— Я…
   — Пить надо меньше, — строго сказал милиционер. — Тогда и нарушать не будем. Документ какой-нибудь есть?
   — Честное слово, грабители. Вот, я у одного ножик забрал.
   И Тимофей протянул милиционеру трофейный нож.
   — Ого, — сказал милиционер. — Ничего себе инструмент.
   Он с интересом оглядел нож, раскрыл его, закрыл, пронзительно поглядел на Тимофея и уже совершенно официальным тоном произнес:
   — Значит, так. Задерживаю вас, гражданин. Пройдемте!
   — Так они же убегут, — возмущенно закричал Тимофей. Двое и убегут. Вы отвечать будете.
   — Кто убежит?
   — Грабители. Они еще лежат, а придут в себя и убегут.
   — Почему лежат?
   — Ну я их… Как это? Воспользовался правом допустимой самообороны…
   — Воспользовался, значит, — повторил милиционер, глядя в упор на Тимофея и кладя руку на кобуру. — Так сколько их, говоришь, было?
   — Двое… Длинный худой и покороче. Я, значит, нож у длинного… вырвал и ему… левой в поддыхало, а того, что покороче… ремнем.
   — Ремнем, — оторопело повторил милиционер и расстегнул кобуру.
   — Да… Слышите, это он… маму вспоминает… Вот опять.
   Они прислушались. Из темноты явственно донеслось какое-то бульканье и потом протяжное: «0-ох, мам-а…»
   — А ну пошли, — решил милиционер. — Только вы, гражданин, вперед и, вот что, руки на голову положите…
   Тимофей послушно поднял руки, положил их на свою мокрую шляпу и смело шагнул в темноту аллеи. За плечами он слышал напряженное дыхание провожатого.
   Приближаясь к месту происшествия, Тимофей невольно замедлил шаги.
   — Ну, — раздалось сзади.
   — Где-то здесь, — шепнул Тимофей. — Сейчас… Вы бы, товарищ сержант, пистолет приготовили.
   — Шагай, шагай!
   Совсем близко послышался стон.
   Вспыхнул яркий сноп света. На асфальте лежали двое. Долговязый еще так и не разогнулся. Коренастый лежал, вытянувшись, на животе. Попав в круг света, он дернулся и попытался уползти в кусты.
   — Не шевелиться, — приказал милиционер, наводя пистолет то на одного, то на другого. Долговязый в ответ только прикрыл глаза, коренастый замер на месте и снова застонал.
   Держа пистолет наготове, милиционер приблизил фонарик к лежавшим и по очереди оглядел их лица. Долговязый его явно заинтересовал. Он рассматривал его лицо внимательно и долго. Потом выпрямился и присвистнул. Обернувшись к Тимофею, который стоял рядом, он сказал уже совсем другим тоном:
   — Ты вот что, снимай руки с головы. Будешь помогать… Интересно получилось…
   «Еще бы», — подумал Тимофей. А вслух спросил:
   — Что мне делать?
   — Бери фонарь. Будешь светить.
   Тимофей взял фонарь. Милиционер нагнулся, быстро обыскал лежавших. У долговязого извлек из бокового кармана что-то похожее на длинное шило, у коренастого — кастет и два бумажника. Обыскивая коренастого, милиционер хотел перевернуть его на спину, но тот застонал и повернулся опять на живот.
   — Нечего притворяться, раз попался, — назидательно сказал милиционер, распрямляясь. — Лежать и не шевелиться, — добавил он.
   Тимофей подумал, что, пожалуй, коренастый не притворяется…
   Милиционер извлек откуда-то портативный радиотелефон и вызвал оперативную машину. Заканчивая свой краткий рапорт, он многозначительно сказал:
   — Попался тот, кого искали… Со шрамом.
   Милицейский УАЗ с синей мигалкой появился через несколько минут.
   Долговязого пришлось нести в машину. Коренастый поплелся сам, держа руки на голове. В кузове он отказался сесть, а когда его попытались усадить силой, охнул, вскочил и присел на корточки, знаками показывая, что сидеть не может. По его искривленной от боли распухшей физиономии текли слезы.
   — Чего это он? — спросил парень в штатском, приехавший в милицейской машине.
   — Психует, что попался, — махнул рукой один из милиционеров.
   — А кто их так?
   — Вот этот, который задержал, — сказал другой милиционер, кивнув на Тимофея. — Чемпион какой-то по боксу или каратэ. Он и нож пружинный у одного отнял. А остальное они даже в ход пустить не успели.
   Все присутствующие с уважением посмотрели на Тимофея.
   — Вот какие люди возле нас живут, — сказал молодой лейтенант милиции, приехавший с оперативной машиной. — А мы иногда и не знаем, — добавил он сокрушенно.
   И снова все уважительно посмотрели на Тимофея, который вдруг застеснялся и просто не знал, куда девать глаза и руки.
   Заканчивая осмотр места происшествия, один из милиционеров поднял в кустах широкий поясной ремень с бляхами и разбитые черные очки.
   — Ваши? — спросил лейтенант у Тимофея.
   — Их… — лаконично объяснил Тимофей, кивнув в сторону машины.
   — Так как же?… — начал удивленный лейтенант и почему-то вдруг поперхнулся.
   — Там должны быть еще одни очки, — скромно сказал Тимофей. — Можно поискать с другой стороны в кустах.
   Через минуту появились и вторые очки — целые.
   — Тоже их?
   — Тоже.
   — Вот это разработка, — восхищенно сказал лейтенант, и все расступились, пропуская Тимофея в машину.
   В отделении, пока дежурный записывал показания Тимофея, царила гробовая тишина. Молчали к оба задержанные. Долговязый понуро сидел на скамье за барьером, опустив руки и голову. Коренастый, поеживаясь, топтался рядом, иногда тихо постанывал.
   — Все? — спросил дежурный, когда Тимофей замолчал.
   — Кажется, все…
   — Дела, — сказал дежурный, откладывая шариковую ручку. Просто не поверил, если бы кто рассказал.
   — Каратэ? — спросил молодой лейтенант, восторженно глядя на Тимофея.
   — Как сказать… — замялся Тимофей. — Почти… И еще… кое-что.
   — Понятно.
   — И долго тренировались? — спросил один из милиционеров.
   — Да… пришлось поработать.
   — Вот, товарищи, что может дать тренировка, — сказал лейтенант, обводя присутствующих многозначительным взглядом. Понятно? Работать надо!
   Все закивали головами.
   — Ну а вы, соколы, что скажете? — спросил дежурный, обращаясь к задержанным и снова беря шариковую ручку.
   Ответом было молчание.
   — Так ничего и не скажете?
   — Недоразумение вышло, гражданин начальник, — начал, не поднимая головы, коренастый. — Прикурить мы попросили, и только… А товарищ чемпион не поняли… Мы их, конечно, не виним… Но и мы не виноваты.
   — А это? — дежурный кивнул на оружие, выложенное на столе.
   — Я этого не касался, бронь боже, — замотал головой коренастый.
   — Но кастет в кармане был?
   — Ну был… Не мой. Ей-богу… Парня одного.
   — А как его зовут, ты, конечно, не помнишь?
   Коренастый промолчал.
   — Да ты садись.
   — Ничего, постою…
   — Стой, если сидеть не можешь. Бумажники откуда?
   — Нашли.
   — В урне для мусора?
   — Нет… Под скамейкой на бульваре.
   — Так рядом и лежали?
   — Так и лежали…
   — А документы куда дели?
   — Какие документы?
   — Те, что тут были, — дежурный по очереди развернул бумажники и вытряхнул на стол их содержимое. — Тут сейчас одни деньги, и много денег… Ну так как, будете говорить?
   Коренастый молчал.
   — Ладно. Ступайте, подумайте. Время у вас до утра достаточно. И не только до утра… Увести задержанных! — скомандовал он конвойным милиционерам.
   Уже на пороге долговязый обернулся и бросил через плечо:
   — Ничего нам не пришьете, кроме незаконного хранения холодного оружия. А вот этого… — он кивнул на Тимофея, проверьте… Он еще и не такое может…
   Домой Тимофея отвезли на дежурной милицейской машине.
   «Адрес проверяют», — решил про себя Тимофей.
   Водитель — молодой розовощекий милиционер — по пути пытался расспрашивать Тимофея об использованных им приемах самообороны. Особенно интересовал его нож и история с ремнем коренастого.
   Тимофей, который вдруг почувствовал себя страшно разбитым, и невероятно усталым, отвечал с трудом, односложно.
   Ответы настолько сбили водителя с толку, что он даже сбавил скорость.
   — Значит, вы разжали ему пальцы правой руки, — снова начал водитель, морща лоб, — а он?
   — Что он?
   — Он-то что на это? Скажем, если вы начнете разжимать мне пальцы, я…
   — А он просто ничего не успел, — вздохнул Тимофей. — Я ведь говорил, что эти приемы делаются быстро. Знаете, пожалуй, это легче показать, чем объяснить словами.
   — Понятно, — сказал водитель и, помолчав, добавил: — Наш полковник, наверно, и попросит показать все по порядку.
   «Еще не легче, — подумал Тимофей. — Что же теперь делать?»
   Проснувшись на следующее утро, Тимофей сразу вспомнил свое невероятное приключение и некоторое время соображал, лежа, приснилось ему такое или действительно было. Муха назойливо жужжала рядом. Он отогнал ее и снова принялся думать, по привычке покусывая пальцы. Его размышление прервал настойчивый звон будильника. Тимофей протянул руку, чтобы выключить будильник, но передумал.
   «Эх, была не была, — решил он. — Проверю…»
   Он зажмурился и, сосредоточившись, мысленно произнес: «Остановись, время… на три секунды».
   Сразу стало тихо. Тимофей медленно раскрыл глаза. В комнате ничего не изменилось. Утреннее солнце попрежнему светило в открытое окно, но легкая занавеска, завернутая ветром, застыла в горизонтальном положении. Возле самого носа Тимофея неподвижно висела в воздухе муха. Впрочем, не совсем неподвижно. Ее перепончатые крылья медленно, очень медленно опускались и поднимались.
   — Так, — удовлетворенно сказал Тимофей. — В порядке… Надо подумать…
   Он осторожно взял муху двумя пальцами, оторвал крыло и отпустил. Муха осталась висеть в воздухе, медленно шевеля уцелевшим крылом.
   — Полный порядок, — повторил Тимофей, наблюдая, как муха постепенно меняет положение и поворачивается вниз головой.
   По расчетам Тимофея, три секунды прошли, но ничего не менялось. Занавеска в окне оставалась неподвижной, и однокрылая муха висела перед глазами. Правда, она приобрела вертикальное положение.
   «Непонятно, — подумал Тимофей, — но подождем немного». Он начал считать про себя. Досчитал до ста. Ничего не изменилось. Кроме положения мухи. Она явно падала, но очень медленно.
   «Видимо, придется это дело ускорить», — решил Тимофей. Для верности он снова зажмурился и мысленно произнес: «Ну, время, давай, иди нормально».
   Тотчас пронзительно зазвонил будильник, затрепыхалась занавеска в окне, а на простыне забилась однокрылая муха.
   — Фантастика какая-то, — вслух сказал Тимофей. — Просто черт знает что такое! Уж не схожу ли с ума?
   Он выключил будильник, встал, застелил постель. Муху осторожно перенес в пепельницу. И она там ползала, печально жужжа. В глубокой задумчивости Тимофей побрился, сварил кофе, выпил его, почти не ощущая вкуса, и отправился на работу.
* * *
   В обеденный перерыв Тимофей все-таки не выдержал: по секрету рассказал своему приятелю Жоре, вместе с которым вчера отмечал получение премии, что вечером, возвращаясь домой, задержал двух бандитов.
   Жора, конечно, не поверил. Тимофей разгорячился, стал рассказывать подробности. Жора поднял его на смех.
   — Какие бандиты? Ты же «тепленький» был, когда расходились. Заснул по дороге, и приснилось…
   Тимофей обиделся, хотел уйти, но Жора, у которого с утра было скверное настроение, решил отыграться.
   — Ребята, — закричал он на всю столовую, — слыхали, Тим-то наш вчера бандитов задержал.
   — Скотина, — зашипел Тимофей. — Я же тебе по секрету, как другу, а ты!
   — Зачем по секрету, — не унимался Жора. — Раз герой, надо всем знать. У нас в НИИ героев давно не было. Так, значит, ты нож у него вырвал, а он…
   — Отстань, — отбивался покрасневший Тимофей, пытаясь вырваться и уйти. Жора не пускал, хохотал прямо в лицо. Вокруг смеялись. Тимофея так и подмывало двинуть Жоре в поддыхало, как вчера долговязому, но неожиданно пришло избавление. В столовой появился Петр Семенович — директор НИИ. Уже само его появление в столовой было событием; обед ему обычно носила в кабинет секретарша — Нинель Аристарховна. Петр Семенович огляделся и направился прямо к Тимофею. Сотрудники почтительно расступились. Петр Семенович улыбался сдержанно, но благосклонно.
   Подойдя к Тимофею, он неожиданно протянул ему руку и, продолжая улыбаться, покачал головой:
   — Хорош, скромник. И не доложил, что отличился. Ну поздравляю, поздравляю!
   Тимофей испуганно пожал похолодевшими пальцами холеную директорскую руку. Вокруг оторопело молчали. У Жоры отвалилась нижняя челюсть.
   Директор обнял Тимофея и, похлопывая его по плечу, продолжал своим красивым, хорошо поставленным голосом:
   — Что же, друзья! Поздравим нашего героя. Вчера вечером двух опасных бандитов обезоружил и задержал. Мне сейчас звонили из исполкома. Сообщили, что нашему товарищу Иванову Тимофею… э-э… — Директор запнулся.
   — Кузьмичу, — подсказала неведомо откуда появившаяся Нинель Аристарховна.
   — Так-так… Тимофею Кузьмичу, — директор ослепительно блеснул золотыми зубами, — нашим исполкомом объявлена благодарность, и он представлен к награде ценным подарком.
   И директор сложил руки и зааплодировал Тимофею. Вокруг жидковато захлопали.
   — Вот так, — сказал директор, когда хлопки стихли. — Герои — они среди нас… Тимофей э-э… Кузьмич, вы после перерыва загляните ко мне, пожалуйста, голубчик.
   — Ага, — обалдело пробормотал Тимофей, глядя исподлобья на директора и по привычке покусывая пальцы левой руки.
   После ухода директора Тимофею пришлось трижды рассказать, как он разделался с бандитами. В первом варианте рассказ показался слушателям слишком лаконичным. Они требовали подробностей, и Тимофею пришлось на ходу придумывать подробности… К счастью, обеденный перерыв кончился. Все направились в свои отделы, а Тимофея почти тотчас же пригласили к директору.
   Визиты к начальству почти всегда бывали чреваты неприятностями, и Тимофей по возможности избегал их. В кабинете директора НИИ Тимофею довелось быть только однажды. Тогда Петр Семенович поручил ему оформить поздравительный адрес для какого-то Ильи Степановича из другого института. Переписывая от руки славянской вязью текст адреса, Тимофей наделал ошибок. Петр Семенович остался недоволен работой. Адрес был забракован; потом его еще раз переписывал Жора. Жора, конечно, не преминул раззвонить об ошибках Тимофея, соответственно приукрасив их. Над Тимофеем долго потешались, однако в конце концов эта история вышла ему на пользу. Больше его уже не привлекали ни к каким внеплановым работам по заданию начальства.
   В кабинете Петра Семеновича на этот раз оказался еще один посетитель — крупный широкоплечий человек лет пятидесяти в отлично сшитом сером костюме и модной полосатой рубашке с ярким галстуком. У него было плоское безбровое лицо с тонкими бледными губами и очень внимательные маленькие глазки, которыми он принялся буравить Тимофея, едва тот появился на пороге.
   Тимофей стесненно остановился у самой двери.
   — Проходите, проходите, — ласково сказал из-за своего стола Петр Семенович и приветственно помахал пухлой ручкой, — Вот познакомьтесь — это Иван Иванович, Вы его, конечно, знаете…
   Тимофей понятия не имел, кто такой Иван Иванович. Он сделал несколько шагов вперед и, остановившись посреди кабинета на мягком пушистом ковре, коротко поклонился в бок Ивану Ивановичу.
   — Вот он такой, наш герой, — чуть нараспев сказал Петр Семенович, обращаясь к Ивану Ивановичу. — Да вы садитесь, пожалуйста, Тимофей… Кузьмич.
   Тимофей сделал еще несколько шагов и осторожно присел на край глубокого кожаного кресла, напротив Ивана Ивановича.
   Продолжая сверлить Тимофея маленькими внимательными глазками, Иван Иванович, не вставая, протянул ему большую рыхлую руку и что-то сказал низким утробным голосом.
   — Что, простите? — переспросил Тимофей, поспешно вскакивая и торопливо вытирая о штаны потные пальцы, прежде чем ответить на рукопожатие.
   — Савельев, — пророкотал Иван Иванович, — Савельев говорю… Зампредседателя…
   — Очень приятно, — пролепетал Тимофей, снова садясь в кресло и погружаясь куда-то в глубину.
   — Вот так, — сказал Петр Семенович. Он сцепил короткие пухлые пальцы, оперся на них круглым розовым подбородком и стал глядеть по очереди то на Тимофея, то на Ивана Ивановича, переводя взгляд с одного на другого и поблескивая очками в толстой золотой оправе.
   Тимофей чувствовал, от него ждут рассказа о вчерашнем, но он решительно не знал, с чего тут следует начать. Может, со вчерашней квартальной премии или с того постового на перекрестке?.. В кабинете работал кондиционер, было прохладно, но Тимофей явственно ощутил, что рубашка на спине взмокает от пота. Он шевельнулся в глубине своего кресла и вопросительно поглядел на директора.
   — Так расскажите же нам, дорогой Тимофей Кузьмнч, как это все происходило, — сказал Петр Семенович. Голос его теперь звучал отчужденно, и в нем послышались металлические нотки. — Вот и Иван Иванович хотел послушать…
   Иван Иванович молча кивнул, не отрывая пристального взгляда от лица Тимофея. Спасительная мысль блеснула неожиданно… Тимофей вдруг вспомнил фильм «Зорро», который смотрел несколько раз. Зорро определенно мог ему помочь… И Тимофей решил попробовать…
   Он выпрямился, насколько это было возможно в глубине кресла, проглотил набежавшую слюну и принялся рассказывать.
   Он старался не смотреть ни на директора, ни на Ивана Ивановича, продолжавшего буравить его взглядом. Он рассказывал свое удивительное приключение маленькому позолоченному амурчику, который украшал крышку массивной малахитовой чернильницы, стоявшей на столе директора.
   — Значит, так… Шел я по бульвару Мира вчера около десяти вечера. Возвращался из института… Темно, дождь… Вдруг двое в темных очках, один с ножом, другой с кастетом. Я, не долго думая, в первую позицию, ногой по кастету, а левой рукой молниеносный прием… «мю». Правой — отвлекающий удар в челюсть — второму, который с ножом. Вижу, он метит мне ножом в сердце. Нагибаюсь, ловлю нож на лету, складываю его, кладу в карман, применяю прием… «фю». И все, оба бандита на земле. Еще несколько молниеносных приемов, чтобы не удрали. И зову милиционера. Он, как и полагается, поблизости. Остальное неинтересно.
   — Вот так у нас, — многозначительно вздохнул Петр Семенович. — Прямо научная фантастика… Молодец, ну, молодец… Придется премировать из директорского фонда. — Он многозначительно поднял палец. — В следующем месяце. В этом уже все израсходовано…
   — Тренируетесь ежедневно? — пророкотал Иван Иванович.
   — Конечно…
   — И сколько в среднем?
   — Три… то есть я хотел сказать — теперь час-полтора… Чтобы не выйти из формы. Раньше приходилось больше.
   — И давно этим занимаетесь?
   — С детства… То есть с седьмого класса…
   — И в соревнованиях участвовали?
   — Раньше случалось… Сейчас некогда… Вечерний институт… заканчиваю…
   — Ясно, — резюмировал Иван Иванович. — Значит, так сделаем: ты здесь, Петр Семенович, в своем НИИ для начала секцию организуешь. Человек десять-пятнадцать. Руководители отделов и кое-кто из молодежи… И сам, конечно… Ни-ни — никаких отговорок… Для начала — час в день. Вместо производственной гимнастики… Я и своих ребят подкину. Кое-кого… Человечка три-четыре. Дело полезное. Потом можно расширить… Он, — Иван Иванович кивнул на Тимофея, — будет главным тренером. Оформишь по совместительству, так, чтобы парню не обидно было. Талант надо поддерживать! Договорились?
   — Но я… — начал Тимофей.
   — Чего еще?
   — Учусь на вечернем… Экзамены…
   — Ну и учись на здоровье… Тренировки днем в рабочее время.
   — Так я на сдельной. Чертежник…
   — Пустяки… Директор уладит!
   — Может, после зимней сессии?
   — Ни-ни… Со следующей недели… Так что готовься…
   — Экзамен у меня скоро… Досрочный… то есть…
   — Ничего-ничего… Если надо, позвоню ректору. Кто там у вас ректор?
   — Ректор?.. — Тимофей растерялся. — Н-не знаю… То есть не помню… Вот замдекана — Аким Акимович Кнутов… А декан…
   Тимофей попытался сообразить, кто же сейчас декан на вечернем. За годы учебы деканов сменилось несколько. Дубов? Или тот, который три года назад начерталку им читал?.. Как его фамилия?
   — Ладно, — махнул рукой Иван Иванович. — Видно, что за начальством не бегаешь. Это хорошо. Сам узнаю и позвоню. Ну, а теперь главное, товарищ Иванов. За ваш смелый и, можно сказать, героический поступок, а вы помогли задержать опасного преступника, исполком нашего города объявляет вам благодарность и награждает часами — электронными с календарем и годом и прочее. Часы — самая что ни на есть новая модель. Вот такие, — и Иван Иванович сдвинул широкую манжету своей полосатой рубашки и показал сверкнувшие никелировкой наручные часы размером с небольшую электронно-счетную машинку с несколькими разноцветными шкалами.
   Тимофей зачарованно уставился на это чудо техники, ожидая, что сейчас Иван Иванович снимет часы и вручит ему, но зампредседателя бросил взгляд на табло часов и покачал головой…
   — Время-то бежит… Через десять минут заседание в исполкоме… Пойду… Твои сегодня в гравировку отдадим, — объяснил он Тимофею. — Так что вручим через несколько дней. Да ты вот что: напиши-ка сейчас поразборчивее на бумажке свою фамилию, имя, отчество, должность, год рождения… Что еще?.. — Он вопросительно взглянул на директора, который в ответ молча пожал плечами. — Еще, пожалуй, напиши «за задержание двух вооруженных преступников» и вчерашнюю дату…
   Тимофей послушно написал все, что велел Иван Иванович. Слово «вооруженных» заставило его задуматься: одно «н» или два?.. Он написал с одним «н», потом добавил второе, перечеркнул и исправил еще раз. Теперь это слово при желании можно было читать и с одним «н» и с двумя. Тимофей вздохнул, отдал бумажку Ивану Ивановичу, еще раз пожал его большую рыхлую руку, смущенно кивнул директору и отправился в свой отдел.
   В милицию Тимофея вызвали через несколько дней, уже после того, как в исполкоме в торжественной обстановке ему вручили грамоту и наручные часы «Электроника» с дарственной надписью. На следующий день после вручения награды в вечерней газете появилась небольшая заметка о Тимофее, и он, возвращаясь с работы, останавливался у каждого газетного стенда и перечитывал эту заметку. А в киоске возле дома купил десять экземпляров газеты, пояснив старушке киоскерше, которую знал много лет: «Про меня сегодня написали». И показал — где… Старушка затрясла головой, сочувственно зацокала, но читать заметку не стала. Только отложила одну газету и, свернув ее, сунула в авоську, где лежали буханка хлеба и пакет с сахаром.
   Одно было досадно… Журналист, написавший про Тимофея, спутал отчество. Вместо Иванова Тимофея Кузьмнча в заметке говорилось про Иванова Тимофея Константиновича. Впрочем, знакомые едва ли обратят на это внимание. Большинство называло его просто Тимом, а многие, вероятно, даже и не помнили отчества…
   Вызов в милицию испугал Тимофея. Опять все придется объяснять сначала. Да еще, пожалуй, предложат показать эти его «приемы». Тут и Зорро не поможет… А если объяснить, как в действительности было, разве поверят!.. Все эти дни Тимофей присматривался и прислушивался к себе как бы со стороны. Однако ничего необыкновенного не замечалось… Все было привычно и обыденно. Пробовать останавливать время он больше не решался. А вдруг теперь ничего не получится! Сама эта мысль приводила его в ужас. Во всяком случае, если удивительная способность еще не исчезла, пользоваться ею надо с крайней осмотрительностью, в самых исключительных случаях. Скорее всего он владеет этой способностью в каком-то определенном объеме. В каком — он не знал… Любой объем составлял его Тимофея — богатство. А богатство следовало беречь…
   Он стал сосредоточен и молчалив… На работе это сразу заметили, но решили, что он просто задирает нос. Чтобы проучить «гордеца», условились при нем больше не вспоминать о его геройстве. Впрочем, когда Тимофея не было поблизости, разговоры неизменно возвращались к его поединку с бандитами. Вскоре некоторые девушки-чертежницы начали утверждать, что в Тимофее что-то есть… А Зойка Несерчаева во всеуслышание объявила, что всегда симпатизировала рыжим и вообще быть рыжим сейчас модно… И на следующий день перекрасила свои светлые волосы в рыжий цвет… Ее примеру последовали еще несколько чертежниц. Жора просто чернел и сох от неукротимой зависти, а Тимофей, казалось, ничего не замечал…
   — Прикидывается, — сверкая глазами, утверждала Зойка. Разыгрывает демоническую загадочность. Цену набивает! Ничего, подождем…
   Впрочем, ее терпение быстро иссякло, и Зойка, вероятно, чтобы «расшевелить» Тимофея, стала вдруг необыкновенно внимательной к нему и заботливой.
   А он, занятый своими мыслями, и этого не замечал. Когда Зойка на глазах всего отдела пропустила Тимофея перед собой вне очереди за кофе, он, вместо того, чтобы заказать кофе с пирожным и ей, заказал только одну порцию себе, а уходя от прилавка, ухитрился опрокинуть стакан с горячим кофе на ее новое платье. Он, конечно, расстроился, но совсем не так, как должен был, поэтому Зойка долго и безутешно рыдала в туалете, пытаясь отмыть с платья отвратительные коричневые пятна.
   Перед тем, как отправиться в милицию, Тимофей все-таки решил проверить, получается у него фокус со временем или нет.