Великан развел руками.
   – Встречный вопрос, кирургик. Почему эта леди вас так заинтересовала?
   – Не исключено, что это моя мать.
   – Она... ваша мать?! Клянусь всеми чертями!.. Как это понимать? – Таггарт сделал большой глоток вина.
   – Я в этом совсем не уверен, – повысил голос Витус, потому что все вдруг заговорили. – А почему я так считаю, это длинная история. Она начинается с того, что меня в детстве подкинули...
   Он целый час рассказывал обо всем, что с ним случилось. Кое-что с подробностями, а кое о чем упоминал вскользь. А о том, как и почему оказался в тюрьме, вообще умолчал. Коротышка был благодарен ему за это. Когда Витус закончил, поначалу воцарилась тишина. Потом Таггарт встал, усмехнулся, заковылял на своих кривых ногах за перегородку и вернулся оттуда с очередными тремя бутылками рейнвейнского.
   – Повивальная вода! Выпьем за то, что вы, возможно, родились на корабле, которым командовал я.
   Он передал бутылки Типпертону, чтобы тот открыл их.
   – Но одного я так до конца и не понял. Что заставляет вас думать, будто эта женщина могла быть вашей матерью?
   – Согласен, сэр, это не больше чем предположение, – голос Витуса задрожал. Чем больше он рассказывал о своем прошлом, тем больше он нервничал. – Два довода в пользу этого: во-первых, капитан Лум рассказал нам, что перед исчезновением этой леди в Виго в ее руках видели красный сверток. Цвет пеленок совпадает с цветом той камчатой ткани, которую я, покинув Камподиос, ношу на своем теле. Это самая дорогая для меня вещь, с которой я с тех пор не расставался ни на час.
   – Успокойтесь, выпейте, – в голосе Таггарта появились отцовские нотки. – Будем здоровы!
   – Будем здоровы! Как нам известно, эта леди удалилась из города. Вполне возможно, в восточном направлении, так что в один прекрасный день она могла оказаться поблизости от Камподиоса.
   – Это и есть второй довод?
   – Хотя довод шаток, вынужден признать...
   – Ну, тогда у меня есть третий. Вы только что рассказали нам, что вас нашли 9 марта 1556 года вблизи монастыря. Этот день вы считаете днем своего рождения. Строго говоря, родились вы, конечно, раньше. Может быть, на месяц-полтора. Насколько я помню, мы вышли из Портсмута в конце января пятьдесят шестого года. Если я в своих расчетах не ошибаюсь, вы должны были родиться через несколько дней после этого. Ну, может быть, в первых числах февраля. После той штормовой ночи нам потребовалось никак не меньше недели, чтобы сильно потрепанным добраться до Виго. Учитывая все это, у вашей матери, если это действительно была она, оставалось где-то три-четыре недели, чтобы оказаться неподалеку от монастыря. По времени, я думаю, все сходится.
   – Но почему целью неизвестной леди должен был быть именно Камподиос?
   – Возможно, монастырь вовсе не был ее целью, – ответил за Витуса Магистр. – Может быть, то, что она оказалась там, было чистой случайностью. Не исключено, что, находясь поблизости от монастыря, она плохо себя почувствовала, заболела, например. Не следует забывать, что незадолго перед этим она родила ребенка, а потом еще путешествие в несколько сот миль – тоже не подарок для слабой женщины, я вам скажу. А вообще говоря, когда о детях сам как следует позаботиться не можешь, принято оставлять их у ворот монастыря: монахи вырастят его, дадут образование, выведут в люди...
   – Чересчур много предположений и слишком мало фактов, – вздохнул Витус.
   – Кирургик, вы упомянули что-то о красной камчатой ткани, – вступил в разговор доктор Холл. – И добавили еще, что это самая дорогая вещь, с которой вы никогда не расстаетесь.
   – Так оно и есть, – подтвердил Витус, – я всегда ношу ее прямо на теле.
   – Вы еще упомянули о вашей встрече с капитаном Лумом в какой э-э... харчевне?
   – В «Инглез».
   – Верно. В «Инглез». И там вы вместе рассматривали какую-то картину, на которой была изображена каравелла, и на парусах ее красовался такой же герб, как и на вашем куске материи, да?
   – Да, так оно и было, – кивнул Витус. Интересно к чему клонит старый лекарь?
   – Любопытное совпадение, – водянистые глаза Холла ощупывали Витуса. – Видите ли, я разбираюсь немного в геральдике, особенно в английской. Будьте столь добры, снимите куртку и рубашку.
   Витус медлил.
   – Чего ты медлишь? – шепнул ему Коротышка. – Давай, разоблачайся!
   – Сэр, вы не против?
   – Никаких возражений не имею, – Таггарт сделал широкий жест рукой. – Nudo veritas! Как говорите вы, врачи, пусть проявится так сказать «голая правда».
   Несколько минут спустя перед глазами Холла засверкал шитый золотом герб. Долгое время старый врач не произносил ни слова. Он внимательно изучал все детали: рычащего льва, стилизованный корабль, заключенный в изображение земного шара, симметрично расположенные паруса с крестом на них.
   – Коллинкорт, – произнес наконец Холл.
   – Что вы сказали?
   – Коллинкорт, – повторил лекарь. – Не может быть никаких сомнений – это герб Коллинкортов.
   – А что вам известно о них, о Коллинкортах? – Витус силился скрыть свое волнение и любопытство. Он начал лихорадочно приводить свою одежду в порядок.
   – Не очень много. Только то, что это очень древний норманнский род, из которого вышло немало знаменитых мореходов. – Холл задумался. – Морской пейзаж из «Инглез» мог, я думаю, принадлежать одному из Коллинкортов, а вот как он попал в Испанию – представления не имею.
   – А где живут Коллинкорты? Известно вам это?
   – Точно не знаю. Слышал, будто у них имение в Западном Сассексе, недалеко от Ла-Манша. А где точно, узнаете в самой Англии.
   – Витус Коллинкорт, – Магистр поднял бокал с вином. – Звучит недурственно. С вашего позволения, капитан Таггарт, я выпью за человека, который только что узнал свою фамилию!
   – Cheers! Salud! Assusso, knabbig, knabbig![31]– завопил Коротышка.
   – Может быть, это действительно моя фамилия, Магистр, – сказал Витус, – а может, и нет.
   Он испугался этой возможности. А вдруг все их построения – воздушные замки? Пока он сам не убедится, особенно радоваться нечему. И все же одна мысль, что он, возможно, принадлежит к роду Коллинкортов, кружила ему голову.
   – Ну, ладно, – Таггарту тоже хотелось вернуться на твердую почву фактов. – Сами понимаете, кирургик, что из-за одного этого я не поверну сейчас корабль и не вернусь немедленно в Англию. Наша цель – серебро и золото испанцев, и пусть меня лучше изжарят в аду, чем я упущу свое!
   – Это я понимаю, сэр.
 
   – Эй, на «Фальконе». Корабли по правому борту!
   – Сколько их там? – Таггарт, стоявший с Витусом и Фернандесом на капитанском мостике, задрал голову, чтобы лучше видеть впередсмотрящего.
   – По-моему, три, сэр! Вот я вижу – они палят друг в друга!..
   – Что?! Друг в друга? Клянусь всеми Медузами Горгонами! – начал ругаться Таггарт. – Мистер Фокс!
   – Слушаю, сэр! – первый офицер спустился с верхней палубы.
   – Пусть дадут сигнал «приготовиться к бою». Не позже чем через десять минут пушки должны быть наготове, не то я сверну пушкарей в бараний рог!
   – Да, сэр! Этого не потребуется!
   Глаза исполина блестели, когда он отдавал необходимые приказания.
   – Мистер Фернандес, каковы наши координаты?
   Штурман размышлял недолго:
   – Могу сказать с достаточной точностью: 30 градусов 50 минут северной широты, сэр. Я взял широту всего четверть часа назад.
   – А долгота?
   – Точно не определишь, сэр, однако скажу, что мы вблизи двух маленьких португальских островов – это по правому борту.
   – Я их знаю. Они в нескольких милях севернее Канарских островов. Но тем не менее относятся к группе островов Мадейры, – Таггарт прищурился, однако отсюда пока ничего не было видно.
   – Типпертон!
   Тот высунулся из каюты капитана:
   – Сэр?
   – Мой окуляр, да поживее!
   Когда оптический прибор, предшественник подзорной трубы, оказался у него в руках, Таггарт поднялся по вантам главной мачты. Сверху матросы, суетившиеся на палубе «Фалькона», казались растревоженными муравьями: они бегали туда-сюда, прыгали через лежавшие повсюду ящики и бочки, постоянно менялись местами. Для неискушенного такая суета была необъяснимой, а для того, кто в этом разбирался, все выглядело достаточно осмысленным.
   Джон Фокс стоял посреди всей этой суеты, неколебимый, как утес, и отдавал приказания:
   – Троих вахтенных к рулю! Живо, живо! Рекхэм, ко мне!
   – Сэр?
   – Привести к ветру на один румб по правому борту. Возьмите двух-трех «соколов» с правого борта – пусть поддержат ваших на брасах. Раздайте оружие! Лучников – на марсы, стрелков из мушкетов – на нос и корму корабля. Кто не стрелки, получают топоры и абордажные ножи. Дорси, расставьте несколько человек вашей вахты серпом под реями. Командиры орудий, всех бомбардиров на батарейную палубу!
   Двое из них, Магон и Риффль, как раз появились из кубрика и бросились к орудиям.
   – Сэр?
   – Все пушки расчехлены и готовы к бою!
   – Заряжающие пока подносят ядра, но через две минуты мы будем готовы к бою.
   – Очень хорошо. Когда зарядите, откатите орудия немного назад и закрепите лафеты. Фитильные пальники держать наготове! О готовности к бою немедленно доложить.
   – Да, сэр!
   – И не забудьте присыпать палубу песком, чтобы матросы не поскальзывались на собственной крови. Ядра разложить с запасом. Чем заняты юнги?
   – Порох взвешивают и подносят его бомбардирам.
   – Хорошо, можете быть свободны.
   Оба бомбардира бегом ринулись на свои места.
   – Думаю, мне лучше уйти, мистер Фокс, – сказал Витус, до того следивший за происходящим, словно завороженный. – Оборудую на батарейной палубе что-то вроде временного перевязочного пункта. Ну и к ампутациям приготовлюсь... Мне Магистр поможет. Не дадите ли еще несколько человек на непредвиденный случай? Только из тех, что не падают без чувств при виде крови и костей.
   – У нас на борту каждый привык к виду крови, кирургик, и в этом нет ничего особенного. Зато, если дело дойдет до абордажа, у нас каждый человек будет на счету. Так что ничего обещать вам не могу. Хотя... Подождите-ка, – Фокс прищелкнул пальцами, – а Энано вам подойдет?
   – Да, спасибо. – И Витус поспешно удалился.
 
   – Джон! – Таггарт совершил довольно смелый для его лет прыжок с капитанского мостика на палубу. – Там, «Феникс». Я как чувствовал! Я узнал его по парусам: на них золотые крылья, по бокам которых по льву.
   – «Феникс», сэр? Правда?
   – Именно он, – Таггарт передал окуляр Фернандесу, который направил его в сторону кораблей. Те, впрочем, можно было теперь разглядеть и невооруженным глазом.
   – Второй парусник – тоже англичанин, – сказал капитан. – Это «Аргонавт», где капитаном Тимоти Эванс. Джон, вы знакомы с Эвансом?
   – Шапочно, сэр. Он корсар, как и мы, однако, если верить слухам, невезучий.
   – Что правда, то правда, – Таггарт посмотрел в сторону кораблей, которых все больше обволакивал дым. – Наверное, поэтому он и сцепился с этим жирным купцом-испанцем. У дона три батарейные палубы, не меньше, и пушки у него самого крупного калибра, я вам доложу. «Да, мощный корабль! Либо Эванс смельчак, каких мало, либо от нищеты совсем спятил, раз схватился с таким противником. „Аргонавт“ выглядит довольно потрепанным. Его пушки по дальнобойности уступают нашим, вот он и вынужден вступить в ближний бой. Ага, а бизань-мачта уже отправилась к рыбам на дно... Эвансу еще здорово повезло, что ему на помощь подошел Болдуин на „Фениксе“, хотя что он может сделать дону?
   – Булавочные уколы, не больше!
   – А испанца этого вы знаете?
   – Нет. Мне редко когда доводилось видеть на плаву такое чудовище. Тем не менее отпор оно даст кому угодно! Если дальше так пойдет и мы не вмешаемся, от «Аргонавта» одни щепки останутся, не говоря уже о «Фениксе».
   – Если позволите, сэр, – вступил в разговор Фернандес, – по-моему, это «Нуэстра Сеньора де ла Консепсьон», которые испанские матросы называют «Какафуего» – «изрыгающая огонь».
   – Благодарю, штурман, – Таггарт взял у него окуляр и заглянул в него.
   – Да, здорово этот испанец плюется огнем, – сухо констатировал он, когда на «Аргонавте» сломалась грот-мачта. Корпус судна, названного в честь древнегреческих героев, отправившихся в Колхиду за золотым руном, сильно накренился вправо.
   – Эвансу нужно бы сейчас отойти как можно дальше! Если испанец пойдет на абордаж, пиши пропало... На нем никак не меньше сотни солдат.
   Джон Фокс проворчал:
   – Испанец показывает нам корму, как будто нас вовсе нет. В то время как его батареи правого борта палят по «Аргонавту». Причем люди Эванса отвечают только одиночными выстрелами: для залпа всем бортом у них уже сил нет, борт-то выглядит как дырявый котел. Я предлагаю, сэр, взять на один румб правее. Правда, мы слегка подставим им нос, но едва ли доны сумеют этим воспользоваться. Об этом как-нибудь позаботятся наши носовые пушечки.
   – Батареи правого борта к бою готовы, сэр! – послышался в этот момент голос Риффля.
   Почти одновременно с левого борта о том же доложил Магон. Таггарт воспринял это с удовлетворением, хотя внешне не показал. Подготовка к боевым действиям заняла меньше десяти минут.
   – В общем неплохо, хотя и недостаточно хорошо. Перезарядку орудий надо бы производить быстрее... Мы будем атаковать именно так, как предложили вы, Джон. Сделайте для этого все необходимое. При такой дистанции «Сеньора» должна крепко получить, а мы остаться для нее недосягаемы. Было бы смешно начать обстрел донов без подготовки.
   – Да, сэр!
   – Тогда выполняйте, – глаза Таггарта блеснули, он поправил шпагу. – Танец начинается.
 
   Впечатление было такое, будто гроза разразилась прямо над их головами. Каждый удар грома заставлял содрогаться их тела, гулом отдавался в ушах и давал им понять, насколько сами они крошечны и хрупки. По расчетам Витуса, с момента их вступления в бой прошло полчаса. Что там на верхней палубе? Как идет сражение? Ему не терпелось заняться делом, и в то же время он беспокоился о здоровье сражающихся «соколов».
   Бу-у-у-у-ммм!
   Снова мощный удар всех пушек правого борта. Пушки откатились, и «Фалькон» накренился влево. Витус прикрыл ладонями уши, которые у него, как и у пробегавших мимо бомбардиров, были завязаны косынкой. Только против грохота это не помогало.
   – Как лиса в западне! – крикнул Магистр.
   – Что ты сказал?
   – Попали, как лиса в западню! – еще раз прокричал маленький ученый. – Если они попадут нам ниже ватерлинии, мы через считаные секунды пойдем ко дну!
   – Пока до этого не дошло. Если я не ошибаюсь, испанцы всего два или три раза пальнули из дальнобойных. И все закончилось недолетами.
   Витус в который раз проверил, все ли в порядке на операционном столе, аккуратно разложил зажимы и пилы для костей. Все было под рукой: и перевязочный материал, и разного размера иглы для наложения швов. Скальпели, шины, щипцы, зажимы, крюки и пинцеты любого размера. Был также инструмент для извлечения пуль, на длинную тонкую ручку которого была насажена полая полусфера с острой кромкой. Инструмент вводили в пулевой канал и продвигали вращательными движениями, пытаясь захватить пулю. Если это удавалось – тем же манером его извлекали обратно. В качестве обезболивающего Витусу дали несколько бутылок бренди. Алкоголь был единственным анальгетиком, потому что опиума для Spongia somnifera совсем не осталось.
   Буммм! – послышался отдаленный грохот. Наверное, очередной привет с дородной «Сеньоры». И снова загрохотало. Тут их судно содрогнулось всем корпусом. Попадание в «Фалькон»! Но куда именно попали? Все трое огляделись. В любой момент в трюмы могла хлынуть вода, и тогда они пойдут ко дну. Секунды тянулись мучительно долго, но самого страшного не произошло. Вместо этого с верхней палубы послышались возбужденные крики. Команды снять те или иные паруса звучали одна за другой, и вскоре корабль закружил на месте вокруг своей оси. Потом снова рявкнули пушки по правому борту «Фалькона».
   – По крайней мере в долгу мы не остаемся, – усмехнулся Магистр. Он подслеповато моргал, потому что два из пяти фонарей, принесенных Витусом, упали на пол и разлетелись в куски.
   – Уи, уи, – Коротышка принялся подбирать осколки.
   В самом конце помещения, там, где трап вел наверх, на батарейную палубу, неожиданно появилась целая группа матросов. Они осторожно спускали по ступенькам двух раненых. Свет в перевязочной был довольно тусклым, однако Витус сразу заметил, что у одного из раненых совершенно безжизненный взгляд. Его голова свесилась на грудь и моталась туда-сюда. Витус решил, что моряк в состоянии шока.
   – Положите его на стол.
   – Да, сэр.
   С другим дело обстояло куда хуже. У него оторвало руку по локоть. По обрубку руки обильно текла кровь.
   – Магистр, зажимы! Быстрее!
   – Я уже, – маленький ученый устраивал раненого на стуле.
   Витус заставил себя говорить как можно спокойнее:
   – Ну, как там наверху?.. И как вас зовут?
   – Фулхен, Ганнер Фулхен! – вытянулся перед ним матрос. – Я с приятелями от третьей носовой пушки, – он улыбнулся. – Дела вроде идут неплохо, сэр. С самого начала первый офицер дал команду сосредоточить огонь на главной мачте «Сеньоры», нуда, а с третьего залпа мы ее срезали.
   – Очень хорошо. Но, кажется, и мы кое-что схлопотали.
   – Не о чем говорить, сэр! Одно вражеское попадание. Щепок много. Оба раненых – стрелки с левого борта, поэтому их и задело. Так вот, капитан сразу приказал развернуть корабль так, чтобы стрелкам по правому борту не было слишком жарко и могли вступить пушки с левого. Донам, как говорится, здорово досталось.
   – Это успокаивает. А раненые есть?
   – Насколько я знаю, нет, – Фулхен чуть ли не с сожалением пожал плечами.
   – И слава Богу, – Витус перевел взгляд на Магистра, который на пару с Коротышкой почти профессионально обрабатывал обрубок руки матроса. Другой раненый, с остекленевшим взглядом, еще не пришел в себя.
   – Что у него? – Витус пощупал пульс. Пульса нет. Приложил ухо к груди. Не дышит. Тогда он понял. – Этот матрос мертв.
   Однако по какой же причине? Нигде нет ни капли крови, ни шрама, ни увечья, ни пореза, даже никаких кровоподтеков на теле. Только этот безжизненный взгляд. Витус закрыл ему глаза, перевернул матроса на живот и сразу понял причину смерти: у него оказались переломаны шейные позвонки. Какой-то летящий предмет с острыми гранями нанес парню смертельный удар... Большущая, длиной примерно в четыре вершка, гематома под затылком свидетельствовала об этом.
   – Он мертв, сэр? – спросил стоявший за спиной Витуса Фулхен.
   – Да. Снимите его со стола и положите на пол вон там, в углу. И можете быть свободны. Наверху вы нужнее.
   – Да, сэр! – Фулхен козырнул и исчез вместе с остальными матросами.
   Витус подошел к Магистру. Раненый сидел, сгорбившись на стуле, с остекленевшими глазами, однако вызвано это было, скорее всего, не болью. Об этом говорил хотя бы тот факт, что за короткое время матрос выпил почти полбутылки бренди.
   – Он сейчас не в себе, – заметил Магистр, укладывая перевязанную руку раненого на стол и закрепляя ее зажимными винтами. – Сейчас он мало что чувствует.
   – Хорошо. Я сделаю два серповидных надреза на обрубке руки – один спереди, один сзади.
   После того как Витус сделал это, он убрал скальпелем сосуды и мышцы. Потом завернул лоскуты, закрывая расщепленную предплечную кость. Однако кровь продолжала капать с обрубка. Коротышка подскочил и затянул винты крепче.
   – Спасибо Энано, а теперь подними лоскуты кожи раневыми крюками. Магистр возьми острый каутер и прижги рану.
   После того как и это было сделано, Витус взялся за пилу и отхватил приличный кусок плечевой кости.
   – Энано, убери раневые крюки, чтобы я смог опустить лоскуты кожи вниз и сшить над костью.
   Покончив и с этим, он услышал какой-то непонятный звон в ушах и не знал, чем это объяснить. Позже он понял причину: это умолкли пушки у него над головой.
   – Буду краток, «соколы»! Вы храбро сражались! – Таггарт стоял у поперечного релинга и смотрел на собравшихся на верхней палубе матросов. – Доны поджали хвост и бросились наутек. Мы их преследовать не станем, «соколы»! Мы, как и положено цивилизованным людям, поможем сначала нашим товарищам, чтобы они не пошли ко дну, – и он мотнул головой в ту сторону, где в какой-то миле от них безвольно покачивался на волнах перегруженный «Аргонавт».
   – В Карибском море испанцы никуда от нас не денутся, не сойти мне с этого места! И когда мы с ним столкнемся, я им не завидую![32] На вас-то я могу положиться?
   Раздались одобрительные крики.
   – Да, сэр!
   – В любое время, сэр!
   – Накормим их горячим железом!
   – Истинная правда! Да и золотишко ихнее отнимем!
   Раздался всеобщий хохот.
   – Хорошо! – Таггарт поднял руку, и матросы тотчас умолкли. – Значит так: еще дня два-три мы пробудем здесь. Я приказал Мак-Кворри и Дорси взять по десятку матросов из своих подразделений, перебраться на «Аргонавт» и помочь там починить судно. Они воспользуются нашей большой шлюпкой. А на малой туда же отправятся кирургик со своими помощниками, чтобы организовать там временный лазарет. Нам здесь тоже придется основательно попотеть. Руководить всеми работами поручаю первому офицеру. Всем все ясно?
   – Да, сэр! – дружно ответили матросы.
   Таггарт перевел дыхание и какое-то время разглядывал несуществующую складку на своей одежде.
   – Хорошо. Хватит болтать! За работу!
 
   – Слава Богу, что вы прибыли, сэр. У вас вид бомбардира, однако, я полагаю, вы врач? – стоявший на палубе «Аргонавта» улыбнулся и козырнул Витусу.
   – Да, вы не ошиблись, – Витусу потребовалось некоторое время, чтобы сообразить, что на голове у него по прежнему косынка, которой он завязал уши, чтобы хоть как-то уберечь их при канонаде. Сорвать ее с себя сейчас было бы равносильно признанию собственной глупости, и он предпочел оставить все как есть.
   – Меня зовут Витус из Камподиоса, однако вы можете называть меня просто кирургиком. С кем имею честь?
   – Ричард Кэтфилд, сэр. Первый офицер этого корабля.
   Кэтфилд был молодым человеком среднего роста. Его голубые глаза особенно выделялись на покрытом порохом лице.
   – А это мои ассистенты – магистр Гарсия и малыш Энано.
   – Добро пожаловать! – Если Кэтфилда и удивил вид помощников кирургика, то виду он не подал. Еще раз вежливо козырнул, как будто все было в совершеннейшем порядке. А ведь его окружали груды щепок, обломки мачт с оборванными парусами, лежавшие на боку пушки, искореженный такелаж и пробитые осколками ядер бочки, из которых что-то вытекало. Матросов на палубе почти не было видно, а те, что еще сновали туда-сюда, выглядели донельзя усталыми и унылыми. Над всем царил какой-то странный размеренный гул.
   – Что это за звуки? – спросил Витус, оглядываясь вокруг.
   – Это работают насосы, кирургик. У нас много пробоин в днище, и приходится все время откачивать воду. – Он направился на корму.
   – Вот-вот здесь появятся Мак-Кворри и Дорси со своими людьми, а до тех пор вашим придется еще подержаться. Где я могу разместить лазарет?
   – М-да, – Кэтфилд почесал затылок. – Я думаю, капитан, будь он жив, ничего не имел бы против того, чтобы разместились в его каюте. Она просторная, там вам будет удобно.
   – Капитан Эванс погиб?
   – Так точно. Получил аккуратную дырку в груди, бедняга. Мушкетный выстрел, откуда он не ожидал. Стрелок стоял наверху, на марсе грот-мачты, и палил оттуда вниз. Обычно мушкетеров на марсы не посылают – огнеопасно для парусов. Да... Ну, а минутой позже ваши бомбардиры повалили эту самую грот-мачту. Судьба...
   – Понимаю. Велите доставить всех раненных, в том числе и тех, кого вы считаете безнадежными, в капитанскую каюту.
   – Да, кирургик. Нужна будет еще какая-то помощь?
   – Нет, я думаю, справимся. Выполняйте.
 
   – Тут юная леди непременно хочет зайти к вам в каюту, кирургик, – доложил несколько погодя матрос. – Я ей уже несколько раз объяснял, что это зрелище не для дам, только она стоит на своем.
   – Она ранена? Откуда она, вообще говоря, взялась? – Витус с Магистром как раз занимались зияющей раной на бедре старого моряка, в то время как Коротышка, успевший разложить на столе для географических карт все необходимые инструменты, разводил огонь в жаровне, чтобы позднее можно было вскипятить воду для дезинфекции. В каюте лежало немало моряков, которые стонали, корчась от боли.
   – Она велела перевезти себя с «Феникса», сэр. Вместе с двумя или тремя ранеными.
   – Ладно. Как ваше имя, матрос?
   – Миллер, сэр, матрос-сигнальщик и посыльный.
   – Благодарю. Можете быть свободны, Миллер. – Витус направился к двери каюты. Он как-нибудь объяснит этой даме, что посторонним здесь делать нечего. Скажет прямо и внятно, это всегда производит впечатление.
   Сначала он ничего не увидел, кроме обращенной к двери спины и осиной талии дамы. Спина была обтянута платьем цвета зеленой саламандры, и этот цвет резко контрастировал с длинными блестящими ярко-рыжими волосами.
   – Сеньорита, э-э... Леди... Мадам, я... – он стоял, прикусив губу, и не находил подходящих слов. Он не привык отказывать в чем-то представительницам прекрасного пола.