Сэйерс Дороти. Неприятности в клубе 'Беллона'

   - А мне казалось, она просто помешана на... на всяких там железах.
   - Полагаю, что так и есть; во всяком случае, сама мисс Дорланд в этом свято уверена. Эти женщины все, что угодно проглотят, лишь бы в новинку; а уж если еще и с сексуальным подтекстом... Кстати, о сексе я говорить не намерен.
   - Бог да благословит вас за это. Ну что ж, возможно, мисс Дорланд объявится чуть позже.
   - Не исключено. Но... послушайте, Уимзи. Мисс Дорланд сейчас в весьма двусмысленном положении, верно? Не удивлюсь, если ей как-то не по себе. История уже угодила в газеты.
   - Черт подери, а то я не знаю! Этот вдохновенный пьянчуга Сэлком Харди каким-то образом обо всем пронюхал. Сдается мне, прохиндей приплачивает администрации кладбища, чтобы его заранее извещали о намечающихся эксгумациях. Сущее сокровище для своей газетенки; просто-таки на вес золота; да что там золота - скорее, банкнот! Ну, удачи! Желаю с блеском отчитаться! Вы ведь не станете возражать, если я усядусь не в первом ряду? Всегда предпочитаю занять стратегическую позицию у двери, поближе к харчам!
   ***
   Доклад Пенберти показался лорду Питеру как оригинальным, так и превосходно изложенным. В данной теме его светлость слегка разбирался, среди друзей Уимзи было немало выдающихся ученых, а слушать лорд Питер умел, - но об экспериментах, лектором упомянутых, детектив-любитель слышал впервые, а выводы, безусловно, наводили на размышление. Не успели еще отзвучать вежливые аплодисменты, а верный своим принципам Уимзи уже ринулся в столовую. Однако его опередили. Внушительный здоровяк в изрядно потертом фраке уже воздавал должное горе аппетитных сэндвичей и виски с содовой. Заслышав шаги, он обернулся - и влажные, невинные голубые глаза засияли радостью. Салли Харди, - как всегда, не вполне пьян и не вполне трезв, занимался любимым делом. Репортер услужливо подал собеседнику блюдо с сэндвичами.
   - Чертовски вкусные, - заметил он. - Что это ты тут делаешь?
   - А ты, если на то пошло? - парировал Уимзи.
   Жирная рука Харди легла на его локоть.
   - Думаю одним выстрелом убить двух зайцев, - выразительно проговорил толстяк. - Смышленый парень этот Пенберти. Железы-то нынче в моде. И он об этом знает. Того и гляди прогремит на всю столицу... - Салли повторил эту фразу дважды или трижды, опасаясь, что собеседник не уловил смысла за бульканьем виски с содовой. - Отнимает хлеб насущный у нас, бедолаг-журналистов, вроде как этот... и этот... (Харди помянул имена двух джентльменов, чьи статьи, то и дело публикуемые в ежедневных газетах, неизменно вызывали раздражение у штатных писак.)
   - Если только не погубит свою репутацию из-за этого фентимановского дела, - возразил Уимзи, но его мелодичный возглас прозвучал не громче шопота на фоне шумной лавины, хлынувшей вслед за ними к накрытому столу.
   - А! И ты о том же! - ухмыльнулся Харди. - Пенберти - сам по себе новости. Он - классный репортаж, ты разве не видишь? Надо только чуть пересидеть в сторонке, поглядеть, куда ветер подует. Но в конце концов я заметку-таки черкну; помяну, что он пользовал старика Фентимана. А со временем можно будет в красках порассуждать о необходимости потрошить покойничков во всех случаях внезапной смерти. Ну, сами видите: даже опытные доктора иногда ошибаются. А ежели на перекрестном допросе Пенберти "завалится", набросаем что-нибудь насчет того, что специалисты не всегда заслуживают доверия; ну, и помянем добрым словом несчастного, втоптанного в грязь врача общей практики. В любом случае, из Пенберти отличную статейку можно состряпать. Совершенно неважно, что о нем говорить; лишь бы хоть что-нибудь. А ты нам не удружишь? - слов восемьсот от силы, а? - насчет трупного окоченения, и все такое? Лишь бы броско и с треском!
   - Не могу, - отказался Уимзи. - Мне сейчас некогда, а деньги мне ни к чему. Да и с какой стати? Я не настоятель собора и не актриса.
   - Нет, но ты в курсе всех новостей. Деньги можешь отдать мне, если уж такой щедрый. Слушай, ты ведь наверняка всю подноготную знаешь! Этот твой приятель из Скотленд-Ярда словно в рот воды набрал. Мне нужно раздобыть хоть что-нибудь до ареста; а после того - это уж, что называется, сущий позор! А ты ведь к девице подбираешься? Расскажешь, что знаешь?
   - Да нет, я сюда пришел только взглянуть на нее, а мисс Дорланд так и не появилась. Слушай, а, может, ты и раскопаешь для меня ее темное прошлое? Рашворты наверняка что-то о ней знают, пари держу. Она вроде как живописью занималась, или что-то в этом роде. Как тебе эта зацепка?
   Харди просиял.
   - Уоффлз Ньютон наверняка что-нибудь да знает, - предположил он. Поглядим, не удастся ли чего выведать. Спасибо тебе преогромное, приятель. О, идея! На последней странице можно будет тиснуть ее картинку-другую. Почтенная старая леди, похоже, отличалась изрядной эксцентричностью. Странное завещание, что и говорить!
   - О, насчет этого могу просветить, - отозвался Уимзи. - Я думал, ты и так знаешь.
   Он пересказал Харди историю леди Дормер - в том же самом виде, как услышал ее от Мерблза. Журналист прямо-таки возликовал.
   - Потрясный материал! - одобрил он. - Просто класс! И романтическая любовь есть, и все, что угодно! "Дейли йелл" на этой сенсации хороший куш сорвет! Прости, бегу звонить; а то еще кто-нибудь другой перехватит. Ты уж никому больше не рассказывай, ладно?
   - То же самое можно узнать и от Роберта, и от Джорджа Фентимана, предостерег Уимзи.
   - А вот и нет! - с чувством возразил Сэлком Харди. - Нынче утром Роберт Фентиман старику Бартону из "Бэннера" так по зубам въехал, что бедняга отправился прямиком к дантисту. Что до Джорджа, он забился в "Беллону", а туда чужих не пускают. Так что с этой стороны я застрахован. Спасибо еще раз. Если тебе что-то понадобится, за мной не пропадет, вот увидишь. Пока!
   Газетчик исчез. А на локоть Питера легла изящная ручка.
   - Вы меня коварно бросили, - пожаловалась Марджори Фелпс. - И еще я адски проголодалась. Просто-таки сил не жалея, добывала для вас информацию!
   - Чертовски благородно с вашей стороны. Послушайте: пойдемте посидим в зале; там тише. А я стяну для нас какой-нибудь еды.
   Лорд Питер прихватил изрядное количество затейливых пирожков с начинкой, четыре петифура, сомнительного вида крюшон из красного вина и кофе, а заодно, стоило официанту отвернуться, похитил и поднос.
   - Благодарствую, - проговорила Марджори. - За то, что я побеседовала с Наоми Рашворт, я и не такое заслужила. Терпеть не могу эту девчонку. Вечно она намекает на всякие гадости.
   - Какие именно гадости?
   - Ну, спросила я про Анну Дорланд. А Наоми говорит, что она, дескать, не придет. А я: "Ох, да почему же?" А Наоми: "Она сказала, что неважно себя чувствует".
   - Кто сказал?
   - Наоми Рашворт сказала, что Анна Дорланд сказала, что не придет, потому что неважно чувствует. Но, разумеется, это всего лишь предлог!
   - Кто сказал?
   - Наоми сказала. Я ведь так и сказала, нет? Вот она и говорит; да, дескать, думаю, что сейчас Анне Дорланд не очень хочется честным людям на глаза показываться. А я говорю: "Да? Мне казалось, вас водой не разольешь". А она в ответ: "Ну, конечно, но кто же станет отрицать, что Анна всегда была слегка ненормальная?" А я говорю, что впервые об этом слышу. А она глянула на меня этак преехидно, и говорит: "Ну, как же, а Эмброз Ледбери? Но тебе в ту пору, разумеется, не до того было, верно?" Вот мерзавка! Это она про Комского. Сама-то хороша: так и вешается на шею этому типу Пенберти!
   - Простите, кажется, я слегка запутался.
   - Ну, мне тогда изрядно приглянулся Комский. Я даже почти пообещала переехать к нему, но тут прознала, что три последние любовницы от него сбежали. Я и подумала: ежели мужчину постоянно бросают, верно, с ним что-то не то. А впоследствии выяснилось, что Комский - ужасный грубиян; а эта его трогательная повадка заблудившейся собачонки - так, сплошное притворство. Так что я дешево отделалась. И все-таки, ежели уж Наоми целый год так и ходила хвостом за доктором Пенберти и так и ела его скорбными глазами спаниэльки, ожидающей порки, не вижу, с какой стати ей козырять передо мною Комским. А что до Эмброза Ледбери, да в нем любая может ошибиться!
   - Кто таков Эмброз Ледбери?
   - О, Ледбери снимал студию над Болтеровскими конюшнями. Что в нем привлекало - так это первобытная, властная сила и презрение к мирским условностям; тем он, собственно, и брал. Весь из себя такой грубый, ходил в домотканой дерюге, писал этаких дикарей в спальнях; но чувство цвета у него было просто потрясающее. Что называется, художник от Бога, так что ему и впрямь многое прощалось; но при этом он считался еще и профессиональным сердцеедом. Как сграбастает женщину, как стиснет в медвежьих объятиях - ну, какая тут устоит? И при этом - абсолютно неразборчив. Привычка, сами понимаете: сегодня одна интрижка, завтра другая. Но Анна Дорланд, видите ли, совсем потеряла голову. Попыталась перейти на этот грубоватый, аляпистый стиль, но не преуспела: чувства цвета у нее не малейшего, так что на недостатки техники при всем желании сквозь пальцы не посмотришь.
   - А мне казалось, вы говорили, что Анна Дорланд романам чужда.
   - Так эту историю и романом-то не назовешь. Думаю, Ледбери поразвлекся с нею раз-другой, когда никого посимпатичнее под руку не подвернулось, но для интрижки посерьезнее ему подавай красоток! А год назад он уехал в Польшу с Наташей как-ее-там. После чего Анна Дорланд живопись забросила. Беда в том, что она восприняла эту историю слишком уж всерьез. Парочка легких увлечений ее бы быстренько привела в норму; но Анна - не из тех, с кем приятно пофлиртовать. Нет в ней этакого изящного легкомыслия. Не думаю, что она стала бы терзаться и мучиться из-за Ледбери, если бы кто-нибудь другой подвернулся; да, видно, не судьба! Пытаться-то она пыталась, да все безуспешно.
   - Понятно.
   - И все-таки у Наоми нет ни малейшего права нападать на бедняжку. Эта чертовка себя не помнит от гордости: как же, заполучила и мужчину, и обручальное колечко; и теперь поглядывает свысока на всех и каждого!
   - Хм?
   - Ага; кроме того, мы теперь на все смотрим глазами дорогого Уолтера, а дорогой Уолтер, естественно, не слишком-то расположен к Анне Дорланд.
   - Почему нет?
   - Дорогой вы мой, да хватит уж деликатничать! Разумеется, все вокруг в один голос твердят, что убийство - ее рук дело.
   - Да неужели?
   - Ну, а кого еще прикажете заподозрить?
   Уимзи и впрямь сознавал, что все именно так и думают. По той простой причине, что сам он весьма склонялся к тому же мнению.
   - Должно быть, поэтому она и не пришла.
   - Ну, конечно! Она же не дурочка. Она все отлично понимает.
   - Верно. Послушайте, не могли бы вы оказать мне услугу? Еще одну, я хочу сказать; я и так уже перед вами в неоплатном долгу.
   - Что такое?
   - Из того, что вы сейчас сказали, получается, что мисс Анна Дорланд вот-вот останется в полной изоляции... ни друзей, ни знакомых! Если она объявится у вас...
   - Шпионить за ней я не стану. Даже если она с полсотни генералов извела!
   - Я не прошу за нею шпионить. Мне нужно, чтобы вы пригляделись к Анне, - абсолютно непредвзято! - и впоследствии рассказали мне, что думаете. Потому что я не должен допустить ошибки. А я уже предубежден. Я хочу, чтобы Анна Дорланд оказалась виновна! Так что я очень легко могу убедить себя в том, что она и есть преступница, в то время как это не так.
   - А почему вы хотите, чтобы Анна оказалась виновна?
   - Мне не следовало так говорить. Разумеется, я вовсе не стремлюсь уличить ее в том, чего она не совершала.
   - Хорошо. Я не стану задавать лишних вопросов. И обещаю вам, что повидаюсь с Анной. Но я не стану пытаться что-то у нее выведывать и выспрашивать. Это мое последнее слово. Я Анну не предам.
   - Милая моя девочка, - упрекнул Уимзи, - я вижу, что о непредвзятости и речи не идет! Вы считаете Анну убийцей.
   Марджори Фелпс вспыхнула до корней волос.
   - Вовсе нет. С чего вы взяли?
   - Потому что вам откровенно не хочется "выведывать и выспрашивать". Невинным людям расспросы не повредят.
   - Питер Уимзи! Ишь, сидит тут с видом безупречно воспитанного кретина, а сам исподволь, незаметно так и манипулирует людьми, заставляет их совершать такое, от чего со стыда провалишься! Вот уж не удивляюсь, что вы подались в детективы! Вот не стану выведывать, и точка!
   - А ежели не станете, так значит, и впрямь убеждены в ее виновности?
   Художница надолго замолчала.
   - До чего все это отвратительно! - проговорила она наконец.
   - Отравление отвратительно само по себе, вы не находите?
   Завидев приближающихся отца Уиттингтона и Пенберти, его светлость поспешно вскочил на ноги.
   - Ну, как, престолы пошатнулись? - осведомился лорд Питер.
   - Доктор Пенберти только что поставил меня в известность, что они лишены всякой опоры, - с улыбкой ответствовал священник. - Мы провели приятные четверть часа, отменяя категории добра и зла. К сожалению, его догматы я понимаю столь же плохо, как и он - мои. Зато я поупражнялся в христианском смирении. Я сказал, что готов учиться.
   Пенберти расхохотался.
   - Стало быть, вы не возражаете против того, чтобы я изгонял демонов при помощи шприца, ежели уж пост и молитва не сработали?
   - Никоим образом. С какой бы стати? Если, конечно, экзорцизм и впрямь удастся. И при условии, что вы уверены в диагнозе.
   Пенберти побагровел - и резко отвернулся.
   - Ого! - удивился Уимзи. - Умеете вы уколоть. А еще христианский священник!
   - А что такого я сказал? - воззвал искренне огорченный отец Уиттингтон.
   - Вы напомнили Науке о том, что непогрешим один лишь Папа, - загадочно изрек его светлость.
   Глава XVII.
   Паркер делает ход.
   - Ну что ж, миссис Митчэм, - любезно начал инспектор Паркер. Он всегда начинал разговор с дежурного: "Ну что ж, миссис Такая-то", - и не забывал подпустить любезности. Уж таков был заведенный распорядок.
   Домоправительница покойной леди Дормер ледяным кивком дала понять, что покоряется неизбежности.
   - Мы всего лишь пытаемся прояснить все мельчайшие детали и подробности касательно того, что происходило с генералом Фентиманом за день до того, как старика обнаружили мертвым. Я уверен, что вы сумеете нам помочь. Вы не вспомните, в котором часу генерал явился в особняк?
   - Где-то без четверти четыре, никак не позже; боюсь, что с точностью до минуты сказать не могу.
   - Кто его впустил?
   - Лакей.
   - Значит, вы гостя видели?
   - Да, генерала провели в гостиную, а я сошла к нему и проводила его наверх, в спальню ее светлости.
   - А мисс Дорланд, выходит, при этом не было?
   - Нет; она находилась у постели ее светлости. Она передала через меня свои извинения и пригласила генерала Фентимана подняться наверх.
   - С виду генерал казался здоровым и бодрым?
   - Насколько я могла судить, да... разумеется, учитывая его преклонный возраст и еще тот факт, что генералу только что сообщили дурные вести.
   - Может быть, у него губы посинели, или дышал он с трудом, или еще что-нибудь?
   - Ну, подъем вверх по лестнице изрядно его утомил.
   - И это вполне естественно.
   - Генерал постоял несколько минут на лестничной площадке, пытаясь отдышаться. Я спросила, не дать ли ему какое-нибудь лекарство; но генерал сказал, что нет, с ним все в порядке.
   - Ах! Смею заметить, куда разумнее с его стороны было бы последовать вашему мудрому совету, миссис Митчэм.
   - Генерал, разумеется, лучше знал, что ему нужно, - чопорно отрезала домоправительница. Почтенная особа со всей определенностью считала, что комментировать события в обязанности полисмена отнюдь не входит.
   - Значит, вы проводили его наверх. А не удалось ли вам пронаблюдать встречу между генералом и леди Дормер?
   - Разумеется, нет (подчеркнуто-выразительно). Мисс Дорланд встала, сказала: "Здравствуйте, генерал Фентиман", и поздоровалась с ним за руку, а я вышла из комнаты, как на моем месте и следовало поступить.
   - Понятно. Мисс Дорланд оставалась наедине с больной, когда объявили о приходе генерала Фентимана?
   - Ни в коем случае - там еще была медсестра.
   - Медсестра - да-да, конечно. А мисс Дорланд и медсестра никуда не отлучались из спальни за то время, пока генерал Фентиман оставался с сестрой?
   - Почему же? Минут через пять мисс Дорланд вышла и спустилась вниз. Заглянула ко мне в комнату, а сама-то такая расстроенная! И говорит: "Бедные старички", - вот так прямо и сказала.
   - А еще что-нибудь к тому не прибавила?
   - Мисс Дорланд сказала: "Они поссорились, миссис Митчэм, много-много лет назад, еще совсем молодыми, и с тех пор друг с другом не виделись". Разумеется, я об этом знала; ведь я состояла при ее светлости все эти годы; и мисс Дорланд тоже
   - Для леди столь юной, как мисс Дорланд, зрелище и впрямь было жалостное, верно?
   - Вне всякого сомнения. У мисс Дорланд сердце отзывчивое; уж не чета нынешним девицам!
   Паркер сочувственно покачал головой.
   - И что потом?
   - Переговорив со мною, мисс Дорланд снова ушла, а вскорости спустилась Нелли, - это наша горничная.
   - Как скоро?
   - О, не сразу. Я как раз допила чай; а сажусь я за стол ровно в четыре. Значит, дело было где-то около половины. Нелли спустилась попросить для генерала немного бренди; старик неважно себя чувствовал. Спиртные напитки, видите ли, хранятся в моей комнате; и ключ от буфета - у меня.
   К этому сообщению Паркер особенного интереса не выказал.
   - Ну, и как вам показался генерал, когда вы отнесли бренди?
   - Я ничего не относила. - Тон миссис Митчэм недвусмысленно давал понять, что "подай-принеси" в круг ее обязанностей не входит. - Я отослала бренди с Нелли.
   - Ясно. Значит, генерала вы больше не видели вплоть до его ухода?
   - Не видела. Позже мисс Дорланд сообщила мне, что с гостем приключился сердечный приступ.
   - Я вам бесконечно признателен, миссис Митчэм. А теперь мне хотелось бы задать Нелли вопрос-другой.
   Миссис Митчэм позвонила в колокольчик. На зов тут же явилась розовощекая, премиленькая служаночка.
   - Нелли, этот полицейский желает выяснить у тебя некоторые подробности касательно визита генерала Фентимана. Изволь рассказать ему все, что знаешь, но помни: он - человек занятой, так что попрошу без пустой болтовни. Вы можете переговорить с Нелли прямо здесь, сударь.
   И миссис Митчэм величественно выплыла из комнаты.
   - Грозная дама, - отметил Паркер благоговейным шопотом.
   - Старая закалка, как говорится, - согласилась Нелли со смехом.
   - Ну, и задала же мне страху! Ну что ж, Нелли, - начал инспектор, в очередной раз прибегая к традиционной формулировке, - я так понимаю, вас послали отнести пожилому джентльмену бренди. А кто вам приказал?
   - Дело-то было вот как. После того, как генерал пробыл с леди Дормер около часа, в комнате ее светлости зазвонил колокольчик. Отвечать на звонок - это моя обязанность; так что я встала, а медсестра Армстронг просунула голову в дверь, и говорит: "Нелли, принеси-ка по-быстрому капельку бренди и попроси мисс Дорланд подняться сюда. Генералу Фентиману нездоровится". Так что я сбегала за бренди к миссис Митчэм, а по пути наверх толкнулась в студию к мисс Дорланд.
   - А это где, Нелли?
   - Это здоровенная комната на втором этаже, прямо над кухней. В прежние времена там была бильярдная со стеклянной крышей. Мисс Дорланд занимается там живописью, и возится с бутылочками да склянками, и еще как гостиную ее использует.
   - Возится со склянками?
   - Ну, со всякими там аптечными снадобьями и прочей ерундой. Леди вечно носятся со своими хобби, сами знаете, работать-то им не приходится. А прибраться за собой - так это извини-подвинься!
   - Да уж, представляю. Ну, продолжайте, Нелли; извините, что перебил.
   - Так вот, передала я слова медсестры Армстронг, а мисс Дорланд и говорит: "Ох ты, Боже мой, Нелли, - да, так и сказала, - бедный старый джентльмен. Сердце, видать, не выдержало. Отдай-ка мне бутылку, я сама отнесу. А ты сбегай позвони доктору Пенберти". Так что я отдала ей бренди, и мисс Дорланд понесла бутылку в спальню.
   - Минуточку. Вы видели, как она пошла наверх?
   - Ну, пожалуй, что своими глазами и не видела... но мне так показалось. Сама-то я вниз побежала, к телефону, так что особо не приглядывалась.
   - Действительно - и зачем бы?
   - И, конечно, мне пришлось отыскивать номер в телефонном справочнике. Собственно, номеров там было два. Я позвонила к нему домой, и мне ответили, что доктор сейчас на Харлей-Стрит. А пока я запрашивала второй номер, мисс Дорланд крикнула мне с лестницы: "Нелли, ты дозвонилась до доктора?" А я ей: "Нет еще, мисс; он у себя в приемной". А мисс Дорланд: "Да? Хорошо, когда прозвонишься, скажи, что генералу Фентиману сделалось дурно и он сей же миг выезжает на Харлей-Стрит". А я ей: "А разве доктор сам сюда не явится?" А она: "Нет; генералу уже лучше, и он говорит, что предпочел бы сам туда прокатиться. Пусть Уильям вызовет такси ". С этими словами мисс Дорланд ушла, а меня как раз соединили с приемной, и я передала помощнику доктора Пенберти, что генерал Фентиман вот-вот подъедет. А тут он сам спускается вниз, мисс Дорланд и медсестра Армстронг поддерживают его с двух сторон, и выглядит бедный старый джентльмен просто ужасно: что называется, краше в гроб кладут. Возвращается Уильям, - это наш лакей, - говорит, что такси, дескать, у крыльца; сажает генерала в машину, а мисс Дорланд и медсестра снова поднимаются наверх. Вот, собственно, и все.
   - Ясно. А как долго вы здесь служите, Нелли?
   - Три года... сэр. - Добавление "сэр" явилось уступкой обходительным манерам Паркера и его правильной манере изъясняться. "Настоящий джентльмен", - заметила Нелли позже, в разговоре с миссис Митчэм, на что домоправительница ответствовала: "Нет, Нелли; держится он как джентльмен, спорить не стану; но полицейский есть полицейский, и потрудись это запомнить".
   - Три года? По нынешним временам срок немалый. А что, место-то хорошее?
   - Не жалуюсь. Вот только миссис Митчэм... но я-то знаю, как к ней подмазаться. А покойная леди Дормер... о, это была истинная леди, просто-таки во всех отношениях!
   - А мисс Дорланд?
   - Ну, она-то и мухи не обидит; вот только прибираться за ней устаешь. Зато всегда такая милая, любезная, "пожалуйста", "спасибо"... Нет, жаловаться мне не на что.
   "Умеренный восторг", - подумал про себя Паркер. Судя по всему, Анна Дорланд не обладала счастливым свойством вдохновлять на беззаветную преданность.
   - А ведь скучновато здесь небось для молоденькой девушки вроде вас?
   - Помереть с тоски можно, - честно призналась Нелли. - Мисс Дорланд иногда устраивает "студийные вечеринки", как сами они говорят, да только никакого в них шика, и почти все юные леди... ну, в общем, художницы и все такое прочее.
   - И, уж разумеется, с тех пор, как леди Дормер скончалась, в особняке царят тишина и покой. А мисс Дорланд сильно убивалась из-за ее смерти?
   Нелли замялась.
   - Конечно же, мисс Дорланд ужасно расстроилась; ведь у нее в целом свете никого не было, кроме ее светлости. Ну, а потом она вся изнервничалась из-за этой юридической свистопляски - что-то насчет завещания; да вы, сэр, наверняка знаете?
   - Безусловно, знаю. Изнервничалась, говорите?
   - Ага, и так злилась - просто не верится! Один визит мистера Притчарда мне особенно запомнился: я, видите ли, в тот день пыль обметала в прихожей, а мисс Дорланд говорила так быстро и громко, что не услышать я просто не могла. "Я буду сражаться до последнего", - вот что она сказала, - и еще: "мошеннический что-то там", - ох, как же она сказала?
   - Замысел? - подсказал Паркер.
   - Нет... за... за... заговор, вот! Мошеннический заговор. И больше я ничего не расслышала; а потом мистер Притчард вышел со словами: "Хорошо, мисс Дорланд, мы проведем независимое расследование". И распалилась она, видать, не на шутку; я даже подивилась про себя. Да только все это вроде как прошло бесследно. Последнюю неделю мисс Дорланд сама не своя.
   - Поясните, пожалуйста.
   - Ну, вы разве сами не заметили, сэр? Мисс Дорланд стала такая тихонькая, как мышка; испуганная такая. Словно пережила страшное потрясение. И все время плачет. Поначалу-то такого не было.
   - Ну, и как давно мисс Дорланд пребывает в расстроенных чувствах?
   - Ну, сдается мне, с того самого дня, как всплыла вся эта кошмарная история: что, дескать, бедный старый джентльмен не своей смертью умер. Жуть что такое, сэр; просто жуть! Вы ведь поймаете убийцу, правда?
   - Очень на это рассчитываю, - бодро заверил Паркер. - Для мисс Дорланд это разоблачение явилось настоящим шоком, так?
   - Ну, еще бы! Понимаете, сэр, в газете появилась короткая заметочка, насчет того, что сэр Джеймс Лаббок обнаружил в теле яд; и когда я утречком заглянула к мисс Дорланд, я позволила себе об этом помянуть. Ну, и говорю: "Странные вещи на свете творятся, мисс; генерал Фентиман-то, оказывается, отравлен!", - вот так прямо и сказала. А она мне: "Отравлен? Нелли, ты, верно, ошиблась". Так что я показала ей статью, и она прямо с лица спала.
   - Ну-ну, - проговорил Паркер, - нелегко узнавать такое про знакомого! Тут любой расстроится.
   - О да, сэр; мы с миссис Митчэм просто в себя не могли прийти. "Бедный старик, - говорила я, - и с какой стати его убивать? Небось, разумом повредился, да сам и покончил с собой". Как думаете, сэр, оно похоже на правду?
   - Я не исключаю такой вероятности, - добродушно согласился Паркер.
   - Себя не помнил от горя, когда сестрица-то померла, вам так не кажется? Вот так я и сказала миссис Митчэм. А она говорит, что истинный джентльмен, вроде генерала Фентимана, не станет кончать с собою, оставив дела в этаком беспорядке. Вот я и спрашиваю: "А что, выходит, дела генерала вроде как запутаны?" А она мне: "Не твоя забота, Нелли; вот и придержи язык". А вы сами что думаете, сэр?