Серно Вольф. Тайна затворника Камподиоса

   Шлифовальщик стекол улыбнулся и пожал плечами.
   – Пресьоза тоже куда-то подевалась, – сказал он. – Но Романа это, по-моему, не очень-то озаботило.
   Да, цыган вовсе не казался удрученным и о чем-то оживленно переговаривался с Артуро.
   – А знаешь, между прочим, – как раз говорил он, – что мы нашему медведю коренных зубов не выломали? – Он указал в сторону сосны, в тени которой спал Царно. Животному дали много орехов, и в честь такой встречи намазали предназначенные для него пшеничные лепешки медом.
   – Нас часто обвиняют в том, что мы мучаем медведя. Хотя мы любим Царно, а он по-своему любит нас. Отпусти мы его сегодня на волю, он бы подох с голоду.
   – Скорее всего, ты прав. Я как-то не смотрел на вещи с этой стороны, – согласился Артуро.
   – У нас, цыган Испании, много общего с медведями. Медведей тоже недолюбливают и преследуют. У нас нет истории народа, записанной в книге, – вот почему все вокруг считают, будто у нас нет прошлого и будущего тоже нет. Нет земли, которая принадлежала бы нам издревле, нет своего вождя или пророка... Единственная наша твердыня – это семья. В ней мы и черпаем силы.
   Витус, шевеливший суковатой палкой тлеющие поленья, посмотрел на Романа и подумал, что ему самому приходится не лучше, а может быть, даже хуже: у него и семьи-то нет. И снова ему пришел на ум Сантандер – исходная точка его будущих поисков. Поедет ли Тирза вместе с ним в Англию? И хочет ли он сам этого?
   – Вон идет Тирза! – Магистр поправил дужку на переносице. – Я первым ее увидел! А за ней – Пресьоза.
   Обе женщины появились из-за зарослей кустарника и быстрыми шагами приближались к лагерю. Вот Пресьоза положила Тирзе руку на плечо и что-то сказала ей. Потом кивнула и пошла к своей повозке.
   По какой-то причине – Витус он сам не знал, по какой – сердце его забилось учащенно. Какое решительное выражение появилось у нее на лице! Что произошло?
   – Витус, пожалуйста, подойди ко мне, – сказала Тирза, не обращая внимания на остальных. – Мне нужно с тобой поговорить.
   – Иду, – он поднялся и подошел к ней.
   Вместе они отошли достаточно далеко, чтобы никто не мог их слышать, и Тирза, остановившись у куста дрока, посмотрела ему прямо в глаза.
   – Витус, – прошептала она, – Витус, я...
   – Да?.. – его грудь словно металлическим обручем сжало.
   – Завтра я уеду вместе с семьей Дуканьяс, – сказав это, Тирза почувствовала облегчение. – Они возвращаются на юг, туда, где всегда тепло, где почти всегда светит солнце, на родину...
   – Но к-как же... как... – Он даже не заметил, что начал заикаться. – Я ведь собирался вместе с т-тобой... в Сантадер... ну, то есть... в Англию...
   – Ты действительно этого хотел?
   – Да, я этого хотел, – ответил он, сгорая от стыда и досады. Никчемный человек, он неспособен сказать правду. – Ну... то есть... я... Мы... должны быть вместе и...
   – Нет, Витус, – грустно улыбнулась она. – La patria del gitano es la propria sangre, как говорим мы, цыгане. Родина цыгана – его кровь. Я отправляюсь вместе с семьей Дуканьяс, это теперь и моя семья. Пресьоза берет меня к себе.
   – Но ведь ты ее совсем не знаешь!
   – Я не знаю ее. Но она меня знает. Она рассказала мне, что часто видела меня на руках у матери, когда я была совсем маленькой. Она сказала, что я могу остаться у них навсегда. Или вернуться к своей семье... тому, что от нее осталось...
   – А Роман что говорит об этом?
   – Роман будет только рад новой дочери.
   – Что ж, если так... Не знаю даже, что и сказать, – он беспомощно пожал плечами.
   – Тогда не говори ничего.
   Он видел, как на ее глаза навернулись слезы, когда она обняла его на прощанье.
   – Будь счастлив, мой чудесный врач!

ТРАКТИРЩИК ПАНЧО

   Не кричи так. Здесь и у стен есть уши.

   Тучный мужчина прыгнул неловко, но приземлился на мол. Слегка покачнувшись, он удержался на ногах, чуть было не ударившись о пустые бочки для пресной воды.
   – Ждите здесь, – буркнул он, обращаясь к семерым матросам, которые сидели на веслах в шлюпке. – Никому из лодки на берег не сходить!
   – Да, боцман!
   – И держите ваши чертовы языки за зубами! – взгляд боцмана скользнул по воде, напоминавшей сейчас, ближе к вечеру, расплавленную руду.
   Было почти безветренно, но воду рябило. Здесь собралось несколько каботажных судов – легких, одномачтовых с косыми парусами, которые почтительно огибали могучий галеон.
   Мощное судно бросило якорь на рейде примерно в полумиле от причала, на глубоководье. Всего несколько дней назад «Каргада де Эсперанса» была на стапеле корабельной верфи, где ее ремонтировали после шторма.
   А сейчас галеон вновь обрел свой гордый вид – четырехмачтовый красавец с девятью прямыми и несколькими косыми парусами, с двадцатью четырьмя стационарными и четырьмя вращающимися бронзовыми пушками для ближнего боя.
   Взгляд боцмана обратился в сторону портовых построек, кранов, складов с товарами, швартовых колец. В этот безветренный воскресный вечер воздух был на удивление чист. Никто не обращал внимания на их шлюпку. Через несколько минут зайдет солнце.
   Боцман взглянул на своих матросов:
   – Если вас спросят, с какого вы корабля, ни в коем случае не признавайтесь, что вы с «Каргада де Эсперанса», пусть Торкиль ответит что-нибудь по-норвежски: этого никто не поймет. Ведите себя, как последние болваны, вам это будет нетрудно. Повторяю, если кто из вас смоется на берег, познакомится поближе с моей девятихвостой плеткой!
   – Так точно, – сидевший у руля лодки матрос отдал ему честь.
   Удовлетворенный этим ответом тучный боцман быстро пошел по молу к набережной, где вскоре исчез в тени портовых строений. Он не хотел, чтобы кто-нибудь его увидел, шел в сумерках, соблюдая осторожность. Пахло жирным илом, кошачьими и собачьими испражнениями, гнилой рыбой и дегтем. Прямо из-под ног боцмана метнулась в сторону здоровенная крыса, – он чуть не вскрикнул с испугу. Несмотря на дородство и должность, смельчаком его не назвал бы никто.
   Оказавшись в Старом городе, он свернул на узенькую улочку, в конце которой стоял двухэтажный покосившийся дом. Этому деревянному строению было больше ста лет, и когда-то оно знавало лучшие времена. Лет тридцать назад дом купил какой-то англичанин и открыл в нем постоялый двор с трактиром. С той поры этот дом назвали «Эль Инглес» – «Англичанин». Название не изменилось и после смерти прежнего владельца. Нынешний называл себя Панчо. Это не было его настоящим именем, но кому до этого дело?
   Боцман обошел здание и поднялся по скрипучей деревянной лестнице с заднего двора на второй этаж. Тяжело дыша, остановился перед дверью:
   – Панчо?
   – Тс-с-с! – ставня в окне приоткрылась. – Я здесь. – В окно высунулась крупная голова с бритым подбородком. – Залезай в окно, Батиста. – Иссиня-черные гладко выбритые щеки трактирщика тряслись при каждом слове.
   Тучный боцман протиснулся в узенькое оконце.
   – Мог бы подыскать для приятной встречи комнату поудобней, – проворчал он.
   – Не вышло. Полно гостей. – Панчо наполнил вином два бокала венецианского стекла. – Пей.
   – Что это такое?
   – Исарра – хороший баскский ликер. От него веселее на душе, он прогревает желудок, да и для мужских дел полезен, – Панчо захлебнулся смехом.
   – Очень смешно, – боцман явно не был расположен шутить.
   – Здравы будем! – Панчо поднял свой бокал. – Будь здоров!
   Они выпили, и Батиста вытер губы рукой.
   – К делу. Сколько у тебя?
   – Ни одного.
   – Что-о-о? Повтори!
   Панчо пожал плечами:
   – Сожалею. Плохие времена настали...
   Батиста вообразил, какие неприятности сулит ему эта весть.
   – У тебя и впрямь ни одного нет?
   – Нет. Не вырежу же я их из собственных ребер. После Варфоломеевской ночи семьдесят второго года дела долгое время шли отлично, но в последние месяцы... – Трактирщик снова пожал плечами.
   Батиста силился держать себя в руках.
   – Я могу попытаться уговорить своих хозяев подождать день-другой.
   – Постараюсь сделать все, что смогу.
   – Ты знаешь, что мне нужно, черт побери, и ты дал мне слово!
   – Не кричи так. Здесь и у стен есть уши.
   – Плевал я на твои стены! Если ты не сдержишь слова в ближайшие дни, твоя развалюха познакомится с красным петухом! – разъяренный Батиста вскочил с места.
   – Да ладно, успокойся, сделаем!.. Я, честно, сделаю все, что в моих силах! – трактирщик, видимо, испугался. Он снова усадил боцмана на стул.
   – Давай выпьем еще, – он долил бокал до краев.
   – Ладно, – Батиста выпил. – Я дам тебе знать. Ты должен подготовить все не позднее чем послезавтра. И не забывай: подведешь – пущу тебе красного петуха! – и Батиста, косолапя, пошел к лестнице, ведущей вниз.
   Панчо посмотрел ему вслед.
   – Не разевай пасть, дружок, – процедил он сквозь зубы. – Подрыгаешься денек-другой – и заплатишь побольше.
   Когда Батиста поднял глаза, Панчо помахал ему рукой.
 
   Орантес ехал верхом по набережной, удивляясь пестроте встречного люда. В гавани Сантандера куда больше гама и суеты, чем он себе представлял: это было живое, пульсирующее море, в котором каждый казался занят свои делом.
   Торговцы нахваливали свой товар; рабочие заколачивали ящики; грузчики поднимали наверх мешки; возницы погоняли лошадей; офицеры выкрикивали команды; кудахтали куры; визжали свиньи; повсюду стояли и лежали разнообразные предметы: сундуки, цветные горшки, такелаж, парусина, клетки с животными и тьма бочонков разного рода – с пресной водой, вином, пивом, со шнапсом и бренди, с салом и ворванью, с уксусом и маслом для ламп. Казалось, нет ничего, что нельзя перевезти в бочке.
   Много матросов уже сейчас, к полудню, были навеселе и распевали скабрезные песенки, нетвердой походкой шагая мимо Орантеса.
   – Табачку не желаешь? – крикнул кто-то у него над ухом.
   Орантес живо оглянулся и увидел разноцветную птицу с большими черно-красными глазами и хищно загнутым клювом. Птица сидела на высоком шесте у самой воды.
   – Табачку не желаешь? – прозвучало еще раз.
   Говорящая птица? Тут что-то не так! Орантес торопливо перекрестился.
   К нему приблизился пожилой мужчина. Он улыбался, глядя на недоумевающего Орантеса.
   – Вам что, никогда прежде не доводилось видеть попугая, сеньор?
   – Господь свидетель, не приходилось! – Орантес окончательно пришел в себя. – Вы никак чревовещатель или что-то в этом роде?
   Пожилой мужчина опять рассмеялся:
   – Спаси и помилуй! Это Лора к вам обратилась, это она интересуется, не надо ли вам табаку.
   – Извините, как эти птицы называются? Папоги?
   – Попугаи. Это очень компанейские птицы, и родом они из Новой Испании.
   – Ага... – Орантес принялся разглядывать попугая. На удивление, птица тоже присматривалась к нему то левым, то правым глазом, склоняя голову набок.
   – Табачку не желаешь? – на этот раз никаких сомнений быть не могло: это прокричала птица.
   – Так как, сеньор, нужен вам табачок или нет? Товар у меня первоклассный.
   – Я не знаю даже, что такое табак, – вынужден был признаться Орантес. – Я в Сантандере второй раз в жизни.
   – Табак изготавливают из листьев табачной травы. Она бывает очень душистой, ароматной и помогает от разных болезней души и тела. Он, как и моя Лора, родом из Новой Испании.
   Старик ласково погладил птицу по пестрому оперенью и дал ей лесной орех. Орантес с любопытством наблюдал за тем, как птица своим темным мясистым языком поворочала орех в клюве туда-сюда, чтобы было удобнее расщелкнуть его.
   – Уроженцы Новой Испании курят табак в трубках. Подождите, я вам покажу, как это делается.
   Старик достал из ящика трубку, на конце которой была массивная головка с отверстием.
   – Сюда вот набивают табак, потом его поджигают лучиной и одновременно втягивают в себя через эту трубку сам дым.
   Орантес недоверчиво посмотрел на собеседника:
   – Тогда рот был бы полон дыма. Вы разыгрываете меня?
   – Да что вы, вовсе нет! Секундочку, я покажу вам, как это делается.
   Старик быстро и ловко набил трубку и начал курить, выпуская изо рта струи дыма.
   – Ничего более полезного для здоровья нет, сеньор.
   – Ага, – Орантесу пришло в голову сделать подарок Витусу. – И сколько вы хотите за табак и трубку, друг мой?
   Старик назвал свою цену. Орантес ненадолго задумался, а потом они ударили по рукам.
   – Хорошо, я возьму то и другое. Если вы, конечно, сбросите четвертачок.
   Старик оторопел, а потом усмехнулся:
   – Для человека от сохи, сеньор, вы довольно сметливы. Ладно, будь по-вашему – я согласен!
   И он, взяв деньги, протянул Орантесу трубку и табак. Орантес коснулся двумя пальцами шляпы и пришпорил лошадь.
   – Давай, дружок, самое время домой! – но тут же натянул уздечку. – Я чуть не забыл: не скажете ли мне, друг мой, как мне добраться до харчевни «Эль Инглез»?
   – «Эль Инглез»? – протянул старик. – Не очень-то приличное заведение, да позволено мне будет заметить! На вашем месте я остановился бы в другом постоялом дворе.
   – Я только хочу забрать оттуда своих сыновей, – ответил Орантес. – Они приехали вчера вечером.
   – Тогда все в порядке... – было видно, что старик его не понял.
   Орантес не хотел показаться невежливым.
   – Мои сыновья, Антонио и Лупо, работают в труппе Artistas unicos, которая будет выступать в городе.
   Когда он представил себе встречу с друзьями-артистами, у него потеплело на душе.
   – А-а-а, Artistas unicos? Я слышал о них много хорошего.
   – Спасибо, – Орантесу было приятно слышать это. – Вообще-то, они могли бы еще пожить дома или, если уж на то пошло, ночевать со всеми остальными артистами. Но они вызвались сопровождать двоих друзей нашей семьи, которые собираются отбыть в Англию. Имя одного из них Витус, другого все зовут Магистром. Мне сказали, что они остановились в «Инглес».
   – А, теперь понимаю. Хотите одним махом прихлопнуть двух мух сразу? Забрать сыновей и попрощаться с друзьями?
   – Так и есть.
   – Передайте своим друзьям, чтобы были поосторожнее.
   – Это вы о чем? – насторожился Орантес.
   – Ну, сеньор, Сантандер – город портовый. А в портовых городах всякое случается. – Взгляд старика обратился к рейду, где покачивался, бросив якорь, громоздкий галеон. Штиль последних дней сменился свежим ветром. По воде бежали барашки.
   – К этому мне нечего добавить.
 
   – Витус, друг мой, Магистр, старина! – Орантес, широко расставив ноги, стоял посреди зала в «Инглес» и радовался как ребенок. – Дайте-ка я обниму вас! – Он бросился к ним обоим и едва не задушил в объятиях.
   – Ну, как дела? Ах, да, я знаю, что хорошо – Артуро рассказывал. Он вам передает привет, завтра утром они отправляются дальше, в Сан-Себастьян. А где, между прочим, мои сыновья, эти пройдохи? Я прям соскучился по ним, то есть это не то слово, потому что если кто и истосковался, так это моя верная Ана! Ах, как я рад видеть вас обоих – просто передать не могу!
   – Верим, верим! – простонал Магистр, осторожно высвобождаясь из объятий Орантеса.
   – Послушай, как ты выглядишь! На кого ты похож? – Орантес только сейчас заметил на лице Магистра бериллы. – Ты на нормального человека не похож. Скорее на комнатную муху!
   – К подобным сравнениям я уже привык, – маленький ученый невесело усмехнулся. – Но я и не думаю обижаться: благодаря этим бериллам зрение у меня стало воистину орлиным.
   – Твои парни в сарае, там Изабелла и повозка. Скрепя сердце готовятся в обратный путь, – сказал Витус, переводя дыхание. Крестьянин и его сжал в объятиях, да так, что Витус даже крякнул.
   – Да, так вы отправляетесь в путь... – вздохнул Орантес. – Будь моя воля, я бы задержался еще на денек-другой. Посидели бы вечерами за стаканчиком. Но дела, дела. Через две недели начнется сбор оливок, это уж непременно. Вообще-то я хотел еще навестить Хосе, брата моего, но не успею, наверное. Не знаю даже точно, где он живет. И вообще, жив ли он...
   – Отец! – в дверях стояли близнецы.
   – Ой, ребята! – Орантес даже прослезился. – Слышал я, что вы седин отцовских не опозорили. Дайте, я прижму вас к сердцу!
   И сцена объятий повторилась.
   – Хозяин! – крикнул крестьянин, отпустив своих молодцов. – Три кружки вина, самого лучшего, а для моих сыновей, э-э...
   – Тоже вина, – улыбнулся Антонио. – Две кружки, самого лучшего.
   – Ну, конечно! – Орантес постучал себя пальцем по лбу. – Вы ведь уже взрослые.
   – Сейчас принесу, – Панчо надул свои иссиня-черные щеки. – У вас сегодня праздник, сеньор?
   – Можно сказать и так, – Орантес пребывал в добром расположении духа. – И встречу отметим, и прощанье! Мы хотим попировать перед разлукой.
   – Сеньоры уезжают? Я-то думал, вы у нас еще погостите...
   – Не получается, хозяин. Мы с сыновьями уедем очень скоро. Мы хотим сегодня вечером добраться до циркачей, что расположились лагерем за городом, и у них заночевать. Но вы не расстраивайтесь: пусть счет за выпивку и закуски послужит вам утешением!
   – Как вам будет угодно, – Панчо поклонился и подозвал двух служанок. – Примите заказ у сеньора и выполните все желания, которые прочтете в его глазах.
   Еще раз поклонившись, он вышел из зала.
   – Пока не забыл, – Орантес полез в карман накидки. – У меня тут маленький подарок для Витуса. – И протянул через стол кисет с табаком и курительную трубку. – В мешочке трава из Новой Испании, ее курят из этой трубки, и она, говорят, помогает от разных хворей души и тела.
   – Лечебное благовоние? Интересно... – в глазах Витуса зажглись огоньки любопытства. – Спасибо!
   – Не за что! Но ты должен поделиться своим подарком с Магистром, – улыбнулся Орантес. – Его здоровье мне так же дорого, как и твое.
   Последующие несколько часов пролетели, как во сне. Уже спустились сумерки, когда Орантес вскочил, как ужаленный.
   – Мы болтаем и болтаем, а ведь нам давно пора быть в пути. Трактирщик, счет!
   Появился Панчо со следами мыльной пены на толстых щеках. Орантес не дал ему добриться.
   – Ваш счет готов, сеньор, – он низко поклонился. – Однако, если позволите, я вам кое-что предложу: время позднее, может быть вам стоит провести эту ночь под моей крышей? Я предоставлю вам лучшую комнату...
   – Ни в коем случае! Это предложение делает вам честь, но ничего не выйдет. – Орантес сдвинул брови.
   – Ну, за комнату вам платить не пришлось бы, все будет оплачено по этому счету.
   – Я же сказал – нет!
   – Не хочется спорить с вами, сеньор, однако обратите внимание, какой ветер поднялся. Черт знает, чем это кончится. Мало ли что... А в комнате, которую я вам предлагаю, есть камин, он растоплен, и э-э... я могу обеспечить вам приятную компанию, – он многозначительно подмигнул Орантесу.
   Орантес медленно поднялся и расправил затекшие плечи и спину.
   – Хозяин, – тихо проговорил он, – вы меня не знаете, и поэтому я не обижаюсь на вас за попытку удержать нас. Однако, уверяю вас, всякий, кто меня знает, давно прикусил бы язык!
   – Понимаю, – пробормотал Панчо, глядя в сторону.
   – Так сколько?
   – Простите, о чем вы?
   – Сколько я вам должен?
   Панчо назвал сумму.
   Орантес полез за своим кошельком, чтобы рассчитаться, но сыновья остановили его.
   – Мы заплатим, отец! Знаешь, за последнее время мы неплохо заработали.
   – Вот это да! – обрадовался крестьянин. – Мои сыновья становятся мужчинами. Я вами горжусь!
 
   – Может быть, Орантесу стоило принять предложение трактирщика? – Магистр всматривался вдаль через открытые ставни. Восточная часть гавани была отсюда видна неплохо. Сильный прибой, крепкий ветер с запада, который скоро, наверное, перейдет в ураган, гнали на мол высокие волны. Небольшие парусные суда и шхуны, стоявшие у берега на якоре, покачивались, как игрушечные кораблики в ушате.
   – Если Орантес что-то решил, то непременно сделает, – возразил Витус. С тех пор как крестьянин со своими сыновьями отправился в путь, прошло больше часа. – Может быть, он давно уже сидит с нашими друзьями у костра, в то время как мы торчим здесь в ожидании корабля в Англию.
   – Ладно, незачем портить самим себе настроение.
   – Ты прав, но эта тьма египетская действует мне на нервы, – Витус затеплил еще одну свечу. Черные грозовые тучи поглотили последний дневной свет. В гавани фонари на корме судов плясали над водой, как светлячки.
   – Чертова погода! – перед стойкой появился солидного вида мужчина. – It's raining cats and dogs!^[26]
   Ему было лет сорок с небольшим. Конопатое лицо в обрамлении рыжих волос, которые резко контрастировали с кобальтовым цветом его берета. Вошедший энергичным движением снял головной убор, по его просмоленному плащу стекала вода. – В такую погоду не погонишь на ванты и самых ленивых матросов! – заметив Витуса с Магистром, он слегка поклонился им.
   – Добрый вечер, сеньоры!
   Друзья в свою очередь поприветствовали его. Незнакомец аккуратно повесил свой плащ на крючок, чтобы просушить. Выжал берет и повесил его над плащом.
   – Эй, хозяин, найдется у вас сносный бренди?
   – Разумеется. От моего бренди и мертвый проснется, господин капитан.
   – Откуда вам известно, что я капитан? – незнакомец недоверчиво посмотрел на трактирщика. – Я у вас впервые.
   Панчо низко поклонился гостю.
   – Ну, сеньор, у вас такой вид... Если я ошибся, тысячу раз прошу меня простить... – И принялся наполнять кружку из бочонка, стоявшего в углу слева от стойки.
   – Ладно, случайно ты угадал, – буркнул гость, немного смягчившись. – Кружку до краев!
   – Да, да, сэр!
   – О том, что я англичанин, вы, наверное, тоже догадались?
   – Точно, сэр, – Панчо осторожно подал ему полную кружку.
   – Вы не возражаете? – капитан подошел к столу друзей.
   – Это честь для нас, господин капитан, – Магистр указал ему на стул. – Прошу вас.
   – Лум. Гордон Лум, – представился незнакомец, присаживаясь к столу. – Капитан и хозяин «Свифтнес»^[27], 16-пушечного грузового галеона, приписанного к прекрасному городу Портсмуту.
   – Это мой друг и спутник в странствиях Витус из Камподиоса, по профессии хирург и фармаколог, – ответил маленький ученый. – А я – Рамиро Гарсия, магистр юриспруденции, родом из Ла Коруньи – портового города на крайнем западе Испании.
   – Знаю, знаю, – кивнул Лум, сделав большой глоток из кружки. – Много лет назад меня едва не вышвырнуло на камни у Кабо-де-Финистерре. – Его водянистые глаза остановились на Витусе. – А вы, сеньор, значит, кирургик?
   – Совершенно верно, хотя светского экзамена на звание кирургика я не держал. Последние несколько недель я работал в труппе циркачей Artistas unicos. Мы ездили по всей стране, и у меня было немало пациентов.
   – Вот как, – Лум кивнул, сделал еще один глубокий глоток и провел несколько раз большим пальцем по своему кожаному жилету. Витус догадался, что это у него привычка такая, потому что это место блестело, как хорошо начищенный сапог.
   – Вот как... – повторил Лум. – Очень даже интересно.
   – Что-то не так? – в растерянности спросил Витус.
   – Да нет же! – Лум перестал тереть большим пальцем жилет. – Что господа желают выпить?
   – Мы уже немного выпили, – объяснил Витус. – Не хочу выглядеть невежливым, но...
   – Никаких «но»! Бренди вам пробовать приходилось? – не дожидаясь ответа, он налил Витусу и Магистру из своей кружки. – Попробуйте. Непременно!
   Витус осторожно сделал глоток. Эта штука обжигала язык и сразу ударила в нос. На глазах у молодого человека появились слезы. – Довольно крепкая выпивка, – прохрипел он, хватая воздух ртом.
   – Да, и мозги прочищает, и кишки тоже! – подтвердил Лум. – Ответьте мне, кирургик, имели ли вы дело с колотыми и рублеными ранами?
   – Конечно.
   – А с ушибами, контузиями, ущемлениями, вывихами суставов и растяжениями связок?
   – Да.
   – А с переломами рук и ног, с огнестрельными ранениями?
   Витус улыбнулся.
   – Ну и мастер вы задавать вопросы! За исключением ампутаций мне приходилось сталкиваться почти со всеми интересующими вас случаями. Последние два месяца, проведенные мною в небольших городах и крестьянских селениях, оказались для меня хорошей школой.
   Лум поднял свою почти пустую кружку и скосил на нее глаз.
   – Не в ампутациях суть, – пробормотал он, обращаясь больше к себе. – Мы пока что с донами не воюем – да, пока что! – и пули не жужжат у наших ушей, как мухи...
   – Это вы о чем?
   – Я говорю, что в ампутациях нет нужды, пока не сталкиваешься с неприятелем лицом к лицу в поединке.
   – После того как вы задали столько вопросов моему другу, – вступил в разговор Магистр, – позвольте мне спросить вас кое о чем? В какой порт вы сейчас направляетесь?
   Лум снова принялся потирать свой жилет. Глаза моряка смотрели сквозь окно на залив – он прикидывал, наверное, когда начнется настоящий шторм.
   – Плимут в Англии, сэр, – сказал он наконец. – Мы вернемся домой, если, конечно, сейчас мои якорные цепи выдержат и нас не вышвырнет на камни набережной.
   Магистр снял с переносицы очки и с победоносным видом поглядел на Витуса. Тот кивнул. Тогда маленький ученый снова водрузил очки на место и посмотрел на капитана. – Ну, господин капитан, а приняли бы вы нас на борт в качестве пассажиров?
   Лум откинулся на спинку стула и ухмыльнулся, обнажив свои лошадиные челюсти.
   – Вас, господин Магистр, да. За приличную сумму, конечно. А вот кирургика – нет!