так ли? Но у тебя ничего не получится. Да поможет мне его величество здравый смысл! Например, я абсолютно уверен (да и ты тоже), что завтра опять взойдет Солнце.
Doctor: А на чем основывается твое утверждение?
Ignorant: На простом ежедневном наблюдении. Изо дня в день, примерно в одно и то же время происходит одно и то же событие – восход Солнца. Природа единообразна.
Doctor: Однако из того, что раньше было так, логически не следует, что потом все повторится. В том, что Солнце завтра не взойдет, нет логического противоречия.
Ignorant: Я не понимаю тебя. Что ты хочешь этим сказать?
Doctor: Только то, что восход Солнца нельзя обосновать дедуктивно, а только индуктивно. Однако индукция всегда опирается на неоправданное допущение.
Индукция (от лат. inductio – наведение) – способ рассуждения, при котором путём обобщения нескольких частных случаев выводится одно общее правило.Ignorant: Почему же мое допущение о том, что «так было и будет всегда, ибо природа единообразна», неоправданное?
Дедукция (от лат. deductio – выведение) – способ рассуждения, при котором из общего правила делается вывод для частного случая.
Doctor: Потому что данное допущение о единообразии природы ты можешь полагать только независимо от опыта, так как ты ведь не можешь наблюдать всю природу в ее прошлом и будущем. Однако пытаясь оправдать предположение о единообразии природы, ты опять будешь ссылаться на свой опыт, а потом опять будешь утверждать, что так было везде и всегда. Ты попадаешь в порочный круг. Например, барон Мюнхгаузен рассказывал небылицы, а в подтверждение своих слов приводил «аргумент», что всегда говорит только правду.
Ignorant: Значит, ты хочешь сказать, что моя уверенность в восходе Солнца столь же неоправданна, как уверенность барона Мюнхгаузена в том, что он поднял себя за волосы?
Дэвид Юм: Наше мышление устроено таким образом, что, когда нам удается обнаружить некоторую регулярность, мы вынуждены верить в то, что эта регулярность сохранится в будущем. Каузально (индуктивно) эту веру обосновать невозможно, она у нас просто есть[1].
Иммануил Кант: Да, нельзя не признать скандалом для философии и общечеловеческого разума необходимость принимать лишь на веру существование вещей вне нас и невозможность противопоставить какое бы то ни было удовлетворительное доказательство этого существования, если бы кто-нибудь вздумал подвергнуть его сомнению[2].
Ignorant: Нет, господа философы, вы меня нисколько не убедили, и я продолжаю настаивать на том, что могу быть уверенным в восходе Солнца! А что ты делаешь?
Doctor: Бросаю монету. Орел или решка?
Ignorant: Орел.
Doctor: Так и есть. Означает ли это, что ты знал, какой стороной упадет монета?
Ignorant: Нет, я просто угадал.
Doctor: Но ты же верил в это, и твоя вера оказалась истинной.
Ignorant: Да, но этого мало.
Doctor: А что еще требуется для знания?
Ignorant: Нужно хотя бы какое-то объяснение, обоснование. А вот обоснованная истинная вера и будет знанием.
Doctor: Однако обоснованность бывает разной степени. Например, я вижу своего приятеля в дорогом костюме за рулем шикарного автомобиля. На основе этого я делаю вывод, что он обзавелся деньгами. Когда же он мне говорит, что у него есть еще вертолет и дом в Майами, мои основания подтверждаются. Однако проблема в том, что мой приятель солгал. Костюм и автомобиль он одолжил, чтобы произвести впечатление на свою знакомую, а вертолет и дом он просто приплел для большего эффекта.
Ignorant: Значит наши основания нуждаются в проверке.
Doctor: Но тут мы сталкиваемся с проблемой регресса оснований.
Ignorant: Я тебя не понимаю, опять ты хочешь меня запутать?!
Doctor: Вовсе нет, я только хочу внести ясность. Смотри, моя вера базируется на определенных основаниях, эти основания явились следствием другой веры, которую тоже нужно обосновать, и так до бесконечности.
Ignorant: Вот именно! Поэтому должны существовать хотя бы некоторые убеждения, которые можно принять на веру и считать знанием без обоснования. Иначе все можно подвергнуть сомнению, в том числе и то, что для нас свято – наши принципы, ценности, убеждения. Это недопустимо!
Doctor: А ты считаешь, что мировоззрение человека и общества не подвержено изменениям и не нуждается в обосновании? Человек всегда создает себя, собирает по крупицам. Поэтому он всегда будет задумываться над вопросом: зачем все это? Зачем этот мир и я в нем? Что происходит вокруг нас? Что делают эти люди, которые нас окружают? Куда они бегут? О чем они разговаривают? О чем думают? Куда бегу я вслед за ними? Чего я хочу от жизни, что я могу знать, на что я смею надеяться, что я должен делать?
Ignorant: Стоп, хватит! Уверен, вопросов будет больше, чем ответов. Такие рефлексивные остановки небезопасны. Ведь, как знать, ответов на большинство этих вопросов у нас может так и не появиться.
Doctor: А что тогда? Бежать дальше? А зачем?
Хосе Ортега-и-Гассет: Все мы представители массового общества, а значит, у нас не должно быть подобных вопросов. Но они возникают и никуда от них не деться. Это говорит том, что у нас нет определенного духовного стержня, а, следовательно, в современном массовом обществе растет степень отчужденности человека. Из творца общественных отношений человек превращается в массового потребителя.
Рефлексия (от лат. reflexio – обращение назад) – процесс осмысления чего-либо при помощи изучения, сравнения, а также самопознание.Doctor: Получается интересная картина: внешне общество необычайно интегрированно, монолитно, но внутренне индивидуалистично, рассогласованно. Сознание человека отпускается в свободный полет по информационному пространству, но при этом оно не в состоянии определить свои истоки. В условиях ожидания случайной информации сознание человека отвыкает трудиться над созданием личности, перестает быть направленным на восприятие внутренних переживаний. Главным состоянием человека становится «праздность души».
Массовое общество — это форма общества современной европейской цивилизации, для которого характерна массовая потребность в материальных и культурных благах и соответствующее массовое потребление, которое должно направляться частично техническим прогрессом, частично системой государственного управления.
Хосе Ортега-и-Гассет: Данное состояние порождает иллюзию доступности жизни во всех проявлениях; все дается мне только по праву моего рождения без каких-либо душевных усилий с моей стороны. Но, превращаясь в простого потребителя, я лишаюсь того «собственно человеческого», что поддерживает и воспроизводит культуру, что придает ей ценность[3].
Готфрид Вильгельм Лейбниц: Однако дело не только в том, чтобы ясно мыслить и всегда совершать рациональный выбор; дело в том, что для такого выбора нужна энергия воли, а ее-то и может перебивать беспокойство повседневных желаний. В зазоры нашего мышления мгновенно внедряется мощный поток иррациональных мотивов и желаний, и мы подчиняемся ему, засыпая наяву и уносясь на крыльях грез. Внимание рассеивается, воля сменяется слепым желанием. Мы не хотим мыслить. Так обнаруживается «ленивый разум»[4].
Ignorant: А что такое «ленивый разум» и каковы его проявления?
Готфрид Вильгельм Лейбниц: Во-первых, это наше нежелание мыслить. Во-вторых, это наше притворство (ведь мы осознаем, что спим наяву). В-третьих, это наша привычка не мыслить, мы не в состоянии побороть собственную лень.
Doctor: Но как бороться с «ленивым разумом»?
Готфрид Вильгельм Лейбниц: Нужно мыслить до конца. Если мы мыслим до конца, мы получаем особое наслаждение от процесса мышления, которое сохраняется в памяти. Поэтому, помня об этой радости, мы вновь обращаемся к мышлению. Эта радость позволяет преодолевать естественный сон интеллекта, просыпаться в своем повседневном существовании, преодолевать зазоры, в которые вклиниваются наши повседневные иррациональные желания, и сохранять непрерывность существования. Именно память о том, как душа радовалась, когда мыслила, и склоняет нашу волю в пользу интеллекта, а не спонтанных желаний.
Ignorant: Хорошо, господа философы, все это верно, но если мы придем к утверждению, что единственным действенным противоядием от «массовизации» духовной жизни будет занятие философией, то современные практичные люди нас не поймут. Современная культура не может в равной степени поддерживать все стороны человеческой жизни, в своих построениях она ищет более надежные опоры, чем «отвлеченные» конструкции философской мысли.
Николай Александрович Бердяев: Да, друзья, положение философа в современном мире поистине трагично, философа почти никто не любит. На протяжении всей истории культуры обнаруживается вражда к философии, и притом с самых разнообразных сторон. Поэтому философия есть самая незащищенная сторона культуры. Постоянно подвергается сомнениям сама возможность философии, и каждый философ принужден начинать свое дело с защиты философии и оправдания ее возможности и плодотворности. Философия подвергается нападению сверху и снизу, ей враждебна религия и ей враждебна наука. Она совсем не пользуется тем, что называется общественным престижем. Философ совсем не производит впечатления человека, исполняющего социальный заказ[5].
Doctor: Чего же не могут простить философам?
Николай Александрович Бердяев: Прежде всего не могут простить того, что философия кажется людям ненужной, неоправданной, существующей лишь для немногих, пустой игрой мысли.
Doctor: Но все-таки непонятно, почему «ненужная» и «неоправданная» игра мысли самой незначительной кучки людей вызывает такое недоброжелательство и почти негодование?
Ignorant: Дело в том, что современный человек относится к философии как к самой неопределенной и отвлеченной области знания, наиболее удаленной от повседневной жизни.
Doctor: Но это же заблуждение! Во-первых, каждый из нас, отдаем ли мы себе в этом отчет или нет, имеет какие-то философские воззрения. А во-вторых, даже в обыденной речи современные люди активно пользуются такими терминами, как «философия», «философски», «философствовать» и т.п. Может быть, все-таки причина непонимания заключается в нас самих, а за философию мы зачастую принимаем совсем не то, чем она является на самом деле? Философия в переводе с древнегреческого означает «любовь к мудрости». Но в том-то и дело, что любви нельзя научить, как и нельзя заставить любить. Любовь – это чувство, которое возникает однажды. Это чувство нужно в себе развивать, о нем нужно заботиться.
Ignorant: Действительно, в процессе повседневного общения очень многие толкуют о философии. Например, мы слышим: «Мне нравится твоя жизненная философия». Значит, философия в этом смысле – это образ жизни, деятельности, мысли, способ поведения и т.п. Или: «Не переживай, относись к этому философски». В таком понимании философия – это принятие жизни такой, какая она есть, отстраненное, перспективное рассмотрение жизни. Или (с негативным оттенком): «Хватит философствовать, пора дело делать». То есть здесь философия – это абстрактное, оторванное от жизни рассуждение, неумение четко и логично выразить свои мысли и чувства.
Doctor: Ты прав. Образчик здравого смысла – «Словарь русского языка» С.И. Ожегова – дает следующие определения понятиям «философия», «философски», «философствовать»: например, «философ – это специалист по философии, а также вообще – мыслитель, занятый разработкой вопросов мировоззрения». Или другое определение, на этот раз в переносном смысле: «Философ – это человек, который разумно, рассудительно и спокойно относится ко всем явлениям жизни, ко всем невзгодам». Ну а понятие «философствовать» употребляется, как правило, в негативном контексте: «философствовать – это мудрено или беспочвенно рассуждать, умствовать, рассуждать на отвлеченные темы»[6].
Ignorant: Обыденное представление о философе столь же противоречиво. В обыденном представлении философ фигурирует либо как мыслитель-теоретик, посвятивший себя созерцанию мировых проблем и созданию отвлеченных теоретических систем, либо как мыслитель-пророк, который способен предвидеть будущее, способен давать рецепты счастья и благоденствия для всего человечества или предвещать беды и лишения. Потому он должен нести ответственность за все хорошее и плохое, что происходит в жизни.
Фридрих Ницше: В самом деле, толпа долгое время не узнавала философа и смешивала его то с человеком науки и идеальным ученым, то с религиозно-вдохновенным, умертвившем в себе все плотское, «отрекшимся от мира» фанатиком и пьянчугой Божьим. И если даже в наши дни доводится услышать, что кого-нибудь хвалят за то, что он живет «мудро» или «как философ», то это означает не более как «умно и в стороне»[7].
Ignorant: Так кто же это – «философ»?
Doctor: Характерный для философа вид связи с миром и манера познания вновь и вновь проявляются во все времена и у всех философски одаренных людей. Философ – это тип человека, стремящегося к окончательной, всеобъемлющей ясности и истинности. «Наивный философ» есть в каждом человеке. Стержень философии можно обнаружить внутри нас. Однажды древнегреческого философа Сократа спросили с явной иронией, а стоит ли вообще заниматься философией, на что философ ответил вполне серьезно: «А стоит ли вообще жить, так и не разобравшись в жизни».
Ignorant: Действительно, прежде чем поставить перед собой те или иные задачи, вполне резонно спросить себя, насколько это важно и нужно для меня, какой в этом для меня видится смысл? В этих вопросах и ответах на них находится корень любого поступка человека, который может быть до поры до времени скрыт не только от других, но даже от него самого.
Doctor: Верно. Поэтому занятие философией часто предстает не как необходимость, а как то, что надлежит реализовать с помощью нашей собственной деятельности. По отношению к нашей свободе философия выступает в качестве задачи, которую предстоит решить, но не потому, что есть такое принуждение или необходимость, а потому, что философия может считаться за благо. Конечно же, можно жить не философствуя. Но жизнь, не знающая радости и свободы мышления, жизнь, когда человек не стремится стать хозяином своей судьбы, – такая жизнь не является хорошей жизнью. Если для жизни как таковой философия есть излишество, то для подлинно человеческой жизни она как нельзя более необходима.
Ignorant: Философия, как уже говорилось ранее, – это «любовь к мудрости». Следовательно, философ любит не знания, а мудрость.
Doctor: И это верно. Мудрость применима к различным аспектам нашей жизнедеятельности, характеризует наше отношение к знанию, к его применению и использованию на практике, а также к конечной цели наших усилий. Например, у древнегреческого философа Платона можно найти: онтологическую трактовку мудрости, когда она рассматривается не только как свойство мыслящего, решающего и действующего человека, но и как объективное свойство мира («Филеб», «Гиппий Большой»); этическую трактовку мудрости как проявление доброй воли, доблести, поступка, связанного с заботой о сохранении и умножении мудрости в своей душе и мире («Евтидем», «Протагор», «Лахет»); трактовку мудрости как искусства («Протагор»); трактовку мудрости как знания («Алквиад», «Менон», «Протагор»). То есть вместо простого накопления массы разрозненных мнений и сведений все это должно быть, во-первых, проверено на состоятельность, во-вторых, тщательно и всесторонне рассмотрено и, в-третьих, организовано в стройную логически непротиворечивую систему воззрений и жизненного опыта. Философия, по сути, формирует мировоззрение.
Объект (от лат. objectum – предмет) – вещь, предмет, то, что противостоит субъекту, т.е. сознанию, внутреннему миру как часть внешнего мира.Ignorant: А что такое мировоззрение? Мне кажется, настало время разобраться с этим понятием.
Субъект (от лат. subjectus – лежащий в основе) – обозначение психолого-теоретико-познавательного Я, противопоставляемого чему-то другому, предмету, объекту.
Doctor: Говоря о мировоззрении, как правило, имеют в виду, во-первых, систему взглядов (воззрений) на объективный мир; во-вторых, совокупность взглядов не только на роль и место человека в окружающем мире, но и отношение человека к нему и к самому себе; в-третьих, обусловленные вышесказанным основные жизненно важные позиции людей и социальных общностей; их убеждения, ценностные ориентации, идеалы, а также принципы познания и деятельности. Последнее обстоятельство – свидетельство огромного практического смысла и значения мировоззрения для жизни человека.
Вильгельм Дильтей: Я бы выделил три основных типа мировоззренческих систем: натурализм (человек понимается как биологическое существо, рассчитанное на удовлетворение влечений и подчиненное материальным условиям своего существования); волюнтаризм (свободная творческая самореализация, независимость человека); холизм (достижение гармонии человека и мира как целого). Однако ни одно из мировоззрений не обладает всей полнотой истины, а лишь выражает один ее аспект. Мировоззрения коренятся в природе универсума и в отношении к ней духа, познающего в конечных формах. И каждое из них выражает в рамках нашего мышления лишь одну сторону универсума. В этих пределах каждое истинно. Но каждое в то же время односторонне. Нам не дано увидеть единство всех этих сторон. Чистый свет истины доступен нам лишь в разложенном виде[8].
Хосе Ортега-и-Гассет: Любой мировоззренческой позиции присущ рациовитализм.
Ignorant: А что это такое?
Хосе Ортега-и-Гассет: Ratio (разум) + vita (жизнь). Трудно дать точное определение понятию «жизнь». Жизнь – это проявление витальной силы, которая сродни космической, это вечное движение, становление, изменение. А потому «жизнь есть время». Время как сущность жизни – это время необратимое, ограниченное, конкретно-историческое, неразрывно связанное с содержанием человеческой деятельности, а потому это – сама история. В истории же действуют люди как существа разумные, мыслящие, стремящиеся к достижению определенных целей. Бесцельность отрицает жизнь, она хуже смерти. Ибо жить – значит делать что-то определенное, выполнять задание. Выбор же цели, ее определение – это задача разума, который таким образом становится витальным разумом[9].
Doctor: Таким образом, рациовитализм – это учение о жизни как истории, которая нерасторжима с разумом. Функция витального разума – самоистолкование жизни, что выражается в созидании мировоззрений, определяющих ценностные координаты человеческой деятельности. Система ценностных ориентаций определяет человеческую деятельность, ее ориентиры, придает ей смысл и цель, активность, направленность. Жизнь как история с ее самоистолкованием и конструированием мировоззренческих систем – единственная реальность, в которую погружен человек.
Хосе Ортега-и-Гассет: Но не следует забывать, что мировоззренческие системы подвержены историческим изменениям. В Средние века человек обретал жизненную ориентацию в вере в Бога как творца и гаранта абсолютных ценностей. Начиная с эпохи Возрождения Бог постепенно переставал быть реальностью для человека, философы все чаще видели в нем продукт человеческого сознания. В Новое время место Бога как подлинной реальности занимает природа, а наука, ее исследующая, трактуется как носительница истины о мире. Для человека XX века наука, как и современная техника, есть уже нечто практически полезное – созданная человеком производительная сила для реализации человеческих целей, «проекта» жизни; но сама она этого «проекта» не создает. Современное человечество призвано осознать, что только историческая жизнь (жизнь как история) есть единственная подлинная реальность, которая определяет все человеческие «проекты», ценности и идеалы, что она сама конструировала то, что люди принимали за независимое от человека и человечества: космос – в эпоху античности; Бога – в Средние века; природу – в Новое время.
Ignorant: Уважаемые философы, а в чем же тогда специфика философского мировоззрения?