Страница:
спички. Шаги стихли. Андрей Степанович выждал немного и постучал опять.
За дверью грохнул выстрел.
Капитан Зворыкин, прибывший на место происшествия, несколько раз с
недоумением прочитал дарственную надпись на рукоятке пистолета: "Сотскому
патриоту, прекрасному хирургу С.М. Копну от командования".
Пожал плечами и приобщил пистолет к делу.
После тяжелой и продолжительной болезни скончалась Сарра Наумовна
Рубинчик.
Партия и Правительство высоко оценили заслуги С.Н. Рубинчик, наградив
ее медалью "За доблестный труд в Великой Отечественной Войне" и значком
"Отличник просвещения".
Года за три до болезни тетя Соня начала быстро уставать от пустяков,
слабеть; казалось, будто это она нарочно, притворяется. Еще хорошо, что она
была одинока, жила одна и никому не досаждала. Выбираясь в магазин,
запасалась на неделю, ела черствый хлеб. И так во всем. Пореже бы выходить
из дому, меньше передвигаться. И не угадаешь, даже приблизительно, сколько
это протянется, сколько она... Ей бы определиться в дом для престарелых.
Самой удобно -- ухожена, и родственников совесть не трогает. Только
попробуй, пробейся туда. Тут такая выносливость требуется, при которой
богодельня без надобности!
Иногда к ней захаживали навестить по-родственному, подбросить
чего-нибудь впрок. Пока она поднималась и добредала открыть дверь, проходила
вечность. И жаловалась, сама себе удивляясь, недоумевая;
-- Устала.
И выжидающе смотрела, молча спрашивала: с чего бы это?
Мы часто не задумываемся, что муравей тратит столько же усилий на
перенос соломинки, что и слон на перенос бревна.
Однажды, когда помочь было некому, устала дышать. Нашли у двери:
ползла, звала? - теперь не важно. Она неприметно жила и так же неслышно
перестала. Как мышка. Тетя Соня никогда не хватала с неба звезд, зато и
земные звезды ее не хватали. Оставили в покое. А покоя достигнуть... I
пенсионеров -- и тех! выталкивают на субботники, и прежде и на заем
добровольно подписывали) - не так-то просто.
Сарра Наумовна служила в библиотеке, стояла на выдаче книг. Библиотека
подвернулась удачная, ведомственная. Здесь читатель не капризный, без
немыслимых требований. Дайте "Смазочные материалы". Дайте "Москвич-407".
Всегда под рукой -пожалуйста. Работа терпимая, хотя низкооплачиваемая, но
ведь и все такие. А в районной библиотеке? Читатель пошел привередливый, с
запросами. Классику уже читал, желательно что-нибудь современное. А что
предложить? Имеется колхозный роман. Не надо! Есть про
монтажников-каботажников. Тоже не надо! А больше ничего нет. К тому же еще
сверху непрестанно давят, понукают выполнять план по внедрению политической
литературы. А с ней и вовсе беда. Правда, тетя Соня исхитрилась: своим,
которых не опасаешься, читателям приписывала в формуляр массово изданные
брошюры с тезисами и историческими директивами. Зато таким читателям и
детективчики приберегала и нейтральное чтение - про путешествия, из мира
животных... Л иначе нельзя, задергают по инстанциям. Да и не одна она, всем
так приходится, вынуждены для отчетности...
Когда-то пламенный комиссар увлек скромницу из благополучной еврейской
семьи, -- и она пошла за ним, сразу и навсегда. Соседки косились:
комиссарша„. Только жила она больше не с ним, а им. Комиссар Нахман
Залкиндович Рубинчик у себя в доме был всегда желанным гостем, а не жильцом.
Гонялся по уезду за бандами, банды гонялись за ним, и недолгое счастье
Сарры Наумовны прошло в сборах и проводах. Он погиб в одной из несчетных
стычек и похоронен по настоянию родни на еврейском кладбище, под красной
звездой. В то легендарное время никакая национальность не считалась
зазорной; еврейское ли кладбище, русское, немецкое ~ какая разница? --
важно, что под красной звездой...
В газетах пестрели объявления: "Меняю фамилию Говноедов на Фраерман".
Как же, свободный человек! И мода жениться на еврейках, как впоследствии
избегать сомнительных знакомств. Все это было... Никуда не денешься.
Есть люди, живущие отраженным светом. И когда гаснет источник света,
гаснут и они.
После смерти мужа осталось несколько фотографий, краги и личное оружие
комиссара -- казацкая шашка -- подарок Виталия Примакова*. Сарра Наумовна не
сняла со стены опальную шашку и свято берегла ее, несмотря на настойчивые
просьбы родственников уничтожить крамолу. Так тетя Соня отдалялась от нас,
мы от нее. Когда я изредка заходил к ней, Сарра Наумовна придвигала ко мне
тарелки, говорила:
-- Возьми еще. Это же вареники с вишнями. Любимое блюдо Нахмана.
Если на дворе стояли туман, сырость, напоминала:
-- Обязательно надень две пары носков. У Нахмана на погоду всегда ныла
простреленная нога.
Она привыкла к одиночеству: старость длится
"Враг народа", расстрелян. Реабилитирован. Ныне в Киеве парк им. В.
Примакова.
дольше молодости. Жизнь ее напоминала засушенный цветок, бережно
хранимый или забытый между страницами книги. Она активно молчала на
профсоюзных собраниях. Репрессии настигали даже покойников'; прославленного
командарма посмертно выдворили из кремлевской стены неизвестно куда. тетя
Соня стала опасаться за могилку дяди Нахмана. Кажды раз, приходя с дешевым
букетиком, -- существует еще могилка или уже ликвидирована как класс?
А после для всех неожиданного прелюбодеяния : Гитлером (неожиданного?
ой ли? рыбак рыбака ... от евреев принялись потихоньку избавляться, как от
нежелательных лиц, способных скомпрометироватъ великую дружбу. Тогда тетя
Соня и вовсе сникла, только чаще ходила на свидание к мужу на кладбище,
советовалась: как жить дальше? Но кто мог знать? Страна с шорами на глазах
неотвратимо шла к гибели, люди самозабвенно, хором исполняли гимны и, как
зеницу ока, хранили в ванных керосин. Жить стало лучше, жить стало веселей!
Потом стремительное бегство, шаманские заклинания о втором фронте, и слово
"жид" получило наконец долгожданный вид на жительство. Отдушина. И если
государство постепенно превратилось в один огромный концлагерь для всех
народов, то евреи находились в спецконцлагере, расположенном внутри
основного.
Говорят, было такое время. Время доносов и пыток. Да. Было. Было такое
время, потому что были такие люди; они же его и породили. А теперь нежные
родители отрекаются от своего ребенка.
' Каменев, царский офицер, начальник генштаба Красной Армии.
Неудачный получился ребенок. Может, во хмели был зачат? Ах, как это
благородно и самооправдательно: я был пьян и ничего не помню. Но ведь ты
помнишь, что был пьян?
Менялась жизнь, менялись люди; Соня внутренне оставалась такой, какой
ее покинул Нахман. Нахман Залкиндович, комиссар Рубинчик был для нее чем-то
вроде контрольных весов, на которых в магазинах проверяют покупки.
Однажды я надыбал в буфете на мандарины и сожрал все.
Соня сказала:
-- Дядя Нахман так бы не поступил.
Не помню точно, за какую провинность меня исключили из пионеров.
Отобрали красный галстук Через неделю, конечно, простили, приняли обратно
Торжественно, под звуки горна на линейке перед строем надели на шею галстук.
Я возмутился:
-- Это не мой галстук. Это совсем другой. Мой был шелковый.
Родителей вызывали в школу: кого вы воспитываете?
Соня сказала:
-- Дядя Нахман был энтузиастом.
Да, дядя Нахман был действительно энтузиастом, "Комиссар Нахман
Залкиндович Рубинчик погиб и боях..." своевременно, к счастью. И для себя
(все-таки на боевом посту, а не в застенке) и для близких -- они не
разделили участь семьи врага народа А если б дядя Нахман остался жить --
тогда?
Вечно продержаться на голом энтузиазме нельзя, Человек обязан увидеть
плоды своей работы, и этого потребует в первую очередь именно идеалист.
ибо он трудится только во имя идеи и отсутствие результатов для него
означает прежде всего несостоятельность самой идеи. Наступает вырождение.
оно принимает различные формы: безразличие, карьеризм, приспособленчество. И
тогда администрация вынуждена от убеждения обратиться к принуждению.
Безразличие переходит в озлобленность, приспособленчества ~в откровенный
бюрократизм, карьеризм становится из наступательного агрессивным. Он
стремится во что бы то ни стало удержать власть. чтобы избежать
ответственности. Необходимы новые репрессии: остановиться на полном ходу -
значит сойти с рельсов.
Отношение к дяде-революционеру в нашей семье менялось в прямом
соответствии с отношением революции к тем, без которых она была бы
невозможна. Вступила в силу извечно хамская истина о цене услуги, уже
оказанной. Вступил в силу закон об инородном теле и об естественном желании
здорового организма исторгнуть его. Гвозди необходимы костям, раздробленным
костям для их скрепления, но когда кости благополучно срастаются, гвозди
извлекают: они становятся ненужными и даже вредными.
Кутузов был добросовестным исполнителем замыслов Барклая, и об этом
знал уже и Пушкин, и Энгельс, -- подумайте, придумайте, историки, как
быть-поступить с ответом И.В. Сталина полковнику Разину? Как? Об этом знали
и те. кто более, чем столетие спустя учредили "Орден Кутузова".
Но России требовался спаситель национальной закваски, и пришлый
шотландец пришелся явно не со двору.
А Сарра Наумовна после войны возвратилась в
Киев, исправно стояла в очередях, ходила на службу. Комнату ей выдали
махонькую в шесть квадратных метров, но много ли старушке надо? Вкалывай и
не рассуждай, не ищи приключений на свою шею Тетя Соня и не искала. Выдавала
книги.
-- Сопромат? Пожалуйста.
-- Запчасти? На руках.
-- Известно -- не в магазине. Так хоть бы в библиотеке держали!
(Трудный читатель, нужно угодить!) -- И теп Соня доставала из-под
прилавка книжицу:
-- Рекомендую: "Тайна профессора Бураго" Нельзя оторваться.
И посетитель, удовлетворенный, уходил.
В то время я жил на Сырце* и часто в хорошую погоду прогуливался в роще
Бабьего Яра и на еврейском кладбище. О Бабьем Яре сказано много, еще больше
недоговаривается. Документально, по крохам собрано -- как было. И ни слова о
том -почему? Почему люди, облеченные высшей властью, смогли отдать на
заклание целый народ? кто -- кто, а они-то уж лучше самих евреев знали, что
означает] для евреев нацизм. И обязаны были их спасти. Отбрасывая высокие
материи, обязаны были просто потому, что получали за это деньги, зарплату.
Есть страны, где народ избирает правительство. Есть страны, где
правительство избирает народ, и тогда -- горе народу, если он не оправдывает
доверия правительства.
Евреи не оправдали...
Ну, допустим, нельзя было вывезти всех. В первую голову вожди,
естественно, вывозили себя и
* Район окраинный Киева, близ Бабьего Яра.
свое имущество. (Чайные сервизы эвакуировались под грифом "совершенно
секретно".) Хорошо. Нельзя было. Не было возможности. Но ведь была ведь
возможность -- раздать желающим оружие. Именно оружие объединило бы
разрозненных и беззащитных людей в воинскую часть. И, может быть, Варшавское
гетто повторило бы их несбывшийся сдвиг? А Варшавское гетто, вооруженное
отчаяньем обреченных, продержалось дольше многих европейских армий,
вооруженных танками, пушками, самолетами. Все может быть. У меня нет
доказательств, могущих утверждать это, но разве у кого-нибудь есть
доказательства, которые могли бы это
опровергнуть?
О Бабьем Яре написано много, а о евреях вообще
неисчислимо. На протяжении двух тысяч лет человечество с самых
различных позиций в облзательном порядке занималось еврейским вопросом.
Можно подумать, все остальные вопросы были решены. Высокообразованные
господа на пяти континентах аргументированно доказывали вину евреев.
распявших их Господа Иисуса Христа. Эрудитам, однако, неведомо было даже то,
что знал украинский художник Пимоненко*: казнь у евреев исконно состояла в
забитии камнями. И наконец - единственное и основное. Никто как-то не
сообразил -- приведись Христу заполнять анкету, в пятой графе ему вынужденно
пришлось бы проставить национальность: еврей. А не напрашивается ли отсюда:
принимая на веру несостоятельность еврейской вины в смерти Христа, смерть
эта являлась
* Картина Пимоненко "Забитие камнями" еврейской девушки, вышедшей за
нееврея, находится в "запасниках". Ее не демонстрировали
внутренним делом тех же вездесущих евреев? А сколько было умно говорено
о недопустимости вмешательства во внутренние дела других народов?! Но евреи
мешают всегда, и когда их уже нет, иначе они не были бы евреями, И не зря,
хотя бы для того, чтобы не позволить забыть после убийства в Бабьем Яру,
поспешно издались красочно оформленные вытяжки из телефонной книги города
Киева. Дотошно подсчитывался процент телефонов у лиц с явно иудейскими
фамилиями. А сколько не распознанных? Получилось явное несоответствие, Вот
иуды проклятые! И здесь в перед пропихнулись. И следовал соответствующий
комментарий. А после войны на бойне в утешение поставили камешек с обещающей
надписью: "Здесь будет воздвигнут..." Правда, сразу же были поставлены точки
над "I": обещали воздвигнуть не евреям, а советским гражданам в целом... --
но и на том спасибо. Обещание, естественно, так и осталось обещанием, зато
по соседству оперативно воздвигнули заведение с по дачей свиных шашлыков и
горячительных напитков. Название подыскали наполовину подходящее --
"Тишина". Под ногами, действительно, тишина, полный порядок, на поверхности
-- редкий день обходится без драки. Наискосок от закусочной -- троллейбусная
остановка. Ставили тент, рыли гнезда для столбов, натолкнулись на детский
череп. Так и пролежал на троллейбусной остановке пару месяцев -- никто не
обращал внимания. Потом при уборке подмели вместе с окурками и подсолнечной
шелухой.
Город непрерывно благоустраивался, возникла талантливая мысль на
бесполезно пустующей территории Бабьего Яра соорудить для трудящихся
местечко развлечений с аттракционами и танцевальным кругом. Актуальная
мысль многократно творчески обсуждалась в печати. Предлагались проекты --
один другого заманчивей и интересней, разнообразней даже. Дело почему-то
заглохло (не то, чтобы постеснялись; чего стесняться в своем отечестве?), а
просто до всего не доходили руки, решили отложить до лучших времен. Но чтобы
не было обидно, снесли находящееся рядом еврейское кладбище, дабы глаза не
мозолило. Кстати, на нем был похоронен и мой дядя Нахман. "Комиссар Нахман
Залкиндович Рубинчик. Погиб в боях с бандами. 1890-- 1922 г.г." На могиле
комиссара и в лютые морозы одиноко зябнул букетик свежих цветов -- от тети
Сони. Все памятники сметали под веничек, заодно и комиссара с красной
звездой -- туда же. Впрочем, может, оно и не напрасно...
Как известно, в Советском Союзе нет антисемитизма, есть отдельные
антисемиты. Один из таких отдельных, по прозвищу "Толик", приложил к
несуществующему вопросу и свою паскудную руку. Почти на всех памятниках
зубилом выщерблен неизменный по своей убежденности лозунг: "Бей жидов!" И
обязательно подпись -- Толик. Иначе, не дай Бог, спутают с кем-нибудь
другим! А Толик, видимо, заботился о приоритете. И тут же даты проставлены:
46, 47, 48 годы. Славно потрудился человек! Сколько полезной энергии
израсходовал! И бескорыстно. Небоскреб запросто можно было б отгрохать. И
никого не нашлось помешать ему, да и кому мешать-то на бездействующем
кладбище, когда и на исправно действующем в одну ночь переколотили еврейские
памятники. Насквозь лживое лондонское радио кричало о вандализме, а
всезнающий "Вечерний Киев" упорно отмалчивался: своевременно не разжился
информацией. Из-за дальности расстояния, надо полагать... Короче говоря,
еврейское кладбище снесли (оно мешало), а на освободившемся месте начали
строить телевизионную каланчу. (К слову сказать, пустырей здесь необозримо,
только другие пустыри для строительства оказались непригодны. Почва не та,
что ли?) Итак, кладбище снесли, но что делать с памятниками? Не пропадать же
добру! И добро не пропало. Его централизованным порядком свезли на склад для
повторного использования. Граждане, желающие увековечить память родных и
близких, свободно бродили по складу, подыскивая подходящее надгробие. Затем
следовало уплатить деньги в кассу, получить квитанцию (социализм -- это
учет). После чего прежняя надпись забивалась и изготовлялась новая -- по
требованию. (В этом смысле Толик доставлял излишние хлопоты мастерам; его
проклинали.) Среди населения предприятие по перелицовке памятников
пользовалось успехом. Не удивительно: богатый ассортимент, качество. А нынче
все -- и дома, и памятники производят по типовому проекту. Не то...
Незадолго до смерти тетя Соня сказала:
-- У меня лежит немного на книжке. Племянникам. Вере, Любе и Вите.
На том и кончилось. А после смерти выяснилось: тетя Соня не оставила
завещания.
Удивительно соотношение прав и обязанностей гражданина! Если об
обязанностях безустанно твердят, что касается прав... Даже ощипанные, еще
оставшиеся, стыдливо прячутся; надо полагать, из-за непотребного вида
своего. Они -- есть, но кто о них
знает? Но если вы уже знаете, докопались до них, как золотоискатель
докапывается до золотой жилы, их еще надобно отстоять применительно к себе.
А сам процесс отстаивания недвусмысленно напоминает такое расплывчатое
понятие, как равноправие. "Равноправием" сильно смахивает поливка улиц летом
и уборка снега зимой; в центре еще присматривают, а подальше и на окраинах
-- зась. Хотя, казалось бы, квартирную плату со всех взимают одинаковую, да
и налоги также одинаковые, как прямые (сколько -- известно), так и косвенные
(сколько -- узнай, попробуй). И --действительно. Допустим, существует закон,
дающий вам определенные преимущества при соответствующих обстоятельствах.
Закон, скажем, от 25 марта 23 года. Он надежно замурован то ли в "Бюллетени
ВЦИКа", то ли в "Гражданском кодексе" (дьявол их разберет!) и хранится -
единственный экземпляр! -- в архивах центральной библиотеки всесоюзного
значения. Причем, не так хранится, как охраняется. Вот так, оказывается,
обстоит дело и с родственниками. Бывают прямые (отец, мать, сын, дочь, муж,
жена), бывают и косвенные (все прочие). Прямые могут получить наследство и
без оставленного завещания. Что же касается косвенных... нет завещания --
все в пользу государства: оно ближе.
Между прочим, я неоднократно просматривал в "Известиях" оповещения
инюрколлеогии о розыске троюродных родственников, умерших за границей. В
Америке и Франции, в Канаде1 и ФРГ. Все родственники, оставляющие
наследство, умирают исключительно в капиталистических странах; и
социалистических - никогда. Почему-то. Равным образом, почему-то мне никогда
не попадалось извещения о розыске все той же услужливой инюрколлегией
наследников ТАМ, чьи родственники умерли ЗДЕСЬ. В этом, несомненно, есть
что-то общее с посылками, которые наши граждане получают из-за рубежа. Так,
хурда-мурда, барахло разное. Я и сам знавал таких граждан, получающих.
Однако, опять-таки почему-то никогда не слышал, чтобы кто-нибудь отправлял
посылки отсюда туда. Так, хурда-мурда, барахло разное. Любопытное явление,
интересная тема для размышлений. То ли у нас все самим нужно, то ли скупость
заела, то ли им от нас ничего не нужно? Опять же - постоянно временные
трудности, никак не можем окончательно оправиться от последствий татарского
ига. (По современному - оккупации.)
Должен признаться, я иногда с тайной надеждой просматривал эти грустные
списки в "Известиях". А вдруг, неожиданно разыскивают и меня? А почему бы и
нет? В конце-концов, у каждого еврея, видимо, от хорошей жизни, есть
родственники за границей. И у меня есть. Ну что бы им стало?.. Увы, меня, к
сожалению, никто никогда не разыскивал. А тут -- черт возьми! -раз в жизни
(и разыскивать не надо!) привалило наследство и тотчас же скрылось, вильнув
на прощание хвостиком. Все это узаконенное беззаконие я узнал всего за рубль
в юридической консультации.
- Выходит, судиться бесполезно?
- Абсолютно. Раз нету завещания -- все в пользу государства. Но... -и
адвокат продолжительно посмотрел на меня.
Я положил на стол 5 рублей. Он прикрыл бумажку "Уголовным кодексом". -
Нам не рекомендуется выдавать клиенту такие
сведенья. Если человек сам не знает, - тем хуже для него. Есть
положение: эти деньги можно израсходовать по перечислению на памятник. Все
же не так обидно...
Так я очутился на складе вторсырья. Я долго бродил среди разбросанных
надгробий. Вторсмерть. Наступил на что-то знакомое. На всех памятниках были
высечены шестигранные звезды, и только на памятнике дяди Нахмана - одиноко
-пятиконечная.
Он был чужим здесь, но не стал близким и там. Комиссар Рубинчик жил и
умер под пятиконечной звездой. Жизнь его была бессмысленна, как и смерть.
-- Ну как, выбрали?
-- Выбрал.
-- Приличный памятник -- поваленное дерево. Имеется небольшой дефект --
корни пообломались при перевозке. Дерево, оно и есть дерево, --пусть и
каменное. Когда выкапываешь и пересаживаешь на другую почву -- не всегда
прививается.
Могильщики склонны к философии. Это у них профессиональное.
-- ...Но ничего. Так даже лучше.
-- Дешевле вам обойдется с дефектом. Обратите внимание, какая дрянь
этот Толик: все памятники изгадил. Лишнюю работу задает, паразит!
-- Сделайте добросовестно, я отблагодарю.
- Спасибо. Не сомневайтесь, сделаем, как следует. Комиссара, значит,
аккуратно забьем, он теперь нам ни к чему, и новую надпись проставим, какую
желаете.
- Да, он теперь ни к чему. А вот и новая надпись. Я вам на листочке
записал для памяти. Возьмите.
-- Сделаем, как следует. Смотри, тоже Рубинчик! Случаем, не
родственники?
-- Нет, просто однофамильцы.
-- А кто она была, извиняюсь?
-- Тетка мне.
-- При жизни, спрашиваю, -- кто?
-- Никто.
ПИСЬМО ИЗ ДОМУ
Весной 1944 года наша семья возвращалась в Киев. Мы были эвакуированы в
Самарканд, и лично для нас война обернулась недоеданием, плохой одеждой и
стесненным жильем. А теперь, проезжая освобожденные районы, мы поняли, как
нам повезло. Эшелон из Самарканда в Киев тащился с месяц, часто и подолгу
останавливался, и насмотрелись мы всякого.
Сперва на остановках в Голодной степи население поезда вываливало из
вагонов, и под отчаянную ругань машиниста мы вытаскивали из букс тряпки с
мазутом -- сварить еду.
Потом, в освобожденных районах, с топливом стало легче. Мы научились
извлекать из снарядов артиллерийский порох -- длинные такие макароны. Горели
они жарким пламенем, вода вскипала быстро.
Однажды на разъезде мы увидели настоящую виселицу. Ее порубали на
дрова, и на этих дровах сварили обед.
Школа, в которой я учился в Киеве еще до войны, каким-то чудом уцелела.
Одинокая среди развалин, она чем-то напоминала гвоздь в стене. Добираться к
ней нужно было, прыгая по битому кирпичу, удерживая равновесие на зыбкой
доске, переброшенной через воронку...
Из прежних учителей в живых остался только один -- Иван Степанович,
преподаватель русского языка и литературы, "Русак" --как мы его называли. Он
вернулся из армии с искалеченной ногой, при ходьбе шибко припадал на нее;
казалось, он вот-вот .не удержится, свалится...
Сейчас он был завучем и читал в нашем классе русский язык и литературу.
Он входил в класс
стремительно, как здоровый, в тех же довоенных смешных очках,
обмотанных ваткой на переносице. Иван Степанович не любил тратить время на
перекличку. Он прекрасно знал в лицо всех нас и в ходе урока отмечал в
журнале отсутствующих.
И как раз на его уроке, в середине учебного года, в нашем классе
появился не совсем обычный ученик.
Развалины вокруг школы расчищали пленные немцы. Водил пленных на работу
и домой молоденький солдат Сеня, из выздоравливающих. Был он немногим старше
нас, года на два-три, что ли, не больше, но уже имел орден Красной Звезды и
медаль "За боевые заслуги". У нас же никаких заслуг не было, и мы ему
страшно завидовали.
Хороший паренек был Сеня! Родился и вырос он в глухом белорусском
местечке, в бывшей черте оседлости, среди лесов и болот...
Местечко его было еще под немцами. Вестей из дому не приходило, Сеня
тосковал. Но фронт неумолимо катился на запад, враг отступал, и Сеня писал
домой письмо за письмом.
Вот этот Сеня и стал не совсем обычным учеником в нашем классе. Не
знаю, возможно, это являлось нарушением устава. Скорее всего -- являлось.
Конвоир не имел права оставлять военнопленных. Но он оставлял. Чтобы
учиться. И его боевая винтовка стояла в углу рядом с инвалидной клюкой
Ивана Степановича...
Всех нас Иван Степанович называл на "ты", даже десятиклассников, всех,
кроме Сени.
-- Гуревич! - - вызывал он, и Сеня вставал, одергивая коротковатую
гимнастерку. --У меня к вам такой вопросец: правописание частиц "не".
Сеня, даром что фронтовик, тяжело вздыхал и начинал перечислять:
-- Частицы "не" пишутся слитно во всех случаях, когда без отрицательной
частицы "не" слово не употребляется, например: невредимый...
-- Достаточно! - останавливал Иван Степанович. -- А теперь такой
вопросец: что такое суффикс?
Сеня вздыхал еще тяжелее, совсем как мы -- не фронтовики и не
орденоносцы,-- и начинал:
-- Суффиксом называется...
Часам к двенадцати немцы начинали проявлять заметное беспокойство. Они
поминутно заглядывали в окно класса и укоризненно покачивали головами:
За дверью грохнул выстрел.
Капитан Зворыкин, прибывший на место происшествия, несколько раз с
недоумением прочитал дарственную надпись на рукоятке пистолета: "Сотскому
патриоту, прекрасному хирургу С.М. Копну от командования".
Пожал плечами и приобщил пистолет к делу.
После тяжелой и продолжительной болезни скончалась Сарра Наумовна
Рубинчик.
Партия и Правительство высоко оценили заслуги С.Н. Рубинчик, наградив
ее медалью "За доблестный труд в Великой Отечественной Войне" и значком
"Отличник просвещения".
Года за три до болезни тетя Соня начала быстро уставать от пустяков,
слабеть; казалось, будто это она нарочно, притворяется. Еще хорошо, что она
была одинока, жила одна и никому не досаждала. Выбираясь в магазин,
запасалась на неделю, ела черствый хлеб. И так во всем. Пореже бы выходить
из дому, меньше передвигаться. И не угадаешь, даже приблизительно, сколько
это протянется, сколько она... Ей бы определиться в дом для престарелых.
Самой удобно -- ухожена, и родственников совесть не трогает. Только
попробуй, пробейся туда. Тут такая выносливость требуется, при которой
богодельня без надобности!
Иногда к ней захаживали навестить по-родственному, подбросить
чего-нибудь впрок. Пока она поднималась и добредала открыть дверь, проходила
вечность. И жаловалась, сама себе удивляясь, недоумевая;
-- Устала.
И выжидающе смотрела, молча спрашивала: с чего бы это?
Мы часто не задумываемся, что муравей тратит столько же усилий на
перенос соломинки, что и слон на перенос бревна.
Однажды, когда помочь было некому, устала дышать. Нашли у двери:
ползла, звала? - теперь не важно. Она неприметно жила и так же неслышно
перестала. Как мышка. Тетя Соня никогда не хватала с неба звезд, зато и
земные звезды ее не хватали. Оставили в покое. А покоя достигнуть... I
пенсионеров -- и тех! выталкивают на субботники, и прежде и на заем
добровольно подписывали) - не так-то просто.
Сарра Наумовна служила в библиотеке, стояла на выдаче книг. Библиотека
подвернулась удачная, ведомственная. Здесь читатель не капризный, без
немыслимых требований. Дайте "Смазочные материалы". Дайте "Москвич-407".
Всегда под рукой -пожалуйста. Работа терпимая, хотя низкооплачиваемая, но
ведь и все такие. А в районной библиотеке? Читатель пошел привередливый, с
запросами. Классику уже читал, желательно что-нибудь современное. А что
предложить? Имеется колхозный роман. Не надо! Есть про
монтажников-каботажников. Тоже не надо! А больше ничего нет. К тому же еще
сверху непрестанно давят, понукают выполнять план по внедрению политической
литературы. А с ней и вовсе беда. Правда, тетя Соня исхитрилась: своим,
которых не опасаешься, читателям приписывала в формуляр массово изданные
брошюры с тезисами и историческими директивами. Зато таким читателям и
детективчики приберегала и нейтральное чтение - про путешествия, из мира
животных... Л иначе нельзя, задергают по инстанциям. Да и не одна она, всем
так приходится, вынуждены для отчетности...
Когда-то пламенный комиссар увлек скромницу из благополучной еврейской
семьи, -- и она пошла за ним, сразу и навсегда. Соседки косились:
комиссарша„. Только жила она больше не с ним, а им. Комиссар Нахман
Залкиндович Рубинчик у себя в доме был всегда желанным гостем, а не жильцом.
Гонялся по уезду за бандами, банды гонялись за ним, и недолгое счастье
Сарры Наумовны прошло в сборах и проводах. Он погиб в одной из несчетных
стычек и похоронен по настоянию родни на еврейском кладбище, под красной
звездой. В то легендарное время никакая национальность не считалась
зазорной; еврейское ли кладбище, русское, немецкое ~ какая разница? --
важно, что под красной звездой...
В газетах пестрели объявления: "Меняю фамилию Говноедов на Фраерман".
Как же, свободный человек! И мода жениться на еврейках, как впоследствии
избегать сомнительных знакомств. Все это было... Никуда не денешься.
Есть люди, живущие отраженным светом. И когда гаснет источник света,
гаснут и они.
После смерти мужа осталось несколько фотографий, краги и личное оружие
комиссара -- казацкая шашка -- подарок Виталия Примакова*. Сарра Наумовна не
сняла со стены опальную шашку и свято берегла ее, несмотря на настойчивые
просьбы родственников уничтожить крамолу. Так тетя Соня отдалялась от нас,
мы от нее. Когда я изредка заходил к ней, Сарра Наумовна придвигала ко мне
тарелки, говорила:
-- Возьми еще. Это же вареники с вишнями. Любимое блюдо Нахмана.
Если на дворе стояли туман, сырость, напоминала:
-- Обязательно надень две пары носков. У Нахмана на погоду всегда ныла
простреленная нога.
Она привыкла к одиночеству: старость длится
"Враг народа", расстрелян. Реабилитирован. Ныне в Киеве парк им. В.
Примакова.
дольше молодости. Жизнь ее напоминала засушенный цветок, бережно
хранимый или забытый между страницами книги. Она активно молчала на
профсоюзных собраниях. Репрессии настигали даже покойников'; прославленного
командарма посмертно выдворили из кремлевской стены неизвестно куда. тетя
Соня стала опасаться за могилку дяди Нахмана. Кажды раз, приходя с дешевым
букетиком, -- существует еще могилка или уже ликвидирована как класс?
А после для всех неожиданного прелюбодеяния : Гитлером (неожиданного?
ой ли? рыбак рыбака ... от евреев принялись потихоньку избавляться, как от
нежелательных лиц, способных скомпрометироватъ великую дружбу. Тогда тетя
Соня и вовсе сникла, только чаще ходила на свидание к мужу на кладбище,
советовалась: как жить дальше? Но кто мог знать? Страна с шорами на глазах
неотвратимо шла к гибели, люди самозабвенно, хором исполняли гимны и, как
зеницу ока, хранили в ванных керосин. Жить стало лучше, жить стало веселей!
Потом стремительное бегство, шаманские заклинания о втором фронте, и слово
"жид" получило наконец долгожданный вид на жительство. Отдушина. И если
государство постепенно превратилось в один огромный концлагерь для всех
народов, то евреи находились в спецконцлагере, расположенном внутри
основного.
Говорят, было такое время. Время доносов и пыток. Да. Было. Было такое
время, потому что были такие люди; они же его и породили. А теперь нежные
родители отрекаются от своего ребенка.
' Каменев, царский офицер, начальник генштаба Красной Армии.
Неудачный получился ребенок. Может, во хмели был зачат? Ах, как это
благородно и самооправдательно: я был пьян и ничего не помню. Но ведь ты
помнишь, что был пьян?
Менялась жизнь, менялись люди; Соня внутренне оставалась такой, какой
ее покинул Нахман. Нахман Залкиндович, комиссар Рубинчик был для нее чем-то
вроде контрольных весов, на которых в магазинах проверяют покупки.
Однажды я надыбал в буфете на мандарины и сожрал все.
Соня сказала:
-- Дядя Нахман так бы не поступил.
Не помню точно, за какую провинность меня исключили из пионеров.
Отобрали красный галстук Через неделю, конечно, простили, приняли обратно
Торжественно, под звуки горна на линейке перед строем надели на шею галстук.
Я возмутился:
-- Это не мой галстук. Это совсем другой. Мой был шелковый.
Родителей вызывали в школу: кого вы воспитываете?
Соня сказала:
-- Дядя Нахман был энтузиастом.
Да, дядя Нахман был действительно энтузиастом, "Комиссар Нахман
Залкиндович Рубинчик погиб и боях..." своевременно, к счастью. И для себя
(все-таки на боевом посту, а не в застенке) и для близких -- они не
разделили участь семьи врага народа А если б дядя Нахман остался жить --
тогда?
Вечно продержаться на голом энтузиазме нельзя, Человек обязан увидеть
плоды своей работы, и этого потребует в первую очередь именно идеалист.
ибо он трудится только во имя идеи и отсутствие результатов для него
означает прежде всего несостоятельность самой идеи. Наступает вырождение.
оно принимает различные формы: безразличие, карьеризм, приспособленчество. И
тогда администрация вынуждена от убеждения обратиться к принуждению.
Безразличие переходит в озлобленность, приспособленчества ~в откровенный
бюрократизм, карьеризм становится из наступательного агрессивным. Он
стремится во что бы то ни стало удержать власть. чтобы избежать
ответственности. Необходимы новые репрессии: остановиться на полном ходу -
значит сойти с рельсов.
Отношение к дяде-революционеру в нашей семье менялось в прямом
соответствии с отношением революции к тем, без которых она была бы
невозможна. Вступила в силу извечно хамская истина о цене услуги, уже
оказанной. Вступил в силу закон об инородном теле и об естественном желании
здорового организма исторгнуть его. Гвозди необходимы костям, раздробленным
костям для их скрепления, но когда кости благополучно срастаются, гвозди
извлекают: они становятся ненужными и даже вредными.
Кутузов был добросовестным исполнителем замыслов Барклая, и об этом
знал уже и Пушкин, и Энгельс, -- подумайте, придумайте, историки, как
быть-поступить с ответом И.В. Сталина полковнику Разину? Как? Об этом знали
и те. кто более, чем столетие спустя учредили "Орден Кутузова".
Но России требовался спаситель национальной закваски, и пришлый
шотландец пришелся явно не со двору.
А Сарра Наумовна после войны возвратилась в
Киев, исправно стояла в очередях, ходила на службу. Комнату ей выдали
махонькую в шесть квадратных метров, но много ли старушке надо? Вкалывай и
не рассуждай, не ищи приключений на свою шею Тетя Соня и не искала. Выдавала
книги.
-- Сопромат? Пожалуйста.
-- Запчасти? На руках.
-- Известно -- не в магазине. Так хоть бы в библиотеке держали!
(Трудный читатель, нужно угодить!) -- И теп Соня доставала из-под
прилавка книжицу:
-- Рекомендую: "Тайна профессора Бураго" Нельзя оторваться.
И посетитель, удовлетворенный, уходил.
В то время я жил на Сырце* и часто в хорошую погоду прогуливался в роще
Бабьего Яра и на еврейском кладбище. О Бабьем Яре сказано много, еще больше
недоговаривается. Документально, по крохам собрано -- как было. И ни слова о
том -почему? Почему люди, облеченные высшей властью, смогли отдать на
заклание целый народ? кто -- кто, а они-то уж лучше самих евреев знали, что
означает] для евреев нацизм. И обязаны были их спасти. Отбрасывая высокие
материи, обязаны были просто потому, что получали за это деньги, зарплату.
Есть страны, где народ избирает правительство. Есть страны, где
правительство избирает народ, и тогда -- горе народу, если он не оправдывает
доверия правительства.
Евреи не оправдали...
Ну, допустим, нельзя было вывезти всех. В первую голову вожди,
естественно, вывозили себя и
* Район окраинный Киева, близ Бабьего Яра.
свое имущество. (Чайные сервизы эвакуировались под грифом "совершенно
секретно".) Хорошо. Нельзя было. Не было возможности. Но ведь была ведь
возможность -- раздать желающим оружие. Именно оружие объединило бы
разрозненных и беззащитных людей в воинскую часть. И, может быть, Варшавское
гетто повторило бы их несбывшийся сдвиг? А Варшавское гетто, вооруженное
отчаяньем обреченных, продержалось дольше многих европейских армий,
вооруженных танками, пушками, самолетами. Все может быть. У меня нет
доказательств, могущих утверждать это, но разве у кого-нибудь есть
доказательства, которые могли бы это
опровергнуть?
О Бабьем Яре написано много, а о евреях вообще
неисчислимо. На протяжении двух тысяч лет человечество с самых
различных позиций в облзательном порядке занималось еврейским вопросом.
Можно подумать, все остальные вопросы были решены. Высокообразованные
господа на пяти континентах аргументированно доказывали вину евреев.
распявших их Господа Иисуса Христа. Эрудитам, однако, неведомо было даже то,
что знал украинский художник Пимоненко*: казнь у евреев исконно состояла в
забитии камнями. И наконец - единственное и основное. Никто как-то не
сообразил -- приведись Христу заполнять анкету, в пятой графе ему вынужденно
пришлось бы проставить национальность: еврей. А не напрашивается ли отсюда:
принимая на веру несостоятельность еврейской вины в смерти Христа, смерть
эта являлась
* Картина Пимоненко "Забитие камнями" еврейской девушки, вышедшей за
нееврея, находится в "запасниках". Ее не демонстрировали
внутренним делом тех же вездесущих евреев? А сколько было умно говорено
о недопустимости вмешательства во внутренние дела других народов?! Но евреи
мешают всегда, и когда их уже нет, иначе они не были бы евреями, И не зря,
хотя бы для того, чтобы не позволить забыть после убийства в Бабьем Яру,
поспешно издались красочно оформленные вытяжки из телефонной книги города
Киева. Дотошно подсчитывался процент телефонов у лиц с явно иудейскими
фамилиями. А сколько не распознанных? Получилось явное несоответствие, Вот
иуды проклятые! И здесь в перед пропихнулись. И следовал соответствующий
комментарий. А после войны на бойне в утешение поставили камешек с обещающей
надписью: "Здесь будет воздвигнут..." Правда, сразу же были поставлены точки
над "I": обещали воздвигнуть не евреям, а советским гражданам в целом... --
но и на том спасибо. Обещание, естественно, так и осталось обещанием, зато
по соседству оперативно воздвигнули заведение с по дачей свиных шашлыков и
горячительных напитков. Название подыскали наполовину подходящее --
"Тишина". Под ногами, действительно, тишина, полный порядок, на поверхности
-- редкий день обходится без драки. Наискосок от закусочной -- троллейбусная
остановка. Ставили тент, рыли гнезда для столбов, натолкнулись на детский
череп. Так и пролежал на троллейбусной остановке пару месяцев -- никто не
обращал внимания. Потом при уборке подмели вместе с окурками и подсолнечной
шелухой.
Город непрерывно благоустраивался, возникла талантливая мысль на
бесполезно пустующей территории Бабьего Яра соорудить для трудящихся
местечко развлечений с аттракционами и танцевальным кругом. Актуальная
мысль многократно творчески обсуждалась в печати. Предлагались проекты --
один другого заманчивей и интересней, разнообразней даже. Дело почему-то
заглохло (не то, чтобы постеснялись; чего стесняться в своем отечестве?), а
просто до всего не доходили руки, решили отложить до лучших времен. Но чтобы
не было обидно, снесли находящееся рядом еврейское кладбище, дабы глаза не
мозолило. Кстати, на нем был похоронен и мой дядя Нахман. "Комиссар Нахман
Залкиндович Рубинчик. Погиб в боях с бандами. 1890-- 1922 г.г." На могиле
комиссара и в лютые морозы одиноко зябнул букетик свежих цветов -- от тети
Сони. Все памятники сметали под веничек, заодно и комиссара с красной
звездой -- туда же. Впрочем, может, оно и не напрасно...
Как известно, в Советском Союзе нет антисемитизма, есть отдельные
антисемиты. Один из таких отдельных, по прозвищу "Толик", приложил к
несуществующему вопросу и свою паскудную руку. Почти на всех памятниках
зубилом выщерблен неизменный по своей убежденности лозунг: "Бей жидов!" И
обязательно подпись -- Толик. Иначе, не дай Бог, спутают с кем-нибудь
другим! А Толик, видимо, заботился о приоритете. И тут же даты проставлены:
46, 47, 48 годы. Славно потрудился человек! Сколько полезной энергии
израсходовал! И бескорыстно. Небоскреб запросто можно было б отгрохать. И
никого не нашлось помешать ему, да и кому мешать-то на бездействующем
кладбище, когда и на исправно действующем в одну ночь переколотили еврейские
памятники. Насквозь лживое лондонское радио кричало о вандализме, а
всезнающий "Вечерний Киев" упорно отмалчивался: своевременно не разжился
информацией. Из-за дальности расстояния, надо полагать... Короче говоря,
еврейское кладбище снесли (оно мешало), а на освободившемся месте начали
строить телевизионную каланчу. (К слову сказать, пустырей здесь необозримо,
только другие пустыри для строительства оказались непригодны. Почва не та,
что ли?) Итак, кладбище снесли, но что делать с памятниками? Не пропадать же
добру! И добро не пропало. Его централизованным порядком свезли на склад для
повторного использования. Граждане, желающие увековечить память родных и
близких, свободно бродили по складу, подыскивая подходящее надгробие. Затем
следовало уплатить деньги в кассу, получить квитанцию (социализм -- это
учет). После чего прежняя надпись забивалась и изготовлялась новая -- по
требованию. (В этом смысле Толик доставлял излишние хлопоты мастерам; его
проклинали.) Среди населения предприятие по перелицовке памятников
пользовалось успехом. Не удивительно: богатый ассортимент, качество. А нынче
все -- и дома, и памятники производят по типовому проекту. Не то...
Незадолго до смерти тетя Соня сказала:
-- У меня лежит немного на книжке. Племянникам. Вере, Любе и Вите.
На том и кончилось. А после смерти выяснилось: тетя Соня не оставила
завещания.
Удивительно соотношение прав и обязанностей гражданина! Если об
обязанностях безустанно твердят, что касается прав... Даже ощипанные, еще
оставшиеся, стыдливо прячутся; надо полагать, из-за непотребного вида
своего. Они -- есть, но кто о них
знает? Но если вы уже знаете, докопались до них, как золотоискатель
докапывается до золотой жилы, их еще надобно отстоять применительно к себе.
А сам процесс отстаивания недвусмысленно напоминает такое расплывчатое
понятие, как равноправие. "Равноправием" сильно смахивает поливка улиц летом
и уборка снега зимой; в центре еще присматривают, а подальше и на окраинах
-- зась. Хотя, казалось бы, квартирную плату со всех взимают одинаковую, да
и налоги также одинаковые, как прямые (сколько -- известно), так и косвенные
(сколько -- узнай, попробуй). И --действительно. Допустим, существует закон,
дающий вам определенные преимущества при соответствующих обстоятельствах.
Закон, скажем, от 25 марта 23 года. Он надежно замурован то ли в "Бюллетени
ВЦИКа", то ли в "Гражданском кодексе" (дьявол их разберет!) и хранится -
единственный экземпляр! -- в архивах центральной библиотеки всесоюзного
значения. Причем, не так хранится, как охраняется. Вот так, оказывается,
обстоит дело и с родственниками. Бывают прямые (отец, мать, сын, дочь, муж,
жена), бывают и косвенные (все прочие). Прямые могут получить наследство и
без оставленного завещания. Что же касается косвенных... нет завещания --
все в пользу государства: оно ближе.
Между прочим, я неоднократно просматривал в "Известиях" оповещения
инюрколлеогии о розыске троюродных родственников, умерших за границей. В
Америке и Франции, в Канаде1 и ФРГ. Все родственники, оставляющие
наследство, умирают исключительно в капиталистических странах; и
социалистических - никогда. Почему-то. Равным образом, почему-то мне никогда
не попадалось извещения о розыске все той же услужливой инюрколлегией
наследников ТАМ, чьи родственники умерли ЗДЕСЬ. В этом, несомненно, есть
что-то общее с посылками, которые наши граждане получают из-за рубежа. Так,
хурда-мурда, барахло разное. Я и сам знавал таких граждан, получающих.
Однако, опять-таки почему-то никогда не слышал, чтобы кто-нибудь отправлял
посылки отсюда туда. Так, хурда-мурда, барахло разное. Любопытное явление,
интересная тема для размышлений. То ли у нас все самим нужно, то ли скупость
заела, то ли им от нас ничего не нужно? Опять же - постоянно временные
трудности, никак не можем окончательно оправиться от последствий татарского
ига. (По современному - оккупации.)
Должен признаться, я иногда с тайной надеждой просматривал эти грустные
списки в "Известиях". А вдруг, неожиданно разыскивают и меня? А почему бы и
нет? В конце-концов, у каждого еврея, видимо, от хорошей жизни, есть
родственники за границей. И у меня есть. Ну что бы им стало?.. Увы, меня, к
сожалению, никто никогда не разыскивал. А тут -- черт возьми! -раз в жизни
(и разыскивать не надо!) привалило наследство и тотчас же скрылось, вильнув
на прощание хвостиком. Все это узаконенное беззаконие я узнал всего за рубль
в юридической консультации.
- Выходит, судиться бесполезно?
- Абсолютно. Раз нету завещания -- все в пользу государства. Но... -и
адвокат продолжительно посмотрел на меня.
Я положил на стол 5 рублей. Он прикрыл бумажку "Уголовным кодексом". -
Нам не рекомендуется выдавать клиенту такие
сведенья. Если человек сам не знает, - тем хуже для него. Есть
положение: эти деньги можно израсходовать по перечислению на памятник. Все
же не так обидно...
Так я очутился на складе вторсырья. Я долго бродил среди разбросанных
надгробий. Вторсмерть. Наступил на что-то знакомое. На всех памятниках были
высечены шестигранные звезды, и только на памятнике дяди Нахмана - одиноко
-пятиконечная.
Он был чужим здесь, но не стал близким и там. Комиссар Рубинчик жил и
умер под пятиконечной звездой. Жизнь его была бессмысленна, как и смерть.
-- Ну как, выбрали?
-- Выбрал.
-- Приличный памятник -- поваленное дерево. Имеется небольшой дефект --
корни пообломались при перевозке. Дерево, оно и есть дерево, --пусть и
каменное. Когда выкапываешь и пересаживаешь на другую почву -- не всегда
прививается.
Могильщики склонны к философии. Это у них профессиональное.
-- ...Но ничего. Так даже лучше.
-- Дешевле вам обойдется с дефектом. Обратите внимание, какая дрянь
этот Толик: все памятники изгадил. Лишнюю работу задает, паразит!
-- Сделайте добросовестно, я отблагодарю.
- Спасибо. Не сомневайтесь, сделаем, как следует. Комиссара, значит,
аккуратно забьем, он теперь нам ни к чему, и новую надпись проставим, какую
желаете.
- Да, он теперь ни к чему. А вот и новая надпись. Я вам на листочке
записал для памяти. Возьмите.
-- Сделаем, как следует. Смотри, тоже Рубинчик! Случаем, не
родственники?
-- Нет, просто однофамильцы.
-- А кто она была, извиняюсь?
-- Тетка мне.
-- При жизни, спрашиваю, -- кто?
-- Никто.
ПИСЬМО ИЗ ДОМУ
Весной 1944 года наша семья возвращалась в Киев. Мы были эвакуированы в
Самарканд, и лично для нас война обернулась недоеданием, плохой одеждой и
стесненным жильем. А теперь, проезжая освобожденные районы, мы поняли, как
нам повезло. Эшелон из Самарканда в Киев тащился с месяц, часто и подолгу
останавливался, и насмотрелись мы всякого.
Сперва на остановках в Голодной степи население поезда вываливало из
вагонов, и под отчаянную ругань машиниста мы вытаскивали из букс тряпки с
мазутом -- сварить еду.
Потом, в освобожденных районах, с топливом стало легче. Мы научились
извлекать из снарядов артиллерийский порох -- длинные такие макароны. Горели
они жарким пламенем, вода вскипала быстро.
Однажды на разъезде мы увидели настоящую виселицу. Ее порубали на
дрова, и на этих дровах сварили обед.
Школа, в которой я учился в Киеве еще до войны, каким-то чудом уцелела.
Одинокая среди развалин, она чем-то напоминала гвоздь в стене. Добираться к
ней нужно было, прыгая по битому кирпичу, удерживая равновесие на зыбкой
доске, переброшенной через воронку...
Из прежних учителей в живых остался только один -- Иван Степанович,
преподаватель русского языка и литературы, "Русак" --как мы его называли. Он
вернулся из армии с искалеченной ногой, при ходьбе шибко припадал на нее;
казалось, он вот-вот .не удержится, свалится...
Сейчас он был завучем и читал в нашем классе русский язык и литературу.
Он входил в класс
стремительно, как здоровый, в тех же довоенных смешных очках,
обмотанных ваткой на переносице. Иван Степанович не любил тратить время на
перекличку. Он прекрасно знал в лицо всех нас и в ходе урока отмечал в
журнале отсутствующих.
И как раз на его уроке, в середине учебного года, в нашем классе
появился не совсем обычный ученик.
Развалины вокруг школы расчищали пленные немцы. Водил пленных на работу
и домой молоденький солдат Сеня, из выздоравливающих. Был он немногим старше
нас, года на два-три, что ли, не больше, но уже имел орден Красной Звезды и
медаль "За боевые заслуги". У нас же никаких заслуг не было, и мы ему
страшно завидовали.
Хороший паренек был Сеня! Родился и вырос он в глухом белорусском
местечке, в бывшей черте оседлости, среди лесов и болот...
Местечко его было еще под немцами. Вестей из дому не приходило, Сеня
тосковал. Но фронт неумолимо катился на запад, враг отступал, и Сеня писал
домой письмо за письмом.
Вот этот Сеня и стал не совсем обычным учеником в нашем классе. Не
знаю, возможно, это являлось нарушением устава. Скорее всего -- являлось.
Конвоир не имел права оставлять военнопленных. Но он оставлял. Чтобы
учиться. И его боевая винтовка стояла в углу рядом с инвалидной клюкой
Ивана Степановича...
Всех нас Иван Степанович называл на "ты", даже десятиклассников, всех,
кроме Сени.
-- Гуревич! - - вызывал он, и Сеня вставал, одергивая коротковатую
гимнастерку. --У меня к вам такой вопросец: правописание частиц "не".
Сеня, даром что фронтовик, тяжело вздыхал и начинал перечислять:
-- Частицы "не" пишутся слитно во всех случаях, когда без отрицательной
частицы "не" слово не употребляется, например: невредимый...
-- Достаточно! - останавливал Иван Степанович. -- А теперь такой
вопросец: что такое суффикс?
Сеня вздыхал еще тяжелее, совсем как мы -- не фронтовики и не
орденоносцы,-- и начинал:
-- Суффиксом называется...
Часам к двенадцати немцы начинали проявлять заметное беспокойство. Они
поминутно заглядывали в окно класса и укоризненно покачивали головами: