Сертаков Виталий. Рудимент

   Маша понимает, что Богу на нее наплевать, и бросается в объятия Вовы. Вову, в объятиях Маши, застает внезапно вернувшаяся из археологической экспедиции Люда. Она устраивает зрелищный скандал с битьем керамики и заявляет, что уходит к Денису, который давно по ней пускает слюни. Утонувший в слюнях Денис выталкивает из постели Олю, которая, путаясь в бюстгальтере, заявляет, что замуж за него все равно не собиралась, и вообще, как современная женщина, намерена строить до пятидесяти лет личную карьеру менеджера. В дверях Оля сталкивается со взвинченной археологичкой Людой, завязывается оживленная беседа, плавно переходящая в драку, в результате чего Люда также говорит Денису, что замуж ходят только дуры.
   Мокрый от слюны, слез и постельного пота Оли, малость прибалдевший, Денис напивается и идет жаловаться своему корешу Саше, которого только что избили Толя с Димой за поглаживание ляжек Светы. Оказывается, они следили за этим процессом в том же кафе, но из-за другой портьеры. Несчастные друзья зализывают раны, решают никогда не жениться, выпивают еще пару бутылок, и тут наступает озарение. На хрен нам этот институт, кричат озаренные! Мы отправимся навсегда в Тибет, там честные монахи! Мы нароем там эксклюзивных черепков и вообще воспарим без этих проклятых баб!
   Яркая сцена разборок между Светой и ее остолопами-родителями. Света из всех самая молодая и имеет глупость жить дома. Дима, увидев неверность Светы, сначала спит с ней, а затем, на ее глазах, мстит ей с проституткой. У той, кстати, тоже нелегкая личная судьба, примерно с шестой по одиннадцатую серии, и хвост должен всплыть где-то попозже. Она, вроде как, вовсе и не проститутка, а запутавшаяся лесбиянка с некрофилическим уклоном. Во всяком случае, когда я эту барышню в последний раз встречал, она упоенно обнимала могилу и обещала, что вскоре ляжет рядом, только надо оплатить за газ, или что-то в этом роде… Мне никак не удавалось вспомнить, кто же там помер.
   Так вот. Юная, но матерая разлучница Света, недощупанная Сашей, но перещупанная во всех местах Димой, на пару с предсмертной лесбиянкой возвращается домой, а там — на тебе. Тупой до омерзения папа находит у дочери в белье невинную сигаретку с травкой, обзывает родного ребенка срамными словами. Врывается мама, заплывший жиром монстр, и выкидывает с шестого этажа на снег любимые кассеты дочери с песнями группы «Харакири на двоих». Видите ли, девочка все время проводит в наушниках, наедине с проклятой музыкой, вместо того чтобы внимать своим дегенеративным предкам!
   Барков с неимоверной гордостью поведал мне, что половину текстов этой группы сочинил он.
   Отец Светочки только и знает, что рассуждать о политике, причем неприкрыто сочувствует арабам. Поскольку мне предстояло самостоятельно режиссировать следующую серию, я не мог не признать, что парочка замшелых кретинов выкрала очаровательного ребенка из чужой колясочки. Эти ведьмаки просто не могли быть ее настоящими родителями!
   Финальный выход Светочки в семнадцатой серии. Бежит вниз по лестнице, прижимая к глазу фингал, отирает от снежинок свою магнитофонную святыню и в расстегнутой шубейке уходит во вьюжную ночь.
   На этой драматической, почти чеховской ноте завершается серия. Три постельные сцены, два побоища второго плана, попытка самоубийства. Торжество нетрадиционной религии, безбрачия и крепкой мужской дружбы. События следующих полутора часов мне предстояло сочинить самому. Ясное дело, подобные перипетии не могли не отвлечь меня от собственного личного дела.
   Но ненадолго.
   После обеда мне хотелось уединиться в виноградной беседке и завыть. Почти всю следующую ночь я пролежал с открытыми глазами, вспоминая маму. Вспоминал ее такой, какой она была до начала загульного пьянства.
   Маму никогда не будут лечить в американской клинике, потому что ее неблагодарный сын никогда не заработает денег на переезд и оплату стационара…
   В среду Куколка вырвалась вместе с нами и прилежно дожидалась, пока закончатся мои массажи и всевозможные новомодные пытки. Старательные ребята из детского отделения постоянно придумывали что-то новое. Я не мог не восхититься их упорством и почти братским отношением. В какой-то момент у меня даже блеснула безумная идея отказаться ехать назад. Попросить тут убежища, пожаловаться местному начальству, сообщить им, что мои приемные родители совершенно мной не занимаются…
   Слава Богу, тупому слоненку хватило рассудка не устраивать истерик. В лучшем случае я спас бы кусочек хобота, и то ненадолго. Аллигатор лег бы на мутное дно и остался жив. А спустя недельку-другую, сомневаться не приходится, меня посетила бы невзрачная сестричка и мимоходом сделала бы укольчик.
   Чтобы не возникало желания поболтать…
   — Ты все еще не против разузнать о своем отце? — спросил я у Дженны.
   Мы устроились на мозаичной площадке, во внутреннем садике больницы. Мне полагался заслуженный отдых после терапии. С двух сторон вокруг нас журчали фонтаны; идеальное местечко, где никто не мог нас подслушать. — Что ты разведал? — напряглась она.
   — О тебе ничего… —Я не собирался ее запугивать; Дженне следовало сообщить ровно столько, чтобы не спровоцировать ее на преждевременную выходку. Позже мне будет все равно, как она отреагирует… — Барков прав. Винченто использует меня. Наше отделение не имеет к тебе никакого отношения, ты даже не упоминаешься в списках.
   — В каких списках?
   — В перечне пациентов и амбулаторно обследуемых. Корпус «С» целиком специализируется на нервных и психических расстройствах.
   — Так Винченто делает из тебя психа? — Куколка всплеснула руками. — Я тебя предупреждала, Питер, не водись близко с апостолом! Расскажи мне, что ты прочел? Ты добрался до файлов Винченто?
   — Да нет же, апостол ни при чем! И рассказывать мне пока нечего, — слукавил я. — В списках последних пяти лет отмечены тридцать два пациента с различными отклонениями. Кого-то перевели в клинику, кого-то вообще выписали. Кстати, кроме Клиники и Крепости, существуют еще два объекта. В Крепости они держат только тех, кто может быть полезен в целях пропаганды…
   — Какой еще пропаганды? — Дженна вскочила, нервно прошлась между чашами фонтанов. Я невольно залюбовался, как солнце ласкает ее золотисто-русые локоны. Куколка отращивала волосы по моей просьбе, хотя ей больше шла прическа «под Монро». Она была очень красивая в тот день, она всегда бессознательно прихорашивалась, если выезжала в город. Возможно, ее летний, чересчур открытый наряд мне и запомнился, потому что в тот день состоялась наша последняя, долгая встреча, и наша последняя беседа тет-а-тет. Я как будто чувствовал, что больше поговорить и побыть вдвоем нам не удастся.
   Куколка потрогала морду каменного дельфина, из пасти которого извергался веселый поток воды и падал в огромную раскрытую раковину. Второй фонтан, напротив, также был исполнен в виде двухметровой раковины, но вместо дельфина водой брызгались три морских конька.
   После массажей мне было больно шевелить шеей, но я, не жалуясь, следил за Дженной. Куколка нарядилась в свободную розовую маечку без лифчика, закрытую спереди, а на спине всю в тоненьких веревочках. Она быстро вышагивала в своих обтягивающих штанах, запускала ладони в фонтаны, трогала себя за прическу, как делает всегда, когда не может успокоиться.
   Она была очень красивая в то утро, возможно, я наблюдал одно из тех мимолетных изменений, которые все дальше продвигают угловатого тинейджера к состоянию взрослой женщины. Мне показалось, что у Дженны чуточку округлились плечи, немножко сгладились скулы, слегка поубавилось резкости, когда она задрала ногу в кроссовке на край ракушки, чтобы перевязать шнурок. В который раз эта безумно соблазнительная поза, когда попка оттопырилась, а в вырезе маечки я видел ее грудь и шрамы от операций, напомнила мне, кто я такой, и как скоро наши пути разойдутся. Как только Дженна найдет себе здорового парня, с парой крепких ног, мускулистыми руками, на которых он будет ее носить…
   Не ошибся я в одном. Наши пути разошлись, но совсем по иной причине.
   Последнее утро, когда мы поцеловались, когда Куколка брала мою ладонь и клала к себе на грудь. Последнее утро, когда я мог попросить у нее немножечко интима, попросить ее повторить нашу близость или хотя бы поласкать меня тонкими наманикюренными пальчиками… И до тупого, толстокожего урода внезапно дошло, что эта гибкая, расцветающая девушка, возможно, совсем иначе восприняла мое предложение поболтать. То есть она была в курсе, что я пытаюсь добраться до закрытой информации, но зачем для такой беседы приделывать длинные ногти и так тщательно красить глаза перед выходом на солнцепек? Черт подери, какой же я был осел!
   Единственная, первая и последняя женщина всем своим видом намекала мне на возможность близости, а я все испортил! Врачи помыли меня и оставили в покое на пару часов. Мы запросто могли бы уединиться, здесь не было телекамер. А я все испортил, я заговорил про ее отца… Каждый приходит к безумию по-своему…
   — Я подобрал неверное слово, пропаганда тут ни при чем, — исправился я. — Винченто изучает рефлексы идентификации, а я хорошо говорю по-русски.
   — Что такое «иден…»? Как там дальше?
   — Это когда подростки смотрят кино и невольно начинают подражать экранным образам.
   — Словечки всякие, тряпки, да? Ну и что с того? Это же клево! Я тоже раньше хотела быть похожей на Памелу, а потом мне понравилась Куртни Лав, а потом…
   — Я говорю не о тряпках, хотя одежда тоже играет роль.
   — Хорошо, я все поняла. Я, как всегда, сказала глупость.
   — Ты не глупая, ты всего лишь…
   — Все, молчу!—Дженна двумя ладошками комично зажала себе рот. — Расскажи мне! — Она уселась напротив, на влажный край ракушки, подставив спину брызгам.
   Я мысленно сложил фигу и вкратце передал ей содержание моего файла. Я постарался не слишком запугивать Куколку научными терминами, особенно касательно моих «аномальных речевых искажений». Еще не хватало, чтобы девушка начала меня бояться и поставила нас с апостолом на одну доску. Главное, я ей не признался, каким образом добыл информацию. Я слишком хорошо знаю, как люди реагируют на слово «гипноз». Куколка, с ее впечатлительностью, вполне могла вообразить, что я и ее захочу подвергнуть внушению.
   Как мне ее потом убедить, что мои скромные способности к суггестии всплывают лишь в отношении врагов? Прочих людей я мог в лучшем случае усыпить…
   — Насчет Пэна я поверю чему угодно, — Дженна покусала губу. — Но моя мама даже толком не знает, где находится ваша Москва. Для нее Россия — нечто вроде другой галактики…
   — В документах Пэна обзывают начальником третьего отдела. Он тут главный координатор разных проектов. Твоя мама не имеет отношения к «русскому отделу».
   — А я, Питер? — наклонилась Куколка. — К чему я имею отношение?
   — Всего четыре отдела, — размышлял я. — Сикорски главный в Крепости, но Крепость — это не весь третий отдел. Я прочел много их бумаг и кое-что сопоставил… Четвертый отдел выделяет деньги на выборы удобной им власти, подкупает чиновников; второй отдел, под видом благотворительных медицинских структур, отслеживает результаты массовой психической обработки и тут же подтасовывает статистику… Про первый отдел — ни слова, скорее всего, это аппаратные средства, техническая поддержка.
   — А третий?..
   — Это Крепость, и не только. Как я это понимаю, третий ведает биологическими объектами, годными для участия в информационной войне. Все мы как солдаты.
   — Питер, я не могу быть солдатом, — криво усмехнулась Дженна. — Я иногда по месяцу не встаю. Какой из меня солдат?
   — Ты меня больше всего и беспокоишь. Тебя нет в списках корпуса «С»… — Мне было непросто выдавить из себя следующую фразу. — Ты живешь с нами по одной из двух причин. Либо в закрытой зоне есть нечто, что тебе не следует видеть, либо там вообще нет людей, способных к общению.
   — Но там есть люди. Там… Там иногда кричат,..
   — Ты тоже слышала?
   — Я не хотела тебя пугать. Мама говорит, там буйные больные.
   — А я не хотел пугать тебя.
   Несколько секунд мы молча глазели в фонтан. Тысячи солнечных зайчиков плясали в струях водопада, каменный дельфин подмигивал мне мокрым блестящим глазом. Сквозь воду я видел шахматные заросли карликового можжевельника, уютные дорожки, двух рыжехвостых белочек, которых с рук кормила полная черная женщина, очевидно, медсестра или нянечка. Возле женщины, в таких же, как мое, креслах, кривили лицами двое парализованных детишек, лет шести. Санитарка им что-то весело говорила, белочки грызли угощение…
   Чудесная южная страна, где даже зимой не опадают листья и распускаются цветы, где последнего урода окружают вниманием и заботой…
   И Питер, точно злобный гном, разрушающий сказку!
   — Ты упомянул моего отца! — чуть слышно произнесла Дженна. — Как мы это можем проделать?
   — Очень непросто, — отозвался я. — Крайне непросто. Мы это осуществим, если ты проникнешь в компьютеры административного крыла. Но повезет нам, если сделаешь все в точности, как я скажу.
   — А если я что-то перепутаю? — Она перевела на меня свои умопомрачительно роскошные глаза.
   — Тогда нам конец.

21. АМЕРИКАНСКАЯ ЖИВОПИСЬ

   Питер, я набиралась смелости, чтобы поведать тебе насчет Дэвида и малыша Роби. Ты прости, что я постоянно сбиваюсь в сторону, я плачу и впадаю в истерику, только успокоить меня некому. Заперлась тут в четырех стенах, занавесила окно и выглядываю в щелку, не проедет ли машина. Пока все тихо. Передо мной на столике, возле компьютера, лежат нож и револьвер. Да, представь себе, я обзавелась настоящим оружием. Так что какое-то время смогу держать оборону. Но они не отстанут.
   Пока все тихо, и я в состоянии соображать, я доведу начатое до конца. Теперь виски трещат непрерывно, точно закрутили вокруг головы железный трос и медленно затягивают все уже. На голову я почти не обращаю внимания, это ерунда по сравнению с тем, что творится в животе. Но мне необходимо потерпеть совсем немного, и все образуется как нельзя лучше. Тебе пока знать ни к чему, боюсь сглазить.
   Обидно только, что я тебя обманула и не отвезла на карнавал. И на водопады мы не попали, и на парад Роз. Не думай, пожалуйста, что все женщины обманщицы, ладно? Помнишь твой День рождения, ведь мы его отпраздновали, как я тебе обещала!
   Роби тогда нарисовал для тебя картину, и ее разрешили оставить. По-моему, это была единственная картина Роби, которую Сикорски не отобрал, правда, повесить на стенку все равно запретили. Помнишь, как мы жалели Роби, что картины отнимают, и что за ним все время следят, как бы он не намазюкал чего-нибудь на дорожке или в туалете? А он лишь смеялся, сестра вытирала за ним слюни и меняла подгузник. Ужасно, Питер, да? Ты еще сказал как-то — уж лучше ездить, как ты, в кресле с аккумулятором и управлять одной рукой, чем в двадцать два года носить подгузники. Я всегда хотела спросить тебя: ты знал о его картинах? Ты же такой умный, Питер, неужели ты не догадался?
   Мамочка сказала мне полгода назад. Она плакала, я тогда ударила ее. Я ударила свою мать, Питер, и хочу, чтоб ты об этом знал. Она плакала и пыталась меня приласкать, а я ударила ее. Потому что она, косвенно, была виновата. Твой санитар Дэвид, огромный такой, он работал раньше в корпусе «В». Малыша Роби у нас тоже не было, его перевели в «С» год назад, наверное, признали безобидным. В сущности, так и было, он безобиднее, чем Таня. Чего не скажешь о его творчестве. О его кошмарной мазне.
   Дэвиду поручили работать с тобой, он был очень исполнительным и приветливым парнем, а к Роби прикрепили кого-то другого. Не знаю, кому из докторов пришло в голову забрать Дэвида и поручить уход за тобой этому ублюдку Томми. Хоть ты его и защищал, все равно он ублюдок. Я тебе попозже расскажу, какими гадостями он занимался. О, я про них многое знаю, но приходилось держать язычок за зубами. Ведь Дженна обязана была оставаться для всех миленькой девочкой!
   Наверное, к тебе прикрепили Томми, потому что он белый и выглядит не так свирепо, как Дэвид. Да, Томми весь беленький и гладенький, и смотрится, как обсосанный леденец. Мамочка как-то обмолвилась, что Дэвид, пока служил в армии, был борцом в тяжелом весе, или что-то вроде этого. Потому нос сплющенный и лицо в шрамах.
   Дэвида, безусловно, проинструктировали, как вести себя с Роби. Да он и без того был самым опытным. И как его только угораздило?
   Когда я заметила, что Дэвида нет на службе, я спросила у Курта, у охранника с четвертого поста, это подземная перемычка между «В» и «А», ты туда не ездил, охранник сидит между двух решеток, чтобы рукой до него не дотянуться. Так Курт сказал, что Дэвид уволился. Курт хороший парень, он бы тебе понравился, Питер, вы могли бы вместе разгадывать кроссворды.
   Но он наврал мне, или сам не знал. Дэвид сошел с ума, Питер, он вынес из крепости пару рисунков Роби. Как он ухитрился их пронести, никто не знает. У санитара инструкция очень простая: выдавать достаточно бумаги, красок и мелков, потом быстро собирать в непрозрачную папку для передачи доктору. Ни при каких условиях не выносить листы из палаты. Не позволять малышу рисовать в коридорах. Не обсуждать с пациентом рисунки. И самое важное — не разглядывать. Слишком опасно.
   После того, что произошло с Дэвидом, бумагу для Роби нумеруют. Мамочка сказала, что когда взломали дверь в его квартире, рисунки висели на стене, а Дэвид висел напротив, вместо люстры…
   Милый Питер, я так шучу, это страшный юмор, я понимаю, но если тебе надоест жить, попроси Роби нарисовать что-нибудь.
   Он ведь добрый, он тебе удружит! Прости, прости, милый, я совсем не хотела тебя стращать, просто я выпила и несу всякую чушь. Да, представь себе, я выпила настоящего виски! Кошмар! Впрочем, теперь почти неважно, проживу я на пару дней дольше или нет. Какая разница, что вредно, а что — смертельно вредно? Самым вредным, ха-ха-ха, было знакомство с тобой… Пожалуйста, не обижайся, милый. Я счастлива, что именно ты стал моим первым, но это правда. Если бы не ты, я не сбежала бы из Крепости.
   Уже скоро… Уже совсем скоро я закончу приготовления, и если все пройдет удачно, ты станешь первым, кто узнает…
   Я люблю тебя, сладкий мальчик.
   Ты будешь меня вспоминать?

22. НАСТЕННАЯ ТОСКА

   Я знаю относительно Роби гораздо больше, чем Дженна. Но с некоторых пор я предпочитаю не проявлять излишнюю осведомленность. Куколка не способна держать язык за зубами.
   Я никогда не забуду, что именно с ней потерял невинность, и вечно останусь ей за это благодарен. Хотя в книгах и кино педалируют фразу, что за секс, мол, не благодарят, что это удовольствие на двоих… К моему случаю это не относится. Я реально смотрю на вещи. Ни одна женщина не пойдет за меня замуж и не погубит жизнь на уход за уродом. Я знаю, что тут есть проститутки, специализирующиеся на обслуживании таких, как я. Более того, мне попался на глаза материал с предложением сниматься в порно; находятся извращенцы, которые бы выложили пару сотен, чтобы подрочить, подглядывая за нами с Куколкой. Так что, если моих мозгов не хватит на чужие рефераты, дипломные работы и разгадывание кроссвордов, я смогу переквалифицироваться в порнозвезды. Опыт имеется.
   Что бы с нами не случилось, Дженна останется моей женщиной. И неважно, что всю, так сказать, мужскую работу ей пришлось взять на себя. Она столь трогательно заботилась, чтобы я не почувствовал себя хуже, ведь за три года у меня случились-таки два припадка, но не сильные… Куколка невероятно старалась, хотя сама ничего не умела, подозреваю, что я был к тому времени гораздо больше озабочен и в десятки раз лучше подкован… Подкован благодаря мудрому Пэну Сикорски, который придумал для нас с Винченто новую работенку. После невинных серий с обжиманиями в раздевалках предстояло озвучить кое-что похлеще. Могу лишь одно сказать: здорово, что я не свихнулся на почве секса, все к тому и шло. Я имел глупость приоткрыть перед Дженной самый краешек наших творческих исканий, и глаза у нее превратились не просто в блюдца, а скорее, в начищенные сковородки…
   Милая Куколка, она так старательно строила из себя опытную даму, а сама боялась не меньше моего.
   — Зачем тебе нужен урод? — теребил я ее. — Ты можешь начать интимную жизнь с красивым парнем, заиметь семью и счастье…
   — А я, по-твоему, не урод? — надулась она. — Я восемь месяцев в году провожу в Крепости. Это как назвать? И при чем тут парни, если я тебя люблю?
   — Нельзя любить инвалида! — сопротивлялся я больше для проформы, конечно, мне льстило ее внимание. Иногда я думал, что было бы, окажись на ее месте другая девушка. Тоже стала бы со мной, от скуки, возиться, и пошла бы на секс-эксперименты, чтобы потом нашептать подругам о таком необычном опыте? Ведь женщин тянет к необычному, я об этом много читал.
   Грандиозная фраза, следует запомнить…
   Интересно, что у меня и Дженны были совершенно разные цели, когда она стянула с меня штаны и, закусив губу, устроилась сверху. Я находился в полной прострации, вглядывался в ее перекошенное личико и даже не успел поймать момент, когда для меня все закончилось. Вряд ли Дженна испытывала страсть, среди девушек это редкое явление, хотя я сужу по книгам. Она задумала — и осуществила ритуал. Обряд конфирмации и одновременно — акт неподчинения всему, что над ней тяготело.
   Я читаю ее сумбурные, пьяные исповеди и со стыдом признаю, что так и не удосужился проникнуться ее проблемами. Меня ни разу не удивила ее самоотдача, я слишком избаловался, привык за три года к первоклассному уходу. И ее заботу я, дурак, воспринимал как должное. Она не могла бежать из Крепости, следуя сиюминутной истерике, из горячей любви ко мне. От любви не убегают. Возможно, она поделилась с мамочкой, и та ей надавала по шапке за дружбу с русским инвалидом… А теперь она пишет мне про Баркова и Роби, как будто я не знаю лучше ее, что такое Роби.
   Я осведомлен слишком хорошо. А не знаю я пока одного — как половчее прикончить малыша… Ведь он не слышит приказов.
   Роби восемнадцать, в нем почти двести фунтов веса, полно лишнего жира, а его рыхлая кожа напоминает медленно варящийся гороховый суп. Несмотря на сбалансированное питание, он ухитряется игнорировать наиболее ценные продукты: или выплевывает, или незаметно выбрасывает. Он остается большим ребенком, остановившимся в развитии на уровне пяти лет. Но он не кретин, он всего лишь пятилетний мальчик с присущими возрасту маленькими хитростями. Он способен, например, сделать вид, что проглотил кусок рыбы, а потом отойти, выплюнуть ее на клумбу и закопать. Его выдержки хватает, чтобы ходить с этой рыбой во рту не меньше часа. Как следствие авитаминоза, у него постоянно возникают на коже фурункулы. Волосы на лице почти не растут, я подозреваю, что половой зрелости он никогда уже не достигнет. В этом его счастье. Быть мужчиной и не иметь возможности реализовать либидо — это изнурительное наказание. От этого Роби спасен.
   Я в достаточной степени изучил его способности. Сомневаюсь, что Куколка меня поймет. Все дело в изображениях.
   Изображение, с научной точки зрения, это ощущение, возникающее в организме под действием электромагнитной энергии на зрительный анализатор. Данное ощущение вызывает ответное действие, и не только в мозгу, но и на уровне подсознания. То есть, когда я смотрю комедию, голова моя переваривает увиденное в смех, и поднимается настроение, но в то же время в организме идут более глубокие процессы. Например, желудок лучше переваривает котлету. Подсознание незаметно воздействует на внутренние органы. Потому что изображения, будь то телевизор или рождественская открытка, активны по отношению к организму.
   И многие из них агрессивны.
   Я прочел несколько десятков статей по данному вопросу. К сожалению, приходится часто обращаться к словарям: мой английский еще хромает. Что такое агрессивные изображения? Вариантов много, но самыми опасными признаны периодические структуры, полоски, квадраты, повторяющиеся мелкие рисунки. В живой природе, в естественной среде, они практически не встречаются.
   Самый простой пример — фасады небоскребов с бесконечными одинаковыми рядами прямоугольных окон, глазу не за что зацепиться. При постоянном, многолетнем воздействии подобных структур на зрение у человека развиваются неврозы, психозы и банальные стрессы. Три четверти урбанизированного населения планеты ежедневно подвергаются агрессии. Но никто не умирает, так как нервная система активно выбрасывает в кровь вещества-компенсаторы. Тот же самый адреналин, к примеру. Мы живем и наращиваем число умалишенных, не догадываясь даже о корнях явления.
   В процессе видения глаз бессознательно совершает разные движения, пытаясь зацепиться за точку фиксации. Когда глазу не за что зацепиться, обозревая периодические структуры, возникают утомление и значительная нервная перегрузка.
   Я видел рисунки Роби.
   Они не способны довести человека до могилы. Куколка во всем видит крайности. Но злой гений Роби переносит на бумагу квинтэссенцию беспокойства.
   Для желающих умереть его рисунки — прекрасное подспорье.