По одному его взгляду полковник понял, что поездка не дала нужного результата. Вслед за майором шофер внес завернутый в мешок сверток. Это был большой зеленоватый прорезиненный мешок со специальным, герметически закрывающимся замком. Большой мешок с двумя лямками и пластмассовой ручкой наверху. - Нарушитель вышел на берег в два-три часа ночи, - докладывал Силантьев. - Судя по размеру скафандра, - это человек среднего роста. Он нес какой-то груз, который Сыл скрыт в море в этом мешке. Груз, видимо, тяжелый, так как след в почве от ног - глубокий. Следы ведут к полустанку Тихому. Слепки следов сделаны. Майор Силантьев на мгновенье замолчал и продолжал: - В три часа семь минут от полустанка отошел товарный поезд, в три сорок шесть проходил пригородный пассажирский, в четыре пятнадцать - еще один товарный поезд в обратном направлении. Номера поездов у меня записаны. Станционные работники не могли припомнить, чтобы на полустанке появлялся человек с чемоданом или мешком. Кассой на пригородный поезд ни одного билета не было продано. Автобусы ночью через полустанок не проходили. Вот все, что узнал майор Силантьев. Наступило минутное молчание. Полковник Коркин несколько раз прошелся по кабинету, то и дело оттягивая пальцем ворот кителя. - Надо побеседовать с каждым, кто был прошлой ночью на полустанке Тихом, особенно с работниками поездных бригад, - проговорил он, продолжая ходить. - Важно зацепиться хотя бы за какие-нибудь внешние приметы нарушителя, хотя он мог быть, как и Кованый каблук, в маскарадном костюме. Определить, в какую сторону он выехал с полустанка и выехал ли вообще. Поговорить с шоферами Тишинской МТС и гаража, не подвозили ли они попутчика. Снова наступило молчание. Снова одна и та же мысль неотступно мучила полковника. Видимо, эта же мысль преследовала и майора Силантьева. Он вздохнул и задумчиво проговорил: - Куда же он идет? - Разрешите, товарищ полковник, - как-то смущенно сказал лейтенант Садыков. Полковник остановился. Две пары глаз выжидательно смотрели на Садыкова. Лейтенант смешался и покраснел. - Ну, что у тебя, Сафар? - подбодрил его полковник. - Я, собственно, не об этом нарушителе, а о парашютистах. Все эти три месяца думал: где они хотели совершить диверсию? - неуверенно начал Садыков. Силантьев и Коркин ждали, - Я вспомнил об одной информации в центральной газете, - Садыков опять замялся, - и вот нашел эту информацию. Может быть, она даст ключ к этой загадке... Коркин и Силантьев подошли к столу лейтенанта. Тот раскрыл газетную подшивку и прочитал: "Семнадцатого января в Крыму закончилось строительство эфиромасличного комбината, который будет выпускать парфюмерную продукцию по новой, разработанной советскими учеными технологии. Первые пробы показали исключительно высокие качества духов. С началом сбора крымской розы комбинат приступит к массовому выпуску продукции". Ни майор, ни полковник не проронили ни слова. Силантьев только опустил веки и прикусил смешливо задрожавшие губы. - Я сам покупал вти духи. "Мир" называются. Очень хороший запах и долго не исчезает, - сказал лейтенант. Майор Силантьев не выдержал, улыбнулся: - То, что вы умеете отличить хорошие духи от плохих, - похвально. Но причем здесь диверсанты? Неужели вы думаете, что из-за какого-то парфюмерного предприятия, пусть даже такого, как этот комбинат, они будут рисковать людьми и средствами. Они деньги любят брать, а не выбрасывать их на ветер. - Подожди, Иван Ефимович, пусть выскажет свою мысль до конца, - остановил майора полковник. - Вот тут еще есть сообщение со всемирной Лейпцигской выставки, - совсем неуверенно продолжал лейтенант и развернул другую подшивку. - Сейчас, здесь: - он нашел пальцем нужную строчку. - "...Огромный интерес у посетителей выставки вызвали новые советские духи "Мир". По сообщениям многих буржуазных газет, советские духи во много раз превосходят по стойкости всемирно известные духи фирмы "Flower". Так, корреспондент газеты "Палф" пишет, что платок, надушенный советскими духами, сохраняет запах после трех стирок. По сообщению того же корреспондента, многие торговые компании, постоянные потребители продукции фирмы "Flower", намерены отказаться от ее услуг и заключить торговые соглашения с советскими представителями", - кончил читать Садыков. Майор Силантьев медленно отошел от стола, молча сел в кресло, потер ладонями колени. - По-моему, это неосновательное, если хотите, несколько наивное предположение, - сказал он после минутного молчания. - А мне кажется, тут стоит подумать. В предположении Садыкова есть какое-то зерно, - ответил полковник Коркин. - Это, может быть, опять дело рук генерала Кейка. Как мы убедились по прошлой операции, наряду с серьезной шпионской работой, проводимой по государственной линии, он не брезгует любой авантюрой, не откажется и от частного, так сказать, заказа за хорошие деньги. Вполне логично предположить, что он подрядился выполнить заказ этой самой фирмы "Цветок". Психологию Кейка понять не трудно: получить хороший куш, а потерять - почти ничего. Двух-трех диверсантов, которых он сам же делает из подонков общества, да несколько килограммов взрывчатки. Игра стоит свеч, тем более, что местонахождение комбината ему известно из прессы. - Для подобной диверсии едва ли была бы необходимость в радиостанции, возразил майор. - Сыч может быть постоянным агентом Кейка, связником, или по выполнении диверсии должен стать им, - вставил лейтенант. - Правильно, - поддержал его полковник. - Поэтому он и окопался вблизи комбината. Можно предположить, что после гибели самолета Сыч просит прислать других диверсантов и взрывчатых веществ. - Но той взрывчатки, что была найдена с парашютом, едва бы хватило для того, чтобы уничтожить такой комбинат, - не сдавался Силантьев. - Ее необходимо было бы применить только в одном месте; ну, в крайнем случае, вывели бы из строя один цех, и только. - На этот раз, Иван Ефимович, я с тобой совершенно не согласен, возразил полковник. - Как показал анализ, каждый брусочек этой взрывчатки по силе взрыва равен сотням килограммов динамита, но не в этом дело. А вот то, что этой взрывчатки было мало, - это как раз и заставило меня задуматься над версией лейтенанта. Где у вас карта Крыма? Лейтенант Садыков быстро вынул из ящика стола сложенную в гармошку карту и развернул ее на столе. - Надо предполагать самое худшее, что только мозкет придумать враг, продолжал полковник Коркин. - Замысел Кейка может быть гораздо шире, и тридцати-сорока килограммов взрывчатки в этом случае вполне достаточно для того, чтобы уничтожить много больше, чем один эфиромасличный комбинат, Смотрите сюда, - указал полковник на горную местность на карте. - Комбинат выстроен в этом городе, - конец карандаша уперся в черную точку на берегу моря. - А теперь взгляните выше. В пяти-шести километрах от города в горах расположено большое озеро. В нем миллионы кубометров воды. Как видите, глубокое узкое ущелье от плотины озера, мимо села Заветное, выходит прямо на город, - провел полковник карандашом по карте. - Чтобы подорвать плотину, загораживающую ущелье, взрывчатки нужно совсем немного. Полковник бросил карандаш на стол и резко выпрямился: - Случись такое... Это - гибель комбината, гибель порта, гибель многих тысяч советских людей! Вот тебе, Иван Ефимович, и парфюмерия!
   КУДА ДЕВАЛСЯ ГЕОЛОГ?
   Отряд поднялся рано. Было тихо и прохладно. Над озером стлался туман. На отяжелевшей траве блестели капельки росы. Дым от костра столбом тянулся вверх. Это предвещало хорошую погоду на день. Поеживаясь от утренней свежести, ребята спешно умывались и торопились к веселому костру, где уже закипала в ведре вода для какао. Галя Пурыгина чистила колбасу, Ваня Горелов открывал перочинным ножом банки со сгущенным молоком. Вера Алексеевна, растирая лицо вафельным полотенцем, остановилась возле шалаша, взглянула на грушу, на которой висел вчера мешок Матвеева, и задумчиво проговорила: - Как будто бы и не приходил, а мешка нет... Странный человек. Исчез и даже не предупредил. Тебе не говорил Иван Иванович вчера, куда он пойдет? - спросила она Сбитнева, копавшегося в своем рюкзаке. - Нет, не говорил. Он вчера был какой-то чудной, - Сбитнев поднялся. Всю дорогу на гору очень торопился, молчал и злился. А через пять минут, когда вернулся с горы, - опять стал веселый и спокойный. - С какой горы? Вы на осыпи были? - Никакой осыпи я не видел. Иван Иванович отдал мне молоток, а сам даже не посмотрел на камни. Наверх взошел и быстро вернулся. Потом сразу заторопился обратно. Мы только у памятника Ване Пронину немного задержались. Тут он опять почему-то разозлился. Потом сказал: "Почтим память героя!" Вот и все. Ну, а когда спустились вниз, он остановился вон в тех кустах и сказал, что подойдет через минуту. Больше я его не видел. - Да, действительно странно, - проговорила учительница. Ее серые глаза насторожились, в уголках рта появились резкие складочки. Наскоро позавтракав, отряд двинулся вверх по склону горы. Идти было тяжело. Ноги, натруженные за прошедший день, побаливали. Подъем был крут. Часто делали привалы. Несмотря на то, что застоявшийся воздух на теневой стороне горы был холодный, у ребят на лбу выступила испарина. Так, с частыми остановками, шли минут сорок. Наконец, лес поредел, и, пробравшись через кустарник, отряд вышел на плоскогорье, щедро освещенное утренним солнцем. Ребята в изнеможении опустились на каменистую почву, поросшую сочной травой. Перед их глазами открылась живописная картина. Лесистые горы чем дальше, тем становились прозрачнее. Издали панорама гор и плоскогорья казалась пушистым зеленым ковром, собранным в мягкие складки. Передний краем гигантский ковер опускался в море. Лес слабо парил. Погода была ясной. Одно облако кольцом обвивало далекую гору, отчего казалось, что вершина горы повисла в воздухе. В ущелье, откуда поднялся отряд, еще плыла седоватая дымка. Озера отсюда не было видно. А на противоположной стороне ущелья, у самого края плоскогорья, на каменном постаменте возвышался, сверкая на солнце золотом звезды, памятник Ване Пронину. Отдав салют обелиску, отряд двинулся по направлению к морю. Шли больше часа. Нагорье было слегка всхолмленным. Кое-где зеленели небольшие заросли леса и кустарников. На холмах почти не было растительности, зато ложбины между холмами заросли густой и сочной травой. Вера Алексеевна, как и прежде, рассказывала ребятам о том, что их окружало, но Сбитнев заметил, что она совсем не улыбалась. Исчез ее прежний задор, и по лицу то и дело пробегала тень скрытой тревоги. Только однажды Вера Алексеевна засмеялась. Ребята давно заметили впереди пасущуюся отару овец. Подойдя ближе, все удивились: овцы были каменные, из серого, с синеватым оттенком известняка. Даже вблизи эти камни поразительно напоминали лежащих и стоящих в разных позах животных. Тузик, бегавший между застывшими каменными овцами, усиливал это впечатление. Всюду в камнях виднелись глубокие овальные отверстия. Некоторые камни были продырявлены насквозь и просвечивали. - Что это, их шашель, что ли, побил? - с веселым недоумением спросила Оля Пахомова. Вот тут-то Вера Алексеевна и засмеялась, но как-то не от души, и учительским тоном спросила: - Как образовались эти камни, кто скажет? - Вода разъела, - ответил Коркин. - Правильно! Вода, в которой всегда есть углекислота, - злейший враг известняковых гор. Она разрушает их ежедневно и ежечасно. Видите, какие здесь прекрасные луга, - указала она на долину, - но скот пасти можно далеко не везде, потому что нет воды. - Но ведь бывают же дожди, ливни?! - изумилась Оля Пахомова. - Бывают. Но вода моментально, как через решето, уходит в землю. Там, внутри этих гор, сотни каналов, галерей, есть подземные залы, озера, протекают реки. Это плоскогорье приносит жителям Крыма очень большую пользу. Оно собирает и распределяет атмосферную влагу и поит ею весь полуостров. Здесь берут свое начало множество речек, текущих и на север и на юг, - объясняла Вера Алексеевна. Этот рассказ взволновал ребят, и они еще долго оглядывались на застывшую каменную отару, тщетно ожидавшую неуловимой воды. С севера подул свежий ветерок. Впереди отряда, возле горбатой горы, стали сгущаться облака, превращаясь в тяжелую свинцовую тучу. - Как бы дождь не пошел, - опасливо проговорила Галя Пурыгина. Ребята то и дело посматривали в сторону горы; оттуда доносился глухой рокот. Вновь набежавший ветер дохнул влагой. А фиолетовая туча клубилась, все больше и больше окутывала и вот уже совсем скрыла горбатую гору. Все чаще погромыхивал гром. Казалось, это гора, отгоняя тучу, недовольно бормочет и шевелится, задевая каменными боками соседние горы. Но вот ветер стал рвать тучу на небольшие лоскуты и уносить их в сторону моря. Через полчаса от нее остались только жалкие хлопья. Гора успокоилась. Отряд спускался все ниже и ниже. Теперь уже с южного склона плоскогорья хорошо был виден извилистый берег моря. Входя в глубокое ущелье, ребята услышали какой-то шум. Чем дальше они шли, тем шум становился сильнее. Наконец, между деревьями, прямо перед собой ребята увидели водопад. Падая с пятиметровой высоты, поток ревел, разбиваясь об огромные камни на мириады брызг. - Дождь поднял воду, - стараясь перекричать рев водопада, громко сказала Вера Алексеевна. - Как бы не снесло мостик. Вслед за учительницей пионеры поспешно поднялись по камням вверх и метрах в шестидесяти выше водопада увидели зыбкий, из трех жердей, мостик, переброшенный с берега на огромный валун. Начали переправляться. Большинство ребят смело переходили по пружинящим жердинам на валун, а затем, прыгая с камня на камень, достигали противоположного берега. Задержка получилась с Галей Пурыгиной. Несколько раз она всходила на мостик, но, взглянув вниз, где совсем близко под ногами двигалась мутная пузырчатая вода, боязливо отступала назад. - Не смотри на воду, гляди на меня! Ну, смелей, смелее, решительней! подбадривала ее с валуна Вара Алексеевна. Наконец, девочка робко прошла до половины мостика и бегом проскочила оставшееся до учительницы расстояние. - Вот и все! А ты боялась, - подхватила ее Вера Алексеевна и, помогая прыгать с камня на камень, повела к берегу. По мостику стал перебираться Коркин с Тузиком на руках. Он сосредоточенно смотрел на жерди, выискивая место, куда ступить. Сзади за ним наблюдали Сбитнев и Шумейкин. - Смотри, смотри, как Ягодка идет! Трусит, как девчонка, - толкнул Сбитнева Шумейкин. - Пугнем его, а, Витя? Глазки Шумейкина недобро загорелись, уголки большого рта поплыли к ушам. Когда Коркин дошел до середины мостика, Шумейкин озорно подмигнул Сбитневу, взбежал на упругие жерди и слегка подпрыгнул на них. Коркина подбросило. Балансируя всем телом, он закачался из стороны в сторону, оступился, выронил Тузика и, взмахнув руками, свалился в поток. Ребята, видевшие его падение, в ужасе закричали. Вера Алексеевна оглянулась, изменилась в лице, рванула с плеч лямки рюкзака. Но Сбитнев опередил ее. Бросив Шумейкину под ноги мешок и фуражку, он прыгнул с берега в воду. Окунувшись с головой, Коркин вынырнул, проморгался и попытался плыть. Но тяжелый рюкзак и намокшая одежда сковывали его движения, тянули вниз. Коркин стал изо всех сил махать руками, стараясь удержаться на поверхности. Руки путались в ремнях фотоаппарата, натыкались на всплывшие термосы. Лицо то и дело закрывала висевшая на шнурке шляпа. Поток все быстрее и быстрее относил Васю вниз по течению. - Спасайте! Спасайте! - метался на берегу Шумейкин. А с другого берега неслись голоса: - К камням прибивайся, Вася. - К берегу греби, к берегу! Но Коркин не понимал, что ему кричали. Испуганные голоса сливались в одно протяжное "а-а-а-а". Впереди нарастал гул водопада, на дне глухо перестукивали камни. То и дело ногами мальчик нащупывал их, на мгновенье упирался, но вода неумолимо тащила его дальше. Тузик, барахтавшийся некоторое время рядом, бросил своего хозяина и повернул к берегу. Коркин увидел сбоку плывущую жердь. "Наша. По ней мы переправлялись", - как-то механически подумал он. Вася хотел было ухватиться за жердь, но отяжелевшая рука не дотянулась, и жердь, обогнав его, проплыла мимо. Взглянув по направлению ее движения, Коркин увидел, что метрах в тридцати впереди вода, изгибаясь горбом, обрывается: оттуда, куда она падала, доносится страшный гул. Носок ботинка снова ударился обо что-то твердое. Коркин изо всех сил уперся ногами в камень и сразу почувствовал, как напирает сзади вода, рвет за штаны и рубаху, тянет вперед. Насмерть перепуганные ребята бежали вслед за Коркиным по берегу. Сбитнев, отчаянно работая руками, плыл вразмашку; он быстро нагонял Коркина. Вера Алексеевна сорвала с рюкзака страховую веревку, обогнала ребят и бросилась в воду. Поток сбил ее с ног. Но учительница быстро вскочила и взметнула веревку: - Держи-и-и-и! - крикнула она. Но Коркин не расслышал. На мгновенье он снова увидел жердь. Набирая скорость, она скользнула на гладкой поверхности переката, высунулась до половины из воды и, мелькнув концом, исчезла. Вася напрягал последние силы, но камень, о который он опирался, сдвинулся, ушел из-под ног. Коркин вскрикнул и захлебнулся. Упрямая сила связывала ему руки и ноги, переворачивала его тело. Мальчик только ловил мгновения, чтобы вдохнуть воздух. Конец веревки пролетел над ним. "Все!" - мелькнуло в его сознании. Он зажмурился. Перед глазами встало клокочущее пеной дно, ребристые камни, о которые разбиваются стеклянные струи водопада. Что-то больно ударило в бок. Коркин открыл глаза и увидел два зубчатых камня, торчащих из воды. Мальчик судорожно ухватился левой рукой за один из камней. Но вода безжалостно потянула тело вперед, и пальцы соскользнули. - А-а-а-а-а, - отчаянно закричал Коркин. В это мгновенье Сбитнев врезался между камнями. уцепился за них и, вытянувшись, успел схватить Коркина за рюкзак. Только теперь, увидев прямо перед собой огромную волну переката, Витя вздрогнул от ужаса: в десяти метрах впереди была верная смерть. Напрягаясь изо всех сил, он подтянул к себе Коркина. - Не бултыхайся зря! Хватайся руками! Да не за меня, за камень, - крикнул он в искаженное страхом лицо Коркина. Коркин прижался к спасительному камню, встал на ноги, глаза его начали приобретать осмысленное выражение. - Я думал - все! А ты здорово!.. Не побоялся! - благодарно посмотрел он на Сбитнева. - Ладно тебе! Еще целоваться полезешь! Держись крепче! - прервал его Витя. - Я всем расскажу, какой ты!.. - не унимался взволнованный до слез Коркин, окончательно поверив в свое спасение. - Хочешь, я тебе полевой бинокль подарю? И дружить с тобой будем, - бормотал он, стоя по грудь в воде и постукивая зубами. - Идет? Я давно собирался тебе сказать... - Лови-и-и! - донеслось до мальчиков. Вера Алексеевна снова, как лассо, бросила веревку. Сбитнев ловко поймал конец ее, крепко обвязал Васю под руками. Он с облегчением вздохнул, когда увидел, что, растянувшись цепочкой вдоль веревки, ребята потащили Коркина к берегу, где по пояс в воде встречала его Вера Алексеевна. ...Целый час сушились на поляне перед водопадом. Мокрую одежду развесили на кустах и камнях. Девочки помогли Коркину разложить для просушки содержимое рюкзака. К счастью, он был крепко затянут, вещи и продукты только чуть подмокли, а фотопленки, за которые больше всего волновался Коркин, оказались совсем сухими. Сбитнев в одних трусах сидел в стороне ото всех на зеленой лужайке. Он злился на ребят за то, что они восхищались его поступком. Еще он бранил себя за то, что напрасно обругал Галю. Она встретила его на берегу первой и, радостно блестя глазами, протянула руки: - Ой, Витя, как же это ты решился! - Ну, что глаза вытаращила? Или не видела!- грубо перебил ее Сбитнев; У Гали упали руки. Она вспыхнула и отвернулась. Витя и теперь видел перед собой растерянное, сразу как-то осунувшееся лицо девочки. Он исподлобья покосился в ее сторону и с минуту наблюдал за тем, как Галя тщательно протирала платком фотоаппарат Коркина. Надо бы извиниться, но Сбитнев стыдился, не умел и не знал, как это сделать. - Ты что так насупился? Может быть, ушибся? - подошла к нему Вера Алексеевна, уже переодевшаяся в клетчатую кофту и черные сатиновые брюки. - Да нет. Я ничего... - О доме, может быть, беспокоишься? - Вера Алексеевна села рядом со Сбитневым и стала заплетать конец тугой пшеничной косы. - Мать выздоровела? - Да, уже работает... - Ты хорошо делаешь, что помогаешь маме по дому,-участливо сказала Вера Алексеевна. - Только не надо особняком держаться. А то ты все "сам" да "сам". Ни с кем, порой, ни считаться, ни советоваться не хочешь. Сбитнев недовольно засопел. - Вот и вчера, - купаться пошел самовольно да еще и Коркина с собой сманил. - Мы и не купались совсем. Просто я захотел лицо сполоснуть, - сразу ощетинился Сбитнев. - А ведь Олег Шумейкин не пошел, хотя ему, наверное, тоже было жарко. Он ничего без разрешения не станет делать. "Эх, не знаете вы еще Олега!" - хотел было сказать Сбитнев, но вместо этого насмешливо пробормотал: - Поэтому он и Васю не стал спасать. - Сбитнев чуть не сказал, что, вдобавок, Коркин и упал-то по вине Шумейкина, но спохватился и промолчал. - Вот за Коркина тебе еще раз спасибо. Здесь ты действовал правильно!
   ПЕРЕПЛЕТЧИК
   Высокая лесистая гора защищает село Заветное от холодных северных ветров. У самой подошвы ее белеют два ряда одинаковых, как близнецы, домиков переселенцев. Ниже прячется в зелени садов старая деревня. А еше ниже и до самого города на берегу моря четкими рядами тянутся виноградники колхоза. С одной стороны села - глубокое ущелье, по дну которого весело бежит маленькая, но быстрая речушка, с другой - начинается густой лес. Было часов десять утра, когда Матвеев вышел на опушку леса и в полкилометре от нее увидел село. Неподалеку на проселочной дороге стояла старенькая, видавшая виды полуторка. Матвеев огляделся по сторонам и пошел в заросли терна, окаймлявшие дорогу. С трудом продравшись сквозь колючие перепутавшиеся ветки, он остановился на маленькой полянке и снял с плеч тяжелую ношу. Сел, неторопливо смахнул с лица рукавом пот и развязал мешок; вынул из него затасканный клеенчатый портфель. Мешок завязал и спрятал под куст, тщательно прикрыв его сверху ветками. Спустя несколько минут Матвеев остановился перед полуторкой, под которой лежал вверх лицом шофер. - Что, браток, засел? - участливо спросил Матвеев. Из-под машины выбрался паренек лег шестнадцати, с рыжей копной волос на голове и с конопатым, измазанным автолом лицом. - Кардан шалит, - сказал паренек и вопросительно оглядел незнакомца. - Фаэтон у тебя - что надо! - кивнул, смеясь, Матвеев на ободранную, всю в заплатах машину. - Закуривай! - протянул он пачку папирос. - Это можно, - солидно проговорил шофер и грязными пальцами, осторожно, как стеклянную, взял папиросу. Он неумело прикурил и с первой же затяжкой до слез закашлялся. - И давно ездишь на ней? - похлопал Матвеев по облезлому капоту машины. - Два месяца как за рулем. Ее хотели в утиль списать, да я под свою ответственность взял, - сказал паренек подчеркнуто серьезно и с достоинством, которое совсем не вязалось с полудетским выражением его лица. - Председательша наша так и сказала: "Ладно уж: доламывай, Георгий Иванович!" - это, значит, я, Жорка. "Ты, говорит, спец по этой части". А я еще на ней пользу колхозу приношу. Правда, далеко от села нас не пускают, - любовно погладил Жорка выщербленный борт машины, - больше по внутреннему маршруту ходим: конюшня, огород, коровник. Матвеев только понимающе кивал, потом прищурил глаз: - А что? Ее еще на ноги можно бы поставить. Наверное, председатель денег жалеет. - Да не председатель, а бухгалтер Рязанов. У-у-у, какая жила. Первый зажимщик финансов, - оживился Жорка. - На гайку и копейки не выпросишь. Подумайте только! Человек как человек: песни поет красиво, пляшет засмотришься, а стоит о кредите заикнуться - сразу задний ход дает! Матвеев разочарованно свистнул: - А я думал подработать у вас: журналы переплести, бухгалтерские документы... Переплетчик я. Выходит, не стоит и связываться? - Да чего, попробуйте, - неуверенно протянул Жорка. Он поднял с земли заводную ручку: - Садитесь, подвезу! С минуту Жорка усиленно крутил ручку. Машина вздрагивала, скрипела, но не заводилась. - Я, пожалуй, пешком пойду, - улыбнулся Матвеев. - Ладно. Я догоню вас, - смущенно ответил Жорка и еще энергичнее закрутил ручку. Полуторка, наконец, чихнула и скрылась в клубах дыма. Матвеев оглянулся и увидел, что Жорка на четвереньках снова забирается под машину. В комнате правления колхоза за столами сидели Двое: у окна молодая белокурая женщина с темным родимым пятном на щеке что-то писала; в углу, под табличкой "счетовод" - тщедушный мужчина в старомодном пенсне на крупном лиловом носу ловко щелкал костяшками больших канцелярских счетов. Не поднимая от стола своей большой лысой головы, оц испытующе скосил глаза на вошедшего Матвеева. - Вам переплетчик нужен? - подошел к столу счетовода Матвеев и без приглашения сел на стул. - Я из города пришел. - Из какой артели? - не меняя позы, спросил счетовод. - "Картонажник". - Как будем рассчитываться - перечислением или наличными? - Лучше наличными. Работы много? - Порядком, дня на три. - Когда приступать? - Пожалуй, завтра. Надо еще кое-что подготовить... За спиной Матвеева открылась дверь с табличкой "председатель". В комнату вошла пожилая женщина. На кофте у нее были орден Боевого Красного Знамени и медаль партизана. - Аполлон Никитич, сводка готова? - басовито спросила она. - Готова, - подал счетовод исписанный листок. - Вот, тут переплетчика дня на два-три берем. Куда бы его на квартиру определить? Председатель бросила взгляд на широкую спину Матвеева, который даже не повернулся к ней лицом. - Да возьми к себе, Аполлон Никитич. У вас место есть. Или поговори с бухгалтером. Ему, холостяку, все веселее будет. В коридоре затопали чьи-то быстрые мелкие шажки, дверь шумно распахнулась, и в комнату вбежала раскрасневшаяся, взволнованная Зинка. Как и накануне, при встрече с пионерами-туристами, светлые косички ее задорно торчали во все стороны. - Где Леонид Захарович? - звонко и смело спросила она, увидев пустой стол бухгалтера. - Зачем он тебе понадобился? - улыбнулась Елизавета Петровна. - Нужен по очень-очень важному делу. Елизавета Петровна вопросительно посмотрела на счетовода. - В магазин побежал за папиросами. Сказал, что скоро будет, - ответил тот. Зинка выскочила на улицу. Елизавета Петровна, усмехаясь, покачала ей вслед головой и скрылась в своем кабинете. Женщина с родинкой на щеке кончила писать, осторожно положила ручку на стеклянную чернильницу и подошла к счетоводу. - У Елизаветы Петровны в кабинете никого нет? - спросила она. - Я не дежурный, не знаю, - бросил тот, даже не взглянув на нее. Женщина подняла брови, виновато посмотрела на Матвеева, как бы извиняясь перед посторонним человеком за нетактичность счетовода, и вошла в кабинет председателя. Матвеев встал: - Может быть, покажете квартирку?